Текст книги "Стихия"

Глава 19

Лето подходило к концу, когда мы с Анной-Марией отправились в Израиль. Аня очень волновалась. Она никогда не летала на самолётах. Я убедил её, что это вовсе не страшно, даже интересно, а в Нетании очень красиво, и мы сможем там купаться каждый день. Аня очень обрадовалась, она никогда не была на море.

Мы купили пляжный мяч, новый купальник для Ани и пару крепких кожаных чемоданов. Мы взяли немного вещей, дабы не омрачать отдых тяжестью груза.

Вещи были собраны, дом был закрыт на ключ, мы были в предвкушении поездки. В тот момент я ещё не знал, какое горе мне принесёт это путешествие. Боже, если бы я знал, я бы никогда не отпустил от себя свою родную Анну-Марию.

Перелёт занял примерно шесть часов. Большую часть времени Аня провела за чтением. Перед поездкой я купил ей сборник повестей замечательной шведской писательницы Астрид Линдгрен. Как известно, все дети обожают слушать истории про проделки неугомонного Карлсона. В детстве, кроме русских сказок, мне их читала бабушка, а теперь я решил познакомить Анну-Марию с этой писательницей.

Аня читала не отрываясь. Я пытался предложить ей прохладный сок, поговорить с ней, но девочку настолько увлекла книга, что она не замечала ничего вокруг. Наконец, я оставил свои жалкие попытки и принялся незаметно наблюдать за ней. Анна-Мария была одета в джинсовые шорты и тонкую белую блузку с рукавами фонариками. Её лицо выражало заинтересованность. Она читала не быстро, смакуя каждую страницу. Иногда её лицо оживляла лёгкая усмешка. В этот момент я улыбался вместе с ней.

Мне захотелось сделать Ане приятно, и я протянул ей клубничный чупа-чупс. Не отвлекаясь от книги, Аня взяла его, но, повертев в руках, протянула мне его обратно, жестом показав, чтобы я снял обёртку. Я развернул конфету, и воздух вокруг нас наполнился едва уловимым сладким ароматом.

Посидев ещё немного, я решил размяться, сходить в уборную. От того, что я долго сидел, мои ноги наполнились отвратительно-щекочущими мурашками. Со стоном я поднялся с сиденья и медленно пошёл.

Вернувшись, я обнаружил, что Анна-Мария задремала. Её книга лежала на коленях, страницы сбились. В уголке её рта стекала приторно-розовая клубничная слюнка. Перед сном Анна-Мария вынула чупа-чупс изо рта. Он лежал теперь на её коленке, едва удерживаемый расслабившимися от дремоты маленькими пальчиками. Я сел рядом и осторожно забрал чупа-чупс у Ани. Он прилип сладкой патокой к детской ножке. Забрать книгу оказалось очень сложно. Я начал поднимать её, но тут Аня неожиданно открыла глаза и вопросительно посмотрела на меня.

Я до сих пор вижу её взгляд в каждом проходящем ребёнке, который заглядывает в мои глаза с детским любопытством. Дитя моё, почему я не уберёг тебя. Моя жизнь отныне застыла в прошлом, где я был счастлив, словно ребёнок, с тобой, моё спасение.

Я погладил Анну-Марию по голове. Она сонно улыбнулась и закрыла глаза.

***

Добравшись до Нетании, мы разместились в отеле. Я мечтал посмотреть, во что превратился мой дом, спустя столько лет, и решил, что обязательно это сделаю.

Аня была полна впечатлений уже с первого дня. Она едва могла усидеть на месте, ей очень хотелось пойти купаться. Я немного устал и хотел выспаться, но Аня бегала, смеялась, прыгала на кровати, приставала ко мне с какими-то своими по-детски серьёзными вопросами и, как вы понимаете, мне это сделать не удалось. Я не жалел о том, что у меня не получилось отдохнуть. Я счастлив, (да, вы не поверите, счастлив) от того, что провёл этот час с Аней вместе.

