Текст книги "Путь на эшафот"

Норфолк был взбешен из-за Уайатта. Он поссорился со своей мачехой.

– Чего хочет королева? Уайатт наш враг. Что, у нее недостаточно ума, чтобы понять это?

– Не говори так о королеве в моем присутствии! – возмутилась вдовствующая герцогиня. – Или ты пожалеешь об этом, Томас Ховард!

– Ты сама старая дура! Кто посадил на трон эту девчонку, я тебя спрашиваю?

– Ты можешь спрашивать меня о чем угодно, и я отвечу тебе. Король посадил Катерину на трон потому, что ему нравится ее хорошенькое личико.

– О Господи. Ты пойдешь на плаху, старушка, и эта девчонка вместе с тобой.

– Это измена! – воскликнула ее милость.

– Тише, тише, – успокоил ее герцог Норфолк и вышел. Герцогиня была так возмущена, что немедленно отправилась к королеве.

– Он только притворялся, что наш друг, – сказала ей Катерина. – Я всегда это знала.

– Я боюсь его, – заявила герцогиня. – В нем есть что-то такое, что пугает, особенно когда…

Они посмотрели друг на друга, потом оглянулись назад. Прошлое нужно забыть навсегда.

– Будь осторожна с герцогом, – сказала бабушка Катерине.

Но не в характере Катерины было действовать осторожно. Она показала своей холодностью, что недовольна герцогом. Король заметил это и остался доволен. Ему нравилось видеть, как его живая и веселая королева выражает презрение высокомерному и гордому Норфолку, власть которого постепенно от него уплывает.

Норфолк был полон холодной ярости. Эта Катерина такая же притворщица, какой была его племянница Анна Болейн. Если что-то есть правдивое в слухах, которые поползли после нескольких недель ее пребывания на троне, Бог свидетель, он не протянет руку помощи Катерине Ховард.

Хитрый Крэнмер следил за ссорой между Норфолком и его племянницей и радовался, потому что Норфолк был стоящим союзником. Они, враги, могут объединиться в борьбе против Катерины Ховард. Дела складывались хорошо. Но даже если у него есть доказательства вины Катерины, он должен немного подождать, так как было бы безумием излагать имеющиеся у него факты королю в его теперешнем влюбленном состоянии. Сколько еще времени этот тучный монарх будет ворковать, как голубь?

Но в отношении короля к Катерине не было замечено изменений. Всю весну и лето они путешествовали из дворца во дворец, и он вел себя как верный муж. Он предпочитал относительное спокойствие деревни балам и другим развлечениям.

Однако благодушие Генриха было нарушено восстанием сторонников Папы на севере страны. Возглавлял его сэр Джон Невилл. Не было сомнений, что восстание было поддержано с Континента кардиналом Поулом. Генрих расправил плечи и зарычал, как лев, слишком долго спавший. Он больше не будет сдерживать своего гнева. Он позволил себе, упиваясь своим счастьем, расслабиться. Как он мог предаваться дальше своим утехам с Катериной, когда трон шатался у него под ногами и предатели могли лишить его королевства!

Старая графиня Солсбери больше не должна оставаться в живых. Ее казнь слишком долго откладывалась. Катерина заступалась за нее, рисовала жалостные картины того, как она замерзает и умирает от голода в Тауэре. Ну и пусть умирает от голода! Пусть замерзает до смерти! Пусть все предатели погибнут! Она – мать предателя, одного из самых опасных и самых могущественных врагов Генриха. Кардинал Поул может жить в безопасности на Континенте, но мать его пострадает за него.

– На плаху ее! – заорал Генрих, и никакие просьбы Катерины на этот раз не могли помочь. Но он был нежен с ней, успокаивал ее.

– Ну, душа моя. Не думай об этом. Она не бедная старушка, какой ты ее себе представляешь. Она изменница. Она воспитала предателя и вдохновляет предателей. Разве ты хочешь, чтобы твой король и супруг потерял трон? Трон следует время от времени защищать, душа моя, проливая кровь.

