Текст книги "Все сказки мира"

Глава 25

Когда лагерь остался позади и бледное лицо Карамока, уныло глядевшего вслед уходящим, растаяло во мраке, Филька заступил Ингви дорогу и выбросил вперед руку.

– Ингви, постой. Кажется, нам надо поговорить. Почему мы ушли из лагеря? Послушай, мы всегда делаем, как ты скажешь, но ведь иногда ты мог бы нам кое-что объяснить?

– Филька, друзья, поймите меня – я бы, конечно, объяснил вам все. Если бы мог.

– А почему не можешь?

– Да не могу, – голос Ингви звучал растерянно, – поймите же, я сам не понимаю… Но точно знаю одно – в лагере нам оставаться нельзя. Слишком уж все гладко… Вспомните, когда у нас бывало, чтобы так гладко все шло? Да никогда. Поэтому если ситуация слишком удачно складывается – я точно знаю, что пора сматываться.

– Ладно, – смилостивился Филька, – а куда мы теперь?

– М-да, вопрос… Куда-нибудь, откуда был бы виден лагерь, но не между ним и морем… Пойдем к тем холмам…

– А я согласен с Ингви, – вдруг высказался Кендаг, когда друзья уже поднимались на заросший лесом холм, – побьют их завтра. Глядите – весь лагерь как на ладони. Если бы разбойники не были дураками – подошли бы сегодня в темноте. А костры лагерные – вот они.

Из лагеря, ярко освещенного кострами, донеслись какие-то крики. Филька, присмотревшись объявил:

– В лагерь въезжает повозка, запряженная козлами.

– Ну это ты с твоим эльфийским зрением только можешь разглядеть, – проворчал Кендаг.

– Нет, я тоже вижу, – возразила Ннаонна, – козлы какие здоровущие…

– Да ладно, козлы… В повозке-то кто приехал, не видите?

– Кажется, друиды, – в голосе вампирессы не было уверенности.

– Точно, друиды, – Филька от усердия даже высунул кончик языка, всматриваясь, он старался, поскольку был рад оказаться первым хоть в чем-то, – старые, с белыми бородами… Три старикашки.

– Ну вот вам и ответ, – заключил Ингви, – это из Каменной Пристани небось, по наши души. Так что вовремя мы оттуда убрались, разве нет?

Отвечать на этот вопрос никто не пожелал…

– Ладно… – продолжил Инви после паузы, – Филька, а что там – по ту сторону холма, ты не видишь?

– Вижу! – гордо сообщил эльф. – Я все вижу. Я зоркий. Там ручей протекает, наверное впадает в реку где-то у соседнего холма, у ручья вижу лодку, в кустах спрятанную… Еще вижу…

– Лодку? – перебил его Ингви. – Это то, что нужно! Пошли стырим лодку и поплывем к реке. Там я приметил островки – на каком-нибудь из них затаимся. Там нас искать, небось, не станут.

Сказано – сделано. В зарослях у ручья действительно была привязана лодчонка. Оставалось только дивиться остроте зрения эльфа, рассмотревшего ее даже ночью. Принадлежало суденышко наверняка кому-то из местных жителей, которые теперь разбежались и попрятались, напуганные известием о предстоящем нашествии пиратов…

Лодка была хлипкая, но четырех беглецов выдержала. Филька с Ингви сели на весла и выгребли на середину ручья, который вскоре действительно вывел их к реке. Спустившись вниз по течению они выбрали из островков дельты тот, который был побольше и зарос чахлым кустарником и деревцами – не больше двух метров высотой. Там беглецы залезли в заросли и, втащив лодку за собой в кусты, замаскировали ее ветками и нанесенным рекой мусором… Здесь, на реке, было отчаянно холодно и промозгло – поэтому друзья, махнув рукой на все предосторожности, развели костерок. Впрочем Филька, еще раз щегольнув навыками и способностями эльфа, устроил так, что огонь их костра был почти не заметен. Потом беглецы перекусили тем, что успели прихватить в лагере и тесно прижавшись друг к другу завернулись в плащи и уснули.

