Текст книги "Город любви"

Петроний остановился, медленно повернул голову и взглянул на говорившего. При этом в его глазах застыл такой холод, такое глубокое, всепоглощающее презрение, что хохочущая компания разом притихла.

– Кто посмел?

Голос его был тверд и раскатист, глаза потемнели, в уголках губ залегли жесткие складки. Адель подумала, что в этот момент он похож на изваяние какого-нибудь грозного и могучего бога – Марса например, или, может быть, воинственного Гектора из «Илиады».

Тем временем от группы отделился человек и быстро засеменил к Петронию. Он был самым старшим из всех – невысокий полный мужчина лет сорока пяти, с черными редеющими волосами и заискивающей улыбкой на круглом обезьяньем лице.

– Приветствую тебя, Гай Петроний Арбитр, от имени всего рода Скавров и от своей малозначительной персоны. Да будут благосклонны к тебе великие боги!

Петроний сдвинул брови, что-то вспоминая.

– Авл Умбриций Скавр?.. Пир у Тибеллия?

– Да, о Петроний Арбитр! Я не смел и надеяться, что ты изволишь вспомнить ничем не примечательного помпейского негоцианта…

Петроний молчал, грозно поглядывая на заметно посерьезневшую компанию.

– Нижайше прошу извинить моего юного друга Кресцента за его непозволительную дерзость. Мы выпили неразбавленного вина в харчевне и не учли, что солнце такое жаркое. Прости его, мой Петроний, он тотчас отсюда уйдет.

Скавр махнул рукой, и один из молодых людей поспешно вышел из храма.

– Позволь угостить тебя обедом в открытой закусочной у рынка. Ее содержит мой давний приятель, так что блюда нам подадут самые отменные…

Взгляд Петрония смягчился; он снисходительно смотрел на Скавра с высоты своего роста и положения, и на его мужественном лице явственно читалась патрицианская надменность. Он вспомнил этого помпейского купца: ведущий производитель гарума105105
  Гарум – рыбный соус в древнеримской кухне, популярный среди всех сословий.


[Закрыть] и торговец прочими рыбными соусами, Скавр был крупнейшим в Кампании поставщиком этих приправ. Человек малообразованный, он обладал недюжинной деловой хваткой и за сравнительно короткий срок сколотил огромное состояние, став ярким представителем слоя «новых богачей». Нажив деньги на торговле, эти homines novi106106
  Новые люди (лат.).


[Закрыть] настойчиво стремились внедриться в среду местной потомственной аристократии, которая в большинстве своем была гораздо беднее их, поскольку имела доход преимущественно с земельных владений, и составляли огромную и важную часть римского общества.

Авл Умбриций Скавр обладал баснословным богатством, и Петроний нисколько не сомневался, что пренебрегать знакомством с ним только из-за его происхождения было бы глупо и неосмотрительно, но аристократический снобизм побуждал Арбитра изобразить некоторые колебания, якобы происходящие в его душе. Помолчав немного, он произнес, больше обычного растягивая слова:

– Хорошо, Умбриций Скавр, я, пожалуй, приму твое приглашение. У меня мало времени, так что не будем его терять. – Он обернулся к Адель. – Пойдешь с нами?

Взгляд Петрония так явно подсказывал ей ответ, что она решила его не разочаровывать.

– Нет… Я лучше погуляю по Форуму.

Он одобрительно кивнул.

– Непременно зайди к Евмахии, присмотри себе ткани на платья и, если хочешь, загляни на Macellum. Встретимся здесь же через час.

Одарив ее вялой улыбкой, Петроний ушел, широко шагая впереди поспешившего за ним Скавра, и Адель ничего не оставалось, как тоже выйти из храма и свернуть в другую сторону.

Пользуясь возможностью не торопясь рассмотреть главную площадь Помпей, Адель медленно шла вдоль величественных статуй богов, императоров, полководцев и прочих культовых персонажей. Вокруг Форума было много строений: сооружение Евмахии, к которому направлялась Адель; полуразрушенный недавним землетрясением храм Юпитера, где еще велись восстановительные работы; ярко раскрашенный, в соответствии со вкусами помпеян, храм Аполлона, перед которым возвышалась бронзовая статуя бога, натягивающего лук; и наконец, базилика – главное светское здание Помпей.

