Текст книги "Лига добровольной смерти"

– Как укатил? На чём?

– Знакомых встретил. Проезжали тут на машине…

– Предупредить бы мог…

Ближе к ночи расстроенный вконец Эйнар позвонил Якобу домой. К телефону подошла супруга.

– А муж давно спит. Возвратился с рыбалки, бросил рыбу в морозильник и лёг спать. Разве он не с вами вернулся в город?

Эйнар выключил мобильный телефон, сплюнул в сердцах.

– Он спит…

– Спит? – воскликнула Инга. – Мы места не находим, переживаем за него, а он забыл нас и спит! Какое холодное сердце надо иметь… Всё ты, Эйнар. Соседа возьмём… Соседа возьмём… Взяли…

– Если ты нечто совершил, отрицай это, – ответил с улыбкой Эйнар. – Или свали на кого другого, мол, ты виноват. Не сумел отговорить, настоять на своём…

Слушая разговор отца и матери, сделал Рон открытие: отсутствие угрызений совести – враг, который всего убийственнее действует на человека…

Глава 23

Директор пансионата Гюнтер Линд жил в тревоге. Распорядившись похитить журналиста, сам оказался припёртым к стене. Недоброе предчувствие пугало, Линд с предельной ясностью понимал, что пошёл на преступление. Устранив Говарда по завещанию Хилеви Уилсон, послав журналиста под удар молнии, Линд осознавал, что поставит и себя под неотвратимый удар правосудия.

Следователи и криминалисты докопаются до истины, докажут, где и как происходила расправа с неугодным для Лиги человеком. На Хилеви не свалишь. Затягивать разборку тоже не имело смысла. И Линд, как затравленный, метался в поисках выхода, проклинал саму затею и Стабба, который ничего не сделал, чтобы предостеречь от необдуманного решения. Вздрагивая от каждого стука в дверь кабинета, Линд готов был бежать на край света, только бы избавиться от страха и вздохнуть свободно.

Боязнь и нерешительность над Гюнтером довлеют с юности, приводят порой в отчаяние. На всю жизнь запомнился случай. Родители купили сыну, тогда студенту, мотоцикл. Возвратился однажды Гюнтер с прогулки, а возле подъезда поджидают парни из соседнего дома. Ничего хорошего по разговору ждать не приходилось, знал их отношение к себе. Потребовали дать прокатиться. Понял Гюнтер: не видеть ему мотоцикл в исправном виде, если отдаст в чужие руки. Прокатится один, ухватится за руль другой…

Вжался Гюнтер в сидение и молчит. Парни собрались силой стащить его с мотоцикла. И тут появилась мама. Без опасения пошла на хулиганов.

– Смываемся, братва! – крикнул старший из пристававших. Он и верховодил. – Не то позовёт эта ведьма полицию!

Резануло оскорбление матери, но Гюнтер не соскочил с мотоцикла и не бросился на обидчика. Умереть должен был, но не позволить выражаться о матери грубо. Побоялся. Мать ничего не сказала сыну, хотя видно было, как тяжело ей перенести случившееся, как стыдно за сына, который оказался с заячьей душой.

Столько лет миновало, но так и не смог Линд выдавить из себя труса, в момент опасности млеет от страха. Научился, правда, ловчить. Где требовалась решимость, может, и кулаки надо пустить в ход, брал хитростью и изворотливостью. Дождётся удобного момента, и подставит обидчика, пусть расплачивается.

И сейчас Линд находился в раздумьях. Сомнения мучили его, жил в тревоге и озабочен был только тем, как вывернуться, не потерять место работы, но самое главное – не оказаться на скамье подсудимых. Линд рассчитывал на психическую обработку пленника. Надеялся склонить его на свою сторону. Исходил из опыта, накопленного в стенах пансионата, когда самые стойкие сдавались и подписывали под нажимом документы, какие требовались.

Уступать Линд не собирался. Слишком дорогого стоила разработанная им система поставок донорских органов. Сколько заявок лежит у Гюнтера в ящике письменного стола, и все они сулили большую прибыль в долларах и евро. Последнее придавало силы, вселяло надежду на благополучный исход.

Сотрудничая с одной из крупнейших в Германии клиник гематологии и переливания крови, фармацевтов и кардиологов, Линд на основе разработок доктора Тосса создал производство для получения ферментов повышенной активности из клеток тканей человека. Следуя дальше, в Германии специалисты разработали препараты от старения, инфаркта миокарда. Спрос на них в больницах Европы и Америки огромен.