Первым на рассвете поднялся Кендаг. Еще не совсем проснувшись, он встал и, продравшись сквозь кусты, вышел к берегу островка, давшего им приют ночью. Орк сладко зевнул, потянулся и вдруг охнув кинулся обратно к стоянке – затаптывать кострище, источавшее прозрачную струйку дыма. Из тумана, затянувшего к рассвету реку, медленно надвигался змееголовый нос драккара, осторожно поднимающегося на веслах вверх по реке…

* * *

Шум разбудил всех. Глядя на Кендага, танцующего на углях, эльф спросил:

– Кендаг, ты чего? Тронулся, что ли?

– Пираты… Прямо здесь. Могут дым заметить.

– Ну так закидал бы костер чем-нибудь, чурбан неуклюжий…

– Сам закидай, сонная муха.

Переругиваясь вполголоса, совместными усилиями костер затушили, хотя эта предосторожность была явно излишней – прозрачная струйка дыма совершенно терялась в тумане. Затем друзья выбрались к краю зарослей и, присев в кустах, принялись наблюдать. Мимо их островка один за другим в кильватерной колонне проследовали пять драккаров, идущих на веслах в рассветном тумане. Их продвижение вверх по реке сопровождалось лишь тихим плеском – суда шли практически бесшумно, как призраки. Над туманом вяло колыхались темно-синие знамена с белой лошадью…

Корабли прошли еще немного и, приблизившись к берегу, стали. Из-за гряды холмов в небо поднялись две струйки дыма – черная и красновато-бурая.

– Условный сигнал, очевидно, – пояснил Ингви, – только подают его не лазутчики северян, а люди Карамока.

– Интересно, что они будут делать дальше? – пробормотал Кендаг.

– А мне интересно, что делать дальше нам? – шепнул в ответ Филька. – А, Ингви, что делать будем?

– Интересный вопрос, – Ингви задумчиво почесал затылок, – сказать вам честно, мне до смерти надоело бегать от всех… Поэтому я предлагаю – когда завяжется заваруха и всем станет не до нас, напасть на крайний драккар и попытаться захватить его. Тем более, что как по заказу – ближе к нам стоит самый маленький.

Действительно, шедший последним корабль был самым маленьким, можно сказать крошечным для такого класса судов – на шесть пар весел…

– Правда, – подхватила Ннаонна, – мы же хотели лодью захватить, а эта штука даже лучше…

– Отличная идея! – заявил Филька с таким жаром, будто это предложил он сам, впрочем, идея была достойна самого сумасбродного в Мире эльфа…

Зато Кендаг, естественно, был против:

– Нас побьют стрелами, пока мы будем подплывать…

– А Ингви что-нибудь придумает, – объявила Ннаонна тоном, не допускающим сомнений.

– Ну… скажем… прикроемся полосой тумана, – предложил демон, – теперь, когда я запасся маной, я и впрямь могу кое-что предпринять…

– Смотрите, они сходят на сушу! – прервал спор Филька. – Сейчас они начнут, тогда им станет не до нас…

Тем временем на суше события шли своим чередом. Большая часть викингов сошла на берег и осторожно двинулась плотной группой по направлению к поросшим лесом холмам, из-за которых поднимались дымки условных сигналов. Их было больше двухсот пятидесяти человек. Несколько десятков остались на кораблях.

– Что же Карамок не начинает? – пробормотал Ингви. – Неужели за ночь поумнел?

