Текст книги "Армагеддон: рекомендации к применению"

Еще мгновение и Алан бы приземлил металлический каркас кресла на голову Дмитрию, но тот оказался чуточку проворнее.

Увернувшись от удара, он отскочил в невесомости на солидное расстояние, а после, преодолев в стремительном прыжке дистанцию жизни, подарившей нужное время для удара, метко воткнул что-то в шею своему командиру.

На мгновение в шаттле воцарила мертвая тишина. Алану показалось, что он заснул и сразу же проснулся. Только не на уже ненавистном корабле, а в своей детской кроватке.

«Пора вставать?» – пронеслось в его, неожиданно ставшей маленькой, голове. – «Почему рядом никого нет? Где все?». Залитая солнцем комната манила нежной свежестью настолько, что выманила пробудившегося ребенка встать и выйти в коридор. В доме было непривычно пусто. Нет слуг, няни и родителей. Тишина завораживала – вот, оказывается, чего не хватало ему в детстве! Мгновения безмятежности и покоя от суеты. Его тело теперь было ловким и легким как никогда. Даже заработанная в молодости травма колена не мешала ходить. На правой руке не было шрама от укуса сторожевой собаки, полученный в девять лет. А большой палец непривычно не пульсировал чипом. Красота!

За дверью гостиной послышался шорох и еле различимое мление. Толкнув застекленную деревянную дверь, мальчик позвал: «Папа?».

Посреди комнаты стоял козел и нагло жевал ковер.

– Да, сынок. – Отозвалось животное. – Вот ты и пришел ко мне.

– Почему ты отказался от меня? – Отчего-то серьезно спросил малыш, разглядев в нем, к своему собственному удивлению, черты его настоящего родителя.

– То было не мое решение. Большое видится на расстоянии. – Промлеел козлик. – Иди за мной, и я покажу тебе твое истинное предназначение.

Страх сковал Алана. Такого ужаса он не ощущал давно. Словно забытый ночной кошмар, он парализовал тело, отдавая всего себя в безвольное подчинение источнику страха. Ноги непослушно зачиркали к животному, медленно и неуклонно приближая мальца к отцу.

На расстоянии вытянутой руки Алан почувствовал отвратительный запах вспрелой козлины, и от этого захотелось напрячь все свои силы, чтобы бежать. Хвост животного как плетка обвился вокруг малыша и тот, подняв взгляд, увидел огненную бездну в пасти рогатого.

Зажмурившись, Алан приготовился к самому худшему, и как только дыхание гнилой травы донеслось до его носа, он услышал позади себя слова: «Не неволь его! Даже порождению зла, если ему попущено Богом родиться на Земле, дано право выбора. Творец в первом крике этого младенца дал шанс исправить твою природу». Шея еще слушалась Алана, и он, очарованный баритоном голоса обернулся к его источнику. Седовласый старик в потертом синем костюме техника стоял на пороге. Держа в полусогнутой руке мощный гаечный ключ как некий амулет, а может и реальный щит, незнакомец выражал невозмутимое спокойствие и силу. Лицом он сильно был похож на Кулибина, только в старости. Может, лет через триста. Взмахнув гаечным ключом сверху вниз и слева на право, старик развеял сон.

Теперь события конца света казались такими далекими. Все не реально.

Но нет же. Лишь вот они взлетели, лишь прошла первая потасовка после охватившего экипаж ужаса. И вот он, открывший глаза командир.

Очнулся Алан в пространстве безлюдной командной рубки. Лишь пролетающие мимо поломанные приборы напоминали о произошедшем здесь недавно коллапсе.

– Элабан! По! – Позвал он безответно.

Повертев головой, Беллертон обнаружил заброшенного хламом китайца. Резко подлетев к нему, командир принялся истерично бить того по щекам, призывая к жизни.

В этот раз помогло.

Программист разинул свои узкие глаза, преданно смотря на Беллертона.

– Что случилось?

– Диверсия, я полагаю. – Предположил Алан.

Почесав вокруг глаз, По вытянулся и сладко зевнул, как и полагается после хорошего сна.