Подписаны контракты по обеспечению донорскими органами и частями тела человека для получения стволовых клеток. И теперь по вине какого-то журналиста, доведённое, казалось, до совершенства производство могут закрыть. Погибнет операционная, продуманная и оснащённая многолитровыми реакторами, мощными центрифугами и системой стерилизации, четко отлаженной технологией. Технология, на которую затрачено столько сил и средств, перейдёт под контроль врачей Германии или Швейцарии, а на стараниях врачей Лиги в Упсале будет поставлен крест…

Закончится спор судебным разбирательством и тюремным сроком для Линда с конфискацией имущества… Из-за чего? Так захотелось, видите ли, журналисту, которому не живётся спокойно, который перебивается от зарплаты до зарплаты, но ему позволено совать свой нос во все дела, иметь собственное мнение. И не только иметь, но и высказывать публично. По какому закону?

Жизнь вносит свои коррективы, рассуждал Линд, и меняет форму общественного устройства, социальные условия. Человечество вышло на новый уровень цивилизации, который должен исключить мотивы жалости и участия к слабому, безнадежно больному, которому нужна не только милость Господа, но и сострадание специалистов от медицины.

Вспомнив главного врача, Линд пригласил преданного Густава Стабба на разговор. Ухватился за Стабба как за спасительную соломинку. Решил с Густавом проанализировать ситуацию и оговорить меры предосторожности.

Главного врача Линд держал на коротком поводке. Доверял, но и глаз с него не спускал, время от времени поручая рискованные операции в расчёте на то, что Стабб проколется. Но Густав был предан директору пансионата, знал дело, и немало сил приложил к тому, чтобы наладить работу экспериментальной операционной. Её идиоты окрестили бракомолкой, языки бы им укоротить за подобное. Сюда поступали тела также из корпуса «X», предварительно проверенные и классифицированные.

– Не даёт покоя Говард… Поторопились мы с захватом этого журналиста. Поторопились…

– Может, приведём в исполнение завещание Хилеви Уилсон? – высказался прямо Стабб.

– Спешить не будем, Густав. Представь, какие перспективы откроются перед нами лет через пять. Европа вынуждена будет разрешить торговлю донорскими органами. Правда, это уже и сейчас делается, но не в том объёме.

– В США и в Европе, входит в практику использование стволовых клеток, – добавил Стабб, – а материал для выделения клеток, откуда брать?

– Начнётся массовое производство «Цитохрона» из ферментов тканей человеческого организма, – говорил Линд, расхаживая по кабинету. – А мы уже располагаем технологией получения полуфабрикатов для медицинской промышленности. И теперь это разрушить? По непониманию, надуманному состраданию каких-то чиновников и политиканов…

– Наши спецы быстро отправят этого журналиста к праотцам. Никакая собака не отыщет концы…

– Густав, не пори горячку! В полиции не дураки сидят. И у нас не все на один копыл сделаны. Один кто-то, а донесёт, зная истину…

– Тогда какой выход? На что надеешься и на что рассчитываешь?

– Пригласил тебя, чтобы обмозговать ситуацию! Постарайся склонить Говарда на нашу сторону. Это единственно правильный для нас и спасительный путь. Надо убедить Говарда, что упрямство до хорошего не доводит. С нами он получит и деньги, и авторитет среди журналистов. Можно и припугнуть.

– Всё думаю, – сказал Стабб, – то ли Говард фанатик из числа тех журналистов, кто готов жизнью рисковать ради статьи в газете. То ли многое не понимает, этакий горе-правдолюб. Вбил себе в голову, что в пансионате работают корыстолюбцы и злонамеренные личности…

– Разбираться в психологии человека не будем. Твоя задача – переубедить Говарда.

– Постараемся уговорить и отпустить с миром.

– Постарайся…

С уходом Стабба еще долго Гюнтер смотрел на дверь, через которую вышел Стабб. У Линда мелькнула мысль: а что если отправить на тот свет с Говардом заодно и Стабба. Такой исход облегчал разрешение проблемы. Нет журналиста, нет и Стабба, на которого можно свалить похищение Говарда, расправу над ним…

После ужина, когда в коридорах Дома последней ночи зависает тишина, когда закончились обходы врачей, переговоры с клиентами, их обслуживание, в комнату к Говарду вошёл охранник из службы безопасности.

