Текст книги "Путь на эшафот"

– А вы часто здесь ходите? – спросила она.

Он поцеловал ей руку.

– Мы скоро встретимся вновь, – сказал он. Но ей хотелось знать точное время встречи.

– Я буду гулять здесь завтра, – уточнила она.

– Приятно это узнать.

Они пошли по саду вниз к реке. Был прекрасный весенний день, и она подумала, что никогда еще не видела такого красивого пейзажа, как этот. Река поблескивала на солнце, деревья стояли в цвету. Было очень тепло, весело пели птицы, Мэнокс тоже запел. У него оказался приятный голос. Музыка была его единственной страстью, которой он мог оставаться верным всю свою жизнь. А Мария подумала, что он тоже чувствует себя счастливым, если может так красиво петь.

Они вернулись в дом. Эта встреча изменила всю жизнь Марии, все теперь виделось ей не таким, как раньше. Люди смотрели на нее, и она не казалась им больше такой неинтересной, как раньше. Она тихонько напевала песню, которую пел Мэнокс. Она была любезной, она улыбалась, забыв о том, что она всего лишь служанка в богатом доме. Она улыбалась доброй улыбкой и маленькой внучке герцогини. Как хорошо, думала она, что я не благородного происхождения. Музыкант вполне подходящая для меня пара.

Но не прошло и недели, как она горько разочаровалась. Она несколько раз встречалась с Мэноксом, и он нравился ей все больше и больше. Но однажды она зашла в начале дня в опочивальню, побывав перед этим в саду и просидев на бревне около часа в напрасном ожидании Мэнокса. Она открыла дверь. Почти на всех кроватях занавески были задернуты, а на кровати в углу сидел Мэнокс рядом с девочкой. Они сидели очень близко друг к другу, руки их сплелись, он ласкал девочку, а она раскраснелась и весело смеялась. Мария была поражена до глубины души. Она стояла и смотрела на них. Мэнокс увидел ее, встал с постели и произнес:

– А вот и Мария Ласселс!

Она молчала, пытаясь совладать с собой. Она думала: какая же я глупая! Ему нравятся дети. Он пришел сюда по делу, увидел девочку и решил поговорить с ней. Но какое дело могло быть у Мэнокса в опочивальне? И мог ли он забыть, что она ждала его в саду?

Мэнокс вел себя совершенно естественно. В его жизни было много любовных историй, и он часто попадал в затруднительные положения. Ему всегда удавалось довольно успешно выпутываться из сложных ситуаций.

Он быстро подошел к Марии и сказал:

– Я пришел сюда кое-что передать – ведь я всего лишь слуга. И тут увидел девочку. Она была чем-то расстроена, и я решил ее успокоить.

Она согласилась с его объяснением, так как считала Катерину ребенком – она и представить себе не могла, что они любовники. Она улыбнулась и почувствовала себя снова счастливой.

А Мэнокс между тем думал: «Боже мой! Она такая мстительная!» Он проклинал себя за то, что столь легкомысленно пошел на флирт. Но она была такой чопорной, такой добродетельной, что он не смог устоять. Ему хотелось показать ей, что она не грешила лишь только потому, что ей не предоставилось такой возможности.

Он ушел, все кончилось хорошо. Но долго так продолжаться не могло, а он не хотел расставаться с Катериной из-за Марии Ласселс.

И вот однажды ночью Мэнокс не выдержал и храбро отправился к Катерине, хотя прекрасно знал, что Мария разоблачит его. Так и случилось. Мария раздвинула занавески, скрывавшие кровать, и горько заплакала от унижения. Если раньше она ненавидела всех и все, то теперь она ненавидела этот мир во сто раз больше, и ненависть ее была направлена не против Мэнокса, а против Катерины Ховард. Распутница! Потаскушка! А еще леди! Ховард! Кузина королевы! А что представляет собой королева? Такая же потаскуха, как и Катерина Ховард! Вот вам и высокое происхождение! Почему в этом грешном мире торжествует зло, а не добро?

