Текст книги "Неисповедимы пути"

– Алька, ты ж никогда об этом не рассказывала! – прошептала вдруг Лена.

– Старалась забыть, вычеркнуть из жизни, но судьба порой преподносит нам такие сюрпризы, куда там до них всем бразильским сериалам!

– Я была уверена, что Танюшка – дочь Сергея, – вымолвила Света, сочувственно глядя на Алису.

– Она, по сути, и была его дочерью, он любил её, как родную, и даже алименты платил. Она и не подозревает, что он ей не отец.

– И ты никогда не скажешь ей об этом?

– Не знаю, девочки. Теперь уже ничего не знаю.

Алиса возвращалась домой совершенно умиротворенной. То ли баня помогла, то ли её откровенный рассказ о прошлом, а может, всё вместе взятое, но, так или иначе, в душе её был покой. Войдя в квартиру, услышала, что разрывается телефон, тут же бросилась к трубке – вдруг чего с Танюшкой. Дочь ждала ребенка, и, как всякая мать, Алиса тревожилась за неё.

Из трубки доносилось странное сопение.

– Алло, я слушаю Вас, – четко произнесла Алиса.

– А-а-аленький, прости, это я, – услышала она невнятный голос Николая.

– Коля?! Откуда у тебя мой телефон?

– Нашёл …в записной книжке… у Игоря… – все так же невнятно проговорил он.

– Коля, что происходит? Ты пьян? – Алиса начала раздражаться.

– Прости, Аленький, выпил немного. Мне так плохо… вдруг… ну… самое худшее… как же я жить-то буду?

Разговор прервался.

Недавнего умиротворения как не бывало. Алиса долго не могла заснуть. В памяти всплывали картины прошлого. Первый поцелуй в весенней березовой роще, скромный букетик подснежников, первая их с Николаем ночь на продавленной панцирной сетке общежитской кровати, первый восторг и первые разочарования. Как она сумела всё это пережить?

Спала Алиса неспокойно. Ей снился Николай. Почему-то он был за рулём мотоцикла, в шлеме и перчатках с высоким раструбом, Зоя сидела сзади, обхватив его руками, а её длинные белые волосы развевались на ветру. Они мчались прямо на Алису, которая от растерянности впала в ступор и никак не могла сойти с дороги. Мотоцикл неминуемо надвигался, и в последний миг она в ужасе проснулась.

Субботний день ей предстояло провести на работе – у заочников началась сессия. Во время лекции в аудиторию заглянул Николай. Алиса сделала ему знак подождать и в перерыве вышла к нему. Он выглядел смущенным, долго мялся, прежде чем начал говорить:

– Алиса, прости меня, пожалуйста, за вчерашний звонок, я не должен был этого делать. У тебя семья, муж, мне неловко, что я вторгаюсь в твою жизнь.

– Да ладно тебе, Коля, успокойся. С мужем мы давно расстались, дочь замужем и живет отдельно, так что никому твой звонок не помешал. Я понимаю, что тебе сейчас несладко. Держись. Это дело времени. Тебе остаётся только ждать и надеяться на лучшее.

Виноватость в его глазах сменилась благодарностью, и Алисе вдруг стало нестерпимо жаль его.

– Чем я могу помочь тебе? – спросила она тихо.

– Да чем тут поможешь?! Поговори со мной. Давай посидим где-нибудь, пообщаемся. Мне так тяжко одному в этом городе со своей бедой.

– Ну, хорошо, давай посидим, я через час освобожусь.

Через час они сидели в уютной кофейне, говорили о каких-то посторонних вещах, вспоминали общих знакомых. Николай рассказал, что у него сейчас небольшой бизнес в том же городке, куда он когда-то уехал, что сын по возможности ему помогает, и всё у них было замечательно до недавнего времени. Он опять погрустнел, вспомнив об Игоре.

– Алька, я так боюсь, что он не выкарабкается. Я ж себе никогда этого не прощу. Сын – это все, что есть в моей жизни. Если я его потеряю… Я ж совсем один останусь в этом мире! Всё бы сейчас отдал, лишь бы повернуть время вспять. И пусть бы он женился на этой девчонке! Что ж я, не помог бы им материально?! Ну, почему всё именно так случилось?!