– Собирайтесь!

– И далеко? – насторожился Говард.

– Куда приказано, туда и доставлю.

По долгу службы охранник не обязан был отвечать на задаваемые вопросы. Для него все клиенты были на одно лицо, кандидаты на тот свет. Миндальничать с ними, разводить словесную чепуху – не входило в круг его обязанностей.

Обувшись, Говард накинул куртку и вышел в коридор. Им овладело безразличие, потом пробудилась злость на охранника, который не соизволил по-человечески словом обмолвится. Хотя упрекать служаку в некорректном поведении смешно, действует по инструкции. Шагая под строгим взглядом бойца военизированной охраны, Говард не испытывал страха, но хотел бы знать куда его ведут, чтобы приготовиться пусть к самому страшному.

Деваться Рону было некуда. Поднимет крик, свяжут, заткнут рот и доставят, куда приказано. Уповать на справедливость бессмысленно. Сам разрушил своим вмешательством в дела Лиги Добровольной Смерти доброе отношение к себе и редакции «Свенска Дагбладет».

Но разве он рассчитывал на понимание, когда оказался в пансионате не по собственной воле? Когда его вырубили электрическим разрядом электрошокера. С первого часа ждал, что это произойдёт, но надеялся, что такое случится несколько позже. Надо признаться, надеялся на удачу, на везение. Везения, выходит, нет. Значит, требуется воля, чтобы не опуститься от страха, не выглядеть жалким, готовым ползать на коленях и просить пощады.

И только возле крыльца Дома прозрения, куда приказал повернуть конвоир, Говард отбросил тяжесть неизвестности, плохого обстановка не предвещала. Увидев в коридоре на двери табличку с фамилией главного врача, Говард и вовсе успокоился.

– Мы с вами зашли слишком далеко, – начал разговор Стабб, перейдя на доверительный тон. – Надо остановиться и принять приемлемое для нас решение. Вы затеяли с нами игру, Говард, в которой руководству пансионата приходится выступать роли палачей и благотворителей. Выслушайте меня по-доброму.

– Закрыть глаза на то, что Лига нарушает Международную конвенцию о правах и свободе человека…

– Ему говоришь про попа, а он про Емелю… Посмотрите на проблему с трезвым рассудком. Если следовать вашему, Говард, требованию, то мы должны здоровые органы человека, части тела закапывать. Отдавать донорские части Гомо сапиенс на съедение червям…

– Стабб, это вампиры, когда доходят до точки, могут ворваться в любой дом, где есть люди, и напиться тёплой крови. Мы же – цивилизованные люди. Действовать призваны гуманными способами.

– Чем, скажите, сотрудники Лиги провинились перед мировым сообществом? Сдают здоровые органы умерших в клиники для спасения больных… По-вашему, лучше, когда умершего со здоровой печенью и почками закапывают в землю? Но подумайте: мёртвого не воскресишь, а больного, который нуждается в пересадке печени или почек, можно спасти! Спасти для служения обществу! Какое-то время Стабб молча смотрел на Говарда, потом начал перелистывать бумаги на письменном столе, видимо, раздумывая, стоит ли дальше тратить время на разговор.

– Мы, Говард, взяли на себя огромную ответственность, приносим пользу обществу а вы… Лига Добровольной Смерти – первая из современных организаций, которая в своём понимании развития цивилизации, оказалась на шаг впереди. Пройдёт время, наш опыт подхватят врачи во всём мире. Не мы, а вы, Рон, и вам подобные, есть главные виновники дряхлеющего человечества. Мы предлагаем вам сотрудничество, а вы упираетесь. Доверьтесь нам! Нельзя спотыкаться снова и снова на одном и том же месте.

– Любопытно…

– Что здесь любопытного? Горе одно. В мире в прошлом году умерло девять миллионов детей. В России умирает вдвое больше, чем в США, и в четыре раза больше, чем в Европе. Причины смертности – несчастные случаи, издевательства и насилие. Почему же не кричите? Давайте научимся обречённых на смерть использовать во благо. Создадим медицинские центры, где хранили бы здоровые части человеческого организма для лечения больных.

– Вы словно сговорились с Линдом… Он тоже убеждал меня в гуманных началах работы Лиги.

– Вот видите! Пересмотрите своё отношение к Лиге. Станьте нашим союзником. Ошибки в работе пансионата неизбежны. Фрида Коэн – горький пример человеческой слабости. Не устояла перед соблазном получить большие деньги. Кто виноват? Что делать? Извечные вопросы, которые стоят перед нами.