– Тише ты! – Фыркнул на него Алан, обеспокоенный тем, что не наблюдает следов присутствия Дмитрия. Он вслушивался в пространство корабля, ища, как кошка, пытающуюся напакостить мышку. – В грузовом отсеке кто-то есть. Скорее всего, этот русский что-то замыслил.

Вооруженные дубинками из обломанных ножек кресла и наручниками-веревками из ремней все той же конструкции, космонавты осторожно вылетели в коридор.

Следы погрома наблюдались и здесь. Да что там следы! В конце коридора боролись, сцепившись в клубок, двое мужиков. И ни один из них не внушал доверия. Как бы то ни было, но выяснять отношения на корабле не разрешено никому: ни бунтарям, ни незнакомцам в мохнатом балахоне. Не сговариваясь, Алан с По без лишнего шума подкрались к уже окончившим борьбу смутьянам и тактично обезвредили их. С русским возиться долго не пришлось – обмяклое тело не сопротивлялось аресту, что нельзя сказать о чудо-госте, проявившему поистине медвежью силу в своем несогласии быть связанным.

Все же преимущество было на стороне командира, и он, ловко перехватив обе руки неповоротливого бородача, сковал их тугим узлом ремня.

– Ты кто такой? – Строго, но не скрывая удивления спросил Беллертон.

Гость вылупился на космонавтов огромными карими глазами, но не произнес ни слова.

– Как ты оказался на корабле? – Переспросил По.

И тут понеслось… Сначала неприемлемая в сторону отпрыска Великого брань, после, угрозы, фонтаны агрессивной слюны и ненависти, а закончилось все молчанием.

Алан спокойно выслушал монолог араба-террориста, не выразив на лице ни капли негодования ущемленной гордости. Все куда-то пропало, когда уже на втором-третьем слове командир осознал, что прекрасно понимает незнакомый язык дикарей востока. Именно чужой язык, который никогда не изучал. Это звучало как иная интонация слов, на смысл оставался одним и всем понятным.

О чем толковал террорист, он не внял. Вывел лишь общий смысл – для очередной диверсии.

Да что же это такое! То моргиналам-фанатикам неймется навредить Единому Государству в пору послевоенной цивилизации, то теперь эти космонавты-террористы лезут все разворотить тротилом на последнем шаттле человечества! Куда ж мир то катится? Неужели действительно Конец Света наступил!

Первым заговорил По. И это был неудержимый источник азартного удивления, вызванного нахождением общего смысла в разных языках. Он нес всякую чушь и про начало полета и про погибшего русского и некий «Армагеддон» – Алану хотелось уже вставить какую-нибудь пробку в тарахтелку китайца, но в этот момент у связанного террориста полились слезы.

Взмолившись, как умел, Аким возблагодарил своего Аллаха за проявленное чудо. Но больше слез он пролил, горько сожалея о своем намерении взорвать шаттл в час кончины мира. Собственно, первое, он связал со вторым, полагая, что таким образом Аллах показал ему свою любовь к тем, кого тот хотел убить. Они не безмолвный скот, как думал раньше Аким.

Теперь Алан понимал горечь пролитых арабом слез. Он ощутил их на себе, когда, будучи сначала избит до полусмерти членами своей команды, потом наткнулся на их удивительную живучесть. Топор в спине предателя Ху должен был поставить жирную точку в споре двух сторон. Но нет! Китаец извивался как уж, скулил и всячески пытался изъять лишний предмет из своего организма. Скулы По, испещренные мелкими жилками и выпученными венками, напоминали самую страшную маску с Хэллоуина. Именно тогда Алан понял, что нет зрелища более отвратительнее, чем то, как человек пытается выжить. Он мобилизует в этот момент все свои силы на поддержание животной сущности. Мысль только о том, что тело должно жить. В сторону духовность и сожаление! Тело должно жить.

