Текст книги "По зову сердца"

Но сейчас хорошее время, чтобы снова начать писать. Я перечитала свои предыдущие записи. Словно заново пережила все, что происходило со мною. И удивилась наивности некоторых своих суждений.

Под началом мачехи я зажила довольно мирной жизнью. Я очень старалась полюбить ее, но у меня не получилось, как я ни убеждала себя, что с моей стороны это несправедливо. Она так добра к отцу. Так заботлива с ним, когда у него случаются приступы. Это было уже трижды, и все три раза она не допускала к нему никого, сама за ним ухаживала. Он говорит, что она делает из мухи слона и что он не так уж болен.

Я слышала, как слуги загадочно перешептываются о мужчинах, которые женятся на женщинах намного моложе себя. «Для них это слишком. Они не выдерживают».

Мачеха настояла на том, чтобы он показался врачу. Доктор Браунлесс не смог найти ничего серьезного и просто посоветовал вести более размеренную жизнь. Отец прислушался к совету и перестал ездить в Грэйт Стэнтон каждый день, как прежде. Мачеха не особенно интересуется нашей мастерской, хотя изготовление географических карт очень доходное и уважаемое во всей стране дело. В Грэйт Стэнтон приезжает много людей, занимающихся картографией, чтобы встретиться с отцом и его управляющим. Они часто бывают у нас дома, и мачеха как хозяйка показала себя с наилучшей стороны.

Я слышала, как отец говорил ей: «Тот день, когда ты приехала учить Анну Алису, – самый счастливый в моей жизни».

А она горячо ответила: «В моей тоже». В общем, все довольны, и я не сомневаюсь, что отец только рад оставаться дома почаще, чтобы больше времени проводить с мачехой. К счастью, в мастерской есть толковый управляющий, который может вести дела сам.

Летом мы съездили в Бат. Мачеха посчитала, что лечение водами будет полезно отцу, а он сказал, что ради нее готов попробовать.

Мачеха намекнула, что там среди отдыхающих может сыскаться жених для меня. Но мне показалось крайне маловероятным, что я смогу найти кого-нибудь среди старых подагриков, в основном сопровождаемых любящими посплетничать женушками, а блестящие юные джентльмены, батские щеголи, вряд ли обратят внимание на меня. Я не раз слышала, как они во всеуслышание заявляли, что находят Бат чертовски скучным местом и готовы сию же минуту без промедления покинуть его и присоединиться к его королевскому высочеству. Там было немало охотников за богатыми невестами, которые рассматривали молодых женщин через монокли и несомненно сопоставляли их красоту с приписываемыми им состояниями. Были там и жеманные юные девицы, и не слишком юные одинокие дамы, очевидно, подыскивавшие себе мужей.

В Бате очень скоро мне захотелось домой, к лугам, полям и свободе. Я страдала от солнца, которое все как будто были обязаны терпеть, и чувствовала себя ужасно глупо в жакете, юбке и шляпке, которая совершенно мне не нравилась.

Как же долго тянулись те дни! Пить воду, принимать ванны, ходить в аббатство на службы, слушать концерты и время от времени посещать балы в Ассамблеях – вот и все, чем там можно было заниматься.

Мачеха вписалась в эту жизнь идеально. Многие считали ее очаровательной. Я заметила, что немало щеголей пожирали ее глазами. Однако, хоть она это замечала, и мне показалось, что я заметила в ней тайное удовлетворение, от отца она не отходила.

Похоже, ее интересовало исключительно мое продвижение. Но иногда у меня возникали сомнения, так ли это. Это чувство не покидало меня. Я ни в чем не была уверена до конца.

Несколько раз я выезжала на конную прогулку, но всегда вместе с отцом и мачехой, и, поскольку она не была любителем верховой езды, случалось это нечасто. Но я могла гулять по лугам и делала это каждое утро. Там были и другие люди, поэтому мне можно было ходить одной, и во время одной из таких прогулок я и встретила Десмонда Фезерстоуна. Последний раз я видела его довольно давно, и встреча эта стала для меня полнейшей неожиданностью.

Он, как обычно, церемонно поклонился, что меня всегда раздражало.

