Текст книги "Колесо"

Розыгрыш

Все события и персонажи вымышлены, любое их совпадение с реальными является случайным.

Семён Елагин волновался и чувствовал себя не в своей тарелке. Перед ним сидела живая легенда советской и российской рок-музыки – сам Андрей Маркоревич, песни которого он любил слушать ещё с детства. Но разговор со звездой явно не клеился.

– Я не понимаю, зачем вы меня пригласили? – раздражался музыкант. – У нас что, снова появилась цензура? Докатились! Вот вам и демократия…

– Андрей Вадимович, это совсем не то, что вы думаете. Просто, как бы лучше сказать… Мы с вами должны осознавать всю ответственность за судьбу нашего подрастающего поколения, за нашу молодёжь, которая впитывает в себя всё, что слышит. Тем более со сцены.

– Скажите прямо, что вам нужно? И кто вы вообще такой?

– Я представляю управление культуры, – вздохнул Семён. – Мы осуществляем контроль за исполнением указов президента и правительства, связанных с данной отраслью. И наверняка вы знаете, что сейчас в нашей стране идёт решительная борьба против наркотиков! Кстати, если не в курсе, есть специальный закон, запрещающий пропаганду наркотических препаратов…

– А при чём тут наша группа? – возмущённо тряхнул головой Маркоревич. – Где вы слышали, чтобы мы кого-то призывали употреблять наркотики?

– Что вы, что вы! Никто вас конкретно не обвиняет. Только… Гм… Давайте, я лучше зачитаю.

Елагин открыл папку и извлёк листок бумаги с распечатанным текстом.

Вагонные споры – последнее дело, когда больше нечего пить.

Но поезд идёт, бутыль опустела и тянет поговорить.

И двое сошлись не на страх, а на совесть – колёса прогнали сон…

– Узнаёте? Это текст вашей песни.

– Ну и что?

– Вижу, не понимаете. Сейчас поясню, – терпеливо проговорил Елагин и достал другую папку. – Словарь сленговых выражений. Вот… «Колёса – термин, обозначающий наркотикосодержащие таблетки». А здесь, – он ткнул пальцем в распечатку, – выписка из медицинской энциклопедии. «Наркотические таблетки (колёса) относятся к действию психостимуляторов. Они стимулируют (подхлёстывают) работу нервной системы, поэтому во время опьянения человек чаще всего возбуждён, энергичен, активен, и может не спать в течение длительного времени». Как вы там поёте: «Колёса прогнали сон»?

Маркоревич громко фыркнул и расхохотался.

– Ну, вы совсем! – продолжал смеяться он, вытирая брызнувшие из глаз слёзы. – Всякое у меня бывало, но такое… Да уж, не перевелись ещё в стране герои. Если вы такие недалёкие, я объясню, что речь в песне идёт о вот таких, – музыкант выразительно покрутил рукой, – больших, железных колёсах! Которые у вагонов, а не то, что вы подумали.

– Я-то как раз понимаю, о каких колёсах изначально шла речь. Но… Времена изменились, и современная молодёжь интерпретирует слова вашей песни в другом значении, понятном им. И предыдущая фраза ещё больше провоцирует их на такое восприятие. Послушайте сами: «Когда больше нечего пить… Но поезд идёт, бутыль опустела и тянет поговорить».

Тут создаётся аллегория, идёт конкретный намёк на то, чем можно заменить отсутствующий алкоголь. Как догнаться, тьфу, прогнать сон, чтобы продолжить этот интересный разговор…

Андрей Маркоревич перестал улыбаться и внимательно посмотрел на своего собеседника.

– Вам что, заняться больше нечем? Какая аллегория? Мне даже в голову такое не приходило.

– Вам, может, и не приходило, а вот остальным приходит…

– Дурдом! – музыкант обхватил голову руками. – Вы в своём отделе случайно сами…

– Андрей Вадимович, мне тоже неприятен этот разговор. Но давайте попытаемся понять друг друга.

– Да? И что вы от меня хотите?

– Чтобы вы убрали «колёса». Выкинули эти слова из песни. А вообще, если проанализировать ваши тексты, в них прослеживается скрытая тенденция к пропаганде возбуждающих и стимулирующих препаратов. Если начиналось всё стандартно: «я пью до дна», «наливай», то потом пошёл сдвиг творчества в другую сторону. «Она любила летать по ночам», «у рыб будет косяк», теперь эти колёса, которые прогоняют сон…

Лицо Маркоревича окаменело.

– Знаете, что я вам скажу!

