Текст книги "Лига добровольной смерти"

– Как мне жить, тётенька? – размазывая ладошкой слёзы по щекам, спросила Зина.

– Не изводи себя. Слезами горю не поможешь. Остепенись, подумай хорошенько, как жить будешь дальше. Не сумела уберечь девичью честь, так ума наберись, не доверяй посулам и словам ласковым. По своим понятиям живи.

Глава 10

Не вняла Зина Калугина совету доброй женщины, и покатилась по наклонной дорожке. Связалась по неопытности с бандитами. Такого натерпелась, подумать страшно. Гоняли они красивую девушку по притонам и саунам. Хорошо, не посадили на иглу с наркотиками. Предлагали, угрозами заставляли, но Зина наотрез отказывалась.

Сколько их, отверженных и униженных, оказалось подстилками, бесправными рабынями секса в смутное безвременье перестроечных лет. Выгоняли сутенёры бездомных девчат на вокзалы и обочины оживлённых магистралей. Притормаживала машина, начинался торг с «мамкой», которая наблюдала за порядком. И покорно ждали подневольные из Тамбова, Иваново или Тулы пока клиенты не подберут себе «товар» по нраву и прихоти.

Увозили пленницу в неизвестном направлении. В бытовках или замусоренных квартирах использовали их, удовлетворяя похоть, заставляли до рвоты делать минет всем по очереди. Плеснут в стакан водки, выпьет девушка, чтобы убрать подкатывающую тошноту, и продолжает то, что от неё требуют.

Доходило до оплаты, избивали и выставляли за дверь пинками, а то и убивали, если жертва поднимала крик, закопают тело на пустыре. Если полиция находила полуживых, то отправляла в больницу. Никому не нужный человек с дурной славой в больничной палате всем мешал, от него пытались скорее избавиться.

И никто… Никто не подумал заглянуть в душу страдалицы, возмутиться несправедливостью, встать на защиту. Подать голос протеста против произвола и беззакония. Никто не заступался по той причине, что в обществе полного бесправия не существовало критериев истины для подтверждения достоверности свершаемого преступления. Рассказать о насилии, жестокости, приводя прямые доказательства, – это не производило на полицию и суд никакого впечатления. Лучше было не говорить ничего и не унижаться в надежде, что со временем всё забудется.

Не миновала горькая чаша и Зину. С той разве разницей, что красивую и статную, приглашали её в сауны или на квартиры мужики состоятельные. Охотники до женского тела, они платили больше, но принуждали девушку удовлетворять прихоти, о которых Зина раньше и подумать не могла. Зина Калугина набралась опыта, ожесточилась, и всякий раз, оценив условия, не упускала случая хитростью извлечь выгоду.

На счастье, приметил Зину вор в законе, а теперь успешный предприниматель Андрей Могила. Старше Зины на двадцать лет, Могила, а по паспорту Андрей Яковлев, относился к девушке бережно, не обижал даже бранным словом. Многое повидавший на своём веку, добрый по натуре, Могила пригрел Зину, и она оттаяла душой. В квартире Андрея почувствовала себя хозяйкой. Зина относилась к своему покровителю с нежностью и без обмана. Ей нравился угрюмый мужчина, скупой на слова, но за грубой внешностью скрывалась легкоранимая душа, доброта проскальзывала в обращении с ней.

В часы покоя, когда Могила оставался с Зиной, он приходил в доброе расположение и просил Зину спеть его любимую песню. Зина брала семиструнную гитару с красным бантом на головке с колками, и под аккомпанемент пела с грустью в голосе:

 
Рассветы русые
уходят в месяцы.
Далёкой осенью
с тобой мы встретились,
Но дни прошедшие
не возвращаются,
Мечты сбываются,
и не сбываются…
 

Убирая утром квартиру, обнаружила Зина под кроватью две золотые монеты царской чеканки. По десять рублей каждая. Зина знала, что в антикварной лавке они стоят дорого, но воровать она не умела даже в трудные дни, когда некоторые девицы, пренебрегая строгим запретом и грозящим наказанием, возвращались с добычей.