Глаза ее распухли от слез. Нужно немедленно идти к герцогине. Но тогда пострадает Мэнокс. Катерину Ховард, конечно, накажут, дадут ей трепки и могут куда-нибудь отправить, но дело это замнут, чтобы не опозорить скандалом дом Ховардов. Но больше всего пострадает Мэнокс, ведь он не благородного происхождения, как и она сама, поэтому считаться с ним не будут. Именно такие люди страдают за грехи тех, кого считают благородными.

Возможно, Мэнокс образумится, будет ценить добродетель, расстанется с этой потаскушкой Катериной Ховард, которой еще нет шестнадцати, а она уже погрязла глубоко в грехе! Разврат, бесспорно, самый страшный грех – за это в аду души горят в огне. Правда, воровство и убийство тоже ужасные грехи, но даже они не могут сравниться с грехом, совершенным Катериной Ховард!

Но она не пойдет к герцогине из-за Мэнокса. Она надеялась, что придет день и он поймет, как глупо себя вел, и раскается… И не успеют в саду опасть цветы и зазеленеть деревья, как он придет к ней и скажет, что вел себя ужасно глупо.

Но этого не случилось. Мэнокс смотрел на Марию Ласселс насмешливыми глазами. Однажды она встретила его на берегу реки. Она подумала, что может спасти его, и подошла к нему. Глаза ее горели, во рту сделалось сухо, когда она обратилась к нему:

– Послушай, молодой человек, как ты себя ведешь! Разве ты не понимаешь, что если герцогиня Норфолк узнает о твоей любовной интрижке с мисс Ховард, она уничтожит тебя? Дом Ховардов – это тебе не лачуга рыбака. Ты не можешь жениться на ней. Тебя просто уничтожат.

Мэнокс откинул назад голову и расхохотался, прекрасно понимая, почему она так разговаривает с ним, и вволю издеваясь над ней. Он сказал, что ей не стоит о нем беспокоиться, ибо он и не собирается жениться на Катерине.

Разозленная и униженная, Мария вернулась в дом. Если Мэнокс не хочет ее слушать и порвать с Катериной, может быть, Катерина ее послушает? Она нашла Катерину в комнате для шитья, где та что-то вышивала.

– Я хочу поговорить с вами, мисс Ховард.

Катерина подняла на нее глаза. Она почти ничего не знала о Марии Ласселс, а то, что знала, ей, как и почти всем остальным, не очень нравилось. Они считали ее лицемеркой и притворщицей.

– Да? – сказала Катерина.

– Я пришла предупредить вас. Вы еще очень молоды и, думаю, не понимаете, что делаете. Ваши отношения с Мэноксом преступны!

– Я не понимаю вас, – надменно возразила ей Катерина. Она попыталась уйти, но Мария задержала ее, схватив за руку.

– Послушайте, Мэнокс просто развлекается с вами. Он смеется над вами, над вашей доступностью.

– Вы лжете! – возмутилась Катерина.

– Я только что говорила с ним, – сказала ей Мария, чувствуя себя правой и очень добродетельной, – я пыталась уговорить его прекратить ухаживать за вами, поскольку считаю, что таково желание ее милости герцогини. Я объяснила ему, что ведет он себя безрассудно и глупо и что его женитьба на вас невозможна из-за вашего высокого происхождения. Но он заявил, что не собирается на вас жениться, а просто развлекается с вами.

Катерина покраснела, с ненавистью сверля глазами бледное и благообразное лицо Марии Ласселс. Она вдруг увидела свою прекрасную любовь в несколько ином свете. Она показалась ей теперь отвратительной, а вовсе не прекрасной. Зря она пошла на это. Мэнокс презирает ее, ее многие будут презирать. И не дай Бог, если все это дойдет до ушей ее бабушки! Но особенно поразили ее слова Мэнокса. Его намерения по отношению к ней бесчестны! Он сам сказал это! Какой ужас! Может быть, действительно он совсем не такой, каким она представляет его, не обожающий ее, верный и галантный возлюбленный, а совсем наоборот?..