– Догадываюсь, – Семён на всякий случай поднял руки кверху. – Вы хотите меня послать… подальше. Скорее всего, нецензурно. Но прежде чем это сделать, хорошенько подумайте. Послать человека никогда не поздно. А у вас ещё впереди концерты, съёмки на телевидении.

Маркоревич с шумом выпустил воздух и молча поднялся из-за стола.

– Это всё? Я могу идти?

– Нет, нет, – торопливо проговорил Семён. – На самом деле мы пригласили вас совсем по другому поводу. А это была просто профилактическая беседа. Во избежание, так сказать…

– Короче! – перебил его музыкант. – Что ещё?

– Минуточку, сейчас! – Елагин засуетился и схватил телефонную трубку. – Татьяна! Пусть заходят!

Дверь отворилась, и в кабинет вошли двое мужчин, одетые в одинаковые чёрные костюмы. Один пожилой с седыми выцветшими волосами, второй – заметно моложе с резкими, даже грубыми чертами лица.

– Познакомьтесь. Это мистер Грег Уэллс и его адвокат, исполняющий роль переводчика. Они специально прилетели из Англии, чтобы встретиться с вами.

– Nice to meet you, although I can`t stand your music, – пробормотал седовласый джентльмен.

– Он говорит, что очень рад знакомству и в восторге от ваших песен, – перевёл адвокат.

– Уже догадался, – усмехнулся Маркоревич. – И чем удостоен такой чести?

– Я представляю интересы мистера Грега Уэллса, – адвокат говорил с лёгким английским акцентом. – А это не совсем обычный человек! Он приходится родственником, двоюродным правнуком самого Герберта Уэллса – знаменитого на весь мир писателя!

Адвокат выдержал паузу, ожидая ответной реакции.

– Очень рад.

– Вот! И ещё Грег Уэллс является владельцем международного издательства – корпорации «Wheeltime». Этой организации принадлежат эксклюзивные права на издания книг покойного Герберта Уэллса, а также все марки, бренды, связанные с его именем. Мы очень пристально следим за соблюдением норм лицензионных соглашений и боремся со всеми проявлениями пиратства.

– Это правильно, – одобрительно кивнул Маркоревич.

– Очень хорошо, что вы меня понимаете, – оживился адвокат. – Тогда, я думаю, вы не будете на нас в обиде…

– Какие могут быть обиды?

– Дело в том, что мы приехали, чтобы уведомить вас о решении суда по защите авторских прав нашего глубокоуважаемого, покойного Герберта Уэллса.

Адвокат открыл дипломат и достал папку с бумагами.

– Вот, вы можете ознакомиться с постановлением.

– Ничего не понимаю, – пожал плечами музыкант.

– Посмотрите внимательно, там два варианта – английская и русская версия. А я пока изложу суть. В соответствии с нашими законами, вы, как владелец бизнеса, несёте полную ответственность за нарушение прав интеллектуальной собственности.

– Какой ещё собственности?

– «Машина времени», – невозмутимо пояснил адвокат. – Роман, который написал Герберт Уэллс. Вы в течение длительного времени незаконно использовали этот бренд в качестве названия вашего музыкального ансамбля, который приносил вам значительную коммерческую выгоду.

– Что вы мне тут лепите? – Маркоревич оторвался от бумаг и непонимающе уставился на адвоката. – Что за бренд? Я как хочу, так и называю свою группу! И плевать мне на ваши корпорации!

Лицо адвоката болезненно сморщилось.

– Вам, может быть, и плевать, а нам нет. И мы очень озабочены э… сохранностью авторских прав. В результате суд принял нашу сторону и постановил взыскать с вас заявленную сумму.

– Смеётесь?

– Она составила два с половиной миллиона евро.

– Что?!

– Пожалуйста, успокойтесь, – вмешался Елагин. – Мистер Уэллс любезно согласился принять деньги в рассрочку. По частям.

– Yes, – благодушно кивнул правнук знаменитого писателя.

– Да пошли вы все! – сплюнул Маркоревич. – Что это за цирк?

– Андрей Вадимович, – развёл руками Елагин. – Я вас прекрасно понимаю, и ни в коем случае не согласен с этим решением. Но это уже не в моей компетенции. Мы здесь собрались лишь для того, чтобы поставить вас в известность и уведомить, что дело это находится под международной юрисдикцией. Законное решение уже вступило в силу, и с сегодняшнего дня ваш банковский счёт будет заморожен, средства пойдут в счёт оплаты долга. А если ваших личных сбережений не хватит, то…

– Что ты сказал?

Семён поднял голову и по яростному лицу рок-ветерана понял, что ситуация выходит из-под контроля, и в любую секунду может стать критической.

