Текст книги "Северные баллады"

Откровения странника

Интернет давно стал для меня, как для многих людей, не только средством коммуникации, но и источником жизненных впечатлений. Хотя, казалось бы, не мне искать в нем дополнительных событий и знакомств, потому что мне тридцать четыре года, я много работаю и дома в родном Питере практически не бываю. Возвращаюсь на берега Невы только за новыми группами путешественников.

Я – водитель автобуса и дальнобойщик в одном лице: вожу в Скандинавию российских туристов. Помимо перемены мест и эстетических восторгов, я переживаю вместе с ними заторы на границе, опоздания на паромы, потери паспортов, денег и сумочек, проблемы с полицией, экстремальные влюбленности, отравления черной икрой, интриги, ссоры, травмы, пожары, аварии… и называю себя вечным странником.

Несколько лет назад под Рождество начальство неожиданно определило в мой желтый Неоплан новую гидессу и приказало срочно отправиться с ней в славный град Стокгольм. Я не одобряю внеплановых перемен экипажа, но в разгар туристического сезона не хватало гидов, и их приглашали со стороны. На повестке дня была лишь одна задача: не уронить престиж фирмы и отправить за кордон все образовавшиеся группы. День кормил год, и мне пришлось подчиниться. На лобовое стекло я, как положено, прикрепил табличку: «Стокгольм, 4 дня. Полина Леонова».

Она появилась минут за десять до отъезда, когда мой напарник уже помогал туристам укладывать багаж. Запыхавшаяся, румяная, она бегала с чемоданом среди многочисленных автобусов, поданных на посадку, и искала номер 6580. Наконец, подбежала ко мне и воскликнула: «Как я понимаю, вы – Слава!»

«Совсем девчонка», – подумал я и вздохнул с облегчением: поездка определенно не сулила ни скуки, ни скандалов. Казалось, девушку не смущали незнакомые водители и возможные дорожные проблемы. Она искренне радовалась своей роли и излучала свежую радость жизни.

Поначалу я был несколько обескуражен резвостью и самоуверенностью Полины, даже позавидовал остроте юного восприятия действительности. Но вскоре выяснилось, что для нее это первая поездка в качестве гида, и в душе бедняжка тряслась от страха.

Новогодний дефицит гидов-экскурсоводов стал для нее шансом начать карьеру. Я видел: перед первым включением микрофона она собиралась с духом, словно ей предстоял запуск ядерной ракеты.

Проезжая по центру Питера, Полина помнила текст экскурсии и обещала туристам подробный рассказ о связи русской, финской и шведской истории, поскольку нам предстояло путешествие через Финляндию в Стокгольм. Она с пафосом говорила об островах дельты Невы. О том, что до прихода Петра Первого Васильевский назывался по-фински Хирвисаари – «лосиный остров», и о том, что на месте Стрелки стояла деревня из девяти дворов. Но на выезде из города от гидовскош гонора не осталось и следа. Полина распереживалась, запуталась и не узнала Сестрорецк. Она выхватила из сумки пачку бумаг и начала читать первую попавшуюся статью о финнах.

Туристы занимались своими делами и воспринимали речь гида как фон. Ничего особенного не случилось, но я видел, что Полине стыдно и страшно. Она осознала легкомысленность своего поступка и испугалась четырех дней позора. Она уже жалела, что окунулась в эту профессию. И не понимала, что уверенность приходит только через преодоление страха и первой растерянности.

Одетая в оранжевую курточку с капюшоном, она сидела на соседнем сидении, обложившись кипами книг, разнообразных папок и тетрадок, и неуверенно бурчала в микрофон. Светлые кудряшки касались ее розовых щек.

Она поминутно ловила мой взгляд, ища молчаливого одобрения, чем смешила меня и отвлекала от дороги.

