Текст книги "Доверься, он твой"
Автор книги: Вера Копейко
Жанр: Современные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
11
С самого утра Катерина караулила профессора Назарова. Обычно он появлялся в Центре на несколько часов в день и исчезал так же внезапно, как возникал. Его даже называли Бестелесный. Высокий, поджарый, он удивлял подвижностью. Раньше таких сравнивали со ртутью. Но теперь это слово обрело пугающий оттенок, а профессор Назаров никого не пугал. Скорее, восхищал. Но и его тоже можно остановить, задержать и удержать только с помощью особых приемов и приспособлений.
Катерина Веселова едва ли смогла бы сама заловить его в свои руководители. Но таким особенным «приспособлением» явился Михаил Александрович. Точнее, память о прежней дружбе.
Дяди Миши уже не было в живых, когда Алексей Иванович Назаров предложил себя Катерине в руководители.
Сегодня Катерина удивлялась самой себе. Куда девалась тревога, которая, казалось, должна была смешать ее с пылью? Она запомнила эту фразу дяди Миши. Он много раз бывал там, где все сметают на своем пути пыльные бури. Они засыпают человека так, что он умирает от удушья. Все поры забиты – и конец.
Но после встречи с Вадимом, которая состоялась помимо ее воли, она чувствовала себя иначе. А может быть, его слово «доверься» не пустой звук? Стоит не просто прислушаться к этому слову, а вникнуть в глубину его смысла? Не расхожего, а того, который вкладывает в него Вадим Журавлев?
А может быть, она уже доверилась, незаметно для себя? Если бы не было Вадима, то все воскресенье она и просидела бы дома, обливалась слезами от ужаса после звонка из подмосковной лечебницы. И сегодня с бледным лицом и красными глазами упала бы на грудь профессору Назарову.
В самом конце рабочего дня Катерина наконец толкнула дверь кабинета профессора. Алексей Иванович улыбнулся, кивнул на стул рядом с собой.
– Что слышно?
Катерина рассказала.
– Вот как? Я был в лечебнице. На днях, – сказал он, быстро повернувшись к ней на стуле. – Никто ни от чего не отказывался. – Пожал плечами, костлявость которых не оставляла сомнения даже под летним льняным пиджаком.
– Но мне сказали, что это произошло внезапно, – повторила Катерина. – Больные отказались от препарата ни с того ни с сего.
Профессор махнул рукой. Катерина заметила россыпь старческих веснушек на бледной коже, сердце сжалось. Скоро он оставит лабораторию, Центр. Ей надо успеть закончить работу при нем.
– Может, кто-то из новеньких воду мутит. – Профессор приподнял плечи, потом медленно опустил их. Она заметила, что плечи пиджака шире его собственных. – Все утрясется, Катерина. Запомни, наши дела идут как надо. – В слове «наши», а не «твои», она услышала обещание защиты. – Надеюсь, ты сразу позвонила на Каму?
– Да, – сказала она. – У них все нормально. Представляете, доктор Верхотин повез всех в кукольный театр. – Засмеялась. – Если бы что-то было не так…
– Да-да, – кивал Назаров, уже не глядя на Катерину, а в бумаги. – Этих тоже надо бы в кукольный. – Теперь он взглянул на нее. – Что ж, Катерина, радуйся. Весь Монблан бумаг готов. Не успеешь лето красное пропеть, милая стрекоза, как получишь подтверждение: ты – главный автор лекарства, допущенного к лечению болезни Альцгеймера. Да, ты не единственный автор – куда без научного руководителя. – Он сощурился, будто собирался уловить что-то особенное в ее лице. Не уловил. – Но главный и первый. А это значит, что до конца дней можешь не волноваться и прожигать жизнь…
– Ага, за компьютером, – неожиданно для себя шмыгнула носом Катерина, чувствуя, как напряжение отпускает.
– Я серьезно. Ты лучше меня знаешь, сколько наших соотечественников живет в обнимку с детищем доктора Альцгеймера.
