Текст книги "Доверься, он твой"

15

Катерина стояла на балконе, ветки клена доросли до восьмого этажа, они гнулись под порывами ветра. Тревога снова охватила ее с прежней силой. Неужели из-за стычки с Федором? Он показал карту Зацепину, она разозлилась. Но правильно ли превращать карту в фетиш? Да, это память о дяде Мише. Да, он не хотел, чтобы сосед разглядывал ее. Но это произошло, и надо выкинуть из головы.

Но в чем-то еще, кроме ссоры с Федором, причина вернувшейся тревоги. «Да, признайся, не увиливай». Ольга Петровна произнесла то же самое слово, от которого она уже вздрагивает. Любимое слово Вадима, усмехнулась она.

«Доверься».

Хорошо ей говорить. У нее такой удачный брак, ее муж, авиадиспетчер, души в ней не чает. Так говорила бабушка, а сама Ольга Петровна только кивала.

«Доверься Вадиму!» – сказала она.

А если не может? Если ей страшно? Она не одна такая, многие, побывав замужем, боятся повторить.

Катерина ехала к матери, в ее купе оказалась пышнотелая блондинка. Она возвращалась с курорта. За чаем болтали. Попутчица охотно рассказывала о себе.

– Снова замуж? Никогда! Мужчинам что надо? Сесть верхом на нежную женскую шейку и свесить ножки. А когда живешь сама-а… – Глаза ее, голубые и огромные, именно такие, в которые мужчина, посидев на нежной шейке, готов спрыгнуть и на время утонуть, сощурились. – Ни за что, – с расстановкой произнесла она.

Охотно рассказала свою историю – послешкольный брак, рождение сына. Когда вышла из декрета, родственники устроили на крошечную должность, но куда! В Кремль. Даже не полы подметать, а веник подавать тому, кому дозволено мести в покоях. Сообразительность, жар тела, блеск глаз двигали дальше, по невидимым глазу ступенькам. Однажды с высоты своего положения увидела собственного мужа и удивилась: а кто этот безвольный малый с мутными глазами пивного цвета?

– Знаешь, сколько тысяч раз видала его глаза над собой, – она подмигнула, – а рассмотрела один. Мама родная! Да он весь накачан пивом! Он мне такой нужен?

Ей дали большую однокомнатную квартиру на Ордынке. Недалеко от тех мест, где жила в детстве Катерина.

– Моя начальница говорит, что сейчас женщине ни на что не нужен брак. Посуди сама – сейчас я делаю что хочу, когда хочу и с кем хочу. Мой сын вырос, живет отдельно. А для чего мне сажать себе на шею мужика, который начнет распоряжаться мной, моими деньгами, моими желаниями? – Она пожала плечами, пышные груди под тонким свитером с неудовольствием колыхнулись. Роскошь не меньше седьмого номера! Катерина никогда не видела такое вблизи. На самом деле эта женщина много чем может распорядиться по собственному усмотрению.

– Я сделала ремо-онт. – Она закрыла глаза, а красные губы разлетелись в улыбке. – Я купила таку-ую мебель… Ты бы видела, кака-ая кухня! Есть все – даже настольная посудомоечная машина. Зачем мне большая?

Катерина кивала.

Внезапно попутчица открыла глаза. Они потемнели. А голос стал низким.

– И чтобы кто-то влез грязными лапами в мою норку? Да никогда! – Она засмеялась.

Катерина смотрела на нее: такие женщины нравятся особенной породе мужчин – круглотелым, у которых в глазах никакого беспокойства, только сытость. Такие всегда с животом, который не мешает им жить. Подтянутая стройность? Да пускай ею тешатся в Европе, всякие немцы, англичане. Живот украшает мужчину, в котором достаточно азиатского Востока.

Но Вадиму нравятся другие женщины. Опять о нем? Похоже, она это делает непрерывно. Перетряхивая планшет дяди Миши, проверяя, так ли свернул карту Федор, она нашла старые фотографии. Вадим на самом деле похож на дядю Мишу в молодости.