Словно в ответ на его слова с холмов донесся рев сотен глоток и оттуда на викингов бросились риодненские ополченцы. Они бежали, сохраняя некое подобие строя и разделения на отряды. Только теперь Ингви увидел, какой смысл был в расстановке сил, предложенной Стражем Побережья. В центре построения войска были, естественно, его собственные дружинники, прикрывавшие своими щитами друидов. А рядом с ними были расположены отряды тех танов, что имели наибольшее число хорошо вооруженных вояк – центр строя поблескивал чешуйками лат под первыми лучами солнца. Многие воины на бегу смешно подпрыгивали, чтобы сбившиеся пластинки доспехов встали на место. Викинги, которых атака застигла на берегу, собрались в плотный четырехугольник, загородившись сомкнутыми щитами, а те, что остались на кораблях, принялись пускать стрелы через головы товарищей в набегающих врагов. За рекой, похоже, никто не следил…

Наблюдая за действиями лучников, Филька прокомментировал:

– Стрелки так себе, но не дилетанты…

– Ага, – ответил Ингви, – ну что – вперед?

Друзья кинулись к лодке…

* * *

Его величество Кадор-Манонг I, сгорбившись в седле, наблюдал, как по дороге ползут фургоны, охраняемые конвоем латников. Мятежные дворяне и захваченный ими обоз.

– Эй, сэр Тонирг, – обратился король к рыцарю из числа новых вассалов, – как думаешь, они нас еще не заметили?

– Не похоже, ваше величество, – бодро откликнулся тот.

– Тогда атакуем их немедленно, пока они рядом. Гангмар побери, земля подмерзла так быстро, они идут быстрее, чем я думал.

– Но пехота…

– Если будем ждать отставшую пехоту, которая идет сюда – они проскочат мимо. Не хватало мне еще гоняться за ними, как в детской игре. Эй, Равли, давай мое копье! И пусть играют атаку!..

Как только затрубил рожок, Кадор-Манонг и его рыцари с конницей помчались из-под прикрытия леса к медленно ползущему обозу, навстречу им развернулись всадники, вылетевшие из-за повозок. Слишком много, – успел подумать король… Дальше думать стало некогда. Две лавы столкнулись с криком и грохотом посреди припорошенной снегом пустоши. С треском разлетелись копья, началась рукопашная – визг падающих коней, вопли раненных, боевые кличи, кровь хлещущая на свежую белизну снега, смешиваемого десятками копыт с грязью, которая еще не успела замерзнуть… Кадор-Манонгу повезло – первым его противником оказался какой-то латник в буро-оранжевом плаще (цвета сэра Колстира). Воин успел заслониться щитом, копье короля разлетелось на несколько кусков. Латник замахнулся секирой, но тут его сзади достал мечом кто-то из соратников короля, обрушив удар на шлем. Буро-оранжевый завопил, кровь залила его лицо, но рука не дрогнула. Кадор отразил удар своим щитом и, дико визжа, ткнул противника обломком копья. Тот попытался то ли уклониться, то ли вновь отбить удар щитом, но потерял равновесие и упал… Конь пронес короля дальше, Кадор-Манонг натянул поводья, чтобы сдержать бег скакуна и осмотреться, мимо пролетела лошадь без седока. Затем вновь тронул коня, вытаскивая меч и водя головой из стороны в сторону, чтобы разглядеть сквозь забрало тех, кто окажется рядом. Мимо проскакал галопом его вассал ок-Рагиль, пьяно пошатываясь и качая головой в искореженном шлеме. Оглянувшись, король увидел несущегося к нему здоровяка Токса, вращающего над головой булавой и попытался развернуть коня навстречу. Два закованных в железо воина столкнулись. Кадор-Манонг завопил и нанес удар. Сталь зазвенела – удар тяжело отдался в плечо. Король пришел в себя на земле… Ныло левое плечо – туда пришелся удар булавы. Щит с гербом Альды валялся рядом – искореженный и смятый. Кадор-Манонг I с трудом поднялся и огляделся – к нему от фургонов бежали, потрясая оружием, пехотинцы мятежников, вокруг носились всадники и кони с пустыми седлами…

Кадор-Манонг поднял меч и сделал шаг навстречу пешим врагам, на него бросились сразу пятеро или шестеро противников. Первого он свалил, огрев мечом по голове – тот не успел уклонится или защититься, остальные окружили короля и замолотили по его латам. Один особо мощный удар сбил его с ног, король завизжал – какой-то пехотинец алебардой разрубил кольчужный рукав чуть выше латной рукавицы, еще один сильный удар обрушился на шлем – глаза залила темнота, сознание померкло…

