Текст книги "Доверься, он твой"

25

– Привет, сосед. – Виктор Николаевич махнул рукой, в которой держал длинное полотенце. Он шел умываться. Федор всякий раз удивлялся, почему Зацепин каждый вечер уносит его домой. Боится, что украдут из душевой? Но во всем поселке только они с ним бывают в будни.

– Привет, – отозвался Федор.

– Есть предложение! – крикнул Виктор Николаевич. – Заходи минут через пятнадцать. Поговорим.

У Федора выходной, он перетрудился на прошлой неделе, когда привезли новых рыбок. Сейчас они на карантине.

Он пил кофе на крылечке и наблюдал за соседом. Сосед прошел наконец, укутав полотенцем шею, в дом. Интересно, что он от него хочет?

Федор отнес кофейную чашку на веранду, поставил в мойку, сунул ноги в кроссовки и пошел к забору. Привычным движением влез на яблоню, незрелые яблоки качнулись, но не опали. «Богатырь» созреет позже всех. Спрыгнул за забором, на территории соседа.

– Ты когда-нибудь сломаешь яблоню, – проворчал Зацепин, когда Федор вошел.

– Не-а, – бросил Федор.

– Вообще-то вы, якуты, ловкие люди. – Он усмехнулся.

Федор резко повернулся к нему. Он слышал, как однажды Зацепин внушал маленькой Марине, что ее приятель только сейчас такой красивый. А когда вырастет, то у него будет широкое, плоское, как сковородка, лицо.

– Черное, да? – спросила тогда Марина.

Раздался смех соседа:

– Нет, белое, но с желтизной…

– Потому что желтуха?

– Потому что якут.

Следом – ее печальный голос:

– Такая болезнь?

Голос отца:

– Что-то вроде. Она не лечится…

Потом, когда им было по пятнадцать, они смеялись над ее отцом. Марина, притянув его лицо к своему, говорила:

– Никакое не плоское, такое же красивое. Он мне все врал, да?

Но потом они с Мариной разошлись. Не потому, что он якут… Так вышло.

– Вообще-то якуты, – не унимался Зацепин, – отличаются не только ловкостью, но и хитростью. Знаю, знаю, бывал в ваших краях. Я тоже топтал тайгу, – он пошлепал ногами по полу, – не только твой дядя Миша, – добавил он. – Но ты молодец, не обижаешься.

– А есть на что? – тихо спросил Федор.

Виктор Николаевич бросил на него быстрый взгляд, потом на пустую улицу за окном.

– Да брось, это я так. В общем, как я понял, кофе ты пил, да я на тебя и не варил, – сказал он, выключая кофейник. – У меня к тебе предложение. Деловое. Конфиденциальное.

Федор уставился на него. Ему хотелось спросить, не перепутал ли он его с кем-то.

– Хочешь поехать в Якутию?

– Куда?! – Брови Федора поползли вверх.

– А ты думал, почему я про якутов разговор завел? Чтобы подготовить тебя к предложению. Наверняка спишь и видишь родину предков. Но сам там не бывал. Да ты садись.

– Вы как будто, Виктор Степанович, заглянули в мои сны. – Он усмехнулся, сел напротив на гнутый венский стул, такой старый, что он скрипел и качался. Но Федор не обращал внимания. Увидеть Якутию! – Когда? – спросил он быстро.

– Вчера, – засмеялся Зацепин.

– А что делать?

– Сопровождать. Группу туристов. Довезти, сдать. Все дела.

– Согласен.

– По рукам. – Федор протянул руку, Зацепин накрыл ее своей и пожал.

– А как оплачивается мой труд? – с некоторым вызовом в голосе спросил Федор, пытаясь прислониться к спинке стула. Денег на вожделенную голландскую рыбку все еще не хватало.

– Достойно, не сомневайся. – Зацепин похлопал его по плечу. – Да, сестре – ни звука. Ты быстро обернешься. Туда, там несколько дней и обратно. Я все распишу. Если что – скажешь, что послали от зоопарка в командировку на Можайское море. Там тоже рыба водится. – Подмигнул.

Федор засмеялся.