Алисе было так невыносимо больно слышать это, видеть его страдальческое лицо, что она не выдержала и проговорила:

– Ты не одинок, Коля. У тебя есть дочь, и скоро родится внук, – она достала из сумочки фото Танюшки и положила перед ним на стол.

Изумлению Николая не было предела, он взял в руки фото, смотрел то на него, то на Алису:

– Это моя дочь? Моя дочь? Как она похожа на Игоря!

– Да, она похожа на тебя.

– И ты молчала? Столько лет молчала? Как ты могла?

– А тебе это не нужно было, Коля. Оно не вписывалось в твою теорию рациональной жизни.

– Господи! Какой же я дурак! У меня тут целая семья! А я ни сном ни духом… целая жизнь… мимо… взрослая дочь! Как её зовут?

– Татьяна.

– Она знает обо мне?

Алиса молча покачала головой. Потом добавила:

– Теперь узнает, куда ж деваться! Ты ведь хочешь с ней познакомиться?

– Непременно! Когда? Позвони ей!

– Не спеши, Коля. Не стоит её волновать. Я должна её подготовить, ей ведь рожать со дня на день.

– Господи, я стану дедом! Спасибо тебе, Господи! Я не могу поверить! Неужели это происходит со мной?! Алиса, ты чудо!

Он взял её руки в свои, нежно гладил их и смотрел с таким обожанием и благодарностью, что на миг она почувствовала себя той влюбленной девчонкой, какой была много лет назад. Ей была приятна эта его восторженность и радость в его глазах.

– Прости меня, ради Бога, – проговорил он, не отпуская её рук, – я так виноват перед тобой, перед дочкой. Кто бы мог подумать, что даже в момент самого тяжкого горя можно ощущать себя счастливым человеком. Спасибо тебе за поддержку, Аленький. Что бы я без тебя делал? Больше всего на свете мне хочется сейчас обнять тебя и расцеловать. Коль судьбе было угодно вот так свести нас вновь, значит, это правильно, значит, так надо. Знаешь, у меня такое ощущение, словно я наконец вернулся домой. И теперь я точно знаю, что не хотел бы больше терять тебя…

Алисе было так хорошо и тепло рядом с ним, как никогда в жизни, и, наверное, он прав, говоря, что жизнь не зря свела их вновь. «А вдруг?» – промелькнуло в её голове, и сердце учащенно забилось.

Она ощутила на себе чей-то взгляд и повернула голову к двери. Там стояла высокая блондинка гламурной наружности, словно только что сошедшая с обложки глянцевого журнала. Она направилась прямо к их столику и, не сводя с Алисы взгляда, произнесла:

– Ну что, старая кошёлка, оторвала себе мужичка? И как он тебе? Не слабоват в постельке? Или тебе уже всё равно?

Николай резко отстранился от Алисы, на лице его мелькнул не то испуг, не то досада:

– Спокойно, Жанна. Сейчас я тебе всё объясню.

– А что ты мне можешь объяснить, козлина? Сынок у тебя в реанимации, да? Только что-то ты не очень похож на страдающего папашу! Но я тебе устрою! Я устрою! Отец больше ни копейки не вложит в твой бизнес! И все свои проблемы ты сам будешь решать! На его помощь можешь больше не рассчитывать!

Николай оттеснял девушку к выходу, а она все продолжала выкрикивать угрозы и проклятья. Алиса между тем взяла свою сумочку и вышла из кафе. На душе было гадко, словно её только что публично изваляли в грязи. Думать об этом не хотелось. Горечь захлестнула. И зачем она ему про дочку сказала?

Неужели опять была готова связать с ним свою жизнь?