Катерина пришла в бешенство.

– Это возмутительно! – воскликнула она. – Где он сейчас? Пойдем к нему вместе. Я спрошу у него, действительно ли он так говорил!

Марии ничего не оставалось делать, как отвести Катерину в сад, где густые фруктовые деревья давали возможность тем, кто хотел найти уединение, устраивать тайные встречи. Мария думала об одном: разрушить эту глупую связь между Катериной и Мэноксом. Она представила себе раскаявшегося Мэнокса и себя, нежную и всепонимающую, а потом и их с Мэноксом свадьбу.

Мэнокс был удивлен, увидев их вместе. Катерина вся пылала от гнева, а Мария понимающе улыбалась.

– Я хочу сказать, – Катерина едва сдерживала себя, – что… презираю тебя, ненавижу и больше не хочу тебя видеть!

– Катерина! – Мэнокс чуть не задохнулся от удивления. – Что все это значит?

– Я знаю, что ты говорил этой… этой женщине обо мне!

Он был потрясен. Катерина в гневе была ужасно привлекательна. Он еще никогда не встречал девушки, так бездумно отдававшей себя любви, отвечавшей на все его желания безотказно. Она была очаровательной девочкой, ее молодость придавала их отношениям особую пикантность. Такого раньше у него не было. Он зло взглянул на Марию Ласселс, она поняла его взгляд и была глубоко ранена им.

– Катерина, – произнес он и хотел обнять девушку в присутствии Марии, но Катерина высокомерно отстранила его.

– Не трогай меня! Никогда больше до меня не дотрагивайся!

– Ты должна понять меня, – начал объяснять ей Мэнокс, закрыв лицо руками и стараясь выдавить из глаз слезы. – Я безумно люблю тебя, Катерина. Я не сказал ничего такого, что могло бы тебя обидеть. Как я мог это сделать, если все мои мысли направлены на то, чтобы ты была счастлива?!

Она повторила ему то, что сказала ей Мария. А Мария презрительно заметила:

– Ты не можешь отрицать этого в моем присутствии, Мэнокс!

– Я не помню, что я говорил, – ответил Мэнокс. – Я знаю одно, что все мои мысли сосредоточены только на тебе и что иногда из-за этого я сам не знаю, что говорю! – Голос его дрожал, он очень волновался.

Катерина не могла спокойно смотреть на человеческие страдания, сердце ее смягчилось.

– Я очень недовольна этим, – сказала она. И было видно, что она сдается.

Не обращая внимания на Марию Ласселс, Мэнокс обнял Катерину, а расстроенная и униженная Мария повернулась и бросилась к дому.

Катерина и Мэнокс гуляли по саду. Она слушала его объяснения в любви. И хотя она сказала Мэноксу, что прощает его, так как не умела долго таить зла, верила людям и не могла видеть их страдания, она была поражена до глубины души.

Мария Ласселс выставила ее любовь в совсем ином свете, и она больше никогда не сможет относиться к Мэноксу так, как относилась прежде. Но, будучи Катериной, ищущей любви, она стала оглядываться вокруг в поисках более достойного объекта для проявления своей привязанности.

В то майское утро каждый гражданин Англии, кто мог найти лодку, был на реке Темзе, а остальные наводнили ее берега. В город пришли нищие, чтобы полюбоваться процессией и собрать денег, карманники, надеявшиеся на большой улов среди зевак. Таверны были полны людей. Везде, где было можно, собирались толпы, кое-кто забирался на столбы или на плечи друг другу, чтобы лучше разглядеть празднества, устроенные в честь коронации королевы Анны.

