Текст книги "Доверься, он твой"

13

То, что происходило после, Катерина помнит слабо, туманно. Четко и ясно – только начальную стадию перемен в ее жизни.

Игорь вернулся из командировки. Все как обычно. Его работа, дежурство по ночам на радио. Ее университет, тревожные ночевки у матери.

Ксения Демьяновна вела себя как обычно. Словно ничего и не было с ней. Много работала, писала статьи по этнопсихологии. А ранней весной… случилось. Да с такой силой, с какой взламывается лед на реке.

– Ты кто? – спросила она, глядя в упор на Катерину. Они сидели за столом на кухне и завтракали. Федора не было – он уже ушел в школу. Мать собиралась на работу, в свой институт, к середине дня. – Что ты делаешь в моем доме? – Глаза матери расширились, Катерине показалось, они вот-вот выкатятся из орбит. Прямо в тарелку с овсяной кашей. Ее замутило. Но она понимала, что не от видения, а от страха.

– Ты сама сказала. – Она постаралась улыбнуться, поняла, что вышло криво. Мать с отвращением поморщилась. – Когда Игоря нет, ты сама сказала, что тебе приятно, когда я с тобой, – пробормотала Катерина. Ее уже не мутило, она леденела под чужим и страшным взглядом матери.

– Моя… дочь… умерла… – с расстановкой произнесла Ксения Демьяновна. – У меня есть сын. Он старше меня. – Безумная улыбка осветила лицо матери. Она подняла указательный палец, нацелив его в пространство, добавила: – Я умерла в нем. Он этого еще не знает… – Потом резко подалась к Катерине и отчаянно закричала: – Зачем ты выкопала меня? За-чем! – Лицо ее покраснело от напряжения, глаза блуждали, зрачки потемнели.

Вызвать «скорую помощь»? Психиатрическую? Но тогда… Нет, тогда жизнь всех – матери, Феди, ее – перевернется окончательно. Навсегда.

Позвонить Игорю? Ох, нет! Хорошо, что его снова нет дома.

Катерина медленно встала, пятясь, вышла из кухни. Мать замерла в одной позе и не двигалась. Кому звонить? Кого спросить?

Катерина на деревянных ногах шла к телефону. Внезапно он зазвонил сам. Катерина сняла трубку, не успела отозваться, как узнала Ольгу Петровну.

– Катюшка, – затараторила она, – ты помнишь, какой сегодня день? Ваша бабушка родилась.

– А-а… – прошептала Катерина.

– Случилось что-то? – В голосе Катерины Ольга Павловна услышала тревогу и догадалась: – Мать? Снова?

– Ага, – прохрипела Катерина.

Давно, еще зимой, она рассказала Ольге Петровне о странном поведении матери. Это она подсказала ей прочитать все, что найдет, о болезни Альцгеймера. Потому что ее свекор болел похоже.

– Сейчас приеду, – бросила Ольга Петровна.

Катерина плохо помнила, как она дождалась ее, что было после, о чем Ольга Петровна говорила с матерью.

– Мне жаль тебя огорчать, Катерина, – вот это она запомнила хорошо, – но скорее всего это болезнь Альцгеймера. Вообще-то для Ксении рано: это недуг очень старых людей. Но знаешь, к каждому старость приходит в свое время. С паспортом не сверяется.

От Ольги Петровны исходила такая сила жизни, что Катерина подумала: к ней старость не придет никогда.

– Я читала о ней, – бормотала она, – но не поняла, как ее лечат.

– На самом деле никак не лечат, – махнула рукой Ольга Петровна. – О чем говорить? Даже американского президента не вылечили. Не смогли.

– Это какого? – Катерина пыталась вспомнить, но в голове мелькало все, абсолютно не связанное с важными персонами.

– Рейгана. Он попрощался с народом, сообщил, чем болен. А дальше – он и вроде не он… – Она усмехнулась. – Я видела по телевизору. Что ж, благородно.

Катерина почувствовала, как дыхание перехватило. Она открыла рот, но настоящего вдоха не вышло.

