Электронная библиотека » Виктор Сенин » » онлайн чтение - страница 17


  • Текст добавлен: 4 ноября 2015, 02:00


Автор книги: Виктор Сенин


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Глава 24

В холле напротив лифта уголок живых цветов, аквариум с рыбками, канарейка в клетке. Прыгает птаха с ветки на ветку, посвистывает россыпью. Спина жёлто-зелёная с тёмными пестринками; грудь и горло жёлтые, а голос чистый-чистый. То, как колокольчик, то, как у овсянки.

Под старым фикусом с широкими листьями сидит мальчик. Русые волосы, худощавого сложения, хороших родителей. Обхватив руками колени, он сидит отрешённо и беззвучно плачет. Слёзы катятся по щекам, лицо мальчика неподвижно и отрешённо.

От жалости у Говарда защемило внутри, сдавило горло. Рон присел возле парнишки, погладил по голове.

– Не плачь.

– Я не плачу, дяденька. Слёзы сами катятся.

– Горюешь чего?

– Маму вспомнил… – сказал мальчик и приткнулся к Рону, заплакал снова. – Мама умерла, а меня привезли сюда жить.

– С кем ты здесь?

– Один я. Ещё со мной Светка. Мы из Москвы.

– В пансионате что делаешь?

– Живу. Пансион на четвёртом этаже. Там другие ребята есть. Мне хорошо. Воспитательницы меня жалеют, занятия разные проводят, читать учат. Еда здесь вкусная. Ешь, сколько влезет. Никто не закричит: «Хватит жрать!».

– Там, где жил раньше, кричали?

– Кричали… И били, если позволял себе лишнее.

Говард удивился тому, что в Доме последней ночи есть, оказывается, приют для детей. Это насторожило: кого отбирают сюда, по какому принципу?

– Тебя как звать?

– Юра… Юра Старыш. Вообще я из Молдавии, но потом с мамой переехал в Москву. В Молдове голодно стало, все знакомые подались на заработки. Дедушки да бабушки присматривали за огородами.

– Отец у тебя… – Говард не подобрал слов, чтобы спросить об отце. Жив он, умер, а может, бросил семью.

– Папка раньше уехал на нефтепромыслы в Сибирь. Потом мы… – Мальчишка всхлипнул и не сдержал слёзы.

– Успокойся. Постараемся разыскать твоего папу.

– Правда, дядя… Как вас зовут?

– Дядя Рон. Так и зови меня.

– Правда, дядя Рон, мы разыщем папу?

– Обещаю, малыш. Только ты пока об этом помалкивай. Пусть будет маленькой нашей тайной. Договорились?

– Договорились, дядя Рон.

– Расскажи мне о себе, – попросил Говард.

– Что рассказывать? В Москве мы жили с мамой хорошо. Мама продавала фрукты на Черкизовском рынке, а я оставался дома с бабушкой Паней. Мы у неё снимали комнату. Бабушка добрая, и была довольная, что мы у неё живём.

Но однажды мама не вернулась с работы. Бабушка Паня сказала, что у мамы случился сердечный приступ, её увезла с рынка «Скорая помощь». В больнице мама умерла, и её похоронили. Мне маму так и не пришлось видеть. Бабушка отвела меня в полицию, а оттуда дяденьки отправили в детский дом…

В приюте жилось одиноко и грустно. Так грустно… По ночам вспоминал маму и плакал. Дежурившая тётенька переворачивала меня на другой бок и кричала, чтобы закрывал глаза и спал.

Немного освоившись, убежал из детского дома. Перелез через забор, и пошёл в город. Никому не нужный, научился попрошайничать. Стыдно просить, говорила мама, но когда не ешь день и два, стыд уходит.

Ночевал, где придётся. Иногда из подъездов, где тепло и тихо, прогоняли дворники. По разговору дяденек, их добрым лицам понимал, что жалеют меня, но находятся в безвыходности. Искал место для житья в подвалах или на чердаках. На чердаках лучше, хотя очень страшно. Успокаивали воркующие голуби. В одну из ночей прибилась ко мне кошка. Серенькая, трётся ласково об ноги. С кошкой было спокойно, она тёплая и мурлычет, мурлычет…


При жизни Елена Старыш мечтала родить второго ребёнка, мальчика или девочку. Но колхоз, в котором работала с мужем, развалился, семья едва сводила концы с концами. Не выдержав, муж Елены завербовался на нефтепромыслы под Ханты-Мансийском.

