Текст книги "Город любви"

– Неважно, кому назначалось, важно, кому досталось, – сдерживая улыбку, проговорил Петроний, и Адель плотно сжала губы, чтобы не рассмеяться.

– У досточтимого Петрония не было таких неприятностей, – обиженно сказал Скавр. – Некоторых Фортуна любит, как родных сыночков, а некоторым все тяжким трудом достается.

– Что ты, Скавр! – вступил в разговор Юлий. – Слава о твоем богатстве разнеслась на всю Кампанию.

– Но я же золото не отливаю!

– Это еще не доказательство того, что ты тяжко трудишься.

– А ты, Юлий Сабин, как деньги добываешь?.. Ага, молчишь! Не желаешь признаться, что они сами к тебе в руки идут. А я всего, всего добился своими силами!

– Не считая начального капитала, – уточнил Петроний.

– Да, оставил мне отец двадцать тысяч, – все больше распаляясь, подтвердил Скавр. – А кто из них миллионы сделал?

– Фортуна, у которой ты в сыночках, – подтрунивал Юлий.

– Только труд, тяжкий труд. Я не буду обижаться на завистников, пусть говорят! Ты, Юлий Сабин, что нового создал, кроме стишков про воды Сарна? А я в этих водах рыбу особую нашел да соус из нее изобрел. Он теперь моим именем называется, «скавров». Знаешь, сколько у меня цехов? Десяток! И возглавляют их не вороватые пришлые наемники, а мои рабы, которым я в виде награды за верную службу подарую вольную. У меня ведь целая империя: в одном месте делают соус, в другом – разливают и пишут ярлыки, потом развозят по всей стране, потом доход подсчитывают, потом рыбу ловят и закупают, и снова по тому же кругу. Это непросто!

– Согласен, – кивнул Юлий. – Особенно сложен четвертый этап. Я бы не справился.

Скавр не понял шутки, потому что в пылу плохо запомнил названную последовательность, но насупился, увидев на лицах улыбки.

– Я, между прочим, на добрые дела деньги пускаю. Рабы мои – хоть их у меня больше сотни – сыты, одеты, детишкам их помогаю… И городу тоже. На реставрацию Форума жертвовал: Юпитера-то на мои деньги красят. Дом себе и своим наследникам отстроил – о-го-го! Все завидуют.

– Это заслуга! – снова вставил Юлий.

– Вот много в тебе желчи, Юлий Сабин. Дом мой веками стоять будет! Он построен на разных уровнях, с тремя атриями, прудом с рыбками и частными банями не хуже здешних. А напольная мозаика! Я ее сам придумал, чтобы все входящие знали, чью виллу им выпала честь посетить: четыре огромных кувшина для рыбного соуса, выложенные черными и белыми тессерами119119
  Тессеры – кусочки смальты, используемые в мозаике.


[Закрыть]. А за мои заслуги перед городом сына недавно избрали дуумвиром.

– Мой Марк тоже скоро получит эту должность в Геркулануме, – вставил Бальб. – Верно, сын?

Юноша снова недовольно нахмурился и промолчал.

– Беда с этой молодежью! Никак не могу совладать с ним, – сказал Бальб, обращаясь к Петронию. – Не хочет делать карьеру, и все тут!

Взоры присутствующих устремились на Марка, и он, заметив это, покраснел.

– Отец, не надо об этом…

– Отчего же? – Бальб сурово посмотрел на сына. – Может, умные люди посоветуют, что с тобой делать.

– В чем вопрос? Посоветуем, конечно, – заверил его Юлий. – Это штука несложная.

– Мало того что Марк не желает избираться в дуумвиры – это еще полбеды. Но он собирается жениться!..

– Ну-у, – протянул Петроний. – Этого бича Фортуны мало кому удается избежать.

– …На простолюдинке.

У всех мужчин, кроме Марка и Дария, удивленно изогнулись брови.

– На простолюдинке? – переспросил Юлий. – То есть без приданого и родословной?

– Именно. Люблю, говорит, и все тут. Дочь какого-то плебея разрушает все мои надежды!

– Она здесь ни при чем! – вспыхнул Марк и тут же смущенно умолк под насмешливым взглядом Юлия.