Он уехал на несколько дней в Калининград. Готовится к новой экспедиции. Уезжая, предложил ей пользоваться его «дефендером».

– Хочешь порулить? – однажды спросил он, когда они ехали из-за города.

Любимая вещь человека может рассказать о нем что-то новое. Усевшись на упругое водительское сиденье, Катерина почувствовала непривычную уверенность, которую не ощущала даже за рулем собственного «матиза». Еще бы – из «козявки» ей видно разве что подбрюшье грузовиков. А здесь – такой обзор. Понятно – чем пользуешься, так себя и чувствуешь.

– Ну как? – насмешливо спросил он. – Можешь не говорить, по лицу видно – влюбилась. – Он нарочито шумно вздохнул. – В мою любимую вещь влюбилась. Это что-то значит…

Катерина засмеялась, покраснела. Она готова была поправить его – влюбилась, да не только в вещь. Но не сказала. Разве он сам не чувствует?

– Ты можешь брать машину, когда меня нет. Она скучает, застаивается. Я сделаю тебе доверенность.

Катерина хотела сказать, что они будут скучать вместе. Но может быть, взять и прокатиться на его машине на дачу? Сосед Зацепин явится обнюхать…

Вспомнив о соседе, она поморщилась. В последнее время Федор часто упоминает о нем. Что у них за дела?

Виктор Николаевич работал в одном геотресте с дядей Мишей, потому и стал их соседом. Катерина не сказала бы точно, но с давних пор что-то настораживало в нем. Она не вдумывалась, что именно. Тогда она еще не отвечала за всю семью – были живы бабушка, дядя Миша…

Катерина почувствовала, как тревожно повернулось сердце, а в памяти возник запах слегка подгорелого мяса. Втянула воздух. Нет, это не аромат шашлыка, запах сигарет.

Катерина перегнулась через перила. Тремя этажами ниже увидела две мужские головы, две руки, которые размахивали сигаретами. Прислушалась – они спорили.

– Без магнита ника-ак… Ты берешь его и…

Она отшатнулась от перил.

Ну конечно! Тот день явился к ней снова. Во всех подробностях, о которых, кажется, забыла. Катерина поежилась. Что-то подсказывало ей – тот день был особенный… Для всех на зеленой лужайке…

Она вспомнила, как Михаил Александрович снял с углей металлическую решетку, переставил ее на сервировочный столик. Колесики дернулись, но Зацепин быстро протянул руку и удержал его.

Бабушка расставляла тарелки на круглом столе, посеревшем от дождя и снега, в старой беседке. Увитая жимолостью с белыми медовыми цветами, беседка отделяла всех от большого мира, заставляя собравшихся за столом почувствовать близость друг к другу.

С чего начался разговор – может быть, просто так, ни с чего. Она помнила продолжение, когда испанскую «Сангрию», налитую из бутылки в форме скрипки, уже все распробовали. Дяде Мише привез ее в подарок аспирант, отдохнувший на Коста-дель-Соль после праведных трудов защиты.

– Место красит человека, а не человек место, – заявил Михаил Александрович. – Когда говорят наоборот, то это неверно с научной точки зрения.

– Вы ниспровергаете основы. – Похоже, Светлана Полякова, которая приехала по делу и осталась на обед, старалась произвести впечатление.

Катерина помнит, что ее тоже удивили слова дяди Миши.

– Но так нас учили в школе, – поддержала она Светлану.

– А вот мы сейчас разберемся, чему вас учили. – Михаил Александрович отпил глоток. – Плодово-выгодное, но приятное, – оценил он вино.

Она помнит любопытство в глазах матери, восхищение в глазах бабушки. Потом снова – его голос. У него был необычный голос: если бы он принадлежал другому человеку – пониже ростом, хлипкой «конструкции», то сказали бы, что он немного женский. Но, глядя на его большую фигуру, казалось, что он щадит окружающих и не гудит как иерихонская труба.

– Места бывают разные. Есть такое понятие, как аномальные зоны, – объяснял он. – Их никакой человек не скрасит. А есть сакральные – места силы. Их тоже никто не испортит. Такое место всякого украсит – даже вылечит душу.