Адель не удержалась от искушения заглянуть внутрь и, остановившись у входа, с жадным любопытством впитывала в себя атмосферу помпейской жизни. Первые лица города встречались здесь за обсуждением насущных вопросов, в трибунном зале слушались гражданские дела, там же заседали магистраты; их решения можно было прочесть на расположенной рядом с базиликой специальной стене, предназначенной для официальных уведомлений.

Адель знала, что к первому веку нашей эры полисы Римской империи обладали самоуправлением, и во главе каждого стояли два дуумвира, которые избирались народом сроком на год и были наделены наивысшей властью. Они имели право представлять интересы полиса на всех переговорах, распоряжались городской казной и созывали народные собрания. Эдилы, тоже ежегодно сменяемые, составляли администрацию города и отвечали практически за всё – от чистоты улиц и состояния дорог до зрелищ и всех общественных мероприятий.

Показательным было то, что управление городом считалось привилегией, которая не только не оплачивалась, но и требовала внесения немалого налога за право принять участие в избирательной кампании. Адель глазела на важных магистратов, порой выходивших из трибунного зала, и понимала, что это едва ли не самые богатые и уважаемые люди Помпей: безупречная репутация, поддержка сограждан, объемный кошелек и непреодолимое желание сделать его еще больше. В обмен на такую возможность население справедливо ожидало от магистратов известной щедрости, поэтому дуумвиры и эдилы за свой счет ремонтировали дороги, закупали зерно и устраивали гладиаторские бои.

«А что, если сейчас я встречусь с Каленом?» – вдруг подумала Адель, увидев, как в ее сторону направляются два важных патриция в темных, расшитых золотом тогах. Мгновенно представив во всех подробностях встречу с эдилом и внутренним взором увидев ликующую на трибунах амфитеатра толпу, Адель стремглав бросилась прочь из базилики, быстрым шагом пересекла Форум и вошла в высокое здание с широким портиком и большими нишами, где стояли огромные статуи богов.

«Евмахия, дочь Луция, общественная жрица, заказала постройку халкидика, крипта и портика от своего имени и от имени своего сына Марка Нумистрия Фронтона, посвятив их Благочестивой Конкордии Августа»,107107
  Подлинная надпись, обнаруженная археологами в так называемом сооружении Евмахии.


[Закрыть] – прочла Адель на одной из стен. Позднее она узнала, что это место посещали все без исключения модницы Помпей.

Сотни оттенков, десятки сортов – от плотных шерстяных до тончайших виссоновых – тканей лежали на деревянных прилавках, переливаясь всеми цветами радуги. В южной Кампании было весьма развито сукновальное дело – очистка, мытье, прочесывание и крашение шерстяных тканей, и в самих Помпеях имелось немало мастерских, занимающихся этим видом промышленности. Но главное место производства шерстяных и продажи всех видов тканей находилось здесь, на Форуме, в сооружении Евмахии – промышленном цехе и торговой лавке.

Адель заглянула за стеллажи и увидела, как трудятся сукновалы: одни рабочие, стоя в глубоких чанах, месили шерстяную массу ногами, другие расчесывали новую ткань тонкой металлической кардой, приподнимая ворс, третьи натягивали полотно на особую раму и отбеливали, окуривая серой, четвертые доставали из глиняных амфор краски и клали их в котлы с кипящей водой, где уже находилась предварительно очищенная ткань. По желанию заказчика мастера могли изготовить полотно любой плотности, любого цвета, с длинным или коротким ворсом, для одежды и для покрывал. А более тонкие ткани – шелк, виссон, муслин, производившиеся в других местах империи и даже в других странах, – закупались в огромном количестве и разнообразии, чтобы помпейским модницам не нужно было посылать за ними в Неаполь, как прежде.

Разумеется, Адель воспользовалась предложением Петрония выбрать ткани себе на платья. Она велела отложить ей по отрезу нежно-персикового, светло-изумрудного, аквамаринового и алого шелка. Продавец сложил все в специальный полотняный мешок, назвал цену и спросил, куда доставить. Адель попросила принести ткани на виллу Петрония и решила непременно узнать у кого-нибудь адрес самого лучшего в городе портного.

Она вышла из лавки в приподнятом настроении, как всякая женщина, сделавшая покупки без ограничения бюджета, и, оглядевшись, направилась туда, где наблюдалось наибольшее скопление народа.