Прямо дежа вю какое-то…

2013

Три оранжевых шарика

Вот уже почти сутки Лидия ехала в плацкартном вагоне скорого поезда по направлению к столице, и всё это время её окружали мужчины. Нельзя сказать, что она сильно страдала от этого, но сами понимаете, что представляет собою смесь кисловато-спертого амбре от потных ног и удушливо-терпкого аромата мужского дезодоранта. Добавьте немного перегара и табачного дыма и вот они, её дивные ощущения! Волею судьбы, все освобождающиеся места в её ближайшем окружении занимали исключительно мужики. Нет, они не выпивали при ней, не буянили, не ругались матом, всё было вполне пристойно. Но всё равно Лидия чувствовала себя как-то «некомильфо». К тому же книжка, взятая в дорогу, закончилась необыкновенно быстро, и между короткими подрёмываниями заняться ей было совершенно нечем.

«Быстро лечу я по рельсам чугунным, думаю думу свою…» – возникло вдруг откуда-то из школьного прошлого. Фраза основательно застряла в голове и протяжно повторялась под мерный перестук колес. Некрасовская заунывность начала сводить с ума, и женщина решила, что пора переключиться на что-нибудь другое. Она стала пристально присматриваться к своим соседям, пытаясь понять, что они собою представляют, и мысленно награждая их при этом веселыми именами. Она была женщина одинокая, но не из тех, кто каждого встретившегося мужчину готовы расценивать как потенциального жениха.

Первым был изучен индивид с верхней полки, расположенной над ней. Лидия назвала его Красные Трусики, так как это было самой яркой деталью его туалета. На вид лет пятидесяти, среднего роста, с нарождающейся лысиной и приплюснутым носом. Создавалось впечатление, что его в глубокой юности долбанули лопатой по лицу (интересно, за что?), либо он когда-то занимался боксом, за что и поплатился своим носом. Немногословен, в разговор вступает редко и, в целом, держится весьма индифферентно. За весь путь ничего о себе не рассказал. Из немногих его реплик она поняла лишь, что живет мужик где-то в Сибири.

Лидия была на него заранее немного зла, так как в багажном отсеке под её полкой он разместил свои сумки, и, войдя в вагон глубокой ночью, она вынуждена была забросить свой чемодан наверх, что не так-то просто удалось ей. Всё бы ничего, но в этом чемодане лежала вся её наличность, ведь она ж рассчитывала, что в течение пути будет охранять её, просто прижав полку своим давно уже не хрупким телом, а так приходилось постоянно бдить за бесценным багажом. На всех крупных станциях мужчина выбегал на перрон в своих красных шортиках, несмотря на дождь и холод. В последний раз он прибежал весь скукоженный, сказал, что дует сильный холодный ветер. Женщина улыбнулась, представив, как погулял тот ветерок под его алыми парусами.

На другой верхней полке расположился очень разговорчивый товарищ, которого она назвала Золотые Зубки. Возраста, пожалуй, хорошо за пятьдесят, это она поняла из его разговоров и некоторых упомянутых им дат, таких, например, как время службы в армии. Сам он из Нижнего Новгорода. Занимается перегоном автомобилей по всей стране, сейчас как раз возвращается из Сибири, куда пригнал очередную машинку. Всю дорогу он мучился зубной болью, периодически принимал обезболивающее, так как под его «золотой» коронкой воспалился зуб. Но это не мешало ему беспрестанно балаболить обо всем на свете: ценах на бензин, дорогах в разных уголках необъятной родины, зарплатах, пенсиях, президентах, пережитых впечатлениях и прочих вещах. В общем, этакий Ваня-пряник нижегородского пошиба в нубуковых сандалиях и с характерным волжским говорком.

Вот в вагон вошёл молодой мужчина брутальной наружности. При всем её годами приобретенном скептическом отношении к мужескому полу, особенно к красавчикам, этим экземпляром Лидия невольно залюбовалась, несмотря на то, что он был намного моложе её. «В такого можно влюбиться с первого взгляда», – подумала она, хотя на опыте знала, к чему это приводит. Чувствовалась в мужчине этакая породистость. Прямой красивый нос, выразительные, слегка с грустинкой серо-голубые глаза, бритый череп, мускулистый торс. На левом предплечье – тату в виде парусника и солнышка над ним. Разглядывая эту татушку, она вдруг обнаружила в центре солнышка какую-то мохнатость. Зная, что сейчас молодежь совмещает в единые композиции пирсинг и татуаж, поначалу подумала, что это какая-то новая технология измывательства над телом. Но, приглядевшись, поняла, что солнце пририсовано к большой родинке, размером примерно с перепелиное яйцо, да еще к тому же покрытой волосками. Так родилось его имя – Мохнатая Родинка. За всю дорогу до столицы мужчина не произнес ни слова, кроме приветствия при появлении в вагоне. Он достал планшетник, нацепил гарнитуру и, лежа на полке, чего-то там слушал, а потом заснул. За весь путь он не выпил ни глотка жидкости, не съел ни крошки хлеба. Надо отметить, что и остальные мужики нормально не питались. На крупных станциях они покупали какой-нибудь пирог, тут же его зажёвывали, в лучшем случае запивая чаем, и всё!