Забытье длилось около минуты или двух, Кадор-Манонг как-то рывком, сразу пришел в себя, попытался встать – новый удар бросил его опять наземь, но он успел увидеть, что от леса бегут его наемники, которых ведет какой-то всадник, на шлеме которого развевается большой плюмаж рыжего цвета. Вновь прибывшие воины оттеснили мятежников, рожок врага сыграл отход…

Отступающих никто не преследовал – победители удовлетворились тем, что удалось отбить фургоны энмарцев.

К Кадор-Манонгу, вокруг которого уже суетились оруженосцы, приблизился рыцарь, который привел подмогу, расстегнул шлем, нагнулся над поверженным королем… То, что Кадор-Манонг принял за плюмаж, оказалось великолепной рыжей шевелюрой – над ним стояла королева Агриста.

– Ну что? – поинтересовалась она у оруженосца.

– Ваше величество, его величество серьезно ранены, как бы не пришлось руку отнимать…

– Ну да… Ранен топором какого-то мужлана… Король… – Агриста повернулась и зашагала к своему коню…

В голове Кадор-Манонга вертелось: «руку отнимать», «руку отнимать»… Он потеряет правую руку. Как его станут величать? Кадор-Манонг Левая Рука… Левая Рука! А она смеялась над ним, она спасла его и смеялась над ним! Кадор-Манонг Левая Рука! Под забралом король облился слезами…

Последнее, что он услышал, прежде чем окончательно провалиться в забытье, были слова Тонирга ок-Ренчи:

– …И пусть сыщут колдуна знающего. Возможно, руку его величества можно спасти при помощи магии…

Глава 26

Друзья разместились в лодке и Кендаг с Филькой навалились на весла, неумелыми толчками посылая ее к маленькому кораблю, стоящему крайним в строю драккаров. Ингви полагал, что наведенная им завеса белесой дымки, сливающаяся с туманом на реке, будет излишней предосторожностью. Оказалось – нет. С каждого драккара за рекой наблюдало по человеку, разбойники были предусмотрительны. Ингви проверил, надежно ли чары закреплены за его суденышком и пополз меняться местами с Филькой. Эльф занял позицию на носу и поднял лук.

– Рано, – предупредил его Игви. Или если он нас заметит, или когда будем совсем рядом…

В этот самый момент (до корабля оставалось еще не меньше ста метров) пиратский наблюдатель заметил полосу тумана, упорно плывущую против течения.

– А вот теперь в самый раз, – довольным тоном произнес эльф, тенькнула тетива, – готов.

Человек осел на борт, демон с орком поднажали – однако их усилия были ни к чему. Оставшиеся разбойники были совершенно поглощены схваткой, кипевшей на берегу, никто даже не заметил смерти их приятеля, наблюдавшего за рекой. Филька, сидевший с луком на носу, первым перебрался через борт на палубу – там было еще пятеро. Четверо с натянутыми луками выискивали, очевидно, цель попроще в общей свалке, пятый просто азартно наблюдал, энергично размахивая топором и покрикивая.

Кендаг, а за ним и Ингви, перелезли на корабль. Последней была Ннаонна. Она взлетела на палубу, как белка – одним прыжком. Лодчонка, закрученная инерцией толчка девушки, со стуком ткнулась в борт драккара, разбойники обернулись, друзья кинулись было на них, но…

– Пощады, ваше величество! – вдруг завопил предводитель пиратов, бросая топор и падая на колени, а затем обернувшись к своим – бросайте оружие, олухи! Просите пощады у короля великого, у его демонского величества!..