Это оказался Macellum – самый большой продовольственный рынок в Помпеях: за огромным фасадом с шестнадцатью мраморными колоннами и статуями располагались длинные ряды прилавков, на которых торговцы представляли свой товар. Покупатели со всего города стекались сюда по субботам в надежде закупить побольше продуктов, пряностей и приправ впрок, на неделю вперед. Свежие фрукты, овощи, зелень, зерно, хлеб прямо из печи, мясо, живая рыба в огромных чанах, а на небольших столиках под навесами – сладости и печенья, сушеные плоды с орехами, запеченные яблоки, груши, сливы, фиги…

Глядя на это изобилие, Адель вынуждена была признать целесообразность долгих трапез и не переставала корить себя за то, что не попросила у Петрония денег. Она двигалась вдоль рядов и, видимо, так жадно смотрела на фрукты, что один молодой торговец угостил ее яблоком и гроздью винограда. Адель поблагодарила его и хотела завязать разговор с симпатичным юношей, как вдруг заметила ту самую закусочную, о которой говорил Скавр.

В густой тени раскидистых деревьев располагался высокий длинный стол, по периметру окруженный маленькими туями, а неподалеку находилась переносная жаровня и большая повозка, нагруженная чанами, кувшинами и различной посудой. Подойдя ближе, Адель увидела стоящего у стола Петрония, который с несвойственной ему оживленностью беседовал со Скавром и еще одним мужчиной в черном плаще. Она остановилась совсем рядом, укрывшись под сенью высокого каштана, и, прислонившись к стволу, сделала вид, что отдыхает, наслаждаясь медовой сладостью винограда, а сама напряженно вслушивалась в долетавшие до нее обрывки разговора.

– …Вижу, этот незнакомец претендует на звание знатока поэзии, – говорил Петроний Скавру. – Не написал ли он новый трактат, подобно Горацию?108108
  Имеется в виду сочинение Квинта Горация Флакка «De poetica», ставшее теоретической основой классицизма.


[Закрыть]

Адель увидела, как подобострастно ухмыльнулся торговец, и прислушалась к словам мужчины в плаще, который стоял к ней ближе остальных, спиной.

– Настоящая поэзия обращена к чувствам, а не к разуму; мы воспринимаем ее гораздо раньше, чем понимаем. – Он говорил довольно громко, твердо, тщательно подбирая слова, отчего его речь была чуть замедленной, как у иностранца. – Я полагаю, что всякий человек, подлинно любящий поэзию, наделен некоторой долей безумия. Невозможно создавать поэтические образы посредством логических рассуждений; их можно сотворить лишь сердцем и воображением.

– Грезить наяву?

– И владеть предметом мечтаний, одновременно подчиняясь ему.

Петроний усмехнулся.

– «Истинно возвышенное и, так сказать, целомудренное красноречие прекрасно своей природной красотой, а не вычурностью и напыщенностью».109109
  Гай Петроний. Сатирикон, 2.


[Закрыть] Ты говоришь странные, но правильные вещи, незнакомец. «Речь твоя не считается со вкусами толпы и полна здравого смысла, что теперь особенно редко встречается».110110
  Гай Петроний. Сатирикон, 3.


[Закрыть]

– Кто ты такой? – подозрительно щурясь, спросил Скавр, снизу вверх глядя на мужчину в плаще.

– Меня зовут Дарий Аквил.

– Дарий? – переспросил купец. – Ты перс?

– Я прибыл издалека, – уклончиво ответил тот. – И буду рад узнать ваши имена.

Адель с улыбкой слушала, как долго и витиевато представлялся Скавр, перечисляя свои заслуги, достижения и принадлежащие ему оффицины111111
  Оффицина — здесь: цех.


[Закрыть]. От ее внимания не ускользнуло, что торговец намеренно заговорил первым, тем самым подразумевая, что его положение выше, чем статус Петрония. Но Арбитр этого не заметил – или сделал вид, что не заметил, – и просто, без церемоний назвал свое имя.

Адель не расслышала, что ответил ему мужчина в плаще, но увидела улыбку на лице Петрония и дружественно протянутую руку.