Катерина, вместе с другими леди, среди которых были Дороти Барвик и Мария Ласселс, стояли на берегу реки. Атмосфера была праздничной, беззаботной. Леди хихикали, искали, с кем бы пофлиртовать. Они надели самые лучшие наряды в честь новой королевы. Молодежь восхищалась ею. Только старики были недовольны, но даже они в этот день забыли о своем недовольстве. Тогда Анна была любовницей короля, а теперь она стала королевой, и отношение к ней несколько изменилось, ибо король на ней женился. Папа не санкционировал развода – Рим считал эту женитьбу незаконной. Но это неважно! Англия больше не подчинялась Риму, а только своему великому королю! Все это были сложные вопросы, и народ не слишком хорошо в них разбирался. Люди молились, как и прежде, соблюдали те же самые религиозные обряды, а остальное их не волновало. И даже те, кто жалел бедную Катарину и возмущался грешницей в дорогих нарядах, Анной, радовались прекрасному дню. Тем более что этот праздник, который король устраивал в честь новой королевы, обещал быть таким пышным, таким блестящим, что должен был затмить блеск всех предыдущих празднеств, устраиваемых Тюдорами.

Королева должна была прибыть из Гринвича к Тауэр, а коронацию намечалось устроить в Вестминстере. Праздник должен был длиться несколько дней – несколько дней радости, пышных шествий. Граждане Лондона очень любили такие праздники.

Мария Ласселс хотела бы высказать свое мнение о новой королеве, но считала это неразумным. Вот еще один пример того, что грех остается ненаказуем, а, напротив, восхваляется и поощряется. Но она прекрасно понимала, что было бы глупо говорить об этом открыто. Король твердо решил, что не потерпит никаких возражений. Она слышала, что темницы Тауэра полны теми, кто выражал свое неодобрение действиями короля, что инструменты пыток работают постоянно. Она была всего-навсего скромной женщиной, и ей не стоило подвергать себя опасности.

А эта дурочка, Катерина Ховард, вся светилась от счастья. Она без умолку болтала о своей прекрасной кузине, королеве Анне, такой красавице. Она очень ее любила.

– Я просто умираю от гордости. Не могу дождаться, когда королевская баржа покажется на реке…

Мария Ласселс разговаривала с Дороти Барвик о греховных отношениях между Катериной и Мэноксом. Дороти слушала ее и делала вид, что возмущена, но не рассказывала о том, что это она передавала записки Мэнокса Катерине, устраивала их встречи, ибо приняла от Изабел эстафету заботы о том, чтоб Катерина развлекалась – девчонка не должна проболтаться своей бабке о том, что происходит ночами в девичьих покоях. Да, думала Дороти, Изабел следовало бояться не Катерину, а Марию Ласселс. Это еще та штучка! Дороти понимала, что с Марией нужно себя вести очень осторожно.

Глаза Катерины заблестели. Она увидела группу молодых людей, собравшихся на берегу, которые с интересом наблюдали за девушками из окружения герцогини.

– Знаешь, кто эти джентльмены? – спросила Катерину девушка со смеющимися глазами. – Они служат у твоего дяди, герцога.

Она была права. В доме герцога Норфолкского жили бедные молодые люди благородного происхождения, связанные с герцогом дальним родством. Он называл их своим домашним войском. Они жили в его доме на всем готовом, и единственной их обязанностью было охранять его интересы, а в случае войны участвовать вместе с ним в битвах, поддерживать его в любых ссорах и всегда выступать на его стороне, если такая необходимость возникнет. За это он хорошо платил им, кормил и одевал, не загружал работой. Они только и знали, что развлекались. Такое же домашнее войско было и у графа Нортамберленда. Это вошло в традицию еще во времена феодализма. Джентльмены, которым было нечего делать, предавались развлечениям с особым энтузиазмом. Это были веселые, безрассудные и отважные юноши, только и ищущие приключений.

Молодые люди решили, что им представилась возможность поговорить с девушками из окружения герцогини. Раньше они уже встречались с ними, так как имение герцога находилось рядом с имением его мачехи, и их сады и парки спускались к реке.

– Смотрите! – крикнула Дороти Барвик, и Катерина перевела взгляд с молодых людей на реку. Многочисленные баржи и лодки, на которых сидели лучшие граждане Лондона во главе со своим мэром, плыли по реке, чтобы приветствовать свою королеву. Торговцы блистали своими малиновыми одеяниями и тяжелыми цепями на шее. На одной из барж ехали музыканты.

