Текст книги "Шаль ламы. Повесть и рассказы (с иллюстрациями автора)"

Перед этим наш Влад составил компанию нескольким рыбакам в небольшом путешествии на соседнее горное озеро. Там оставались запасы невывезенной и, вероятно, протухшей рыбы (лакомство для медведя), поэтому все путешественники, и Влад тоже, вооружились своими ружьями и с большой опаской подходили к озеру. Но медведя не оказалось на месте, и поход завершился без особых приключений.

Один из рыбаков подбросил на моторной лодке заезжих варягов вниз по реке до водопада (с великой осторожностью, чтобы не рухнуть в него), ниже которого состоялась постройка плота для нижеследующего маршрута в гудящем и нещадно кусающем комарином царстве-государстве.

Чудесная Хамсара не уставала каждый божий день радовать своими красотами наших сплавщиков. На одном из привалов Владу, как единственному обладатели охотничьего ружья, надумалось прогуляться по тайге над крутым обрывом берега реки. Вдруг, в густом кустарнике был замечен тёмный силуэт очень крупного зверя. Нашему охотнику не впервой было охотиться на медведя (больше – теоретически), и он начал прицеливаться в убойные места, за ухом и под лопаткой. Стрелять не спешил, так как провизии у них хватало, а от раненного зверя спасаться было некуда – за спиной крутой обрыв, а на вековые сосны и кедры забраться не было возможности. Медведь тоже заподозрил неладное и, оторвавшись от лакомства малиной, стал удаляться в другую сторону. Судьба и на сей раз не повернулась задом, в отличие от свирепого хищника, к нашему отважному герою.

В течение нескольких приятных дней благополучно миновали несложные пороги, налюбовались широкими красотами поймы выходящей из горной страны Хамсары, неспешно проплывая по ее километровым и почти без течения разливам.

На подходе к устью реки случилось ещё одно небольшое приключение. На строительстве плота, Влад, зная о своём хроническом мениске левого колена, беспокоился о слишком редком настиле плота из тонких жердей. Но строгий «капитан», Альберт Бакланов, с которым мы ещё встретимся в другом путешествии, беспокоясь о лёгкости плота, не внял его просьбе.

Случилось почти неминуемое. Получив управление плотом на несложном участке реки, при отплытии от берега, нашему герою-сплавщику пришлось быстро орудовать гребью, чтобы миновать прибрежную «расчёску» – упавшие в воду стволы деревьев. От резких телодвижений нога Влада попала в промежуток настила и… Дальше он запомнил только «звёзды из глаз» и выныривание из ускоряющего потока.

– Плывите к берегу! Мне не залезть на плот, – заверещал наш гребец и ныряльщик.

– Куда там! Нас уже несёт по стремнине. Вылезай сам, – спокойно ответил Альберт.

С трудом вскарабкавшись на плот, Влад почти не чувствовал своей левой ноги, а на следующем привале обмотал колено предусмотрительно запасённым эластичным бинтом.

Путешествие подходило к концу. В посёлке Ырбан пересели на местный водный транспорт, миновали опасный порог на притоке Верхнего Енисеея, а из Кызыла автобусом пересекли Саянский хребет по бывшему Усинскому тракту и добрались до Абакана. Отсюда пути наших туристов расходились: красноярцы отправлялись в свой город, а Влад собирался сесть на поезд до Москвы.

Нужно заметить, что тогда Влад ещё не знал о ламской пещере, обнаруженной его предком Иваном Нашивошниковым на Верхнем Енисее и о которой пойдёт речь в следующей главе. Иначе, он обязательно навестил бы её или то, что от неё осталось.

Немного нужно сказать про славный город Абакан. Долгое, с ночёвкой, ожидание поезда в Москву на абаканском вокзале. Тут и бичи в поисках ночлега, и молодые тувинки, стреляющие глазами и улыбками, ждущие автобус на Кызыл, и подозрительные бритоголовые личности, и прочие многодетные вокзальные обитатели. Туристов почти нет.