Таким образом старая графиня была приговорена к ужасной смерти. Последняя из Пантагенетов вела себя мужественно до последнего вздоха. Она отказалась класть голову на плаху, заявив, что приговор несправедлив и что она не предательница.

– Так следует поступать с предателями, но я не предатель, – сказала она. – И если вы хотите получить мою голову, вы должны за нее побороться.

Из всех убийств, совершенных во имя короля, это было самым ужасным. Старуху за волосы притащили к плахе. И так как она сопротивлялась, палач несколько раз был вынужден ударить ее топором по голове, пока она, окровавленная, не упала на землю и ей не отрубили голову.

Такого рода смерть вызвала у Генриха ужасный гнев. Люди любили обсуждать кровавые подробности, они перешептывались и были на стороне мучеников.

С момента разрыва с Римом Генрих пытался играть на борьбе католиков с лютеранами, извлекая из этого пользу, так же как он играл на вражде между Карлом и Франциском. Последнее восстание вызвало немилость короля к католикам. Теперь совесть мучила его по поводу Кромвеля. И он отвечал своей совести, что, действуя на основе ложных обвинений, исходящих из его окружения, приговорил к смерти своего лучшего слугу из всех, которые у него когда-либо были. Таким образом он мог обвинять католиков в смерти Кромвеля и оправдать себя. Теперь Норфолк не пользовался благосклонностью короля, а Крэнмер стал более влиятельным. Генрих поручил управление своей страной нескольким избранным врагам Папы во главе с Крэнмером и канцлером Одли и отправился на север страны с карательной экспедицией в сопровождении королевы.

Генрих всем сердцем отдавался делам, которые предпринимал. Когда он демонстрировал подданным силу своей власти, он делал это с размахом и жестокостью. Катерину жестокость супруга повергала в ужас.

Любя со всей присущей ей романтикой красавца Калпеппера, она невольно сравнивала его с Генрихом. И хотя она была готова делать все от нее зависящее, чтобы доставить удовольствие милостивому и снисходительному человеку, которым Генрих до сих пор был, она обнаружила, что это не тот человек, которым она его себе представляла, и сердце ее наполнилось страхом. В нем не оказалось ни капли доброты. Катерина была вынуждена присутствовать при унижениях тех, кто восстал, потому что хотел следовать вере, которую считал истинной. Они ездили из деревни в деревню, она вынуждена была наблюдать жестокость и, что значительно хуже, видела, что Генрих получает от этого удовольствие. Когда он приходил к ней, ей казалось, что руки его обагрены кровью и кровь капает с пальцев. Ей хотелось, чтобы король был добрым любящим человеком, чтобы народ уважал и чтил его. Она мечтала, чтобы люди уважали его, а не боялись.

Она тоже предпочла бы любить его, а не бояться. Она многое получила, оставив Калпеппера и выйдя замуж за Генриха. Мария, Джойс и Изабел простились с бедностью, в которой жили. Действительно, она не обошла своим великодушием ни одного члена своей семьи. И о друзьях не забыла. Ей хотелось, чтобы все вокруг нее были счастливы. И чтобы король был счастлив. Никто не должен жить в бедности, не должен испытывать трудностей и грустить. Она хотела жить в мире, который был бы приятен для нее и для всех окружающих.

Когда они прибыли в Налл и увидели, что осталось от Констабла – его усиженный мухами труп висел на самых высоких воротах, куда Норфолк повесил его четыре года назад, – она отвернулась. Ее затошнило, потому что король со смехом обратил ее внимание на это ужасное зрелище.

– Вот висит предатель или то, что от него осталось!

Она отвернулась от короля, зная, что как бы она ни старалась, никогда не сможет его полюбить.

– Ты слишком нежна, душа моя! – Король наклонился к ней и похлопал по плечу, показывая, что ему нравится ее нежность, и она имеет право пролить слезу, жалея его врагов.