– Денег скоплю на жизнь, не то здесь с голодухи помрём. Сына жалко… Ты потерпи, – говорил жене. – Потерпи… Обустроюсь, помогать вам стану…

Не засиделась на родном подворье и Елена, поддалась на уговоры знакомых, из числа тех, кто нашёл место на строительстве домов в Москве, кому повезло с работой в Подмосковье. Заколотила домик, в котором прожила столько лет, и уехала, купив билет на поезд.

Устроилась на Черкизовский рынок продавцом овощей и фруктов. И складывалось вроде: зарабатывала, грех жаловаться, и ребёнку каждый вечер приносила яблоко или грушу, кулёк черешни. Комнату сняла у одинокой старушки. Она и за мальчишкой присматривала, пока Елена торговала. Жила Елена и надеялась, что муж откликнется, узнав новый адрес жены, заживут снова семьёй.

В разгар рабочего дня свалил Елену сердечный приступ. Ударило в грудь что-то острое, вздохнуть не могла. Посиневшая, завалилась возле прилавка… Соседки переполошились, вызвали в суматохе «скорую».

Отвезли Елену Старыш в больницу, где она и скончалась, убиваясь до последней минуты за родненького сыночка. Повторяла в полузабытьи:

– Дитятко моё… как без меня… Господи, сжалься над ним. Он такой маленький…

– Успокойтесь, – упрашивал врач, готовясь к операции. – Вам вредно волноваться. Успокойтесь…

– Сжалься, Господи!..

Поскольку с пропиской у Елены оказалось не всё ладно, а из родни никто не откликнулся, отвезли покойницу на тихое дальнее кладбище. Мальчика полиция отправила в детский дом.

Долго там Юра не задержался, сбежал. Каким-то чудом по известным ему приметам разыскал дом бабушки Пани. Старушка дала мальцу поесть, поплакала, и приютила на ночь. Утром выпроводила за дверь. Юра долго толкался на лестнице, всё надеялся, что бабушка выйдет и заберёт его, но напрасно. Наплакавшись, ушёл Юра, невинная душа, куда глаза глядят, пополнив кочующую по городу армию потеряшек.

Поначалу бродяжничал на том же Черкизовском рынке. Сердобольные женщины, многие и сами оставили где-то детей на попечении стариков – родителей, жалели парнишку, давали поесть. Поманит какая, усадит под прилавком на пустой ящик, разложит на газете бутерброды, подаст кружку с горячим чаем.

Поест Юра и уходит. Спал, где повезёт. Забьётся в тёмное место и дрожит, как брошенный щенок. Постепенно свыкся с такой жизнью, раздобыл на свалках тёплую одежду, ботинки, шапку и колесил по Москве от вокзала на вокзал.

На Казанском Юра познакомился с Костей Понягиным. У Кости жизнь тоже пошла наперекосяк. Отчим постоянно приходил домой пьяный, бил мать, а Костю ненавидел, и вымещал на нём злость за любую незначительную провинность.

Однажды за ужином Костя ел варёную картошку, ничего больше в доме не имелось, и по неосторожности уронил половинку картофелины на пол. Отчим схватил стоявшую на столе кастрюлю, и огрел ею пасынка по голове. Краем кастрюли Косте оторвало пол-уха. Выскочив из-за стола, парнишка бросился наутёк.

В аптечном пункте женщины перевязали рану, и отпустили Костю на все четыре стороны.

Костя Понягин был на два года старше Юры, городскую жизнь познал, лиха нахлебался – взрослому хватило бы сверх головы. И бит был, и голодал, а нрав добрый остался. Мечтал Костя вырасти быстрее и податься в матросы на торговый флот.