В Нижнем Новгороде на место Золотых Зубок поселился еще один интересный фрукт. Войдя в вагон, он первым делом позвонил по телефону (предположительно, жене, так как в ответ был слышен явно женский голос), сухо сообщил: «Ну, всё, я уже в поезде», потом разделся, достал планшетник и начал активную переписку с кем-то (предположительно, вовсе не с женой), и лицо его при этом выражало несказанное удовольствие мартовского кота. Так и появилось его имя – Мартовский Кот. Он несколько раз отключал свою технику, откладывал её в сторонку, но через пару минут снова включал и продолжал переписку. Видимо, объект его внимания был настолько притягателен, что оторваться от него просто не было сил. Краем глаза Лидия видела на странице фото, явно женское, но разглядеть подробнее было невозможно, ведь он намеренно скрывал экран от всех сидящих рядом, держа его примерно так, как это делает школьник на контрольной работе, чтоб никто не мог подглядеть. Её это очень позабавило. Забравшись на верхнюю полку, он продолжал своё виртуальное общение, по-прежнему отворачивая экран от соседей, но монитор, отраженный в темном оконном стекле, выдавал его тайну. Когда, уже засыпая, женщина периодически открывала глаза, отраженный в окне свет по-прежнему был виден.

«Не дай Бог, жить с таким», – подумала она, стараясь уснуть. А уснуть ей надо обязательно, ведь буквально через несколько часов она должна бодренько выйти из вагона навстречу новым впечатлениям. Впереди её ждёт романтическая встреча, к которой она так давно готовилась. Там, в столице, живет её Доблестный Рыцарь, мужчина её мечты, с которым она познакомилась в дебрях интернета примерно полгода назад. Лёгкое, ни к чему не обязывающее общение постепенно переросло в нечто большее, чему она пока не придумала названия, но верила, что это настоящее. Он вдовец, вот уже много лет живет один. Она тоже одинока, дочка вышла замуж, но дарить ей внучат пока не торопится, и Лидия с головой окунулась в эту виртуальную связь.

Николай, так зовут её нового знакомого, утверждал, что она возвратила его к жизни, заставила посмотреть на мир светло и радостно. Какие слова он писал, какие стихи присылал, как восхвалял её имя, называя его редким и удивительным! Ну, какая одинокая женщина способна устоять перед этим? Правда, фото своё показать он никак не решался, говоря, что далеко не красавец и не хочет её разочаровывать раньше времени. Но она-то знает, что человек, красивый душой, не может ей не понравиться. Да разве важно, как человек выглядит? Важнее, как он чувствует, как относится к жизни, к людям. Именно это и подкупило её в Николае. В общем, за время их переписки она к своему Рыцарю уже привязалась всей душой. И вот она, встреча! Лидия и мечтала о ней, и боялась её. Подвернувшуюся в столицу командировку она восприняла, как перст судьбы, и сообщила об этом своему другу. Он обрадовался, извинился, что не сможет встретить её на вокзале, и назначил свидание в ГУМе у фонтана ровно в полдень. Они весело придумывали, что он будет держать в руках, чтобы она могла безошибочно узнать своего друга, перебрав и такие варианты, как журнал «Огонёк» или газета «Правда». Вдоволь нашутившись, сговорились, что это будут три оранжевых шарика. И засыпая сейчас, она видела перед собой этот яркий ориентир.