Четверо бородачей угрюмо опустили луки, но падать на колени и просить пощады не стали. Тем временем первый не унимался:

– Ваше величество, не извольте гневаться… Пощадите, не серчайте… это…

С неописуемым удивлением Ингви в коленопреклоненной фигуре узнал оборванца, которого он в незапамятные времена запретил избить в Альде… В тот памятный день, когда орки Лорда Внешнего Мира впервые «вершили королевское правосудие»… На площади перед Альхеллой – тысячу лет назад…

– Ты, что ли… землячок… – промямлил Ингви, несказанно пораженный, – откуда ты сюда… А, ладно… Что делать-то нам с тобой теперь, а?

– Что прикажете, ваше королевское демонское величество! – с какой-то истовой радостью отвечал тот, не поднимаясь с колен.

– Ну тогда давай, что ли… сниматься с якоря… Если так.

– Эй, ребяты, – альдиец проворно вскочил и обернулся к своим, последовало несколько команд, которые бородатые викинги опрометью бросились исполнять – к огромному изумлению Ингви. Ннаонна присвистнула, выражая общее мнение…

Один из викингов обрубил якорный канат и драккар тихо развернулся по течению.

– С позволения вашего королевского величества, – пробормотал альдиец и бросился к рулю, бородатые «ребяты» сели на весла…

Ингви с друзьями пробрался на корму – так, чтобы находиться рядом с рулевым и держать в поле зрения гребцов. Никто не произнес ни слова – ситуация была настолько нереальной, что сказать было просто нечего…

– Ну, – нарушил молчание Ингви, – вор-разбойничек… И что же это значит, а? Почему это вы такие… послушные?

– Мы, ваше величество, сбежать от Моррика рады-радешеньки. Потому что он псих ненормальный и счастья у него нету. Он и корабля-то хорошего через это лишился, остался только с такой вот лодочкой… И всем мужикам правильным он надоел, как у нас в Альде говаривали, хуже горькой редьки. Но только сбежать от него в походе – дело для него оскорбительное, а ежели такой псих мстить наладится – быть беде… А с вашим величеством мне не страшно ничего… И своим я тоже сказал, мол, чего же лучшего желать…

– А как же тебя, величать, землячок?

– А Никлис я, Никлис-с-дубинкой в Альде меня прозывали… В Альде-то… А теперь я, конечно, Никир. Никир-викинг, богатырь великий, – и мужичок тоненько хихикнул…

* * *

Ингви бросил прощальный взгляд через плечо. Их бегство не вызвало никакой реакции у викингов, увлеченных схваткой на берегу. Впрочем, там дело шло к концу. Риодненские ополченцы разбегались, упорная схватка еще шла в центре, где медленно пятились, сомкнув краснорукие щиты, воины береговой стражи и дружинники в латах, перед ними ритмично взблескивало лезвие секиры над красным плащом и с обоих сторон мелькали заряды колдовского пламени – зеленые и синевато-фиолетовые – оставляя дымные трассы, мало-помалу заволакивающие место схватки расползающимися грязно-бурыми лохмотьями. Вокруг отбивающихся риодненцев собиралось все больше викингов, многие из которых сверкали начищенными кольчугами и стальными шлемами… Проследив взгляд Ингви, «Никир-викинг, богатырь великий» ухмыльнулся:

– Долго не продержатся, вот только Хольн Плешивый их главного здоровяка прищучит… Да и колдуны наши не в пример здоровее… Над полем разнесся неистовый вой, вокруг схватки заблистали зеленые зарницы.

– Что там, Филька? – спросил Ингви.

В этот момент Никлис навалился на рулевое весло, разворачивая судно, поле боя скрылось из виду за бугром… Филька подумал еще с минуту и предположил:

– По-моему, в схватку вступили деды, которые вчера приехали…

– Слишком поздно, дело уже, наверное, сделано, – побормотал Ингви и обернулся к рулевому, – ну теперь говори…

– А что говорить-то?..

– А все и говори – как попал сюда, как вышло, что ты здесь главным был, почему твои «ребяты» так легко с тобой согласились.

– Ну, перво-наперво, попал я в Энмар на невольничий рынок соизволением вашего величества… об чем, сказать по правде, не слишком-то и жалею.