– Давай держаться вместе, – сказал однажды Костя, доедая бутерброд с колбасой. Бутерброды вынесла пацанам буфетчица кафе. Они подпортились, но для ребят, привыкших и не к такой пище, оставались вполне съедобными. Случалось, что ребята и травились раздобытой едой, мучились, корчась от боли, но, перетерпев, вставали на ноги. – Вдвоём жить легче. Братва безнадзорная на вокзалах злая, последнее отберут. Вдвоём как-нибудь отобьёмся…

Они заходили в «Макдональдс» и собирали со столов недоеденную картошку-фри, недопитую кока-колу. Официанты отворачивались от пацанов. Набрав полные пакеты, уходили. Облюбовав тихое место, располагались удобно, и мир прояснялся, можно было думать о дальнейшем.

Ночевали мальчишки на том же Казанском вокзале. Забьются в тихий угол, чтоб не пугать пассажиров, а то и на полу уснут, подстелив по паре газет. Полиция при обходе гоняла беспризорников, но по безвыходности. Сержант Отрохов знал ребят, не видел от них зла, а потому накричит для порядка, велит убираться из зала ожидания.

– Дядь Серёжа, некуда нам податься. Знаешь ведь… Было бы где жить, разве околачивались тут…

– Не разыскал отца, Юрка?

– Нет… Он и не знает, где я.

– Подай заявление в полицию. В розыск объявят.

– Ходил в полицию. Только знаю об отце мало: фамилию, как зовут. И ничего больше…

– Жизнь, едри её в душу! И вешалку, на которую Бог шапку вешает… Ладно, дрыхните… Да вам и укрыться нечем. Сейчас плед принесу. Забыл кто-то, в дежурке валяется…


Полями и лесами в город тихо вступила осень. В парках и на бульварах пожелтели деревья, волглая тишина по утрам окутывала скверы и площади, гул машин поутих, придавленный сырым воздухом. На рынках появилось обилие фруктов. Яблоками торговали на привокзальных толкучках и возле станций метро. Дачники привозили дары своих садов, не торгуясь, сбывали покупателям, добавляя от чистого сердца к весу по нескольку антоновок или осенней полосатки.

– Слушай, Юрка! – предложил Костя, когда они голодные толкались возле торговок. – Айда за город! Садоводства стоят опустевшие, разъехались дачники.

Может, кто не успел оборвать антоновку. Мы и поживимся. Знаешь, какие антоновки сейчас сочные! Откусишь, сок так и брызжет.

Идея понравилась, и мальчишки поспешили на электричку в сторону Тулы. На тихом и безлюдном полустанке Юра и Костя сошли с поезда. Из вагонов показалось ещё несколько человек с рюкзаками да сумками, но они быстро рассеялись по сторонам. Бетонная платформа опустела и застыла в ожидании следующей электрички.

Перебравшись через железнодорожную насыпь, мальчишки зашагали просёлочной дорогой к садоводству, домики которого виднелись среди пожелтевших кустов, берёз и елей на окраине.

На одном из участков с бревенчатым домом под шифером и сарайкой для разного инвентаря мальчишки увидели на краю сада старую антоновку с крупными восковыми яблоками. Хозяева не успели собрать урожай, а может, решили подождать с уборкой, благо дни стоят тёплые. Яблок уродило много, ветки гнутся от тяжести. Кое-где хозяевам пришлось поставить подпорки.

Сорвать десяток или два, – не большой убыток для хозяев, а голодным мальчишкам, считай, на день еды. Появилась бы возможность оглянуться, разжиться, чем сытнее.

– Полезу я, – сказал Костя. – Ты покарауль. Вдруг кто из прохожих появится. Свистнешь…

Костя пролез под натянутой сеткой-рабицей, начал быстро обрывать спелые антоновские яблоки, бросая их в полиэтиленовый пакет. В спешке не заметил парнишка того, что кустами смородины крадётся к нему мужик с увесистой жердиной.

В страхе и отчаянии Юра закричал, чтобы спасти друга, но было поздно. Мужик выскочил из укрытия и с размаху хрястнул жердью по голове растерявшегося пацана. Костя Понягин, вскрикнув, тихо повалился на сырую садовую землю, залился кровью…

Бросившись наутёк, Юра бежал по дороге к станции, размазывая по лицу слёзы. Они застили свет. Один раз Юра свалился в заброшенную канаву, вскочил, и побежал дальше. Он жалел друга, который мечтал стать моряком, но которого потерял навсегда. Лучше его, может, и не встретит в жизни.