– Любовь – это прекрасно, – вкрадчивым голосом произнес помпейский патриций. – Но зачем жениться? Брак – столь серьезный и ответственный шаг, что делать его следует только по здравом размышлении, не позволяя чувствам участвовать в этом процессе. – Он перевел взгляд на жену. – Не так ли, дорогая?

Вместо ответа Арсиноя презрительно ухмыльнулась и сказала, обращаясь к Марку:

– Не слушай никого, юноша. Следуй за голосом страсти. Он может завести в непроглядные дебри, но зато звучит так упоительно!

– Откуда тебе это знать, дорогая? – отхлебнув вина, насмешливо поинтересовался Юлий. – Ты самая хладнокровная женщина в Помпеях.

– Скорее, самая умная, – ответила Арсиноя, с нескрываемой иронией взглянув на мужа. – Я слушаю голос страсти в строго отведенное время.

– Кем отведенное? – уточнил Петроний.

– Мной, конечно, – ответила она, метнув на него взгляд, в котором сквозили страсть и неприязнь одновременно.

– Любопытно узнать, принимает ли твой муж участие в отведении времени для страсти?

– Насколько я помню, – повысив голос, произнес Юлий, – мы намеревались вразумить Марка!

– Если мне будет позволено выразить свое мнение, – вступил в разговор Дарий, – то замечу, что в сердечных делах любые советы неуместны. В стремлении к счастью лучший советчик – внутренний голос. Любовь может существовать без брака, но брак без любви…

– …существует гораздо дольше, – перебил его Петроний и кивнул в сторону Адель: – Вот эта милая особа разделяет твое мнение. Взгляни-ка на нее: она выглядит счастливой?

От такого неожиданного поворота помалкивающая до сих пор Адель мгновенно растерялась, а все гости разом посмотрели на нее, вероятно, выискивая в ее лице признаки наличия или отсутствия счастья. Она опустила глаза и чуть было не закрыла лицо руками от смущения и неловкости, но Дарий вдруг пришел ей на помощь:

– Полагаю, эта «милая особа» еще не замужем, а потому не может с достоверностью утверждать, приятно ли жить в браке без любви.

Адель подняла на Дария благодарный взгляд, но он уже смотрел на Арсиною, которая, чуть склонившись в его сторону, проворковала:

– Зато я могу это утверждать. Брак и любовь – совершенно разные понятия. Мы, женщины, зачастую лишены возможности выбирать мужей, но всегда вправе выбирать возлюбленных.

– Интересно, как к подобному праву относятся мужья, – не удержалась Адель и посмотрела на Юлия, который, в свою очередь, пронизывал Арсиною испепеляющим взглядом.

– Главное в таком вопросе – взаимное удовольствие, – примирительно сказал Петроний. – Наш долг – быть счастливыми, а путь к счастью каждый выбирает сам.

Арсиноя хотела было что-то возразить, но, встретившись взглядом с Арбитром, передумала. Над столом повисло молчание; слышались только звуки музыки и нежное пение рабыни. Чтобы гости не заскучали, Петроний велел номенклатору приготовить смену блюд, а присутствующим предложил перейти в сад и сыграть в кости. Мужчины с радостью согласились, и все направились в перистиль.

– Мы ведь не будем играть с ними? – спросила Адель у Арсинои, идя рядом с ней позади остальных.

– Нет, конечно. Это не женское дело.

– Но чем же нам заняться?

– Поболтаем. – Арсиноя ускорила шаг и бросила на ходу: – Ступай за мной, в дальнем конце сада под кипарисами есть скамейка.

«А она, оказывается, неплохо знает этот дом, – подумала Адель, следуя за Арсиноей. – Неужели Рена меня обманула?»

Они устроились в тенистой прохладе рядом с клумбами нежно-лиловых розмаринов и уже распустившейся вербены.

– Ну, как тебе живется? – без лишних предисловий спросила Арсиноя. – Не жалеешь, что послушалась меня?

– Нисколько. Напротив, я тебе очень благодарна, ведь ты спасла мне жизнь.

– О, не преувеличивай. Я поразмыслила на досуге и пришла к выводу, что эдил вряд ли приказал бы тебя казнить. В действительности это не так уж просто: в конце концов, существуют законы и твою вину еще следовало бы доказать… А с другой стороны, это происшествие дало тебе возможность познакомиться с самим Петронием, ведь ты так страстно этого хотела. – Арсиноя умолкла и взглянула на Адель. – Теперь довольна?