Надо сказать, что эта блондинка устраивала меня больше, чем опытные гидессы, которые всю дорогу азартно брызжут слюной и считают меня ничтожеством… На том лишь основании, что более образованны и тоже знают дороги. Однако никто из них не пробовал сесть за руль большого автобуса и взять на себя ответственность за сорок пять человек. Они не понимают, что я, в отличие от них, незаменим: без водителя нет движения и можно остаться со своими обширными познаниями в ночном лесу. Кроме того, каждую поездку я слышу похожие на друг друга рассказы о Зимней войне, о финских саунах и шведских королях, которые настолько замылили уши, что при необходимости я могу сам провести экскурсию. Но водительская зарплата выше, поэтому я лишь снисходительно улыбаюсь.

Словом, ко времени знакомства с Полиной я знал как свои пять пальцев не только дороги, повороты и развязки на пути в Стокгольм, но и подробную программу мероприятий.

Полина не давила на меня, была растерянной и по-женски слабой. Она была красивой, но с перепугу забыла об этом. Видела во мне авторитет и силу, и я ощутил в своем сердце умиление и сочувствие. Начал подсказывать ей, какие пункты мы проезжаем и о чем она должна говорить. Она выбирала из горы своих бумаг нужные и продолжала речь.

Мимо пролетал зимний лес. Я постарался скорее прибыть на таможню и после не отходил от Полины: указывал нужные двери и коридоры, помогал проводить группу через границу и получать билеты на паром. Она робела, но уже воспринимала происходившее как веселое приключение.

Первую бессонную ночь мы провели на границе с Финляндией, вторую – на двенадцатиэтажном пароме, шедшем из Турку в Капелыпер. Убийственное расписание поездки было привычным для меня, но труднопереносимым для девушки. В первую ночь по пути к границе, пока туристы дремали в мягких креслах, Поля проверяла документы. И лишь под утро уже в Финляндии она поспала полчаса, уронив голову на руки.

Утром в программе значился аквапарк, днем – экскурсия по Хельсинки, но я видел покрасневшие от усталости глаза нашего гида и опасался, выдержит ли Полина. Понимал, как тяжело ей было казаться бодрой и произносить красивые речи, когда хотелось лишь одного – спать. Коварный сон подбирался незаметно и мягко, словно туман, и властно напрыгивал в паузах. Она стряхивала его усилием воли.

Однако физическое испытание на прочность стерло ее эмоциональность и неуверенность в себе. Проезжая по финской столице, Полина спокойно и звучно зачитывала в микрофон свои тексты, не обращая внимания на косые взгляды некоторых путешественников, считавших обязанностью гида говорить «без бумажки». Она смутилась бы и испугалась такой реакции экскурсантов, но была уже не в состоянии нервничать. Ее сил хватало лишь на то, чтобы не замолчать и не закрыть глаза.

Я видел, что Полина преодолевает боязнь публичных выступлений, и ободряюще подмигнул ей: «Гид прав, даже если стадион называет библиотекой». В самом деле, откуда возьмутся хорошие специалисты, если молодым, умным, но робким не давать первого шанса? Ведь она пришла в мой автобус не просто так, она серьезно готовилась и хотела работать. Что свойственно далеко не всем симпатичным девушкам.

Вечером была посадка на паром, но лечь спать снова не довелось. Нужно было курировать «шведский стол» и отвечать на вопросы туристов, а после начался концерт финской группы, и Полина захотела его послушать.

Недосып пагубно влияет на женскую красоту. Пропадает свежесть кожи, блеск глаз, появляются круги под глазами. Мне было жаль смотреть на Полю. Кроме того, она боялась завтрашней пешеходной экскурсии по Старому городу и не могла думать ни о чем другом. Говорила, что не представляет, где находятся наскальные руны и узенькая улочка Угрюмого Мартина. Она была в Стокгольме всего раз и заблудилась!

Я обнимал ее и клялся помочь всем, что в моих силах. Глупо таял, глядя в ее зеленые, до смешного испуганные глаза и млел, перебирая пряди светлых волос, касаясь мягких теплых губ, целуя белую кофточку с помпонами и длинные ноги… Но Полина сказала, что спать со мной ей не позволяет профессиональная этика. Или, если меня не устраивает слово «профессиональная», то просто кодекс чести.