Плакал парнишка, не понимая, почему люди такие злые, если из-за яблока, такой ничтожной малости, готовы забить насмерть обездоленного, голодного и бездомного ребёнка, который так и не успел повидать хорошего. Всеми отвергнутый, не успел открыть даже букварь… Не мог взять в толк, почему взрослые жалеют собак, встают на их защиту и равнодушно проходят мимо беспризорников, вместо того, чтобы проникнуться к ним страданием и болью, поспешить на помощь, пригреть…

Слушая печальный рассказ мальчика, Говард не перебивал, хотя сердце надрывалось от боли. Какая же, русские, снулая нация, думал Говард. В церковь ходят, праведники, но за вратами церковными забывают о ближнем своём, отгораживаются от него. И дела нет, что тысячи бездомных детей скитаются по вокзалам да подвалам огромной и такой богатой страны. Не тысячи их, а сотни тысяч, тихо живут, бесследно исчезают. Кто и вырастет в неволе, состарится в нужде и горе, тихо сойдёт в могилу.

А Бог… Смотрит бесстрастно да наслаждается тупой верой и невежеством прихожан, которые не ужаснутся от слёз невинных. Появились дети на свет чужие, чужими и помрут на благословенной своей земле. Боженька глазами олигархов смотрит с небес на произвол и смеётся, советуясь с панами, как править миром…

Русские – великая нация. Так и станьте великой, объединились бы и вымели поганой метлой всю нечисть до седьмого колена. Обустроились бы и сделали страну озабоченной жизнью простого человека, его детей, чтоб не скитались потеряшки. Принявшие ребёнка на попечение родители, получали бы жалованье на воспитона до его совершеннолетия. А пока… позор один. Вылезло основательно отвратительное, а народ, – что воробьи, разлетелись и чирикают. Права Зинаида: загадочная русская душа извела себя, опустилась до положения риз.

– На Казанском вокзале, где я обитал, меня сильно побили воришки из шайки Андрюхи Бабина, – рассказывал Юра дальше. – Чифирь – такую кличку имел Андрюха. Он любил крепкий чай. Стащит где-то пачку, заварит вечером, нальёт себе в железную кружку и кайфует до одурения. Воришки избили меня за то, что бродяжничал на их территории. До крови избитого притащили на суд Чифирю.

К счастью, Андрей Бабин оказался человеком добрым, поступил по совести. Он взял меня под своё покровительство. Чифирь гордился отцом, рассказал однажды, будучи в добром расположении, какой отец был отчаянный, как любил флотскую братву. По словам Андрюхи, отец служил на атомной подводной лодке командиром БЧ, то есть боевой части. В океане на глубине случилась авария. Вышел из подчинения атомный реактор, и начал перегреваться. Отец и еще несколько человек из команды, взялись починить систему охлаждения, подать на реактор забортную океанскую воду. Неисправность устранили, говорил Андрюха, но отец и его помощники погибли от большой дозы облучения…

Чифирь возглавлял шайку воришек. Добычу пацаны отдавали хозяину. Звали хозяина Давуд. Этот азербайджанец и распоряжался беспризорниками. Давуд работал носильщиком, знал обстановку на вокзале, следил за расписанием поездов. В каком поезде прибывают пассажиры с товаром, а на какой поезд и внимание обращать не следует.

Воришки Давуда действовали на хапок. Они окружали жертву и донимали жалобными просьбами, вымаливая на пропитание, а хапки, присмотрев добычу, успевали стащить чемодан или сумку. Не обходили стороной воришки ларьки в городе и магазины. На «точки» их ставил Давуд.

Полиция ловила воришек, но поскольку все были малолетки, действовали по непониманию и с голодухи, то пацанов отпускали, засчитав как наказание срок отсидки в камере предварительного заключения.

Держал Давуд детвору в подвале привокзального здания. За малейшую провинность жестоко наказывал. Он заставлял каждого отрабатывать еду, которую приносил в подвал по вечерам.

– Мне Давуд велел каждый день приносить ему триста рублей, – рассказывал Юра. – По электричкам я продавал лейкопластыри и горчичники. Лейкопластырь – десять рублей, а упаковка горчичников – пятнадцать рублей.

Однажды не сумел наторговать триста рублей… Давуд не дал мне и кусочка хлеба. «Ты почему не работаешь?» – закричал на меня. «Я маленький, дядя Давуд»… – сказал в оправдание. «Жрать не маленький! Работать не хочешь! Не принесёшь завтра четыреста рублей, убью!».