– Лекарство ищут, – слышала она голос Ольги Петровны, – причем не вслепую, как раньше, когда болел мой свекор. Уловили механизм сбоя в мозгу таких больных. В общем…

– А ваш свекор – он…

– Он умер, Катерина. Как часто бывает, от другой болезни. От воспаления легких.

– Дома? – В голосе Катерины слышался ужас.

– Нет, в Доме на Каме. Это что-то вроде лечебницы.

– А такие… значит, есть? – тихо спросила Катерина.

– Сейчас есть все. Но за деньги. Или за очень большие деньги. – Она произнесла расхожую фразу, но Катерина испытала странное облегчение. Значит, в том, что с матерью, нет ничего нового?

– Ты занимаешься химией? – спросила Ольга Петровна. – Тебе и карты в руки – поищи и найди препарат. – Она протянула руку и похлопала ее по плечу.

– Шутите, – усмехнулась Катерина.

– Ничуть. Личная заинтересованность – главный двигатель успеха. Войдешь в круг людей, которые занимаются лекарствами, уже польза. Лечение Ксении тебе обойдется дешевле, чем другим. – Заметив, как переменилось лицо Катерины, Ольга Петровна попыталась успокоить: – Но ты же понимаешь, похожие симптомы – еще не факт. Говорят, если читать медицинскую энциклопедию, то самый старый мужик определит у себя родильную горячку. – Она рассмеялась бородатой шутке. Заметив, что Катерина даже не переменилась в лице, Ольга Петровна сказала: – Я дам тебе телефон и адрес. Доктора зовут Василий Кириллович Верхотин. Он держит так называемый Дом на Каме.

– Ваш свекор жил там долго?

– Три года.

Катерина вздрогнула, словно кто-то мог узнать, какое облегчение она испытала от этой новости.

– Не жди царских палат, – предупредила Ольга Петровна. – Но там есть все, что нужно для жизни.

– Но что я могу сделать для матери здесь? – в отчаянии спрашивала Катерина.

– Ничего, – строго сказала Ольга Петровна.

На самом деле – что? Она все делала, пока состояние матери было терпимым. Но болезнь развивалась, теперь матери нужна сиделка, а ей – платить. Но чем?

– Кто ухаживает за ними? – спросила Катерина.

– Монашки, – ответила Ольга Петровна.

– Там близко монастырь?

– Да, старинный, – сказала Ольга Петровна.

– Значит, место хорошее, – заметила Катерина.

– В каком смысле? – не поняла Ольга Петровна.

– Дядя Миша говорил, что первый признак места силы – монастырь или церковь.

– Ах ты вот о чем. – Ольга Петровна кивнула. – Я забыла. Хотя твоя бабушка рассказывала о его изысканиях. Погоди, а он доделал свою карту? Успел?

Катерина фыркнула:

– Если бы Михаил Александрович Соломин задержался в этом мире еще на одну жизнь, ему не хватило бы времени. Работа над картой бесконечна.

– Но она у тебя? – не отступала Ольга Петровна. – Она у тебя в доме? Ты можешь посмотреть?

– Конечно. Но если вы говорите, что там монастырь, смотреть незачем. Монастыри и церкви строили только в местах силы.

– Какие грамотные были люди, – заметила Ольга Петровна. – Мы-то считаем себя такими образованными, такими умными. – Она усмехнулась. – А на самом деле чем занимаемся? Только и делаем, что потихоньку ищем уже когда-то найденное. Выдаем за свое. – Катерина хмыкнула и кивнула. – Возьми растения. Я сама что делаю? Сижу в библиотеке, листаю старые книги, списываю оттуда все о давно открытых полезных свойствах. У меня такая картотека…

– А что вы скажете о хозяине? – перебила ее Катерина. – Хозяине лечебницы, о докторе? Он какой?

– Он-то? – Ольга Петровна засмеялась. – Как сам говорит, пудов шесть мужской красоты. – Она фыркнула. – Седой ежик и борода по грудь.

– Красавец, – улыбнулась Катерина.

– Монашки глаз на него не поднимают, – заметила Ольга Петровна.

– Почему? – удивилась Катерина.