С тех пор я узнал еще многих представительниц прекрасного пола, но она во мне как само сердце. Она для меня везде – как солнечный либо лунный свет. Я смирился с тем, что это неизменно и не может исчезнуть, а способно лишь увеличиться, особенно по весне. Я живу с этим, как Полина – с веснушками, и как многие люди – с диабетом.

Обычно я нравлюсь женщинам. У меня греческий нос, темные волосы, зеленые глаза… даже когда они красные от усталости… Сильные руки, потому что другими было бы трудно управляться с огромным автобусом. Редкая женщина их не оценит.

Словом, по роду деятельности у меня много поклонниц – как не у всякого артиста. В путешествия отправляется значительно больше женщин, чем мужчин, и по дороге многие дамы начинают изнывать без любви и ласки. Не говоря о том, что большинство их грезит о некой возвышенной романтике, о неожиданной встрече с героем мечты.

Я – с натяжкой – соответствую образу современного брутального джентльмена и стараюсь быть обходительным, внимательным, нежным. Говорю комплименты и помогаю выходить из автобуса. Поддерживаю беседы об экономике и поэзии, об энергетике и недвижимости, о реальности любви с первого взгляда или о том, что любви нет – в зависимости от того, кто из дам чего ждет.

На несколько дней я – их капитан, хранитель их жизней, властелин их вещей. Я никогда никого не добиваюсь – они подходят сами, о чем-то спрашивают или просят открыть багажник. Слово за слово, шутка за шуткой, и начинается увлекательная игра, итог которой один – яркий секс на пароме. Но главное моё удовольствие состоит в том, чтобы, подыграв чужим иллюзиям и исполнив чужие сокровенные мечты, вновь и вновь чувствовать себя волшебником.

Неважно, сколько прекрасным дамам лет. Проникновение в человеческие души обогащает: в них таятся огромные силы, способные высвобождаться от пустяков. И нет на земле большего могущества и успеха, чем умение дарить людям счастье: хотя бы на миг, хотя бы на ночь или на неделю.

Путешествие придает происходящему особое очарование. Вкупе с моими словами и действиями в женское сердце западают шум ветра на верхней палубе, слияние моря и неба в единое темно-синее пространство, легенды озера Меларен и Королевский дворец. Молниеносный роман запоминается туристке на всю жизнь, врачует раны и служит вдохновением.

Лучи короткого счастья, волны восторга и благодарности отдаются мне назад годами. Неважно, что я не помню многочисленных женских лиц: счастье каждой любовницы, как солнечная картина в золотой раме, остается с ней и продолжает светить мне в спину, что делает мою жизнь светлее и придает сил.

Кому полеты к звездам, кому циничная страсть… Вернувшись домой, многие вспоминают маленький роман как сказку и полагают, что встретили свою мечту – даже если они замужем. Пытаются звонить, склоняют к новым встречам. Каждая надеется на то, что она на свете единственная… ведь не зря я до сих пор не женат! Видимо, ждал свою любовь… Её… Но постепенно все остывают и приходят к правильным выводам.

Иногда меня начинают делить прямо в поездке, и у экипажа возникают дополнительные ЧП.

Видимо, туристки чувствуют мою природную доброту и осведомленность о том, что хочет женщина. Но вот Полина… всё выходит замуж и выходит, и всё не за меня… А за каких-то стабильно сидящих на месте смертных!

Я каждый раз говорю ей: «Зачем? Ты все равно разведешься, тебе не ужиться с ними. Они не понимают, что значит для тебя дорога. Ты несешься вперед, держа в руке микрофон, и только тогда чувствуешь себя на своем месте. В глазах – огонь, в душе – гармония с миром. А они всегда будут требовать, чтобы ты устроилась на так называемую «нормальную работу». Будут утверждать, что все дальнобойные гиды… неприличные женщины, и обвинять тебя в изменах. Они хотят, чтобы ты стала их собственностью и служанкой. Иначе зачем жениться? Им нет дела до реализации твоей личности».

Один из горе-избранников однажды возмущенно заявил ей: «Жди тебя неделю, потом ты приедешь усталая, ничего не можешь, хочешь спать, и я еще должен бегать вокруг тебя?!! Что это за жена?!!»

Полина выставила его, не удостоив ответом. А когда-то считалось, что она его любит!

