Текст книги "Лига добровольной смерти"

Два киллера несколько недель следили за Тайсоном, но в последний момент скрылись. Поговаривали, что они узнали, что Тайсон истый мусульманин, и у них не поднялась рука на единоверца. Скорее всего, они догадались, что после убийства Тайсона, их постигнет та же участь, и сочли за лучшее исчезнуть.

Противостояние Тайсона и «Братства наличных денег» закончилось по-американски. Согласно неофициальным сведениям из полиции, боксёр откупился, заплатив отступные – двадцать миллионов долларов.

С Тасей Джим встречался несколько раз, когда прилетел в Петербург разведать обстановку в городе и потребности в кокаине или другом наркотическом товаре. Знакомые, кто побывал в Петербурге, рассказывали о больших возможностях, мол, крутятся в городе огромные деньги в любой валюте, а товара хорошего для веселья нет. Продают наркотики цыгане, азербайджанцы, турки, но по мелочи.

Номер телефона Таси дала Грета, объяснив, что Чуева – её сотрудник, представитель компании эскорт-услуг, человек надёжный. И посоветовала звонить без опасения, мол, своё слово скажет. Пригласив Тасю на ужин, Джим провёл с ней вечер в ресторане.

На второй день Тася позвала гостя из Америки к себе на квартиру. Ей хотелось приключений, а с неграми она не встречалась. Хотя подруги немало рассказывали об их исключительной сексуальности. Может, потому с таким нетерпением потащила Паттерсона в постель и потянулась к тому месту Джима, о котором поговаривали девицы, намекая о внушительности размеров. Удостоверившись, что промашки не вышло, с горячим нетерпением приступила к любовному наслаждению.

Звонок из Нью-Йорка обрадовал капитана Шевцова.

– Паттерсон раскололся! – сообщил начальник следственного отдела. – Паттерсон крупный наркоделец, но кокаин поставлял не подсудимой Чуевой, а в Париж мадам Ростан. В компании эскорт-услуг, которую возглавляет мадам Ростан, и работала Чуева!

По приказу своего шефа Шевцов помчался в «Кресты». Из тюремной камеры Тасю привела надзиратель с погонами прапорщика. Подсудимая пришла уже в тюремной одежде, коротко стриженая.

– Зачем утаила правду? Нам известно всё о Грете Ростан. К сожалению, рассказала не ты.

– Я – рядовой сбытчик кокаина… Мадам Грету уважаю. Она предоставила мне работу в родном городе. О такой работе и мечтать не приходилось…

– Ростан выдал Паттерсон.

Тася замерла в изумлении:

– Этот… негр… выдал Грету? Гад, подлюка черножо…

Будь окно без решёток, Тася выбросилась бы в окно – такое страдание можно было увидеть в глазах. Немного успокоившись, заговорила:

– Порошок мне поставляла мадам Ростан, верно. Да простит она меня за признание. Больше нечего сказать.

О себе Тася не думала, её собственная жизнь прекратилась. Дальше надвигалось существование крота…

– И что тебя толкнуло в такую грязь? – пожалел Чуеву капитан полиции. – Симпатичная, характером добрая…

– Так угодно судьбе… Да мне здесь и спокойнее. На воле меня быстро отправят на тот свет. Деньги с клиентов собрала, а товар не получили…

– Снова лечу в Париж, – сказал Говард главному редактору. – Надо повидаться с Гретой Ростан.

Хадсон засмеялся:

– Фигаро здесь, Фигаро там… Фигаро здесь, Фигаро там…

– Вы шутите, а меня необходимость толкает. Залез в эти дела с головой, не выкарабкаться. Одно тянется за другим…

– Что требуется?

– Командировка… Вы, конечно, вправе меня освободить от занимаемой должности. Так нельзя работать…

– Не дави, Говард, на жалость. Не то отменю командировку. Лети. Только в последний раз! Сотрудники подумают, что ты в любимчиках у шефа.

Встретившись с Гарри Лундстремом в Париже, Говард постарался узнать подробности дела, чтобы подготовиться к разговору с мадам Ростан.