Наконец, Аня добилась желаемого – мы отправились к морю. В этот день нам очень пригодился новый пляжный мяч. Моя малышка придумала игру. Мы по очереди кидали друг другу мяч, тот, кто не поймает – должен был выполнить желание. Чего я только не переделал в этот день! Пытался плавать «русалочкой» под звонкий смех Анны-Марии, позволял закапывать себя в песке, пол часа плавал только на спине… И всё из-за этой игры в желания! Анечка пропускала мяч очень редко (признаюсь честно, я ей немного поддавался). После часа игры в воде мы без сил упали на песок. Аня тяжело дышала, но продолжала смеяться. Мы нарезвились вдоволь. Сегодня мы оба были детьми.

Аня очень устала в тот день, да и я тоже, но это была приятная усталость. Ей хотелось как можно дольше купаться и гулять. Она не замечала ни голод, ни усталость, но я понимал, что она ещё ребёнок – ей не следует злоупотреблять долгими прогулками. Я отвёл её в номер, пообещав, что завтра мы пойдём туда, куда она только пожелает.

Когда мы вернулись в номер, Аня наконец-то осознала свою усталость. Она уже спала в то время, пока я готовился к завтрашнему дню. Закончив все дела, я улёгся в кровать рядом с Анной-Марией. Я уснул мгновенно.

Глава 20

Аня соскочила ни свет, ни заря. Я зевал, потягивался, нежился, и никак не мог заставить себя подняться с кровати. В конце концов, Ане это надоело, она засмеялась, потянула меня за руку и окончательно развеяла остатки моей дремоты.

Аня слегка загорела со вчерашнего дня и теперь крутилась перед зеркалом с довольным выражением лица. Я улыбался, глядя на это.

К полудню мы наконец-то собрались и отправились к морю. Этот день начинался замечательно, как и предыдущий, за исключением некоторых неудачных моментов (например, мороженое, упавшее на мои новые шорты), которые лишь добавляли ему отличительную весёлость.

Я подумал, что Ане вредно так долго находиться на солнце и решил отвести её в номер пораньше. Она вредничала, спорила и оказывала героическое сопротивление. Если бы не мои обещания прогуляться вечером к дому, где я провёл детство, то мне бы не удалось добраться до номера с Аней в тот день.

Близился роковой вечер, хотя, с виду, он был самым обычным.

Я почитал Ане сказку, но её ничто не могло успокоить. Она настолько влюбилась в море, что готова была проводить возле него всё время.

Анна-Мария помнила о моём обещании, поэтому, как только начало смеркаться, мы отправились на прогулку.

Аня была одета в лёгкое, белое платье. В её пшеничные волосы была вплетена шёлковая лента. Я помогал ей сделать причёску перед прогулкой. На мне была рубашка с коротким рукавом и светлые шорты. Я поинтересовался у Ани, не замёрзла ли она. Малышка, похоже, не слышала мой вопрос. Её внимание было занято созерцанием пейзажа.

– Мы пришли, – шепнул я ей.

Перед нами возникло строение, при виде которого удары моего сердца стали настолько сильными, что отдавались эхом во всём теле.

В доме не горел свет, хотя я был уверен, что в нём живут люди. В целом, дом не изменился, хотя ремонт придал ему свежести. Мы подошли ближе. Я заметил, что веранда дома пустовала. Я вспомнил, как в детстве любил посидеть там наедине с книгой и уютным пледом.

Я обратил внимание на дом, находящийся неподалёку. Когда-то в этом доме жил Гэршом со своими родителями. Интересно, как сложилась жизнь у Гэршома? Он или его родители ещё живут в том доме? Конечно, я мог бы зайти завтра утром и узнать ответы на свои вопросы, но мне было неловко. Неловко вторгаться в жизнь людей столько лет спустя, пусть даже старых знакомых.

Ход моих мыслей прервал родной детский голосок.

– Красивый, большой… – протянула Аня.

Я улыбнулся в ответ как-то печально.

Я смотрел на веранду и поляну возле дома. Я не мог поверить, что когда-то резвился здесь и никогда больше не буду.

Сейчас здесь живёт другая семья, и, я надеюсь, у них всё замечательно.

Анна-Мария почувствовала мою грусть и взяла меня за руку.

– Наш дом тоже очень красивый, – сказала она.

– Он стал уютнее с твоим появлением, – ответил я.

Мы замолчали. Я был погружен в свои невесёлые мысли, Аня рассматривала дом.

Я не заметил, сколько прошло времени. Когда мы думаем о чём-то важном, время останавливается.

Я взял Анну-Марию за руку, и мы пошли к морю.