Я говорю ей: «Выходи за меня!» Она смеется: «У тебя в каждой поездке новые жены, зачем тебе я?»

Я периодически клянусь, что, если она останется со мной, мне не нужны будут остальные, но она не верит.

Вопрос физической верности действительно спорен: я привык к роли волшебника. Несмотря на чувства к любимой, я постоянно сплю с другими, не ощущая никакой дисгармонии.

Я не смог подарить Полине личного счастья, но подарил ей начало карьеры. Теперь она ходит на работу как на праздник – в прямом смысле слова, и радуется каждому дню. Роль волшебника может быть многогранной!

Именно из-за Поли я впервые залез на известный сайт, чтобы найти там ее страничку и оставлять моей Непонятливой песни о любви и нарисованные букеты. Чтобы писать ей «спокойной ночи» и «доброе утро»…

Она отвечала редко, а я ждал… И во время ожидания незаметно втянулся в лазанье по многочисленным группам с названиями наподобие «Любители кальяна», «Туризм – стиль жизни», «Шансоньетка».

Мне нравилось рассматривать случайные странички. Это занятие – соваться в чужие жизни – было таким же увлекательным, как в реальности. Я любопытствовал, кто чем живет, о чем думает, как выглядит в своем возрасте. Отмечал региональные отличия. Анализировал чужую психику, продолжал проникновение в людские души. Это было похоже на подглядывание в окна.

Попадались интеллектуальные и творческие люди: нетрадиционные врачеватели, художники, археологи, фотографы, занятные философы, путешественники. Кто-то просто общался на сайте, кто-то устраивал презентации плодов своей деятельности.

Попадались и откровенные шизоиды, и явные проститутки, и наркоманы… словом, все те, кто у человека, считающего себя приличным, вызывают неодобрение.

Странички именно таких персонажей рассматривать было особенно интересно. Почему? Это вопрос из ряда «Почему мы смотрим порнографию и криминальную хронику, съемки о ворах и маньяках, судебные разбирательства?» Видимо, потому, что наша несознательная часть по-прежнему принадлежит животному миру, и сознательной части интересно взглянуть с высоты эволюции, насколько современный человек может деградировать. Видя низости, мы испытываем чувство тайного удовлетворения: мол, я не такой, я чище, умнее, богаче! В связи с чем люди высокоорганизованные испытывают желание изменить мир и помочь согражданам, а прочие успокаиваются и гордятся собой. Я был прочим…

Однажды я случайно наткнулся на страничку юной, глубоко провинциальной очаровашки, сфотографированной на фоне черного БМВ. Фотографии предательски отражали ее грубоватые манеры, ее зашоренность и отчаянное стремление вырваться куда-то в лучшую жизнь из окружающей серой безнадёги. Глупая птичка, липнущая к богатым заезжим подонкам. Прокатится на чьей-то дорогой машине и представляет себя звездой…

Я долго любовался ее румяными, налившимися на свежем воздухе щечками, ее упитанными, ровными и длинными, торчавшими из короткой юбки ножками… и всем остальным. Она была не особенно красива, но запредельно сексуальна – несмотря на явное малолетство.

Серые глаза незнакомки сверкали таким наивным и бесстрашным задором, что я долго не мог ею налюбоваться. А потом стал рассматривать ее подруг, среди которых была одна… Не красива, не умна, не эффектна. Чернява и зеленоглаза, как я. Подстрижена модно, но я такую прическу называю «драная курица».

Словом, я увидел маленькую, худосочную четырнадцатилетнюю обезьянку. На фотографиях она то кривлялась с разноцветными воздушными шарами, то висела на дереве, то пила пиво на лужайке. Один раз была запечатлена в черном вечернем платье с разрезом. Под фото стояла надпись: «Я не узнаю себя, я не такая. Я тут какая-то тетя».

Моё внимание к этой персоне привлекла пометка «замужем». У нее еще не могло состояться официального замужества, и тем интереснее было взглянуть, кто муж. Оказалось, двадцатидвухлетний диджей местного клуба. Для ее четырнадцати лет персонаж эпатажный: высок, длинноволос, татуирован, стильно одет.