– У нас таких больных – полтора миллиона, в США – четыре, – быстро ответила Катерина, как на экзамене.
Профессор Назаров громко крякнул.
– Знаешь, почему такой разрыв? – спросил он. Потом, по привычке из прежней жизни, наклонился к ней и, понизив голос, добавил: – У них калькуляторы не врут.
Она засмеялась вместе с ним.
Это правда. В их Центре, который занимается физиологически активными веществами, все наизусть знают цифру – двенадцать миллионов человек в мире страдают от болезни Альцгеймера. Год от года их становится больше, а причины весьма расплывчаты. Обвиняют старение общества, наследственность, курение, алкоголь, стрессы. Кто-то видит зло в плохой питьевой воде, в которой находят все больше алюминия. Этот металл считают спичкой, которой достаточно, чтобы болезнь разгорелась. А в последнее время все чаще говорят, что причина кроется в том, что рожают немолодые женщины, это они подталкивают к развитию болезнь.
Изучая материалы международных конференций, Катерина давно заметила, что болезнь Альцгеймера все чаще рассматривают в разных странах не как медицинскую проблему, а финансово-экономическую. Потому что на содержание больных приходится тратить все больше денег.
Поэтому во всех научных центрах мира ищут лекарства от болезни, которую доктор Альцгеймер открыл еще в 1895 году. Но поскольку причины неясны до сих пор, как и механизм запуска, то главное, к чему стремятся во всем мире, – создать препарат, который поможет повысить жизнестойкость нейронов мозга, на несколько лет отсрочить стадию клинического слабоумия.
– Как повезет, – говорил профессор Назаров, когда Катерина пришла к нему в лабораторию. – Химики из одного московского института синтезировали восемьдесят соединений. А медики искали хоть что-то, что могло бы стать основой препарата от болезни Альцгеймера. Представь себе – обнаружили одно. Начали работать вместе, в результате появился препарат амиридин. Проверили на больных, убедились, что он способен улучшать память.
А потом, узнала Катерина, американские ученые предложили свой препарат – такрин. Он похож на амиридин по своим свойствам и по воздействию на больных.
Но оба препарата оказались довольно токсичными, они плохо влияют на печень, хотя амиридин менее опасен.
С самого начала работы над препаратом Катерина искала растительные составляющие. Могла ли она предположить, что в свекле и капусте найдет вещества, которые способны уничтожать ферменты, приводящие к развитию болезни старческого слабоумия, болезни Альцгеймера? Их воздействие удивительно: ведь эти ферменты разрезают белки на фрагменты, из которых образуются амилоидные бляшки, они-то и разрушают клетки мозга.
– Это уже находка, – хвалил профессор. – Я думаю, ты довольно скоро создашь препарат на растительной основе.
Энергия, с которой Катерина работала, могла бы удивить, но не профессора Назарова. Они оба знали, что у нее есть «объект повышенного внимания», которого нет у других. Это мать Катерины, Ксения Демьяновна Улановская-Веселова.
– Должен сказать, – заметил Алексей Иванович, – у тебя больше шансов на успех, чем у коллег-конкурентов. Желания и стремления, которые называют эгоистичными, подталкивают к победе, которой потом воспользуются другие. – Заметив удивленный взгляд, профессор объяснил: – Знаешь ли ты, что смертельная болезнь жены известного человека обернулась созданием крупного онкологического центра, а попавшего в автокатастрофу большого ученого следует благодарить пациентам еще одной известной московской клиники за первоклассное оборудование? Если будет хорошо твоей матери от твоего лекарства, то станет много лучше миллионам больных такой же болезнью. – Алексей Иванович улыбнулся. – Чем тяжелее ноша, тем скорее хочется ее донести. Верно говорю?
Катерина кивнула. Ей так хотелось поскорее донести свою ношу…
– Так кто же все-таки тебе позвонил? – Назаров резко повернулся на стуле и впился глазами в Катерину. – Говори сейчас же. Я требую.
– Светлана Полякова, – вздохнула Катерина.
