Текст книги "По зову сердца"

Реймонд

Читая дневник Анны Алисы, я перестала замечать время, и, когда дошла до конца, было уже светло, потому что наступило утро.

Я была там, с ней. Мне казалось, что я познакомилась с ней и ее возлюбленным, с ее мачехой и зловещим Десмондом Фезерстоуном. Я очень расстроилась оттого, что повествование столь неожиданно оборвалось, и меня охватило сильнейшее желание узнать, что случилось той ночью. Дата на ее могильной плите указывала на то, что той ночью она умерла.

Я почувствовала ее страх. Услышала шаги на лестнице. Увидела, как она поспешно забрасывает свой дневник в ящик комода и закрывает его, но не плотно, так что кончик платка предательски торчит наружу.

И что же случилось? Ее драгоценный ключ торчал из замка или она в спешке забыла запереть дверь? Но нет, она бы этого не забыла. Этот ключ так много значил для нее. Хотя, с другой стороны, после всего услышанного она, вероятно, была охвачена сильнейшим страхом.

Что же все-таки случилось?

И как удивительно, что мне первой довелось прочитать этот рассказ, написанный почти сто лет назад. Как будто он написан специально для меня. Это я нашла ее могилу, это я первой вошла в ее комнату и нашла ее дневник.

Мне не терпелось рассказать брату Филиппу о своем открытии. Мне даже захотелось сходить разбудить его, но я отказалась от этой мысли. Нужно быть терпеливой. Он ранняя пташка и выйдет к завтраку не позже половины восьмого.

Я пришла в столовую раньше его.

– Филипп! – воскликнула я. – Вчера ночью случилось что-то невероятное.

Я все рассказала ему, и он пришел в не меньшее возбуждение, чем я. Но заинтересовала его в первую очередь карта.

– Сходи принеси, – сказал он, что я и сделала.

Тщательно изучив карту, он сказал:

– Я узнаю это место. Эти острова… Их мы знаем. Но этот Райский остров… Очень похоже на выдумку.

– Если есть Соломоновы острова, почему бы не быть Райскому острову?

– Покажу Бенджамину. Он наверняка что-то знает.

Ни я, ни он почти ничего не ели, ибо были слишком возбуждены. Я предложила рассказать о своем открытии бабушке М. Она ужасно расстроится, если мы оставим ее в неведении.

Мы пошли в ее комнату, где она, лежа в кровати, как обычно, пила чай и ела тост с повидлом, что было единственной уступкой ее годам.

Она внимательно выслушала рассказ, и первыми ее словами стал выговор в мой адрес.

Мне было запрещено входить в комнату. Могло что-нибудь случиться.

– На меня что-то нашло, бабушка. Я ничего не могла с собой поделать.

– Посреди ночи! – прибавил Филипп.

– Я просто взяла свечу и пошла наверх.

– Очень смелый поступок после всех этих разговоров о привидениях, – сказал брат. – И что бы ты делала, если бы встретила там безголового мертвеца, гремящего цепями?

– Если прочитаешь дневник, ты перестанешь говорить о смерти так легкомысленно, – убежденно возразила ему я.

Я сходила в свою комнату и принесла дневник. Они были изумлены.

– И ты всю ночь читала его! – поразился Филипп.

– А ты бы не стал? Начав читать, я уже не могла остановиться.

– Я бы подождал до утра.

– Что ты думаешь о карте, Филипп? – спросила бабушка М.

– Она нарисована не любителем. Я знаю это место, но никогда не видел там Райского острова раньше. Я хочу, чтобы на нее взглянул Бенджамин. Сравним ее с другими картами.

– Интересно будет узнать его мнение, – сказала бабушка М. – Оставьте дневник мне. Я почитаю.

Странное то было утро. Ночью я не сомкнула глаз, но спать мне совершенно не хотелось. Я снова сходила в комнату. Мне показалось, что она изменилась. Наверное, из-за того, что здесь побывали рабочие. Я не находила себе места. Мысли об Анне Алисе не покидали меня. Я как будто превратилась в нее и теперь со страхом ждала появления в любую секунду зловещего Десмонда Фезерстоуна.