В тот день старался со всех сил, но не повезло мне. Люди не брали товар. Денег я не принёс… – Юра сжался в комок, его плечи затряслись от беззвучного плача. Страх и сейчас довлел над мальчиком. – Он бил меня… Как он бил, дядя Рон… От страха я описался. Не хотел, а описался. Увидев, Давуд разозлился ещё больше. «Ты и гадишь у меня! Мордой твоей вытру!». И ударил палкой по спине…

Очнулся Юра Старыш на руках у Чифиря.

– Оклемался… – сказал Андрей, вытирая тряпкой разбитое лицо Юры. – Мы уж подумали, что он тебя до смерти забил. – И поднялся. – Братва, пропадёт Юрка без нашей помощи. С завтрашнего дня скидываемся, сколько, кто сможет, чтобы сдавал Юрка эти триста рублей Давуду. Согласны?

– Чего базарить? Погибнет иначе…

– Значит, так и решили, братки, – сказал Чифирь и нагнулся к Юрке, которого била дрожь, он глубоко всхлипывал.

– Потерпи. Тебе расти надо, сил набираться. Ничего… Ничего! – И Андрей Бабин вскинул крепко сжатые кулаки. – Вырасту, я этого Давуда черножопого, чурку, гадину ползучую… Глаза у живого вырву! Ботинки мои грязные лизать заставлю!.. Вырастем, братики, за всё расквитаемся!

Испытавшие жестокость, вытерпев муки и унижения, бездомные мальчишки становились и сами жестокими до беспредела.

– Дальше что сталось? – тихо спросил Говард и погладил мальчика. – Как ты здесь оказался?

– К нам вечером заглянули с Давудом дяденька в полицейской форме и красивая тётя. Они и раньше наведывались в подвал, осматривали ребят. И девочек, которые к нам прибились, были нам как сестрёнки. Осмотрят, отберут тех, что им понравились, и увезут.

В последний раз тётя отобрала меня и Светку. Она живёт со мной на четвёртом этаже, Светка. С куклой Барби играет. Тётенька сказала тогда, что меня и Светку отправят за границу жить и учиться… Нас после разговора с Давудом увезли в интернат. Через две недели после осмотров у врача мы улетели с той тётей сюда…

– Успокойся, больше тебя никто не обидит. И отца твоего мы разыщем.

– Не обманешь, дядя Рон?

– Слово даю.

– Поклянись… Скажи: если совру, пусть язык мой отсохнет!

– Клянусь! Если совру, пусть язык мой отсохнет!

Мальчишка глубоко вздохнул. Его столько раз обнадёживали обещаниями, а потом бросали. Но Юре так хотелось, чтобы сказанное сбылось. В его воображении всплыла молдавская степь с цветущими маками. Юра стоит на краю дороги, а навстречу ему спешит отец, широко раскинул руки, смеётся и говорит что-то хорошее…

Глава 25

Ночью пошёл снег. Из нависших облаков снежинки легко опускались на землю, потом повалили хлопьями на деревья и не увядшую зелёную траву газонов. Тёмные ели укутались в белые шубы, замерли в ожидании.

Наступило тихое зимнее утро. От земли поднимался чистый свет. Перелетая, ошалело стрекотали сороки. Кружились стаи галок. Птицы перекликались, их звонкое «гал-ка, гал-ка» разносилось в холодном воздухе.

Наблюдая с балкона за птицами, Говард вспомнил, как говорила мама:

– Галки кружат в небе. Снег повалит.

Мама многое определяла по приметам, и не ошибалась.

Если дочь похожа на отца, мама предсказывала: счастлива будет. Сын – на мать, счастлив по жизни.

Увидит гуся на улице в зимнюю пору, присматривается: стоит на одной ноге – к морозу; лапу поджимает – к стуже; под крыло голову прячет – быть холоду долгому.

Месяц в небе тусклый – к морозу; ясный – к сухой погоде; в синеве – к дождю.

Облака красные до восхода – к ветру.

И по её выходило. Красные облака на утреннем небе, смотришь, к полудню разыгралась непогода, ветер закружил, завьюжил.