Мы сидели на берегу и смотрели на звёзды. Я расслабился и лёг на тёплый, влажный песок. Аня сделала то же самое.

Я вновь вспомнил о доме, в котором я провёл своё детство. Вспомнил о бабушке, которая увезла меня в Россию после той ужасной трагедии. Что было бы со мной, не будь у меня Анны-Марии?

Она стала моим смыслом жизни. Я жил ради неё, творил во имя её, боялся умереть, лишь бы не оставить её одну в этом жестоком, беспощадном мире. Беспощадном к одиноким людям, не нужным даже самим себе. Я нашёл её, а она нашла меня. Что стало бы с ней в детском доме? Была бы судьба к ней благосклонна?

Я больше не чувствовал свою никчёмность и бесполезность. Жить ради маленького, беззащитного существа – это поступок настоящего человека. Самое главное – Анна-Мария отплачивала мне огромной любовью.

Взаимная, всепоглощающая, чистейшая из чистейших – любовь. Любовь, дающая руку помощи, когда ты совсем отчаялся.

Когда находишь смысл в жизни, то понимаешь – тебе нельзя умирать. Кто-то делает открытия, полезные для мира, кто-то пишет книги, кто-то рожает ребёнка и растит из него достойного человека.

Смысл у каждого свой, но он даёт нам возможность прожить жизнь не зря, на благо себе и миру.

Я лежал и думал об этом. Анна-Мария лежала рядом, я держал её за руку. Вечерняя атмосфера действовала на меня успокаивающе, и я не заметил, как уснул.

***

Меня разбудили громкие разговоры, крики каких-то женщин.

Я открыл глаза и увидел перед собой мужчину. Он спросил:

– Вы видели, что здесь произошло?

Слишком спокойным голосом.

Рядом металась женщина. В какой-то миг она взглянула на меня и воскликнула:

– Да что же вы лежите здесь, как ненормальный!

Я смутился и встал.

– Вы видели, что здесь произошло?

Снова этот спокойный голос.

Я оглянулся. Вокруг меня люди разделились на группы. Одни были возле берега, я не видел, что они делали. Другие успокаивали женщину.

Я огляделся в поисках Анны-Марии. Её не было.

Мой взгляд заметался, как раненый зверь.

– Вы видели, что здесь произошло?

Взгляд наткнулся на мужчину.

– Пожалуйста, успокойтесь, – произнёс он.

Во всём моём теле поднялась неудержимая дрожь. Выискивая взглядом Анну-Марию, я побежал к берегу.

Люди возле берега что-то обступили. Один мужчина сидел на корточках. Рядом держали плачущую женщину. Я растолкал людей и увидел это…

Я остановился, как будто влетел в кирпичную стену.

У меня не хватит сил описать то, что я увидел!

Передо мной лежала Анна-Мария. Её платье и волосы были мокрые, глаза закрыты.

Я бросился на колени и взял её за руку. Она была мертва.

Я закричал. Я не мог осознать этого! Я начал трясти её руку, как безумный, но тут меня схватили чьи-то сильные руки и оттащили от тела.

Я бился в чужих руках, как птица, попавшая в силки. Я рвался вперёд, к моему родному и близкому человеку.

Вместо меня к ней подошёл полицейский.

Я забыл, кто я, забыл своё социальное положение, свой возраст. Я просто кричал, мной сейчас владел Человек.

Мне было не важно, что подумают другие люди.

Она умерла. Нет, она не могла умереть! Её спасут, ещё не поздно! Нет, она умерла. Я её больше никогда не увижу. Нет! Нет! Нет! Господи, да сделайте же что-нибудь!

От крика рвало горло. От боли рвало сердце. В глазах помутнело, и я упал на песок. Мне нужно спасти мою девочку, это ещё возможно! Почему же так тяжело встать, что со мной? Я не чувствую своё тело.

Я услышал, как в моей голове нарастает гул. Он стал нестерпимо сильным. Я попытался закричать, но не слышал собственного голоса. Я попытался открыть глаза, но видел лишь темноту… Что-то блеснуло впереди. Я ухватился за этот спасительный блеск и начал вглядываться в него. Внутри меня всё леденело от страха, мне казалось, что как только я отведу взгляд – светлое пятнышко исчезнет, и я навсегда останусь в этой всепоглощающей тьме. Чем больше я вглядывался в него, тем больше оно росло. Вскоре я начал различать неясные силуэты. Всё внутри меня рвалось на мелкие кусочки, чувства смешались, я пытался изо всех сил. Огромное слепящее пятно в один миг поглотило меня.