– Смущает, а ты как думала? В общем, мой свекор прожил там столько, сколько не прожил бы в Москве.

– Большой дом? – спросила Катерина.

– Был большой, а стал еще больше. Но странной конструкции. Точнее, необычной. Похож на корабль. Вокруг старого дома Верхотин построил галерею. Даже речку прихватил. Воду качают в краны прямо из русла.

Конечно, Катерине было страшно увозить мать так далеко, на север. К истокам реки Камы. Она опасалась, что мать заупрямится. Она и до болезни отличалась своенравным характером, а теперь…

Но однажды, в минуту светлого покоя, мать взяла Катерину за руку, крепко сжала ее, отчего у Катерины навернулись на глаза слезы, и сказала:

– Я все понимаю. Сейчас… Запомни, я доверяю тебе. Поступай так, как считаешь нужным.

Но все-таки она не решалась отвезти мать на Каму. Катерина устроила ее в клинику по протекции профессора Назарова. Лечение оказалось дорогим, платил Игорь. Катерина смотрела на его недовольное лицо, чего-то ждала. От него? От себя? Она не сказала бы точно. Она вообще не могла ничего точно формулировать в те дни.

А потом все решилось само собой. Когда Катерина вспоминала о том времени, в ушах возникали голоса. Один, особенно поразивший ее, был голос Игоря. Они привезли мать домой. Стало ясно, что она серьезно больна, а Федор слишком мал. Его нельзя оставить без каждодневного попечения. Игорь сказал:

– Выбирай, Катерина. Они или я.

– Они? – переспросила Катерина.

– Ну да. Твоя мать и твой брат. Или я.

Внезапно ясность мысли вернулась. Катерина увидела перед собой совершенно чужого человека. Это не ее мужчина. Точно.

– Они, – ответила Катерина.

В тот же вечер Катерина съездила за вещами к Игорю, собрала их и переехала на Островитянова. Он не удерживал ее.

Сидя в вагоне метро, думала: а его первая жена ушла вот так же? Игорю надо жениться на сироте.

Потом Катерина удивлялась самой себе – об Игоре она почти не вспоминала. Дело не только в том, что не было свободной минуты: мать, брат, учеба, работа в клинике, куда устроил ее друг дяди Миши, профессор Назаров. Другое – да был ли он? Или это всплеск волны на Красном море?

Она отвезла мать на Каму зимой. Накануне позвонила доктору.

– Привозите, – сказал тогда доктор. – Мне уже звонили. – Он помолчал, потом добавил: – Только один вопрос. Она не буйная?

– Нет, – сказала она.

– Обманете – сами себя накажете. – Она услышала в его голосе усталость. Катерина поняла: уже привозили буйных и увозили обратно. Сами себя наказывали.

– Спасибо.

Вагон проплывал мимо елок и сосен, засыпанных снегом до середины стволов. По рассказам Ольги Петровны, село должно появиться за поворотом. Тепловозный дым, который взвился в окне, сообщил об этом – поезд входил в поворот. Она протянула руку к сумке, сжала ее, собираясь поднять. Но поезд не сбавлял скорость, значит, это ветер подгоняет дым.

Она взглянула на мать, на секунду усомнилась: да больна ли она? Взгляд включенный, ясный.

– Мама, ты как?

– Замечательно. Я мысленно там, где мне было так хорошо. Там тоже всегда снег. Ах, моя дорогая, я желаю и тебе тоже испытать то, что я. Без этого жизнь женщины пуста.

Катерина почувствовала, как напряглись бедра.

– Теперь, когда я буду здесь, ты можешь позволить себе все. Я не хочу обременять тебя собой.

– Но, мама, ты здесь побудешь, я доведу лекарство до нормы, и ты вернешься.

Мать покачала головой:

– Катерина, я буду здесь… с ним.

Катерина почувствовала, как жар обжигает тело.

– Мама, с кем – с ним? Ты понимаешь или нет…

– Конечно, – усмехнулась мать. – Но почему ты так реагируешь? Я буду с ним, – повторила она. – С доктором. Под его присмотром. Ты имеешь что-то против?

Катерина смотрела в ее блестящие глаза. Смеется.