Родственник знаменитого писателя испуганно вжался в кресло, заслонив лицо руками; адвокат на всякий случай переместился поближе к выходу.

Пора!

Елагин со всей силы вдавил кнопку сигнала, и его лицо расплылось в широкой улыбке.

– Андрей Вадимович, – торжественно произнёс он. – Поздравляем вас! Вы стали участником программы «Розыгрыш»!

Дверь тут же с грохотом отворилась, и в помещение ворвались четверо омоновцев с автоматами.

– Всем оставаться на своих местах! Руки за голову! – закричали они.

– Розыгрыш? – обернулся Маркоревич. – Ну, вы даёте! А я уже почти поверил, – он рассмеялся и шагнул по направлению к омоновцу.

– Руки за голову! Не двигаться!

– Да ладно, я понял. Забавно у вас получилось.

Елагин тревожно оглянулся по сторонам.

«Что-то здесь не так! Где Валдис? Где массовка с цветами? Почему вместо них люди с автоматами?»

– Стой! Я буду стрелять! – продолжал отчаянно вопить омоновец.

Дальнейшие события Семён наблюдал, будто в замедленной съёмке. Маркоревич сделал ещё один шаг, и у омоновца, видимо, не выдержали нервы; автомат в его руках дёрнулся, издавая гулкие стрекочущие звуки.

Музыкант, легенда советского рока застыл на месте. Улыбка на его лице сменилась удивлённой гримасой, и в следующую секунду он, как подкошенный, рухнул на пол.

Стало очень тихо.

– Что п-происходит? – прошептал Семён, чувствуя, как у него опускается всё внутри и к горлу подкатывает приступ тошноты.

Он бросился к открытому окну и перегнулся через подоконник, дрожа всем телом, с ужасом понимая, что никакая сила не заставит его обернуться назад.

– Это вы нажали тревожную кнопку?

Семён ощутил на своих плечах тяжесть чьих-то рук.

– Я… не знаю. А в-вы кто?

– Подполковник Городецкий! – представился голос и развернул Елагина лицом к себе.

– А-а-а! Не надо! Я ничего не нажимал! Это не кнопка, это с-сигнал занести цветы.

– Какие ещё цветы? – переспросил омоновец.

– Господи! – Семён схватился за голову. – Что вы наделали? Откуда вы взялись?

Он с ужасом смотрел на распростёртое тело музыканта.

«Что теперь будет?»

Внезапно тело зашевелилось. Елагин почувствовал новый приступ тошноты.

Он жив!?

– Семён! – слабым голосом позвал Маркоревич.

– Что вы стоите! Вызовите «скорую»! Его ещё можно спасти!

– Семён, – повторил музыкант. – Подойди, я хочу тебе что-то сказать.

– Андрей М-м-м… – Елагин сделал несколько неуверенных шагов. – Простите, ради бога. Это не по сценарию, мы такого не хотели…

– Я тебя прощаю, – Андрей Маркоревич неожиданно откинул полы своего пиджака и извлёк оттуда роскошный букет цветов. – Это тебе!

– З-зачем?

– Затем, что это… программа «Розыгрыш»! – весело крикнул он, и тишина взорвалась громким смехом.

Мраморные рассказы

Мраморная доска покоится на кладбище. Кто-то называет это место кладбищем наших мыслей, кто-то – кладбищем наших идей и поступков. А кто-то просто проходит мимо… Когда история умирает, всегда находятся добровольцы, которые пытаются её оживить, раскрасить свежими красками или хотя бы сфотографироваться с ней на память. Но история умирает каждый день, а добровольцев остаётся всё меньше и меньше. Поэтому о кладбище почти забыли. Оно заросло травой и бурьяном, и мало кто решается посещать его сейчас, боясь затеряться в лабиринтах нарисованных линий, или, ещё того хуже, остаться там навечно. Тем не менее, мемориал растёт и пополняется новыми именами. Некоторые персонажи ещё до сих пор живут среди нас, некоторые забыты и потеряны, но каждый, оставивший там свою запись, никуда не исчезает, а остаётся жить вечно. Каждый, кто хочет. И хотя желающих не так много, они есть и достойны будущего…

Арсений Викторович был учёным-изобретателем. Он очень любил что-нибудь изобретать. Вначале он изобрёл воздушный шар и паровоз, затем электричество и телефон, потом смастерил подводную лодку и космический корабль. Но однажды Арсений Викторович узнал, что всё, над чем он так увлечённо работал, оказывается, было придумано гораздо раньше. После этого он очень обиделся на человечество и изобрёл историю, куда поместил всех людей со своими изобретениями, а сам остался в гордом одиночестве продолжать творить свои великие открытия.