Золотые десятирублёвки Зина положила Андрею на стол.

– Откуда золото? – спросил вечером Могила.

– Подметала и обнаружила под нашей кроватью. Закатились, когда ты обронил.

Он посмотрел на Зину внимательно.

– Забери себе.

– Мне зачем?

– Пусть хранятся в шкатулке на чёрный день…

В другой раз обнаружила Зина в прихожей возле вешалки кулон с бриллиантом чистой воды. Хорошо, в спешке не смела в совок и не выбросила вместе с мусором. Принесла Андрею и, не сдержавшись, заплакала:

– Ты проверяешь меня, а мне обидно и больно. Принимаешь за уличную девку. Что сделала плохого, скажи? Ничего не требую от тебя, и на что не надеюсь. Есть ты, хорошо мне и спокойно. Пойми, ты дорог мне!..

В словах сквозила искренность. Незлобивая по характеру, не искалеченная грехом, Зинаида прониклась сочувствием к много страдавшему человеку. Могиле она предалась с решимостью чистой доверяющей души. Ей и в голову не приходило представлять для видимости честность и преданность.

– Прости… – Могила бережно гладил Зину по голове. – Прости…

После всего происшедшего Андрей стал выводить Зину в люди. Пригласили на банкет, берёт и Зину. Видела она: гордится мужик ею, оберегает от чужих недобрых глаз.

Любовь Зины точно солнечный зайчик проникла в бытие угрюмого Могилы. Она стала тем источником жизни, из которого вытекала его собственная жизнь. Зинаида могла склонить Андрея к любому её желанию. И он выполнил бы с радостью.

И сложилось бы, наверное, у Зины личное счастье – достаток в доме, глядишь, и ребёночек. Пусть от пожилого мужа, но грех разве? Только напрасно лелеяла мечту: застрелили Андрея Могилу в Москве. Привезли мертвое тело, похоронил криминальный мир по своим законам – с размахом, но без огласки. Надгробье выстелили полированным чёрным гранитом, памятник дорогой установили.

Осталась Зина Калугина снова одна. Околачиваться по гостиницам не стала. Коль так жизнь сложилась, подумала, то сама будет распоряжаться собой, наученная горьким опытом. Не прошла даром и жизнь с Андреем Могилой. Она сделала вывод, что быть человеком рациональным не так уж плохо. Всегда лучше отступить, чтобы с разбега дальше прыгнуть.

И начала Зина посещать приёмы в консульствах и посольствах Москвы и Петербурга. Раздобудет приглашение и приезжает на банкет по случаю официальных дат и событий, на брифинг.

Лёгкая на подъём, садилась в поезд и оказывалась в столице. На торжества собирались люди занятые, кто дорожил должностью и репутацией. Но времена изменились, страх потерять кресло по причине флирта с молоденькой девушкой улетучился. Встречались на приёмах личности из числа тех, кто не прочь был тихо уединиться с красивой женщиной, знающей себе цену, которая могла быть опытной и нежной в постели. За удовольствие следовало платить, господа не скупились.

Зинаида пользовалась успехом. Ей нравилось быть умной собеседницей, нравилось доставлять мужчине удовольствие по её собственному хотению, а не по принуждению. Доводить любовника до полного восторга она умела. Механика секса нравилась и самой не плотским вожделением, а чувственной нежностью, которую и доставляла партнёру, страстным желанием наслаждаться тем, чем одарила природа.

На приёмах Зина выглядела достойно: наряды покупала в дорогих бутиках, причёски делала в салонах красоты. То полунищейское студенческое существование кануло в лету. Как-то возвратилась Зина из Университета, училась уже на пятом курсе, а мать сидит убитая горем.

– Что случилось, мам? – спросила Зина. – Ты как…

– Счета пришли на оплату квартиры и коммунальных услуг. Отопление, свет – опять всё подорожало. Где взять денег? Придёт полиция с понятыми, последнее опишут за долги…

Так Зине стало противно, что обозлилась на мать, на её беспомощность и беспомощность отца, их нежелание раскинуть мозгами, чтобы вырваться из нищеты и перестать быть тем, что ты есть теперь. Трудно жить, слов нет, но это не значит, что надо опустить руки и ждать манны небесной. Достала из сумки три тысячи долларов и положила на стол.