Она часто думала о Томасе Калпеппере, который был в свите, сопровождавшей их. Они обменивались взглядами, улыбками. Джейн Рочфорд заметила это. У нее была очень странная черта характера, делавшая ее присутствие очень опасным, хотя сама она не получала от таких своих действий никакой выгоды. И она сказала Катерине:

– Ваш кузен Калпеппер очень красивый молодой человек. И он действительно любит вас. Его любовь светится в глазах. Мне кажется, что Ваше Величество тоже небезразлична к нему. Как можно быть безразличной к такому красивому юноше! Вы никогда с ним не встречаетесь, ведете себя очень осторожно. Это можно устроить.

Все это напомнило ей прежнюю жизнь, полную интриг, и Катерина не смогла устоять. Она подумала, что сумеет терпеть грубость и жестокость Генриха в том случае, если время от времени будет встречаться с Калпеппером. Она помнила мельчайшие черты лица Томаса и, проводя время с королем, могла представлять себе, что это не Генрих, а Томас, и не показывать ему своего отвращения, которое не могла не испытывать.

Дерхэм несколько раз приходил к ней помочь написать письма. Он смотрел на нее горящими, полными страсти глазами, но она боялась, что он причинит ей неприятности. Он был предан ей, и, хотя ревность сжигала его, он никогда не сделал бы ничего такого, что могло бы повредить королеве. Дерхэм ничего не знал о ее любви к Калпепперу, и Катерина, не желая делать ему больно, позаботилась о том, чтобы ему ничего не стало известно. Время от времени она бросала на него нежные взгляды, показывая, что помнит, кем они были друг для друга. И Дерхэм не мог устоять и рассказал своему другу Дэмпорту, что любит королеву и что, если король умрет, он сможет жениться на ней.

Во время путешествия Катерина часто встречалась с Калпеппером. Леди Рочфорд помогала ей в этом – она передавала записки, подслушивала под дверью.

– Король будет на заседании совета более двух часов. Калпеппер вполне может прийти в ваши покои. Ему ничего не угрожает.

Катерина не знала, что ее отношения с Калпеппером стали темой для злых шуток при дворе и обсуждались шепотом между придворными, вызывая сдержанный смех.

В Линкольне она чуть было не отдалась Калпепперу. Он умолял ее, она колебалась, а потом решительно отказала ему.

– Я боюсь, – сказала она ему, чуть не плача.

– Почему ты не убежала со мной, когда я предлагал тебе!

– Да, мне нужно было это сделать!

– Мы и дальше будем губить наши жизни, Катерина?

– Я не могу не сожалеть об этом, но никогда, никогда не подвергну твою жизнь опасности.

Такими были их отношения, но Катерина держалась твердо. Когда она слабела, перед глазами появлялся образ Анны Болейн, умоляющей ее не забывать об ужасной судьбе, которая ее постигла.

Поскольку никто не говорил им, что все знают о их любви, они верили, что никому ничего не известно. Однажды в Линкольне они сидели вдвоем до двух ночи, чувствуя себя в безопасности, потому что леди Рочфорд их охраняла. Они наслаждались своими встречами с безумством страусов, прячущих головы в песок. И поскольку они не переходили границ, то чувствовали себя в безопасности. Их не пугало, что окружавшие их люди знали о их любви. Их не пугало, что Крэнмер только и ждал удобного момента.

Однажды в Линкольне Катарина Тилни и Маргарита Мортон слонялись без дела на лестнице возле покоев королевы, лихорадочно возбужденные и одновременно дрожа от страха, что король неожиданно вернется и застанет их.

– Боже, – шептала Катарина, – неужели королева еще не спит.

Маргарита, видевшая несколько минут назад Калпеппера, выходившего из комнаты, сказала, что королева в постели, и они вздохнули, пожали плечами и улыбнулись, осуждая и одновременно восхищаясь легкомыслием и бесстрашием королевы – это напомнило им о ее поведении в Ламберте.

Влюбленные часто встречались с помощью леди Рочфорд, прислужницы королевы и доверенного лица, всегда готовой что-то посоветовать или о чем-то намекнуть. Катерина проявила неосторожность, написав Калпепперу письмо перед его поездкой. Это говорило о том, что она очень о нем беспокоилась – она никогда не умела писать, и написать несколько строчек было для нее большим подвигом. Она написала это письмо перед тем, как они с королем отбыли в сторону Лондона, а Калпеппер в другое место. Это было безумие. Но еще большим безумием оказалось желание Калпеппера сохранить это письмо. Но они были влюблены, наслаждались опасностью и делали много глупостей. Эта была всего лишь одна из них.