Как-то раз известные в народе философы собрались вместе, чтобы в очередной раз выяснить, кто же из них мудрее и круче остальных. Первым слово взял философ Кант.

– Человеческого разума нет и быть не может! – провозгласил он. – Вы все глупцы, а нами управляет только природа.

– Кто это глупец? – возразил Аристотель. – Посмотри на себя в зеркало, и ты увидишь лишь отражение своего тщеславия.

– Да ладно вам, – вступил в разговор Сократ. – Даже я знаю, что ничего не знаю. Куда уж вам тягаться с силой и глубиной моих познаний!

– Всё от бога, – вздохнул Аквинский, – а мы его неразумные дети…

– Бога нет! – как ошпаренный закричал Ницше. – А вы все недоумки!

Тут поднялся невообразимый шум, философы вскочили со своих мест, и дело чуть ли не дошло до драки. И только благодаря своевременному вмешательству главного врача и дежуривших поблизости санитаров, удалось прервать эту бурную дискуссию и растащить всех спорщиков по своим палатам.

Иннокентий Афанасьевич Безродный был очень принципиальным человеком. Причём его принципы всегда расходились с общепринятыми нормами поведения. Проходит он, бывало, возле речки, а там надпись: «Купаться запрещено!» И не сказать, что уж сильно хочется Иннокентию искупаться, но принцип есть принцип, и, несмотря на холодную погоду, он лез в воду и обязательно купался. И дорогу он на красный свет переходил, и на работу всегда опаздывал, и в трамваях без билета ездил… Вот таким удивительным человеком был Иннокентий Афанасьевич.

Супруга часто повторяла ему:

– Кеша, это тебя до добра не доведёт. Ну будь ты, как все!

– Никогда! – отвечал ей Иннокентий. – Весь мир катится в пропасть, и вы скатываетесь вместе с ним со своими дурацкими законами и порядками!

Но жена всё же оказалась права. Однажды Иннокентий Афанасьевич проходил по мосту и увидел табличку: «Прыгать вниз строго воспрещается!» Её прикрепили товарищи Безродного, которые поспорили между собой: прыгнет он вниз или наконец-то поступится своими принципами. Ставки разделились примерно поровну. Половина товарищей утверждала, что не прыгнет, другая же, уважая его принципы, пыталась доказать обратное. Хотя и те и другие считали Иннокентия Афанасьевича ненормальным и не удивились бы любому исходу этого спора…

Проходя по мосту, Безродный сразу обратил внимание на табличку и в нерешительности остановился. Он посмотрел вниз, прикидывая расстояние до земли. Оно казалось немалым, поэтому Иннокентий Афанасьевич немного подумал, прежде чем перекинуть ноги за перила. Спорщики, затаив дыхание, наблюдали за этой сценой. Кому-то из них было жаль Безродного, а кому-то – проигранные деньги…

Тем не менее своим смелым поступком Иннокентий Безродный доказал незыблемость личных принципов и вызвал большое уважение окружающих. Товарищи попытались хоть как-то загладить свою вину перед ним, они похоронили Безродного не как обычных людей, а наоборот: положили головой на восток, а крест поставили прямо посередине могилы.

Писателя Юрия Тимофеевича Носикова часто обвиняли в слабоумии. Вот, принесёт он рукопись в редакцию, а редактор ему и говорит:

– А пошел бы ты куда подальше со своей писаниной!

И иногда добавлял что-нибудь похлеще, чтобы писатель почувствовал весь смысл критики и устыдился бы за свои бездарные произведения.

Но Юрий Тимофеевич был на редкость упрямым человеком и через некоторое время приходил вновь со своим очередным рассказом. Все редакторы в городе знали его в лицо и каждый раз грозились упрятать несостоявшегося писателя в сумасшедший дом. Конечно же, его произведения никогда не печатали в газетах и не издавали в книгах. Но когда у редакторов спрашивали, какой в вашем городе самый известный писатель, они не сговариваясь, отвечали: Юрий Тимофеевич Носиков. Другие писатели скрежетали зубами от злости, пробовали подсовывать редакторам совершенно бездарные вещи, но их все равно печатали, а успеха им это не приносило. Все тайно завидовали Носикову, а он никому не завидовал, продолжая ходить по редакциям выслушивать очередные ругательства в адрес своих произведений…

Все поэты, как известно, легко ранимые люди. Не исключением был и поэт Станислав Расухин. День и ночь он созидал, творил, с головой погружаясь в волшебный мир поэзии. А когда выныривал обратно, вместо восторженных откликов слушателей получал в лучшем случае жидковатые аплодисменты, а то и вовсе его освистывали и закидывали чем попало. Станислав очень переживал по этому поводу, обижаясь на неблагодарных и недалёких ценителей поэзии. Пару раз он и вовсе хотел бросить писать стихи, но так как не умел больше ничего делать, с завидным упорством продолжал заниматься своим стихотворчеством. Однажды ему на ум пришли такие строчки:

 
Наш мир такой большой, огромный,
В нём место есть для разных тем:
И для любви, для откровений,
Для смысла, веры и измен.
 