– Вполне.

– Я не слышу радости в голосе. У вас не сложились отношения?

– Нет, все в порядке.

– Что-то здесь не так. – Арсиноя с сомнением покачала головой. – Мне не доводилось видеть женщину, которая говорила бы о Петронии столь равнодушно, – а я видела многих его женщин. Он тебе не нравится?

– Почему же? Интересный человек, образованный.

– Только и всего?

Адель злорадствовала. Она прекрасно понимала, что именно волнует Арсиною, почему она так дотошно расспрашивает ее и пытается узнать, насколько близки их отношения с Петронием. Но Адель нередко в той, прошлой, жизни общалась с женщинами, у которых уводила поклонников, и отлично знала, как себя с ними вести: ни слова правды, никакой определенности – абсолютное спокойствие, двусмысленность и бесстрастность.

В конце концов Арсиною это начало раздражать.

– Помнишь тот день, когда я вас познакомила? – ледяным тоном спросила она. – Петроний согласился помочь тебе при одном условии. Знаешь каком? Он сказал, что ты должна быть умной. Не красивой, не соблазнительной, не умеющей петь и танцевать, а умной. Если точнее, он выразился так: «При беседе с ней я должен забыть, что она женщина». Меня это сразу насторожило: значит, он изначально не намеревался делить с тобой ложе.

– Это плохо? – усмехнулась Адель.

– Да, – серьезно ответила Арсиноя. – Это плохо.

– Почему? Может, ему просто не с кем здесь поговорить, – не скрывая иронии, предположила Адель. – Все-таки Помпеи – глубокая провинция, и просвещенный человек вполне способен заскучать здесь, лишенный привычного общества философов и поэтов…

– Если мужчина готов пустить в свой дом постороннюю женщину, хотя прежде не пускал даже близких, и только ради обычной болтовни, значит, он пресыщен – любовью; страстью; женщинами. Значит, он ищет то, чего не смогла дать ни одна из них… То, чего у него никогда не было.

Последнюю фразу Арсиноя произнесла совсем тихо и как будто печально, после чего внимательно посмотрела на Адель, которая сидела к ней в профиль и с напускным равнодушием смотрела вдаль, на устроившихся за круглым столиком игроков в кости.

– А Кален все-таки тебя разыскивает, – заметила Арсиноя после долгой паузы.

– Зачем, раз ему не удастся меня казнить?

– Полагаю, он найдет массу других способов отомстить тебе.

Адель старалась сохранять невозмутимость.

– Он не осмелится схватить меня в этом доме. А одна я не выхожу.

– Но Петроний рано или поздно покинет Помпеи. А ты останешься.

– Кто знает…

Арсиноя встрепенулась.

– Не хочешь ли ты сказать, что уедешь в Рим вместе с ним?

Адель промолчала, низко опустив голову, чтобы помпеянка не заметила бесовского огонька, пылающего в ее глазах. Но Арсиноя была проницательной женщиной.

– Dum spiro spero,120120
  Пока дышу, надеюсь (лат.).


[Закрыть] но не в случае с Петронием. Не лелей надежду, чужеземка: Арбитр обожает разбивать иллюзии. Клянусь Венерой, он уже называл тебя своей женщиной. И говорил, что никому не отдаст, сделает каждый миг твоей жизни незабываемым и прочее в таком же духе. Так ли?.. Молчишь?.. Поверь мне, эти слова – начало конца. Начало твоей любви к нему и одновременно конец его интереса к тебе. Петроний не любит легкой добычи. «Не мила мне победа без препятствий…» Сопротивляйся, сколько сможешь. – Взглянув на Адель, глаза которой предательски заблестели, она добавила с сожалением: – Вижу, поздно. Что ж… Он уедет, а ты останешься здесь.

«То, что попадает в холеные руки Арбитра, навсегда становится его собственностью», – вспомнила Адель слова Юлия. Эти двое, par nobile fratrum, знали, что говорили. Один учился у Петрония, другая была его любовницей, а в итоге оба стали его ненавидеть. Или слишком сильно любить.

Видя, что Адель окончательно раскисла и по ее щекам потекли темные струйки растворенной слезами сажи, Арсиноя смягчилась и сменила тему:

– Ты знаешь, кто такой этот Дарий Аквил? Откуда он взялся?