Зашли поинтересоваться самочувствием Говарда Жан Летерье и доктор Теглер. Доктор попросил снять рубаху, послушал сердцебиение, давление проверил.

– Чем вы так рассердили дирекцию? – спросил Летерье. – Обозлились на вас!..

– Рассказал в газете, что происходит в пансионате Лиги Добровольной Смерти. Помимо помощи тем, кто осознаёт последствия своего решения, написал, что здесь организовали бизнес на крови.

– Сначала Колчин лишил покоя, ловко обвёл всех вокруг пальца, – ответил с улыбкой Летерье. – Месяц Совет Лиги оправдывался и доказывал правоту. Теперь вы подняли бучу. Зинаида сказала, что вы встречались с Владимиром в Москве.

– Он вспоминал вас, Жан. Рассказывал много хорошего.

– Будьте осторожны. Линд и Густав Стабб просто так вас не выпустят. Коль они пошли на крайность, похитив вас, будут действовать по своей задумке. Много знать о Лиге Добровольной Смерти опасно.

– Буду идти до конца. Колчин научил. Свершается здесь что-то скверное, – сказал Говард, желая вызвать Летерье на откровенность. – То, что людей в пансионате отправляют на тот свет по заказу, убедился. Сто тысяч евро, и вам состряпают…

– Составят… – поправил доктор Теглер.

– Составят любую историю болезни. За пятьдесят тысяч евро наличкой вырежут здоровую печень для продажи.

– Человек – царь и червь одновременно… – ответил Летерье. – Что в данных обстоятельствах превалирует в обществе, то и заполонит душу человека.

– То, что Стабб и Линд причастны к преступному промыслу, не сомневаюсь, – сказал Говард. – Но мне нужны факты. Факты! Слова и догадки к делу не пришьёшь.

– Мы поможем вам, – обнадёжил Жан. – Мало кто из работников пансионата скажет правду. Кто из боязни, а кто из нежелания вмешиваться.

– Здесь все мы под колпаком подозрения, все зависимы, – нарушил молчание доктор Теглер. – Чуть не то сказал, изменил кодексу молчания – могут отправить и на тот свет. Всё зависит от меры твоего наговора на Лигу. Наговора – это по мнению Стабба и господина Линда. Каждого, кто не согласен с Линдом, кто имеет собственную точку зрения на происходящее, того причисляют у нас к предателям и осквернителям великого начинания Лиги. Увольняют немедленно.

– Увольняют – полбеды. А то и в бракомолку попадёшь, – добавил Летерье, улыбнувшись. – В корпусе «X» проводят обряд прощания по завещанию клиентов. Тела, предназначенные для захоронения или кремации, тщательно проверенные и отобранные, тихо перевозят в экспериментальную операционную. Здесь тела вскрывают, здоровые органы извлекают и отправляют заказчику для трансплантации.

– Отправляют для пересадки нуждающимся больным не только почки сердце или печень, – сказал Эрик Теглер. По его виду чувствовалось, что откровение требует от него немалой выдержки и решимости. Наверное, пережитое подтолкнуло нарушить обет молчания, наступил предел терпения. – Продают кожу, мышцы, сухожилия, кости, кровеносные сосуды и нервы… Так что операционная – это настоящий разделочный цех. Можно обвинять дирекцию в преступлении, а можно и награждать. Вроде как благое дело задумали. Так здоровые органы вместе с покойным погибнут, а по Стаббу будут отправлены в клиники как донорские, спасут многие жизни. Посмотрите, какие очереди в Европе и США за донорскими органами. Люди терпеливо ждут, не теряют надежду на оздоровление…

– Мы с Теглером в операционную доступа не имеем. И слава богу. Там работают доверенные Стаббу врачи с медперсоналом. Знаю точно: по средам ночью приезжает амбулатория на колёсах и забирает органы и ткани, годные для пересадки. Курьер – мрачный мужчина восточного типа, видимо, араб, а может, турок…

Говард посмотрел на Эрика Теглера. Его он опасался. Теглер больше молчал, он обдумывал ситуацию, в которой оказался. Доктор не одобрял действий руководства пансионата, которое свернуло на путь наживы, но и не желал стать заложником возникшей неразберихи, которая непременно закончится громким судебным процессом. Теглер заторопился.