К ночи вокзал закрыли и началась проверка документов. Громкий строгий голос вещал на весь зал ожидания:

– Граждане пассажиры! Предъявите ваши паспорта и проездные документы!

У кого-то забрали паспорта до выяснения. Публика смущена и волнуется. В первый и единственный раз в жизни наш горделивый герой подвергся этой малоприятной процедуре. Полистав паспорта, проверив прописку, спросив, кто куда едет, милиционер-хакас с пронизывающим взглядом возвращал документы.

Пора устраиваться на ночлег. Началась долгая томительная ночь.

Казалось, что после походных ночлегов трех прошедших недель деревянные скамейки зала ожидания покажутся пуховой периной. Ан нет! Все устроено так, что лечь проезжему человеку совсем не просто. Все скамьи разделены железными перилами, которые никак не вписываются в габариты лежащего тела.

Утром, еще не познав чувства голода, которое скоро захлестнет его в поезде, наблюдает за чревоугодливой публикой. Сколько разной снеди поедается в единицу времени на всех вокзалах и поездах простыми советскими людьми? Вот была бы статистика! И это в разгар напряженной борьбы за реализацию продовольственной программы. А едят не только в пути. Где же взять столько колбасы и пирожков с мясом?

Молодой парень, лет двадцати, с фигурой Жаботинского запихивает в себя лоснящиеся, как его шея, чебуреки, запивая пивом. Рядом рассаживается милое семейство: сухопарая женщина с тучным мужчиной и двумя детьми, младший из которых неуверенными шагами только выходит из грудного возраста. Они принимаются за еду. Разламывая чебурек, заботливый отец дает сальный и наперченный сгусток фарша малышу. Тот грызет своим беззубым ртом, стараясь не отставать от старшего брата. Недоеденное детьми вместе со своей львиной долей поглощается отцом.

Пока ходил курить, подсели две девушки-провинциалочки. Одеты в цветастые платья. Скованность и неловкость в ожидании дальней незнакомой дороги. К ним садятся два парня, видимо, их знакомые. Идет сумбурный и пустой разговор. Видно, что девушки впервые едут далеко от дома, скорее всего, на юг, искать новых встреч и приключений. У одной из них глаза широко раскрыты: боится что-нибудь пропустить, а не пропускать тоже страшно. Потом они ехали в одном вагоне с Владом. Часто лежали, прижавшись друг к другу на одной полке. Видимо, это была потребность сблизиться в непривычном окружении.

Вот двое молодых мужчин с очень короткой стрижкой. Один из них среднего роста, походит на грузина, однако без свойственной этой нации уверенности в себе. Другой долговязый, с красивой головой на тонкой и длинной шее. Оба загорелые и обветренные. Каждая новая смена стражей порядка считает своим долгом проверить их документы. Не известно, кто они и куда едут, но становится неловко, когда видишь их жалкие лица после каждой проверки. На рецидивистов не похожи.

Строча свои путевые записки, Влад начинает ощущать себя рыбой в аквариуме: окружающая публика, в свою очередь, с любопытством разглядывает странного молодого человека с шариковой ручкой в заскорузлых от несмываемой грязи и загара руках. Писать становится неловко, и он заканчивает свои вокзальные наблюдения под надрывные крики грудных и малолетних детей, замученных долгим ожиданием…

Молодой архитектор легко ориентируется в незнакомых городах. Планировка города обычно строится на центральном ядре и оси, проходящей от центра и набережной. Река всегда дает хорошие ориентиры. Здесь ничего не понять. Центр города нашелся, а реки нет и в помине. Увидеть Енисей уже не мечтается, найти бы реку Абакан. Где-то у слияния этих рек стоял когда-то Абаканский острог, в который наведывались его красноярские предки 300 лет тому назад.

У центра города горделиво расположилось здание Госбезопасности. Старый особнячок обрастает современной многоэтажной пристройкой. Наша (или государственная от нас) надежная безопасность постоянно крепнет и развивается.