– Неужто сама мисс Анна Алиса! Кто бы мог подумать, что вас можно встретить здесь и… какое счастье… одну! Я удивлен, что вам это позволили.

– Сейчас утро, и я стала старше.

– И еще красивее.

– Вы остановились в Бате, мистер Фезерстоун?

– К чему эти церемонии? Я надеялся, что стал для вас Десмондом. Да, я здесь ненадолго. Как вам Бат?

– Очень красивый город. Мне нравятся лесистые холмы и архитектура.

– И вам нравится здешний beau monde?[2]2
  Высший свет (фр.).


[Закрыть]

– Не особенно.

– Я бы хотел встретиться с вами наедине. Мне многое нужно вам сказать.

– Не вижу, что могло бы вам помешать сделать это прямо сейчас.

– Мне очень многое мешает. Вы, например.

– Я разрешила вам говорить.

– Если бы я вам хоть чуть-чуть нравился!

– Каким образом то, что вы мне нравитесь или не нравитесь, может повлиять на вашу способность говорить?

– С вами очень весело.

– Осмелюсь сказать, что, оставшись здесь, вы рано или поздно встретитесь с моей семьей. Люди здесь быстро знакомятся, а многие были знакомы еще до приезда.

– Анна Алиса.

Он подошел вплотную ко мне и сжал мою руку. Я, как всегда, отшатнулась.

– Лучше будет, если вы не станете рассказывать мачехе, что мы вот так встретились.

– Почему это?

– Она… э-э-э… может не одобрить этого.

– Мне, знаете ли, не нужно ее одобрение, чтобы с кем-то разговаривать.

– Я в этом не сомневаюсь, но, с другой стороны… Просто не рассказывайте ей, хорошо?

– Мне бы это и не пришло в голову. Думаю, я об этом уже забуду к тому времени, когда увижу их.

Он посмотрел на меня укоризненно и рассмеялся.

– Я не думаю, что вы меня забываете так легко, как хотите показать.

Я покраснела, потому что он был прав. Даже сейчас мне еще иногда снятся причудливые сны о нем, которые так легко наполняют мою душу тревогой. И даже там, на лугу, он сумел заставить меня почувствовать беспокойство.

– Я должна идти, – сказала я. – До свидания.

– До свидания. Мне бы хотелось…

Но я, не дав ему времени выказать, чего ему хотелось бы, бросилась прочь.

Я много думаю о нем. Мне показалось, что он был очень искренним, когда просил не говорить о нашей встрече мачехе.

Мне тогда подумалось: «Она не хочет, чтобы он мне докучал. Она действительно пытается меня защитить».

Это стало причиной моей очередной попытки заставить себя проникнуться к ней приязнью.

Я была рада, когда наше пребывание в Бате подошло к концу.

Почти сразу после возвращения у отца случился приступ… Немного более сильный, чем раньше. Мачеха хотела вызвать доктора, но отец отказался, посчитав, что в этом нет необходимости. Ему уже раньше говорили, что приступы вызваны перенапряжением, и поездка в Бат оказалась для него слишком тяжелой.

Она все же пригласила врача, но уже после того, как отец немного поправился. Объяснила, что волнуется и хочет, чтобы его осмотрел медик, и, чтобы угодить ей, он согласился.

Помимо поездки в Бат и встречи с мистером Фезерстоуном, не случилось ничего такого, что стоило бы записывать, и я думаю, что поэтому до сегодняшнего дня не вспоминала о дневнике.

И вот я сижу здесь, кусаю кончик пера и вспоминаю. Не упустила ли я чего-либо важного? События нужно записывать, когда они происходят. Это единственный способ сохранить истину. Но, оглядываясь назад, я не вижу ничего сколько-нибудь серьезного, чего бы я не вспомнила.

1 февраля 1792 года

Еще один долгий пропуск. Из меня явно вышел бы плохой летописец. Наверное, моя жизнь настолько однообразна, что я вспоминаю о дневнике, только если случается что-нибудь необычное.

На этот раз кое-что случилось. Сегодня мачеха рассказала нам про Фредди.

Я обратила внимание на то, что она в последнее время чем-то озабочена. Отец тоже это заметил.

– Ты не думаешь, что твоя мачеха нездорова?