– Да ну? – Ингви недоверчиво поднял брови.

– Точно! У нас, на Северной стороне, мне ходу в старшины не было, – ударился в воспоминания разбойник, – наш-то, старший, Пиритой-вор, говаривал так: «Ты, Никлис, дурень, профессии в жисть знать не будешь, сколь тебя, дурня, не учи» И быть бы мне при дубинке всю жисть у толковых воров на подхвате… Не судьба, значит. А в Энмаре в ту пору в гребцах на галеры была нужда великая – долго я на рынке не маялся… Купил меня купчина толстобрюхий и приковали меня цепью на той посудине окаянной, что звалась «Ронника»… Но в первом же плавании настиг нас драккар Толстого Рогли. А у викингов, слышь-ка, ваше демонское величество, обычай, чтобы вам знать, такой: кто при весле сидит – тот и мужчина. Тот достойный человек. Им что весло, что меч – в руках держать равно благородственно. Потому они энмарцев же не любят и преследуют нещадно, что те, противу такого их обычая, к веслам на цепь сажают… Кто есть толстобрюхий при мошне в каюте – тому кишки вон и Морскому царю слава! Кто при весле, как муж добрый – тому свобода и гуляй, душа… Отковали меня от весла и отпустили бы на все четыре стороны, да только… Куда править прикажете, ваше величество?

Ингви встрепенулся и посмотрел по сторонам – корабль выходил из дельты.

– Давай пока на юг вдоль берега, что ли… И дальше рассказывай.

– На юг, так на юг, вашему величеству виднее…

– Никлис, посуди сам – здешних я не боюсь, хотя и с ними успел уже пару раз сцепиться, твои бывшие дружки мне опаснее, а на юг, думаю, они сейчас не сунутся.

– А они и вовсе никуда не сунутся, пока славу Морскому царю кровью не воздадут и все до последней нитки не ограбят.

– А если их побили и обратно на драккары загнали?

– Ну это вряд ли… Хотя, пожалуй, что тогда на юг вернее… Ну, стало быть, отпустили бы меня разбойники, да я сам к ним попросился – податься мне было некуда, а у них, как я поглядел, жисть веселая… И пристал я к ватажке Рогли, да один из его ребят невзлюбил меня. Раз, другой меня цепляет, ладно – мы привычны всякое сносить. Однако, гляжу, и другие на меня косо глядеть начинают и сам Толстяк. У них сносить обиды, слышь-ка, не в обычае – решат, что трус. И однажды… было это на острове Римбан, где все эти шайки из викингских походов собираются и Морскому царю славу поют, и кровь в его имя льют, а он, слышь-ка их благословляет и силу их колдунишкам дает… Так однажды, говорю, допек меня этот детина, Коги его имя – мне на сапоги сплюнул, гад… Сапоги новые… Ну, вижу, так дальше не годится – вызвал его на бой. А как я в Северной стороне на дубинках первый был – то я его рукояткой секиры так отделал! И ребра, и зубы ему пересчитал… Толком-то биться у них, у разбойников-то, не умеют… Да… Однако после этого случая решил я от Рогли Толстого уходить. Что же мне – все время за спину оглядываться, чтобы этот Коги меня ножиком втихаря не приголубил… Мне бы его прирезать, а я, дурак, живым оставил… Словом, дело так пошло, что нужно к кому другому на корабль перебираться… А тут и подвернись мне этот Моррик Черный Щит… Он видел, как я с Коги дрался, похвалил меня и к себе позвал медлингом – это вроде как боцман у энмарцев… Старшой такой на корабле – я сдуру и согласился…

* * *

– Сдуру? – переспросил Ингви.