Она повсеместно выражала свою любовь к нему.

От удивления я настрочил ей сообщение: «Как тебе в 14 лет замужем живется?» Она ответила, что у любимого очень трудный характер: Макс много пьет и хулиганит, но она уверена, что это пройдет, и чувствует себя счастливой, когда утром просыпается с ним рядом.

Развращенный – судя по взгляду – ребенок, ничего не смыслящий в личном удовольствии…

Я спросил, знает ли она поговорку: «Двадцать лет ума нет – и не будет, тридцать лет жены нет-и не будет, сорок лет денег нет-и не будет». А потом подумал: если бы Полина была рядом, я бы тоже все прощал ей… Но мне тридцать четыре, поэтому, видимо, судьба остаться неженатым. Зато далеко до сорока, и уже есть деньги.

И я пожаловался этой Юльке-ПСЫХХО, как она себя называла, на свою любовь. Юлька, разумеется, ничего внятного сказать не сумела, кроме как «Слава, ты верь в хорошее, и всё сбудется!» Но мне было приятно.

Спустя какое-то время Юлька написала: «Слава, помоги выиграть ноутбук». Я ответил, что я в Швеции, и посоветовал не верить лохотронам.

Вот здесь-то Юлька и потеряла покой. Завалила меня письмами из своего затерянного в недрах великой державы городка: «Как в Швеции? А почему без меня? Возьми меня с собой!!!»

Тут же забыла и про своего диджея, и про мою любовь к Полине. Ну, в самом деле, что такое местная звезда-торчок по сравнению со Швецией! Когда на горизонте появился интересный питерский дяденька… Что касается моей любви, то обычно девчонки не считают серьёзными конкурентками тех, кто старше их.

Здесь можно рассуждать бесконечно… Юных девушек бой-френды часто не принимают всерьез и с наслаждением используют, раня сердца и смеясь над их чувствами. Тех, кто постарше, чаще уважают и склоняют к браку, потому что, кроме тела, видят в них хозяек и даже порой людей. Но когда речь заходит о Полине, я пас.

Я посмеялся над юлькиными идеями, а потом подумал: «Почему нет? Может быть, Поля наконец приревнует». Но предупредил Юльку: «Дорогая! У нас большая разница в возрасте, и могут возникнуть проблемы. Я честен, поэтому не обижайся и хорошо подумай. Прокачу, мне не жалко, но помни: то, что тебе прикольно, – для меня глупо. То, что мне прикольно, – тебе непонятно. Мне придется тебя воспитывать, и ты скажешь, что я зануда».

«Ничего», – ответила она.

На все, бедная, была согласна, лишь бы вырваться, как она считала, на свободу…

Я снова почувствовал себя волшебником, но все же было немного совестно. Да и возиться не хотелось. «Короче, – сказал я, – мне некогда. Дома бываю максимум один день, и то сплю. Понятно, что не поеду за тобой в Пермскую губернию. Но если сама оформишь документы и доберешься до Питера – милости просим!»

Думал, что поставил перед дивчиной непосильные задачи – но нет, месяца через два она написала, что едет! Отпираться было поздно. Я до последнего надеялся, что она перепутает поезда… Однако ясным солнечным утром она вышла из вагона. На тот самый перрон, где я на всякий случай стоял, запоздало размышляя: «И как только у ее родителей ума хватило отпустить? Кому она тут нужна? И, если нужна, то зачем… Или она сбежала?»

Маленький рост, грязная желтая «кенгурушка», тинейджерские штанишки с карманами, чернявая, длинный, а-ля греческий, нос – я ее сразу узнал. И она мне издали замахала руками: «Привет!» – «Ну привет».

На десять вечера у меня был назначен очередной отъезд в Стокгольм. Я окинул Юльку ироническим взглядом: «Что теперь делать с тобой, курица?»

«Как что делать? – смеясь, прокричала Юлька. – Ну ты даешь, папаня!!!»

«У нас двадцать лет разницы – и это не есть гут, – ответил я. – Но не смей обзываться. Мне еще рано иметь детей, я не собираюсь. Если соглашусь на них, то только с Полиной! Не обижайся. Мне и так хорошо».