– Не могу долго задерживаться у вас… – сказал и поспешил из комнаты.

– Успокойтесь, – уловив настороженность Говарда, сказал Летерье. – Доктор Теглер умеет молчать. Он порядочный человек. Жизнь била и мяла его, но Теглер не ожесточился. Ему не хватает решимости взять на себя ответственность, верно, однако в порядочности и достоинстве ему не откажешь. Доктору Теглеру верьте, он вас не подставит.

– Можно оказаться в сложной ситуации, но остаться честным человеком… – сказал Говард.

– Скажу прямо: вы не знаете меня, но доверились. Значит, попали в безвыходное положение, когда приходится рисковать.

– Правильно понимаете. В деле Лиги Добровольной Смерти хотел бы поставить точку. Здесь много честных специалистов, кто старается облегчить участь клиентов, а не слепо класть их под нож. Однако Линд и Стабб мошенники. Они наживаются на чужой боли, на корыстолюбии жестоких проходимцев, и губят великое начинание доктора Рагнера Тосса.

– Какая помощь требуется?

– Вы знаете, где располагается так называемая экспериментальная операционная. Помогите туда пробраться. И укажите, где закапывают тела. Вернее, то, что от них остаётся. Может понадобиться для медэкспертов.

– Больных хоронят по их завещанию. Или кремируют. По завещанию также передают тела родным и близким для захоронения. Клиенты, у кого здоровые организмы, кто прошёл строгий медицинский отбор, и кто уходит из жизни безвестным… останки этих людей перемалывают в фарш. Полученную массу отжимают на центрифугах. Отжатые ферменты собирают в ёмкости, стерилизуют и отправляют в Германию на фармацевтическую фабрику по производству лекарственных препаратов для омоложения, лечения сердечнососудистых заболеваний, онкологических. К примеру, высокоэффективны в медицине таблетки «Цитохрона-ВР». Слышали о таком лекарстве?

– Не слышал…

– «Цитохрон-ВР» изготавливается из фермента тканей человеческого организма. Он безвреден, а польза огромная при омоложении. Препарат в комплексе с другими сильно воздействует на состояние мышц, костей, работоспособность мозга.

– И нет никакого шарлатанства? – уточнил Говард.

– Обижаете исследователей. Проверка показала: использование «Цитохрона-ВР» приводит к тому, что пожилые люди обретают вторую молодость. Безнадёжно больные сердечники, встают на ноги, возвращаются к своей профессии.

– Похоже на рецепт бессмертия…

– Не скажу о бессмертии, но мы на пороге великого открытия. Препарат, может, и есть та самая главенствующая цепочка в программе, которая заложена в центральной нервной системе, и которая управляет старением организма. Люди смогут жить и сто, и сто пятьдесят лет. Правда, сейчас медики должны постоянно помнить о защите сока, полученного из человеческого тела, от микроорганизмов.

Малейшее промедление гибельно. Для этого в операционной установлены специальные реакторы, центрифуги, система насосов, другое ценное оборудование. И соблюдается строго точность по технологии. Чуть получился фарш из человеческих тканей мельче, чем указано, – брак. Лишняя секунда работы центрифуги – тоже брак. Нужные ферменты погублены.

– Поистине бракомолка…

– Прототип бракомолок на целлюлозном производстве. Только там измельчают до молекулярного состава древесину, а тут тела людей.

– Рано или поздно придётся расплачиваться за содеянное!

– А что здесь преступного? Проводится глубокий научный эксперимент. Подобные опыты осуществляют учёные многих медицинских институтов.

– На смерть отправляют людей заблудших. Отправляют с определённой целью. Научный поиск где-то на втором плане.