Алексей Иванович пожевал нижнюю губу, как делал во время размышления над чем-то особенно важным.
– Плацебо, – бросил он. – Пустышка, – перевел он на русский.
Катерина усмехнулась. Научный руководитель слово «плацебо», обозначающее аналог псевдолекарства, который дают пациентам, чтобы понять эффективность настоящего лекарства, использовал широко.
– Вы о…
– Я обо всем сразу. О ней, о ее словах, о том, что она делает. – Профессор Назаров насупился. – Никогда не взял бы Полякову к себе в лабораторию.
Всякий раз, когда Катерина думала о Светлане, у нее начинало слишком быстро биться сердце. Она чувствовала, что между ними происходит негласное соперничество, уже давно, но в последнее время оно стало более острым. Иногда ей казалось, что она преувеличивает, что это тревога последнего этапа большой работы. Когда становится страшно: а если что-то помешает?
– Но Светлана Полякова занимается синтетическими препаратами, – сказала Катерина, не то уточняя, не то защищая коллегу.
– Ага, вот именно, занимается. – Профессор хмыкнул. – Не работает, а занимается, ты правильно заметила. – Катерина вдруг представила себе длинные ногти Светланы с мелкими цветочками по всему полю. Вспомнила, как удивилась и спросила: «Неужели не мешают работать?» И ее ответ: «Для черной работы легко найти другие ногти. Эти слишком дорого обходятся, чтобы рисковать…»
– Ты же знаешь, – не унимался профессор, – все свои «открытия» Полякова вычитала в популярных книжках. Они знаешь из какой серии? «Дайте больному витамин Е – и болезнь Альцгеймера…»
– «…упадет в обморок», – подхватила Катерина таким же противным голосом, каким говорил сейчас Алексей Иванович. Они посмотрели друга на друга и расхохотались.
– Но этот витамин поддерживает остроту ума, это доказано, – добавила Катерина уже своим голосом.
– Я бы посоветовал Светлане Михайловне Поляковой есть его побольше, – не унимался профессор. – Я прописал бы этот волшебный витамин и ее руководителю. – Алексей Иванович поджал губы. – Тогда бы они не трубили на каждом углу, что создали новый препарат. Хотя без всякой лупы видно, что их соединение – всего-навсего слегка модифицированный уже всем известный такрин. А больным от него будет еще хуже, чем от такрина.
– Но они тоже сосредоточились на роли ацетилхолина, – сказала Катерина, словно кто-то подталкивал ее отстаивать объективный взгляд на работу коллеги.
– Да, конечно. А на чем еще-то сосредотачиваться? Именно он важен для памяти. От него зависят хранение информации в мозге, ее передача. Понятное дело, все мы в разных странах только тем и заняты, что ищем способ усилить функцию ацетилхолина.
– Говорят, что она хочет найти спонсора, который вложит деньги в регистрацию ее препарата, – заметила Катерина.
– Но ее препарат, насколько мне известно, почти не проверяли. По крайней мере на таком количестве больных, как твой, – резко бросил Назаров. – Так ты говоришь, это она тебе позвонила? Выкинь из головы и работай. – Профессор усмехнулся. – Знаешь, бывает, дают один препарат, а приписывают целебные свойства другому. Улавливаешь? Но нас на это не поймаешь.
Катерина молчала. Он что же, думает, что…
– Уже поздно. Поезжай домой. Отдохни.
Он отвернулся от нее, взял со стола ручку. Подвинул к себе стопку листов.
Катерина закрыла за собой дверь кабинета, по длинному коридору пошла к лестнице. Ей не хотелось ждать лифт.
Домой, сказал он. Отдыхать. Значит, Алексей Иванович считает, что она устала.
А разве нет? Разве не устала она даже не работать, а жить так, как живет много лет подряд? Не устала метаться между матерью и братом, работой? Иногда ей хотелось умереть, но даже мысленно Катерина не могла себе этого позволить. Не будет ее – что станет с ними?