– Я рад знакомству с молодым поэтом, – произнес он. – Нынче редко встретишь человека, который пытается вникнуть в суть поэзии как таковой, приоткрыть завесу над тайнами творчества, исследовать причины, побуждающие нас заниматься искусством, и выявить трудности, с которыми сталкиваются многие поэты. В уста одного из моих героев я вложил рассуждения на эту тему…

«Очень многих стихи вводят в заблуждение: удалось человеку втиснуть несколько слов в стопы или вложить в период сколько-нибудь тонкий смысл – он уж и воображает, что взобрался на Геликон. Так, например, после долгих занятий общественными делами люди нередко, в поисках тихой пристани, обращаются к спокойному занятию поэзией, думая, что сочинить поэму легче, чем контроверсию, уснащенную блестящими изреченьицами. Но человек благородного ума не терпит пустословия, и дух его не может ни зачать, ни породить ничего, если его не оросит живительная влага знаний…

Вот, например, описание гражданской войны: кто бы ни взялся за этот сюжет без достаточных литературных познаний, всякий будет подавлен трудностями. Ведь дело совсем не в том, чтобы в стихах изложить события, – это историки делают куда лучше; нет, свободный дух должен устремляться в потоке сказочных вымыслов обходным путем, через рассказы о помощи богов, через муки поисков нужных выражений, чтобы песнь казалась скорее вдохновенным пророчеством исступленной души, чем достоверным показанием, подтвержденным свидетелями…»112112
  Гай Петроний. Сатирикон, 118.


[Закрыть] – Он умолк и пристально посмотрел на нового знакомого.

– Я не пишу стихов, не соперничаю в мастерстве ни с Софоклом, ни с Аристофаном, но как неравнодушный к искусству человек готов выразить полное согласие с мнением твоего героя, – после некоторого раздумья ответил тот. – «Вдохновенное пророчество исступленной души» примет с радостью и восторгом лишь тот, кто умеет мечтать и возноситься мыслями за пределы земного мира. Кроме того, при помощи слов можно создать живописную и яркую картину, но она превратится в живой образ только тогда, когда будет заключать в себе мысль – как тело человека заключает в себе душу. Поэзия не ремесло, а искусство, которое не может быть уделом глупцов.

Адель напрягла слух, ожидая ответа Петрония, но тот что-то тихо пробормотал и пригубил напиток из кубка.

– Хотелось бы узнать, каким делом ты занимаешься, – снова поинтересовался Скавр, видимо, с подозрением относясь к чужеземцу. – От чего имеешь доход?

Адель не расслышала начало фразы, которой мужчина в плаще, назвавшийся Дарием Аквилом, ответил любопытному купцу, но уловила слово «путешественник».

– К тому же я стараюсь получить всестороннее развитие путем самообразования, раз и навсегда распростившись со всеми школами и став полным хозяином своих занятий, – добавил он.

– Не лучше ли обратиться к знаменитым философам, чтобы познать все тайны бытия? – с умным видом осведомился Скавр.

– Я ни в коем случае не стремлюсь к этому! – воскликнул Дарий Аквил, и Адель заметила иронию в его голосе. – Познать тайны бытия – значит впасть в постоянную, неизбывную, неизлечимую тоску, а мне это, думаю, рановато. К счастью, большинство загадок нашего мира до сих пор не раскрыты и относятся к области науки, а не философии, в начале которой, как известно, лежит удивление, а в конце – разочарование. Мы мало знаем, потому что мало понимаем. Опыт – вот учитель искателей: цена его высока, но польза огромна.

– Однако некоторые мудрецы умеют объяснить всё! – не унимался Скавр.

– Объяснить, но не доказать. Если люди не знают правды, они ее выдумывают, в результате чего получаются вполне сносные объяснения, основанные на домыслах. В неглубоких умах они оседают как истина, являющаяся на самом деле заблуждением, – но заблуждением, содержащим некоторую долю правды, и оттого еще более опасным.

– Итак, опыт и деятельность – единственно верные пути к знанию, – подытожил не сводивший с него глаз Арбитр. – Я правильно тебя понял?

– Совершенно правильно. И я был уверен, что именно у тебя, уважаемый Гай Петроний, встречу понимание.

– Ты так говоришь, словно давно меня знаешь.

– Мне много рассказывали о тебе.

– Кто?

Дарий Аквил ничего не ответил и неожиданно обернулся, посмотрев прямо на Адель, точно знал, что она там стоит. На миг их глаза встретились… Она вздрогнула, выронила виноград и поднесла руку к лицу, сдерживая крик.