***

Лето. Море блестит от солнечных лучей. Мне четыре года, папа держит меня, стоя по пояс в воде. «Греби, Иосиф. Давай, греби! Раз, два – ножками. Три, четыре – ручками. Раз, два – ножками. Три, четыре – ручками. Раз, два…» Я смеюсь, потому что мне щекотно от папиных рук. От смеха я случайно глотаю морскую воду и начинаю кашлять. Папа испуганно обнимает меня и несёт к берегу. На берегу меня ждёт мама с тёплым махровым полотенцем.

Как я мог забыть это? В какой момент это получилось? Мне кажется я помнил это, когда ещё жил в Нетании, кажется, я помнил это, когда гостил у бабушки с дедушкой, когда пошёл в школу в России… Когда я забыл это? Или не забыл? Ведь моя память не выбросила из головы это воспоминание, а всего лишь «спрятала» его от меня. Какое же оно яркое, настоящее. А может, это вовсе не воспоминание? Я ощущал происходящее, как в первый раз: боязнь воды, смех от щекотки, нежность ворсинок полотенца… Это так приятно, но… Ведь это не возможно!

Где-то в глубине сознания я начал вспоминать, что мои родители умерли. Я никогда не произносил этого вслух и старался об этом не думать. Глядя на эту идиллию, развернувшуюся возле моря, я слабым голосом произнёс: «Мои родители умерли». Воспоминание стало бледнеть. Я произнёс это ещё раз, пытаясь осознать каждое слово. Понять его суть. Понять, что это случилось, и я должен поверить в это. Я пытался вглядеться в воспоминание, но мои глаза как будто подёрнулись плёнкой. Вскоре всё исчезло, и я опять провалился в черноту.

***

Безумный страх. Боязнь утонуть в темноте. Снова приближающаяся светлая точка. В этот раз я уже знал, что с ней делать. И вот, вскоре, меня вновь поглотил слепящий ураган.

Я лежу, укрывшись одеялом по самый нос. Постель у бабушки в комнате всегда пахла крахмалом. На стене висит ковёр с причудливыми узорами, которые я разглядываю, дожидаясь бабулю. Она заходит и тихо прикрывает за собой дверь. Я закрываю глаза и притворяюсь, что сплю. Бабушка наклоняется надо мной… И тут я не выдерживаю и улыбаюсь! «Ах ты маленький хитрец! Почему не спишь?» – говорит старушка. «Почитай мне сказку перед сном, пожалуйста», – прошу я. Бабушка берёт книгу с полки, садится на край кровати и надевает очки. Книги у неё всегда были старые, с пожелтевшей от времени бумагой и удивительными рисунками. Я ни в каких книжках больше не встречал таких рисунков! От бабушкиного спокойного голоса мои веки слипаются. Как же уютно и спокойно… Пока бабушка здесь, со мной, всё будет хорошо.

Но холодный рассудок шепчет мне: «Это не возможно, бабушка давно умерла». Я пытаюсь отогнать эту мысль, она мешает мне наслаждаться спокойствием. «Иосиф, очнись, это не реальность!» – кричит кто-то в моей голове. И тут я всё осознаю… Мне становится страшно. Куда я попал? Ведь этого не может быть! Бабушка давно умерла! Я зажмуриваюсь от страха…

***

Когда я открыл глаза, я обнаружил, что опять нахожусь в этой пугающей темноте. Я ошарашенно шарю руками, пытаясь хоть что-то нащупать. Перед моими глазами вновь возникает светлое пятнышко. Я тяну руки к нему, смотрю на него, до боли в глазах. Оно растёт, наполняясь светом. Я отчаянно умоляю его приблизиться, мои глаза слезятся от того, что я не моргая, вглядываюсь в него. Приблизившись, оно поглощает меня в свои недра.