Она тоже засмеялась.

– Мне иногда кажется, что ты дурачишь меня.

Мать протянула к ней руку.

– Нисколько. Просто я то впадаю в себя, то выпадаю. Знаешь, чтобы ты преуспела с лекарством, тебе надо пройти курс по медицине. Только не говори, что у тебя нет времени. У нас у всех его нет.

Они вышли на этой станции одни. Едва ступили на снег, белый, словно сахарная пудра на пончиках, Катерине показалось, что она ощутила сладкий запах.

Из труб вились дымки, серые на синем небе. В центре села стояла расписная деревянная башенка. К чему бы это?

Да к тому, что Масленица. Значит, этот сладкий запах она не придумала? В селе пекут блины.

Они шла по набитой валенками тропе к большому северному дому. Напряжение пропало, его сменило любопытное ожидание – что там?

Прохожие здоровались, Катерина и мать кланялись. Между прочим, среди деревенских почти никто не страдает болезнью Альцгеймера, выяснила Катерина. Наверное, это правда, что причина болезни в разрыве человека с самим собой. А здесь он цельный. Мать скорее соединится сама с собой. Катерине казалось, что у нее произошел разрыв между разумом и страстью.

Но что остается ей? Она должна поднять брата и мать, твердила она себе всю ночь, лежа без сна в поезде.

С тех пор жизнь Катерины стала такой, какая сейчас. И как сейчас, много раз она летела на своем «матизе» к Ольге Петровне. Между прочим, этот «матиз» недорого продал ей сын Ольги Петровны. Да что там продал – почти подарил.

Она ехала быстро, словно желая оставить тревогу за спиной. Открыв дверь и увидев Катерину на пороге, Ольга Петровна сказала:

– Знаешь, на что похожа?

– Даже на что, а не на кого, – попыталась пошутить Катерина, протягивая ей бутылку сухого белого вина.

– На творог, который я отжимала перед твоим приходом, – сказала Ольга Петровна, к которой она приехала. – Нежирный. Ты загнала себя. Тревога написана на лице большими буквами.

– Всевидящее око вы, Ольга Петровна. – Она сбросила туфли и надела гостевые шлепанцы. – Если честно, то я бежала к вам от тревоги.

– Делать-то что, а? Я давно говорю, что тебе с собой делать. Освободиться, вот что. – Ольга Петровна говорила, возвращаясь на кухню. Катерина шла за ней.

– Не умею.

– Самый лучший способ освободиться от зажатости и тревоги – это секс.

– Ой, да ну вас! – Катерина поморщилась.

– Можно подумать, первый раз слышишь, – насмешливо бросила она.

– Правда, – честно призналась Катерина. – Я вообще об этом не думала.

– Удивительно. А ведь была замужем.

– Что-то не заметила, – усмехнулась Катерина. – Насколько я помню, это занятие меня, напротив, напрягало.

– Значит, что-то мешало. Голова, я думаю. Но сейчас, я понимаю, у тебя есть объект. Ей-богу, это занятие расслабляет. Даже меня. – Она засмеялась. – Соединилась бы с Вадимом всерьез.

– Невозможно. – Катерина покачала головой, опускаясь на стул в углу и наблюдая за хозяйкой. – Пока не разберусь с братом и матерью, для меня нет такого варианта. Никого не собираюсь нагружать своими проблемами. Уже проходила.

– Я это от тебя уже слышала, дорогая. Но ты едва дышишь.

Она кивнула. Это правда. Более того, она не только дышит с трудом. Она все делает с трудом. Как будто все силы истрачены – однажды в школе она пробежала длинную дистанцию и после финиша дышала точно так.

Но разве сейчас финиш?

– Ты закрыла на замок нижнюю часть тела, – продолжала Ольга Петровна, – это значит, ты перекрыла путь энергии, которая проходит через тебя. Что получается? Застой. От этого напряжение, раздражение. – Она улыбнулась. – По-моему, это понимают сейчас даже наверху. – Ольга Петровна подняла голову. – Ты думаешь, что просто так переключили внимание всех на эту часть? – Она засмеялась. – Надеются, что все станут снимать напряжение именно так. Чтобы не было тревоги, которая бог знает чем может обернуться… Очень эффективный способ управления народом. И собой тоже, поверь.