– Каковы моральные устои в обществе, таковы и наши поступки…

– Совершенно верно!

– Люди не рождаются преступниками. Такими их делает жизнь, – ответил Говард. «Не волнуйтесь, я не сбежал, и не надейтесь – я не уеду»… – пришли на память слова популярной песни.

– Воистину! – подхватил Стабб. – Явился на свет человечек, любимое чадо, но оказался с окружении злых и невежественных, кто не понимает чадо, унижает, потому что не курит, не сквернословит. И начинают травить доброго и кроткого нравом, измываются. И доводят до крайности. Схватит юноша, что тяжелее, обрушит на голову обидчика, только череп хрястнет. Оправдает окружение отмстившего? Не оправдает. А суд, не вникая в суть, опираясь на статью закона, вынесет приговор не тем, кто измывался над невинной душой, а горемыке.

Стабб спохватился:

– Говорю, говорю… Речь сейчас о вас, Говард. Бремя ответственности лежит на том, кто утверждает, а не на том, кто отрицает. С вас взятки гладки, а мы…

– Последнее время кручусь среди наркоманов, убийц, извращенцев. Думаю и пытаюсь понять причины, которые толкают людей на такой путь, который ведёт в никуда. Коэн поступила бесчестно, потому что полагала: другим можно, а мне нельзя? Авось, пронесёт.

– И вы влезли в чужие дела как человек долга, понадеялись… Написали статью, наделали шума, а нам оправдываться перед всем миром. За что оправдываться? За то, что мы первыми взялись отбирать здоровые органы у больных для спасения тех, кто ещё может принести пользу?

– Не собирался очернить коллектив Лиги. Ясность нужна. Понимание происходящего.

– Ничего. Мы поладим. Какой резон геройствовать. Повторяю: рано или поздно мировое сообщество всё равно придёт к осознанию того, что нельзя закапывать в землю человеческий материал. Вот и стволовые клетки используются в клиниках Европы, а откуда их брать? Спрашиваешь известного в медицине светилу, сразу глазки опускает.

– Вы мне нравитесь, – сказал Говард.

– Чем же?

– Верите в дело, которому служите.

– А может, тупой самоуверенностью?

– Нет-нет, вы трезво смотрите на жизнь. – Дальше развивать свою мысль Говард не стал, мог испортить наладившийся разговор и навредить себе.

Стабб доброжелательно посмотрел на собеседника и улыбнулся:

– Вы разумный человек. И я тоже испытываю к вам уважение. Подумайте. Глупо совать голову в петлю.

Через час Густав Стабб разговаривал с Линдом.

– Встречался с Говардом, – доложил Стабб. – Он в раздумьях, по моему мнению, склонен принять наше предложение.

Стабб понимал, что приводить приговор в исполнение, если возникнет такая необходимость, придётся ему, главному врачу пансионата. И в случае, если полиция раскроет убийство журналиста Говарда, Линд всю вину свалит на Стабба. Подумав, Густав постарался не терять присутствие духа, поспешил успокоить Линда.

– Говард перейдёт на нашу сторону. Потянет, потянет, набивая себе цену, и согласится сотрудничать. Не дурак же, чтобы лечь под пресс или попасть под удар молнии из-за пустого упрямства.

– Не затягивай, Густав. Правильно говорят: промедление смерти подобно. Не забывай, что полиция уже ищет журналиста. Не усмирим Говарда, он усмирит нас без жалости…

Стаббу хотелось наброситься на Линда и задушить его.

Двери лифта раздвинулись, и в коридоре появилась красивая брюнетка в лёгком платье. Оно обтягивало высокую грудь женщины, подчёркивая стать. В руках брюнетка держала несколько свежих роз.

Перехватив взгляд незнакомки с гордой осанкой, Говард сразу догадался, что это Зинаида. Русская Клеопатра, как назвал её Колчин в одном из своих репортажей.

– Здравствуйте… – поравнявшись, сказала женщина и приветливо улыбнулась.

– Рон Говард… – представился, немного стушевавшись, Говард. – Газета «Свенска Дагбладет».

– Здравствуйте, господин Говард. Как ваше настроение?