Выражение лица китайца при попытке вытащить топор из спины настолько шокировала Беллертона, что от сумасшествия его спас только страх. Именно он занял все пространство его сознания, обрекая тело на выживание. Любой ценой: бегством, позором или просто временной отсрочкой. Хотелось жить…

И он побежал. По воздуху, как рыба, по невесомости как черная дыра. И заперся здесь в этом глухом уголке консервной банки, ожидая часа расплаты. Алан и не сомневался, что после его последней выходки его будут искать. И мстить. И не только за неудавшуюся попытку вернуть власть на корабле, но и за его истинного отца, уничтожившего дом космонавтов. Хотя, за последнее Алан и сам не прочь был бы отвернуть папке голову.

Он ведь знал! Знал и ничего ему не сказал. Просто отправил в космос, вверяя какую-то бредовую миссию, смысл которой Алан так и не понял.

А еще больше Беллертон был зол на русского. Потому что тот оказался прав. Как и всегда, впрочем.

Апокалипсис действительно наступил, а его родной отец оказался Мессией этого венца мира, тем про кого тысячи лет писали: Антихрист. Весь мир сотнями поколений ждал его прихода, кто с вожделением, кто со страхом, но ни одного с любовью. И проворонили.

Вот он! Прах от праха смерти Земли. Зло уже давно умерло или идет в общей толпе на Суд, что на востоке (Алан точно не мог знать). А его сын жив.

Для чего? Наверное, чтобы ненавидеть свое прошлое. И прошлое отца.

Все, ради чего он жил все эти последние годы – пыль, летающая по заброшенному шаттлу лунной экспедиции. Обоготворение Великого, оказавшегося просто великим предателем, добывание высоких постов в обществе посредством лжи и связей, частичка наичистейшего воздуха, которого так мало осталось на планете. Все это не поможет теперь ему в новой реалии мира, где бывшие рабы встают из-под смертельных ударов и, смеясь, выбрасывают твое оружие, мире, где нет больше места старым авторитетам и порядкам. Он не приспособлен к такой жизни. Наверное, именно для таких же заблудших, как он, Бог и придумал ад – филиал Земли в Небесном Царстве, где привыкшим к греху душам будет легче жить. Ведь так гуманнее – им не вынести вечных мук рая.

А эта воздушная шахта всего лишь ад на крыльях пустоты, приютивший для страданий в вечном одиночестве очередного негодяя.

Пожалуй, и впрямь прошла целая вечность. Сколько так сидел Алан, поджав ноги по себя и обняв колени, он не знал. Да и не мог знать – ведь времени больше не существовало. Здесь минута как вечность и бесконечность за секунду. Тысячу лет перед глазами того, Кто придумал мир – как один день.

Смерти. Только смерти, теперь желал Алан. Своей. Не мести врагам и отцу – их предводителю. Но своей собственной смерти, как искупления своих злодеяний.

Но поздно. Больше таких подарков Бог посылать не будет. И в очередной раз, Беллертон напрасно вонзая себе в сердце карманный раскладной нож, взвывал от обреченности вечного существования. Ибо сказано, будут искать смерти, но не обрящут ее.

Почему именно он? Не кто-нибудь другой из выжившего золотого миллиарда, а именно незаурядный избалованный мальчишка, по ошибке называющий отцом не того человека (а может и существо), был обречен на такое мучение. Может, он это заслужил? А может, все люди тысячелетиями копили грехи на это наказание. Нет, Алану не дано искупить всех грехов человечества – Искупитель уже приходил в этот мир раньше. Его ноша – всего лишь стертый с вех мироздания человек, называемый в народе Великим. Сущности не осталось, но бремя грехов нести кто-то должен. Ведь это один из незыблемых законов исковерканного грехопадением мира, когда отцы едят кислый виноград, а оскомина остается на зубах детей их.

И в очередной раз полились слезы Алана. На сей раз слезы покаяния.

И крик, выражающий боль сгоревших сердец миллионов. Чтобы унять разгорающийся в глубине души пожар отчаяния, он кричал, стучал, рыдал.

И после взмолился. Но не знал кому. Он понял, что так жить больше нельзя, понял, что его прошлая жизнь – это пустота. А теперь чем ее заполнять, он пока не знал.