Катерина молча слушала. Она чувствовала свежие запахи на кухне – Ольга Петровна приготовила салаты. В духовке запекалась рыба. Она угадала: купила белое вино.

– Что матушка? – спросила Ольга Петровна.

– Ей там нравится. Она говорит, хочет жить там всегда.

– Вот как? Там лучше, чем в Москве?

– Легко дышится, говорит. Уж не знаю отчего. – Она специально сделала акцент на «дышится».

Ольга Петровна засмеялась.

– А ты ехидная. Конечно, способ освобождения, о котором я только что сказала, не единственный. Но для тебя будет эффективный.

– Мать говорит, что второй раз в жизни чувствует себя совершенно свободно.

– Ага, в первый – в аномальной зоне, в Якутии, – кивнула Ольга Петровна. Она не спросила, она была уверена.

– Да, – ответила Катерина. – И сейчас. Может, то место на самом деле особенное.

– Все хорошо, Катерина. Кроме того, что ты делаешь с собой, со своей жизнью. Твой брат уже взрослый мужик. Не заметила? Ты нянчишься с ним столько лет… Он вырос, будет жить так, как может только он.

– Допустим. Но мама?

– Мама? А ты ей не нужна.

– Что?! – ахнула Катерина. – Я не нужна?!

– Нет, – упорствовала Ольга Петровна. – Ей нужны твои лекарства.

– Но как это? – Катерина недоуменно смотрела на Ольгу Петровну.

– Да очень просто. Она в своем мире, не в том, в каком ты. Там своя жизнь, свои интересы. Со взрослыми детьми мы должны быть друзьями, а не вечно зависимыми друг от друга субъектами. – Она улыбнулась. – Катерина, ты исполняешь свой долг, это прекрасно. Но этим долгом не дави свою жизнь. Не отталкивай от себя мужчину, который хочет быть с тобой и готов к этому. Я о Вадиме.

– Он готов, да я нет. Я не готова, – упорствовала Катерина. – Я дала себе слово, когда развелась с Игорем.

– Так забери свое слово обратно. У себя самой, – усмехнулась Ольга Петровна.

– Я дала себе слово, что до тех пор, пока не устрою мать и брата, рядом со мной не будет никакого мужчины.

– Понятно. – Ольга Петровна вздохнула. – Но что значит: устроить мать и брата? Они уже устроены.

– Вы думаете, мама не вернется домой?

– И ты не поселишься в Доме на Каме, – в тон ей сказала Ольга Петровна. – Если, конечно, не загонишь себя туда своей жизнью. Еще раньше, чем Ксения.

– Я не заеду в аномальную зону, – фыркнула Катерина.

– Ты на самом деле считаешь, что причина в том, что Ксения заехала в зону? А может быть, то, что в сорок два она родила Федора, – ты не думала об этом?

Катерина молча кивнула.

– Все сошлось вместе.

– У тебя чрезмерно развитое чувство ответственности. – В тоне женщины звучало насмешливое осуждение. – Это не признак душевного здоровья, последи за собой. А лучше, если ты доверишь Вадиму это занятие.

– Следить за мной? – Катерина вскинула голову.

– Именно так. У мужчин это хорошо получается, когда они по-настоящему любят женщину. Доверься, Катерина.

– Довериться! Ха-ха! Вы тоже знаете это слово?

– А кто не знает? Только ты, я думаю.

– Я… я тоже знаю. Но этого слова я боюсь. – Она повернула к Ольге Петровне испуганное лицо. – Моя мать доверилась… на лету. И что? Какая жизнь у нее и у всех нас! Вы сами знаете.

– Она доверилась себе. Она изменила жизнь свою. Ксения совсем не имела в виду сломать твою, Катерина.

Катерина молча отпила вина, ей стало лень думать, спорить. Наконец стало ясно, что за руль ей сегодня не сесть.

Ольга Петровна заметила туман в глазах гостьи и тихо сказала:

– Комната внука в твоем распоряжении. Только не пугайся его аэрографических этюдов.

