Текст книги "Город любви"

За сверкающей гладью тонкого стекла стояла другая женщина. Хотя нет, совсем другой ее нельзя было назвать: те же темные длинные волосы, изломанные стрелы бровей, такая же нежная светлая кожа. Но глаза… Что-то случилось с глазами. В их мерцающей глубине появилось новое, не свойственное им прежде выражение – затаенной грусти и легкой усталости. Даже если губы улыбались, даже если из груди вырывался радостный вздох, – выражение глаз не менялось.

И она поняла, что это навсегда. Что от прежней Адель – расчетливой и хладнокровной, стремящейся во что бы то ни стало добиться успеха – не осталось и следа. Душа ее, прежде черствая и словно покрытая тонкой коркой льда, теперь распустилась, как дивный цветок, подставляющий свои тонкие лепестки долгожданному солнцу.

За два минувших дня Адель прожила целую жизнь и повзрослела на несколько лет; сердце, научившееся любить, научилось страдать; глубина едва обретенных и сразу утраченных чувств наложила отпечаток зрелости на ее молодое и свежее лицо. Вся суть ее натуры необратимо изменилась, и эта новая, другая душа просвечивала сквозь глаза уязвимой обнаженностью.

Адель невесело улыбнулась своему отражению и, ступая медленно и грациозно, вошла в гостиную.

У окна спиной к ней стоял высокий широкоплечий мужчина и курил сигару. Услышав шаги, гость обернулся, и Адель взглянула в его лицо.

Четко очерченные плотно сжатые губы, высокие скулы, благородной формы нос, большие выразительные глаза под густыми темными бровями – черты боевого генерала, а не литератора. Единственное, что выдавало род занятий мистера Петронса, – это его одежда, подобранная по последней моде, а также холеные руки с безупречным маникюром и тщательно уложенные в прическе волосы, от которых исходил приятный, чуть пряный запах.

– Здравствуйте, мисс Пристли, – произнес он низким бархатным голосом. – Чрезвычайно рад с вами познакомиться. Меня зовут…

Слова замерли у него на губах, потому что Адель, судорожно вздохнув, повисла на руках Стэнли Норта в глубоком обмороке.

Вместо эпилога

О Гае Петронии подобает рассказать немного подробнее. Дни он отдавал сну, ночи – выполнению светских обязанностей и удовольствиям жизни. И если других вознесло к славе усердие, то его – праздность. И все же его не считали распутником и расточителем, каковы в большинстве проживающие наследственное достояние, но видели в нем знатока роскоши. Его слова и поступки воспринимались как свидетельство присущего ему простодушия, и чем непринужденнее они были и чем явственнее проступала в них какая-то особого рода небрежность, тем благосклоннее к ним относились. Впрочем, и как проконсул Вифинии, и позднее, будучи консулом, он выказал себя достаточно деятельным и способным справляться с возложенными на него поручениями. Возвратившись к порочной жизни или, быть может, лишь притворно предаваясь порокам, он был принят в тесный круг наиболее доверенных приближенных Нерона и сделался в нем законодателем изящного вкуса (arbiter elegantiae), так что Нерон стал считать приятным и исполненным пленительной роскоши только то, что было одобрено Петронием. Это вызвало в Тигеллине зависть, и он возненавидел его как своего соперника, и притом такого, который в науке наслаждений сильнее его. И вот Тигеллин обращается к жестокости принцепса, перед которою отступали все прочие его страсти, и вменяет в вину Петронию дружбу со Сцевином. Донос об этом поступает от подкупленного тем же Тигеллином раба Петрония; большую часть его челяди бросают в темницу, и он лишается возможности защищаться. Случилось, что в эти самые дни Нерон отбыл в Кампанию; отправился туда и Петроний, но был остановлен в Кумах. И он не стал длить часы страха или надежды. Вместе с тем, расставаясь с жизнью, он не торопился ее оборвать и, вскрыв себе вены, то, сообразно своему желанию, перевязывал их, то снимал повязки; разговаривая с друзьями, он не касался важных предметов и избегал всего, чем мог бы способствовать прославлению непоколебимости своего духа. И от друзей он также не слышал рассуждений о бессмертии души и мнений философов, но они пели ему шутливые песни и читали легкомысленные стихи. Иных из рабов он оделил своими щедротами, некоторых – плетьми. Затем он пообедал и погрузился в сон, дабы его конец, будучи вынужденным, уподобился естественной смерти. Даже в завещании в отличие от большинства осужденных он не льстил ни Нерону, ни Тигеллину, ни кому другому из власть имущих, но описал безобразные оргии принцепса, назвав поименно участвующих в них распутников и распутниц и отметив новшества, вносимые ими в каждый вид блуда, и, приложив печать, отправил его Нерону. Свой перстень с печатью он сломал, чтобы ее нельзя было использовать в злонамеренных целях…146146
  Тацит. Анналы, XVI, 18—20. (Перевод с латинского А. Бобовича.)


[Закрыть]

Публий Корнелий Тацит

Приложение

«Века прошли; и, как из алчной пасти, мы вырвали былое из земли…»147147
  Валерий Брюсов. Помпеянка.


[Закрыть]

Фреска с изображением девушки (фрагмент)

Статуя Аполлона

Статуя Амура с зайцем

Статуя Сатира, играющего на флейте

Фреска с натюрмортом

Фреска с натюрмортом (фрагмент)

Статуя мальчика с гусем

Фреска с изображением птиц, сидящих на садовой ограде

Фреска с изображением оленей (фрагмент)

Панно с медальонами Силена, Менады и Сатира

Фреска с изображением Геракла, борющегося с Немейским львом

Кубок на высокой ножке

Светильник

Статуя борющихся Сатира и Пана

Фреска с изображением танцующих купидонов (фрагмент)

Фреска с изображением Амура

Фреска с изображением Медеи

Фреска с изображением крылатого духа

Статуэтка Меркурия

Фреска с изображением мужской фигуры

Фреска с изображением сцены суда Париса

Фреска с изображением проводов Кризеиды

Фреска с изображением Полифема, получающего письмо от Галатеи