– С Форума, – всхлипнув, ответила Адель и стала аккуратно вытирать щеки листком какого-то растения.

– Он купец?

– Путешественник.

– Перс?

– Не знаю.

Поняв тщетность своих усилий, Адель встала и огляделась вокруг в надежде увидеть Фортунату. Маленькая рабыня действительно стояла у одной из колонн портика, держа в руках медный поднос с баночками и льняными салфетками. Адель махнула ей рукой, и та, подбежав, несколькими точными движениями привела ее макияж в порядок.

Дважды глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, Адель сказала почти твердым голосом:

– Петроний встретил Дария в закусочной у рынка. Они разговорились, и Арбитр пригласил его на пир.

– А Скавр как сюда попал? Насколько я помню, он не входит в число завсегдатаев этого дома.

– Оттуда же, с Форума. Его мы встретили в храме Ларов.

– Сегодня Петроний подозрительно гостеприимен. Прежде, помнится… – Арсиноя запнулась и умолкла.

Адель подняла на нее взгляд и заметила, что выражение лица помпеянки вдруг изменилось: она смотрела вперед широко раскрытыми глазами и слегка покусывала губы, то ли пряча улыбку, то ли… К ним направлялся Дарий Аквил.

Он ступал по аллее широким размеренным шагом с той самой грацией сытого хищника, которая всегда так нравилась Адель, но при этом все меньше казался ей похожим на Стэнли Норта: с угольно-черной пиратской эспаньолкой, внимательным, чуть настороженным взглядом и почти никогда не улыбающимися губами.

– Как он хорош!.. – прошептала Арсиноя, не сводя восторженного взгляда с приближающегося Дария. – Как он… мужествен!

– Простите, что нарушаю ваше уединение, – извиняющимся тоном произнес Аквил. – Я успел проиграть пятьсот сестерциев! Игрок из меня никудышный.

– Зато, надеюсь, собеседник приятный, – проворковала Арсиноя и подвинулась: – Садись.

– Благодарю, но я лучше устроюсь на траве у ваших ног, – учтиво ответил он, присел на траву и посмотрел на молчавшую Адель так, словно это «у ваших ног» предназначалось именно ей.

– Обожаю смотреть на мужчин сверху вниз, – понизив голос, произнесла Арсиноя и послала Дарию игривую улыбку, которая показалась Адель возмутительной. – Расскажи о себе. Ты женат?

– Нет.

– Римлянин?

– Я прибыл издалека.

– Какого ты сословия?

Дарий посмотрел на Арсиною, помолчал и перевел взгляд на Адель:

– Это ведь не имеет значения?

– Не имеет, – эхом отозвалась она, опустив глаза.

– Адель плебейка, – язвительно заметила Арсиноя. – Для нее величайшая честь присутствовать в этом доме. А вопрос тебе задала я, дочь римского сенатора!

– В таком случае я тоже плебей, – спокойно ответил Дарий. – И что?

От этого простого вопроса Арсиноя несколько растерялась, чего с ней давно не случалось. Спустя мгновение она была готова вступить в спор с дерзким чужестранцем, но остановилась взглядом на его губах и промолчала.

Дарий, по всей видимости, решил сгладить впечатление и хотел было что-то сказать, но вдруг их внимание привлекло необычайное оживление, воцарившееся за столиком в центре перистиля. Юлий громко возмущался, упрекая Скавра в нечестной игре, и пересыпал свою речь несвойственными ему резкими выражениями. Торговец в ответ только кивал головой и, ухмыляясь, сгребал руками деньги во внушительных размеров кошель. На его лице отчетливо читалось злорадное удовлетворение: он сумел отомстить Юлию за его подтрунивания. Бальбы, которых, судя по всему, тоже облапошил Скавр, присоединились к негодованию помпейского патриция, но их слабые голоса тонули в его громких и яростных выкриках.

– Это потому, что у Юлия в кошельке пусто, а Бальбы потратили мелочь, – прокомментировала ситуацию Арсиноя. – Они играют не в кости, а в то, что играют в кости, и оттого у них сотни тысяч в казне. А мой муж непременно стремится выиграть, ставит огромные суммы ради огромной прибыли и в результате теряет и то, и другое. Так в игре, так и в делах – никакого расчета, сплошной порыв.

– Ему это простительно. Он ведь патриций! – заметил Дарий.

– Он остолоп. Каждый уважающий себя мужчина должен уметь добывать деньги, а не только тратить их.

– «Если у тебя все в порядке с желудком, грудью, ногами, никакие царские сокровища не смогут ничего прибавить», – говорил Гораций. Возможно, Юлий считает так же.

Если бы сейчас у ног Адель сидел Стэнли Норт, она готова была бы поспорить, что он издевается над Арсиноей. Но Дарий выглядел совершенно серьезным.

– Конечно, непременный долг мужа состоит в том, чтобы обеспечивать жене достойное существование, – продолжал он. – Однако нельзя недооценивать важность порывов: они могут быть великими и благородными, так же как азартность и отсутствие расчетливости могут скорее красить человека, чем являться недостатками…

«Он точно издевается», – решила Адель, глядя на подчеркнуто-бесстрастное лицо Дария, не сводившего глаз с Арсинои, которая, в свою очередь, смотрела на него с таким плотоядным выражением, что вряд ли понимала смысл его слов.

– А Петрония эта ситуация, похоже, только забавляет, – вставила Адель. – Уж он-то, должно быть, не проиграл ни сестерция.

Ее голос вывел Арсиною из оцепенения.

– Проиграл, не сомневайся, – заверила она. – Но лично ему Скавр вернет все до асса.

– Почему?

– Здесь, в Помпеях, так принято: хозяин либо выигрывает, либо остается при своих. Tertium non datur.121121
  Третьего не дано (лат.).


[Закрыть] Если уж так случилось, что хозяин проиграл, ему возвращаются деньги в виде благодарности за гостеприимство.

– Хорошая традиция! Но нечестная.

Арсиноя улыбнулась и театрально развела руками.

Мужчины стали подниматься из-за стола: игра была окончена. Обернувшись в их сторону, Петроний знаком велел женщинам и Дарию идти в дом. Арсиноя встала, оправляя циклу, и прошествовала мимо сидящего Аквила, коснувшись бедром его плеча. Он усмехнулся, смерив ее оценивающим взглядом, затем поднялся и подал руку Адель. Она оперлась на нее и благосклонно улыбнулась.

Но он не спешил идти. Остановившись перед Адель и тем самым преградив ей путь, Дарий задержал ее руку в своей и посмотрел прямо в глаза. Казалось, он хотел сказать ей что-то очень важное, словно какая-то мысль мучила его, не умея (или не смея?) облечься в слова. Адель смотрела на него удивленно и выжидающе, а он молчал и только крепко сжимал ее пальцы, не сводя с ее лица странно нежного взгляда своих бездонных глаз, которые Адель помнила иронично прищуренными, смеющимися и наглыми, вызывающими в ее душе страсть и ярость. Теперь же в этих черных безлунных ночах зажглись звезды – может, то были слезы?..

Она тряхнула головой, отгоняя непрошеные мысли. Что она себе позволяет – остановиться посреди сада и не сводить глаз с постороннего мужчины, в то время как все их ждут и на них смотрят! Адель оглянулась – и обомлела: в нескольких шагах Петроний и Арсиноя, стоя рядом, почти прижавшись друг к другу, действительно наблюдали за ней и Дарием. Увы, Адель ничего не смогла прочесть в потемневших глазах Арбитра и, вспыхнув до корней волос, быстро прошла в триклиний, проклиная себя за излишнюю впечатлительность.

Когда гости возлегли, Петроний велел подать вино.

– Опимийское122122
  В I в. н. э. вина урожая при консуле Опимии (121 г. до н. э.) считались самыми дорогими и ценными.


[Закрыть] полуторавековой выдержки наилучшим образом подходит к десерту, – произнес он, поднимая бокал. – Воздадим честь Бахусу!

– Да здравствует божественный Август, отец отечества! – воскликнул Скавр и залпом осушил свой кубок.

Адель потягивала напиток медленно, не торопясь, наслаждаясь мягким вкусом и терпким ароматом, и настолько увлеклась, что выпила все до дна. Спустя несколько минут у нее заметно поднялось настроение и губы отчего-то стали все время расплываться в улыбке. Скавр уже не казался ей таким неприятным, а Бальб – таким надменным; красота Арсинои перестала быть раздражающей и радовала глаз, а Петроний, Дарий и Юлий выглядели самыми привлекательными мужчинами, которых ей когда-либо приходилось встречать.