– История банальная, брат, – сказал Гарри. – В ходе следствия стало ясно, что Пьер Ростан – ещё одна невинная жертва. Мадам Ростан боялась, что муж проболтается о её торговле наркотиками, и расправилась с человеком, прибегнув к помощи Лиги Добровольной Смерти. Интерпол обеспокоен данным обстоятельством, так что поспешай.

– И чего добилась Ростан?

– Надеялась на лучшее, но получилось, как всегда, – ответил Лундстрем и рассказал грустную историю падения женщины.

В переговорную Грета явилась тихая и послушная, этакая серенькая мышь. В грубых ботинках и тюремной спецовке, она улыбалась виновато, сжимая в руке платок. Сердце Говарда упало, потом вернулось и с болью от жалости к слабой женщине, учащённо забилось. Рону хотелось убежать из переговорной, только бы не видеть несчастную. Но потом решительно отбросил сомнения, обозлившись на себя и мысленно отчитав. Жалостливый какой. А осужденная пожалела кого из тех, кто покупал наркотики? Подумала, сколько сгублено с её участием человеческих судеб? Вспомнил Хилеви, поразмыслив: неужели все женщины такие? Но тут же отбросил это подленькое суждение. Нельзя всех на один копыл мерять.

Если говорить прямо, Говард потерял интерес к Грете, но должен был дойти до конца в своём расследовании. Донимала одна мысль: почему мадам Ростан пошла на преступление? Что толкало? Не может человек оказаться таким жестоким, чтобы из-за денег пожертвовать близким человеком, убить мужа. Пьер столько сделал для неё после того, как женился, помог встать на ноги, а Грета…

Хотелось выслушать её объяснение. Не покаяние, нет. Покаяние ничего не значило, Пьера не вернуть. Хотелось докопаться до истока преступления. Но Грета отмалчивалась на эту тему.

Посмотрев на Говарда, она произнесла:

– Не думали, не гадали увидеть такой, правда? Судьба… Истинно сказано: представляет Бог и праведных и неправедных, к суду призывая…

– Присущая бесконечной мудрости проницательность позволяет Богу вершить правосудие и быть милосердным, а мы, смертные…

Говард помимо воли отыскивал в Грете следы былого изящества и не находил. Перед ним сидела совсем другая женщина. Куда и делись тонко подведённые брови, длинные ногти коротко острижены, без маникюра. «Человек смертен, – подумал Говард, – никто не скажет, что с ним случится завтра. Беда в другом: сами себе роем могилу»…

– Оно и к лучшему, что меня осудили, – сказала Грета, сложив руки на коленях. – Продаёшь заразу, знаешь, что поступаешь подло, а не остановиться. Деньги проклятые… Надеешься на везение. Оправдываешь себя, оглядываясь на других. Верим, а во что верим? Нет ничего святого. Как не было ничего того, о чём написано в Евангелии. Вымысел, а люди верят… Читали Новый завет? Нашёлся мудрый книжник, предложил тем, кто работал с Христом, написать воспоминания, рассказать о поступках Учителя. Потом собрал лучшее воедино. После правки текста, его сделали знающие редакторы, убрав множество ошибок и разночтений, издал сборник. И не ошибся. Читают, верят написанному и ныне.

– При первой нашей встрече вы лгали мне. – Говард пристально посмотрел на Грету. – Чем объяснить такое поведение? Полагали, наверное, что перед вами наивный человек. Писака из газеты.

– Отчасти так. – Мадам Ростан грустно улыбнулась. – Мне приходилось общаться с людьми разного уровня и хватки, поэтому пошла на обман. Сыграла роль несчастной жены.

Жалость к Грете пропала, но Говард решил до конца выслушать откровение подсудимой. Больше такого случая уже не представится…

С Джимом Паттерсоном Грета Ростан познакомилась на Рождественском вечере в центре Дифанс. Там завершилась ярмарка новой техники, устроители по такому случаю закатили банкет. В разгар празднества к Грете подошла старая знакомая с темнокожим мужчиной крепкого сложения.

– Подруга, позволь представить тебе… – и указала на стоявшего рядом с ней: – Джим Паттерсон из Хьюстона. Успешно занимается бизнесом. Имеет хорошие деловые связи в Нью-Йорке.