– Какое настроение у человека, которого силой поселили в этом доме? Завалили разрядом электрошокера, доставили в пансионат тайком и…

– Тот самый Рон Говард? – спохватилась Зинаида. – Газета «Свенска Дагбладет». Приятно познакомиться. Собиралась навестить вас. Мне сказали, вы знаете Платона Лебедева.

– Владимира Колчина…

– Да, Владимира Колчина… Загляну к вам позже, если не возражаете. А поддаваться унынию грешно. Уныние – враг рассудку.

В полдень на этаже поселили толстого лысого мужчину. Он выходил из своей комнаты только раз, переговорил с дежурной медсестрой и закрылся на ключ. Кто он и откуда, Говард не спрашивал. В Доме последней ночи не принято расспрашивать, лезть человеку в душу. Да и лезть было некому: кто молился перед образами; кто делал последние записи в дневнике; кто убивал время, открыв Интернет, посылая добрые и злые прощальные письма, перед кем-то исповедуясь, а кого, проклиная последними словами.

Русская Клеопатра направилась к лысому толстяку. Проводив Зинаиду взглядом, Рон с осуждением и долей ревности подумал, что такая красивая женщина отдаёт себя жирному борову. Но тут же отбросил эту мысль. Может, толстяку на прощание хочется прильнуть щекой к женской ладони, поговорить, излив неистраченную доброту, вспомнив детство и маму, на коленях у которой любил посидеть, когда обижали. И уходили страхи, забывались мальчишечьи горести, прояснялся мир.

Вечером после обхода Зинаида снова появилась в коридоре третьего этажа. Какое-то время прогуливалась с толстяком, но потом лысый уединился в своей комнате и до утра не покидал жилище. Навещала его Зинаида ночью, этого Говард не видел.

Утром толстяка перевели в корпус «X». Несколько часов спустя, проходя неподалеку от корпуса «X», Говард заметил, как санитары выкатили из корпуса тележку с никелированным холодильником, а завернутое в полиэтиленовый мешок тело отвезли во флигель. Это были останки толстяка.

По возвращении Говард остановил дежурную медсестру и задал вопрос:

– Где тут морг?

– Морг? – медицинская сестра удивилась неожиданному вопросу и несколько растерялась.

– Морг в другом месте. Такие комплексы знать клиентам не положено. Знание места угнетает.

– Морг надо разместить в тихом уголке парка. И рядом возвести церковь с золотыми куполами…

– Скажите директору пансионата. Может, и прислушается к вашему пожеланию…

Как и обещала, Зинаида навестила Говарда. Поставила на стол кофейник, присела на стул.

– Давно виделись с Платоном? С Владимиром Колчиным…

– Гостил у него летом в Москве.

– Как он там?..

– Живёт в достатке. У него большой дом со всеми удобствами на Рублёвском шоссе, с бассейном и теннисным кортом.

– На Рублёвке? – переспросила Зинаида. – Значит, он состоятельный человек…

– Не ошиблись. Он – человек богатый. – Хотел поведать о жене Владимира и детях, но сдержался.

Рассказал Говард о встрече, как ужинали в ресторане «Царская охота», сколько людей подходило к их столу поздороваться и поделиться новостями.

– Удивительный человек… – сказала Зинаида с грустью, что отразилось на её красивом лице. – Часто вспоминаю, когда молюсь. Устремлённый, решительный. Так хочется с ним повидаться…

– В Москве?

– Надеюсь увидеть его в Упсале. Наступят перемены, и Платон… Фу ты, никак не отвыкну…. Владимир захочет посмотреть на всё своими глазами.

– Думаете, в делах Лиги что-то изменится?

– Уверена. Предчувствие такое. Тут сон приснился. Вроде как в Лондоне гуляю, прохожие меня узнают и здороваются. Быть большим переменам… Хочу помочь вам. Нездоровая обстановка в пансионате. Святое дело топчет люд вороватый. Веру в служение человеку и Богу подменяют корыстью.

Зависла минута молчания. Говард не знал, что ответить женщине, чем обнадёжить.

– Положение поправимо, – сказал для успокоения. – Зло не может существовать безнаказанно.

– Вы правы. Нельзя потакать произволу. Кто живёт никак, тот и на том свете себя никак не увидит. Только будьте осторожны. Следят за вами. Главный врач с Линдом замыслили против вас злое.

– Надо бороться с тем, что происходит в пансионате… – ответил Говард и подумал, что убеждать Зинаиду нет надобности: – Не отчаивайтесь.