– Хватит за квартиру заплатить. И на продукты останется.

Мать обомлела.

– Откуда у тебя такие деньги, дочка? Не связалась ли с бандитами, которые наркотиками торгуют?

– Успокойся, мама. Не дурочка. Доллары честно заработала.

– Ой, доченька, золотце моё… Спасибо тебе…

Так и катилась жизнь по наезженной колее. Закончила Зина Университет, диплом экономиста получила. И захотелось ей побывать в Тихвинском монастыре. Слышать слышала о чудотворной иконе Тихвинской Богоматери, а сама не видела. Запомнила слова из Нового завета: кто не примет Царствия божия, как дитя, тот не войдёт в него.

Долго бродила в тот день по подворью, наблюдая, как трудится монашеская братия, не обращая внимания на мирскую суету. Вышла Зина к речке Тихвинке, опустилась на траву и долго наблюдала за тихоструйной водой.

Проходили мимо женщины. В скромных одеждах, повязанные косынками, но не похожие на тех, что в смирении бьют поклоны. Остановилась одна, внимательно посмотрела на Зину.

– Издалека приехала, сестра?

– Из Петербурга.

– На исповедь перед чудотворным образом?

– На исповедь…

– Крест носишь?

– Не ношу. Грешница, а обманывать себя благостью не хочу.

– Крестом мятущуюся душу не успокоишь.

И разговорились. Женщины в скромных одеждах выше всех достоинств ставили самоотверженность, готовность отдать себя во благо других. Поклонялись они Молоху, давно забытому всеми божеству.

Начала Зина приезжать под Тихвин в тихую пустынь и думать о назначении своём. Зачем явилась в мир, и чем закончит путь земной. Безрадостным существованием в поисках еды и питья, как мама? Но приходит человек для добра и служения высокого, а не тупого прозябания до гробовой доски, когда остаётся от него лишь горсть земли на Земле.

Возвратилась однажды из Тихвина, собрала трусики и лифчики для ночных забав, выбросила барахло в мусоропровод. И словно услышала: «Благословляю»…

Ночью Зине приснился сон: заблудилась в лесу, ступает наугад и плачет, понимая, что не выбраться ей из бурелома. И вдруг впереди забрезжил свет. Поспешила Зина и оказалась у часовни с золотым крестом на куполе луковкой. Вышел навстречу старец с белой бородой. «Ты стремишься оставить позади грехи и переродиться. Следуй, дочь моя, путём истины и обретёшь счастье. Я буду молиться за тебя. Мария Магдалина была исцелена Христом от одержимости семью бесами и стала следовать за Спасителем, служа ему. После смерти Христа, став позади ног Его и плача, начала обливать ноги Его слезами и отирать волосами головы своей»…

Зина проснулась, долго лежала с открытыми глазами и не шевелилась.

А утром попала ей в руки реклама о Лиге Добровольной Смерти. Раскрыла глянцевый журнал, полистала картинки с красивыми лицами от «потрясающего объёма ресниц с интенсивным чёрным цветом», с рассказом о сыворотке, которая «сужает поры и подходит всем, а кожа освобождается от сухих ороговевших клеток».