После банкета Грета и Джим пошли прогуляться по берегу Сены. У причалов теснились баржи, плавучие ресторанчики. Укрываясь от ночной прохлады, поднялись в один из ресторанов, и засиделись в зале с мягким приглушенным светом, белоснежными скатертями, искрящимся хрусталем бокалов.

Джим говорил о своей жизни без конкретики: занимается бизнесом в ресторанном деле. Потом разоткровенничался. Хозяин ресторана отказался платить его долю. Не захотел принимать от Джима товар.

– Какой товар? – поинтересовалась Грета. – Наркотики?

– Кокаин… У нас товар идёт нарасхват. Правда, тут случилась неувязочка. Послал своих парней разобраться с директором. Они немного перестарались. Мне приписали организацию разбойного нападения. Хорошо умный адвокат помог, не то сидеть три года в тюрьме.

Неведомо, по какой причине, но у Греты сложилось впечатление, что они сошлись характерами. Оба рисковые, не упустят удачу, если подвернулась. На второй день при встрече открылась Джиму, рассказав о себе с уверенностью и с долей похвальбы в адрес собственной везучести. Удачно вышла замуж, создала собственную компанию эскорт-услуг.

– Рисковала? – спросил Джим Паттерсон.

– Конечно, рисковала! – Грета беспечно засмеялась. – После института занялась этим бизнесом. Представляла девушек деловым мужчинам в помощники. Полиция обвинила в предоставлении интимных услуг. Дали полтора года. Правда, отбывала наказание условно под зорким глазом полиции…

– Отчаянная женщина! – польстил Джим и, понизив голос, сказал: – Коль рисковать любишь, может, о торговле кокаином подумаешь? Очень выгодный бизнес. Занимаюсь много лет и не жалею. Только большой осторожности дело требует. Но на то и голова на плечах, чтоб думать, а не кушать только. Товаром обеспечу. Люди у меня надёжные. Твоя забота – наладить сбыт.

– В Европе кокаин пользуется спросом, – ответила Грета и задумалась. Рискует. Ой, как рискует. Верно, есть в Европе спрос на кокаин, но и борьба с наркоторговлей ведётся беспощадная…

В глубине души шевельнулось опасение, но Грета решительно отбросила подленькое чувство страха, согласилась сотрудничать. Велик оказался соблазн заработать лёгкие деньги. На следующий день они встретились на Елисейских полях возле Площади Шарля де Голля. Зашли в бистро и по-деловому обсудили дальнейшее. Джим явился на встречу с молодым человеком, которого представил как доверенное лицо.

– Это должно было случиться, – сказала Грета. – Такая натура. Вечно ввязываюсь в истории… Не присуща мне мудрость глубокой проницательности…

– И не пощадили Пьера… – выслушав Грету, сказал Говард, думая, какие муки испытывал Пьер, зная о преступном бизнесе жены и не в силах донести в полицию. – Он любил вас…

– Так устроен мир. И Пьер, и я не уклонились от рока. По моей вине, конечно. А что оставалось? Пьер и толкнул на крайность. Однажды вечером обронил такую фразу: «Плохи твои дела»… Я насторожилась: что имеет в виду?

– И решили от него избавиться…

– А что оставалось? Идти к инспектору полиции с повинной из жалости к Пьеру? Бросить торговлю? Но была цель заработать ещё несколько сот тысяч евро. Ждать, когда Пьер приведёт полицию? Не так это просто: взял и прекратил прибыльное дело…

– Вы же ценили Пьера, вышли за него замуж…

– Он нравился мне. И много помогал. Но в дни нашей размолвки, о любви не думала. Надо было искать выход, чтоб спасти собственную шкуру. Надеялась, что постепенно сама отойду от сбыта кокаина. Покончу с этим, как только скоплю приличный капитал. Но так думает каждый, кто связался с криминальным бизнесом.

– Пьер знал, конечно, о вашей наркоторговле?

– Почему и возник разлад! Упрашивал, предупреждал меня. У него были свои планы на жизнь, но всё рушилось. И рушилось по моей вине. Думаете, мне было легко находиться между двух огней? Жить в постоянном страхе… К чести мужа, он страдал и терпел. Считал меня непутёвой, запутавшейся. Связалась, мол, с неграми. В безвыходности начал думать о смерти. По его убеждению смерть явилась бы избавительницей от душевных мук. Быть или не быть, для Пьера под конец не стояло этого вопроса. Жалея меня, он освободил свой разум от сомнений.