Она спускалась по ступенькам пустынной лестницы – нигде никого. Катерина почувствовала, как внутри что-то расслабилось, а на щеках что это? Она не плакала так давно.
Катерина повернула на чужой этаж, вбежала в туалет и заперлась. Слезы полились потоком, она не останавливала его. Напряжение, с которым она жила в эти дни, прорывалось. В голове проносились слова, мелькали лица – брата, матери, Вадима…
Она открыла кран и холодной водой плеснула себе в лицо. Потом еще, еще. Вода, смешиваясь со слезами, стекала по щекам. Она потихоньку успокаивалась – ведь не маленькая девочка, которая с готовностью переложит на чужие плечи свои заботы. Она уже пробовала, поэтому хорошо знает, что из этого выходит.
Катерина вынула носовой платок из кармана брюк и промокнула лицо. Домой? Профессор сказал, что ей надо отдохнуть. Но разве дома она отдохнет? Ей надо освободиться от грызущих мыслей. Дома не получится.
Поехать на дачу? Но там Федор. Он переселился туда со своими аквариумами. Ему нужен простор и много воды, заявил он. А там – полный колодец. Он собирается устроить карантинный пункт для передержки рыб, привезенных из других стран.
Но сейчас она не хотела его видеть.
Катерина обхватила себя руками, посмотрела в узкое окно под самым потолком. А не поехать ли ей к Ольге Петровне?
Катерина посмотрела на часы. Вынула мобильный телефон.
– Лети. Я в полном одиночестве, – обрадовалась Ольга Петровна.
12
Катерина навсегда запомнила, как горько-прегорько плакала на бабушкиных похоронах Ольга Петровна, младшая подруга, как называла ее Варвара Александровна. Обнимая Катерину похолодевшими руками, Ольга Петровна всхлипывала:
– Ничего, ничего… Теперь ты будешь моей внучкой, девочка.
Катерина не очень-то понимала, что имеет в виду бабушкина подруга. Но Ольга Петровна видела, а еще лучше чувствовала свалившееся на Катерину одиночество. Ее растила не мать, а бабушка и дядя Миша.
– В любой миг, как только что-то тебе нужно, лети ко мне. Я буду любить тебя, как люблю своего внука.
Катерина была не из числа тех, кто при первой трудности кидается к кому-то за помощью. Она старалась справиться сама.
Ольга Петровна звонила часто, звала к себе на праздники. А когда мать уезжала в командировку, забирала Катерину к себе.
Катерина приходила к ней в Ботанический сад, она узнала туда дорогу еще при бабушке. Это было любимое место Варвары Александровны во всей Москве. Она умела обходиться не только с астрами – по своей природе Варвара Александровна была садоводом.
Разница в возрасте не мешает людям, когда они любят одно и то же. Не мешала она и Варваре Александровне дружить с Ольгой Петровной, которая годилась ей в дочери.
Ольга Петровна помогла Катерине определить мать в Дом на Каме. Дело не в том, что она указала, куда лучше всего поместить заболевшую Ксению Демьяновну. Здесь иное, нечто более важное: Катерина ждала разрешения совершить этот шаг. Она его получила.
Болезнь матери началась неожиданно. Однажды, выходя из спальни в гостиную, Ксения Демьяновна остановилась, огляделась и сказала, глядя поверх головы Катерины:
– А где это я? Я жила не здесь.
Голос звучал ясно, но как-то чересчур звонко. Катерина вздрогнула и подняла голову от книги.
Мать мягко ступала по ковру мохнатыми тапочками с шерстяными помпонами на носках.
– Не-ет, это не я жила здесь. Я это знаю. Меня украли.
Катерина, холодея всем телом, заметила, как вибрирует голос матери. Он как будто преодолевал какое-то препятствие. Она отодвинула книгу. Это был учебник по химии. Зачет назначен на вечер, в неурочное время: преподаватель только утром вернулся из командировки. Она хотела воспользоваться лишним часами, но сейчас уже не думала об этом.
– Не-ет. – Голос матери перешел на шепот. – Я должна убежать отсюда.