Бродит больше часа, а выйти к реке не удается. Зато в изобилии бочки с пивом, в каких в Москве продается квас. Искренне радуется за абаканцев, у которых в понедельник утром остается одна проблема: найти стеклянную посуду емкостью 0,5 и более литров. Тогда еще не были в ходу удобные пластиковые бутылки в полтора и два литра из-под кока-колы и прочих заморских напитков. Почему-то по всей России пивные кружки вышли из обихода. Что это дает блюстителям нравственности и порядка, понять трудно. Остаётся лишь предположение, что кружки, как и всё остальное, попали в сферу охвата извечного русского слова – «воруют». А приезжему человеку пивка не попить, даже если у него целый куль копченого хариуса, и он выбрался из такой глубинки, где о пиве, как и многом другом, знают только понаслышке.

Вышел к чему-то похожему на городской парк. Трудно назвать парком заросший бурьяном и рассеченный оврагами пустырь с чахлыми деревцами. Таких «парков» культурного отдыха встречал по стране не мало. Старается быстрее миновать это убогое местечко. Из кустов слышится магнитофонная трель вперемешку с писклявой матерщиной. Четыре девочки-подростки из страны счастливого детства коротают время, дымя сигаретами и обсуждая дела свои девичьи:

– Этот мудак, … обдроченний, опять ко мне обжиматься лез. Я послала его в ….., но не свою.

Покинув культурный парк, Влад размышлял: «С тремя рублями в кармане – больше капитан-Альберт не выделил при прощании – теперь придется несколько дней попоститься. Вся надежда на оставшиеся полбанки кабачковой икры, дефицитной только в Москве, и на буханку белого хлеба. И ещё на солидный куль пересоленного хариуса, подаренного рыбаками на озере Дотот. Как не вспомнить вокзальных чревоугодников?»

Потом было четверо суток в поезде, когда от нешуточного голода (в кармане на всю дорогу оставался рубль или два) приходилось спасаться товарообменом: за копченого хариуса угощали пивом и пирожками. Но все благополучно завершилось. Грязный, худой и счастливый вернулся в семью. После каждого вожделенного отъезда из Москвы, всегда испытывал волнительное и радостное возвращение – так и непонятый самим парадокс москвича-непоседы.

Вольно или невольно Влад во многих своих дальних странствиях шёл по следу татарина мурзы, его поисков чудодейственной шали. Вряд ли он догадывался, что его следующее путешествие полностью повторит забайкальский маршрут мурзы, но с некоторыми существенными добавлениями.

Последнее большое путешествие Влада в Забайкаклье оказалось не только физически, но и эмоционально очень сложным, почти трагическим. Он вёл походный дневник, и, чтобы не исказить неуместной «художественностью» накал и напряжение той ситуации, целесообразно было бы «передать ему слово», поместив здесь самые важные фрагменты этого дневника:

«После саянского похода прошло несколько лет. Всё это время меня «мучила жажда» повторить что-то подобное. Наконец, от Альберта Бакланова (он же – Алик) поступило предложение совершить новое совместное путешествие. На сей раз в Забайкалье со сплавом по реке Чае. Маршрут всего лишь 4-й категории сложности, из 6-ти возможных, – тьфу для бывалого Альберта! Первопроходец многих саянских рек сплавлялся гораздо более сложными маршрутами. Он попросил меня подсобрать в Москве кой-какие материалы. Их, как всегда в те годы, оказалось совсем мало. Но Альберта это не беспокоило.

Закругляю основные дела в Москве. На сей раз никто из моих сослуживцев особенно не волновался. На своей работе после возвращения из саянского путешествия я прослыл опытным таёжником и сплавщиком.

Встретиться договорились в середине июля в Северобайкальске, куда придет поезд из Красноярска с моими попутчиками.

В Улан-Уде оказался большой и, можно сказать, современный аэропорт – не чета многим из моих странствий по сибирским воздушным дорогам, аэровокзалам, «караван-сараям», в прямом и переносном смысле. В Нижнеангарск летел над Байкалом. Красота. Оттуда сразу уехал автобусом в Северобайкальск – новый город в начале бурятского участка БАМа. Сюда должны были приехать мои попутчики из Красноярска.