***

Устроившись в гостинице и приведя себя в порядок, Лидия отправилась на свидание. Сердце в груди бешено колотилось. Боясь опоздать, она приехала в ГУМ раньше назначенного срока и поднялась на второй этаж поглазеть на красивые витрины, чтобы хоть как-то убить время и успокоиться. Погуляв немного, она подошла к перилам, расположенным прямо над фонтаном, и решила, что постоит здесь, а как только увидит свой заветный ориентир, сразу спустится к Николаю. Вдруг она увидела, что к фонтану подходит Мартовский Кот с большим черным пакетом в руке. «Ну, надо же! – удивилась Лидия, – и у него здесь, похоже, свидание. Наверное, с той дамой, с которой он ночью переписывался. Ещё и с подарком пришел. А жена и не подозревает, чем он занимается. Интересненько-интересненько… Похоже, сейчас я увижу то лицо, которое вчера не сумела разглядеть». Лидия порадовалась, что выбрала такую удобную позицию, откуда ей может открыться много интересного. Только где же Николай? По времени ему уже пора бы быть здесь. Она внимательно посмотрела по сторонам, и вдруг увидела, как взметнулись огнём в чьей-то руке три оранжевых шарика. Это Мартовский Кот вынул их из своего черного пакета.

2012

Не может быть!

Телефонный звонок вспорол утреннюю тишину квартиры и заставил Анну оторваться от любимого занятия. Она отложила в сторону пяльцы и сняла трубку. Незнакомый женский голос показался ей слегка взволнованным:

– Анна Сергеевна Кривцова?

– Да. Это я.

– Извините, что беспокою Вас, но мне необходимо поговорить о Вашем сыне.

– Что с Димой? Что-то в садике случилось?

– Нет-нет, не волнуйтесь, я о другом сыне, о Павлике.

– Простите, Вы что-то путаете, у меня только один сын.

– Ну, как же, Павлик Кривцов, 1998 года рождения, 12 июля, в его личном деле есть Ваш адрес и телефон.

Дата, названная женщиной, была самой большой болью Анны. Она собрала все мужество и спокойно произнесла:

– Да, в этот день у меня родился сын, но он был шестимесячным и умер на вторые сутки. Если это какой-то розыгрыш, то очень глупый.

– Не кладите трубку, умоляю Вас, мальчик жив, он живет в детском доме, мне нелегко было решиться на этот звонок… Но ради Павлуши… Он такой замечательный мальчик… И представьте себе, уверен, что его родители живы…

– Нет, этого не может быть, Вы что-то путаете.

– Это сущая правда! – почти воскликнула женщина, – я очень хотела бы помочь этому мальчику. Павлику скоро исполнится семь лет, его заветная мечта – пойти первого сентября в школу с мамой и папой. Я тайком заглянула в его личное дело, чтобы найти Вас… Поверьте мне… Давайте встретимся, я Вам всё подробно расскажу. У Вас нет поводов не доверять мне.

– Хорошо, давайте встретимся, – не совсем уверенно произнесла Анна. Выдохнула и более твёрдо добавила:

– Через час жду Вас в литературном квартале у памятника Пушкину.

– Хорошо, я буду там, – ответила женщина и отключилась.

Анна снова взялась за вышивку, к которой пристрастилась именно тогда, потеряв своего первенца. Обычно это успокаивало, помогало ей разобраться со своими непростыми мыслями и чувствами, но сейчас пальцы не слушались её, нитка запуталась. Она отложила работу в сторону и начала собираться на встречу с незнакомой женщиной. Если это какой-то «развод на деньги», то она это поймет и сразу уйдет. Но что-то подсказывало ей, что всё могло бы быть правдой. Но как? Почему? Хорошо, что у неё сегодня выходной… Может, позвонить мужу? Нет. Сначала надо самой разобраться во всем.

– Уходишь? – спросила её выглянувшая из своей комнаты свекровь Альбина Романовна.

– Да, срочное дело возникло, – бросила на ходу невестка. Ей совсем не хотелось сейчас что-то кому-то объяснять.

Ещё издали Анна увидела пожилую женщину на скамейке возле памятника. Одета она была просто и в то же время строго, седые волосы гладко зачесаны и аккуратно уложены на затылке. Рядом лежали сумочка и зонтик. Анна подошла и молча села.