«Я пишу тебе, чтобы попросить сообщить мне, как у тебя дела, – обращалась Катерина. – Боюсь, что ты болен, а я никогда ничего не желала так сильно, как увидеть тебя. Сердце мое замирает, когда я подумаю, что не могу постоянно видеть тебя. Приходи, когда со мной будет леди Рочфорд, потому что я смогу тогда спокойно быть с тобой…»

И дальше в этом роде. Все это было написано непривычной к письму рукой Катерины.

Она жила в ожидании хотя бы увидеть Калпеппера, жила безрассудно, пренебрегая опасностью, а глупая леди Рочфорд жалела ее и устраивала ей свидания.

Король ничего не замечал. Он был доволен. Он еще раз показал повстанцам, что бывает с теми, кто действует против короля. И от лести тех, кто хотел что-либо получить от него и которая его утомляла, он обращался к Катерине, к ее доброте и юному очарованию.

Никогда никто еще не был так счастлив со своей женой.

Он думал, что когда вернется из похода, то заставит петь своих подданных гимн, восхваляющий Бога, так как наконец Всемогущий наградил своего слугу прекраснейшей из жен!

Крэнмер был в таком возбуждении, что едва мог планировать свои действия. Наконец-то ему повезло. У него есть такие доказательства, что даже король не сможет пренебречь ими.

При дворе был один человек. Он ничего из себя не представлял, но Крэнмер всегда испытывал к нему добрые чувства. Этот человек был протестантом, расчетливым и серьезным. Он никогда не смеялся, потому что считал смех грехом. Он был потенциальным мучеником, для которого ходить во власянице приятнее, чем выпить кубок вина. Звали его Джон Ласселс. Он был протеже Кромвеля и остался верен ему. Ласселс молился о вечных мучениях, которые должны быть уготованы тем, кто не согласен с учением Мартина Лютера.

Этот Джон Ласселс пришел к Крэнмеру и рассказал ему такое, что надежды того на победу окрепли. Он бы расцеловал этого человека, такое тот ему доставил удовольствие.

– Милорд, – сказал Ласселс очень серьезно, – у меня на совести есть грех, который не дает мне покоя.

Поначалу Крэнмер не очень внимательно слушал его, потому что полагал – это касается религии.

– Я в страхе. Дело идет о ее милости королеве. Крэнмер оживился, глаза его заблестели.

– Мой лорд архиепископ, у меня есть сестра Мария. Она была няней у первой жены лорда Уильяма Ховарда. И когда жена Ховарда умерла, вдовствующая герцогиня Норфолк взяла ее к себе в услужение.

– Именно там воспитывалась королева, – заметил с нетерпением Крэнмер, ожидая рассказа.

– Я спросил у моей сестры, почему она не попросила королеву о месте при дворе – ведь многие, кто служил вдовствующей герцогине, теперь оказались при дворе. Ответ моей сестры был решительным. Я не хочу, сказала она. Я спросил ее почему, и она ответила, что королева слишком легкомысленна по своему поведению. Я спросил, что она этим хочет сказать, и она рассказала мне ужасные вещи.

– И что же?

– Был такой Фрэнсис Дерхэм, который часто проводил с ней ночи в постели, а до него был Мэнокс.

– Дерхэм! – воскликнул Крэнмер. – Мэнокс! Но они оба сейчас служат королеве.

Он стал дальше расспрашивать Ласселса и, когда узнал все, что его интересовало, отпустил этого человека, сказав ему, что он сослужил большую службу королю.

И Крэнмер с головой ушел в это дело, довольный, что король отсутствует и руки у него развязаны. Он отправил Саутхэмптона допросить Марию Ласселс. Мэнокса арестовали, и он предстал перед ним и Риотесли. Дерхэма отправили в Тауэр. Крэнмер пытался собрать сведения по зернышку. И когда они были собраны, у него не было сомнения, что урожай хороший. Он с нетерпением ожидал возвращения королевской четы.