– Ну да. Моррик-то этот берсерком оказался. Говорю же – псих ненормальный. И все дружки его – тоже берсерки. Бьются без доспехов и считают, что их сталь не берет. Берет – еще и как! Прозвище этого Моррика, Черный Щит, слышь-ка, оттого, что он, когда перед боем в безумие приходит – так край щита грызет и слюни пускает. Оттого и белый щит почернел – от слюней его, прости, Гилфинг, ядовитых. Я его, Моррика-то, потом спросил – зачем, говорю, тебе в медлинги я? Я ж не псих, как все его дружки. А он ржет и говорит – мне трезвый медлинг нужен. А я ему – я же пью как! А он мне – теперь пить не осмелишься. Как напьешься, так ляпнешь чего-нибудь грубого, оскорбишь берсерка. Тут тебе, говорит, и конец. Я не боюсь их, психов – но связываться – нет уж, не стану. Так и вышло по Моррикову слову – он пьет за двоих, а я – не моги, сижу трезвый, как… И за порядком на его судне приглядываю, пока он веселится. А что до судна – так он его по дурости потерял, еще без меня дело было. В викингские походы вдруг ходить он перестал, а взялся на ихних островах, где народ не такой боевитый остается, ездить и на поединки вызывать – таких, кто позажиточней. Кто победит – тот и имущество противника заберет. А с ним, слышь-ка, никто связываться не хотел – известное дело, берсерк… И так у него лихо дело шло, пока не наехал он с этим своим поединком к одному хозяину крепкому, бонд у них называется. А был тот бонд самому Трорму Оди родной брат. Ну Трорм вместо него и вышел на бой – вместо брата, слышь-ка. И так моего конунга отделал, что не приведи Гилфинг… И драккар его отобрал и все добро… Вот тогда Моррик мой всего лишился. Пришлось начинать сызнова – раздобыл где-то корабль, да не драккар – лодочку малую. И команда от него почти вся разошлась к тем, у кого удача. Про Моррика стали говорить, что нет у него удачи, нет счастья… Вот и вышло, что ватажку он стал заново собирать, так и меня встретил… А я, да ребяты эти, нормальные, слышь-ка, ребяты – Никлис кивнул в сторону гребцов, – так к нему и пристали тогда и давно уж мы с ними сговорились от конунга нашего чокнутого сбежать. А тут и ваше величество случились… Эх, знал бы я тогда, на острове Римбан, что за гусь этот Моррик – ни в жисть бы к нему не подался. А то он наплел мне с три короба, да еще посулил не простым гребцом взять, а медлингом. А это в добыче, слышь-ка, доля большая… Да еще и насмотрелся я на острове том волшебном диковин всяких, ну и дал себя окрутить…

– А что ж за диковинки? – спросила Ннаонна.

– Ты не встревай в сурьезный разговор, мальчик, – отрезал Никлис.

– Я не мальчик, я девочка, дурак! – взвизгнула вампиресса под смех Ингви и Фильки. – И я не в щит сейчас, а в горло тебе зубами…

– Извинись, Никлис, – сквозь душивший его смех с трудом выговорил Ингви, – Ннаонна у нас девица-вампир, слыхал, небось…

– А как же, – согласился бывший вор, без особого старания изобразив смущение, – слышали. Прощения просим, ваша милость. И на вопрос ваш отвечаем. Из диковин острова Римбан первая – это то, что на острове том собираются колдуны и ведуны всяческие, славу Морскому царю поют, пленников в капище на морском берегу режут. А этот царь, прости Гилфинг, этот царь нечистый на их зов приходит и силу колдунам дает волшебную… И много всякого те колдуны творят через такой оборот дела.

– А сам-то ты Морского царя видел? – спросил Ингви.

– Видывал…

– Ну и как он… выглядит?

– Известно как – злющий и страшнющий… Весь тиной и водорослями укутан, весь морскими гадами увешан. Любит он, слышь-ка, гадов. А на флаге у них – лошадь белая, так это она от прежних богов осталась…

– Постой, – перебил Ингви, – под тиной у него шкура – черная?

– Точно, черная.

– А глаза – глаза какие?

– А глаза его… Ох, как вспомню – и сейчас мороз по коже… Глаза как у змея какого – желтые, холодные…

– И с вертикальным черным зрачком, конечно? – Никлис только кивнул…