Собралась отложить журнал, но словно током ударило: «Когда-то этот человек вращался в высшем свете, но жизнь плейбоя опротивела. Сомнения, мучившие его, превратились в тысячу бесов. Оказавшись в пасти безумия, он обратился в Лигу за помощью. Он пришёл к нам, как блудный сын возвращается домой после долгих странствий»…

Прочла и заторопилась. Лететь! Скорее вырваться из этого опостылевшего мира. Она знала, что делать, знала, что ждёт её в Швеции. Будет оказывать милость человеку в последние часы его жизни…

Зина пришла к простому осознанию истины: люди жестокими не рождаются. Жестокими их делает окружающая действительность. Резко встала, шагнула к окну и распахнула раму настежь. В лицо дохнул свежий ветер. Лететь! К счастью, успела вцепиться в оконную раму…

Очнувшись, подумала о том кратком миге, который отделял жизнь от смерти. И ещё подумала уже с ясной головой, что человек так и ходит по краю. Рождается от случая, и живёт в постоянной зависимости от случайности. «Тот, кто не поставил себе в жизни определённой цели, не может наметить себе и отдельных действий, – вспомнила Монтеня, которого изучала в Университете. – Тот, кто не имеет представления о целом, не может распределить и частей. Зачем палитра тому, кто не знает, что делать с красками?»…

Она оглянулась: выцветшие обои, их давно собирались переклеить да всё недосуг. Пришпиленные фотографии, одна из детства: девочка с распущенными волосами улыбается, прижимаясь щекой к плюшевому медвежонку. Посмотрела с трогательной нежной улыбкой, и начала готовиться в дорогу. Знала твёрдо: закрыв за собой дверь квартиры в обычном панельном доме, она закроет эту дверь навсегда…

Глава 11

– Ты выглядишь усталым, – сказала Зинаида, заботливо глядя на Платона. – Позволь сделать тебе массаж.

Предложение застало Платона Лебедева врасплох. Смутившись, не придумал ничего умнее, как попросил отсрочить высказанное предложение. Хотя приятное чувство разлилось по телу при мысли о близости с Зинаидой. Но он был не готов – всё произошло так неожиданно. Зинаида нравилась Платону загадочностью натуры и тем, что о ней рассказывали. Правда, боялся признаться в этом самому себе, считая подобное недопустимым и предосудительным.

– Давай встретимся завтра…

Зинаида звонко рассмеялась.

– Нерешительные вы, мужчины. Вечно у вас проблемы, опасения, какие-то «но»… Вас сдерживают такие понятия, как «разрешено», «обязательно», «запрещено». Подчиняясь такой логике, начинаете возводить стену недоверия, а потом карабкаетесь через эту стену, пытаетесь преодолеть её, изранившись в кровь и перегорев. Со времён Адама женщина подталкивает вас к действию. Завтра… У меня завтра день молитвы. Приходи на молебен, если желаешь.

День молитвы у Зинаиды – день очищения. Женщина уединяется, отдалившись от мирской суеты, запирается в своей комнате. Сначала омывает тело освящённой водой, и облачается в белую льняную рубаху до пят. Зажигает восковые свечи, лампаду под образами, курильницу с благовониями и сосредотачивается на беседе с духами.

Можно использовать огонь и благовония, освящённую воду, считает Зинаида, но без чистого разума и благих намерений не снизойдёт благодать Божия. Сначала сконцентрируй внимание на самом себе, очистись от наносного и постыдного.

Человек – частица Вселенной, доказывает убеждённо, и мало изучен. Заболел – врач приписывает одну и ту дозу лекарств, что и предыдущему пациенту, побывавшему на приёме. Но кому требуется таблетка, а кому полтаблетки. Есть и такие, для кого достаточно и четвертинки таблетки, чтобы выздороветь. Потому что у каждого живущего своё биополе, атомарное строение организма, содержание воды.

В познании человека Зинаида сделала важное для себя открытие: во время сна от спящего остаётся часть его. Бьётся сердце, легкие дышат, кровь циркулирует по жилам, но человек не в состоянии сердиться, жалеть, любить. Так каков на самом деле он, гомо сапиенс, человек разумный? Бодрствующий или спящий?

Спящий – и есть настоящий, доказывает Зинаида. Бодрствует другое начало – биологическая часть человека, как бы растительная или органическая.

Если её рассмотреть на молекулярном уровне, то можно создать условия, при которых, подавая необходимые питательные вещества для роста и развития организма, вырастить особь в три, а то и шесть метров ростом. В древние времена и жили на земле такие великаны.

Именно так развивается зародыш в чреве матери. Или зародыш в яйце курицы при определённой температуре.