«Алан!» – послышалось вдали. Словно зов с неба. Они и так были сейчас выше неба.

«Алан!» – вновь позвал голос. На сей раз поближе и взволнованное.

Это был Дмитрий.

Глава 14. Башня

– Ты веришь в Бога? – Неожиданно спросила Жуан.

– Довольно странный вопрос, исходя из ситуации, в которую мы попали.

– Согласна. Но все же.

Женщины поднимались по рухнувшей стене. Это было очередное препятствие после долгого и утомительного пути в этот город старых секретов. Когда и при каких обстоятельствах эта стена рухнула уже судить сложно. Важно лишь то, что случилось это крайне неудобно – высотное здание при своем крушении перегородило широкую многополосную дорогу, входящую в город. Руины еще дымились, а где-то даже были видны обломки самолета. Не самый удачный момент для полета выдался в этот конец света. Пожалуй, среднее было бы, если бы в процессе полета, пилоты, внезапно осознав истину новой жизни, объявили о том, что борт меняет курс и направляется на Суд Божий.

Так и напрашивается диалог:

– Но я брал билеты на Кипр! Я хочу на пляж! – Возмутился бы один из пассажиров.

– Там тоже есть райские пляжи, если Вы вели себя хорошо. – Ответил бы просветленный бортпроводник.

Пожалуй, действительно абсурдно приглашать людей на суд таким образом, поэтому, Создатель просто разбил самолет о башню и отправил всех пешком думать о греховности своей бренной жизни.

А Сара уже отмотала свой рок. Десяток лет в аду. А перед этим свой, частный мини-суд. Видела ли она при этом архангела Михаила или Самого Господа Бога – уже не помнит. Что вы это очень важное и значимое событие, забыла не от того. Проснувшись в новом теле, воспоминания прошлой жизни (второй, получается, по счету – так как была покойницей в аду) постепенно развеивались как дурной сон. Психология построения нового сознания требовала и иных воспоминаний. Это сродни тому, как у детей отпадает младенческая память. Никто из нас не помнит, как сосал мамкину грудь. И новые воскресшие личности, не помнили, как видели своего Отца.

– Теперь мне поздно в него верить. Верят в то что не встречали в своей жизни, скажем так, воочию. Уже не бывать вере в том месте, где есть познание. К сожалению, я уже лишена этого дара.

– А ты встречала?

Прежде чем ответить Сара долго молчала. Было лишь слышно ее сопение, выражавшее упрямое движение к поставленной цели. Мало того, что приходилось взбираться по резким уступам, так еще и обломки стены, клочьями и зубами впивались в нежные женские руки, царапали лодыжки. Но Саре было не привыкать к боли. Несколько лет в аду из любого нытика сделают стойкого оловянного солдатика. И в своем сопении, она вспоминала именно эти годы.

– Как выяснилось, каждый день моей прежней жизни эта встреча была не минуема, но каждый раз я усердно старалась, сама того не зная, отодвигать эту встречу. – С комом в горле высказала она наконец своей спутнице. – А как померла, то да, встретила его.

– Прям вот так… Как я тебя вижу?

– Нет конечно. – Обида все же взяла свое и на лице Сары проступила маленькие слезинки. – Не сподобилась я этого. Да, наверное, и никто не сподобится.

– Значит ты его не видела?

– Видела. – Рыжая вытерла рукавом белоснежного балахона выступившую влагу на щеках.

– Как так-то?

Сара остановилась. Не для того чтоб перевести дыхание в пополнение сил для подъёма. Так лучше сосредоточится на мысли. На воспоминаниях, которые, как выяснилось, угасали с каждым шагом. Так видела она его или нет?

Бывает такое, снится сон, такой… Несуразный, в опровержении логики. Пока ты в нем – все кажется логичным и правильным. Ты даже можешь полностью осознавать себя реальностью, пощупать, укусить себя за палец. Но даже если укусишь за локоть – тебе это ничуть не покажется странным. Ты этим живешь, за что-то борешься, о чем-то переживаешь. А потом, бац! Ты просыпаешься! И сразу же понимаешь, как же так… Укусить себя за локоть! Или вот только во сне разговаривала с господином Н., а он помер уже года два как; или шел в зиму босиком на пляж, и не мерз. Всяко бывает в той странной штуке, что мы привыкли называть жизнью.