Катерина не знала, что делать. Заглянув в глаза матери, она почувствовала, как холод проник под блузку. Мурашки побежали по телу. Ей показалось, они прихватили с собой прежнюю жизнь. Немигающие, какие-то белесые, а не голубые, глаза матери, бледные щеки и лоб в испарине.
– Мама, тебе нехорошо? – спросила как можно более спокойно Катерина.
– Я куда-то сейчас денусь, – бормотала мать, не глядя на дочь, она не слышала вопроса. – Я… денусь-оденусь-переоденусь… – Катерина леденела от ужаса. – Вижу. Я вас вижу. – Мать подняла руку и указала на шкаф. – Твои детки. Какое хорошее место нашли. Всех видят, а их – не все. Я одна их вижу. В буфете им хорошо. А этот кто? – махнула в сторону окна. – Он-то здесь откуда? – Она слегка пошатнулась, глаза не моргали. А рот расплывался в улыбке. – Ну да, самое прекрасное место. Дядя Миша говорил: главное – найти место силы. Знаешь, – она резко повернулась к дочери, – он сильный, он такой сильный, он нашел место силы и дал мне почувствовать его. Я никогда не перепутаю место силы и место… слабости? Нет, не так. – Она трясла слипшимися русыми волосами. – Он называл плохие места… Ох, я забыла слово… Забыла… – Она умолкла, посмотрела в окно. Потом обычным голосом сказала: – Хорошая погода. – Помолчала. – Но к вечеру пойдет дождь.
– Дождь? – повторила Катерина с отчаянием в голосе. – Но на улице зима! Сегодня шестнадцать градусов мороза, мама!
– Не кричи на меня, – раздраженно предупредила мать. – У тебя рыбья кровь, а у меня тридцать три градуса тепла! – Мать захихикала. – Я иду плавать. – Она пошла в ванную.
Катерина судорожно схватила сумку, бросила в нее учебник, прижала к груди. Тревожно грохотало сердце.
Ей надо бежать.
Ей нельзя бежать.
Ох, а Игорь в командировке, вспомнила она. А если бы он был дома, что тогда? Известно что. Он сказал бы: «Я не доктор. Я только кошелек для доктора».
Катерина сидела в обнимку с сумкой. Она заметила что-то странное, когда мать приехала из последней командировки. Ксения Демьяновна снова летала в Якутию, эту особенную для нее страну. Катерина знала, что такое этот край для всей семьи Соломиных-Улановских-Веселовых. Минутами мать словно уплывала куда-то, ее голос замирал посреди фразы. А потом она возвращалась из своего ниоткуда и снова становилась прежней.
Катерина сгребла со стола плейер, который слушала в метро, бросила в сумку. Вряд ли она включит его сегодня, но, стоит его нацепить, никто не станет задавать никаких вопросов. Она научилась у Федора. Брат даже ходил дома в наушниках, показывая тем самым, что обращаться к нему бессмысленно. Однажды, сдернув с его головы наушники, не в силах докричаться, Катерина обнаружила, что в них – тишина. Они лишь способ остаться с самим собой наедине.
Вообще она замечала, как не похож Федор на них с матерью. Похоже, якутская половина крови не смешалась с другой половиной, русской.
Катерина медлила, не решалась уходить. Она слушала шум воды в ванной. Можно ли оставить мать одну? Но она не могла заставить себя встать и пойти к ней в ванную. Она пыталась убедить себя, что ничего не произошло. Может быть, она сама переутомилась в эту сессию и ей кажется то, чего нет на самом деле?
Наконец мать вышла из ванной в белом махровом халате. Обычная Ксения Демьяновна Улановская-Веселова… Мать ставила девичью фамилию впереди, в память о погибшем на фронте отце.
– Ты как? – тихо спросила Катерина.
– Я? Отлично поплавала. – Мать весело засмеялась. Глаза блестели, но обычным ровным блеском. – Знаешь, я что-то неважно спала, мучили кошмары. Снились какие-то железные норы, мне стало трудно дышать. – Она поморщилась. – А теперь – как заново родилась. А что с тобой? Ты такая бледная. Ты, случаем, не беременна?