 
Для жизни, смерти и Вселенной,
Для чьих-то мыслей, чьих-то слов…
Всё в мире есть, вот только нету
Там места для моих стихов…
 

Когда он прочитал эти стихи на публике, слушателям так понравилось, что они восторженно шумели и три раза вызывали счастливого поэта на бис. После этого к Станиславу Расухину пришла большая известность.

У Андрея Панина было одно интересное хобби. Весь свой досуг он посвящал очень важному делу: борьбе со злом. Со временем это занятие стало первостепенной необходимостью, а борьба переросла в настоящую битву. Боролся со злом Андрей простым, но удивительно эффективным способом: он заряжал свою двустволку и отправлялся бродить по ночным городским улицам, олицетворяя собой могущественную силу добра. И надо сказать, его прогулки бывали не напрасны. Злых людей находилось очень много. Иногда ему везло, и за ночь он успевал очистить мир от десятка-двух негодяев…

«Вот идет человек, – рассуждал Панин. – Прилично одет, явно довольный собой и своей жизнью. Откуда у него всё это? Да и не станет добрый человек шастать здесь в такое время. Значит, он ничего не боится, чувствует свою значимость и готов дать отпор любым проявлениям силы против него. Значит, он может причинить кому-то вред, да и наверняка этот человек за свою жизнь уже успел кого-то оскорбить, избить, унизить и, может быть, даже лишить жизни».

После таких рассуждений судьба жертвы обычно была предрешена, и Андрей с чувством выполненного долга шёл дальше, внимательно всматриваясь в темноту ночных улиц в поисках очередных врагов великой власти добра…

Когда Ньютону на голову упало первое яблоко, он громко выругался и раздражённо потёр ушибленное место. Когда на него свалилось второе яблоко, он выругался ещё раз, и неожиданно для себя открыл закон всемирного тяготения. Когда же на его голову упало третье яблоко, Ньютон понял, что больше терпеть эти безобразия не в силах, и стащил с дерева хулигана, швырявшегося в него неспелыми фруктами.

Иван Собакин был весьма неглупым человеком. Он понимал жизнь, разбирался в политике и различных научных течениях. Иван дожил до пятидесяти двух лет и всё ещё строил планы на будущее. Он свято верил, что у него будет хоть какое-то будущее. Со стороны это казалось наивным, но Собакин ничуть не отличался от большинства своих коллег и многочисленных знакомых. И его мечтам всё же удалось осуществиться. Он получил своё будущее: возможно, вечную жизнь, возможно, торжественный въезд в рай, возможно, подвальный облом в виде чёртового ада. А может, ни то, ни другое и ни третье. Жаль, об этом никто так и не узнает. А вот шофёру самосвала, переехавшего Ивана Собакина, не повезло. Его, согласно статьям уголовного кодекса, на шесть лет упекли за решетку. Вот такое разное у всех будущее…

Однажды во время постановки спектакля «Иисус Христос из Назарета» случился неприятный казус. В спектакле есть сцена, где толпа иудеев пытается закидать неверную жену камнями, а Христос останавливает их словами: «Кто из вас сам без греха, пусть первый бросит в неё камень!» После этого толпа потихоньку расходилась, и сцена заканчивалась вполне мирно.

И вот во время представления, после таких слов Иисуса Христа, один зритель вскочил с места и швырнул в неверную жену гнилым помидором. В зале повисло тягостное молчание… Вообще, этот зритель всегда носил с собой в театр помидоры, чтобы время от времени швырять их в актёров, но тут его снаряд полетел явно не к месту и имел эффект не то чтобы камня, а разорвавшейся бомбы…

Спектакль был на грани срыва. Но актёр, игравший Иисуса Христа, не растерялся. Он поднял руки вверх со словами: «Не надо, отец! Мы разберемся сами!» После этого сцена завершилась так, как ей и было положено по сценарию. Зрителя после спектакля оштрафовали за хулиганство, а актёра, похвалив за находчивость, послали на повышение.