Генрих был настроен благодушно, когда вернулся в Хэмптон-Корт. Он был полон планов, которые собирался изложить своему духовнику. По всей стране должен быть отмечен День благодарения, чтобы англичане знали, что, благодаря Богу, у него наконец есть любящая, верная долгу и добродетельная жена.

Однако хорошее настроение Генриха быстро испортилось. Он молился в часовне, когда к нему пришел Крэнмер. Крэнмер не смотрел ему в глаза. В руках он держал бумагу.

– Милостивейший король, – сказал Крэнмер, – я передаю это дело в ваши руки. Дело настолько серьезно, что у меня опускаются руки. Прошу вас прочесть эту бумагу, когда вы будете в одиночестве.

Генрих прочел донос на Катерину. Гнев его был ужасен, но он был направлен не против Катерины, а против тех, кто дал эти показания. Он послал за Крэнмером.

– Это клевета! – закричал он. – Все это ложь! Я знаю, что она честная женщина! Я уверен в этом!

Он ходил взад-вперед по комнате, а трусливое сердечко Крэнмера сжималось от страха. Он слишком рано обратился к королю. Он не расстанется с королевой. Скорее он уничтожит тех, кто стремится уничтожить ее.

– Я не верю этому! – кричал король, но Крэнмер услышал нотки сомнения в его голосе и возрадовался. – Но,– продолжал король, – я не буду удовлетворен до тех пор, пока мне не докажут, что я прав. – Он посмотрел на Крэнмера гневным взглядом. – Должно быть проведено расследование. И… никаких интриг против королевы.

Король покинул Хэмптон-Корт, а Катерине было приказано оставаться в своих покоях. Ее музыкантов отправили в Лондон, заявив, что сейчас не время для музыки.

Над Хэмптон-Кортом навис страх, который, как черная завеса, отгородил его от радости и веселья. То же самое произошло в Гринвиче менее шести лет назад, когда Анна Болейн напрасно искала Бриртона, Вестона, Норриса и Смитона.

Катерина дрожала от страха, и когда Крэнмер с Норфолком, Одли, Сассексом и Гарденером пришли к ней, она поняла, что ужасная беда, которой она так боялась с тех самых пор, когда стала королевой, стряслась.

Риотесли допрашивал Фрэнсиса Дерхэма в его камере.

– Вы можете говорить правду, – сказал ему Риотесли, – потому что другие уже все рассказали за вас. Вы сотни ночей проводили голым в кровати королевы.

– До того, как она стала королевой, – ответил Дерхэм.

– А! До того! К этому мы подойдем позже. Но вы признаете, что между вами и королевой были безнравственные отношения?

– Нет, – отвечал Дерхэм.

– Хватит! У нас есть средства заставить вас говорить правду. Ваши отношения с королевой были безнравственными.

– Они не были безнравственными. Катерина Ховард и я считали себя мужем и женой.

Риотесли кивнул.

– Вы называли ее женой раньше, чем другие?

– Да.

– И вы обменялись знаками любви?

– Обменялись.

– Кое-кто в доме считали вас мужем и женой?

– Совершенно верно.

– Вдовствующая герцогиня и лорд Уильям считали вас мужем и женой тоже?

– Нет. Они ничего не знали об этом.

– Однако это не было секретом.

– Нет, но…

– Все в доме знали, за исключением герцогини и лорда Уильяма?

– Об этом знали те, с кем мы общались.

– Недавно вы были в Ирландии, верно?

– Совершенно верно.

– Вы были пиратом?

– Да.

– За что вас следует повесить. Но неважно. Вы уехали в Ирландию довольно неожиданно?

– Да.

– Почему?

– Потому что ее милость узнала об отношениях между мной и Катериной.

– Расскажите про тот случай, когда герцогиня застала вас со своей внучкой. Это было в комнате для горничных. Она вошла и увидела, что вы лежите, обнявшись, и целуетесь.

Дерхэм кивнул.

– И как прореагировала на это герцогиня?

– Она избила Катерину, а меня строго предупредила.

– Не слишком суровое наказание, а?