Чтение дневника оказалось слишком волнительным для меня. За вторым завтраком бабушка М только и говорила, что о дневнике. Она все утро провела в кровати, читая его.

– Ужасная история, – сказала она. – Как думаешь, что случилось с этой девочкой?

– Возможно, они убили ее?

– Очень похоже на то.

– А потом замуровали комнату?

– Но зачем им это понадобилось?

– Не знаю. Ее они похоронили… Это я знаю. Ведь я нашла ее могилу.

– Эту тайну нам не разгадать. Интересно, что выяснится с картой. Тот остров, о котором рассказывал юноша… Где он? Может, он и не существовал никогда. Нам об этом юноше почти ничего не известно. Девочка была до того в него влюблена, что явно не могла трезво его оценить.

– О, я уверена, что и он ее любил. Он верил в этот остров. Они собирались найти его. Хотела бы я узнать, что стало с ним.

– Да, я тоже. Быть может, он поплыл на свой остров после смерти девочки.

– Только представьте, как он возвращается и узнает о ее смерти!

– Интересно будет послушать, что Бенджамин скажет о карте.

Мне так не терпелось это узнать, что днем я поехала в мастерскую. Филиппа и Бенджамина я застала в окружении старых карт.

Филипп, увидев меня, покачал головой.

– Нигде нет и намека.

– Если бы остров существовал, его бы уже открыли, – сказал Бенджамин. – Эти участки моря давно закартографированы.

– Мне все же кажется, что его могли пропустить.

Бенджамин пожал плечами.

– Всего лишь «возможно», не более того. – Он постучал пальцем по карте. – Это было нарисовано человеком, который знал свое дело.

– Да. Он был профессионалом.

– Мистер Мэллори рассказал мне о найденном дневнике. Лично я считаю, что этот юноша ошибся с определением места.

– Но, если он был где-то в этом районе…

– Это маловероятно. Кто-нибудь наверняка уже наткнулся бы на остров. Вы говорите, эта карта была нарисована больше ста лет назад? С тех пор мы далеко продвинулись. – Он покачал головой. – Кто знает, может, он ошибся, ведь рисовал он, насколько я понимаю, по памяти.

– А мне бы хотелось найти этот остров, – признался Филипп.

– Если он существует, – прибавил Бенджамин.

– Он существует, – возразил Филипп. – Нутром чую.

Мы еще долго разговаривали. Для меня это было как плавание через океан. Я слушала их. Замечала запал Филиппа. Я любила его всем сердцем. Он был таким увлекающимся человеком. Если уж заинтересовался чем-то, то весь отдавался этому.

Он был так же одержим островом, как я была одержима Анной Алисой. Правда, одержимость у нас была чуть-чуть разная. Мне хотелось узнать, что случилось той ночью. Филипп же думал только об острове.

Потом я часто вспоминала этот разговор в мастерской и много-много раз жалела, что нашла ту карту.

Ни о чем другом Филипп говорить не мог. Я часто заставала его перед разложенными старыми картами.

– Остров мог находиться совсем в другой части света, – заметил он.

– Послушай, – убеждала его я. – Он был картографом. Он не мог ошибиться с местом, точно так же, как не ошибся бы ты.

– Все ошибаются.

Ярко-голубые глаза его были устремлены в пустоту.

– Анналиса, – промолвил он, – я хочу найти этот остров.

Он бы ни за что не отступился. Остров стал его навязчивой идеей. Бабушка М заметила это и волновалась.

Гоу и его люди закончили крышу и теперь работали с комнатой. Вся мягкая мебель сгнила, но остальные предметы обстановки довольно хорошо сохранились, и некоторые даже подлежали восстановлению.

Я перебрала одежду Анны Алисы. Я непременно хотела это сделать сама. Перчатки, платки, шляпки, платья… все ее личные вещи. Я велела слугам выстирать кое-какие платья. Многие из них истлели от времени, но сохранившиеся я снесла в подвал и положила в сундук вместе с ее шляпками и туфлями.

Обращалась я с ними бережно, потому что чувствовала некое родство с их хозяйкой, и иногда меня даже охватывало удивительное чувство, будто она наблюдает за мной и благодарит меня.