– Меня зовут Надежда Павловна, – произнесла женщина, и лицо её при этом выражало добродушие и участие, – уже год я работаю нянечкой в детском доме, что на Садовой улице, и, знаете, никак не привыкну к этой детской обездоленности. Я ведь учительница, всю жизнь с детьми, а своих детей Бог не дал. Когда похоронила мужа, поняла, что не вынесу одиночества в четырех стенах, вот и пошла работать. Снова к детям. Хочется каждому помочь, пригреть. Я бы Павлушку усыновила, он такой славный мальчик, но кто мне разрешит? Возраст, да и здоровье уже не то. И поняла я, что единственное, чем могу помочь ему, так это вернуть мальчику семью, в которую он так верит. Там, в деле, есть Ваш отказ от ребенка и все данные о родителях.

– Не может быть! Я не писала отказа.

– Значит, это сделали за Вас. Возможно, Ваша семья испугалась, что мальчик будет больным, что с ним возникнет много проблем.

– Нет, только не это, мы все ждали этого ребенка!

– Вы еще молоды и не знаете, на что могут быть порой способны люди. Даже близкие, – тут она вынула из сумочки фото и протянула его Анне.

Это было просто невероятно! С фотографии ей улыбался Димка, только как будто немного повзрослевший и в очках. Сомнений быть не могло – это её сын, её и Алексея. Тот же отцовский нос, что и у Димки, такие же губы, даже в легком повороте головы видна была кривцовская порода. А вот глаза, скорее, её, Анны.

– Что у него со зрением? – с тревогой спросила она.

– Небольшой астигматизм, но это не так страшно, – главное, что он очень разумный, добрый и ласковый малыш, – Надежда Павловна с пониманием смотрела на совершенно ошеломленную Анну. – Я уверена, Вы теперь все сделаете, чтобы забрать Павлика. Об одном прошу: не выдавайте меня. Что угодно придумайте, только обо мне ни слова. Я не хотела бы лишиться этой работы. В ней моё единственное спасение в жизни.

– Я могу оставить себе фото?

– Конечно, Вам ведь сегодня предстоит непростой разговор с родственниками. Надеюсь, оно поможет.

– Спасибо Вам, Надежда Павловна. Я пока еще не могу до конца поверить во всё это, но чувствую, что Павлик и в самом деле мой сын.

Женщины попрощались, и Анна медленно пошла по аллее. Что все это может значить? Кто так страшно обошелся с ней, лишив её сына? А ведь всё могло быть иначе, и не было бы потока слёз, пролитых ею, не было бы острой боли, которую она ощущала тогда при виде счастливых мамаш с колясками, и не пришлось бы перетягивать болезненно набухшую грудь, ведь, оказывается, ей было кого кормить! Выходит, в то время, когда она так страдала, её ребенок был жив! И кто-то кормил её мальчика, кто-то заботился о нём вместо неё, кто-то помог ему вырасти, несмотря ни на что. Почему? За что? Вопросы, вопросы, вопросы. Она должна узнать ответы! Кто же посмел так вероломно вмешаться в её жизнь, изменить её судьбу? Неужели, это сделал Алексей? Нет, он не мог, он тоже искренне страдал по потерянному сыну. Остается свекровь. Именно ей сегодня будет адресован самый главный вопрос. Но прежде Анна должна кое-что сделать. Она решительно развернулась и зашагала в сторону трамвайной остановки.

Добравшись до детского дома, женщина медленно пошла вдоль забора, вглядываясь в лица гуляющих детей. Павлика она определила по очкам. Он сидел на кромке песочницы и рассматривал книжку. Сердце бешено колотилось. Это он, её сын! Ещё пару часов назад она и не предполагала о его существовании, а сейчас готова была пойти на всё, чтобы вернуть своего мальчика.

– Паша Кривцов! Ты опять на прогулку с книжкой вышел! Поиграй с ребятами! – строгий голос воспитательницы заставил мальчика закрыть книгу. И тут Анна поняла, что ей следует сделать. Она решительно открыла калитку и направилась к крыльцу. Найти кабинет директора не составило труда. Табличка на двери извещала о том, что директора зовут Слепцова Марина Петровна.