Петроний тоже заметил ее.

– Адель! – позвал он. – Подойди к нам.

Она приблизилась, едва переставляя дрожащие ноги.

– Познакомься с этим человеком. Я приглашаю его на сегодняшний пир.

Дарий Аквил представился, чуть склонив голову, а Адель заворожено смотрела на него и не могла вымолвить ни слова. Те же темные, как ночь, бездонные глаза – только без насмешливого блеска; те же густые, но коротко подстриженные – совсем не по римской моде! – иссиня-черные волосы; тот же чувственный рот – но лишенный привычной самодовольной ухмылки; то же демоническое лицо, но не гладко выбритое, как обычно, а украшенное небольшой аккуратной бородкой на испанский манер… Стэнли Норт!

– Это Адель, – прервав затянувшееся молчание, пришел ей на помощь Петроний. – Самая удивительная женщина в Помпеях.

– И самая красивая, – добавил Дарий.

Ни малейшей тени не пробежало по его лицу; ни взглядом, ни жестом он не выказал того, что знаком с нею. Он смотрел на Адель заинтересованно и доброжелательно, словно действительно видел ее впервые и был искренне рад знакомству.

«Нет, это не Стэнли, – решила она, стараясь, скорее, убедить в этом саму себя. – Как бы он мог здесь оказаться? Мало ли похожих людей! У этого человека совсем другое выражение лица – надо признать, гораздо более приятное. И выглядит он в здешней обстановке довольно органично, ведет себя естественно – не то что я. Но даже имя!..113113
  Норт – от англ. north – север, северный; Аквил – от лат. aquilo – северный.


[Закрыть] Черт возьми!»

– Сейчас мы уходим, – продолжил Арбитр, обращаясь к Дарию, – а вечером я жду тебя на моей вилле.

– Для меня это большая честь, уважаемый Петроний, но, к сожалению, я впервые в Помпеях…

– Понимаю, понимаю. Скавр проводит тебя.

– Могу ли я расценивать это так, – тут же вмешался торговец, – что благородный Петроний и меня приглашает на свой пир?

– Именно. А теперь прощайте.

Он взял Адель под локоть и быстро повел вперед, к выходу, где их ждали раскалившиеся под солнцем носилки.

– Этот Скавр липуч, как пиявка, – проговорил Петроний, когда они тронулись с места. – А Дарий… Уверен, сегодня он придаст живости нашей скучной светской беседе.

Адель ничего не ответила и всю дорогу молчала, погруженная в свои мысли.

С самого утра она ждала хотя бы малейшего знака особого расположения от человека, который вчера целовал ее так долго и головокружительно, что теперь это казалось игрой возбужденного воображения, который назвал ее своей женщиной и которому она внутренне подчинилась. Но вместо признаний и комплиментов с ней говорили, как со школьницей на экскурсии; ей было интересно, но обидно. Она снова почувствовала себя одинокой и никому не нужной… И вдруг появляется он – мужчина с такими знакомыми бездонными глазами и чуждой им прежде добротой. Она терялась, думая о нем, потому что не могла о нем не думать, а Петроний несколько раз испытующе поглядывал на Адель – то ли желая завести беседу, то ли надеясь догадаться о причинах ее молчаливости. Она замечала это и была рада, что имеет возможность вызвать в нем настороженную заинтересованность: охотник должен пристально следить за своей добычей, иначе она упорхнет даже из лучшей клетки Империи.

У входа в атрий их встретила взволнованная Рена.

– О мой господин, приехал Марк Ноний Бальб с сыном! – воскликнула она, бросаясь к Петронию. – Они очень недовольны твоим отсутствием, да еще все рабы заняты приготовлениями к пиру…

– Успокойся, Рена. Гости уже поели?

– Нет, они изволили ждать тебя.

– В таком случае распорядись подавать второй завтрак и готовить триклиний для пира: музыканты, лучшие приборы, гирлянды из цветов, лепестки роз на полу и ложах – всё как полагается.

– Слушаюсь, господин.

Когда Рена ушла, Адель, глядя в сторону, чтобы скрыть неловкость, спросила:

– Можно мне сейчас не идти с тобой?

– Конечно. Твое присутствие совершенно необязательно.