Какая часть преобладает в развитии – та, что у спящего, или биологическая, – таким и становится человек в жизни. Совершает поступки обдуманно, либо поступает импульсивно. Сначала сделает, а потом начинает осмысливать происшедшее. Подобная диалектика, по мнению Зинаиды, крайне необходима в пансионате Лиги Добровольной Смерти, чтобы анализировать душевные порывы клиентов, и помогать, дабы не допускали поспешности в своих поступках.

Самый опасный враг человека – заученные чужие идеи, которые держит он в голове на все случаи жизни и сыплет ими для доказательства ума. Такой тип сразу лезет в спор, отстаивая свою точку зрения до хрипоты, не понимая, что говорить громко – не значит говорить убедительно. Горлопан не осознаёт, что криком унижает себя и обижает тех, кто его слушает. Навязывая своё мнение на повышенных тонах, крикун восстанавливает людей против себя. Народ начинает презирать скандалиста, поскольку никакой логикой его не переубедить, и творят зло в отместку.

Собственное убеждение, считает Зинаида, личное дело каждого. Исходя из опыта, она предоставляет спорить сколько угодно людям импульсивным. Сама же хранит молчание, позволяя тому, кто доказывает правоту, выговориться и осознать, что оказался у разбитого корыта. Человек живёт один раз. Зачем же разрушать свою жизнь завистью, обманом, злобой, когда можно возвыситься над пороками.

Поселившись в пансионате, Зинаида начинает новый день по раз и навсегда ею установленному правилу: после сна, усевшись на кровати, накрывает голову одеялом и с закрытыми глазами припоминает, что предстоит сделать, как бы составляет план. Затем кладёт руки на части тела, которые желает пробудить и придать им энергию, обязательно учитывая влияние Луны и других планет.

Её мечта – избавиться самой и помочь освободиться другим от удручающей тяжести обыденной жизни, которая приводит к порокам и преступлениям. Словом, спастись от зла, которое несёт прогресс, освободить дух от материальных уз. К сожалению, сегодня люди знают один путь для избавления – смерть.

Однако насильственно лишённые земных благ, не успевшие познать всех удовольствий, эти люди уходят обездоленными. Их души потом блуждают впотьмах и беспокоят родных и близких. Помочь потерявшим себя обрести в последний миг жизни покой и не испытывать горе – задача для просветлённых.

– Миром правит любовь, – часто напоминает Зинаида сослуживцам. – Злоба, угодничество, ложь, алчность, – всё угасает и растворяется под влиянием великой силы любви.

Кто воспринимает её слова серьёзно, начинает задумываться, а кто в ответ посмеивается. Она не вступает в споры. Слово веры, которое проповедуем, считает, не всегда доходит до сердца. «Потому что сердцем веруют к праведности, а устами исповедуют ко спасению», – говорит апостол Павел в послании к римлянам.

Освящение в связи с этим для Зинаиды важный ритуал. Готовится она к нему каждый раз тщательно и серьёзно, сосредотачивая в себе добродетель, забывая зло и обиды. Покаявшись, Зинаида омывает лицо освящённой водой и мажет лоб крестообразно церковным маслом. Затем погружается в размышление, глубоко вздыхает, мысленно обращаясь к четырём частям света, начиная с Востока, призывая в каждой из сторон ангела-хранителя.

Отдохнув, читает молитву: «Всемогущий Боже! Ты, который даёшь всему движение, услышь молитву мою, и да будет желание моё Тебе приятно…».

Она выпрашивает у Господа добра, милосердия и понимания в первую очередь отцу и матери, родным и знакомым, их деткам, чтоб избавлены были от бед и болезней, от злобы и непонимания, от смерти преждевременной и силы чёрной.

Поздним вечером Платон лёг в постель, решив почитать перед сном. Взял томик Монтеня из «Опытов» и погрузился в размышления писателя и философа.