Строили город ленинградцы. Паршиво, как почти всё в то славное советское время. 5-этажные «кривые» дома с претензией на дворы, но жуткого качества и немасштабные в окружении старой малоэтажной застройки. Пятиэтажки без лифтов считались самыми экономичными. Наш народ всё стерпит…

Впечатления от здешнего «сибирского моря» – никакого. Мелко и уныло.

Встретил поезд из Красноярска. Из вагона вылезли груженные рюкзаками и мешками Альберт Григорьевич Бакланов и Гоша (как выяснилось потом – Григорий Яковлевич Шайдуров, доктор технических наук, профессор). Утром будем искать машину в горы. А пока разместились в гостинице.

С утра ловим машину. Дождались «вахты», едущей к геологам на Перевал. Езда заняла больше 3-х часов с остановками на перекуры. Сначала долго тащились по пригородам Нижнеангарска, виляя по уходящей от озера дороге. Постепенно ушли влево от долины Верхней Ангары и начали долгий пологий подъем по узкому ущелью речки Холодной.

В поселок Перевал приехали часа в два по полудню. Вокруг поселка красивая горная котловина. В разные стороны расходятся (угадываются на глаз) долины нескольких речек. На гольцах кое-где лежит снег.

Удалось договориться на послезавтра с «вездеходчиком» на оставшиеся 40 км до реки Чаи. Просил 4 бутылки водки. В таких отдалённых краях водка самая надёжная валюта, особенно в период постоянно растущей инфляции. Но сделка сорвалась. Сговорились с геофизиками за пол-литра спирта. Погрузились в будку, закрытый кузов ГАЗ-66, и за час доехали до ручья Космонавтов…

Сибирская Швейцария – банальное сравнение. Швейцария маленькая в своей сладкой красоте. Сибирь огромная, и почувствовать её красоту можно только преодолев большие расстояния и немало препятствий.

Двинулись чуть заметной тропою вверх по ручью (дорогой не пошли – идиоты!) Скоро тропа пропала. Начались буераки, колдобины, переправы через заболоченный ручей, подъемы и спуски сквозь труднопроходимые заросли. Все сильнее ощущаю вес своего пятидесятикилограммового рюкзака и особенно опасаюсь за свою левую ногу с хроническим мениском. Каждое препятствие приходится преодолевать не только с физическим, но и с моральным напряжением. Часто отдыхаем. Валюсь на землю вместе с рюкзаком. Нет сил ни снимать, ни одевать. Наконец, встали на ночлег…

Разведанным накануне путём пошли по основной дороге к переправе. Перешли Бирамию, приток реки Холодной. Тропа то пробивается по заросшей пойме реки, то прижимается к её прибрежным зарослям, местами расширяется и делается удобной для ходьбы. К тяжести рюкзака с трудом, но привыкаю. Шли от ночлега почти полдня, пока не свернули круто влево от реки.

Если бы не дождь, да не комары! Шли, наверное, около двух часов по плавно поднимающейся каменистой тропе вдоль широкой и почти безлесной ложбины.

Наконец, вышли на открытую болотистую опушку, которая и оказалась берегом большого озера Асектамур. Даже после трудного изматывающего пути, нельзя было не восхититься суровой красотой этого места. Здесь бы пожить недельку другую в свое удовольствие. Можно одному или с семьей – есть охотничья избушка, виднеющаяся вдали на мысу у озера.

Дня три строили плот в нещадном комарином краю и обозревали окрестности до самого подножья горы Асектамур. Готовимся к отплытию. Укладываем вещи. Тащу на берег мешок с продуктами, килограммов пятьдесят. Грузимся. Поплыли. Входим в протоку, узкую и мелкую, с берегами, заросшими кустарником. Речка, по которой нам приходится долго плыть, тоже называется Асектамур.

Камни, небольшие пороги, а река мелкая. Местами приходится тащить плот. Дальше еще хуже!..

Препятствия только начинались и далеко не самые сложные. Ещё можно вернуться и пожить недельку-другую у прекрасного озера Асектамур. Вокруг него столько чудесных мест, но… Такие мысли могут прийти только в мою дурную голову. Только вперед! Назад дороги нет! Начались мои частые береговые «прогулки», чтобы облегчить плот, как правило, с рюкзаками на плечах. Но к тяжёлым ношам начал привыкать…

Ночёвка. Первый раз выспался, не замерзая. К утру небо затягивается тучами. Ветер с восточного и северного сменился на западный. Начинается почти постоянный дождь при холодном ветре. Стоим в красивой открытой долине, окруженной сопками и невысокими горами. Недалеко от лагеря какие-то странные курганы, похожие на могильные: метров 30—40 в диаметре и 10 высотой. Что это? Действительно курганы или следы давних торфоразработок в забытой богом глуши и почти забытого Гулага?..»

Влад не знал того, что выяснил его предшественник, мурза, на много столетий раньше. Того, что эти курганчики образовались от наваленных камней паломниками к старому шаману и ламскому монастырю у подножья священной горы Асектамур.

«Снова погрузились и плывем дальше. Километр-полтора плывём по спокойной воде, течение слабое. Гребем, но ветер попутный, со стороны горы Асектамур.

Несколько дней гора не отпускает нас (как когда-то караван мурзы – ВО), словно предупреждая о грозящих неприятностях: возникает то с одной стороны, то с другой, следуя изгибам реки. Гора почти не уменьшается в размерах и провожает нас, поворачиваясь своими заснеженным скалами. В этом что-то мистическое и загадочное – дух горы! Дух Асектамура, таинственного и величавого, крепко держит нас в своих объятьях…

Начинается наледь – очень мелкая вода, которая за зиму покрывается толстыми наслоениями льда. За лето лед не успевает полностью растаять и лежит кое-где по берегам реки. Река заметно мелеет. Плот приходится долго тащить по мелководью.

Дохожу почти до устья реки, ее впадения в Чаю. Природа, очень похожая на среднерусскую полосу России, заросли ивняка, пойменные луга и болота. Река здесь широкая. Вернулся к ребятам. Они разбирают плот – обшивка баллонов совсем порвалась. Вот ситуация! Тащим каркас по камням, по колено в ледяной воде. Каркас трещит и ломается…

Разбиваем лагерь на небольшой сухой песчаной косе. Темнеет. Стаскиваем вещи. Руки и ноги ноют от холода и усталости. Слава богу, что нет дождя, но заметно холодает. Выпиваем спирта за сготовленным по-быстрому ужином. Хорошо. Спим…

Утром состояние гнусное: тело ломит, полная апатия и пессимизм. Как вареный, зашиваю порванные чехлы для баллонов. Иду к плоту, что-то делаю…

Еще 2—3 километра благополучно плывём по Чае, и… снова начинается наледь: снова камни, но воды больше, чем в прошлый раз.

Опять иду пешком, переношу вещи. Делаю две ходки. В конце каменистого русла втроем тащим плот. Воды – «им по пояс будет». Погрузились. Пошли порожки, прижимы в красивом ущелье реки. Через пару километров меня снова высадили для облегчения плота.

К вечеру Алик наловил дюжину хариусов. Переправились на левый берег – хорошая стоянка в окружении крутых скал. Роскошная уха, по 50 граммов настойки на золотом корне и чай тоже с корнем. Основные пороги – завтра…

Отплыли, но скоро я опять иду за плотом: много камней, пороги усложняются. С самого утра идет дождь, промок сверху и снизу. Подошли к каскаду порогов. Алик ушел на разведку. У порога хорошая стоянка с баней из камней. Я сначала решил, что это могила – ох уж эти мысли! Но, к слову сказать, на каждом нашем сплаве встречались могилки на берегах. На Чае год назад тоже кто-то утонул, но об этом я узнал позже…

Впереди обнаруживаю заброшенный поселок геологов Ангол. Осталось два дома и хорошая баня, стоящие на высоком берегу у крутого изгиба реки. Все брошено, в складе окаменевший цемент. Удручающая картина былой жизни.

Я, как гималайский шерп, целыми днями ношу рюкзаки и мешки. Отчаянным рывком ребята все же доплыли до брошенного поселка и очень своевременно – два баллона опять порваны. Шикарно размещаемся в доме с печкой. Сушимся…

С утра на улице сыро, облака висят на деревьях по склонам ущелья, а в доме тепло и почти уютно. Мы отдохнули и снова полны сил. Блаженная обстановка этой стоянки не должна предвещать больших неприятностей. Мы всё преодолеем!..

Итак, снова зашиваем чехлы. Время идет, а мы преодолели только малую часть всего маршрута. Миновало две трети намеченного срока пути, почти три недели. «Проплыто» километров 40—50, а впереди почти 300! И еще кое-какие пороги. Если бы «кой-какие»…

Вчера был последний день июля, «за окнами август». Дождь, дождь…

Хорошо в теплой избе! Но когда ж поплывем? А впереди главный порог. От нечего делать при сильном дожде, уже в который раз штопаем чехлы баллонов…

Часто задаю себе вопрос – в чем смысл человеческой жизни? Преодолевать искусственные трудности, ставить перед собой труднодостижимые цели? Или получать удовольствие от самой жизни? Я, наверное, за последний вариант. И, если поставленная цель не приносит желанного результата, удовольствия от процесса ее достижения, радости жизни и иных наслаждений, то эту цель, наверное, следует отбросить, сменить на другую. Если, конечно, нет другого смысла, например, спасения чей-то или своей жизни, здоровья. В нашем случае приходится признать, что при всём опыте, мастерстве и упорстве моих попутчиков, наш плот, пришедший в аварийное состояние уже в первые дни пути, может сыграть роковую роль.

Одно время я интересовался теорией гедонизма, философией наслаждения. Наше общество приучило нас ставить труднодостижимые и часто бессмысленные цели. Алику нужно пройти малоизвестный для него маршрут, Гоше – испытать свои возможности. А я люблю жизнь такой, какая она есть, в ее естественном виде, не создавая искусственных трудностей и преград…

Слишком бессмысленно проходят дни. От меня почти ничего не зависит. Я делаю то, что велят старшие и более опытные товарищи.

Пороги становятся все сложнее. Вошли в каньон – крутые скальные берега, быстрое течение. Чтобы облегчить плот и не рисковать вещами, ношу рюкзаки по узкой тропе, петляющей по высоким берегам бурлящей реки. На одном из порогов Гоше гребью разбило бровь – на несколько секунд потерял сознание, но, к счастью, не упал с плота. Удалось причалить. Два баллона опять порвались. Готовимся к ночлегу на ровной каменистой площадке на правом берегу реки…

Утром двигаемся дальше. Фотографирую наш плот, проходящий по длинному, но прямому порогу. У меня на глазах Гоша падает с плота, опять скинуло передней гребью.

Ребятам удалось причалить к берегу рядом с небольшим островом, отделенным от берега узкой и мелкой протокой. Опять порвались два баллона. Кошмар! Вытаскиваем плот на сушу. Алик решил позвать красноярцев помочь перетащить разваливающийся плот в более спокойное место, но поздно, они уже плывут мимо нас, приближаясь к сложному порогу. Он сразу за нашим островком – крутой зигзаг со скальным прижимом в форме высокой нависающей над изгибом реки скалы.

Первый катамаран прижимает к скале и переворачивает. Двое «пассажиров» в красных спасательных жилетах мелькают среди бурлящих волн, уносящих их куда-то дальше, за крутой поворот реки. Прошли еще два катамарана. Один лишь слегка чиркнуло о скалу.

Бежим по тропе около километра высоким берегом реки вдоль шумящей за порогом шиверы. Когда догнали красноярцев, узнали, что на первом катамаране плыли две девушки. Их уже выловили товарищи, и обе, в слезах и соплях, мокрые и помятые, греются у костра. Одну чуть не раздавило камнем в стремительном потоке. И это профессионалы на классном оборудовании! А мы?»