Он был действительно взволнован.

– Почему вы спрашиваете, отец? – спросила я.

– Она, кажется… немного встревожена.

Я призналась, что обратила на это внимание.

– Я ее спрашивал, но она говорит, что здорова.

– Может быть, нам это показалось.

Очевидно, не показалось, потому что сегодня все стало известно.

Я пила с ними чай. Отец любит это. Ему нужно постоянное подтверждение того, что я не испытываю к мачехе неприязни. Я слышала, как он рассказывал людям, что у нас прекрасные отношении. «Это лучшее, что могло произойти для Анны Алисы и для меня», – повторял он.

Он обманывает себя, и, поскольку я не хочу его разочаровывать, когда он говорит подобное в моем присутствии, я просто молча улыбаюсь.

Интересно, почему она решила заговорить об этом при мне? Я уже так давно ее знаю и все равно продолжаю относиться к ней с предубеждением и иногда стараюсь найти этому причину, которой попросту не существует.

И вот, совершенно неожиданно, разлив чай, когда я передала отцу его чашку и взяла свою, она выпалила:

– Я хочу вам кое-что сказать.

– Ага! – воскликнул отец. – Значит, все-таки что-то есть!

– Я думаю об этом… уже довольно долго.

– Дорогая, нужно было рассказать мне.

– Я не хотела беспокоить тебя своими заботами.

– Лоис! Как ты можешь такое говорить! Ты же знаешь, я здесь для того, чтобы оградить тебя от забот. Когда я вспоминаю, как ты ухаживала за мной…

– Ах, это, – сказала она. – Это другое. То был мой долг, и я делала это потому, что мне этого хотелось больше всего на свете.

Мы молча ждали. Она прикусила губу, как будто собираясь с духом, а потом заговорила:

– Это моя невестка… Она умерла… Месяц назад.

– Твоя невестка? Ты не говорила, что… Я не знал, что у тебя есть семья.

– Она умерла неожиданно. Я узнала об этом, когда ее уже похоронили.

– О, моя дорогая, прими мои соболезнования.

Она какое-то время помолчала, слегка сдвинув брови. Отец смотрел на нее сочувствующим взглядом, давая ей время подобрать нужные слова, чтобы сказать то, что она хотела.

– Мой брат поссорился с отцом и уехал из дома. После этого он ни разу не возвращался, и только после его смерти мы узнали, что у него была жена. Теперь умерла и она, оставив после себя… ребенка.

– Печально, – промолвил отец.

– Понимаешь, мальчик остался сиротой и… Он ведь мой племянник.

– Ты хочешь поехать его навестить?

– Об этом я и хотела поговорить. Я должна поехать, понимаешь. Мне нужно чем-то помочь племяннику. Я не могу просто его оставить. Кто знает, что с ним может случиться.

Отец как будто даже вздохнул с облегчением. Не знаю, что он боялся услышать, но, как видно, его предположения не оправдались.

– Поедем вместе. Где это?

– В Шотландии. Думаю, мне нужно ехать одной.

– Хорошо, дорогая, как хочешь.

– Мне придется что-то решать с мальчиком. – Она опустила голову и стала крошить хлеб на тарелку. – Я давно хотела с тобой поговорить… Но все не решалась. Меня это очень сильно волнует.

– Я знал, что тебя что-то гнетет! – торжествующе произнес отец. – Поделись со мной, Лоис. Ты же знаешь, я сделаю все, чтобы помочь тебе.

– Я… м-м… хочу привезти мальчика сюда. Понимаешь, ему негде жить. Он может оказаться в сиротском приюте… А у меня сердце разрывается, когда я б этом думаю. Он же мой племянник.

– Моя дорогая Лоис, и это все? Нужно было давно мне рассказать. Это твой дом. Разумеется, твоему племяннику здесь будут только рады.

Она бросилась к отцу и упала рядом с ним на колени, потом взяла его руки и начала целовать.

Он был тронут. Я увидела слезы в его глазах.

Наверное, мне тоже нужно было расчувствоваться. Сцена была душещипательная. Но в голове у меня была лишь одна мысль: как театрально!

Меня не покидало чувство, что я смотрю спектакль.