Как коняга на подъёме, тратил напрасно усилия, пытаясь, углубиться в чтение, но его беспокойные мысли возвращали к встрече с Зинаидой. Вспомнив её предложение сделать массаж, Платон представил рядом эту красивую женщину, которая околдовала его и лишила возможности сопротивляться. Хотелось обнять Зинаиду и целовать, целовать… Других женщин для него не существовало. Из-за этих мучительных мыслей Платон сбивался в чтении, начинал заново:

«На протяжении всей древней истории не найдёшь и десятка людей, которые подчинили бы свою жизнь определённому и установленному плану, что является главной целью мудрости. Ибо, как говорит один древний автор, если пожелать выразить единым словом и свести к одному все правила нашей жизни, то придётся сказать, что мудрость – это «всегда желать и всегда не желать той же самой вещи»… Мы обычно следим за нашими склонностями направо и налево, вверх и вниз, туда, куда влечёт нас вихрь случайностей. Мы думаем о том, чего мы хотим, лишь в тот момент, когда мы этого хотим, и меняемся, как то животное, которое принимает окраску тех мест, где оно обитает. Мы отвергаем только что принятое решение, потом опять возвращаемся к оставленному пути; это какое-то непрерывное колебание и непостоянство. Как кукла, которую за ниточку движут другие.

Мы не идём – нас несёт, подобно предметам, подхваченным течением реки, – то плавно, то стремительно, в зависимости от того, спокойна она или бурлива…

В зависимости от того, как смотрю на себя, я нахожу в себе и стыдливость, и наглость; и целомудрие, и распутство; и болтливость, и молчаливость; и трудолюбие, и изнеженность; и изобретательность, и тупость; и угрюмость, и добродушие; и лживость, и правдивость; и учёность, и невежество; и щедрость, и скупость, и расточительность. Всё это в той или иной степени я в себе нахожу в зависимости от угла зрения, под которым я на себя смотрю…».

Раздался осторожный стук в дверь.

– Входите! – ответил Платон и замер в ожидании того, на что он надеялся, чего ждал.

На пороге появилась Зинаида – босая, в шёлковом халатике на голое тело. Волосы распущены по плечам. И впрямь Зинаида напоминала Клеопатру: этот стан, густые черные волосы с завитками на висках, подведённые брови.

– Ты ждал меня, – сказала Зинаида. – Хочу прикоснуться к твоему горячему телу.

Платон собрался ответить, но женщина остановила лёгким прикосновением пальцев к его губам:

– Молчи, молчи! Позволь мне успокоить тебя. Позволь доставить блаженство. До рассвета я твоя…

Словно заколдованный, Платон подчинился ласкам Зинаиды. Надо остановить её, но не смог противиться чарам, прикосновениям рук. Он позабыл стыд, требовал продолжения ласк. Не дело зрелого разума, подумал Платон, судить о мужчине по мимолётной случайности и предавать остракизму. Надо набраться терпения, проникнуть в глубины души и понять, что побудило к действию. И провалился в другое пространство.

Освободив Платона от одежд, движением плеча Зинаида сбросила лёгкий халат, обнажив красивое крепкое тело. Высокая грудь с сосками, как две вишни, чуть выпуклый живот, тёмная полоска волос на изгибе лобка. Дальше…

Платон задохнулся, когда Зинаида раздвинула полные бёдра…

Прильнув к живительному роднику, Платон жадно целовал Зинаиду, а она, покорная воле мужчины, прижимала его к себе, слегка приподнимаясь и постанывая.

Замерев от блаженства, Платон лежал, не шелохнувшись, чувствуя, как сладкая истома пронизывает тело, требует продолжения. В исступлении Платон подхватил Зинаиду и повалил на себя так, что женщина оказалась сверху. Подчиняясь его власти, Зинаида легонько коснулась рукой плоти Платона, направила себе во влагалище и села, откинув голову и предоставив грудь для поцелуев.

Жадно целуя то левую, то правую, сжимая грудь ладонями, Платон задыхался от наслаждения, чувствуя, как мышцы влагалища сжали его член и отпустили, сжали и отпустили. Не сдерживая стона, Зинаида покачивалась, а Платон, испытывая восторг, позабыл о своём существовании. Жаждал одного: войти в Зинаиду глубже, слиться с ней воедино.