Записи Влада трудноразборчивы. Не всё удалось расшифровать, но общее тревожное настроение понятно.

«…Алик очень надёжный товарищ. С ним я и Гоша чувствовали себя в безопасности. Если бы что-то случилось с каждым из нас, он бы, даже рискуя собственной жизнью, приложил все свои силы и опыт для нашего спасения. Но неожиданное стечение очень неблагоприятных обстоятельств делали и его бессильным в этой драматической ситуации…

Когда вернулись с «крушения», каждый их нас стоял перед трудным выбором – починив чуть живой плот, плыть дальше, ежеминутно рискуя жизнью и здоровьем каждого, или признать свое поражение перед суровой стихией и роковыми обстоятельствами, и повернуть обратно. Для Алика выбор был особенно труден, и он склонялся к продолжению сплава…

На всякий случай, переснимаю на кальку имеющуюся у нас карту. Обратно до Перевала напрямик километров 40—50 (2—3 дня пути). А если плыть дальше, то еще не менее двух недель «кройки и шитья», почти 300 километров сплава с неизвестными порогами. Еда на исходе, и никакой дичи не удаётся подстрелить…

Река шумит, течет, и планы меняются… Но, все по порядку.

Утром вода начала спадать, дожди прекратились, временами проглядывает солнце. С реки слышны какие-то крики. Это вода шумит среди скал.

Обычные хлопоты, тупо и механически помогаю по хозяйству. Но тут Алик занемог, начались обмороки, слабость, озноб. Поначалу пытался нам помогать, потом перестал. Алику все хуже. Лежит под спальниками, дремлет, но от дальнейшего плавания не отказывается.

Я отошёл к соседям-туристам в поисках лекарств. Вернулся… Гоша разбирает раму плота – отплытие отменяется! У Алика кровавый понос и полная потеря сил. Он лежит в нашем подобии палатки, укрытый спальными мешками. Большая ответственность и мучительные сомнения сыграли роковую роль!

Решение принято: завтра идем назад до бывшего поселка геологов, а я, как самый молодой, дальше пойду один до Перевала за помощью. Гоша, надёжный друг, останется с Аликом.

Но ещё нужно пройти в обратном направлении до заброшенного посёлка весь 7-километровый каньон. Помогаем Алику подняться на горку. После большой потери крови он героически идет сам, почти без нашей помощи. До сих пор восхищаюсь его мужеством и силой в худощавом и совсем не молодом теле…

Наконец, добрались. Сил совсем нет, а завтра у меня трудный переход до Перевала. Подошли четверо ребят из Тольятти, посочувствовали нам и подарили мне пачку сигарет «Столичные» (до этого два месяца не курил) – чудесный презент к моему завтрашнему дню рождения.

Проснулся я рано, часов в 6, и заканчиваю сборы. Беру только самое необходимое для быстрого пути: минимум еды на дорогу, котелок для чая и свой любимый нож-тесак. Ружье оставляю с остальными вещами, хотя тольяттинцы видели неподалеку свежий след медведя…

«С рожденьицем, Владик!» – говорю я себе. Было не до поздравлений.

Иду по старой вездеходной колее, которая скоро сворачивает вправо вдоль болотистой долины ручья Неудачного. Название, достойное нашего финала.

Погода на редкость великолепная – трава в росе и яркое солнце. Заметил отпечатки медвежьих лап, но некрупные и нескольких дней давности. Несмотря на драматичность ситуации, настроение у меня двойственное. Прекрасно понимаю, что идти нужно быстро. Лишний день просрочки может стоить Алику жизни. Но уж больно замечательным оказывается мой маршрут. При этом блаженное и долгожданное одиночество в окружении сказочной природы…

Подолгу любоваться не приходится. Чтобы не терять скорости и при этом сохранить силы, выбрал оптимальный режим передвижения. Один час иду быстрым, но размеренным шагом. Десять минут отдыхаю с перекуром. Пачка сигарет «Столичные» оказалась, как никогда, кстати.