Я сходила в комнату до того, как они начали чинить деревянные панели и красить стены. Гоу был там. Я спросила у него про пятна на стенах. Он сказал, что через такое время трудно определить, отчего они появились. Возможно, это было воздействие сырости… или просто изменение цвета.

– Они как будто разбрызганы, – заметила я. – Это не могла быть… кровь?

– Кровь, мисс Анналиса? Могла, наверное… судя по виду, да, могла. Я бы о таком даже не подумал. Сырость и время делают странные вещи с домами. Почему вы думаете, что это кровь, мисс Анналиса?

– Просто поинтересовалась.

– Ну, что бы это ни было, скоро эти стены будут выглядеть как новые. Когда восстановим окно, у вас в доме появится еще одна прекрасная комната.

– А окно будет точно в том месте, где раньше?

– Должно быть там же. Там, где оно было заложено. Теперь, когда со стены срезали плющ, его можно увидеть снаружи. В этом месте кладка отличается от остальной. Да, это будет хорошая, уютная комната, когда мы закончим.

Наконец они закончили. Отреставрированную мебель вернули на место. Кровать, комод, стулья. Такой, должно быть, видела эту комнату Анна Алиса, когда писала в ней свой дневник.

Слуги по-прежнему опасаются приходить сюда в темноте. Говорят, здесь жутко.

Но я часто сижу здесь вечерами. Иногда разговариваю с ней. «Анна Алиса, – говорю я, – как бы мне хотелось, чтобы ты вернулась и все рассказала».

Порой мне кажется, что я ощущаю чье-то присутствие рядом. Но, вероятно, это просто воображение.

Дом и все в нем кажется другим после открытий, вызванных той ночной бурей. Она приходит в мои мысли, и бывает, что я совершенно явственно ощущаю ее рядом с собой. Мы как-то связаны. У нас одни предки, у нас почти одинаковые имена, мы всю жизнь провели в одном доме. Лишь время разделяет нас. Я часто думаю: что такое время? Возможно ли перебросить мост через эту бездну?

Вслух я никогда этого не говорю. Бабушка М и Филипп слишком практичны. Они лишь посмеются над моими фантазиями. Но у Филиппа есть свои фантазии.

Он постоянно говорит об острове. Я вижу, как в его голове роятся планы. Видит это и бабушка М. Она очень, очень волнуется.

Однажды за обедом Филипп сказал:

– Мне всегда хотелось исследовать новые места, составлять карты, видя, что изображаешь. Меня всегда привлекала практическая сторона картографии.

Я знала его так хорошо, что не удивилась, когда он продолжил рассказом о том, что Дэвид Гатридж, ботаник (это был его друг, из семьи потомственных мореплавателей, с которым он вместе учился), собирается плыть в экспедицию в южные моря. Филипп пояснил:

– Он предложил мне плыть с ним.

Бабушка М молчала, не подавая виду, что удивилась.

– Я всегда мечтал этим заниматься, – сказал Филипп. – Сейчас используются очень сложные инструменты, о которых сто лет назад и мечтать нельзя было. Я бы хотел на месте проверить кое-какие наши карты. Мне кажется – и Бенджамин со мной согласен, – что как раз в тех водах у нас могут быть неточности.

В тот вечер бабушка М пришла ко мне в комнату.

– Он твердо намерен плыть, – сказала она.

Вдруг она сделалась какой-то несчастной, какой я никогда ее прежде не видела.

– Я знала, что это случится, – продолжила она. – Это естественно.

– Вы не попытаетесь его остановить?

Она покачала головой.

– Нет. Я не должна. Это его жизнь. Его профессия. Он по-своему прав. Мы не можем стоять на одном месте. Он должен увидеть мир. Бенджамин тоже поплыл бы. Если бы он мог, сейчас он был бы счастлив. Филипп должен плыть. Я ждала, когда это случится.

– Мы будем скучать по нему… Очень.

– Это всего на год или около того. Но он вернется… и будет богаче, совершеннее. Да, я буду скучать по нему. Но у меня остаешься ты, моя дорогая. Я даже не могу передать тебе, какой отрадой вы, дети, были для меня.