– Не отчаиваюсь. С молитвой в душе живу. Молитва веру вселяет. Я помогу вам. И Жана Летерье уговорю. Он дружил с Колчиным.

При встрече в Москве Колчин рассказывал о Летерье, и Рон вспомнил слова Владимира, что Жан – человек искренний.

– Не вмешивайтесь в это дело… – Говард постарался отговорить женщину. – И за вас буду волноваться…

– Оставьте! – ответила Зинаида нервно. – Жалость неуместна. Каждый в ответе за то, что происходит здесь. Будем помалкивать, зло и укоренится. На закланье отправляют беззащитных, а закольщики деньги гребут. И не горбит их перед ликом Спасителя нашего. Отвернулись от Господа. Дьяволу служат, по его стопам идут…

– Дьявол и есть первый экстремист и первый уголовник…

– Полностью согласна, – ответила Зинаида. – Дьявол – отец лжи. И для безбожников уготован «Asculum infamy», то есть позорный поцелуй в зад дьявола.

– Деградации есть объяснение. Прежде всего, пресловутая свобода. Включите телевизор: по всем каналам стрельба да мордобои, издевательства, похищения. Идёт продуманное и целенаправленное разложение сознания людей. Народ очерствел душевно и нравственно. Не прожигает слеза беззащитного ребёнка, не бросаемся на выручку попавшему в беду…

– А как же загадочная русская душа? – возразила Зинаида. – Столько говорим о доброте этой души, ее безграничной преданности, готовности к самопожертвованию ради великой цели…

– Русская душа исчерпала себя, видимость одна, внешняя оболочка. Наподобие кожуры на ссохшемся яблоке…

– Для поводырей зла важно убить в человеке доброту, – добавила Зинаида. – Убить ответственность и создать такой круг бытия, чтобы человек забыл о самопожертвовании ради других, ради общества, его устоев, когда родители хлопочут о детях, учат, как жить в мире и согласии, как о семействе заботиться, как о себе самом, и добрым прилежанием любовь потомков заслужить до глубокой старости… Простите, отлучусь ненадолго…

Оставшись один в тихой комнате, как показалось, похожей на склеп, Говард пришёл в отчаяние. Подступил такой упадок духа, что хотелось выбить окно и сигануть вниз. Его могут убрать в любую минуту, думал Говард, а всё останется – деревья в снегу, звёздное небо и серп народившегося месяца над оврагом… Придёт весна, зацветут кусты сирени, укроется белым цветением черёмуха… И всё это без него, Рона Говарда…

Смерти нет, твердят учёные. Согласно теории биоцентризма, по их мнению, смерть – это иллюзия. После смерти человек переходит в параллельный мир, там и продолжает существовать. Куда же делись миллионы бестелесных? Как уживаются в том мире не миллионы, а миллиарды – верующие и безбожники, убийцы и жертвы их произвола, солдаты, павшие в боях… Явная бессмыслица в утверждении иного существования людей в загробном раю, попытка успокоить отчаявшихся в земной жизни. Нет ничего вечного, а умерший или погибший – сгниют в земле или сгорят в печах крематориев…

Раздался стук в дверь, вошла Зинаида со свёртком в руке.

– Печаль на вашем лице. Опять угрозы?

– Да нет… Вспомнилось тут… Не обращайте внимания…

– Телефон мобильный. С наших телефонов не позвонить вам. Этот, что принесла, не прослушаешь. Оставили ребята из спецназа. Они помогали Колчину…

Услышав такое, Говард просиял:

– Вы спасли меня! Вернули уверенность.

Зинаида засмеялась:

– Чем? Телефоном?

– Теперь я вырвусь из плена одиночества и беспомощности.

Зинаида собралась уходить. У двери остановилась:

– Доверяйте Летерье. Он не предаст и не обманет. Жан – ваша надёжа и опора…

В нетерпении Рон позвонил Лундстрему. Звонил с опасением, но удержаться не смог. Мобильный телефон чужой, в каком режиме работает не известно… И верно ли, что прослушать нельзя. Но потом отбросил страхи. В любом случае Лундстрем узнает правду, появится ясность. Сидеть и ждать, когда раздадутся шаги охраны за дверью, противно и гнусно.

Услышав голос друга, Лундстрем обрадовался и закричал:

– Куда запропастился? Ни предупредил, что улетаешь, ни позвонил с дороги! Невесть что думать начал, полицию издёргал. Свин ты, вот что. Где сейчас обитаешь?