В другой ситуации подобные слова задели бы Адель, но в ее душе царило такое смятение, что она не заметила их резкости.

– Я буду в кубикуле, – сказала она. – Выйду сразу на пир.

Петроний равнодушно пожал плечами.

– Как хочешь.

– А…

– Что?

– Ты не скажешь мне, кто приглашен?

– Бальбы, Дарий со Скавром, Публий Юлий Сабин и Клавдия Арсиноя.

– Юлий и Арсиноя?..

Петроний развел руками.

– Субботний пир – традиция, а у меня в Помпеях не так много знакомых из числа тех, кого я готов угощать превосходным вином из моих погребов. К тому же Арсиное известно, что я прибыл в город, и она непременно явилась бы и без приглашения, возможно вместе с Каленом, который меня прямо-таки обожает. Его-то тебе видеть не хочется, полагаю?.. Поэтому сегодня мы с тобой получим удовольствие лицезреть небезразличную нам обоим «достойную парочку». – Он слегка улыбнулся. – Не переживай, милое дитя. Отдыхай и получай удовольствие, а о твоей безопасности я позабочусь.

– Почему ты постоянно называешь меня «дитя»? – раздраженно спросила Адель, с досадой отметив, что зря рассказала Петронию о своем чувстве к Юлию. – Я взрослая женщина!

– Бесспорно, – кивнул он. – По нашим меркам ты старая дева.

Она возмущенно вспыхнула и, резко развернувшись, быстрым шагом направилась в свою комнату.

Первым делом Адель опустошила принесенное ей еще утром блюдо с фруктами, после чего улеглась на мягкое ложе и провела около часа в приятной полудреме. Затем она решила позвать Рену, чтобы та помогла ей завить волосы и уложить их в модную прическу, но вместо нее пришла другая, совсем юная рабыня, которую прежде Адель в доме не видела. Девушка сказала, что сегодня ей впервые разрешили прислуживать госпоже, а до этого она целый год училась искусству красить, завивать и одевать знатных дам. Рабыню звали Фортуната (в честь Фортуны Августы, особой покровительницы Помпей), и на вид ей было лет четырнадцать. Однако она так умело орудовала щипцами, так аккуратно и безупречно ровно уложила складки на присланной Петронием светло-золотистой виссоновой цикле, обнаружила такой изысканный вкус в подборе украшений, что Адель осталась чрезвычайно довольной и даже решила посоветоваться с девушкой относительно пошива нарядов из заказанных сегодня тканей. Фортуната назвала имя самого лучшего и дорогого портного в Помпеях и вызвалась в любое время проводить к нему госпожу.

Несколько часов пролетели для Адель незаметно, поскольку были заполнены приятными хлопотами и обсуждением модных в этом году фасонов женской одежды. Фортуната не скупилась на комплименты и восхищенные эпитеты в адрес госпожи, и это придало Адель уверенности – когда номенклатор пригласил ее в триклиний, она шла туда поступью царицы Савской с играющей на лице улыбкой Мона Лизы.

Триклиний для пиров находился под резной аркой с четырьмя колоннами, прямо у перистиля. Первыми, кого увидела Адель, были музыканты, расположившиеся у единственной стены, соединяющей помещение для трапез с домом; они сосредоточенно настраивали инструменты, зная, что будут играть для важных персон. Тут же, у одной из колонн, молча топтались рабы, которых привезли с собой гости. Адель медленно двинулась вперед, боясь случайно столкнуться со слугами, снующими туда-сюда с киафами114114
  Киаф – чаша с ручкой, которой разливали вино по кубкам.


[Закрыть], кратерами115115
  Кратер – сосуд, где разбавляли вино водой.


[Закрыть] и различного рода посудой, которую расставляли на столе две молодые рабыни.

В одной из них Адель без труда узнала Рену, хотя та выглядела сейчас не совсем обычно: длинные волосы уложены в высокую замысловатую прическу, запястья украшены витыми браслетами, на полуобнаженных плечах две броши держат короткую, почти совсем прозрачную тунику. Рена старательно улыбалась, демонстрируя превосходные зубы, и с нескрываемым призывом поглядывала на возлежащих за столом мужчин.

Одним из них был, разумеется, Петроний; второй, человек лет сорока пяти с бесстрастным лицом, – вероятнее всего, Марк Ноний Бальб; и третий, юноша с оливковым цветом лица и по-детски пухлыми губами, – Марк-младший.