Она понимала и отдавалась всецело своему повелителю, приподнималась и опускалась, привстав на корточки.

– Тебе хорошо? – шептала Зинаида. – Хочу слышать твой голос…

– Хорошо!.. – выдохнул Платон, обхватил женщину за круглые ягодицы, прижал к себе, почувствовав в глубине прикосновение, от которого Зинаида жарко впилась поцелуем и простонала, принимая его и чувствуя, как разбухает мужская плоть от прилива крови, задевает в ней чувственное место. – Хочу ещё!.. Ещё!..

Её умение наслаждаться любовью порождало новые приливы желания. Способы удовлетворять страсть, казалось, безграничны. Удерживая Платона в себе, Зинаида не отпускала, бережно меняла позу.

– Отдохни, – сказала с нежностью, – дай мне испить тебя до капельки… Хочешь, встану на колени? – спросила, дав Платону перевести дух.

Встала перед ним на колени, выгнулась и, повернув набок голову, смотрела без стыдливости, как Платон входит в неё со всей силой. Постанывала и продолжала наблюдать, наслаждаясь и зная, что желанна и любима.

Когда они отдыхали после любовной страсти, Зинаида приподнялась на локте и неожиданно спросила:

– Что станется с нами?

Платон не ответил, столь неожиданно прозвучал вопрос. Надо было подумать, он не любил говорить банальности.

– Ты справишься с работой, пойдёшь дальше. У тебя есть цель. А я… – продолжила она разговор.

– Тебе нужно иметь семью, детей…

– Не создана для семьи. Мой удел – удел блаженных. Для тебя встреча со мной – приключение. Окажешься в Москве, вспомнишь, и предстанет всё в другом свете…

– Подобное не изгладится в памяти до конца дней.

– Чувствую, ты из породы стоиков. Пробьёт час, наступишь себе на горло, оборвёшь все связи, исчезнешь. Я останусь… Я посвятила себя другим и дойду до конца.

– Значит, ты святая…

– Шутишь, да?..

– Нет, я сейчас серьёзнее, чем когда бы то ни было. Ты – святая женщина.

Утром, совершив омовение и молебен, Зинаида выломала из веника прутик и отправилась на этаж, где жил Платон Лебедев. Уборщицы давно закончили пылесосить, вынесли мусор.

Оглянувшись по сторонам и убедившись, что никто не видит её намерения, Зинаида положила прутик на порожек комнаты Платона, и поспешно удалилась.

После обеда Зинаида снова поднялась на этаж, прошлась мимо комнаты Платона Лебедева, быстро подняла оставленный ею прутик и поспешила к себе. В комнате включила настольную лампу, положила на абажур прутик от веника:

– Как сохнет этот прут, – тихо причитала, – так пускай сохнет по мне раб Божий Платон…

В корпусе «X», куда Платон Лебедев был допущен после строгой и тщательной проверки, персонал охотно заводил с ним знакомство. Тянулись к русскому не только врачи и младший медперсонал, но и специалисты из числа инженеров и техников. Новый директор распорядительной службы вызывал любопытство, прежде всего тем, что он из России. Сказывался и общительный характер Платона, готовность поддержать оплошавшего, ободрить в случае чего. Немаловажное значение имело и то, что Лебедеву покровительствовал доктор Тосс, о чём многие шептались между собой.

– Человек не безгрешен, – скажет иной раз Платон тому, кто впал в отчаяние. – Если судить по правде, то одну свечу каждый из нас должен ставить архангелу Михаилу, а другую свечу – дьяволу.

По вечерам Платон гулял по парку за модульной котельной с высокими ажурными трубами серебристого цвета. В парке находился пруд с островками поднимающейся над водой куги. На пруд прилетали дикие утки, плавали среди куги, ныряли, доставали корм, замерев столбиком и часто работая лапками.