Они тоже смотрели друг на друга значительно благосклоннее, и Юлий, отбросив свою напускную важность, даже пытался шутить.

– Скажи нам, о Петроний, почему на твоем безупречном во всех отношениях пиру не подают блюд из меню Тримальхиона123123
  Тримальхион – персонаж сочинения Гая Петрония Арбитра «Сатирикон»; чванливый купец, обладавший несметными богатствами, обжора, плут и самодур.


[Закрыть]? Последовательности ради ты мог бы нас ими удивить.

– Последовательности ради? – переспросил Бальб. – Не хочет ли сказать уважаемый Юлий, что уже обнаружил сходство с тем самым пиром?

– И не одно, – кивнул тот, метнув быстрый взгляд в сторону Скавра. – Стоит лишь внимательно прочесть творение досточтимого хозяина да оглядеться вокруг… – Он многозначительно умолк и выжидающе посмотрел на Петрония.

Но Арбитр не спешил с ответом. Положив себе на блюдо кусок сырного пирога, гроздь винограда и несколько сушеных фиников, он вкушал это медленно и с таким удовольствием, что гости решили последовать его примеру – тем более что десерт был отменный: отборные фрукты, сладкий пирог с сыром и орехами, всевозможные сушеные плоды, мед и рассыпчатое печенье с яблочной начинкой. Звучала приятная музыка, темнокожая рабыня негромко пела низким грудным голосом, танцовщиков мужчин сменили стройные девушки в восточных нарядах. Обстановка располагала к беседе, и Петроний решил удовлетворить любопытство Юлия.

– Яства, подаваемые у Тримальхиона, – плод моего воображения. Где вы видели дикого вепря с целой стаей зашитых в брюхе живых дроздов или зайца в перьях в виде Пегаса?

– Значит, это чистейшая выдумка? – проговорила Арсиноя, устремив на Петрония свои огромные синие глаза. – А я думала, что ты описывал римские пиры, где подают и не такое…

– Римские пиры здесь ни при чем, – возразил Юлий. – Ведь действие происходит в южном приморском городке, не так ли? Вроде Помпей. Значит, и прототип Тримальхиона, и оригиналы этих вычурных блюд автор мог встречать здесь. Открой секрет, Петроний, с кого ты писал своих героев?

– Все это вымысел, друзья мои. И блюда, и герои, и события. Я смеялся над ханжескими нравами, которые привели наше общество к чрезмерной распущенности, над глупыми обычаями, которым мы следуем сообразно традиции, над жадностью и расточительностью, над нашим бездумным стремлением к удовольствиям, которое делает нас неспособными его испытывать; я смеялся над мужчинами, ведущими себя как женщины, и над женщинами, утратившими женственность. Это придуманная история, рассказанная человеком, который слишком много повидал, чтобы оставаться серьезным.

– Я не верю! – не унимался Юлий. – Энколпий, Аскилт, Гитон124124
  Энколпий, Аскилт, Гитон – друзья-странники, хитрецы и бездельники, главные действующие лица «Сатирикона».


[Закрыть] и тот же Тримальхион так натуральны, что поневоле начинаешь искать и узнавать их в своих знакомых.

– На кого это ты изволишь намекать?! – возмущенно воскликнул Скавр.

– Ни на кого. Я просто сказал…

– Знаю я! Все вы – чванливые аристократы, презирающие таких людей, как я, всегда готовые издеваться и унижать. Сказано же вам: персонажи вымышлены и город тот – не Помпеи. Мало ли в округе приморских городов – Стабии, Геркуланум, Нуцерия! Мало ли там негоциантов, похожих на Тримальхиона! Какое у вас право…

Его голос потонул во взрыве хохота, который присутствующие уже не в силах были сдерживать.

«…Но человек никогда не бывает доволен: вздумалось мне торговать. Чтобы не затягивать рассказа, скажу коротко: снарядил я пять кораблей. Вином нагрузил – оно тогда на вес золота было – и в Рим отправил. Но подумайте, какая неудача: все потонули. Не выдумка, а факт: в один день Нептун проглотил тридцать миллионов сестерциев. Вы думаете, я пал духом? Ей-ей, я даже не поморщился от этого убытка. Как ни в чем не бывало снарядил другие корабли, больше, и крепче, и удачнее, так что никто меня за слабого человека почесть не мог… В первую же поездку округлил я десять миллионов. Тотчас же выкупил я все прежние земли моего патрона. Домик построил; рабов, лошадей, скота накупил; к чему бы я ни прикасался, все вырастало как медовый сот. А когда стал богаче, чем вся округа, тогда – руки прочь: торговлю бросил и стал вести свои дела через вольноотпущенников…»125125
  Гай Петроний. Сатирикон, 76.