Я пытаюсь разлепить глаза. Кое-как открыв их, я вижу, что темнота не исчезла, хотя она какая-то другая. Не насыщенно-чёрная. Вскоре мои глаза привыкают к ней. Я начинаю различать силуэты. Да это же моя комната… И моя кровать! Должно быть, мне просто приснился страшный сон! Вот же я – здесь! Я начинаю шарить руками по своей кровати, чтобы убедиться, и тут натыкаюсь на что-то тёплое. Повернув голову, я обнаруживаю, что рядом кто-то спит. Осторожно приподняв одеяло, я вижу знакомую копну мягких волос! Анна-Мария! Она тихо сопит, свернувшись клубочком. «Моя милая девочка, всё хорошо», – шепчу я ей, поглаживая по голове. «Это просто сон», – успокаиваю я себя. Не было никакого путешествия в Нетанию, не было никакой трагедии… И тут меня обдаёт холодом – трагедия! Ведь я точно помню, как я попал сюда! Я видел на берегу мёртвую Анну-Марию, а потом у меня случился обморок… А дальше эта непонятная темнота и череда воспоминаний…

Сопение Анны-Марии, тёплая уютная постель… Ведь я здесь. Я чувствую своё тело. Значит, это был сон. «А как же трагедия? Всё было слишком реально», – шепчет мне внутренний голос. Я не хочу вспоминать об этом страшном сне. Мне стоит только лечь, закрыть глаза, и страшный сон улетучится. «Иосиф, очнись, Анна-Мария умерла», – кричит мне мой рассудок. «Нет», – спокойно отвечаю я. Либо мне это просто приснилось, либо это действительно было и её спасли. Сейчас, спросонья, мне просто сложно вспомнить. Я утром проснусь и всё осознаю. Я не хочу больше ни о чём думать и ложусь спать. Вот она, моя реальность.

***

– Сердцебиение в норме, дыхание в норме, – услышал я чей-то голос.

– С того света вернули, – ответил кто-то.

Я плохо ощущал своё тело, но был точно уверен, что жив.

Глава 21

Меня долго лечили в клинике, в которую я попал. Трагедия действительно произошла, теперь я осознавал это. Одно мне было не понятно, что же я пережил в тот день? Сильнейший испуг? Клиническую смерть? Но может ли быть такое?

Каждый день меня лечили, ставили уколы и капельницы, подавали лекарства. Я больше не кричал, всё моё тело теперь было вялым. Я был подобен растению. С похоронами мне помогли коллеги по работе. Я не мог сам заниматься ими, пока был в больнице, поэтому был очень благодарен им за помощь и поддержку.

Зачем мне такая жизнь? Возможно, в тот день у меня была возможность остаться с моей родной Анной-Марией навсегда, если бы не врачи.

Вскоре, судя по бумагам, меня вылечили, но я не чувствовал себя здоровым. Меня допрашивали полицейские. Я понял, что когда я уснул, она, видимо, пошла к морю.

Никто не знал, что случилось на самом деле. Я был единственным свидетелем, но я в это время спал.

Начатое дело закрыли почти сразу же. Причиной смерти считали несчастный случай.

Я вернулся в Россию и быстро продал дом за самую низкую цену. Я всё ещё чувствовал себя растением, как будто действие лекарств с того самого дня всё ещё не прошло.

Я уволился с работы. Мне удалось сделать это очень легко. Все были в курсе событий и не стали препятствовать.

Никто не пытался спросить, как умерла Анна-Мария. Все лишь молча смотрели мне в спину, когда я делал вид, что не вижу этого.

Анна-Мария утонула в море. Я чувствовал, что тоже иду ко дну. И не было на этот раз её спасительной руки.

Меня ничего больше не удерживало в России. Продажа дома заняла у меня некоторое время, и я был вынужден ещё оставаться здесь.

Я по-прежнему приходил в «наш» парк. Погода была пасмурная, шёл дождь. Лишь в некоторые дни была живительная прохлада, и дождь переставал беспокоить улицы этого городка.

Я по-прежнему писал ей письма, опуская их в дупло.

Сейчас они уже превратились в кашу из бумаги и деревянной трухи, размытой дождём, но тогда я верил, дорогая Анна-Мария, что ты читаешь их и по-прежнему прячешь под подушку.

Я ни разу не произносил этого и уже никогда не произнесу. Я любил её всем своим разбитым горем сердцем. Как я мог не успеть сказать ей этого!

Я написал на мятом тетрадном листке «Я тебя люблю», положил в дупло и в тот же день улетел на родину.