– Я вот смотрел-смотрел на ваши астры, Михаил Александрович, – заговорил сосед, – завидовал. Теперь понимаю, они растут на месте силы. Не иначе. У меня не растут.

– Место силы кончается за моим забором, – засмеялся дядя Миша. – Вот закончу большую карту, озабочусь малой. – Он обвел рукой окрестности.

– Опасное дело, если кто завладеет, – сказал сосед. – Представляете, кто-то захочет продать участок за хорошие деньги, а глянь на вашу карту – бегом отсюда!

Все засмеялись, а Михаил Александрович сказал:

– А я никому не покажу.

– Так ведь украсть могут… – Сосед отпил из бокала вино, еще сильнее порозовел.

Катерина увидела дом цвета яичного желтка. Шведская краска была свежей, она сейчас тоже ничего, яркость не гасят ни морозы, ни дожди, ни солнце. На фоне дома фиолетовые астры выглядели картинно.

– Эти астры любимого цвета суфражисток, – смеялся дядя Миша. – Самостоятельных, решительных женщин. Как все мои дамы. – Он оглядывал свою «команду» – бабушку, мать, ее…

Внезапно Катерина увидела его взгляд, брошенный на соседа. Потом услышала слова, которым тогда не придала значения. Верно говорят, что все произнесенное не тает в воздухе. Оно укладывается где-то в мозгу, лежит, пока не придет время выскочить.

Так что он тогда сказал еще?

– В зоне силы, должен заметить, Виктор Николаевич, бессильны даже сильные магниты. А в аномальной – губительны даже сувенирные.

Показалось сейчас или на самом деле сосед побледнел?

– Федор, неси обратно!– Катерина вспомнила возмущенный голос бабушки. – Как ты посмел их забрать?!

И ответ – хныкающий голос брата:

– Я бою-юсь.

Катерина, только что приехавшая из Москвы, заглянула на кухню. Брат сидел на полу, а перед ним – куча магнитиков.

– Ого! Откуда столько? – удивилась она. Где-то она видела эти разноцветные квадраты и овалы. Кораблики, бухты, верблюды…

Федор молчал.

– Взял, – проворчал он, не поднимая головы. – Бабушка велит отнести…

Катерина смотрела на его макушку, темные жесткие волосы такие же густые, как тайга ночью. Всякий раз, когда Катерина начинала злиться на брата, вспоминала, кто он и откуда. Федор – дитя тайги. В нем половина якутской крови. Очень стойкой.

Она узнала желтого бульдога с английским флагом на животе. Сосед привез его из Лондона давным-давно, когда поездки за границу считались большой жизненной удачей. По возвращении соседи устроили праздник. Сосиски на костре, вино…

Кстати, Светлана тогда приехала вместе с ней. Она тоже видела магнитики. Но поняла ли она?

Катерина почувствовала, как во рту пересохло. Недавно она слышала спор двух молодых сотрудников: может ли умереть человек с сердечным стимулятором, если он постоянно находится в электромагнитном поле? Даже таком слабом, как от магнитиков на дверце холодильника? Один говорил, что едва ли, а второй доказывал, что это самый простой способ отправить тещу на тот свет…

Но знал ли Виктор Николаевич о таком влиянии магнитных полей?

Она похолодела. Она знала другое – мать своей жены он не любил.

А сосед продолжал:

– На вашем участке вся сила от вас, Михаил Александрович. Я настаиваю, что человек красит место.

Зацепин спешил засыпать под слоем своих слов дяди Мишины?

– Вы вольны думать как угодно, но я стою на своем, – упорствовал Михаил Александрович. – Эх, если бы снова поселиться на Кадашевской набережной! Ей-богу, там бы ко мне вернулись прежние силы. А на Юго-Западе что со мной сделалось – потребовался сердечный стимулятор!

– Но тебе же хорошо с ним, Миша. – Бабушка с беспокойством посмотрела на него.