– В пансионате Лиги Добровольной Смерти. В Доме последней ночи. Комната номер триста шесть.

– Ты в пансионате Лиги? – воскликнул Лундстрем. Чувствовалось, что ошарашен такой новостью. – И словом не обмолвился! Какой бес туда затащил?

– Бойцы службы безопасности Лиги. Правда, в форме дорожных рабочих. Выключили разрядом электрошокера, запихали в фургон и доставили в пансионат.

– Ах, мать твою!.. На что пошли, гады! Значит, почувствовали, что оказались на краю пропасти. Держись! Мы тебя сейчас освободим! Говорил, что разгонять пора этот змеюшник, не слушали!

– Не горячись, Гарри! Выслушай меня спокойно. Повремени до следующего моего звонка. В случае опасности, сразу подам сигнал. Телефон у меня теперь есть. Так вот, не все тут сволочи. Немало людей порядочных, кто оказался здесь по разным обстоятельствам. Помнишь наш разговор? Я хотел сюда попасть. Как Владимир Колчин. И попал. Только Колчин в пансионат сам явился, а меня доставили по-бандитски. Теперь затеял игру я.

– Как бы ни просчитался! Лучше мы вытащим тебя живым и невредимым.

– Гарри, есть шанс. Они торгуются со мной. Пытаются склонить на свою сторону.

– Как тебе звонить?

– Три звёздочки и решётка.

– Что за номер такой?

– У меня телефон бойцов морского спецназа, которые организовали побег Колчину. Либо передай SMS. Её нельзя отследить. Повторяю: наберись терпения и выдержки, не поднимай тревогу. Должен разузнать всё до конца, увидеть их потаённые места.

– Есть такие?

– Одна бракомолка чего стоит.

– Что за бракомолка?

– Операционную так называют. В ней у обреченных вырезают здоровые органы для продажи. Выкачивают сначала кровь, потом забирают все органы, мозг, вены и сухожилия, суставы. Отрезают руки и ноги для пересадки тем, кто попал в аварию и теперь на инвалидности, готов заплатить за операцию. Или кто пострадал при взрыве. Всё пользуется спросом у чёрных трасплантологов. Обезглавленные тела и без костей перемалывают и выжимают сок для производства лекарственных препаратов с повышенной активностью.

– Впрямь конвейер смерти… От слов твоих мороз по коже… Даже передёрнуло всего… И кто придумал такую технологию?

– Доктор Тосс, разумеется. Человек он талантливый, но наивно верит в порядочность подчинённых. Они и пользуются доверием в корыстных целях. Так что, Гарри, повремени поднимать тревогу. Позволь получить неопровержимые доказательства вины этих оборотней в белых халатах.

– Работу пансионата берём под круглосуточное наблюдение. Мало ли что… Каждый твой шаг, Рон, буду отслеживать лично.

После разговора Лундстрем помчался в полицейское управление. Несмотря на позднюю ночь, поднял на ноги начальника особого отдела, офицеров группы М10. Решено было привести службы в повышенную готовность и назначить круглосуточное наблюдение за передвижением в пансионате, чтобы в критический момент быть на месте преступления.

– Боюсь за Говарда, – сказал Лундстрем. – По необдуманности взбредёт в голову желание высказать всё, что накипело, а директор пансионата из страха и отправит его на это… на фарш.

– Спасём твоего журналиста, – ответил подполковник Стивен Бело. – Постараемся исключить любую опасность, которая может подстерегать Говарда. Коль доверился нам, настраивайся идти до победного конца. Нам нужна победа, верно? Твой Говард – удивительный человек. Полез в пекло, не разобравшись, не позаботившись о мерах безопасности…

– В том и суть, что не полез, – возразил Лундстрем. – Свалили разрядом электрошокера, бросили в фургон и отвезли в пансионат…

– Кто-то из бывших спецназовцев надоумил…

– Операцию, как понимаю, уже развернули? – решил уточнить Лундстрем.

– Так точно! – Ответил начальник особого отдела. Он слушал разговор, но не вмешивался. – Неугомонный ваш Говард поставил всех в безвыходное положение с расследованием происшествия. Мы должны помочь ему довести это дело. Истина на его стороне вне зависимости от суждений противной стороны. А истина, как известно, есть процесс движения от незнания к знанию, она позволит раскрыть обществу глаза на происходящее.