Катерина стала подпевать в такт музыке. Кто-то из молодых людей присоединился к ней. Катерина заметила, что он самый красивый из всех. Она пела и не сводила с него глаз. Он обратил ее внимание на баржу, плывшую по реке. На ней везли фигуру, напоминавшую дракона. Фигура двигалась по палубе, шевелила своим длинным хвостом и извергала из пасти огонь. Толпа ревела от восхищения. Катерина хохотала, юноша тоже. Ей показалось, что он зовет своих друзей присоединиться к ней и другим девушкам. Катерина визжала от удовольствия, смотря, как чудовища, окружившие дракона, веселят публику. Глаза Катерины наполнились слезами умиления, когда она увидела на одной из барж девушек, певших нежными голосами. Они пели о красоте и добродетели королевы Анны.

Пришлось ждать довольно долго, пока вся эта процессия вернулась обратно, уже сопровождая королеву. Однако скучно не было – день был великолепен, развлечений много.

Люди ели сладости, пили вино. Все было очень интересно, особенно после того, как рядом с Катериной появился тот красивый юноша, предлагая ей пирожные.

– Я наблюдал за вами, – сказал он.

– Да, сэр, я это заметила!

Она выглядела старше своих лет, щеки ее горели – связь с Мэноксом сделала ее взрослой. Ей, наверное, лет пятнадцать, подумал Фрэнсис Дерхэм. Самый хороший возраст.

– Попробуйте эти конфеты, – предложил он ей.

– С удовольствием. – Она взяла пирожное. – Не могу дождаться, когда появится королева!

– А вы видели Ее Величество? Говорят, она прекрасна!

– Видела ли я ее? Конечно, видела. Должна сказать вам, сэр, что она моя кузина.

– Ваша кузина? Я знал, что вы живете в доме герцогини Норфолк. Но я не знал, что вы ее внучка.

– Да, я ее внучка.

Он был удивлен тем, что герцогиня Норфолкская разрешает своей внучке, такой молоденькой и такой хорошенькой, гулять без присмотра. Но не стал говорить об этом, а сказал возбужденным голосом:

– Значит, мы с вами родственники!

Катерина обрадовалась. Они стали перечислять свою родню. Юноша оказался прав – между ними существовали родственные связи, хотя и дальние.

– Как великолепно! – воскликнула Катерина. – С вами я чувствую себя под защитой!

Эта мысль была ей очень приятна, так как теперь она не чувствовала себя спокойно с Мэноксом – она боялась встреч с ним и под разными предлогами от них уклонялась. Его слова, сказанные Марии Ласселс, поразили и испугали ее, и, хотя Катерина не хотела обидеть Мэнокса, ее больше не тянуло к нему. Теперь же, когда она встретила Фрэнсиса Дерхэма, ей казалось, что Мэнокс ее совсем не интересует, так как Фрэнсис был совсем другим. Это был джентльмен с прекрасными манерами, хорошим воспитанием. И даже во время этой первой встречи, чувствуя, что его влечет к ней так же, как и Мэнокса, она стала сравнивать их, и все ее восхищение музыкантом померкло, а потом совсем пропало.

Фрэнсис думал: «Ее бабушка сейчас с королевой, поэтому девушка гуляет одна. Но она слишком молода, чтобы гулять одной. Нужно защитить ее от возможных неприятностей, и я это сделаю».

Он все время был с ней рядом. Они гуляли по берегу реки, видели королеву в королевской лодке, на которой оркестр играл нежные мелодии. За королевской баржей ехали баржи ее отца, герцога Саффолкского и других знатных людей.

– Она отправляется в Тауэр, – сказал Дерхэм.

– В Тауэр! – Катерина вздрогнула, а он засмеялся.

– Почему вы смеетесь? – спросила она.

– Вы выглядите такой испуганной.

Тут она стала рассказывать ему о своем детстве, о Долл Тэппит и охраннике Уолтере, о глубоком колодце и узких темницах, о криках, которые, по словам охранника, раздавались в камерах пыток.