– Да-да, конечно…

Это сейчас она сосредоточилась на магнитах и сердечных стимуляторах. А тогда ключевым словом явилось «Кадашевская». Услышала – и все кругом засияло с новой силой.

– Я тоже хочу туда! – завопила она по-детски, возбужденная вином и запахами вольного лета.

– Возможно все, Катерина. Если очень хочешь, все будет. Главное, не пропусти момент, который может стать поворотным…

– Момент в наше время, Михаил Александрович, – сказал сосед, барабаня пальцами по приготовленной для сосисок тарелке, – деньги. Кадашевская сейчас много стоит. – Он усмехнулся: – Сила места – сила денег.

– Точный афоризм, – засмеялась Светлана и с особым вниманием посмотрела на Зацепина. Потом повернулась к Михаилу Александровичу: – Вот вы говорили о карте, которую делаете столько лет. Если ее продать, то вы вполне можете оказаться на Кадашевской. Ваша карта – такой инструмент, – она растянула ярко накрашенные губы, – по сути, это указатель жизни и смерти.

Внезапно стало тихо. В соседском саду, за плотной стеной высоких елок, слышались восторженные вопли и собачий лай – дети купали щенка.

Наконец Михаил Александрович улыбнулся и сказал:

– Нет, дорогая. Такую карту продавать опасно. Если она попадет не в те руки… – Он покачал головой. – Я полагаю, вы знаете, на что способна сила магнитных полей Земли. Тот, кто контролирует особую зону, тот получает контроль над обширной прилегающей территорией. Они на самом деле есть – места сакральные и аномальные. Причина – в потоках подземной энергии. Люди психически одаренные использовали места силы для придания мощи своим магическим способностям. Они возводили в таких местах культовые сооружения. Жрецы Древнего мира считали, что благодаря этому обеспечивается стабильность развития того или иного народа. Если утрачивалась связь с этим центром или его энергетика иссякала, народ был обречен на порабощение или вырождение.

– Да, – покорно и согласно улыбнулась Светлана, как улыбается женщина, которая хочет доставить удовольствие мужчине своей покорностью. – А вы знаете, – Светлана никак не могла успокоиться, – недалеко от моего дома есть магазин. Над ним смеется вся округа. – Она засмеялась, как будто желая придать словам больший вес. – Чего там только не было! Продуктовый, бытовой химии, одежды. Полгода – и новый хозяин. Народу никого. Самое удивительное, он стоит на большом шоссе. Тормознуть рядом с ним ничего не стоит. Но… видимо, дело в месте.

– По-моему, – дядя Миша повел носом, – мясо начинает скучать без нашего внимания. Вы как?

Все повернулись к Михаилу Александровичу.

– Охотно…

– М-да, Светлана. О том я и говорю… Ну давайте, давайте же мясо… Федор, принеси из шкафа бутылку красного, тоже испанского, – предупредил он.

А ведь этот Виктор Николаевич опасен, подумала она сейчас.

Катерина поежилась от нового порыва ветра. Пора вернуться к компьютеру и выключить. Кошка устала хранить экран и свернулась клубочком в уголке и сопела.

Катерина выключила его. А как же Светлана Полякова? Если она любовница Зацепина? Она тоже опасна? Для Федора?

«Брось, – осадила она себя. – Какое им дело до Федора, а ему до них?»

16

Накануне доктор Верхотин собрал своих самых продвинутых пациентов и сказал:

– А теперь призываю всех к самому интересному занятию. Упражнять извилины, которые еще не тронуты сенильными бляшками.

– Как?..

– Что мы должны делать?..

– Хоть сейчас!..

Ксения Демьяновна знала как. Она «поштучно» перебирала прожитые годы. Это занятие удивляло ее. Отсюда, с берегов начальной Камы, многое виделось иначе. Или с берегов болезни? Возникали неожиданные мысли, они настойчиво побуждали к действиям, которые вели бы к переменам, полезным не только для нее самой.

Доктор Верхотин подошел к ней, когда все покинули гостиную.

– Вы, Ксения Демьяновна, на мой взгляд, вполне соединились с собой. Я рад.