Вот так и Сара себя ощущала, вспоминая свою встречу с Богом. А вроде и не было той самой встречи.

Помнит, кто-то в белом ключи ей передал. Еще кто-то с золотистыми волосами что-то рассказывал. А ведь четко видела все дословно еще мгновение назад…

Что же это с ней.

– Эй! Ты чего! – Окликнула ее Жуан.

– Я вспомнила кое-что…

Женщина с ожиданием посмотрела на спутницу. Наверняка, она сейчас скажет то, что разрешит все ее проблемы. Расскажет, что во всем виноваты инопланетяне, или то что мы все в матрице, а сейчас кто-то одернет штекер с ее затылка и она очнется в занюханной подлодке.

Вот-вот! Сейчас откроется истина.

Сара опустила свою голову, упершись взглядом в спутницу. Находясь чуть выше на каменном обломке, она выглядела как Моисей, спустивший своему грешному народу великую истину в Божественных скрижалях. Ее указующий перст простерся к небу, и она изрекла:

– Гречкой спекулировали подлые торгаши!

– Что?

– Перед войной. Я была маленькой девочкой. И мне нравилось есть гречневую кашу. Не знаю почему… Просто обожала.

– Постой! Ты к чему это вообще?

– Но гречка дорожала с каждым днем. – Будто и не замечая возражений, продолжала рассказ Сара. – В конце концов мои родители не смогли себе позволить кормить меня этой кашей каждый день. Помню, я очень расстраивалась из-за этого.

– И?

– Моя первая и единственная мольба к Богу в прежней жизни была именно тогда. От нежного искреннего детского сердца. Чтоб Бог послал нам гречку по цене 20 рублей за килограмм и покарал тех негодяев, что наживались на моем детском горе.

– И? – Ничего не понимала Жуан.

– Покарал, как видишь. – Поднимая пригоршню пыли с обрушенной стены, Сара развеяла ее полукругом вокруг себя.

– Ну тебя. – Жуан поравнялась со спутницей, еще раз посмотрела ей в пустые глаза и поползла выше одна. Некогда ей придаваться ностальгии – человечество в опасности.

И этим человечеством, вернее, тем что от него осталось был экипаж на Вифлеемской звезде, что остался бороздить просторы вселенной.

Одного только не могла понять темноволосая женщина: как взаимосвязан клочок какой-то мятой бумажки с нанесенной каплей крови, с судьбой какого-то там бывшего мужа своей спутницы. Чем этот всеми забытый документ поможет ему теперь, когда весь мир рухнул?!

А Сара не сомневалась. Так надо было. И не важно, в действительности ли ей сказали про документ отречения или то лишь приснилось. Точно одно – она уже рядом – она в хранилище. Эта бумажка хранится где-то здесь.

Жуан влезла в отверстие, некогда служившее окном пятого или десятого этажа (в этих руинах не разберешь), чуть скользнула ногой по отколовшемуся подоконнику и присвистнула. Ближе окна не было, поэтому свои поиски следовало бы начать тут.

Забравшись в коридор Сара первым делом принялась мастерить из подручных средств факел. Подол, какое-то машинное масло, найденное на улице (так вот зачем она его прихватила) и ножка табуретки.

– Спички есть? – Повелительно спросила труженица.

– Откуда бы?

Сара гневно плюнула и рывком кинула самодельный осветительный агрегат в окно.

Такой план пропал!

Коридор был не особо длинным, и ответвлений в нём почти не было, если не считать подсобные помещения, изредка попадавшие женщинам на пути. Главное хранилище наверняка находилось глубже. Теперь его никто не охраняет и от этого сложнее понять насколько ценные лежат в нем документы.