– Мне не хотелось бы, – сказала Катерина, – чтобы моя милая кузина ехала в Тауэр.

Он снова засмеялся, удивляясь ее откровенности.

– Разве вы не знаете, что процедура коронации всегда происходит в Тауэре? И покои, где это происходит, сильно отличаются от темниц и колодцев, уверяю вас!

– И все равно мне это не нравится!

– Какая вы милая и добросердечная девочка, – сказал он, а сам подумал: «Ей нельзя разрешать гулять одной без присмотра». Он был возмущен, что те, кто должен был за ней присматривать, не делали этого. Ему нравилось находиться с ней, она была такой молоденькой, такой невинной и в то же время такой… женственной. Она очень привлекательна для мужчин, их будет тянуть к ней, а это для нее очень опасно. Он сказал Катерине:

– Мы должны быть на этом празднике вместе, и не только сегодня. Можем встретиться и вместе погулять по берегу.

Катерина обрадовалась. Этот юноша внушал ей доверие. Ей хотелось думать о ком-то с любовью, Мэнокс же больше не вызывал в ней подобных чувств.

– Вы очень добры.

– Наденьте свою самую простую одежду. Вы не должны выделяться в толпе.

– Простую? Но вся моя одежда очень простая!

– Я хочу сказать, что когда мы будем гулять в толпе, вы уже не будете Катериной Ховард из Норфолка. Вы будете просто Катериной Смит или еще кем-то. Как вам нравится мой план?

– Очень нравится! – Катерина рассмеялась. Они стали строить планы, которые затем осуществили, так как вместе наблюдали за процессией возвращения королевы из Тауэра. Они бродили по городу, а на Грейсчерч-стрит смешались с толпой. Они восхищались убранством и красочностью празднества, знаменами из шелка и бархата. Они видели, как мэр встречал королеву у ворот Тауэра, французского посла, судей, посвящение в рыцари по случаю празднества. Видели аббатов и епископов и разряженного герцога Саффолка, вынужденного забыть в тот день о своем недовольстве. У него в руках был серебряный жезл, знак его назначения на должность верховного констебля Англии.

Взглянув на этого человека, Катерина крепко сжала руку своего спутника, и тот вопросительно взглянул на нее.

– Чем ты взволнована, Катерина Смит?

– Я подумала о его жене, сестре короля, которая, как я слышала, умирает. Он же выглядит таким веселым.

– Он просто не показывает своих чувств, – прошептал ей на ухо Дерхэм. – По его виду нельзя сказать, что он не любит королеву… Но не будем говорить об этом.

Катерина вздрогнула, а потом рассмеялась.

– Мне кажется, гораздо приятнее носить простые одежды и быть частью толпы, чем королевой. Сейчас я не менее счастлива, чем моя кузина!

Он сжал ее руку. Вначале он испытывал к ней только дружеские чувства, теперь же дружба стала перерастать в нечто большее. Катерина Ховард была такая милая, любящая и очаровательная!

Девушка затаила дыхание. Она увидела королеву. Анна ехала в открытой коляске, устланной золотой парчой, в белом как снег платье. Ее прекрасные волосы были распущены, а на голове плотно сидела маленькая шапочка, украшенная драгоценными камнями. На ней было одеяние из серебряной ткани, а сверху мантия из того же материала, подбитая горностаем. Даже те, кто был настроен против нее и шепотом выражал свое недовольство, умолкли, пораженные ее красотой. Она как бы околдовала их.

Катерина была буквально заворожена ею и никого больше не видела. Она не видела одетых в малиновое леди, следовавших за ней в колесницах, покрытых красной и золотой материей, пока Дерхэм не указал ей на бабушку, ехавшую в первой колеснице вместе с маркизой Дорсет. Катерина улыбнулась, подумав, что сказала бы старая леди, увидев ее в толпе. Но старая герцогиня думала сейчас только о прекрасной женщине, ехавшей впереди, – ее внучке, королеве Англии. Это был самый великий день в ее жизни.