Утки прилетали не случайно. Прогуливаясь, клиенты постоянно сворачивали к водоёму, приносили с собой остатки хлеба, бросали птицам, подкармливали их и любовались.

Никто и представить не мог, что Платон, гуляя по парку в стороне от здания службы безопасности, выходит на связь с верными помощниками из группы морского спецназа. Пользуясь обычным мобильным телефоном, Лебедев слушал музыку или для собственного удовольствия участвовал в рекламном розыгрыше.

Для Платона в банальных телефонных разгадках и сообщениях, в SMS многое имело смысл и значение. Даже порядок слов в объявлении, короткая аннотация перед исполнением песни, – всё хранило в себе закодированную информацию от «морских дьяволов», побывавших не в одной переделке.

Ответ Платон передавал утром следующего дня, проделывая утреннюю гимнастику на свежем воздухе. Выбегал на лужайку перед корпусом «X» и выполнял приседания, наклоны с взмахом рук, касаясь поочерёдно носка правой и левой ноги, используя систему условных знаков. За Платоном в это время внимательно следили спецназовцы с крыши городского здания. Они заменяли кровлю по договору с коммуной.

В один из дней над пансионатом пролетел вертолёт пожарной службы. Он и раньше облетал кварталы и пригороды. Никто не заметил, как на лужайку с вертолёта сбросили катушку с нитками. Только вместо ниток на катушку был намотан сейлон, нить выдерживала груз до двухсот пятидесяти килограммов.

Катушку подобрал в траве Платон, когда проделывал утром физзарядку. Отыскал предмет в намеченном месте, наклонился, как бы завязать шнурок. После обеда Лебедев заглянул в котельную к рабочим, они занимались подготовкой оборудования к новому отопительному сезону. Зашёл с тем, чтобы передать катушку своему человеку. Обошёл помещение, поинтересовался подвозом запасных частей.

– Полный порядок, – успокоил директора мастер. – Завтра доставят новый генератор на сто восемьдесят мегаватт. Установим вместо старого. И можно считать работу законченной.

Среди ремонтников находились и бойцы из группы спецназа. Ночью они надёжно закрепили конец сейлоновой нити на вершине трубы котельной. Второй конец сейлона соединили с отрезком пластмассовой водопроводной трубы, она валялась на площадке неподалеку от входа в котельную. О проделанной работе известили Платона Лебедева. (Владимира Колчина).

На следующий день директор распорядительной службы снова наведался в котельную, переговорил с рабочими и вышел в сопровождении одного из них.

На площадке остановились закурить, Лебедев уселся на кусок водопроводной трубы и продолжил разговор.

– Необходимо подвезти машину песка и цементный раствор для укрепления фундамента под генератор, – сказал рабочему. – Так и передай мастеру, когда появится.

В небе показался дирижабль. Лебедев не обратил на него внимания, а рабочий проводил взглядом. На небольшой высоте дирижабль держал курс в сторону пансионата. При его приближении взвыли сирены тревоги.

По направлению систем наблюдения за воздушным пространством над территорией пансионата с дирижабля ударила вспышка лазерной пушки. Всполошилась и забила тревогу служба безопасности, забегали сотрудники охраны.

Поднять в воздух вертолёт санитарного вызова не смогли, экипаж оказался не в полном составе.

Платон сидел на обрезке пластмассовой водопроводной трубы и вместе с собеседником наблюдал за происходящим. На глазах собравшихся зевак дирижабль вдруг начал быстро набирать высоту. Из куска трубы, на которой сидел Платон, со скоростью пули в сторону дирижабля вылетела катушка с сейлоном. Платон Лебедев дернулся, ухватившись за тонкий сейлоновый шнур, и взлетел на воздух.

Манёвр, как стало известно позже, заключался в точности попадания захвата в трубу котельной. Автомат зацепил заранее натянутую нить сейлона, а с ней потянул сейлоновый шнур, связывающий отрезок трубы и сидящего на ней Платона Лебедева, который воспарил на глазах ошеломлённых ремонтников, перепуганной охраны и прогуливающихся клиентов пансионата…