Пройдя коридором сквозь здание, женщины вновь увидели свет. Это была трещина, открывающая путь в город. В светлом проеме виднелся горизонт мертвых строений. Люди уже ушли из города, оставив центр новой цивилизации опустевшим. Ровные улочки города шли к низине в центре, заканчиваясь в одной точке – сквере с огромной равнинной территорией. Размером в несколько футбольных полей, в центре города розовели нескончаемые клумбы роз. Различные сорта, цвета и формы этих цветков были насажены в знак начало новой эры. В центре этого поля роз стояла башня. Венец цивилизации, откуда Верховный правитель направлял послевоенный мир к обустройству.

Высотное здание из стек черного цвета впечатляло своими масштабами, соответствовавшими значимости некогда происходящего в ней.

Путь женщин лежал в эту черную башню. Место, где хранятся ответы на вопросы, что заставили подняться с самой преисподни Сару.

Так дальше продолжаться не может. Если последние полмили Жорж протащил за собой на силком дряблого старика, то взбираться с ним на горбу по отвесно рухнувшей стене хранилища было и вовсе невозможно. А иначе ни как. Тем более, даже, будучи добровольно согласным следовать, Борис не взобрался бы и до половины нужной высоты. Какой там ближайший этаж доступен для скалолазания? С этой стороны как десятый, но если пройти еще чуть правее, то разность высот составит не так уж и много. В прошлом неприступное строение, по размахам и крепости напоминающее укрепленный форт средневековых войн, и пережив рухнувшую цивилизацию своих владельцев, казался суровым бастионом. Строили его с расчетом противостояния различным восстаниям, диверсиям, катаклизмам. И не с проста. Тут и нигде более на обширной выжженной планете хранилось то, что чем жила последняя цивилизация землян. Кому-то казавшаяся пустяшной обычная расписка каждого гражданина Земли за этими стенами превращалась в неописуемую ценность. Закладная на душу – товар проверенный временем. Ведь даже теперь, после смерти бирж и рынков, данный ликвид не потерял свою актуальность.

Они зашли в город по чистой дороге. На пути им не встречались ни брошенные танки, ни рухнувшие самолеты. Это все было в центральных воротах города, там, где сталкивались входившие и выходившие, там куда пришли распри новой жизни, при нежелании их принимать старыми хозяевами.

Тут же, казалось, что наступила ночь, и все обитатели города – маньяки, психи и наркоманы ушли спать, а ближе к рассвету проснутся дворники и начнут убирать улицы. А пока город спал.

Только то было не так – солнце светилось так, словно рабочий день близится к концу, но жителей города нет. Они все ушли на Восток.

Спокойно без пробок и суеты Жорж и Андрю прошли по центральной магистрали прямиком к Черной цитадели. В прежней жизни Жорж бывал здесь не раз и знал, что на заднем дворе башни много всего интересного. Как минимум, там располагался рабочий вход в ресторан, снабжавший служителей Цитадели провизией.

Они прошли довольно много, но даже чувства жажды не появилось у господ рухнувшей цивилизации. Однако, привычка перед тем как подняться по башне, зайти в ресторан осталась.

Андрю видел башня до этого лишь в новостных картинках ежедневных пропагандистских передач. Работа на космодроме занимала все его время и силы. Дожив до сорока с хвостиком, он так и не обзавелся семьей. Некогда – то война, то глобальное строительство новой цивилизации, то запуск шаттлов на Луну. Вся жизнь в суете. Единственной мечтой его последних лет была прогулка по алее роз вдоль Черной башни. Кто бы мог подумать, что мечта осуществится лишь когда все ради чего он жил – рухнет.

Башня словно из сказок про старинных волшебников, стрелков и борьбу за мироздание. Горы золота, что таятся в пещере охраняемо могучим драконом! И все эти придуманные сокровища, лишь копейки по сравнению с настоящими запасами этого бастиона-хранилища. Сокровища, ради которых они пришли сюда. Последний завет Великого…

Вопрос лишь в том, остался ли царь под горой, что стережет свое сокровище?