А город продолжал праздновать. На Грейсчерч-стрит им с трудом удалось пробраться сквозь толпу, окружавшую фонтан, из которого струилось вкусное рейнское вино. Пантомима с белым соколом особенно поразила Катерину. Белый сокол – это Анна, думала Катерина. Сокол был окружен красными и белыми розами, а когда появилась королева, заиграла музыка, с неба спустился ангел и возложил на головку белого сокола золоченую корону. В Корнхилле королева должна была остановиться перед троном, на котором восседали три Грации. Перед ними из источника вытекала винная струя. Здесь королева должна была отдохнуть, в то время как поэт читал стихи. В них говорилось, что королева обладает теми же качествами, что и три леди, сидящие на троне. Весь этот день по специально проведенным трубам текло белое и красное вино.

Анна проезжала через толпу с горящими от радости глазами. Она ждала этого момента четыре долгих года. У Вестминстер-Холла она поблагодарила мэра и всех, кто организовал праздник. Усталая, но очень довольная, она вместе с королем пообедала в Вестминстере и осталась там на ночь.

На следующий день состоялась коронация. Было первое июня, воскресенье. Катерина и Дерхэм проводили его вместе. Они мельком видели королеву. Теперь она была в темно-красном бархате, опушенном горностаем. В волосах ее блестели рубины.

– Вот моя бабушка, – шепнула Катерина на ухо своему спутнику. Действительно, старая герцогиня была удостоена чести нести шлейф королевы, ее внучки. За вдовствующей герцогиней следовали самые высокопоставленные леди страны, одетые в красный бархат. На корсаже их платьев красовались полоски горностая, их количество указывало на высоту происхождения. За ними шли жены рыцарей и фрейлины королевы, все одетые в ярко-красные одежды. Катерина с Дерхэмом не пошли в аббатство, где Крэнмер возложил на голову Анны корону. Стоя в толпе перед аббатством, они оба думали о том, что еще никогда в жизни не были так счастливы.

– Все это так великолепно! Я безумно рад, что встретил тебя!

– Я тоже рада!

Они посмотрели друг на друга и засмеялись. А потом он повел ее в темную аллею и поцеловал в губы. Он был поражен тем, с какой готовностью она ответила на его поцелуй. Он целовал и целовал девушку, не в силах остановиться.

Прохожие обращали на них внимание и улыбались.

– Сегодня в городе полно влюбленных, как, впрочем, и карманников, – заметил один из них.

– Конечно, все хотят следовать примеру короля!

Повсюду слышался хохот. А что было делать, как не хохотать, если на улицах, где всего несколько лет назад люди гибли от ужасной эпидемии потливой болезни, теперь рекой лилось прекрасное вино!

Однако не все родственники Анны присутствовали на коронации. Джейн Рочфорд больше не могла контролировать свою ревность, и в своей ненависти к сестре мужа утратила последние остатки сдержанности.

Она говорила:

– Это вовсе не женитьба. Мужчина не может жениться, если у него уже есть жена. Какие бы церемонии ни устраивались, Анна так и останется любовницей короля. Королева бывает одна. И это Катарина.

Многие были на стороне королевы Катарины, многие покачивали головами, сожалея о печальной судьбе той, которую они считали своей королевой более двадцати лет. И даже те, кто поддерживал Анну из любви к ней или страха, не могли сказать ничего плохого о королеве Катарине. Ее любили за спокойствие и королевское достоинство, которые ни разу не покинули ее в период царствования. Она много страдала, подвергалась моральной пытке из-за неверности своего мужа еще до того, как он прямо сказал ей, что разведется с ней. Благодаря своему тактичному поведению она сумела в какой-то мере сохранить достоинство короля, покрывая его любовные интрижки. Она говорила, что это присуще всем монархам, и при этом верила в свои слова. Она, так много страдавшая от унижений, которым подвергал ее Генрих VIII, не таила на него зла. Катарина была мягкой и уступчивой женщиной, ибо считала себя рабой долга. Долг – вот что было главным в ее жизни. И она шла на любые страдания, но не отступала от того, что считала своим долгом. К религии ее приобщила мать, Изабелла, которую в свою очередь воспитал в религиозном духе непреклонный религиозный фанатик Торквемада, главный инквизитор Испании.