– Ее милость полагала, что это обычное баловство.

– Вы оказались в услужении королевы вскоре после того, как она вышла замуж за короля. Мистер Дерхэм, я утверждаю, что вы и королева продолжали находиться в безнравственных отношениях, точнее, занимались прелюбодеянием, после того, как королева стала женой Его Величества?

– Это ложь.

– Не кажется ли вам несколько странным, что вы оказались в услужении королевы, пользовались ее благосклонностью и были только ее слугой?

– В этом нет ничего странного.

– Вы клянетесь, что между вами и королевой, после того как она стала королевой, не было ничего, что можно было бы назвать безнравственным?

– Клянусь.

– Послушайте, мистер Дерхэм, будьте разумны. Неужели это кажется вам логичным после того, что когда-то было между вами и королевой?

– Мне все равно, что кому кажется. Я только знаю, что ничего такого не происходило между мной и королевой после ее замужества.

Риотесли вздохнул.

– Мое терпение иссякло, – заявил он и вышел. Вернулся он через полчаса в сопровождении двух здоровых мужчин.

– Мистер Дерхэм, – вкрадчивым голосом сказал секретарь короля, – я требую, чтобы вы немедленно признались в совершении прелюбодеяний с королевой.

– Я не могу признаваться в том, чего не было.

– Тогда, прошу вас, идите за мной.

Дерхэм не был трусом. Он знал, куда его ведут. Они будут пытать его. Он сжал губы, молча молясь за то, чтобы у него хватило сил вынести все это. В последнее время жизнь его была полна приключений, он не раз смотрел смерти в глаза, когда пиратствовал в бурном море. Он презирал опасности, подстерегавшие его, смотрел на них, как на дорожные столбы на пути его жизни, полной приключений. Но ужас комнаты пыток казался ему адом на земле.

В коридорах Тауэра стоял тошнотворный запах смерти. Пол комнаты пыток был покрыт засохшей кровью. Если он признается в прелюбодеянии, что они сделают с Катериной? Они вряд ли смогут наказать ее за то, что было до женитьбы на короле. Они не могут назвать это предательством, даже если она обманула короля, сказав, что девственница. Они не смогут наказать Катерину за то, чего не было, если он не скажет, что прелюбодействовал с ней. Он не поддастся им. Будет держаться до конца и не скажет того, что они хотят от него услышать. Он вынесет все пытки, но не нанесет ей вреда своей ложью. Она не любила его после того, как он вернулся из Ирландии. Но он продолжал ее любить и он не очернит ее ложью.

Они сняли с него одежду и привязали к дыбе. Риотесли, один из самых жестоких людей в Англии, неумолимо стоял рядом.

– Вы глупец, Дерхэм. Почему бы вам не сознаться и не покончить со всем этим?

– Вы хотите заставить меня солгать? – спросил его Дерхэм.

– Я хочу, чтобы вы избежали пыток.

Веревки сжимали ему запястья. Он старался не кричать, потому что это было ужаснее, чем он думал. Он и не предполагал, что существует такая боль. Он завизжал, и они остановились.

– Признайтесь, Дерхэм, вы прелюбодействовали с королевой?

– Нет.

Жесткие губы Риотесли превратился в одну тонкую линию. Все началось сначала. Дерхэм потерял сознание, и они провели у него под носом щеткой, смоченной уксусом.

– Дурак. Люди не могут этого вынести.

Это была правда. Но были мужчины, которые не лгали, чтобы спасти себя от смерти, даже если их ждала мучительная смерть на дыбе. И Дерхэм, пират, был одним из них.

Когда они поняли, что если будут продолжать пытать его, он умрет, они сняли его с дыбы. Он был без сознания, не мог говорить, совершенно истерзан, но когда пришел в себя, ничего не сказал им.

Когда вдовствующая герцогиня услышала, что произошло в Хэмптон-Корте, она заперлась в своей комнате и испытала шок от страха. Королеву посадили под замок! Дерхэма забрали в Тауэр! Она вспомнила, как расстроилась, когда Анну посадили в Тауэр. Но теперь она была не просто расстроена – она была в ужасе. И ее охватила паника.