Однажды, когда мой наркокурьер уехал, Пьер вбежал в мою комнату в полубезумстве: глаза горят, весь взбудораженный до предела.

– Последний раз даю тебе возможность одуматься и прекратить это грязное и мерзкое занятие! Либо ты прекращаешь, либо я звоню в полицию!

Я не испугалась, я озверела.

– Пошёл вон! – закричала в ответ. – И не угрожай! Вызовешь полицию, скажу, что ты сообщник. Помогал мне сбывать товар! Загремим в тюрьму вместе!

Пьер опешил, а потом впал в отчаяние. Подобного от меня он не ожидал.

– Я хочу умереть! – закричал. – Я хочу умереть!..

– Поступай, как сочтёшь нужным! – ответила со злостью и хлопнула дверью. Закрылась, а сама места не нахожу. Боялась, что покончит с собой в квартире. Начнутся разбирательства, допросы в полиции. И не только меня, но и моих сотрудниц… Тогда и решилась на крайность. Связалась с администрацией пансионата Лиги Добровольной Смерти. Оплатила расходы, определив туда Пьера, и успокоилась.

– Отправили как человека больного…

– Как человека с неуравновешенной психикой.

– Психически ненормального, так?

– Врачи установили, что у мужа психастения. Боязливость, склонность к навязчивым идеям. И при помощи психотропных препаратов развили болезнь до сумасшествия…

– Кто помогал в пансионате?

– В пансионате Лиги? Доктор Густав Стабб. Он – главный распорядитель в таких делах. Деньги в кабинете Стабба принимал его помощник. Фамилии его не знаю, не спрашивала.

– Стабб? – вскочил Говард. – Вы не ошиблись?

– Чего так всполошились? Уж не знакомый? Именно Густав Стабб подписал распоряжение о приёме Пьера в пансионат. Деньги… двести пятьдесят тысяч евро передала другому человеку. Либо с волками выть, либо съедену быть…

«Стабб… Ах, Густав Стабб… – думал Говард. – Сколь верёвку ни вить, а концу быть»…

Глава 21

Телефонный звонок в кабинете Говарда раздался в тот момент, когда Рон собрался закрыть дверь перед уходом. Помедлив, возвращаться ему или махнуть на звонок рукой, но потом поспешил к письменному столу и снял трубку:

– Говард слушает вас!

– Не включайте дома душ! В разбрызгивателе ампула с нитро-эфом!

– Кто звонит? – насторожившись, спросил Говард.

– Не важно, кто, – ответил незнакомец. – Если капля воды с ядом упадёт на вас, вы – покойник. Вызывайте полицию.

Оперативная группа прибыла на квартиру Говарда быстро. Отвинтив ситечко разбрызгивателя, полицейский осторожно изъял растворимую ампулу с ядом.

– Благодарите своего доброжелателя, – сказал полицейский, пряча в целлофановый пакет вещественное доказательство задуманного преступления. – Кому-то сильно захотелось отправить вас на тот свет. Способ придумали хитроумный, не придерёшься. Капля воды с нитроэфом, попав на голое тело, убивает человека мгновенно. И не доказать, что произошло умышленное убийство. Подозреваете кого?

– Да нет…

– Может, есть опасение?

– Если только служба безопасности Лиги Добровольной Смерти постаралась… Но это лишь моё предположение…

– Резонно. Ваша статья о наркоторговцах кокаином сильно ударила по престижу Лиги. Разбираемся вместе с Интерполом. Вам советую быть настороже. Киллеры в покое не оставят. Тонкий способ придумали. Как только в квартиру проникли… Со своей стороны мы, конечно, предпримем меры, но и вы не разгуливайте по городу. Один вопрос: ключи от квартиры только у вас? Или ещё кто имел?

Два оперативника тем временем в полном молчании обследовали входные двери, снимали отпечатки.

– Ключи? – Говард ужаснулся от поразившей его догадки. – Ключи остались у бывшей моей жены…

– Где проживает?