1 марта

Фредди Гилмор появился у нас неделю назад. Это маленький бледный мальчик, довольно нервный. Моя мачеха для него непререкаемый авторитет. Он смотрит на нее с каким-то изумлением, как на богиню. Теперь у нее в доме два почитателя.

Фредди мне понравился с той минуты, когда я его впервые увидела. Ему восемь лет, но выглядит он младше. Когда я вызвалась заняться его образованием, мачеха очень обрадовалась. Она вообще намного теплее стала ко мне относиться. Наверняка это из-за Фредди.

У меня как будто появился еще один брат, хоть он и намного младше меня. Чарльз никогда не был настоящим братом. Он всегда смотрел на меня свысока, потому что был старше меня. Но я по отношению к Фредди ничего такого не чувствую. Я уже начинаю любить его, хоть он и прожил с нами еще совсем недолго.

Кажется, он очень благодарен нам за то, что мы взяли его к себе, так что я представляю, как несладко ему жилось прежде. Когда я начинаю спрашивать Фредди о его матери, он замыкается в себе и явно не хочет говорить о прошлом. Наверное, это оттого, что она совсем недавно умерла. Но о тете Лоис он всегда говорит очень почтительно.

Каждое утро, просыпаясь, я думаю о том, чему стану учить его сегодня, и это наполняет мою жизнь смыслом. Он смышленый мальчик, но я вижу, что его образованием почти не занимались. Он хочет учиться и все время что-то у меня спрашивает.

Отец не нарадуется на меня, на Фредди и, конечно же, все так же одурманен любовью к моей мачехе.

Он счастлив, что приехал Фредди, потому что это так радует Лоис.

Похоже, мы превратились в счастливую семью.

3 апреля

Была слишком занята, чтобы думать о дневнике, и только сейчас случилось нечто настолько важное, что я о нем вспомнила.

Ничего более волнительного со мной никогда не происходило.

Я встретила Магнуса Перренсена.

Случилось это самым банальным образом. Не так давно папа за обедом рассказал, что один его знакомый скандинав-картограф написал ему о своем сыне.

– Очень живой юноша, если верить его отцу. Он только что вернулся из тихоокеанской экспедиции и, похоже, всерьез заинтересовался практической стороной картографии.

– Я всегда считала это самой интересной ее стороной, – заметила я. – Открывать новые места, измерять расстояния не на карте, а по-настоящему.

– Ты романтик, моя девочка, – снисходительно ответил отец и повернулся к мачехе. – Нам придется принимать его у себя. Я думаю, ему здесь будет немного одиноко. Мастерс устроит его в Грэйт Стэнтоне, потому что его отец хочет, чтобы он пожил здесь и изучил наши методы. Я уже поговорил с Мастерсом, и он сказал, что у него дома пустует одна комната, и, если миссис Мастерс не откажется от лишних денег, он сможет остановиться у них. Возможно, он задержится здесь надолго.

Мастерс – это управляющий мастерской, настоящий знаток своего дела, похоже, считающий, что важнее изготовления географических карт на свете нет ничего.

– Мастерс в восторге, – продолжал отец. – Перренсены – великолепные мастера картографии. Одни из лучших. Они специалисты по морским картам. Ему не терпится встретиться с молодым человеком, тем паче что он только что вернулся из путешествия. Мы хотим обучить его всему, чем мы тут занимаемся, и уж постараемся разузнать, чему новому научились картографы у него на родине.

– Вот самая лучшая черта картографов, – сказала я. – Они всегда друг другу помогают. В этом деле, кажется, не существует соперничества, как в других профессиях.

Отец рассмеялся.

– Жаль, что твоего брата сейчас нет, – сказал он.

Я кивнула. Мы, конечно, знали, что экспедиции, подобные той, в которой участвовал Чарльз, иногда длятся годами, но нам казалось, что уехал он уже очень давно.

– Я думаю, он вернется неожиданно, – произнесла мачеха. – Интересно, что он скажет, когда увидит здесь меня?

– Не сомневаюсь, что он будет только рад, – заверил ее отец. – Он умный мальчик.

– Я надеюсь, он совершил множество открытий, – вставила я. – Побывал в еще неизвестных местах… Увидел земли, на которые еще не ступала нога человека.