– Вообще-то я перед ней не отчитываюсь. – Он отвернулся от Зацепина и вздрогнул. Тот сидел в кресле, в котором он нашел мертвую бабушку. Потом взглянул на холодильник. Дверца пустая, на ней только грязные потеки.

Федор поежился, Зацепин заметил.

– Зябко от нетерпения?

– Вроде того, – кивнул он. – Я пойду. Просигналите?

– Обязательно, – сказал Зацепин. – Да, Федюня. – Его голос переменился. – Наши геологи хотят отметить юбилей Михаила Александровича как следует. Они наслышаны о карте. Я думаю, там, на небесах, он только порадуется, что его помнят до сих пор и им восхищаются. – Сосед закинул голову вверх, Федор заметил, как прядь, прикрывающая темя, откинулась, обнажая лысину. Привычным движением руки он вернул ее обратно. Значит, это у него давно, подумал Федор. – Может, принесешь еще раз?

– Ладно, – сказал Федор.

– Мы ее переснимем, а ты положишь на место. – Виктор Николаевич подмигнул. Потом протянул руку и снова похлопал Федора по плечу: – Сестре ни звука. Сюрприз.

Федор засмеялся:

– Разумеется.

Федор ушел, сосед проследил, как он перелезает через забор, усмехнулся. Потом вынул из кармана широких спортивных брюк мобильник и нажал кнопку с цифрой «1».

– Свет души моей, – с придыханием произнес он, – ты уже не спишь? – Услышав ответ, от которого заныло в животе, засмеялся: – Бесстыдница! Ну да, я… я лишил тебя такого вредного качества, как скромность. Я рад. Но мы об этом еще поговорим. Сообщаю, малый согласен. Карту принесет. Точно. Ага, еще раз. Целую. Сама знаешь куда…

26

Светлана с тщательно приготовленным миру лицом сидела перед компьютером. На ней был белый халат, который она надела еще в лабораторном корпусе. Она знала, что в нем выглядит юной – у него нужный оттенок белого.

Она встретила в коридоре Катерину и никак не могла сосредоточиться. Впрочем, они давно уже только здороваются. Ну ничего, ничего, успокаивала она себя, все пойдет по плану. Катерине не обойти ее, твердила она себе, словно вдалбливая мысль в пространство. У нее есть все, чтобы обезвредить чужой успех.

А успех есть, это, к сожалению, известно не только ей. Но ведь он бывает временным, мимолетным, скоротечным. Его нужно вовремя зафиксировать. Упустишь час – успех перейдет к другому. К ней, Светлане Поляковой. Будет доказано, что лекарство Катерины Веселовой не работает, а ее, Светланы Поляковой, ставит на ноги лежачих. Тогда ее соединение объявят лекарством.

Светлана вздохнула. Конечно, у Катерины есть особые причины желать успеха. Ее мать… И это правда, что препарат работает. Как правда и то, что завершающий успех – дело точного расчета.

Они с Виктором рассчитали все, до минуты. Он талантливый землепроходец. Проходец… проходимец… Она фыркнула. Можно сказать и так. Но он нужен ей такой.

Виктор уже прожил одну жизнь. С ней у него начнется вторая жизнь, яркая, обеспеченная, бестревожная. У нее тоже. Глаза блуждали по экрану, наткнулись на заголовок – «Брачный договор». Ага-а…

Светлана быстро пробежала глазами по тексту. Почувствовала некоторую неловкость. Но… При чем здесь чувства или ощущения? Если она станет автором такого лекарства…

Она поежилась. Такого лекарства, которого нет в мире… Конечно, поспешила она добавить, она верит Виктору – сейчас, сегодня. Но человек зависит не только от себя. Да, так будет лучше. Оговорить сразу, что она безраздельная владелица своего препарата. А когда пойдут деньги, она станет тратить их на жизнь с Виктором.

Светлана улыбнулась. Вряд ли он обидится: в конце концов, романтический возраст они оба миновали. Слава Богу, остались живы. К тому же у него дочь… У них появятся свои дети, общие, они получат все, что она заработает.

Между прочим, они могут родиться довольно скоро – нет времени тянуть. Как только с препаратом все решится, она этим займется.

Светлана почувствовала над верхней губой капельки пота. Спокойно, приказала она себе. Все будет так, как задумано.