Все эти люди – Катарина, Изабелла, Торквемада – были ярыми фанатиками, лишенными чувства страха. Их религия была скалой, помогавшей им не упасть в пропасть. Земная жизнь для них была сном по сравнению с реальной жизнью, которая ждала их на небесах. Катарина, навсегда связанная с Римом, считала, что развода не существует и была готова скорее взойти на дыбу, чем согласиться выполнить требования Генриха. Для нее земные мучения были только малой толикой той цены, которую она должна заплатить за вечное блаженство, ожидающее только тех верных приверженцев Римской католической церкви, кто готов пойти на все ради веры в Бога. Она противостояла своему неистовому и злобному мужу всеми силами души и тела, и даже пораженная выглядела победительницей. Не было такого человека, который мог бы относиться к ней не как к королеве. Ее преданная любовь к дочери тоже вызывала уважение. Она отдавала ей все обожание, которого не хотел принять от нее муж. Катарина жила для дочери и была счастлива, думая о том, что настанет час и ее дочь займет трон Англии. Она внимательно следила за ее образованием и радовалась способностям, ее юному обаянию, привязанности к ней отца.

Единственное, что скрашивало мрачную жизнь Катарины, была ее дочь, принцесса Мария. Генрих, взбешенный поведением жены, проклинал ее упрямство. Он не верил, что она не понимает того, что так ясно для него, такого счастливого и порядочного человека, проклинал за то, что она отрицала тот факт, что состояла в браке с его братом, и люто ненавидел – ведь она могла легко разрешить все трудности, уйдя в монастырь. Он решил причинить Катарине нестерпимую боль, а именно: разлучить с дочерью.

Поступив так, он совершил большую глупость, потому что народ всегда выступал на стороне жертв несправедливости. Люди жалели Катарину и Марию. Матери, держа в объятиях детей, плакали горькими слезами. И хотя они были всего-навсего скромными женами рыбаков, они прекрасно понимали, как страдает Катарина, их королева.

Генрих, который любил, когда ему поклонялись и восхищались им, был обижен и обеспокоен отношением народа к Катарине. Перед тем как было начато дело о разводе, в центре внимания находился он, огромный и великолепный, самый добрый и самый красивый, самый сильный и самый любимый своим народом король в мире. Катарина была рядом с ним, но она была его спутником, отражающим его свет. А теперь чувствительный и сентиментальный народ сделал из нее святую, его же все считали грубым, неразборчивым в средствах мужем и жестоким человеком. Он не мог вынести этой несправедливости. Разве они не понимают, что он действовал по совести? Они судили его с человеческой точки зрения, а ведь он был королем. Генрих злился все больше и больше. Он терпеливо объяснял свои поступки, он открывал им свою душу, он пережил унижение суда в Вестминстер-Холле, но они так ничего и не поняли! Он действовал терпеливо. Он хотел, чтобы эти упрямые люди поняли, кто их абсолютный властелин. Одно слово, косой взгляд – этого было достаточно, чтобы отправить любого, какое бы положение он ни занимал, в казематы Тауэра.

Мотивы, которые руководили Джейн, нельзя было назвать высокими, ибо это была ревность, с которой она не могла справиться. Ее душила истерика. Джордж так много времени уделял королеве. Она видела, как озарялось любовью его лицо, когда он смотрел на сестру. Он беспокоился о ней, журил за импульсивность и, как ни странно, как это всегда бывает с любящими людьми, еще больше любил ее за это. Мои ошибки он осуждает, ее же считает достоинствами, думала Джейн.

Придворные относились к Джейн недоверчиво. Когда она выступила против королевы, они перестали встречаться с ней, не желая участвовать в таком безрассудстве. А Джейн была слишком несчастна, чтобы отдавать отчет своим словам, и получала огромное удовлетворение, ругая Анну.