Она и сама так думала. С тех пор как прошел первый страх и Ксения Демьяновна приняла реальность случившегося, она начала испытывать себя. Отдавала приказы руке, пальцам, голосу, чтобы понять, достаточно ли точно и быстро они исполняются. Нет ли разлада между мыслью и действием.

Ксения Демьяновна поморщилась. Как будто вокруг сплошное единство слова и дела. Но она не Всевышний доктор, чтобы ставить диагноз самой жизни. Что ж, подвела итог, если соотнести точку зрения доктора и внутренние ощущения, то ее состояние уже не фифти-фифти, как с некоторых пор говорят вместо прежнего «серединка на половинку». Она перешла эту грань. Значит, пора включать мозги на полную мощность и действовать, приказала она себе.

Но некоторое смущение она все-таки испытывала. Несколько раз ловила себя на том, что возвращается к тому, о чем уже думала и что обсудила сама с собой. Но это можно простить, успокаивала себя Ксения Демьяновна, главное – не ошибиться с другими. И потом, если она о чем-то думает снова и снова, значит, это для нее чрезвычайно важно. Подпитываясь энергией от уже совершенного, она готовится к следующему не менее важному шагу.

Она сунула ноги в кожаные шлепанцы, которые привезла в прошлый раз Катерина. Специально подобрала к ее махровому халату карминного цвета, на тон темнее.

Утренний свет был густ, как туман, но ясные голоса птиц обещали яркое солнце. Она встала на высоком деревянном крыльце, чисто выскобленном, но не крашеном – никогда не думала, как это приятно, – огляделась.

А не остаться ли здесь навсегда? Много раз в жизни возникало желание все переменить: улицу, город, даже страну. Ксения Демьяновна иногда играла с собой в игру, о которой никому не рассказывала. Она вообще мало рассказывала о себе. Даже близким. Не потому, что чем меньше о тебе знают, тем значительнее кажешься. Просто ее главное занятие – слушать других. Говорят, собеседник откликается в ответ на твои откровения, но это неправда. Вернее, не вся правда. Ты даешь ему посыл, толчок, цепляешь за что-то, как за созревший нарыв. И он с легкостью расстанется с тем, что там было.

Игра в города и страны незатейливая, но волнующая – Ксения Демьяновна читала объявления о продаже домов. Она представляла себя то в Черногории, то на Кипре, то…

– В Испании, – пробормотала она и фыркнула так громко, что трясогузка с воплем сорвалась с калиновой ветки. – Не бойся, – тихо сказала ей вслед Ксения Демьяновна. – Все в порядке. Лети к своим детям.

А что, осенью эти птицы отправятся в Испанию. Она тоже могла осесть там давным-давно. Но тогда ей не хотелось ничего менять. Она вышла из вольницы шестидесятых годов, со стихами и песнями, зовущими в другую, свободную нематериальную, жизнь. Ксения Улановская даже хотела стать геологом, как дядя Миша. Но он мудро отговорил ее. К тому же она услышала, что говорила матери ее подруга, Ольга Петровна.

– Девушке совершенно незачем бродяжничать. Всякое бывает. Одно дело, когда сама себя отдаешь, а другое, когда у тебя силой забирают. В Кузьминском парке и то нападают на одиноких женщин. Слышала про насильника?

Ксения помнит, как вспыхнули щеки от ярости, – никто никогда кусочка от нее не получит, пока сама не захочет отдать!

Она не пошла в геологи.

С тем, кто стал для нее Вечным Другом на всю жизнь, они познакомились на скамейке в университетском дворике, который многие поколения студентов называют «психодромом». Они оба сдавали экзамены: Ксения – на исторический, он – на экономический. Тогда еще оба факультета были в центре Москвы, на Моховой.

Он наполовину испанец, из семьи тех, кого вывезли в Союз во времена диктатуры Франко. Его родственники жили в Каталонии, одной из провинций Испании. Они живут там до сих пор, на берегу моря между прекрасной Барселоной и маленькой, но тоже замечательной Таррагоной.