– Здравствуйте, Марина Петровна, – решительно начала Анна свой монолог, – Вы представляете, иду сейчас мимо и вдруг слышу свою фамилию. Воспитательница обращается к Паше Кривцову. Я вдруг поняла, что это знак свыше, и захотела узнать об этом мальчике поподробнее.

Директриса с недовольством посмотрела на Анну:

– А Вы, собственно, кто?

– Я? Я человек. Моё имя Анна Сергеевна Кривцова. А поскольку мы с мальчиком оказались однофамильцами, то я решила, что при усыновлении ему легче будет поверить, что он нашел свою семью.

– Ну, во-первых, Вам еще никто не позволил его усыновлять, а во-вторых, на него сейчас оформляются документы одной бездетной парой.

– И все-таки, Марина Петровна, я прошу Вас рассказать мне о мальчике, а вдруг он является нашим дальним родственником. Фамилия, согласитесь, не так уж часто встречающаяся.

– Да уж, фамилия эта в недавнем еще времени была у всех на слуху. Дмитрий Семёнович был личностью известной. На его похоронах, помню, чуть ли не весь город собрался. Таких руководителей теперь поискать! Кстати, он не родственник Вам?

– Родственник. Это свёкор мой, – подтвердила Анна.

– Но Вы особо не надейтесь на родство с Павлом, – продолжила директриса, – у него фамилия может быть и придуманной. У нас часто такое бывает.

Она открыла папку и стала просматривать документы:

– Мальчик поступил к нам из дома малютки в двухлетнем возрасте. Имя ему дали там же, так как родился он в Петров день, 12 июля. Ну, сами знаете, Петры и Павлы. А вот фамилия у него не придуманная, родительская. Тут есть отказ матери, Кривцовой Анны Сергеевны. Как Вы сказали Ваше имя?

Анна резко выхватила у неё папку и стала рассматривать листок, написанный от руки почерком её свекрови. Подпись была, конечно же, поддельная.

– Что Вы себе позволяете? – вскричала было Марина Петровна, но, глянув на лицо женщины, осеклась, быстренько налила ей воды и подала стакан.

Немного придя в себя, Анна пояснила ситуацию, рассказав о своих преждевременных родах и предполагаемой смерти ребенка. Видимо, Дмитрий Семенович, пользуясь своим положением и имея достаточно средств, чтоб уладить «неприятность», приложил к этому руку. Понятно, что не обошлось и без Альбины Романовны, сам бы он до такого не додумался, а вот она могла.

Марина Петровна сразу как-то подобрела, смотрела на Анну с сочувствием и пониманием. Попросила пока не нервировать Павлика, сначала разрешить эту семейную проблему, а потом прийти вместе с мужем, чтоб оформить документы, и заверила, что мальчика не отдаст ни в какую другую семью, раз у него нашлась своя.

Анна вышла на крыльцо, детей на площадке уже не было. Идти домой совершенно не хотелось. Она не желала сейчас видеть Альбину Романовну и не представляла себе, как сможет дальше жить с ней под одной крышей. Свекровь всегда относилась к ней предвзято, считая, что её сын достоин лучшей партии, чем эта голодранка, рано лишившаяся родителей и воспитанная бабушкой, теперь уже покойной. Анна терпеливо выслушивала постоянные колкости в свой адрес, но молчала, стараясь не обострять ситуацию. Никого у неё не было на всем белом свете, кроме её мужа и сына. Нет, теперь уже двух сыновей, семилетнего Павлика и пятилетнего Димки. Вспомнив о Димке, она решила забрать его пораньше из детского сада и погулять с ним, чтоб убить время до вечера.

Когда они вернулись домой, свекровь стояла у плиты, сердито помешивая что-то в кастрюльке.

– Что это ты сегодня на весь день пропала? – сердито буркнула она, на что Анна ответила:

– А кое-кто пропал на семь лет и ничего, – Анна сделала вид, что не заметила вскинутых вверх бровей Альбины Романовны и пошла с сыном в детскую, бросив на ходу, что они поужинали в кафе. Вскоре, услыхав, что вернулся муж, она включила Диме его любимый мультик, достала из сумочки фото и вышла на кухню, где заботливая мамаша хлопотала перед любимым сыном, уже успев посетовать, что жена о нём совсем не заботится. Алексей в ответ ей что-то промычал с набитым ртом и улыбнулся вошедшей жене. Анна молча положила фото на стол и стала наблюдать за реакцией своей семьи.