[Закрыть]

Адель смеялась вместе со всеми, глядя на обиженную физиономию Скавра, и думала:

«Теперь я буду знать, кого представлять на месте дурака и обжоры, владеющего такими богатствами, что даже не в состоянии их сосчитать! Как говорится, на воре шапка горит: ведь о Скавре никто и слова не сказал, а он обиделся. Значит, слышал о „Сатириконе“, возможно читал, что-то заподозрил… Но в таком случае… Неужели он тоже ненавидит Петрония? Не слишком ли много у Арбитра врагов в одном маленьком городе?»

И сейчас они были в его доме. Он хорошо их знал. Поэтому мог позволить себе неспешно наслаждаться спелым виноградом, полулежа на мягких подушках с легкой улыбкой на лице.

– А на меня наибольшее впечатление произвело своеобразное толкование Тримальхионом двенадцати знаков зодиака, – сказал Марк Ноний Бальб. – Мы читали эту сцену всем семейством да еще гостям пересказывали. Забавно, но есть-таки совпадения!

– Что-то не припоминаю… – нахмурился Юлий. – О чем там говорилось?

– «На круглом блюде, – начал Петроний, – были выложены кольцом двенадцать знаков зодиака, причем на каждом кухонный архитектор разместил соответствующие яства. Над Овном – овечий горох, над Тельцом – говядину кусочками, над Близнецами – почки и тестикулы, над Раком – венок, надо Львом – африканские фиги, над Девой – матку неогулявшейся свиньи, над Весами – настоящие весы с горячей лепешкой на одной чашке и пирогом на другой, над Скорпионом – морскую рыбку, над Стрельцом – лупоглаза, над Козерогом – омара, над Водолеем – гуся, над Рыбами – двух краснобородок. Посередке, на дернине с подстриженной травой, возвышался медовый сот»…126126
  Гай Петроний. Сатирикон, 39.


[Закрыть]

– Занятно!

– После того как гости Тримальхиона оценили внешний вид удивительного блюда, – продолжил рассказ Петроний, – хозяин стал демонстрировать им свои познания в астрологии: «Небо-то это, в котором обитают двенадцать богов, принимает раз за разом двенадцать видов и прежде всего становится Овном. Кто под этим знаком родился, у того будет много скота, много шерсти. Голова у него крепкая, лоб бесстыжий, рога острые. Под этим знаком родится много буквоедов и пройдох..Затем все небо становится Тельцом. Тогда рождаются такие, что лягнуть могут, и волопасы, и те, что сами себя пасут. Под Близнецами рождаются парные кони, быки и шулята, и те, что двух маток сразу сосут. Под Раком родился я; потому-то я на многих ногах стою и на суше и на море многим владею, ибо Рак и тут и там на своем месте. Поэтому я давно уже ничего на этот знак не кладу, чтобы не отягощать своей судьбы. Подо Львом рождаются обжоры и властолюбцы. Под Девой – женщины, беглые рабы и колодники. Под Весами – мясники, парфюмеры и вообще те, кто что-нибудь отвешивает. Под Скорпионом – отравители и убийцы. Под Стрельцом – косоглазые, что на зелень косятся, а сало хватают. Под Козерогом – те, у которых от многих бед рога вырастают. Под Водолеем – трактирщики и тыквенные головы. Под Рыбами – повара и риторы. Так и вертится круг, подобно жернову, и всегда нелегкая так устраивает, что кто-нибудь либо рождается, либо помирает. И вон та дернина, что вы видите посредине, и медовый сот на ней – все это я не без причины устроил. Мать-земля посредине всего, она кругла, как яйцо, и заключает в себе все хорошее…»127127
  Гай Петроний. Сатирикон, 39.