– Анна Алиса очень романтическая натура, – улыбнулся отец, переводя взгляд с меня на мачеху. – Будем надеяться, что Чарльз вскоре окажется с нами.

– Я на это надеюсь, – повторила я. – Фредди обожает карты. Я сводила его в мастерскую вчера, когда мы были в Грэйт Стэнтоне, и он очень понравился Мастерсу. Он все говорил «молодец, умница». Никогда не видела Фредди таким возбужденным.

Отец довольно заулыбался, а мачеха с гордостью в голосе пробормотала:

– У него светлая голова.

– О да, – подтвердила я.

– Анна Алиса счастлива, что у нее появился братик, – сказал отец.

Я посмотрела на мачеху. Ее ясные глаза были устремлены на меня. Мне показалось, что они наполнились слезами, но я не уверена.

Немного смутившись, я поспешила добавить:

– Но теперь нам нужно подумать о том, как нам встретить… Как его зовут? Этого… Магнуса.

– Магнус Перренсен. Да, нужно оказать ему достойный прием.

Я сейчас засела за дневник, потому что увидела его. Мне хочется сохранить то мгновение, когда он церемонно склонился над моей рукой, после чего его лучезарные голубые глаза встретились с моими и уже не отпустили.

Меня тут же охватило сильнейшее волнение, которое с тех пор не оставляет меня.

Не могу поверить, что сегодня вечером я увидела его впервые. Мне кажется, что я знаю его всю жизнь.

Жаль, что я так плохо разбираюсь в картах и почти не имею возможности участвовать в разговорах. Неважно. Я решила, пока он живет здесь, я буду учиться, потому что по нему видно, до чего он увлечен этим делом. Когда он говорит о картах, глаза его загораются. Он совсем недавно вернулся из картографической экспедиции по Тихому океану. Он так интересно и со знанием дела рассказывает о морях и островах, что меня охватывает острое желание побывать во всех этих местах. В нем чувствуется огонь, жизненная сила, и я не сомневаюсь – за что бы он ни брался, ему все удается.

Он очень высокий, одевается по нашим меркам скромно, но мы все здесь немного превратились в щеголей под влиянием принца Уэльского и его друзей, которые, я уверена, часами спорят о длине камзолов и о том, как лучше повязывать шейный платок.

Магнус Перренсен был одет в строгое серое. Его сюртук немного светлее бриджей, чулки того же оттенка, что сюртук, на ботинках пряжки, но совсем простые. Как и все мужчины, он был в парике, но парик у него самый обычный, перевязанный сзади узкой черной ленточкой.

Но не имеет никакого значения, во что он одет. Когда имеешь с ним дело, все твое внимание сосредоточивается на нем самом, на его притягательной личности. По-английски он изъяснялся без труда, но с едва уловимым акцентом, который мне показался очень привлекательным.

Отец долго расспрашивал его про экспедицию, и Магнус рассказал, что он потерпел кораблекрушение и думал, что уже никогда не увидит родных берегов.

– Боже мой! – воскликнула я. – Вы могли утонуть!

– Я долго плыл на плоту, – ответил он, – стараясь не попасть в зубы акулам. Занимался тем, что пытался подсчитать, как долго я так протяну.

– И чем же закончилось?

– Я увидел землю и оказался на острове.

Не знаю, может быть, у меня просто разыгралось воображение, но в тот миг мне показалось, что голос его слегка дрогнул, когда он это произнес. Как будто этот остров был для него чем-то особенным.

Я спросила:

– Остров? Что за остров? Я поищу его на карте.

– Когда-нибудь я расскажу вам о нем, – ответил он, и я обрадовалась, потому что его ответ означал, что мы проведем какое-то время вместе.

– Вероятно, в конце концов вас нашли и вы вернулись домой.

– Да.

– Наверное, ваш корабль утонул и все карты погибли, – покачал головой отец. – Какой удар!

– Верно. Но я поплыву туда снова.

– В море столько опасностей, – с грустью промолвил отец, и я догадалась, что он думает о Чарльзе. Потом отец прибавил: – Надеюсь, вам понравится у Мастерсов.