– Знаю, что перебралась в пансионат Лиги… Не известно…

– В общественных местах не замечали за собой слежку?

– Не обращал внимания… Нет привычки оглядываться…

– Теперь оглядывайтесь. Как относилась к вам бывшая жена?

Вопрос несколько задел Говарда, но он сдержался.

– Отношения были нормальные. Как мне казалось. Видимо, ошибался, коль Хилеви ушла от меня… Наверное, относился к ней не так, как того хотела… В разводе мы…

– Простите, что задал неуместный вопрос. Служба…

– Да нет, спрашивайте…

Говорят, перед смертью человек вспоминает самые счастливые моменты своей жизни. Умирать Говард не собирался, но в памяти вдруг всплыло, казалось, давным-давно забытое. Рон улыбнулся, вспомнив наивные незамутнённые детские переживания. И Говард посветлел лицом и взгрустнул, что так быстро пролетели годы. Подумал, что именно тогда утверждалось в нём чувство самостоятельности, формировался характер.

Отец купил Рону велосипед. Никелированный руль со звонком и рычажком для торможения, тёмно-красная рама, а на ней летящие серебряные звёзды, оставляющие за собой яркий след.

– Завтра отправимся в сквер. Научу тебя ездить, – сказал отец с улыбкой.

– Нашёл мальчишке забаву… – с напускной строгостью ответила мать. – Забросит теперь учебники…

Хотя чувствовалось, что поддерживает решение Эйнара, полностью на его стороне. Пусть привыкает сын к велосипеду, потом и к управлению автомобилем.

– Может, сейчас прогуляемся, папа? – в нетерпении взяться за руль, сказал Рон.

– Поздно, сынка, – ответил Эйнар. – Ночь за окнами.

– Дай отцу умыться, – пристыдила Рона мама. – Накатаешься теперь вволю.

Когда отец получал отпуск, для парнишки наступали самые счастливые дни. Он не уставал наговориться с отцом, ему было с кем посоветоваться и попросить помощи. Спохватившись, спросит иной раз:

– Не надоел тебе, пап?

– Не надоел, сынка…

И этого было достаточно. Жизнь Рона меняла свой ход, он и в школе становился неузнаваем – весёлый, полон энергии.

Отец ходил в море на сейнере, служил на судне штурманом. В сезон лова он пропадал на месяцы. Изредка звонил, интересовался делами семьи, и Рон узнавал, что отец ловит сельдь у Лофотенских островов. Или треску возле Ньюфаундленда при входе в залив Святого Лаврентия.

Отыскал однажды морской справочник, и узнал из описания мест, что по богатству рыбой эти районы самые знаменитые. Отец рассказывал позже, что косяки сельди достигают порой пяти километров в длину и до шестисот метров в ширину. Успевай только выбирать полный невод на палубу.

Возвратившись с промысла, обветренный, пахнущий морем, отец привыкает к городской жизни, много бродит по городу и рассказывает Рону о далёких проблесковых огнях маяков, звёздном небе над головой, бормотании присмиревших волн за бортом судна.

Когда Рон прибежал из школы, отец и сын отправились с велосипедом в парк. На тихой асфальтовой дороге, она тянулась мимо фонтанов к городку аттракционов, Эйнар помог мальчишке сесть на велосипед, толкнул вперёд и поспешил следом. Придерживая за седло, подсказывал на бегу, как крутить педали, чтоб не соскальзывали ноги.

– Вперёд смотри! – поучал отец. – Смотри, куда едешь! В какую сторону поведёт тебя, в ту и поворачивай руль! – И поспешал за Роном, помогая ему удержаться и справиться с управлением.

Рон немного освоился, но отец ещё поддерживал его, а почувствовав, что сын управляет велосипедом без посторонней помощи, отпустил.

– Папка, я еду! – закричал Рон и нажал на педали. – Еду-у-у!..

На повороте Рон зазевался, не успел отвернуть и угодил в кусты. Выбрался на асфальт и, ожидая отца, восторженно сообщил:

– Видел? Сам справился!

– Всё путём, сынок, – ответил Эйнар, довольный сметкой Рона. – Пару раз проедешь до колеса обозрения и обратно, считай, помощь тебе не нужна.

К вечеру Рон свободно раскатывал по улице. Матери стоило труда зазвать мальчишку домой.

Велосипед стал главным увлечением Рона. Он гонял на нём по дорогам, раскатывал на школьном стадионе, проделывая такие трюки, что мать от страха закрывала глаза. На полном ходу мог резко затормозить и развернуться на одном месте на все триста шестьдесят градусов. Сложив руки на груди, мог мчаться по асфальту, управляя собственным телом. На зависть сверстникам усаживался на руль задом наперёд и показывал чудеса езды, как проделывают это велосипедисты на арене цирка.

Возвратившись из школы, Рон остановился возле подъезда дома в полной растерянности. В стороне лежал искорёженный велосипед с летящими звёздами на погнутой раме. Сомнений не оставалось: это был его велосипед. Вот и звонок новенький, его Рон переставил по собственному усмотрению. Кто-то безжалостно раздавил велосипед тяжёлыми колёсами…

– Прости, сынок, – появившись, виновато сказал отец. Он давно выглядывал мальчишку и поспешил встретить. – Моя вина. Прокатился до магазина. Возвратившись, поставил твой велик в тени, а экскаватор и переехал… Рабочие рыли траншею для прокладки кабеля. Экскаватор дал задний ход…

Рон заплакал.

– Не горюй, сынка. Поедем в спортивный магазин и купим тебе новый.

– Папа, мне нравился этот. Так нравился…

– От него, считай, куча лома…

– Давай отремонтируем!

– Сынок!.. – И Эйнар осёкся, увидев глаза мальчишки.

– Папа, как ты не можешь понять меня!.. – И Рон от горя не сдержал слёзы.

Надо было что-то делать, чтобы успокоить сына, которого охватило отчаяние.

– Попробуем, сынок. Попытка – не пытка…

На станции технического обслуживания знакомый механик осмотрел искорёженный велосипед.

– Лучше купить новый, чем развалюху ремонтировать…

– Надо отремонтировать. Понять должен. Сын учился ездить на этом, привязался к нему.

Механик внимательно посмотрел на опечаленного Рона. Догадался о переживании мальчишки.

– Попробуем! Коль такое дело. – И ещё раз взглянул на Рона. – Не унывай, парень. Безвыходных положений не бывает. Колёса целы, каретка не повреждена. Педали… Педали новые поставим.

Механик снял руль и колёса, отвинтил сломанные педали. Отец и сын взялись помогать. Высвободив раму, отнесли в ремонтный цех. Механик принялся осторожно рихтовать согнутую часть. Выровнял, места разрыва поставил на соединение и аккуратно заварил газовой горелкой. Когда швы остыли, покрывшись цветами побежалости, механик легко прошёлся по ним шлифовальным кругом.

– Порядок, – сказал, подняв на лоб светозащитные очки, и подмигнул Рону. – Никто и не заметит изъяна.

– Можно, сам покрашу?.. – попросил Рон.

– Да без вопросов, парень! Подберу только краску одного колеру. Механик принёс кисти, пульверизатор для распыления краски на металл. Проверив мазком, подходит ли краска по цвету, передал пульверизатор Рону.

– Наноси краску без спешки. Сначала этак легонько. Потом пройдёшься основательно.

Летящие звёзды на раме Рон постарался восстановить по уцелевшему изображению.

Когда краска просохла, механик установил руль, опрокинул велосипед на седло, поставил на место переднее колесо, закрепил заднее. Затянув гайки на новых педалях, накинул на звёздочку цепь и крутанул заднее колесо.

– Порядок! – сказал, наблюдая за ровным и бесшумным вращением.

Встав левой ногой на педаль, Рон в нетерпении перекинул правую ногу через раму и, усевшись в седло, помчался по дороге, набирая скорость. Ветерок пузырил рубаху, а Рон мчался в радости и пел.

– Доволен? – спросил отец, когда Рон вернулся.

– Спасибо, папа! Спасибо вам, дяденька механик!

– Франк, моё имя, – ответил механик. – Франк… Ты прав, парень, испытанная вещь надёжнее. Потому и дороже владельцу. Новый велик ещё неизвестно, как покажет себя, а тут всё проверено…

«Постоянство поступков – действие мысли, – подумал Эйнар. – Постоянство определяет становление характера». Но сыну ничего не сказал.