Я выходил из себя, когда окружающие начинали разговоры о детях и о женитьбе. Почему, если в тридцать четыре ты свободен, тебя постоянно пытаются пристроить? Конечно! Ведь в моем доме не орут и не гадят младенцы, не дуются женщины. Попадая домой, я наслаждаюсь тишиной и покоем, и это – роскошь.

Юлька весело хмыкнула: «Прости, а как еще мне тебя называть? Товарищ космонавт? Сейчас рано, а пятнадцать лет назад было в самый раз?! Ты хотя бы в зеркало посмотри, родной!» – и она залилась довольным смехом. Мой фасад явно ее устроил…

Коротко говоря, Юлька действительно оказалась моей дочерью. И, если бы не предстоящий отъезд в Стокгольм, время от времени сбивавший мои мысли в другое русло, я бы сошел с ума.

Для начала, я никак не мог осознать то, что дал человеку жизнь. Что этот человек получился из маленькой белой капли и что он живой, его можно потрогать, он разговаривает и смеется… У него такой же, как у меня, нос, разрез глаз, почти такие же волосы и губы.

Наверно, похожие чувства испытывают совсем юные, морально незрелые отцы рядом со своими младенцами. Но им бывает легче, потому что в их руках появляются чистые листы, а на меня свалилось четырнадцатилетнее, уже сложившееся безобразие! Я не мог смириться с тем, что это глупое развращенное дитя – моё собственное потомство.

Общаясь в сети, я посылал Юльке много дрянного, не подходящего отцу бреда. Прошлые поступки стереть невозможно, и теперь я абсолютно не понимал, что делать со своей нежданной ролью. Однако на помощь пришел инстинкт. Почти на автомате я выбросил юлькины сигареты, накормил ее, вручил русско-английский разговорник и повел покупать пристойную кофточку. Она послушно держалась за мою руку и, кажется, была довольна. А меня холодила мысль, что обратно в N-ck – к дружку-подонку и ветреной мамане – ее отпускать нельзя.

Юлька с подругами и с моей бывшей герл-френд, которую я так и не смог представить матерью, подстроили виртуальную встречу. Когда у них появился Интернет, давно забытая мною Катя не могла удержаться от соблазна найти в сети своих бывших любовников и посмотреть на их бессовестные лица. В первую очередь, конечно же, на моё, поскольку я оставил о себе вечную память…

С Катей я познакомился в девятнадцать, когда устроился работать в городской автопарк. Я был горд собой и нравился девушкам. Они, как и сейчас, строили глазки через зеркало заднего вида, когда я сидел за рулем, или просто дышали в спину – ждали, что обращу на них внимание. Словом, выбор был всегда. Время от времени я влюблялся в очередную нимфу или фурию, но не терял голову. И забывал их быстро.

Знакомство с Катей отличалось некоторыми особенностями: у нас всё произошло сразу и на переднем сидении.

Стояла морозная зима, дул сильный ветер. Катя в красном расклешенном пальтишке до колен, без шапки, ждала на кольце автобус. Ее распущенные по плечам рыжие волосы быстро покрывались снегом, но время моего отправления еще не пришло.

Она замерзла и постучала в стекло – мол, можно ли погреться? И я согрел девушку.

Ей было двадцать. Маленькая, сероглазая, невзрачная, но с бешеным темпераментом, она приехала издалека. Из тех самых недр великой державы… И училась в одном из питерских колледжей: в вуз поступить не удалось.

Катя жила в общежитии, я – с родителями, поэтому встречались мы только в пустом автобусе… раз восемь. Потом она потребовала от меня культурного похода в театр. Я возмутился столь несерьёзным предложением и посоветовал ей пойти туда с кем-нибудь другим.

Катя обозвала меня, прокричала, что ненавидит и никогда больше не придет, вылила на меня из термоса чай, выбежала из автобуса, обернулась… И разбила камнем лобовое стекло.

ЧП списали на вандализм подростков, и я смеялся над ситуацией: рыжая бестия все равно будет ждать мой автобус, ведь ей больше не на чем ездить к метро. В общественный транспорт ее пускали по выдававшейся в колледже учебной карточке, а на маршрутные такси у девушки не было денег.