Красивейшие здания в округе, некогда составляющие архитектурную композицию башне, ныне лежали в руинах, местами облокотившись друг на друга. Есть вариант взобраться по этим руинам в ближайшее окно.

Но должен быть и еще один вход.

Каму как не Жоржу знать все потайные ходы во всякие сверхсекретные и важные объекты государства.

Надо перейти дорогу, потом повернуть на право…

Шаг за шагом они добрались до начала алеи роз.

Андрю зажмурился, все происходящее напоминало сон – порой абсурдный с марширующими мертвецами и пустынным городом, но теперь же, приятный. Приятный аромат тысяч бутонов разливался вокруг, и казалось, бы, был бы хоть чуточку ветер – этот запах стал бы насыщеннее, свежее. Но ветра нет, как и времени и движения планет, заводящих его. Есть только они и эта поле роз.

Сто тысяч лет назад Андрю, будучи мальчишкой читал о герое вне времени, держащем путь к месту, подобному этому. Тогда еще Андрю был способен плакать, и он искренне переживал за событиями, развивающимися на страницах книги. Он мечтал очутиться рядом с героем и пройти этот путь. И эти сотни тысяч лет были прожиты не напрасно. Сегодня тот самый день, когда сбываются детские мечты. Лишь герои этой эпохи совсем другие. Да и герои ли… Так, проходимцы, неведомо за чем пришедшие сюда.

Все великолепие розовой алеи разбивалось о бытность хозяйственных построек блока обеспечения башни. Торчащие из стен нижних этажей кондиционерные установки, свитки кабелей и направления труб.

Двери были открыты и даже калитка, за которой сидела бдительная охрана, теперь же, добродушно зазывала вовнутрь распахнутыми дверцами.

Они вошли в ресторан через горячий цех, где в свое время кипела работы, приятно пахло, и было негде пройти. Теперь же мрачное помещение, лишенное электричества, таило в себе неуклюжие ловушки из разбросанных кастрюль, о которые несложно споткнуться. Не убранные после обеда столы так и не покрыли стаи мух. На удивление, мужчины не встречали никакой живности в своем путешествии сюда. И если раньше эта особенность особо не затрагивала внимание, теперь же, отчего-то пугала.

– Есть хочешь? – Приподнимая крышку одной из кастрбль на плите, поинтересовался Жорж.

– Не очень. – Брезгливо отвернулся Андрю.

Дело не в том, что тот суп был сварен в прошлую эпоху. Просто само по себе, присутствовало отвращение к еде. Однако, запах от кастрюльки исходил изумительный. Ничего не скажешь, в этой башне люди питались так, как не мог позволить себе весь оставшийся выживший мир.

Тут не привыкли себе отказывать, и это было заметно во всем – в интерьере, еде, цинизме.

Оставив позади кулинарные изыски, путники направились в главный вестибюль.

– Лифты, должно быть, тоже не работают… – Только теперь осознал Жорж.

Мрачные своды огромного зала, в далекие теперь времена, служившие парадными апартаментами дворца Великого, теперь пугали царящей темнотой. Черные стекла стен-витражей пропускали солнечного света по минимуму, искажая его и трансформируя, казалось бы, в еще больший мрак.

Дальнейшее следование по коридорам башни без источников света бессмысленно. Если в офисах и залах, что примыкают к наружным стенам, еще можно было что-то разглядеть благодаря черному свету окон, то углубленное чередование коридоров и лестниц было непроглядно.

Мужчины почти на ощупь направились в комнату дежурной смены охраны. Если бы не познания Жоржа о географии этого строения, они и вовсе бы заблудились.

Минувшая война показала, что на технику нельзя постоянно надеяться. Каким бы надёжным не казалась та или иная автоматическая система, стоит учитывать фактор «восстания машин». На подобный случай в охранных подразделениях всегда были припасены лампы на альтернативных источниках энергии – от аккумуляторных фонариков до ламп на горючем топливе.

Немного ловкости рук и лысая улыбающаяся голова с ужасающей мимикой появилась среди темноты комнаты.

– Теперь мы можем продолжить путь. – Выставляя вперед зажжённую лампу торжественно произнес Жорж.