Я же чувствовала себя растерянной и разочарованной. Мне так хотелось отправиться в плавание с Филиппом!

Если бы я могла строить планы с ним, я была бы так счастлива.

Я уже была готова предложить это Филиппу. Уже представляла, как изменится его лицо, когда он это услышит. Но теперь поняла, что должна остаться с бабушкой М.

Быть может, однажды я смогу повидать эти таинственные воды. Мне так хотелось найти Райский остров Магнуса.

Этого хотела Анна Алиса. И я.

Мне стало грустно.

Жизнь, казалось, превратилась в одно сплошное разочарование.

Одним ясным октябрьским днем мы с бабушкой М отправились в Саутгемптон прощаться.

Филипп с вещами выехал раньше. Он должен был провести на корабле пару ночей, прежде чем тот поплывет через моря и океаны, унося его к заветной цели.

Меня снедала грусть. Бабушка тоже была в печали. Но она верила, что поступает правильно, и, кажется, я с ней соглашалась. В первый раз Филипп надолго покидал дом… Если не считать школы, разумеется. Я вспоминала, какой одинокой я себя чувствовала, когда он уезжал на учебу. Но сейчас было в тысячу раз хуже!

Я помогала ему с приготовлениями, и в последние недели мы стали более близки, чем когда бы то ни было.

– Жаль, что ты не поплывешь со мной, – сказал как-то он. – Вот было бы здорово!

– Ах, как бы мне хотелось этого! Без тебя здесь будет ужасно скучно.

Филипп добавил:

– Я много раз хотел предложить тебе плыть со мной, но мы ведь не можем оба оставить бабулю, верно?

– Конечно, нет.

– Но ничего. Когда я найду остров, мы вместе сплаваем туда. Держу пари, бабушка М тоже не откажется.

– Возвращайся поскорее, – попросила я.

Он предложил мне сделать копию карты.

– Чтобы и у тебя такая была, – сказал он. – На всякий случай. Лучше иметь две, чем одну.

– Мне кажется, я могла бы ее нарисовать по памяти.

– Она должна быть точной.

– Хорошо.

Я сделала карту и была очень довольна своей работой. Когда я показала ее Филиппу, он одобрил мою работу:

– Идеально. Точная до последней детали. Спрячь ее в надежное место.

Я, не задумываясь, сказала:

– Положу ее в комод. – И меня охватило странное чувство, что точно такие же слова произнесла или подумала Анна Алиса, когда ей вручили карту.

И вот он покидал нас.

Мы с бабушкой М, бледной и грустной, стояли на краю дока и смотрели, как корабль скользит по воде, выплывая из гавани, пока Филипп махал нам с палубы.

Мы не сошли с места, пока корабль не скрылся из виду.

Жизнь сделалась однообразной и скучной. Потянулись бесконечные унылые дни. Бывая в саду, я часто смотрела на новое окно, которое появилось в стене дома, и иногда мне казалось, будто я вижу в нем лицо. Когда проводишь в одиночестве темные вечера в большом доме, полном теней, воображение поневоле начинает порождать причудливые образы.

Пришло Рождество. Мне хотелось, чтобы оно поскорее закончилось. Без Филиппа все было не так, и в такие времена мы особенно остро чувствовали, как нам его недостает.

Мы пытались поднять себе настроение. Говорили о подарках и прочих подобных вещах, но единственный подарок, которого мне хотелось, – это чтобы отворилась дверь и вошел Филипп.

К нам наведались Фентоны, а мы сходили в гости к Гальтонам и пообедали с приходским священником и его безликой женой. На следующий день после Дня рождественских подарков мы устроили в усадьбе праздничный вечер для деревенских детей, что делали каждый год. Мы старались, чтобы это Рождество выглядело обычным.

– Время идет, – сказала бабушка М. – Он скоро вернется. Он просто хочет исследовать там все получше… И убедиться, что остров действительно существует… А потом он вернется.

Я не была в этом так уверена. Его всегда тянуло в море. Океан заворожит его, вселит надежду на новые открытия… Точно так же, как было бы со мной, поплыви я с ним.

В феврале мы получили от него письмо. Радости нашей не было предела! Сначала я прочитала его. Потом бабушка М прочитала его. Потом я прочитала его вслух ей, и она прочитала его вслух мне, потому что, когда мы его читали, Филипп как будто бы находился рядом.

«Сидней.

Дорогие бабушка и Анналиса!

Я на месте! Поверить не могу, что действительно добрался и что вы теперь на противоположной стороне земного шара.

Плавание прошло спокойно… По крайней мере мне было сказано, что оно прошло спокойно, хотя я бы не стал описывать его таким словом. В ботанической партии собрались забавные ребята. Сейчас они здесь, в Сиднее, но уплывают завтра, и после этого я буду предоставлен сам себе.

Я собираюсь исследовать острова, расположенные в нескольких сотнях миль от побережья. Каждую среду туда ходит корабль. Это послезавтра, так что я пошлю вам письмо до отплытия.

Надеюсь, оно доберется до вас. Путь, конечно, неблизкий, но меня уверяют, что все письма доходят до адресатов, и каждую неделю из Австралии в Англию отправляется четыреста почтовых мешков.

Жаль, что вы не со мной. Но все будет хорошо. В Сиднее я уже встретился с несколькими людьми, однако пока что ничего про Райский остров узнать не смог. Я изучил несколько карт, но на них он не обозначен. Загадка, да и только!

Как только появятся новости, сообщу.

У меня все хорошо, жив-здоров. Никогда не чувствовал себя лучше и рвусь в путь.

Может, скоро увидимся.

Ваш преданный внук и брат Филипп».

– Похоже, он находит такую жизнь интересной и захватывающей, – заметила бабушка М.

– Филипп вообще находит жизнь захватывающей и интересной.

– Он всегда мечтал о путешествиях. Может, когда он узнает, что это такое, ему захочется вернуться к домашнему покою.

Хотела бы я знать.

Дни сменялись неделями, и каждый день я ждала письма от Филиппа.

– Понятное дело, почта на таких расстояниях не может работать четко, – говорила бабушка М. – Боюсь, что многие письма просто теряются по дороге.

Я соглашалась с ней, но как же ждала вестей!

Мастерская потеряла очарование. Каждый раз, входя в нее, я вспоминала о Филиппе. Глядя на карты далеких морей, я думала о том, какие опасности подстерегают его там. Я вспомнила описание шторма из дневника Анны Алисы. Где сейчас находится Филипп? Что с ним будет в этих предательских водах? Он писал, что хочет плыть на корабле к тем островам. Он все еще там или вернулся в Австралию?

Разговоры с Бенджамином немного успокаивали. Он очень старался казаться веселым и беззаботным, но чем больше он старался, тем тяжелее становилось у меня на сердце.

Бабушка М вознамерилась вывести нас из меланхолии и со своей всегдашней рассудительностью пришла к выводу, что нам пора прекратить истязать себя догадками. Было бы чудесно получить весточку от Филиппа, но, если этого не случится, мы должны помнить о том, как трудно доставлять почту на такое гигантское расстояние, а не думать о самом худшем. И в любом случае, мы должны продолжать свою собственную жизнь.

Услышав, что в Лондоне будет проводиться конференция картографов, она объявила о своем желании посетить ее. Бенджамин и я должны были ехать с ней. «Это будет в высшей степени интересно!» – заявила она.

Моей первой мыслью было: «Как было бы здорово, если бы Филипп поехал с нами». Потом я попыталась рассуждать здраво и заставила себя заняться сборами в дорогу.

Конференция должна была продлиться три дня, и Бенджамину дали указание снять для нас номера в гостинице «Блэйкс», где наша семья всегда останавливалась, бывая в Лондоне. Это очень уважаемое заведение, из тех, которые называют «старомодными», располагалось рядом с Пиккадилли. Я уже останавливалась там и была впечатлена царившим в гостинице духом роскоши и спокойной торжественности, которые, как мне казалось, создавались тяжелыми шторами, толстыми коврами, швейцарами в темно-синих ливреях со сверкающими медными пуговицами, бесшумно передвигающимися лакеями и скромными горничными.

Нам предстояло посетить несколько собраний и бал, которые должны были состояться в другой гостинице.

Последовали приготовления. Нам понадобятся новые бальные платья. В доме царит переполох, что, как ни удивительно, меня забавляет. Вообще, вся эта суета на время отвлекла наши мысли от Филиппа.

Приезжать в Лондон всегда захватывающе интересно, и невозможно было не воспрянуть духом при виде стремительной, бурлящей жизни, столь не похожей на нашу деревенскую. Меня очаровывали уличные торговцы, приводили в восторг оркестры и заставляли вздрагивать от ужаса прохожие, бросавшиеся перебегать улицы, так и норовя оказаться под копытами лошадей, тянувших кебы, брогамы и ландо, которыми кишел город.

Невозможно было не поддаться радостному возбуждению. Мне понравились и магазины, и я решила, что хорошенько покопаюсь в выставленных в них товарах, прежде чем вернусь домой.

Конференция была интересной. Проводилась она в большом зале одной из лучших гостиниц города. Сначала читались доклады на самые разные темы, а потом шумно обсуждались цветные литографии.

Бенджамин выехал раньше нас, потому что мы с бабушкой М хотели заглянуть в один магазин. Бабушка М сказала: «О нас не волнуйтесь. Встретимся после доклада. И не нужно нам занимать места, мы сами разберемся».

Наш кеб попал в пробку, и получилось так, что мы с бабушкой М прибыли к самому началу доклада. Мы несколько смутились, когда вошли в зал и увидели, что он переполнен. Казалось, при таком столпотворении свободных мест быть не может. Думаю, замешательство отразилось на наших лицах, поэтому какой-то молодой человек, сидевший на заднем ряду, увидев нас, тут же вскочил и предложил свое место бабушке М.

Она все еще колебалась, когда к нам подошел работник гостиницы и поставил два дополнительных стула за последним рядом. Мы с молодым человеком сели за спиной у бабушки М.

Я сказала:

– Большое спасибо. Это было очень любезно с вашей стороны.

– Не стоит благодарности, – ответил он с самой обезоруживающей улыбкой, которую мне когда-либо доводилось видеть.

Доклад меня очень заинтересовал. Его, похоже, тоже, но я заметила, что время от времени он бросал на меня косые взгляды. Должна признать, что я тоже на него пару раз покосилась. Роста он был среднего, немногим выше меня, хоть я и не маленькая. Светло-коричневые волосы, глаза немного более темного оттенка, приятные, хоть и не очень выразительные черты, – все это оттеняла открытая и заразительная улыбка.

Когда выступление оратора закончилось, бабушка М повернулась, чтобы поблагодарить его еще раз, и он снова ответил, что не стоит, прибавив, что, кажется, где-то здесь подавали закуски и напитки. Не хотели ли бы мы присоединиться к нему? Он был один.

Бабушка М сказала:

– Мы здесь с другом. Он пришел чуть раньше нас. Думаю, он занял место где-то в передних рядах.

– Давайте найдем его. Кажется, там должны быть столики на четверых.

Пока мы разговаривали, к нам подошел Бенджамин.

– Это мистер Бенджамин Даркин, главный управляющий нашей, как мы это называем, мастерской в Грэйт Стэнтоне.

– Только не говорите, что вы – Мэллори, делающие карты.

– Да, они самые, – ответила бабушка М.

– Для меня огромная честь познакомиться с вами. Я Биллингтон… Реймонд Билллингтон.

– Для меня это тоже большая честь, сэр, – сказал Бенджамин.

– Что хорошего в подобных мероприятиях, – вставила я, – так это то, что здесь люди, даже никогда не встречавшиеся, знают друг друга.

– И имеют возможность познакомиться, что гораздо важнее, чем просто знать о существовании друг друга, – добавил Реймонд Биллингтон.

Мы все вместе прошли в зал, где подавали закуски. Мы с бабушкой М заняли столик на четверых, а мужчины отправились делать заказ.

Это была чрезвычайно приятная встреча. Мы все живо интересовались предметом докладов и за столом принялись обсуждать услышанное, жестикулируя, обмениваясь взглядами, приводя аргументы, соглашаясь, споря, излагая собственные мысли. Разговор вели мужчины, потому что они лучше разбирались в картографии, но мы с бабушкой М тоже были достаточно подкованы и не отмалчивались.

Никому не хотелось уходить.

Реймонду Биллингтону так понравился наш разговор, что он предложил сходить на следующее собрание вместе, чтобы продолжить его. Там было запланировано нечто вроде форума, во время которого ему предстояло сидеть на сцене, и он сказал, что может достать нам билеты на передний ряд.

Его ждал собственный брогам, ибо у Биллингтонов в Лондоне имелась контора, и Реймонд рассказал, что живет совсем недалеко, в Найтсбридже.

Он довез нас до нашей гостиницы, и мы расстались, условившись встретиться вновь.

Бабушка М была очарована им.

– Какой милый молодой человек, – прокомментировала она, и это значило очень многое, потому что, как правило, она была склонна к критике, в особенности в адрес молодежи.

Бенджамин сказал, что несколько ошеломлен знакомством с представителем семьи Биллингтонов.

– Вы же знаете, какая у них репутация, миссис Мэллори.

– Да, их знают и уважают, но Мэллори, разумеется, гораздо дольше в деле.

– Да, миссис Мэллори. Они начали всего сто лет назад.

– Меньше, – поправила его бабушка М. – Самое большее, восемьдесят. Однако нужно отдать им должное, у них очень хорошая репутация в мире карт.

– Мне этот юноша понравился, – повторила бабушка М позже.

Мне тоже. Он помог мне довольно надолго позабыть о Филиппе.

В течение трех последующих дней получилось так, что, куда бы мы ни шли, нас неизменно сопровождал мистер Реймонд Биллингтон.

Он свозил нас в свое родовое поместье неподалеку от Странда и провел по нему интересную утреннюю экскурсию. Он представил нас своему отцу и младшему брату Джеймсу, который только-только начинал вливаться в семейное дело. Они оказались очень приятными людьми и, как заметила бабушка М, именно такими, какими можно было представить семейство Биллингтонов.

Бабушка М сказала, что Реймонду нужно приехать в Грэйт Стэнтон, и мы покажем ему, как работает наша мастерская.

Всех нас его выступление на форуме впечатлило не меньше, чем прямые и глубокие ответы, которые он давал на задаваемые из зала вопросы.

Все мы немного расстроились, когда конференция подошла к концу. Это были интересные и насыщенные три дня.

Он спросил разрешения сопроводить нас на бал, которым должны были завершиться мероприятия, и, разумеется, разрешение было с удовольствием дано.

С моей стороны было бы ложной скромностью не признать, что столь пристальное внимание, которым окружил нас мистер Реймонд Биллингтон, было вызвано в первую очередь интересом к моей персоне. И было бы откровенной ложью утверждать, что мне это не доставляло удовольствия.

Он нравился мне. Я находила его куда более интересным, чем Чарльз Фентон и Джеральд Гальтон. Он был обаятелен, утончен, умен. Да что там говорить, он обладал всеми положительными качествами, которыми должен обладать молодой человек.

Он прекрасно танцевал и был уверенным партнером. Я ощущала полную гармонию с ним.

Он сказал:

– Замечательная была конференция. Лучшая из всех, на которых я бывал.

– Они ведь каждый год проводятся, да? Для меня это первый опыт. Быть может, мы встретимся в следующем году.

– О… Надеюсь, что раньше.

Я рассмеялась.

– Да, год – это довольно долго.

– Ваша бабушка пригласила меня осмотреть ваше предприятие в Грэйт Стэнтоне.

– Она очень увлечена ведением дел, но, разумеется, управляет работой мистер Даркин. Он настоящий специалист.

– Вы тоже очень неплохо осведомлены.

– Что вы! Я просто интересуюсь. Все говорят, что я романтик. Я смотрю на синие моря и вижу песчаные берега, пальмы, аборигенов в каноэ.

– Это неотъемлемая часть.

– Но вас-то больше привлекают секстанты и прочие инструменты, которыми измеряют расстояния… и все остальное. Для меня это слишком скучно. А вот мой брат такой же, как вы.

Я замолчала. В разговор вторгся Филипп, а вместе с ним и грусть.

– Брат? А где он?

– Мы не знаем. И очень волнуемся. В прошлом октябре он уплыл в экспедицию.

– И вы с тех пор о нем не слышали?

– Лишь одно письмо дошло до нас.

– Это уже неплохо. С такими отдаленными районами довольно трудно поддерживать связь.

– Да, наверное.

Какое-то время мы танцевали молча. Наконец он произнес:

– Вы загрустили.

– Я думаю о нем.

– Вы должны мне рассказать о нем побольше.

– Ну, вы знаете, как это бывает. Двое детей… Оставшиеся без родителей. Наша мать умерла, а отец оставил нас и женился на другой женщине. Сейчас у него другая семья в Голландии. Нас вырастила бабушка.

– Она очаровательная, но, боюсь, иногда может становиться грозной.

– Да уж. Мы с Филиппом были очень близки.

– Расскажите об этом… О вашем детстве. Я хочу знать о вас все.

– Это не особенно интересно и можно описать в двух словах.

– Я думаю, мне это покажется в высшей степени интересным.

Его рука крепче сжалась на моей талии.

Я сказала:

– Музыка сейчас закончится.

– Увы, да.

Мы вернулись к бабушке М и Бенджамину.

– Может быть, сходим поужинать вместе? – предложил Реймонд.

Он очень тонко ухаживал за нами. Мы заняли один из лучших столиков в зале, и они с Бенджамином пошли к буфету за едой.

– Славная была конференция, – сказала бабушка М. – Никогда не получала больше удовольствия, и все благодаря этому очаровательному молодому человеку. Ты, Анналиса, когда-нибудь думала о том, как самые мелкие и, казалось бы, незначительные события определяют всю нашу жизнь? Если бы мы тогда не опоздали, мы бы могли не познакомиться с ним.

– Он всего лишь уступил нам место. Вряд ли это могло как-то сильно повлиять на нашу жизнь.

– Но знакомство с ним могло. – На лице ее появилась удовлетворенная, даже довольная улыбка. Я догадывалась, о чем она думает. Рядом с нами оказался молодой человек, который, кажется, неравнодушен ко мне. Ее беспокоило то, что у меня почти нет возможности знакомиться с новыми людьми, и, думаю, она осознавала, что Фентоны и Гальтоны мне не пара.

А я сама? Что чувствовала я? Он мне нравился. Даже очень. Но что я буду чувствовать, когда мне придется с ним попрощаться навсегда? Грусть… Да, мне станет грустно. Возможно, немного тоскливо.

То ли это чувство, которое называют любовью? В нем не было ничего неистового. У меня ни разу не захватило дух. Меня не посетило всепоглощающее чувство, что это тот единственный, без которого я уже не смогу жить. Мне было просто приятно… Очень приятно.

Мужчины вернулись с семгой, молодой картошкой и горошком. Офицант принес заказанное Реймондом шампанское.

И так мы проводили последний день конференции, смеясь, шутя, вспоминая доклады, делясь мыслями о том о сем.

– Чудесный получился финал, – сказала бабушка М. – И я хочу сказать вам спасибо, мистер Биллингтон, за то, что благодаря вам все прошло так гладко и приятно для нас.

– Но я ничего не сделал.

– Ерунда. Вы, как говорится, знаете все ходы и выходы. Вы сделали наше пребывание здесь намного более интересным, чем оно могло быть. Не так ли, Анналиса? Бенджамин?

Мы подтвердили.

– Что же, вы хотите приехать осмотреть нашу маленькую мастерскую или нет?

– Я отправлюсь в путь, как только меня пригласят.

– Очень хорошо. Если через неделю, что скажете? Это не помешает вашим планам, Бенджамин? Вы сейчас не занимаетесь ничем особенным?

– Ничем, миссис Мэллори, – ответил Бенджамин.

– У вас есть время подумать, мистер Биллингтон.

– Мне не нужно думать. Я с огромным удовольствием приеду к вам, в любое время.

– Значит, договорились. Стэнтоны недалеко от Лондона. Погостите у нас, разумеется. Мы живем в усадьбе в Литтл Стэнтон.