Вечный Друг, который тогда еще им не был, тоже поступил. Он стал первым «объектом» ее научного интереса как будущего этнографа. Ксения Улановская решила бродить не среди лесов, а среди людей. Она ловко разложила на национальные составляющие своего знакомого: половина испанца, четверть русского и четверть украинца.

О нем она написала свою первую статью по этнопсихологии, за что благодарна ему до сих пор. Но, узнав чересчур много о его характере, Ксения отказалась выйти за него замуж. С ней произошло примерно то, что происходит с парфюмером, составившим новые духи: ему спокойнее пользоваться чужими. Иначе он всякий раз будет принюхиваться – не меняется ли аромат от времени суток, от настроения и много от чего еще.

Их отношения сложились причудливо. Расставшись, они следили друг за другом, изредка пересекались, но знали друг о друге все. Легко – войди в Интернет и узнаешь, что Вечный Друг открыл представительство Каталонии в Москве для малых предприятий. Включи радио в машине – слушай ответы Улановской-Веселовой на вопросы слушателей в программе «Узнай его».

Но встречи все-таки происходили. Словно какая-то сила бросала их друг к другу. Случайные на первый взгляд, они всякий раз меняли жизнь обоих.

Сейчас Ксения думала о Вечном Друге неспроста. У нее всегда так: сначала возникает образ, потом мысль, а уже после – конкретная идея, которая должна быть решена в точности с ее планом. Который созрел в голове как будто без ее участия. Сам собой.

Ксения Демьяновна потянулась к капюшону халата, набросила на голову. Утренние комары вились вокруг лица, ныряли в светлые волосы, в которых почти нет седины. Она укрылась карминным колпачком еще и потому, что когда голова прикрыта, мысли собранны.

Она вынула мобильный телефон, который тайно привезла ей Катерина, – доктор Верхотин не разрешал. На хвостик Ксения Демьяновна прицепила нечто похожее на брелок – подарок Вечного Друга. Отдавая, он объяснил ей, что это не просто семейный оберег. В нем – секрет. Этот веер тоже телефон, но для экстренной связи с ним. По нему она отыщет его и в космосе, и под водой.

Она улыбнулась. Вечный Друг всегда любил разные штучки, но никогда – бессмысленные. Он не из собирателей-мужчин, которые до старости подростки.

Ксения Демьяновна вспомнила, как изменилось лицо Катерины, когда она увидела этот веер. Она ждала, не спросит ли дочь, что это, уже приготовила ответ, мол, старинный брелок. Сталь и интарсия золотыми нитями. Но дочь не спросила.

Ксения Демьяновна поморщилась: первый острый луч солнца упал на золоченую поверхность брелочка, отраженным светом ударил по глазам.

Она спустилась с крыльца, пошла к скамейке под калиной, которую полюбила с первого дня. Сейчас на старом огромном кусте – доктор говорил, что он ребенком прятался в нем, – лохматились широкие резные листья. А над ними цветы, издали похожие на тонкие ноздреватые блинчики, – такие монашенки пекут на Масленицу для обитателей Дома на Каме. Подойдешь ближе – станет ясно, откуда северные кружевницы срисовывают узоры. Здесь, на Каме, Ксения Демьяновна согласилась с поэтами, которые падают ниц перед этой северной красавицей.

Вообще в Доме на Каме она многое рассмотрела из того, что казалось ясным и понятным. Рассмотрела и ужаснулась: как поверхностны ее работы по этнографии и этнопсихологии! Она писала об удмуртах, башкирах, татарах. Но никогда прежде она не жила среди них, хотя писала: «Чтобы понять человека другой крови, нужно прожить бок о бок с ним пять лет».

Она пока прожила меньше, но этого хватило, чтобы увидеть, с какой небрежностью лепила она слова к словам. Ксения Демьяновна пыталась успокоить себя тем, что все эти люди тронуты болезнью, а она писала о здоровых.

Но чем дольше жила с ними под одной крышей, тем яснее понимала: болезнь Альцгеймера лишь коснулась здешних обитателей. Но не изменила их сущность. Поэтому препарат, который составила Катерина, так хорошо работает. Он предупреждает развитие болезни.