Когда Адель приблизилась, Петроний сдержанно улыбнулся и сделал приглашающий жест рукой. Рабыни, поклонившись, тут же удалились, но Рене удалось, проходя мимо Адель, словно ненароком задеть ее плечом. Безупречность складок на изысканном наряде была нарушена; Адель гневно сверкнула глазами, но сказать ничего не успела: к ней сразу подбежала неизвестно откуда взявшаяся Фортуната и в мгновение ока все поправила. Адель благодарно улыбнулась и повернулась к гостям, но, к счастью, замешательство длилось всего несколько секунд, поэтому мужчины ничего не заметили, провожая взглядами красивых рабынь.

– Позвольте представить вам Адель, – проговорил Петроний. – Очень милая молодая особа, тоже моя гостья. А это – мой давний друг Марк Ноний Бальб и его сын Марк.

– Рада познакомиться, – улыбнулась Адель.

В ответ ей послали два молчаливых взгляда – суровый и смущенный, и она грациозно опустилась на мягкое покрывало длинного ложа, приняв скромный вид невинной весталки, нисколько не соответствующий ее яркой внешности.

Ее появление, видимо, помешало беседе. Петроний отвлекся, давая распоряжения номенклатору, Бальб, нахмурившись, молчал, исподлобья разглядывая Адель, а Марк с отсутствующим видом предавался своим, наверняка приятным, судя по блуждающей на его губах улыбке, мыслям.

Через несколько минут Адель начала ерзать на месте. Бальб смотрел на нее не отрываясь, сурово и оценивающе, а Петроний, казалось, не намеревался прекращать своих пространных наставлений управляющему. Рабы удалились, музыканты начали играть. На столе красовалось восемь серебряных приборов, отделанных жемчугом и украшенных позолоченной лепкой в виде виноградных гроздей: глубокая и мелкая тарелка, салфетница и миска для обмывания рук; блюда еще не подали, ожидая появления остальных гостей.

Наконец с улицы донесся топот копыт и шуршание повозки по гравию. Петроний отпустил номенклатора, и тот помчался встречать визитеров. Через несколько минут он чинно вошел в триклиний и объявил:

– Прибыли Авл Умбриций Скавр и Дарий Аквил.

– Приветствую тебя, благочестивый Петроний, и приношу благодарность за возможность присутствовать на столь достойном собрании… – с порога начал тараторить Скавр, с распростертыми объятиями приближаясь к хозяину дома. – Да будут благосклонны к тебе великие боги!

– И тебе желаю того же, – кивнув, ответил Арбитр. – Надеюсь, обниматься не будем?

Скавр тотчас опустил руки и с такими же приветствиями обратился к Бальбам, с которыми, по-видимому, был давно знаком. Адель удостоилась от торговца легкого кивка головы.

Дарий Аквил, подойдя к столу, учтиво поздоровался с Петронием, в двух словах поблагодарил за приглашение и повернулся к Адель:

– Мне вдвойне приятно присутствовать в этом доме, имея удовольствие видеть здесь столь прелестную дочь Венеры, – сказал он, слегка поклонившись.

– Благодарю, – ответила Адель и очаровательно улыбнулась.

Стрельнув глазами в сторону Петрония, она с досадой заметила, что он смотрит только на Дария, видимо торопясь познакомить его с Бальбами.

Через минуту вошел номенклатор и доложил о приезде Публия Юлия Сабина и Клавдии Арсинои.

Услышав их имена, Адель мгновенно напряглась, как натянутая струна. Она не могла предугадать реакцию Юлия на ее присутствие – при условии, что Арсиноя ничего ему не рассказала. Если же он знал, что Адель живет в доме Петрония, и если Кален действительно ее разыскивал, Юлий вполне мог бы помочь отцу в такой приятной мести.

Затаив дыхание, она следила за входящими. Прямая, неподвижная, побледневшая от внутреннего напряжения, Адель устремила встревоженный взгляд на Юлия – и столкнулась с холодной, безучастной глубиной голубых и прозрачных, как северные озера, глаз.