Дверь открылась, и вошла лаборантка.

– Светлана Михайловна, вы просили распечатать.

– Очень вовремя, – бросила она не глядя. – Да, между прочим, ты не видела – Катерина еще здесь? Или ушла?

– Она у начальника. Такая хорошенькая, как никогда.

– С чего бы это? – насмешливо спросила Светлана.

– Говорят, ее документы отправляют на регистрацию.

– Вот как? – Светлана резко повернулась на стуле.

– Ага, результаты потрясающие. Старички не просто ходят, бегают.

– А я слышала, что в подмосковной лечебнице больные отказываются принимать ее препарат. Я сама ей звонила, когда узнала, – сказала Светлана. – Чтобы предупредить.

– Да нет, там давно все в полном порядке.

– Еще бы нет, – бросила она. – Все в порядке стало после того, как им стали давать и мой препарат тоже.

Лаборантка ушла.

Светлана знала, что сегодня же об этом разговоре узнает Катерина. Все следят за негласной схваткой конкуренток. Болтают, что кое-кто заключил пари – больше народу поставило на Катерину. Но ничего, Светлана Полякова лишит их денег.

– Начнем, пожалуй, – пробормотала она, вынула мобильный телефон. – Карта у тебя? Я еду, – сказала она.

Быстро встала, сдернула плащ с вешалки, шелестя длинными полами, на ходу вдела руки в рукава, закрыла за собой дверь. Ее машина стояла недалеко от ворот, на обочине. Она села за руль и поехала в сторону кольцевой дороги.

Сейчас они вместе с Виктором изучат карту, исследуют каждый миллиметр. Привыкшая работать с микродозами, она знала, что мельчайшие доли меняют все. Они не могут ошибиться.

Виктор ждал. На столе лежала копия карты.

– Отлично, Зацепин.

– Рад стараться. – Виктор улыбнулся. – Ты редко хвалишь, а это так приятно.

– Ничего, скоро узнаешь, как я могу хвалить, – пообещала она. – Но я ехала и думала, может, все-таки закинуть старичков в Подмосковье. Знаешь, сколько сэкономим на той же аренде? – Она говорила, он молчал, словно позволяя ей высказаться. – Значит, все-таки в Якутию? – Светлана постучала алым ногтем по карте. – Хотя красных точек полно в Подмосковье. Мы сэкономим спонсорские деньги, Виктор. Разборные домики ты можешь взять в своем тресте, напрокат. Пансионат вырастет за ночь.

Виктор повернулся, отставил кружку, пиво качнулось в стеклянных берегах. Он почти ничего не выпил.

– Что значит женский разум: даже в такой прелестной головке, как твоя, и то… – Он нарочито шумно вздохнул. – Представь себе плотно населенное Подмосковье. Место, которое все знают как дурное. Ты появляешься с кучкой стариков, строишь им домик кума Тыквы…

– Ты хорошо помнишь детские книжки, – засмеялась она.

– Читал дочке. Скоро и ты выучишь наизусть. – Он подмигнул ей. – А представь себе якутскую тайгу…

– В общем-то верно. Якутский вариант надежнее. К тому же если спонсор готов заплатить за перелет хоть в Антарктиду, почему нет? Кстати, а подземный пожар не закончился? – спросила она. – Ведь столько времени прошло, как Соломин рассказывал.

– Приходите через тысячу, – рассмеялся он. – Приглашаю.

– Поняла, – сказала Светлана, усаживаясь за стол и склоняясь над картой.

Она заметила, как жирно Михаил Александрович обводил зеленым места силы. Понятно, они нравились ему больше, чем те, которые приходилось обводить красным.

Светлана видела его только однажды, но запомнила так, что могла даже сейчас сказать, что у него были ярко-синие глаза на загорелом лице, прямая спина, длинные пальцы без всяких стариковских шишек и наростов. Да его стариком-то назвать можно было только из вредности. От него самого исходила сила. Он сам был вместилищем силы.

Такие люди встречаются редко, потому что рождаются тоже редко. Свободные, уверенные, бесстрашные. Но такие, как говорит Виктор, вырастают на жирной почве. Их предки задолго до них боролись и отвоевали все, что надо для беспечальной жизни. Они не мучают себя вопросами: «А можно мне?..» Можно, потому что родились с ощущением того, что им можно.