О Катерине она думала все чаще. Отсюда она видела то, чего не замечала прежде. Да, конечно, она уже осознала, что как мать виновата перед ней. Но Ксения Демьяновна считала, что вину нужно не просто осознать, а искупить. Она перевернула ее жизнь, родив Федора, а потом заболев.

Подведя итоги своим материнским изысканиям, она решила, что Катерине должна помочь по двум пунктам: встретить настоящего мужчину, успешно закончить работу над лекарством.

Было время, когда она присматривалась к доктору Верхотину. Но скоро поняла: здешний бирюк не годится на роль мужа для ее дочери.

Она поморщилась. Кажется, она об этом уже думала. Ну и что? Теперь она уточняет детали. Это важно, успокоила она себя.

В один из приездов к ней Катерина привезла первый образец своего препарата.

– Мама, – сказала она, поцеловав ее в щеку, – я к доктору Верхотину, а потом вернусь.

Ксения Демьяновна кивнула, потом медленно, неслышными шагами пошла следом. Дочь вошла в кабинет Верхотина, закрыла за собой дверь.

Но она должна знать, о чем они говорят!

Ксения Демьяновна заметила, что на двери по-прежнему зияет дырка от снятого утром замка. Она видела, как слесарь, ругаясь себе под нос, воевал с замком, но новый так и не поставил.

За многие месяцы, проведенные здесь, Ксения Демьяновна узнала весь Дом так, как не знала свою собственную квартиру – ни на Кадашевской набережной, ни на Островитянова. Объяснить нетрудно – она там не жила, а только ночевала. Институт, метро, автобус. Даже на дачу залетала только несколько раз в сезон.

Зато здесь обнюхала, потрогала, обласкала взглядом и пальцами все: стены, окна, подоконники, двери, кусты калины, стволы берез, поросят в хлеву, теленка в стойле…

Ксения Демьяновна заглянула в дырочку, потом припала к двери щекой.

Доктор Верхотин сидел за столом лицом к ней. Катерина – напротив, спиной. Слышно плохо, Ксения Демьяновна плотно прижала ухо к двери.

– Вам придется довериться… мужчине, – сказал он тихо. Ксения Демьяновна едва удержалась, чтобы не фыркнуть. Как любят мужчины это слово: «довериться»! – Довериться, – настаивал Верхотин, – а не отгородиться от меня. – Видимо, на лице Катерины возникло что-то заставившее его повторить. Понятно, у Катерины на это слово аллергия – после Игоря.

– Допустим, – сказала Катерина. – Что тогда?

– Я помогу вам оформить препарат как биодобавку и давать его моим подопечным, вашей матери в том числе.

– Но это не… – растерялась она.

– А у вас есть доказательство, что ваш препарат нечто иное? – Он засмеялся. – Я помогу сделать препарату временную регистрацию. – Он подмигнул ей. – Регистрируют же у нас среднеазиатских хлопководов строителями?

Она захохотала:

– Ну вы ска-ажете…

– В наше время, – продолжал он, – выживает не просто сильнейший, а тот, кто найдет себе приличную компанию. – Он вздохнул. – Врачи уходят из клиник. Но из профессии, если она есть, никто не уходит. Я делаю то, что хотел всегда. Правила игры надо научиться улавливать всеми чувствами. Я знаю, сколько нужно времени и денег для того, чтобы ваш препарат стал законным лекарством…

– Вы уверены, что не будет неприятностей? – спросила Катерина. Мать уловила в ее тоне согласие, хотя словами дочь требовала подтверждения. Тоже, между прочим, чисто женская манера. Сделать вид, будто сопротивляешься, когда готова отдаться. Закричать: «Да! Да!» Она сильнее прижалась щекой к двери.

– Смотря что вы называете неприятностями, – усмехнулся Верхотин. – Если речь о моих подопечных, то у них не будет. – Катерина покачала головой. – А если о нас с вами, – он сделал паузу, – это зависит только от нас.

– Я готова, – ответила Катерина.