– Я в этом не сомневаюсь. Мистер Мастерс так много знает. Для меня большая честь и удовольствие разговаривать с ним.

– Я уверен, вам будет о чем поговорить.

– А миссис Мастерс… Она такая добрая. Она назвала меня худым и угрожает «откормить».

– Она милейшая женщина, – улыбнулся отец. – Мне кажется, она частенько бранит мужа из-за того, что ему карты интереснее ее стряпни.

– Она очень хорошо готовит.

– И мы надеемся, что будем видеть вас у нас… почаще, – добавила я.

Он улыбнулся мне.

– Этим приглашением я воспользуюсь с радостью.

Когда он ушел, я так разволновалась. Мне захотелось тут же броситься в свою комнату и записать все, что произошло. Записывая, я как будто снова пережила все это. Меня не покидает чувство, что этот вечер важен для меня. Мне хочется переживать его снова и снова.

3 мая

Каким же славным оказался апрель! Я много времени проводила с Магнусом Перренсеном. Днями он пропадает в мастерской, но я часто езжу на двуколке (с Фредди) в Грэйт Стэнтон, и мы наведываемся в мастерскую. Иногда я беру с собой корзинку с едой, и мы устраиваем пикник на природе. Или бывает, что мы просто сидим с ним в мастерской, жуем бутерброды, пьем сидр и разговариваем. Я это делаю, чтобы помочь ему освоиться.

Он блестящий рассказчик, и мы с Фредди слушаем его, разинув рты. Рассказывая об экзотических местах, он всегда показывает их на карте.

Он не против путешествия по суше, но больше его привлекает море.

На днях я сказала ему:

– Покажите нам остров, на котором вы спаслись после кораблекрушения.

На мгновение он замолчал, а потом неожиданно взял мою руку и сжал ее.

– Однажды я обязательно расскажу вам об этом.

Меня снова бросило в дрожь, как и в прошлый раз, когда он упомянул остров. Я понимала, что для него это не просто остров и что он хочет поговорить об этом со мной… наедине.

Тогда с нами был Фредди. Он сидел в углу с Мастерсом, который показывал ему какой-то из своих инструментов.

– Это называется штихель, – объяснял Мастерс. – Посмотри, какой у него острый резец. Он сделан из стали. Им режут. Посмотри на ручку. На что она похожа? На гриб? Правильно. Берешь вот так его в ладонь и обхватываешь пальцами. А теперь прижимаешь острый край к меди. Вот так. Давить нужно ровно.

Я улыбнулась.

– Он учит Фредди делать карты.

– Фредди способный ученик.

Что-то подсказало мне, что здесь он не сможет со мной поговорить об острове. Ему было нужно, чтобы мы остались наедине. Удивительно, но, хоть я его довольно часто видела, мы никогда не были по-настоящему одни. Когда мы встречались в мастерской, там всегда были люди, в других местах нас постоянно сопровождал Фредди. А когда он приходил в усадьбу, нас обычно окружало несколько человек.

Но для меня его присутствие изменило очень многое. Каждое утро я просыпаюсь в ожидании чего-то нового. Я много о нем думаю. Мне нравится, как его брови задираются вверх на концах. В нем чувствуется иноземец, и я нахожу это крайне привлекательным. Мне нравится его едва заметный иностранный выговор, нравится, как он непривычно для нашего слуха складывает слова в предложения.

Я поняла, что полюбила Магнуса Перренсена.

Что он чувствует ко мне?

Я ему интересна, очень интересна. Мне представляется, что невозможность остаться наедине огорчает его не меньше, чем меня. Но когда-нибудь мы преодолеем это препятствие.

Несколько дней назад мачеха сказала мне:

– Нужно не забыть про ваш день рождения. Думаю, мы устроим большой праздник. Вам исполнится восемнадцать. Я поговорю с вашим отцом.

– Я думаю, ему известно, что мне исполняется восемнадцать.

– В таких вещах он ничего не смыслит. Нужно будет пригласить побольше гостей.

Я пожала плечами. Целью приглашения гостей будет поиск для меня мужа. А я не хотела никого искать. Как бы то ни было, мне это представлялось крайне недостойным. Но теперь кое-что изменилось. Я нашла того единственного, кого могу полюбить, и у меня есть повод думать, что он ко мне небезразличен.

Впрочем, день рождения есть день рождения. Мачеха уже составляет список гостей и дает распоряжения на кухне.

– Как хорошо, что вы родились в мае, – говорила она мне. – Май такой чудесный месяц! Если погода не испортится, мы сможем расположиться в саду, устроить нечто наподобие fête champêtre[3]3
  Праздника на лоне природы (фр.).


[Закрыть].

– Я уверен, ты с удовольствием возьмешься все это устраивать, моя дорогая, – ласково произнес отец. – Как хорошо, что ты есть у нас и так заботишься об Анне Алисе.

Мне шьют специальное платье для праздника. В усадьбу пригласили деревенскую швею, и мачеха сама просмотрела все модели. Мы остановили выбор на шелковом розовом платье, которое, как ей кажется, подойдет мне лучше всего. Это будет платье с открытыми плечами и короткими рукавами, отделанными кружевами. У него широкий кружевной воротник, обтягивающий лиф и пышная юбка с оборками, каждая из которых тоже украшена кружевом. О, это настоящее изысканное платье, и я от него в восторге, потому что, когда я меряю его и стою неподвижно, а наша маленькая швея сидит на коленках передо мной, делая наметки и прикалывая булавки, мне представляется, что я стою перед Магнусом. Думаю, я понравлюсь ему в этом платье.

Я благодарна мачехе, которая так постаралась, чтобы у меня появилось это платье. Она словно благодарит меня за заботу о Фредди.

Я начинаю к ней привязываться? Не знаю. Когда любишь, весь мир воспринимается по-другому и, наверное, начинаешь любить всех.

Нет… Не всех.

Сегодня случилось событие, которое меня потрясло, и, вероятно, из-за этого я и пишу сейчас эти строки. Днем я сидела в саду. Дома было тихо. Отец отдыхал, что он делает почти ежедневно после того, что мы привыкли называть «его приступами». Я уверена, что они ослабили его, хотя он делает вид, что остается таким же, как прежде.

Мачеха уехала на двуколке в Грэйт Стэнтон за покупками и взяла с собой Фредди. Она сказала, что хочет купить ему что-то из одежды. Когда его привезли к нам, едва ли у него была пара сменных костюмов.

Я люблю сидеть в саду. От фасада усадьбы открывается чудесный вид на Грин: зеленая травка, старая церковь со шпилем до самого неба, стоящие рядком шесть старинных коттеджей. Посреди Грина находится пруд с утками и деревянной скамеечкой у воды. Но мне больше нравится вид с противоположной стороны дома. Я люблю наш луг, окаймленный еловой рощицей. Приходя в сад, я обычно иду в огороженный заборчиком розарий и сажусь в одно из плетеных кресел, которые стоят там.

Там я сидела и на этот раз, делая вид, что читаю, но на самом деле мечтая о том, как встречусь с Магнусом. Наедине. Сегодня он с нами обедал, и у меня сердце замирало от счастья. Надежда на то, что удастся поговорить с глазу на глаз о действительно важном, меня не покидала.

– Мисс Анна Алиса… – раздался голос одной из горничных. – Вас спрашивает джентльмен.

Я подскочила.

Мысли мои были полны Магнусом, и я по глупости решила, что это он, поэтому и не спросила имени. Каково же было мое изумление, когда вместо Магнуса я увидела Десмонда Фезерстоуна.

Я почувствовала, как по телу прошел холодок мрачного предчувствия, которое он мне так часто внушал в прошлом.

– Мисс Анна Алиса. Рад видеть вас.

– О… Мистер Фезерстоун… Давно мы вас здесь не видели.

– Я скучал по нашим встречам… Очень.

– Так вы вернулись.

– Увы, ненадолго.

– Давайте пройдем в гостиную. Быть может, вы хотите перекусить с дороги?

– Я пришел увидеть вас… Все остальное неважно.

– Прошу, входите. – Я провела его в маленькую гостиную рядом с передней. – Прошу, присаживайтесь.

Он положил шляпу на стол.

– Схожу велю принести чего-нибудь. Хотите чаю?

– С удовольствием.

– Пойду распоряжусь.

– О, прошу вас… – Он протестующее поднял руку, несомненно, удивляясь тому, что я не дернула шнурок звонка, чтобы вызвать слугу. Но у меня на это были причины, и я поспешно покинула гостиную.

Я бросилась к комнате отца. К счастью, он был у себя, дремал в кресле.

– Папа, у нас гость, – воскликнула я. – Друг мачехи. Мне кажется, вы должны спуститься к нему.

– Конечно, конечно. Друга моей жены нужно принять как полагается. Он представился?

– Это мистер Фезерстоун.

– Ах да! Припоминаю.

– Он в маленькой гостиной. Вы спуститесь? Я пойду велю приготовить чай.

Он спустился вместе со мной и вошел в гостиную. Вернувшись, я застала Десмонда Фезерстоуна за разговором с моим отцом.

Мне показалось, что при моем появлении он посмотрел на меня осуждающе. Принесли чай. Они разговаривали о погоде, а потом Десмонд Фезерстоун участливо поинтересовался здоровьем отца. Отец ответил, что здоров как бык. Не думаю, что он сказал правду, но после свадьбы он все время настаивал на том, что прекрасно себя чувствует.

– Давно я у вас не бывал. Мисс Анна Алиса вытянулась, честное слово!

– Скоро у нее день рождения. Восемнадцать лет исполняется.

– В самом деле! Замечательный повод для праздника.

Меня этот разговор начал раздражать. Мне было крайне неприятно, что они говорят обо мне так, будто я не стояла рядом с ними, словно я была ребенком, чей рост заслуживал обсуждения.

– Да, – сказал отец. – Конечно же, мы будем праздновать. Моя жена так к этому готовится, точно это ее день рождения.

– И когда это великое событие случится?

– Через несколько дней. Если точнее, двадцать первого. Не знаю, сколько гостей будет. Список постоянно растет.

– На правах старинного друга семьи мисс Мэллори позволю себе бестактность… И попрошу вас пригласить и меня.

– Для друга миссис Мэллори у нас всегда открыты двери, правда, Анна Алиса?

Я была рада, что он не стал дожидаться ответа, хотя Десмонд Фезерстоун с любопытством приподнял брови.

Отец продолжил:

– Мы надеемся, что боги окажутся милостивы, и вечер будет теплым. Если придется собраться в доме, боюсь, нам будет тесновато.

– Я уверен, боги будут милостивы в такой знаменательный день, – произнес Десмонд Фезерстоун.

Я рассердилась. Так он, значит, будет на моем празднике. Меня охватило тяжелое предчувствие, что он его испортит.

Прошло немало времени с тех пор, как я в последний раз думала о нем, и вот он явился собственной персоной.

Когда вернулась мачеха, я поняла, что она не меньше моего поражена, увидев Фезерстоуна, и заметила, что приветствовала она его подчеркнуто холодно.

– Я снова оказался по соседству, – пояснил он. – И знаю, вы бы никогда не простили меня, если бы я не зашел к вам.

– Надолго? – осведомилась мачеха довольно бестактно, как мне показалось.

– Все зависит от дела.

Отец сказал:

– Мистер Фезерстоун дал слово, что придет на праздник.

– Вот как, – негромко промолвила мачеха.

Я обрадовалась, когда он ушел.

И все же я уже не чувствовала себя так беззаботно, как прежде.

21 мая

Мой день рождения и самый захватывающий день в моей жизни! Как удивительно, что это произошло именно в мой день рождения!

С утра небо заволокло тучами, и мы все очень боялись, что пойдет дождь. Слуги то и дело выбегали на улицу проверить, не началось ли.

Я рассматривала свое платье, висевшее в шкафу, наверное, раз двадцать, не меньше. Никогда еще у меня не было такого красивого платья. Я упросила мачеху разрешить Фредди лечь спать хотя бы на час позже. Она неохотно согласилась, но неохота ее, кажется, была притворной. Она по-настоящему любит Фредди, и это установило связь между нами… Несмотря на мое противление.

Днем тучи развеялись, и все сказали, что погода все же наладится. Ветер прекратился, и было решено, что, если не пойдет дождь, будем начинать, как и планировали, на свежем воздухе.