А Виктор?

Светлана подняла голову от карты. Он сидел за столом, перед ним стояла кружка пива, он цедил его сквозь зубы, не спеша. Непохоже, что получает удовольствие. Он о чем-то думает.

Она снова опустила голову. Виктор заставляет себя быть сильным, бесстрашным. Но, как всякий человек, идущий на ощупь, может ступить не в ту зону. Потому что зоны беды и зоны удачи, как хорошо видно на карте, легко перетекают друг в друга.

Она снова подняла голову и уставилась на холодильник. Его дверца пуста, но она ясно видела магнитики у брата Катерины, Федора. Виктор думает, что она не догадалась. Догадалась, причем не она одна. Когда Михаил Александрович намекнул, ее осенило. Ну конечно, магнитное поле «посадило» сердечный стимулятор тещи. Но кто посмеет обвинить его? Вот уж где нет границы между зоной беды и зоной счастья.

Счастья для них обоих?

Сейчас они с Виктором вместе, они нужны друг другу, важны друг для друга. Они занимаются тем, чем занимались предки того же Михаила Александровича, – унавоживают почву для последующих поколений. У Виктора есть дочь, у нее будут дети. Они дадут им шанс покрупнее, чем дали им собственные родители.

– Но там-то мы где их поселим? – Светлана наморщила лоб. – Там, в Якутии?

– Не надо портить свое милое личико. – Виктор встал и медленно подошел к ней. – Ну… хорошо, – вздохнул он, засовывая руки в карманы и глядя поверх ее головы. – Я собирался сделать тебе сюрприз. В нужный час, – многозначительно добавил он. – Но придется признаться раньше.

– Говори! – Она закинула голову, чтобы поймать его взгляд.

– Я купил гостиницу, Светлана.

– Ты… купил… что? Где?

– Там, гостиницу…

– Ты что, нашел наконец золото? – Она почувствовала, как брови ползут вверх и не могут остановиться. – Но ты давно не был в экспедиции.

Он засмеялся:

– Золото? Зачем? Хватило зарплаты.

Светлана ошеломленно молчала. Он никогда не говорил, какая у него зарплата. Ее грудь в очередном глубоком декольте готова была выпрыгнуть ему в руки. Он подошел к ней вплотную, взял за плечи, ее затылок вдавился ему в бедра. Она почувствовала, как он напряжен, его желание передалось ей. Так он богат, черт побери!

– Я купил за три рубля, – рассмеялся он с гордостью за свою предприимчивость.

Она отпрянула от него, а за ее спиной остались парить в воздухе его руки, как два пустых ковша.

– Что?! – вырвалось у нее. А потом улыбка тонких губ растянула лицо. – По-ня-ла-а… Ты купил в…

– В Долине Беды, – ответил он.

Она молчала. Мысли прыгали – от радостных к печальным. Потом обратно – от печальных к радостным.

– Что ж, тогда есть смысл поступить так, как ты говоришь. К тому же спонсор готов оплатить дорогу. Сверх выделенных денег.

Она снова посмотрела на мелкомасштабную карту Соломина. Усмехнулась:

– Но кто додумался построить там гостиницу? Неужели местные люди не предупреждали?

– Шальные деньги, – Виктор усмехнулся, – слепы. А люди, которые ими владеют, слышат только о них. Наверняка пацанам рассказывали про Долину Беды. Но они услышали, что в тридцатые годы пришлые люди мыли там золото. И не опасались получить топором по голове.

Светлана фыркнула:

– Понятно почему. Якуты обходили это место стороной.

– На берегу речушки, которая летом почти пересыхает, до сих пор стоят металлические боксы неизвестного происхождения, – говорил Виктор. – Они похожи на норы. Я рассматривал их в бинокль. Рассказывают, что даже зимой в них тепло, хотя металл на морозе не греет. Но стоило охотникам переночевать там две-три ночи, очень скоро они начинали болеть, а то и умирали. Никто не знал от чего.

– Но… что за гостиница? Для кого? – Светлана внимательно смотрела на Виктора.