Она не могла сидеть спокойно. Она должна была действовать. Ведь она уверяла Его Величество в том, что Катерина чиста и добродетельна! И тем не менее она избила Катерину за ее похотливость. Разве она не предупредила однажды Дерхэма, и разве позднее он не убежал от ее гнева, когда узнала, что он и Катерина живут как муж и жена!

Она ходила по комнате. Что если они будут допрашивать ее? Зубы старухи застучали от страха. Она представила себе ужасную смерть графини Солсбери. Она увидела себя на ее месте, бегущей от топора палача. Она богата. Дом ее полон драгоценностей. А король всегда готов избавиться от тех, кто богат, чтобы это богатство досталось ему! Она увидела хитрые глаза герцога Норфолка, улыбающегося ей. «Эта девчонка пойдет на плаху!» – бросил он ей, и она выругала его, сказав, чтобы он следил за своими выражениями, когда говорит о королеве. Пасынок был ее самым злейшим врагом, а теперь у него есть возможность открыто выступить против нее.

Ей не следует терять времени. Она должна действовать.

Герцогиня спустилась в главный холл и позвала своего верного слугу. Она приказала ему отправиться в Хэмптон-Корт, узнать там последние новости и как можно скорее вернуться и все рассказать ей. Она с беспокойством ждала его возвращения, но когда он вернулся, то мог рассказать ей только о том, что ей уже было известно. Королева и Дерхэм были обвинены в прелюбодеянии. Некоторые ее слуги были обвинены в том, что знали об этом и скрывали.

Она подумала о друге Дерхэма, Дэмпорте, который, без сомнения, знал о Дерхэме больше, чем все остальные. И у нее зародился план подкупить его, чтобы он молчал.

– Я слышала, что Дерхэма арестовали и королеву тоже, – сказала она плачущим голосом. – В чем дело?

Дэмпорт ответил, что он думает, Дерхэм неучтиво разговаривал с церемониймейстером.

Губы ее милости скривились, и она сказала, что очень боится, как бы вследствие наговора не пострадала королева. Она испуганно взглянула на Дэмпорта и сказала, что хочет сделать ему маленький подарок. И она дала ему десять фунтов стерлингов. Это был глупый и неуклюжий поступок, но она была слишком испугана, чтобы понять это. Она пробормотала что-то о том, чтобы он ничего не рассказывал об отношениях Катерины Ховард с Дерхэмом.

Страх ее перешел в истерику. Вдовствующая герцогиня бродила по комнатам, не зная, что предпринять. Что если Катерина и Дерхэм писали друг другу письма, когда он был в Ирландии!

В доме ее осталось несколько сундуков Дерхэма, потому что перед тем, как отправиться ко двору, он служил у нее. Несколько сундуков оставалось еще с тех пор, как он бежал. Он не взял их с собой, когда стал служить при дворе – ему некуда их было там поставить. Что если в сундуках Дерхэма есть доказательства их связи?..

Ноги ее подкашивались, голос дрожал. Она позвала самых верных своих слуг. Она сказала им, что боится приезда королевского посла, который может прибыть в любой момент. Королева в опасности. Все вещи Дерхэма должны быть просмотрены, чтобы там не оказалось ничего, компрометирующего королеву. Она умоляла своих слуг быть ей верными и помочь.

В доме воцарилась суматоха. Сундуки вскрыли. В них оказалось несколько писем, написанных Джейн Балмер по просьбе Катерины. Дерхэм сохранил их. Они были сожжены. Герцогиня даже уничтожила вещи, которые, как она полагала, Катерина дарила Дерхэму.

Когда все это было сделано, она вернулась в свою комнату, чувствуя себя очень усталой и старой. Но она не смогла отдохнуть. Стук в дверь предвещал новые беспокойства, самые худшие из всех.

– Внизу находится его милость герцог, – сообщила ей испуганная горничная, – он требует, чтобы вы немедленно его приняли.