[Закрыть]

Тут все сразу принялись выяснять, кто под каким знаком зодиака родился. Скавр с торжествующим видом заявил, что появился на свет под влиянием Скорпиона, а значит, ничего общего с Тримальхионом не имеет. Юлий не без гордости назвался Львом, Бальб признал, что он Телец, а Марк-младший – Водолей. Дарий сказал, что не верит в зависимость характера от времени рождения и влияния зодиакальных божеств, а Петрония и помалкивающих женщин расспрашивать не стали.

После того как оживленный разговор унялся и гости снова выпили вина, Дарий произнес, обращаясь к Петронию:

– Мне неоднократно приходилось слышать хвалебные отзывы о помпейских гладиаторах. А как насчет борцов? Я знаю, что некоторые патриции держат у себя в домах небольшие отряды атлетов, знающих толк в рукопашном бое…

– Ты предвосхищаешь мои действия, – заметил Петроний. – Как раз после десерта я намеревался продемонстрировать вам своих силачей.

– Одного из которых ты перекупил у меня, – уточнил Юлий.

При этих словах Арсиноя ухмыльнулась и, склонившись к Адель, зашептала ей на ухо:

– Этот борец – его зовут Стафил – был моим любовником. Муж хотел послать его на виноградники, но я не разрешила. Зачем пропадать добру? Стафил стоит больших денег, и мы продали его Петронию.

Это было сказано с такой кичливостью, с такой неприятной самодовольной улыбкой, что Адель невольно содрогнулась. Она перевела взгляд на Юлия и поняла, что он все слышал.

Вскоре на лужайке у триклиния начались представления борцов: двое мускулистых чернокожих нубийцев в набедренных повязках демонстрировали чудеса силы и изворотливости. В течение четверти часа их бой больше походил на танец; казалось, они дублируют движения друг друга и заняты тем, чтобы показать спектакль, а не одержать победу. В конце концов гостям стало скучно – до тех пор, пока Скавр не предложил ставить на борцов деньги. Он назвал немалую сумму – пятьсот сестерциев – в пользу атлета в красной повязке.

– А я ставлю на Стафила, – подхватила Арсиноя. – Уж я-то знаю, сколько в нем силы!

«Выходит, Стафил – это тот, который в синей повязке. Боже, какой урод! – Адель глубоко вздохнула и перевела взгляд на Юлия. – Что бы там Арсиноя ни говорила о его слабостях, но он ведь красив как бог! А этот нубиец похож на низкорослого орангутанга в брачный период – с горящими голодными глазами и отвратительной рожей. И куда делся ее привитый искусством и Петронием эстетический вкус?»

На Стафила поставил и Бальб, а Марк – на его противника. Юлий от ставок воздержался, у Дария, по-видимому, после игры в кости не осталось при себе денег, у Адель их не было вообще. Петроний как хозяин своими пристрастиями решил не влиять на исход поединка.

Пляска закончилась сильным ударом в челюсть, который, в принципе, считался запрещенным приемом, но являлся единственным эффективным толчком к более активным действиям. Первым ударил Стафил, и Арсиноя взвизгнула от восторга. Не дожидаясь, пока его противник поднимется, он стал молотить его кулаками, не гнушаясь ударами в пах и в голову. Беспомощность второго борца вызвала массу негодующих восклицаний со стороны Скавра, а Марк только хмурился и качал головой. На лице Арсинои цвела улыбка, ее хмельной и восторженный взгляд выражал готовность тотчас же броситься в объятия победителя. Другой борец ничего не успел сделать: он потерял сознание и был унесен с поля боя.

Стафил подошел к Петронию и поклонился. Арбитр дал ему несколько монет, а Арсиноя послала воздушный поцелуй. Нубиец удалился.

– Это был нечестный поединок, – решительно заявил Скавр. – Все ставки отменяются.

– Еще чего! – воскликнула Арсиноя. – Меня ты не обманешь, как своих партнеров по игре в кости. Выкладывай деньги!

– Не буду! – Торговец прижал кошель к груди. – Это была драка, а не борьба.

– Скавр прав, – вмешался Дарий. – Я совсем не это имел в виду, когда просил Петрония показать состязания борцов. Стафил просто избил своего противника.

– Они полчаса друг друга обнимали, и все безрезультатно, – возразила Арсиноя. – То один на земле, то другой; поднимаются и снова пляшут. А мы ждали зрелища! И благодаря Стафилу мы его увидели. Правда, Петроний?