– Объясняю. – Он положил ногу на ногу и выпрямился на стуле. – Ее построили недавно два брата из Калуги. Им показалось соблазнительным: такой большой кусок земли – строй не хочу. Их не смутило, что поблизости никого. Решили, турист попрет в эти края, и они, кроме золота, будут еще и в зелени! – Светлана замечала, что когда Виктор напрягался, он начинал говорить отрывисто, резко, слова вылетали чужие, непривычные для него. – Слегка смутились, когда местные строители отказались работать.

– Тогда они привезли калужских мужиков, – подхватила Светлана.

– Правильно, – похвалил Виктор. – Гостиница – что тебе замок. Высокий каменный забор, башенки по углам, красный кирпич, разводной мост через вырытый вдоль стены ров. Но мало кто из строителей вернулся домой. В окрестностях Долины шептались: «Беда забрала». Гостиница стояла пустая год. Братья умерли от неизвестной болезни. Родственники решили избавиться от нее. Продали каким-то московским ребятам, которые решили завлекать туда экстремалов. Знаешь, есть любители развлечься до смерти, – он засмеялся, – но даже они не рискнули.

– А потом купил ее ты? – тихо спросила Светлана.

– Я.

– Но что ты будешь с ней делать? Когда все закончится?

– Продам. Причем немедленно. – Он улыбнулся.

– Но у нее… плохая история, – предупредила Светлана.

– Мы с тобой ее улучшим. – Виктор усмехнулся. – Твои «туристы», целая группа из Москвы. Гостиница взлетит в цене. Какие-нибудь тверские ребятишки польстятся.

Светлана смотрела на него и не знала, какое чувство берет верх – восхищение или страх.

Она молчала. Секунду подумала, потом быстро сказала:

– Я покупаю у тебя гостиницу сейчас.

Виктор потрясенно молчал.

Потом засмеялся:

– Не боишься переплатить?

27

«Что я должен сделать, чтобы Катерина доверилась до конца и навсегда?» Вадим спрашивал себя об этом в сотый раз. И столько же раз пытался ответить себе на другой вопрос: зачем она ему навсегда?

Он испугался самого себя, когда увидел ее в аэропорту прошлым летом. Никогда прежде он не испытывал такого внезапного желания. Оно вспыхнуло сразу, как только он увидел ее прямые плечи, перечеркнутые тонкими золотистыми бретельками из хлопка. Эта женщина специально надела такой топик, чтобы завести его с полуоборота? Но он тотчас прогнал эту мысль, когда увидел ее сосредоточенное лицо. Она думала о чем-то, насупившись. Нет, она надела его, не осознавая, что такое для мужских глаз ее плечи и грудь.

Он наблюдал за ней несколько минут, она все так же смотрела в толпу прилетевших, вероятно, его пристальный взгляд она почувствовала и покачала картонкой со словом «Zоопарк». Пароль, который ему сообщили в аэропорту Гаваны.

Гаваны, усмехнулся он. Похоже, это название для него стало особенным. То, в чем признался ему Дмитрий Сергеевич Микульцев, не отпускало его, более того, возбуждало. Почти так же, как первый взгляд, брошенный на Катерину. Тогда еще совершенно чужую женщину.

А теперь? Теперь она ему не чужая?

Вадим вытянул длинные ноги, съехал в кресле, не беспокоясь, каким жеваным станет синий льняной пиджак, который он так и не снял. Вадим распустил галстук, избавляясь от всех «удавок», реальных и вымышленных, чтобы не ошибиться в том, о чем думает.

Так что Катерина? Чужая или нет? Ее тело ему давно не чужое. Но разве тело – это все? Он старался пробиться к ее душе, уже пробился к разуму. Он не сомневался, что разум отвечает ему взаимностью, то есть доверием. Но он никак не мог покорить за месяцы знакомства ее душу. Так, чтобы она открылась ему вся. Как открывается тело на широкой кровати. Он так легко входит в него.

Он поерзал в кресле, сел выше. Сдернул галстук с шеи, казалось, он все-таки душит, поэтому трудно проглотить комок, возникший в горле.