– Я?! – Катерина ошарашенно посмотрела на мать.
Ничего себе – беременна! Да ни о чем таком они с Игорем не думали. Зачем? Разве женятся только для того, чтобы сразу родить ребенка?
– Тоже, наверно, плохо спала, – заметила мать. – Всю ночь читала химию. Правда? Скорее всего нас опутала магнитная буря. Проверю по Интернету. Игорь скоро приезжает? – Мать говорила обычным голосом, выглядела – тоже.
– Нет. Не очень. Дней через пять, – ответила Катерина.
– Значит, ты можешь жить со мной эти дни. Замечательно.
– Ты сегодня работаешь дома? – спросила Катерина.
– Да, мне надо закончить отчет по теме, – кивнула мать.
– Тогда я пошла. – Катерина медленно встала. Она все еще сомневалась – заговорить ли с матерью о том, что было. Оставить ее одну или…
А что – или? У нее зачет.
– Я пошла, – сказала Катерина. – Если что – звони.
– Пока, пока… – Не глядя на дочь, мать помахала рукой.
Весь остаток дня Катерина вздрагивала от звонка мобильника. Но, глядя на дисплей, видела – не номер матери – и успокаивалась. Звонили Игорь, Федор, подруги. Если мать не подает голос, думала она с тревогой к концу дня, это еще не значит, что с ней все нормально.
А если она сейчас…
Катерина не знала, как продолжить, потому что никогда еще не встречала таких людей.
Вечером она не кинулась домой, пошла в библиотеку. Перебирала книги по медицине, старые, новые, самые свежие, недавно переведенные с английского. Она листала их, пробегала глазами по оглавлению. Но что искать? Как назвать то, что заметила в поведении матери?
Выплывало что-то из прошлого. Бабушка рассказывала о каком-то родственнике Ольги Петровны. Ну да, болел отец мужа. Голос бабушки: «Ни с того ни с сего слетел с катушек. Болезнь Альц… кого-то».
В тот вечер мать была обычной. Но через несколько дней стало ясно, что у нее провалы в памяти. Ксения Демьяновна путала день и ночь. Потом снова приходила в норму.
Катерина каждый вечер сидела в библиотеке, упорно листала книги по медицине. Соотносила то, что видела, и то, что узнавала.
Ей становилось страшно. Все указывало на болезнь Альцгеймера, на ее мягкую форму. Когда нарушается память, внимание. Когда человек забывает то, что услышал минуту назад. Реальное время для матери не имело значения, она жила по каким-то своим часам. В каком-то своем мире.
Часами сидела в одной позе за столом, в ней не было бы ничего особенного, если бы мать по-прежнему читала или писала. Но она просто сидела. А когда начинала говорить, Катерине хотелось зарыдать. Отдельные слова, вялые, бледные. И это говорила мать, которая читала лекции так, что ей аплодировали!
Игорь вернулся из командировки, но тут же уехал снова. Катерина испытала облегчение – она не сказала ему о болезни матери. Это ему не понравится.
В тот вечер Катерина вернулась домой поздно, увидела кроссовки Федора под вешалкой, немного успокоилась. Брат дома, уже хорошо. Мать сидела на диване с пультом в руке и смотрела телевизор.
– Привет, – сказала Катерина.
– Пришла, – отметила мать. – Все в порядке?
– Конечно.
Ритуальные слова произнесены.
– Ужинай, а я досмотрю детектив, – сказала мать.
Катерина пристально всматривалась в нее – все как всегда. Слова обычные. Только мать никогда не смотрела сериалы.
Может, на самом деле она зря накручивает себя?
Катерина поужинала, не чувствуя вкуса гречки с мясом. Любимая еда Федора. Похоже, он ее и приготовил.
Катерина помыла посуду.
– Ванная никому не нужна? – задала она привычный вопрос в квартире с совмещенным туалетом.