Он был прекрасен – совершенная красота греческих статуй, безупречная и безжизненная. Его брови замерли в надменном изгибе, взгляд казался застывшим и отчужденным, губы чуть тронула любезная и слегка презрительная улыбка. В короткой тунике небесного цвета и тоге с золотым шитьем, украшенный перстнями, с искусно уложенными волосами, Юлий Сабин был похож на бога.

Следом за ним шла Арсиноя. Одетая в темно-синюю шелковую циклу, плотно облегающую ее соблазнительную фигуру, с золотыми браслетами на запястьях и в сверкающей сапфирами диадеме, она выглядела прекрасной Венерой, сопровождающей своего Адониса.

Они были красивы, богаты, надменны и в самом деле достойны друг друга. Осознав это, Адель почувствовала себя глубоко уязвленной: возможно, Юлий отверг ее не по причине супружеской верности, а оттого, что она во всем уступала его неотразимой жене?

Тем временем Петроний представил вновь пришедшим Дария и Бальбов и велел подавать яства. Мужчины возлегли на ложа, а Арсиноя устроилась рядом с Адель.116116
  На древнеримских пирах возлежали только мужчины, а женщины сидели.


[Закрыть] По знаку номенклатора в триклиний вошли молодые рабы в набедренных повязках с медными тазами в руках. Используя льняные салфетки, лежавшие на столиках у каждого ложа, они стали обмывать гостям руки холодной водой.

Когда рабы ушли, появился виночерпий и принялся разливать по кубкам вино, разбавленное родниковой водой. Тут Скавр, потиравший руки от нетерпения, не преминул заметить:

– В доме достопочтенного Петрония наверняка подают самое лучшее вино. Это, конечно, фалернское?

– Неаполитанское, – ответил Арбитр. – Времен Калигулы.

– Тем приятнее нам будет его пить, – не унимался Скавр и поднял кубок. – За хозяина дома!

Все пригубили напиток, и Адель услышала, как Бальб шепнул сыну:

– У этого торговца отвратительные манеры. И у тебя будут такие же, если не станешь дуумвиром.

Марк недовольно поморщился, но ничего не ответил и вместе с остальными принялся за еду.

Пиршественный стол изобиловал самыми разнообразными блюдами. Здесь были яйца и маслины, горячие колбаски на серебряной решетке, фаршированная соня, блюдо из чечевицы, украшенное мелко нарезанными овощами, выложенными причудливым узором, гусь под особым соусом из тмина, слив, меда, уксуса и миртового вина. У Адель разбегались глаза, к тому же ее внимание то и дело отвлекали танцовщики, которые с необыкновенной для мужчин грацией двигались в такт приятной медленной музыке. Пожалуй, она единственная с восхищением наблюдала за ними, потому что гости, попивая то и дело подливаемое рабами вино, стали громко и увлеченно спорить о непонятных и неинтересных для Адель вещах: у кого сколько ворует номенклатор, как утаивают доходы управляющие на виноградниках, сколько проблем с вольноотпущенниками, приторговывающими хозяйским товаром.

– Знаю я одного такого! – говорил Скавр. – Беден был так, что и двух ассов за душой не имел, готов был сестерций из навоза зубами вытаскивать. Грек, работал у меня на разливе гарума, Филеротом звали. И что он делал, сукин сын! Треть мины117117
  Мина – одна афинская мина равнялась 436,6 граммов.


[Закрыть] в сосуд не доливал. Один, другой, третий… Так ему соуса оставалось – хоть лавку открывай! И ни один раб, – тут Скавр выругался, – на него не донес. Ни один! А кто их кормит, кто к праздникам деньги раздает?! Эх, да что говорить!.. Через год-два такой вот подлости приходит ко мне Филерот и сообщает: «Так, мол, и так, почтенный Скавр, ухожу я от тебя. Деньги появились, буду свое дело открывать». – «Да откуда, – говорю ему, – у тебя деньги? Я же платил гроши!» – «А я, – говорит, – наследство получил, тридцать тысяч». Это он у меня на тридцать тысяч сестерциев гарума наворовал! Мне тогда чуть дурно не сделалось. Пришлось другого работника нанимать, но уже проверенного, да плату повыше сделать. Вот и верь после этого грекам, да простит меня наш августейший император!118118
  Согласно историкам Светонию и Тациту, Нерон очень любил греческую культуру и в своем окружении имел много бывших рабов греков, которым даровал свободу и внушительное состояние.


[Закрыть]