Подцепив носком левой туфли задник правой, сбросил ее. Потом то же самое проделал с другой. Пошевелил пальцами в черных носках из тонкой шерсти.

Как будто ничто не давит тело. Ну да, только душу.

Неужели, с некоторым страхом подумал он, ее душа заполнена болью о матери? Заботой о брате? И ему там нет места? Поэтому она говорит, что сначала должна все дела довести до конца? Но когда он наступит, этот конец? Что именно она имеет в виду под финалом? Она показала ему репродукцию знаменитой картины Леонардо да Винчи. На ней человек, раскинувший руки и ноги.

– В точности как я. Я не падаю, потому что за все мои четыре конечности держится кто-то или что-то. Мать, брат, работа, дом.

Ее жизнь сложилась так, что в ней словно сошлись женщины разного возраста – ей нет тридцати, но он видел в ней девочку, выросшую с бабушкой, мать взрослого сына, то есть брата Федора, самоотверженную дочь. И конечно, ученую даму.

Она показала ему эту картинку для устрашения – вот что получит он, если она согласится выйти за него. Но его это не пугало.

А может быть, дело в другом? Не опасается ли она, что болезнь Альцгеймера наследственная?

Он вскочил и пошел на кухню. Дернул дверцу холодильника, вынул бутылку воды. После двух больших глотков вернул ее на место.

Похоже на правду. Конечно, она опасается взвалить на него не только свои нынешние проблемы, но и возможные будущие!

Он снова открыл холодильник. Снова влил в себя два глотка.

Сердце билось ровнее. Но он любит ее, ему все равно, что может быть. Никто ничего не знает. Она сама говорила, что диагноз трудно поставить: признаки болезни слишком расплывчаты.

Он должен внушить ей, опасливой девочке, что ему можно довериться. Но все слова, которые для этого годятся, такие затертые, такие безликие.

Он вынул из кармана платок и поднес ко лбу. Нос уловил аромат сигары. В этом костюме он курил с Дмитрием Сергеевичем новый сорт.

И делали они это в темноте.

А если устроить разговор в темноте? Когда не видишь лица другого, слова обретают иной, более глубокий и искренний смысл.

– А вы хитрый, Дмитрий Сергеевич, – улыбнулся Вадим. – Но так я вам и поверил, что к ресторану в темноте не имеете никакого отношения. – Он помнит, как скривил гримасу в его темной комнате, и тут же услышал:

– Имей в виду, в таких ресторанах есть видеонаблюдение, для безопасности.

В Москве он знал только один такой ресторан, он похож на те, что в Берлине, Париже, Цюрихе. Микульцев сказал, что хозяин московского – врач-офтальмолог. И тоже отчасти испанец.

– Кажется парадоксальным, но подумайте сами, может ли быть лучшая реклама для глазных клиник? Как иначе зрячий человек почувствует мир незрячих? То-то же. Он набрал незрячих официантов, выучил их за границей, и они, как тати, – он захихикал, – снуют с подносами в темноте.

Он набрал номер Катерины.

– Ку-да? – Она разделила надвое короткое слово. – Да-да-да! Сегодня.

Она пришла, как всегда, не опоздав ни на секунду. Умела, как говорила сама, структурировать время. Иначе не успеть все то, что обязана сделать. Так было всегда, с детства, ее учил дядя Миша, а своим примером – бабушка. О матери она почти не говорила, когда вспоминала прошлое.

Катерина была в льняном брючном костюме – бледно-зеленых брюках и приталенном коротком пиджачке. Под ним ничего нет, шея кажется еще длиннее. Катерина подстриглась коротко. Он посмотрел на нее и провел рукой по голове, будто проверяя – у него волосы не длиннее?

Она шагнула к нему, он увидел скругленные носки кожаных черных туфель. Ему нравилось, как она одевается. Неброско, но стильно.

– Привет, – сказала Катерина.

Он наклонился и коснулся губами ее щеки.

Она испуганно огляделась.

– Разве мы уже в темноте? – спросила она и порозовела.

– В темноте мы повторим, – пообещал он.

Она засмеялась.

– Пойдем. – Он взял ее за руку и стиснул пальцы. Ее пальцы отозвались, его спина напряглась, как от укола, который вчера ему сделала зубной врач – стареющая красотка.