– По-моему, я уже забыла, что такое пугаться, – усмехнулась Катерина.

Но когда толкнула дверь комнаты, ахнула. Процессор компьютера был расписан кораллами, водорослями, среди которых плавали экзотические существа. Прелестное создание с головой рыбы-ангела и длинными ногами топ-модели.

– Ох! – выдохнула она. – Будет чем любоваться всю ночь.

Ольга Петровна засмеялась и закрыла дверь за собой.

Катерина смотрела на половину ангела. Похожую рыбку привез Вадим, когда она встречала его в Шереметьево.

Катерина опустилась на жесткий диван, подложила вышитую подушку под голову, свернулась калачиком. Она так и заснула, одетая. А рядом с диваном, на тумбочке, ночевало постельное белье и пижама. Ольга Петровна принесла их, когда Катерина уже спала. Она не стала ее будить – по лицу гостьи было видно, что ей снится что-то хорошее.

«Самое главное не на чем спать, а с кем», – сказала бы она. Судя по лицу, Катерина спала не одна…

14

Федор все больше времени проводил на даче. Оттуда он ездил на работу в зоопарк и туда же торопился обратно. Дело не в том, что в нем проснулась душа земледельца, напротив, он никогда ничего не делал на земле. При жизни дяди Миши и бабушки вокруг дома был сплошной цветник. Он и сейчас на месте, слегка одичавший, – метелки овсяницы луговой придавали ему диковатую таинственность. Многолетние астры, гвоздики, пионы, а также кусты, цветущие без всякого принуждения, названия которых Федор не определил бы, даже сверившись с книгой по садоводству, жили своей жизнью. «Если есть вечный двигатель, – говорил дядя Миша, – то это природа».

Федор давно мечтал переселиться на дачу со всем своим хозяйством. Свершилось. Сестра не противилась. Он начал устанавливать большой аквариум, который называется «псевдоморе». Его устройство не подчиняется твердым правилам, которые существуют для других видов аквариумов. Он наполнял его тем, что нравилось, – искусственными кораллами, морскими растениями, камнями. Федор строил декорации для будущих хвостатых артистов. Он много читал о рыбах, знал биологические особенности будущих обитателей.

Конечно, Федору хотелось завести и голландский аквариум, похожий на подводный сад. В нем должно быть больше растений, чем рыбок. И амазонский, в котором, наоборот, мало растений и много рыбок.

Ему нравились всякие рыбки: красно-золотистые вуалехвосты с прозрачным, как вуаль, хвостом, мелкие толстопузые неоны, пестренькие оранды, здоровенные арованы, меченосцы и гуппи с необычной формой плавников и способностью живородить. А барбусы? Ни у кого нет таких золотистых поперечных и черных полосок на теле, как у них.

В зоопарке он научился грамотно ухаживать за ними и зарабатывать своим умением. Федор чистил аквариумы в разных домах, им были довольны и люди, и рыбки. Кажется, чего хитрого – промыть, сменить воду. Но Федор мог кое-что подсказать: какой режим освещения лучше в разное время суток, чтобы рыбы ночью могли отдыхать, каково правильное соотношение рыб и растений.

А потом у одного хозяина он увидел аптеронотов и понял: он хочет их.

Черная со светло-кремовой полосой ото рта поверх головы и гребня спины, рыба казалась нарядившейся на карнавал. Плавала она так, как никакая другая, – вперед, а потом задом наперед. Она могла встать на хвост, взмыть вверх, а через миг резко спикировать. Нет, у нее не карнавальный наряд, она настоящая циркачка. Представление дает ночью, днем прячется.

Эту рыбку привезли из Роттердама. Чем больше Федор узнавал о ней, тем больше жаждал. Она вырастает до сорока сантиметров? Тогда ей нужен аквариум на сто восемьдесят литров.

Но чтобы купить его, обустроить по всем правилам и заполучить рыбку, нужны деньги. Их нет.

На даче, кроме Федора, часто бывал сосед, Виктор Николаевич Зацепин. В детстве Федор дружил с его дочерью Мариной. Это было больше чем обычная дачная дружба, когда в одной компании от шести до шестнадцати.