– Кто это? Димка что ли? Почему в очках? – спросил Алексей, а Альбина Романовна вдруг побледнела и присела на стул.

– Нет, не Димка, это Павлик, твой старший сын.

– Что за шутки? – недоуменно смотрел на неё муж.

– А это ты у мамы своей спроси, с чего вдруг она так «пошутила» над нами семь лет назад, лишив нас сына.

Алексей переводил взгляд то на мать, то на жену, силясь понять, что же такое происходит. Альбина Романовна резко встала, заявив, что она ничего не знает, ни в чем не виновата и ушла к себе в комнату с гордо поднятой головой.

И тут Анна не выдержала и расплакалась. Размазывая по лицу слезы, она пересказала мужу все, что узнала и увидела в этот день. Он долго молчал, потрясенный услышанным. Потом поднялся, пошел в комнату матери и плотно затворил за собой дверь. Анна не слышала, о чем они говорили, но Алексей вышел оттуда с каменным лицом.

А назавтра они пошли в детский дом знакомиться с сыном. Сидя в кабинете директора, нетерпеливо смотрели на дверь, в которую вот-вот войдет Павлик. Стоит ли говорить, какое волнение испытывали оба при этом. Мальчик, едва переступив порог, всё понял без лишних слов. В его широко распахнутых глазах можно было прочесть и робость, и удивление, и великую радость.

– Наконец-то мы нашли тебя, сынок, – проговорил Алексей, а тот шёл к ним, улыбаясь, и повторял:

– Я знал! Я знал!

Анна бросилась к сыну, обняла его и, стараясь сдерживать непрошеные слезы, гладила коротко стриженую голову притихшего парнишки.

Марина Петровна, проникшись этой нестандартной ситуацией, позволила забрать Павлика домой, не дожидаясь, когда будут оформлены необходимые бумаги.

Когда подошли к машине и Алексей снял с сигнализации свою «Тойоту», Павлик завороженно спросил:

– Это ваша машина?

– Это наша машина, сынок, значит, и твоя тоже. Всё наше теперь и твоё, понимаешь?

Но это пока было недоступно пониманию мальчика. В «Детском мире», куда они заехали по дороге, чтобы купить сыну всю необходимую одежду, Павел смотрел на эту кучу вещей и никак не мог взять в толк, что это теперь его вещи, и он может надевать то, что захочет. Он не привык, чтобы его спрашивали, какая куртка или рубашка ему больше нравится. Он всегда надевал то, что выдадут, даже не предполагая, что одежду можно подбирать к цвету глаз или волос. С нескрываемым обожанием смотрел он на своих родителей, старательно выговаривая слова «мама» и «папа», словно пробовал их на вкус. Слова были непривычными, но такими теплыми и приятными.

Когда Алексей затормозил у подъезда, мальчик опять спросил:

– Это ваш, ой, наш дом?

– Да, сынок, это теперь и твой дом.

Войдя в квартиру, Павел снял обувь и аккуратно поставил её в сторонку. Анна отметила про себя, что мальчик приучен к порядку, чего нельзя сказать о его младшем брате.

– Димыч, выходи с братом знакомиться! – крикнула она.

Из бабушкиной комнаты вышел надутый сын и исподлобья посмотрел на Павла. Вот этого Анна никак не ожидала! Ведь вчера, узнав о том, что у него есть старший брат, Димка очень обрадовался. Что за перемены?

– Идите в вашу комнату, покажи Павлу игрушки и книги, а я пока чай приготовлю.

– Не покажу! – сердито буркнул мальчик, – это всё моё, я не буду с ним делиться!

– Вот это новости! С чего бы это вдруг? – удивленно спросила она.

– А может, он и не брат мне вовсе! – проворчал Дима и добавил, – Сирота казанская!

Павел тут же напрягся, втянул голову в плечи.