– Не-ет, – услышала в ответ.
Катерина надолго залегла в ванну с лавандовой пеной.
Она лежала, читала газету, скользила по рекламным объявлениям расслабленным взглядом и почти заснула, но холодная капля из плохо затянутого крана заставила отдернуть ногу – от неожиданности. Катерина открыла глаза. Она увидела, что в красном тазу замочены очень дорогие зимние ботинки на меху – мать купила их осенью.
Ей стало жарко в пенистой воде. Она поднялась на ноги, пена хлопьями свисала с тела, Катерина включила душ, чтобы смыть ее.
Отчаяние подступило к горлу. Никто, кроме нее, не отвечает за мать. И… за Федю. Они только втроем на этом свете!
А Игорь? Ее муж? Разве он не…
Она вышла из ванной, плотно запахнув красный махровый халат. Игорь позвонил на мобильный, сказал, что задержится на две недели. Все складывалось так, словно кто-то давал ей время разобраться с тем, что происходит.
Катерина прошла к себе в комнату мимо матери, которая все еще сидела перед телевизором. Федор чем-то стучал на кухне. Он приволок старый аквариум и пытался сделать его условно пригодным для жизни рыбок.
Катерина была замужем второй год. До сих пор ничто серьезное не омрачало их жизнь с Игорем. Но почему-то она была уверена, что муж если и поможет, то деньгами на лечение. Если оно понадобится. Но… даст деньги с таким лицом, что не захочется взять.
Катерина поморщилась. Она вышла замуж так неожиданно, что сама с трудом верила, с ней ли это произошло.
Они с Игорем в одно время оказались в Египте, в одной лодке, в которой сидело еще несколько человек, таких же, как они, желающих увидеть подводный мир Красного моря. Ни он, ни она не собирались нырять, а только рассматривать рыбок через стеклянное дно лодки.
Игорь сидел напротив, смотрел не на дно лодки, а на нее. Она призналась ему после, что чувствовала себя как червяк под микроскопом.
Через две недели они вернулись в Москву. Очень скоро он предложил ей выйти за него, когда понял, что она не станет жить с ним просто так.
Мать не удерживала, она повторяла хорошо знакомую фразу дяди Миши: «В жизни главное – найти свое дело и своего человека. Но это не значит, – говорила мать, – что ты найдешь то и другое с первого раза».
Мать отнеслась к Игорю с интересом – молодой мужчина работает на радио. Не важно, что он не выходит в эфир, а занимается рекламой. Это значит: молодая семья не будет сидеть на чипсах и бульонных кубиках. Те, кто рекламирует их, едва ли знают вкус того и другого продукта.
Мать оказалась права: Игорь хорошо зарабатывал и собирался зарабатывать еще больше, тем более что знал как.
Катерина училась в университете, он был готов к тому, что она поступит в аспирантуру, даже согласился платить, если она не поступит в бесплатную. Он хорошо чувствовал время и точно знал, что очень скоро все, что считалось престижным в прежней жизни, станет столь же вожделенным в новые времена. А именно – кандидаты и доктора наук снова будут в цене.
Игорь не ошибался, он узнал, что купить диссертацию становится все дороже, защитить ее – тоже.
Но Катерина не собиралась просить деньги на аспирантуру. У нее хватит ума сделать работу так, что ее туда позовут.
Но чем дольше она жила с Игорем, тем тревожнее становилось на душе. Завязывая пояс халата, она вспомнила, что его привез еще дядя Миша из Китая.
Нет, в Игоре она не нашла своего человека. Мысль, пришедшая в голову в момент наивысшего напряжения, чаще всего бывает верной. Не зря такое состояние называют озарением. Мгновенная вспышка высвечивает ничтожно малое, но успеваешь увидеть: то, что казалось огромным, способным затмить весь мир, – выдуманное.
Катерина вздохнула. Разве Игорь ее человек? Воздушный шарик желтого цвета тоже можно принять за солнце.
А вот насчет химии… посмотрим.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.