Стоило ему подумать о Марине, как в памяти всплывал день, когда умерла ее бабушка. Он хорошо помнит, как привычно влез на яблоню и спрыгнул за забором, уже у Зацепиных. Федор оставил у Марины книжку и хотел забрать. Бабушка должна быть дома. Он постучал – тихо. Только голос радио, которое она всегда громко включала.

Федор дернул за ручку двери, она открылась, он вошел. В кухонную дверь он увидел Маринину бабушку, сидящую в кресле напротив холодильника. Он до сих пор помнит свое удивление – не тому, что она сидит, закинув голову и открыв рот, а тому, что на дверце холодильника. Никогда в жизни Федор не видел столько магнитиков. Вся, с самого верха до самого низа, она пестрела ими. У них тоже были, но разве сравнить? Мама привозила из-за границы, знакомые дарили.

У Федора задрожали руки, они сами потянулись к синему, на котором море и яхты. Крит, написано по-английски. Он не знал еще, что бабушка умерла, он думал, что она спит.

Потом он отцепил еще несколько, потом еще, он делал это в какой-то необъяснимой горячке. Засовывал их в карманы, сначала все синие морские. Потом коричнево-желтые, зеленые, фиолетовые.

Когда дверца очистилась, он оглянулся на бабушку. Не проснулась? Бледное лицо с синим оттенком, белесые глаза. Открытый рот и… тишина. Она не дышит!

Федор выскочил из дома, подтянулся на яблоню, перемахнул через забор. Спрыгнув на землю, не удержался и упал.

Быстро вскочил, магнитики гремели друг о друга во всех карманах – спереди, сзади, под коленками.

– Бабушка! – влетел он в дом. – Маринина бабушка умерла! Я видел!

Бабушка выронила из рук крышку от желтой кастрюли.

– Да ты что?!

Она кинулась к телефону…

Утром приехала Катерина. Она вошла в комнату Федора и увидела гору магнитиков.

– Где ты их взял? – спросила она.

– Я…

– Неси обратно.

У Зацепиных никого не было, еще вчера все уехали в Москву. Но оставляли запасные ключи у них, на всякий случай. Федор вошел и, дрожа всем телом от страха, прицепил магнитики обратно.

Когда Зацепины позвали соседей на девятый день, Федор заглянул на кухню.

Дверца была белой, ни одного магнитика.

Где они? Ему хотелось спросить, но он удержался, а после забыл про них.

Он вспомнил о них гораздо позже, когда Катерина устроила шашлыки. Пришел и сосед, один. После смерти бабушки его жена развелась с ним. Шептались, что жена обвиняла Зацепина в смерти ее матери.

Федор услышал гул мотора. Ну вот, снова приехала. Это он про Светлану, Катеринину коллегу. Но она приехала к Зацепину. Они познакомились на тех шашлыках. Федор заметил, как на нее смотрел Виктор Николаевич.

А потом он много раз видел, как она приезжала к соседу, чаще всего, когда никого вокруг, осенью. Зацепин не догадывался, что Федор наблюдает за ним из-за опущенной занавески.

Они любовники, это ясно.

В последнее время в поведении Зацепина Федор заметил что-то необычное. Наблюдая за каждым движением рыбок, он научился улавливать едва заметные перемены в людях. Похоже, Зацепин стал мягче к нему. С чего бы?

Виктор Николаевич работал в геотресте, в том же, что и дядя Миша. Только пришел туда, когда дядя Миша собирался на пенсию. Он вспомнил, как на шашлыках дядя Миша сказал, что теперь у него самое картежное время. Все смеялись. Шумели, болтали. Это было последнее сборище при нем.

– Вы наверняка любите вист…

– Нет, Михаил Александрович должен предпочитать покер…

– А я думаю, что его любимая игра…

– Стоп! Стоп! – Михаил Александрович поднял руку. – Не усугубляйте ошибки. Я картежник другого свойства. Всю свою жизнь я составляю карту зон…

Все умолкли, Федор помнит, как запахло подгорелым мясом, но Михаил Александрович сбрызнул потемневшую баранину, сладковатый аромат стал еще гуще.