В холле ресторана уже стояли гости – он заказал столик по телефону.

– Господа, – мужчина в костюме цвета темноты оглядывал гостей, – я должен вас предупредить: курить нельзя, пользоваться мобильными телефонами тоже. Будьте любезны, ваши сумочки, зажигалки, часы со светящимся циферблатом положите вот сюда. – Он указал на деревянный шкафчик с ячейками. – Ключ вы возьмете с собой.

Гости подчинились. Он заметил, как некоторые дамы не знали, что делать с руками, – они сжились с сумками, которые годами носят на плече. Чтобы пристроить руку, они ухватились за своих партнеров.

– А теперь я расскажу вам правила, – продолжал мужчина. – Гости выбирают варианты меню. Мы предлагаем три блюда – закуска, горячее и десерт.

– Номер один, – сказала Катерина, не вникая, что в него входит. – Она повернулась к нему и добавила: – Ты ведь не есть позвал?

– Нет, – сказал Вадим. – Попить.

Она засмеялась:

– Но если я правильно поняла, спиртное здесь не вдосталь.

– Ты правильно поняла. Ограничено.

– Теперь встаем друг за другом, – руководил страж темноты, – положим руку на плечо впереди стоящему и трамваем вниз, по винтовой лестнице.

Темнота перекрыла свет неожиданно и так плотно, что когда голос официанта предложил сесть, его слова показались обоим сущей глупостью.

Сесть? На что? Где стул? Где стол?

Сильные руки подтолкнули их и настойчиво усадили.

– Ох! – выдохнула Катерина. – Не верю, что я сижу.

– Перед вами тарелка. Она прямо, можете потрогать, – слушали они голос своего вожатого, от слова «водить». – За ней стакан для воды, рядом бутылка. Приборы найдете на ощупь. Сейчас я вернусь с первым блюдом.

Вадим почувствовал легкое головокружение, он нашел бутылку, стаканы, налил воды. Их руки встретились, стаканы зазвенели.

Он слышал дыхание Катерины, потом бульканье воды у нее в горле – он мог пересчитать глотки.

Темнота снимает столько покровов… Он хотел проверить, понять, узнать, как она, вынутая из привычной жизни, воспринимает его. Он готовился сказать слова, обыденные в общем-то, но чтобы не было убивающего их истинный смысл гудящего фона жизни.

Официант принес закуски, они попытались справиться с ними вилками, догадаться, что это. Но оставили эту затею.

– Катерина, что я должен сделать, чтобы ты доверилась мне? – спросил он тихо.

Он уловил вздох. Потом услышал тишину.

– Доверилась, – повторила она. – Ты снова об этом. Но разве я не…

– Да, но не до конца. Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Я хочу, чтобы ты ждала меня дома из экспедиции.

– Дома – это где? – спросила она.

– На Кадашевской. В нашей спальне. – Он быстро нашел ее пальцы и стиснул.

– Я… Я боюсь, – сказала она. – Ты сам знаешь чего.

– Ты боишься, что болезнь матери наследственна? – произнес он то, что, казалось, никогда не посмеет спросить.

– Ты знаешь? Знаешь, что я больше всего боюсь этого? – тихо спросила она.

Он почувствовал, как ее рука обмякла.

– Я… я должна… Довести до конца работу над лекарством. Тогда я буду более уверена, что если вдруг…

Он хотел что-то сказать, но голос официанта раздался над ухом.

– Я должен вас проводить. К свету, – объявил он.

Слишком быстро, поморщился Вадим. Но он узнал то, что хотел.

Свет в холле ослепил гостей, все терли глаза и недоуменно смотрели друг на друга: «Откуда вы взялись? Мы вас не видели!»

– Мы ждем вас снова, ваших друзей тоже, – провожал их голос мужа тьмы. – В Париже такой ресторан каждый год посещают тридцать пять тысяч человек. Надеюсь…

Они вышли на улицу, светлую от огней.

– Поедем ко мне, – сказал он. – Сегодня я никуда тебя не отпущу.

– Поедем, – сказала она. Ей хотелось добавить: «Навсегда».

Но она не решалась. До сих пор. Потому что видела себя не так, какой он видит ее.