И она ждала. Мерзла на остановке, но ко мне не подходила. А я не звал: у меня уже начался новый мимолетный роман.

В мае я увидел Катю без привычного расклешенного пальто и присвистнул: беременна! Но не возникло ни одной мысли о том, что я мог в этом поучаствовать.

Вскоре мы с родителями переехали, я ушел работать в другое место, Катю больше не видел и напрочь забыл о ее присутствии в этом мире.

Не представляю, что было бы, узнай я тогда о своём грядущем отцовстве! Я был абсолютно не готов даже к подобным мыслям, не то что к реальному появлению моего ребенка. Как, впрочем, не был готов и в тридцать четыре.

Видимо, встречаются на свете странники, которым не нужны семейные узы. И которых перекашивает от обращенного к ним слова «папа»!

Впрочем, если бы от меня забеременела Полина, это был бы совсем другой разговор. Я бы жаждал скорее узнать, что за творение у нас получилось. Но любимая мной женщина – тоже странница, неспособная долго жить дома.

Она говорит, что чувствует себя девочкой лет пятнадцати и не желает примерять на себя всё то, что уготовано женскому полу. Я отвечаю, что инфантилизм и нежелание представителей белой расы размножаться приведут к исчезновению оной.

Поля возражает и злится. Слушать ее забавно, потому что она – несмотря на неприятие так называемой женской доли – истинная женщина. Чуть что – плачет и ждет мужской помощи. Разве так ведут себя амазонки? Внутреннюю сущность не обмануть, и, я думаю, она стала бы хорошей матерью.

Она ответственна и добра. А дорогу мы продолжали бы покорять всей семьёй.

Что касается Кати… Сейчас стареньких родителей уже нет со мной, но пятнадцать лет назад они не приняли бы в семью лимиту, тем более ветреницу с дурным характером.

Родители едва пережили мой отказ поступать в вузы: пока ходил в школу, они надеялись, что я стану звездой химических наук. Позже они начали мечтать об орде внуков, но меня в эту ловушку было не загнать.

Кроме того, я никогда не любил Катю. Прости, Юлька!

Видимо, Катя понимала своё место в моей жизни и потому гордо ушла. Полагаю, она тоже не любила меня. И всё же надо отдать ей должное: смелая и сильная девушка. Как она жила – беременная, на одну стипендию, в чужом городе? Возможно, она легко переносила беременность и плевала на неустроенность. Наверно, ей помогали другие любовники. Никто теперь не заглянет за пелену времени.

И вот, сидя с длинноносым явлением в ресторане, я предавался горестным мыслям: «Не могу знать, правильно или нет поступила Кэт: прошлое осталось позади. Но теперь я вынужден пребывать в замешательстве относительно моей… язык не поворачивается сказать это слово… дочери!!!»

Она не нравилась мне. Похожая на меня, она, тем не менее, не была симпатичной. Оставалось надеяться, что время приукрасит гадкого утенка. Характером Юлька пошла в мать. Может быть, в отца тоже… Тем хуже! Воспитывать было поздно и бесполезно.

«Балбеска, – думал я. – Ей ничего существенное не интересно. Но главное – я не могу принять существование подонка, который научил девочку такому, от чего Полина пришла бы в ужас. А моя… кхм… дочь думает, что это норма… В ее четырнадцать лет!

Я не могу ее переделать, не могу вернуть ее детскую невинность, не могу учить языкам.

Впрочем… волшебник я или нет?»

Длинноносое явление тем временем радостно таращилось по сторонам, не привычное к ресторанному шику. С любопытством ковыряло вилкой фаршированного креветками и авокадо лосося и мотало лохматой головой в такт звучавшей музыке. Время от времени принималось изучающе рассматривать меня… и удовлетворенно улыбалось.

Неожиданно для себя я спросил: «Ты можешь пообещать, что никогда меня не бросишь?» Юлька удивленно подняла брови, округлила глаза и, не задумываясь, серьёзно сказала: «Да!»

2007