Катерина застыла от страха перед лицом этих пяти ужасных мужчин. Она так дрожала и держалась так странно, что они подумали, будто она лишилась рассудка. Она сначала расхохоталась, а потом заплакала. Ее охватила страшная истерика – не то, что ее кузину Анну, ведь перед глазами Анны не было ужасного примера, который видела Катерина.

Но ее пугало больше всего то, что она не могла придумать, как предупредить Калпеппера. Она была безумно взволнована, беспокоясь за его судьбу.

Холодные глаза Норфолка насмешливо смотрели на нее. Казалось, они говорили ей: «Ты считала себя такой умной! А ты такая же, как и твоя кузина Анна Болейн. Что же это за племянницы у меня?..»

Дяди она боялась больше, чем остальных.

– Приведи себя в порядок! Слышишь! Не пытайся утопить вину в слезах!

Крэнмер казался настроенным более доброжелательно. Он был осторожен, зная с какой нежностью относится к ней король, и опасался, что ему придется идти на попятную. Она все расскажет ему, или же вообще ничего не расскажет.

Своим вкрадчивым голосом он сказал, что сожалеет о случившемся. Фрэнсис Дерхэм признался, что они жили как муж и жена. Она также жила с Мэноксом. Для нее лучше говорить правду. Сердце короля разбито ее изменой, но он склонен быть снисходительным.

Ответы ее на вопросы были едва слышны. Дыхание ее прерывалось каждый раз, когда к ней обращались. Она боялась, что услышит имя Калпеппера. Но когда они не произнесли его имени, она пришла к выводу, что они ничего не знают об их любви. Это дало ей такое облегчение, что она вдруг стала счастлива. Она с готовностью призналась в том, что у нее было до женитьбы с королем. Да, Дерхэм называл ее своей женой… И она называла его своим мужем… Да… Да…

Норфолк, забыв напрочь о своей связи с Бесс Холланд, был возмущен таким развратом. По сравнению с ним остальные казались добрейшими людьми.

Истерика у Катерины прошла. Они ничего не знали о Томасе. Они могут послать ее на плаху, как сделали это с ее кузиной, но Томас Калпеппер не должен страдать из-за любви к ней.

Совет из пяти человек удалился, и Крэнмер стал готовить отчет следствия, который представит королю.

Генрих с нетерпением ждал результатов следствия. Он не мог скрыть своего волнения. Он очень изменился, прочтя бумагу, которую принес ему Крэнмер раньше: сказав, что не осмеливается рассказать об этом королю устно. Обычно багровое, лицо Генриха приобрело сероватый оттенок и стало напоминать пергамент, а вены, наполненные кровью, теперь выглядели как коричневые линии.

Крэнмер разговаривал с королем голосом, в котором слышалась боль. Он считал, что такой голос очень подходит для определенных ситуаций. Он говорил об ужасной, вульгарной и полной любовных похождений жизни королевы. Описывая ее, он использовал такие слова, как сладострастная и порочная. И такая женщина заставила короля полюбить ее и, будучи самонадеянной, выйти за него замуж.

Норфолк смотрел на короля и Крэнмера и ему было неприятно – ведь эта распутница была его племянницей, и именно он представил ее королю. Норфолк был обеспокоен. Он был очень богатым человеком, но когда королеву обвиняют в измене, членов ее семьи постигает такая же участь. Он с отвращением говорил о своей племяннице, когда представлялась такая возможность. Он клеветал на нее. Но он хотел, чтобы его не связывали с ней. Он очень опечален, говорил он всем и каждому. Дом его погружен в глубокий траур, потому что из этого дома вышли такие распутные женщины, как Анна Болейн и Катерина Ховард. Он считал, что единственным справедливым наказанием для Катерины будет смерть на костре. Он будет присутствовать при этом и наслаждаться ее стонами, когда она подвергнется мукам, которые ждут ее и в загробной жизни. Он жалеет короля, говорил Норфолк, он любит его и надеется, что король не будет считать его ответственным за то, что в доме его выросли эти ужасные существа, предавшие его любимого монарха. Он поругался со своей мачехой, которой, а это всем известно, во всем доверялась королева. Все прекрасно знают, что он никогда не был дружен ни со своей мачехой, ни с ее подлой внучкой.