Встретив их на пороге, испачканных, но довольных, Инга радовалась такому единению душ отца и сына.

– Мойте руки, работнички. Ужин на столе.

Засыпая, Рон слышал тихий разговор отца с матерью. Они говорили о сыне.

– Скучает он без тебя, – говорила мать. – И ждёт твоего возвращения с моря…

– Вижу, что не хватает ему отца. Но не расстраивайся. Самостоятельный растёт у нас парень…

Лёгкая волна воздуха подхватила Рона, подняла над домами. Он летел над полями с домиками фермеров, над широкой лентой шоссе с проносящимися машинами, над озером с рыбацкими лодками. Кто-то поднялся в лодке во весь рост и помахал Рону, желая удачи…

– Что ты здесь забыл? – с угрозой в голосе спросил охранник, когда Говард появился на проходной пансионата Лиги Добровольной Смерти. – Сказано было: вход тебе на территорию закрыт!

Под напором грубости Говард несколько растерялся и не сразу ответил, а охранник, сдерживаясь, шлёпал дубинкой по ладони.

– Хочу переговорить с главным врачом пансионата господином Стаббом. У меня к нему есть вопросы.

– Передайте в письменном виде.

– Я похож на идиота? – Не сдержался и Говард.

Охранник по привычке оглянулся, словно собирался сообщить что-то важное, и ответил:

– Если честно, похож. Тебе добра желают, а ты упираешься, как телок, которого тащат на бойню. Хочешь знать правду? Ты круто влип. Дирекция в тихой панике. Тебе мой совет: уходи по добру, по здорову. И не появляйся больше. Таких, как ты стараются «замочить».

Угроза, пусть и с добрых побуждений, не подействовала. Говард настаивал на встрече с главным врачом.

– Достал ты… – Охранник вызвал подмогу. – Журналист из газеты «Свенска Дагбладет» права качает!..

Говарда силой выставили за дверь проходной. В потасовке разбили диктофон. В негодовании Рон позвонил в полицию. Примчалась полицейская машина с мигалкой, охраннику и Говарду предложили проехать в отделение. После разбирательства дежурный офицер попросил расписаться в протоколе и отпустил обоих.

– Зря хорохоришься, – уходя, сказал Говарду охранник. – Сожгут тебя, поставив под удар молнии. Или под пресс бросят… Дремучий ты человек. Мыслишь, как свидетель всемирного потопа… Права качаешь, справедливости требуешь… Какая справедливость? Люди готовы глотки друг другу резать из-за мелочи, а тут… Речь о миллионах долларов. Какая к чёрту справедливость? Спустись на землю…

В редакцию с извинениями примчался Густав Стабб.

– В службе охраны, сами понимаете, народ грубоватый, – сказал Стабб в кабинете Говарда. – Дураков учить, что решетом воду носить, говорит Линд. И он прав. Позвонили бы мне.

– Пробовал, но не дозвонился.

– Не живётся вам спокойно. Понимаю, журналистам нужна сенсация. Жареные факты, как говорится…

– Неправда, Стабб. Не такие уж мы, журналисты, кровожадные. Мадам Ростан призналась на допросах, что мужа отправила на тот свет с вашей помощью.

– Мало что наболтает осуждённая наркоторговка!

– Осуждённая за торговлю наркотиками, верно. Немаловажная деталь. Пьер Ростан знал о преступном бизнесе жены, что крайне беспокоило Грету. Она боялась, что муж заявит в полицию. И обратилась к вам за помощью. В пансионате Пьеру заткнули рот. Заткнули навечно. Вольно или невольно способствовали наркодельцам.

– Откуда главный врач пансионата мог знать, что она торгует кокаином? Вы знали? Не знали. Пока не дошло до судебного разбирательства. Приписываете администрации Лиги то, в чём она не виновата. Мадам Ростан явилась к нам с горем, и мы протянули руку помощи. Имеется заключение консилиума. Мы несём людям добро, а вы… чистые и благородные… мешаете!

– Пытаемся установить истину. Коль всё так обстоит в Лиге, как утверждаете, то нечего и бояться прессы.