Отчего то Андрю появление такого света не прибавило уверенности в задуманном предприятии.

– Нам точно так необходимо спускаться в залы хранения? – Умоляющий писк подобно пойманной в ловушку мыши.

– Это то, ради чего мы прошли эти долгие мили. Не на розы же мы пришли сюда любоваться!

Широкая спина обернулась к Андрю, заслоняя свет. Если не хочешь заблудиться в этой темноте – следуй за ним. Жорж не терпел пререканий и был в целом самодостаточен. На протяжении всего длинного пути сюда Андрю тревожил один единственный вопрос «А он ему зачем?». Жорж знает путь, он знает где и что лежит. Сам найдет нужные документы в залах хранения, к тому же, как можно предположить, они не настолько тяжелые, чтобы понадобилась лишняя пара рук… Значит, этот тип задумал что-то еще. И там без попутчика не обойтись…

Каким бы не был дальнейший план бывшей шишки правительства Единого государства, Андрю не особо хотел в этом участвовать.

Лишь Жорж вышел из дежурной комнаты, Андрю подбежал к незапертой пирамиде с оружием. Когда загорелась спичка, в сполохах огня этот шкаф был первым, что попалось на глаза Андрю.

Шаги слышались все дальше и дальше. Еще чуть и Жорж не услышит, как в лишенной света комнате будет вставлен магазин в рукоятку и передернут затвор. Поставить на предохранитель Андрю тоже не забыл. Война научила его многому, в том числе и как убивать.

– Подожди меня! – Позвал теперь уже вооруженный мужчина и помчался вдогонку.

Нет никакого выбора. Все мы лишь песчинки в бесконечной вселенной, застрявшие между необходимостью и желанием, не имеющие ни прошлого, ни будущего в масштабах Времени и Бытия.

Наша свобода и наши устремления – лишь наивная иллюзия Воли и Сознания, бледное отражение далёких галактик в глубинах экзистенциального ужаса бесконечности.

И поэтому мы обречены тратить тот краткий, отпущенный нам миг, называемый жизнью, на рисование оформления второго входа в магазин и утверждение этих эскизов с администрацией торгового центра. Такие дела, мои рабы.

Не торопитесь выкидывать книгу – это были лишь слова Великого. Не те что он обычно читал с высоких трибун. Это подтекст – междустрочие для тех, кто умел читать.

Но те, кто знал эту правду (среди них был, естественно, и Жорж), были не против такого порядка вещей. Они были сыты. И утроба их была набита не кузнечиками и моллюсками, как у прочего недомёршего люда планеты, но полноценным меню из свежих продуктов с редкой грядки где-то в Сибири.

Этот обед подавался в домах с высоким забором и за закрытыми дверями. Гои не должны видеть, чем питается их руководство, ведь их удел лишь в радости крохам, наивно полагая, что и их избранники тянут такую же лямку.

Как же человечество тупо. За все свои тысячи лет оно не осознало простой истины. Люди не равны – среди них всегда найдутся подлецы.

Жорж был первым из тех самых подлецов. И дело было не только в том, что он ел свежевыпаренную телятину на ужин. О если бы так! Я бы и сам поставлял ему подобный ассортимент, дабы отвлечь его время от прочих подлостей, что этот лысый прохиндей себе позволял. Ряд из них, к примеру, заключалась в придумывании для Великого, порой с особым усердием и самоотдачей, очередных изуверств над моралью общества.

То запретят хлеб и макароны. То придумают глупые игры с калеками на Елеонской горе. Стоит отметить, что и поедание саранчи, перемолотой в белое желеобразное пюре – тоже его идея. Тысячи накормим! Играми – отвлечем граждан от проблем! Без перемолотого зерна – лишим возможности оставшихся религиозных фанатиков прославлять своего Бога хлебом и вином. История говорит о некоем Ланселоте, что попытался кинуть вызов Единому Государству. Но что с ним стало, не успели показать новости. Жорж уже не увидел развязки той сказки. Сказки о приключениях с макаронами, что написана на других страницах.