– …карту аномальных зон и зон силы, – сказал он. – Я думаю, все слышали про мертвые долины, долины смерти, места радости… Назовите как угодно, но смысл один: где-то вы готовы взлететь от счастья, а где-то умереть неведомо почему. Все дело в магнитных полях, волнах…

– Ваша карта скоро будет готова? – спросил Зацепин.

– Надеюсь, – не без гордости сообщил Михаил Александрович. – Все эти зоны, дорогой коллега, я проверил лично.

– Но как вы не боялись, что сами… – заговорила Светлана.

– Как всякий исследователь. – Он пожал плечами. – Я тоже своего рода зона… – Он засмеялся.

– Вы покажете карту? – спросил сосед.

– Нет, – сказал Михаил Александрович. – Не покажу. Я должен ее закончить.

Он не закончил, карта лежала в планшете из коричневой кожи. Федор знал где.

Много раз сосед заговаривал о ней при Катерине, просил показать, но она отмалчивалась.

Однажды Федор раскрыл ее и стал смотреть. Он нашел Якутию и удивился – как много мест отмечено на карте красным и зеленым. Вообще-то понятно: дядя Миша больше всего времени провел в якутской тайге.

Недавно сосед позвал Федора к себе.

– Знаешь, – сказал он, – приближается юбилейная дата Михаила Александровича, в тресте решили отметить с помпой. Все-таки человек неординарный, одаренный от природы. Дай карту, которую он не закончил. Мы ее так преподнесем. Как завещание оставшимся геологам, а?

– Но… она в Москве. У сестры. Я спрошу…

– Нет, – перебил он его. – Ей ни слова. Это сюрприз. Для нее тоже. Кстати, как мать?

– Ей неплохо, – ответил Федор.

– Это прекрасно. Так привезешь? Гонорар за мной.

– Ну…

– Договорились. Михаил Александрович был редкостный ученый, а каков человек!

Федор не спорил. Он кивал и думал, что на самом деле здорово, когда о человеке помнят. Если бы он сам захотел пойти в геологи, ему было бы легко: дядя Миша проторил дорогу и по ней можно идти, не набивая мозоли. Но все-таки рыбки нравились больше. Поработав в зоопарке, он убедился, что ничем, кроме них, не станет заниматься.

Он сказал – гонорар? За просмотр карты? Но тогда он купит голландца…

Дома он легко нашел планшет дяди Миши, в нем лежала карта аномальных и сакральных зон. Он развернул ее. Если Катерина узнает, что он взял карту и показал соседу… Федор поморщился. Не узнает, он завтра вернет ее на место, она не заметит.

Мог ли он подумать, что сестра примется перебирать вещи в шкафу в этот же день? Она заметила, что на верхней полке слишком свободно. А когда Федор приехал и на цыпочках понес планшет в шкаф, она возникла перед ним:

– Ты брал карту. Зачем?

– А что, нельзя? – запальчиво оборонялся Федор. – Брал, теперь возвращаю.

– Что ты с ней делал?

– Смотрел.

– А дома не мог?

Федор понял, что обмануть не получится.

– Сосед просил взглянуть.

– Зацепин?

– Ну да. Он давно просил показать.

– Но еще давнее дядя Миша не хотел ему показывать. Неужели забыл? Ты помнишь, он говорил, что от этой карты может быть и польза, и вред. Зависит, в какие руки попадет. А если он не хотел показывать соседу, то…

– Да ерунда, Катерина…

– Почему ты у меня не спросил? – не отступала сестра.

Этого Федор не мог стерпеть.

– А почему я должен у тебя спрашивать? – Он сощурился, его узкие глаза стали еще уже. – Кто сказал, что ты одна можешь ею распоряжаться?

– Ладно. – Она махнула рукой. – Клади на место. Но никогда больше не выноси ее из дома. А если кто-то хочет заполучить ее, скажи мне.

Федор подошел к ней, тронул за руку. Он не хотел с ней ссориться. Он знал, в обмен на что он это сделал. Но о деньгах ей не скажет.