– Мы и не боимся! Есть у нас недостатки. А где их, скажите, нет? Где? Стремимся свои упущения в работе устранить. Помогайте! Вы пишете о торговле человеческими органами…

– О торговле жизнями.

– Администрация Лиги не скрывает передачу здоровых органов человека больницам и клиникам. Считает такой подход гуманным. Мы передаём донорские органы для пересадки остро нуждающимся. Спасаем жизни. Мало того, за здоровые органы родственники наших клиентов, кто простился с этим безумным миром, получают солидную компенсацию за моральные страдания…

Стабб оживился:

– Хотите знать моё мнение? Зачем пропадать донорскому материалу, зачем сжигать его при кремации или закапывать в землю, где всё съедят черви, если можно проверенные сердце, печень или почки, поджелудочную железу использовать во благо? Свежий пример. Мы передали в одну из клиник Казахстана здоровые руки мужчины, который погиб в автомобильной аварии. И что?

На днях нам позвонил благодарный больной, лишившийся по неосторожности при уборке урожая обеих рук. Донорские руки прижились, начали действовать. Человек уже водит машину!

В Британии до тридцати процентов больных умирают, не дождавшись донорских органов. Срок ожидания такого органа, как почка, невыносимо длинен. На дефиците донорских органов наживаются преступные синдикаты. В Британии профессор Нади Хаким, трансплантолог из лондонской больницы Святой Марии, заявил на днях, что чёрный рынок органов уже невозможно игнорировать, а риск нерегулируемой торговли человеческими органами превышает опасность её легализации.

– И что предлагаете?

– Самую малость. Не мешайте работе Лиги. Повторю: помогайте, а не ставьте палки в колёса. Ведь можно договориться. Знаете репортёра Колчина?

– Знаю. Встречался с ним.

– И знали, что Колчин замыслил, когда прилетел в Упсалу…

– Не придал значения поначалу. Счёл его намерение написать о Лиге Добровольной Смерти как пиар в угоду кому-то из сильных мира сего. К делам Лиги относился с полным безразличием.

– И когда прозрели?

– Когда узнал истину о смерти Питера Тургесена, печень которого продал ваш врач.

– Забудем Коэн. Есть предположение, что Колчин скачал с базового компьютера Лиги данные по трансплантологии… В любой момент это может появиться в прессе. Наши разработки окажутся доступными дельцам. А тут и вы подливаете масла в огонь… – Стабб помедлил, решая, говорить или промолчать. – Будьте нашим сторонником, а не врагом. Помогите нам в столь трудном начинании.

– Одних в Лиге отправляют на смерть ради донорских органов, других – как заложников чьей-то алчности…

– Надо ещё доказать! Мы сами ничего не предпринимаем. Есть высокий консилиум, он выносит заключение по каждому случаю! Поднимите документы и разберитесь!

– Стараюсь разобраться, но – увы!..

– Приходите, спокойно обсудим проблему, – сказал Стабб. – Лично убедитесь в том, что у нас происходит. Вражда не приведёт к добру.

– Это уже почувствовал, киллеры сделали попытку убрать меня.

– Пути каждого из нас неисповедимы. Предлагаю сотрудничество, Говард. При взаимных интересах, разумеется. Бросьте геройствовать. Никто не оценит в наш век подвиг горьковского Данко. Читали рассказ Горького «Старуха Изергиль»? Это юноша Данко бескорыстно вырвал из груди собственное пылающее сердце, чтобы осветить дорогу заблудившимся во тьме. Сегодня таких единицы. Приходите в пансионат. Истина и откроется вам…

– Постараюсь…

– Ловлю на слове! Если ты хочешь иметь друга, говаривали в древности, не справляйся о нём у других, обратись напрямую…

После ухода Густава Стабба, размышляя о его визите, Говард пришёл к твёрдому убеждению: директор пансионата и главный врач повязаны преступным промыслом. Попасть в пансионат и выяснить суть этого промысла не удастся. Значит, Рон должен сыграть роль жертвы и оказаться в том же корпусе «X», который окрестили бойней. Коль началась на него охота, он воспользуется шансом, пойдёт на хитрость. Пусть берут его как заложника для расправы, а там…