Мать с трудом сдержала вздох облегчения.

Верхотин продолжил.

– Значит, оформим то, что вы привезли, как биодобавку, – сказал он спокойно, теперь уже как о чем-то обыденном. – Сами знаете разницу между лекарством и соединением, лекарством не являющимся. – Ксения Демьяновна услышала тихий смех – Катерина. – Мы с вами понимаем друг друга, мне это нравится. – Теперь его смех, Верхотина.

Ксения Демьяновна снова припала к отверстию. Она увидела, как Василий Кириллович сощурился и быстро окинул ее дочь взглядом. Видимо, Катерина что-то уловила в его глазах, подумала мать, заметив, как быстро она сложила руки на груди. Закрылась, а потом быстро расцепила их, опустила на колени, положила ногу на ногу и покачала носком туфли. Однако мать улыбнулась. Для тех, кто умеет читать язык тела, многое ясно. Похоже, Катерине он не просто не противен, а интересен, не важно, что он старше ее вдвое.

– Понимаете, – пробормотала она, откинувшись на спинку стула и заправляя за ухо отросшую русую прядь, – уже вошло в привычку, во всем…

– Во всех, – поправил ее Верхотин.

– Да, во всех сомневаться. – Засмеялась. – Я не учла, с кем говорю. Вы знаете все о… обо всех…

Доктор неторопливо кивнул:

– Увы. – Седой ежик не шелохнулся, когда он нарочито низко наклонил голову. Еще недавно, отметила Ксения Демьяновна, у него была борода, но он сбрил ее. Не хотел ли он стать моложе из-за Катерины? Все знали, что он вдовец, его жена умерла от инсульта рано и внезапно. – Моя работа – знать о других больше, чем они сами о себе. Это увлекает! – Он сказал это с такой юношеской интонацией, что Катерина рассмеялась. Ксения тоже фыркнула, довольно громко, и испугалась, не выдала ли она себя.

Но эти двое, похоже, увлеклись собой.

– Вы просто артист. – В голосе дочери мать услышала облегчение.

Доктор Верхотин снова кивнул:

– Меня могут взять в кукольный театр. По протекции племянницы.

Внезапно Катерина встала со стула, шагнула к нему, привстала на цыпочки и, сложив губы трубочкой, ткнулась ему в щеку.

Вот это номер! Ксения Демьяновна чуть не захлопала в ладоши. Катерина – молодец!

– Спасибо. – Так же быстро Катерина отошла на шаг.

– Вашими талантами, Катерина, будем живы. Вы сами не знаете, что делаете. – Голос доктора звучал иначе; сердце Ксении Демьяновны забилось быстрее. А он чуткий человек. Так почему бы нет?

Катерина махнула рукой:

– Что мои таланты без вас…

– Тоже правда. – Доктор не стал спорить. – Точнее, без таких, как я. Пробиться сквозь стену из тех, кто ничего не понимает, но подписывает бумаги, тем, кто все понимает, но ничего не подписывает, жизни не хватит. – Он фыркнул, довольный сказанной длинной фразой, в которую он вложил еще более долгие размышления.

Катерина кивнула. Следом за ней мать. Все так. На самом деле, сколько еще ждать, когда закончится бумажная работа, когда признают соединение ее дочери лекарством?

Ксения Демьяновна кивала не из материнской солидарности. Она уже с пристрастием расспросила специалиста – этот немолодой человек жил в Доме на Каме с таким же, как у нее, диагнозом. В часы просветления он рассказал ей, что работал в фирме, которая готовила документы для регистрации. Одно лекарственное средство – семь тысяч евро. Одна биологически активная добавка, то есть БАД, – полторы. А если закажут разработку технологий, отработку лабораторных условий с последующей регистрацией и внедрением – пятнадцать тысяч минимум.

Что ж, доктор Верхотин – удача для Катерины. Но, вздохнула Ксения Демьяновна, только как коллега. Не стоит предаваться иллюзиям. Надо искать того, кто годится безусловно.

Назавтра она позвонила Вечному Другу. И он, конечно, нашел.