Дорога (вездеходный след) сворачивает левее и долго идет вдоль симпатичного хвойного бора. Природа сделалась спокойной и умиротворяющей, похожей на нашу среднюю полосу, только гораздо лучше.

Когда бор закончился, за ним, справа открылись большие болота с тундровой растительностью. И там, метрах в 100—200 от меня, степенно гуляет маралуха с теленком. Не смотря на мою конспирацию, олениха-мать меня заметила, но не испугалась, долго смотрела в мою сторону и затем медленно пошла своей дорогой…

Мой чудный перевал остается позади. Лесистой грядой спускаюсь к речке Асектамур, к наледи, где мы долго стояли, чинили баллоны. Не разуваясь, форсирую реку с довольно сильным течением по острым камням и с водой по колено. Уставшие ноги испытывают блаженство от холодной и бодрящей ванны. После небольшого подъема выхожу на главный вездеходный тракт. Направо дорога ведет в нужную мне сторону, к жилью и цивилизации, до которых ещё очень далеко.

Снова, как больше недели назад, в течение нескольких часов меня сопровождает Асектамур-гора, медленно поворачиваясь ко мне своими заснеженными боками…»

Не будем осуждать Влада за его природные любования. Человеческие пристрастия не исчезают, даже в самых сложных ситуациях.

«…Я ощущаю себя заведенным механизмом, которому нужно добраться до цели как можно быстрее, но без риска и, сохраняя силы на весь путь. Как никогда в жизни, я чувствую каждую клеточку своего организма. Все внутренние силы направлены на необходимость выдержать заданный режим и ритм ходьбы. Научился отдыхать на ходу, меняя темп движения, рационально используя спуски и подъемы, сохраняя по возможности ровное дыхание.

Прошел еще километров 10—15 невысокой и однообразной своим окружением грядой и… вдруг почувствовал себя подобием автомобиля с пустым бензобаком. Ощущение весьма необычное. Никогда в жизни ничего подобного не испытывал. Понимаю, что калории моего раннего завтрака внезапно закончились. Сил совсем нет. Нужно делать большой привал. Дорога начала спускаться к руслу большой реки. По моим предположениям и имевшимся примитивным картам – Холодной.

Где-то недалеко должна быть избушка, которую когда-то разведал Гоша.

Наконец-то нашел. Стоит на высоком яру над речкой Холодной. Изба сырая, но в ней нахожу пакет макаронных рожков – маленькое таежное счастье и мудрый закон тайги! Взял немного, они мне очень кстати и пригодятся на ужин, до которого еще идти и идти…

Первым делом костер с котелком воды. И наконец, очень своевременная трапеза: сало с лепешками, сухари и крепкий чай – волшебный таежный напиток, особенно в такой ситуации. Чувствую, как калорийное сало разносит потерянные силы по всем закуткам моего тела.

Нужно вставать и идти дальше. Скоро выйду на знакомую дорогу, с которой начинался наш путь к Асектамуру. Но дойду ли к вечеру до Перевала? По моим подсчетам еще километров 20—25, и надолго ли хватит сил?…

Наконец-то понял, почему мне иногда было так хреново за прошедшие три недели. Я чувствую себя в высшей степени комфортно, только когда один-одинешенек – парадокс моего характера. Не нужно подчиняться чужому ритму жизни, чужим порядкам, привычкам. Даже в такой экстремальной ситуации, вынужденное одиночество придаёт мне дополнительные силы, повышает ответственность за мои действия…

От избушки на Холодной, вдоль её притока Бирамия скоро вышел на знакомую дорогу. Как легко и даже приятно идти одному и с небольшой поклажей! Силы полностью восстановлены. Быстро дошел до переправы через Бирамию, миновал ее, углубился в таёжную чащу и легко прошагал по хорошо накатанной вездеходной колее еще несколько километров.

Вот и знакомая развилка. Слева осталась дорога, по которой мы так долго выбирались к началу нашего маршрута. Еще немного, и я выхожу к ручью Космонавтов, на который нас высаживали две недели назад, только ниже по течению, где он тоже пересекается с другой дорогой…