– Торговля органами человека без государственной экспертизы, без контроля… Конечно, преступный промысел, – заметил Жан Летерье. – Это понимают многие. Но полагают, что расплата обойдёт их. Им нужен спасительный повод для признания греха. Требуется уверенность, что возмездие не последует раньше судебного разбирательства. Я тоже из их числа. Пусть не убивал, но осведомлён, а заявить боялся. Добился достатка, мои доходы превышают расходы, но это хорошо до поры и времени. Мне постоянно кажется, что существую на земле за чужой счёт. По этой причине и не женюсь. Страшно оставить в горе близкого человека. Доктор Теглер иногда говорит: «Жан, мы как падшие Ангелы. Господь отвернулся от нас». Не поверите, порой меня одолевает мысль поджечь пансионат и сгореть вместе с ним. Но потом успокаиваюсь. Падшие Ангелы толкают на грехи, а мы ограждаем запутавшихся в сомнениях и грехах от стремления сойти в ад. Не наша вина, что червь наживы разъедает души корыстолюбцев. Победит разум. Обязательно такое случится, истина восторжествует. Важно уметь отличить правду от неправды, чтобы успешно бороться с порождением зла. Люди спохватятся, искоренят зло и займутся созидательным трудом. И сами, и дети их…


– Хочу поговорить с мальчиком Юрой. Русоволосый, светленький такой…

– Если вы желаете увидеть Юру Старыша, – ответил Говарду охранник на входе, – попросите доктора Эрика Теглера. Он как врач вправе разрешать маленьким прогулки.

Доктор Теглер не стал расспрашивать о цели свидания.

– Воспитатель приведёт Юру. Только ненадолго…

Мальчик вскоре показался в проёме распахнутой двери в сопровождении полноватой женщины в синем халате. В пижаме и тапочках, обычный домашний ребёнок. За ним шла девочка с золотистыми вьющимися волосами. Они спадали ниже плеч. В руках девочка держала куклу Барби.

– Иди, – сказала девочка, послушно остановившись у порога. – Подожду тебя здесь. – И, внимательно посмотрев на Говарда, прижала к щеке куклу.

Увидев Говарда, Юра просиял, бросился в радости Рону на шею.

– Дядя Рон!.. Ах, дядя Рон!.. Как я по тебе соскучился!.. Я знал, что ты придёшь! И ждал тебя…

– Как дела? – сдерживая прилив нежности, спросил Говард.

– Хорошо. Меня здесь воспитатели любят и жалеют. И Светку. Светку сегодня водили на медосмотр.

– Заболела?

– Нет, она здорова. Так положено. Меня осматривал доктор вчера.

Говард насторожился: девочку врачи обследовали с определённой целью. Содержали детей в пансионате не из сострадания к бездомным.

– Ты заберёшь меня, дядя Рон? – спросил Юра, доверчиво глядя на Говарда.

Расстроить мальчишку обтекаемым ответом Говард не решился. Подумал, а если случится непоправимое, и он не сможет вырваться на свободу… Но тут же отбросил дурную мысль. Пообещал мальчишке, а теперь станет юлить? Не мог Рон отгородиться общими словами, подлецом посчитал бы себя.

– Заберу. Осталось немного. Только никому не говори о нашем решении. Сохраним это в тайне. Ты и я.

– Ты и я, – повторил Юра. – Хранить тайну умею, дядя Рон. И никому не скажу. Буду ждать. Ты теперь для меня самый родной… – И крепко обвил руками шею Говарда.

– А ты для меня, – ответил Рон, расчувствовавшись.


Вечером под дверь в комнату Говарда подсунули записку. Неизвестный сделал это, видимо, в то время, когда по телевизору шла программа новостей.

Подняв записку, Рон выглянул в коридор, но никого не увидел. Развернул сложенный листок и замер:

«Времени не осталось. Приходите в 22.00 к берёзам на заднем дворе. Есть возможность переправить вас на ту сторону забора. Проход не охраняется. Летерье».

Едва не подпрыгнув от радости, Говард решил бежать из опостылевшего ему дома. Скарба при себе никакого. Разве только мобильный телефон. Рон представил себя на свободе, сердце учащённо колотилось. Первым делом он отправится в полицию, расскажет об увиденном и пережитом.

Но тут пробудилось неясное чувство опасности. Уж больно легко всё складывается. И это в пансионате, где неусыпно дежурит служба безопасности, где к забору не подойти на пять метров. Сразу сработает сигнализация внешнего наблюдения. А ему откроют проход, о котором никто не знает…

Чувство осторожности заставило найти Летерье, спросить, почему действует таким способом. Мог бы сам сообщить о побеге. Зачем передавать записку через какого-то доброжелателя? Неужто не придумал, как лучше связаться? Мог оповестить и через доктора Теглера. Или Зинаида взялась бы помочь.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации