Текст книги "Путь на эшафот"

Пусть все эти люди будут прокляты, все так называемые мученики! Вот они стоят перед судом, который решает, жить им или умереть, стоят рядом, в одну линию, и хотя на Кромвеля можно положиться в том, что он найдет против них достаточно доказательств, и хотя они все предатели и развратники, все до одного, люди будут шептать: «Им не время умирать, они так молоды! Как они красивы! Как благородны! Разве могут люди, совершившие преступления, держаться так смело? И даже если они и виновны, кто в своей жизни не был безрассудно влюблен? Ведь даже сам король…»

Достаточно! Король вызвал Кромвеля.

– Пойдите к Норрису! – приказал он. – Мне нравился этот человек. Я был его близким другом. Скажите ему, что я знаю, как опасна королева. Скажите ему, что я знаю, что она, если захочет, может стать неотразимой. Скажите ему, что я буду добр к нему. Предложите ему жизнь взамен на полное признание своей вины.

Кромвель пошел и вскоре вернулся.

– О, Ваше Милостивое Величество, просто невозможно себе представить, что в вашем королевстве есть такие неблагодарные подданные!

– И что же он сказал вам? – спросил Генрих, весь дрожа в ожидании ответа. Он хотел показать суду признание Норриса, хотел прочитать его народу.

– Он ответил то же самое, Ваше Величество, что говорил раньше. Он согласен умереть тысячу раз, но не оклевещет королеву, которая ни в чем не виновна.

Генрих потерял над собой контроль.

– Тогда подвесьте его! И пусть висит! – завизжал он. Он выбежал из комнаты. Ему показалось, что на него смотрит отрубленная голова Мора и улыбается.

– Будь они тысячу раз прокляты, все эти мученики!

В Тауэре поспешно сооружалась комната, в которой должно было состояться судилище над Анной и ее братом. Она смело вошла в эту комнату и встала перед теми, кого король выбрал, чтобы судить ее. Она тут же поняла, что ему удалось собрать для этой цели самых злейших ее врагов. Главным среди них был герцог Саффолк. Его красное лицо выражало ненависть и удовольствие. Среди судей был также и молодой граф Ричмонд, который тоже ее ненавидел, потому что надеялся получить трон. Он был незаконным сыном, но отец его, король, и герцог Норфолк, который стал его тестем после того как граф Ричмонд женился на его дочери, убедили юношу, что трон не так уж и недосягаем.

Анна подготовилась к мучениям, которые ожидали ее. Она решила, что ни за что не даст сломить себя врагам. Но она почти потеряла над собой контроль, увидев среди тех, кого король назначил присутствовать на суде и решить судьбу королевы, Перси. Он посмотрел на нее, и им обоим показалось, что время вернулось назад, что они молоды, влюблены друг в друга и из комнаты в Хэмптон-Корте, где они так были счастливы, смотрят на ужасное будущее, которое их ожидает. Перси, здоровье которого было подорвано, увидев ее, побледнел, но она гордо подняла голову и презрительно улыбнулась. И ему стало стыдно, когда он понял, что она смело встретит то, что уготовила ей судьба. Перси было далеко до нее. Он поник и упал на пол. С ним случился обморок. Как он мог обвинить ее, ту, которую так и не смог забыть?.. Но как он мог отказаться сделать это, если король хотел, чтобы она была признана виновной? Перси не мог противостоять королю, как в прежние годы не смог противостоять гневу Уолси. Он на самом деле был болен и его вынесли из зала суда.

Слава Богу, подумала Анна, что среди тех, кто будет судить ее, нет отца! Она боялась, что такое может случиться, потому что от Генриха всего можно ожидать, а отец ее может подчиниться приказу короля и приговорить родную дочь к смертной казни. Но она избежала позора присутствовать при позоре своего отца.

Она прослушала перечень преступлений, в которых ее обвиняли и за которые должны были судить. Она, указывалось в нем, изменила королю с четырьмя мужчинами, а также со своим братом. Ее обвиняли в том, что вместе с ними она покушалась на жизнь короля. Кромвель был настолько хитер, что даже привел даты, когда измена имела место. Она могла только горько улыбаться, слушая эту ложь, потому что первая измена, связанная с именем Норриса, состоялась в тот день, когда она, только что родив Елизавету, даже не выходила из своей комнаты.

Когда она предстала перед своими обвинителями, ей показалось, что все они сомневаются в ее виновности. Среди них не было таких людей, которые бы не знали, что Анна находится в зале суда потому, что король решил сменить ее на Джейн Сеймур. О, справедливость! Если бы она была уверена, что справедливость восторжествует!

Единогласного решения судей не требовалось. Достаточно было большинства, чтобы осудить ее. Однако горевшие ненавистью глаза Саффолка внимательно следили за всеми, кто был с ним рядом, как бы говоря им, что отметит тех, кто не подчинится воле короля.

На улицах, где люди собирались в группы, атмосфера была напряженной. Если бы Анна могла видеть этих людей, ее настроение улучшилось бы. Многие, кто раньше осуждал ее, теперь жалели и даже плакали. Когда она находилась в расцвете своей власти, они называли ее потаскухой. Теперь же они не могли поверить, что та, которая вела себя так благородно и отважно, может быть виновной. Матери вспоминали, что у нее трехлетняя дочь. Судьба ее была ужасной и трагической, и люди жалели ее так же, как жалели в свое время Катарину и Марию.

Саффолк знал настроение народа, знал, что думают некоторые судьи. Это было царство террора. Маска лицемерия сброшена, на общее обозрение предстало чудовище, для которого убийства и нечеловеческие пытки ничего не значили. Нужно быть дураком, чтобы пойти на пытки из-за Анны Болейн. Саффолк выиграл, Анна была признана виновной.

– Приговаривается к сожжению или плахе по воле короля! – объявил герцог Норфолк, смакуя каждое слово, как будто бы это доставляло ему огромное удовольствие.

Она не побледнела и даже не вздрогнула. Она посмотрела в жестокие глаза своих врагов и сказала твердым голосом, высоко держа голову:

– Бог научил меня, как умирать, и он укрепит мою веру и силы.

Она посмотрела на мужчин, осудивших ее, и сказала им:

– Хочу верить, что у вас достаточно причин для того, чтобы оправдать то, что вы сделали, но это не те причины, которые были представлены суду в качестве обвинения.

Даже Саффолк поежился от этих слов, даже Норфолк отвернулся, почувствовав стыд.

Но голос ее дрогнул, когда она заговорила о своем брате:

– Что же касается моего брата и других незаслуженно обвиненных, я с удовольствием перенесла бы несколько смертей, чтобы освободить их.

Лорд Мэр был потрясен. Теперь он был совершенно уверен в том, о чем раньше только подозревал. Она ни в чем не виновна. От нее просто решили освободиться.

Вернувшись в свою комнату, она снова и снова пережила то, что происходило в зале суда. Она благодарила Бога за силу, которую он ей дал, и просила, чтобы он не лишал ее мужества.

Теперь, когда приговор был вынесен, леди Кингстон вела себя с Анной более гуманно. Марии Уайатт было разрешено встретиться с подругой.

– Ты не можешь себе представить, как мне приятно видеть тебя, Мария, – сказала ей Анна.

– А мне тебя, – ответила ей Мария.

– Не плачь, Мария. Это было неизбежно. Ты ведь понимаешь теперь это. С первой же встречи в саду в Хивере… Но мысли мои бегут… Ты ведь ничего не знаешь об этом, и не стоит об этом вспоминать. Ах, Мария, если бы я была такая же милая и скромная, как ты, этого никогда бы не случилось. Я была честолюбива, я хотела, чтобы мне на голову надели корону. Но, обращаясь к прошлому, я вижу, что вряд ли бы смогла избежать всего этого, избрать другой путь. Не плачь, дорогая Мария, скоро вся моя боль уйдет. Не стоит говорить обо мне, Мария. Что с Джорджем? Что слышно о моем любимом брате?

Мария не ответила ей, но слезы, которые она не могла сдержать, стали этим ответом.

– Он защищался благородно, в этом я не сомневаюсь, – сказала Анна. Глаза ее вдруг блеснули. – Мария, ему не удалось выпутаться. Вспоминая дни, когда мы жили в Бликлине и Хивере, я всегда удивляюсь, как умело он выпутывался из трудных положений. Если он натворит что-либо, за что должен получить наказание, он всегда что-то придумает в свое оправдание, что-нибудь очень убедительное. А как сейчас? Что он такого сделал?.. Да, он любил свою сестру. А разве нельзя любить сестру? Но люди хотят оболгать его! Джордж, теперь, когда ты действительно невиновен, ты не можешь спасти себя. Это не Бликлин, Джордж! И не Хивер! Это жестокий двор Генриха, моего мужа, который хочет убить меня и тебя вместе со мной!

– Успокойся, Анна, ты была такой отважной перед этими людьми, будь же отважной и теперь.

– Предпочитаю стать жертвой убийцы, Мария, чем быть убийцей. Расскажи мне о Джордже.

– Он вел себя благородно, Анна. Даже Саффолку с трудом удалось зачитать обвинение. В суде ходят разные слухи. Многие утверждают, что его нельзя осудить.

– А что они говорили обо мне?.. О нас с Джорджем?

– Они говорили то, что должны были сказать! Там была Джейн… Она выступала против него свидетелем.

– Джейн! – Анна откинула назад голову и захохотала. – Я ни за что бы не хотела поменяться местами с Джейн. Она лгунья и клятвопреступница. Она сделала это из ревности. Давать ложные показания против своего мужа! Но что она могла сказать обо мне и о Джордже? Ей нечего сказать!

– Она сказала, что однажды он вошел к тебе в комнату, когда ты лежала в кровати. Он хотел о чем-то попросить тебя. И он поцеловал тебя. Вот, кажется, и все. Стыдно было слушать. У нее ничего против него нет. Они не могли бы назвать его виновным, но он…

– Говори, Мария. Ничего не утаивай от меня. Разве ты не понимаешь, что значит для меня твой приход после того, как я видела здесь только своих врагов? Будь со мной откровенна, Мария! Ничего не скрывай. Друзья должны быть откровенны друг с другом.

– Они дали ему бумагу, на которой был написан вопрос, который они не осмелились задать вслух, и он…

– Да? Что он сделал?

– Зная, как им будет неприятно, если он прочтет этот вопрос вслух, он прочел его. Ты же знаешь, какой он неосторожный и импульсивный.

– Да! Я прекрасно его знаю! Я поступила бы так же, не смогла бы удержаться! Он презирает всех этих судей, выбранных королем, единственная цель которых – уничтожить нас. И он прочел вслух то, что должно было держаться в тайне. Вопрос был от короля?

Мария кивнула.

– Там говорилось о том, что у короля не может быть детей, что он недобродетелен и не обладает мужской силой. У него спросили, говорил ли он все это. И он прочел это вслух. Ни один человек не может после этого выжить. Но он хотел показать, как он их всех презирает. Он дал им понять, что знает, что приговорен к смерти еще до начала суда. И он сказал, что считает себя виновным только в одном: он не хочет, чтобы его собственность досталась королю. Король может взять его жизнь, но не может присвоить его богатства.

– О Джордж! – воскликнула Анна. – И ты обвинял меня в безрассудной глупости! Мария, я плачу не по себе, а по моему брату. Я вступила на этот путь, и он последовал за мной. Я пойду на плаху из-за моего беззаботного честолюбия, моего безрассудного тщеславия. Но почему я должна взять его с собой? О Мария! Я не могу этого вынести, потому я рыдаю! Я так несчастна! Мария, посиди со мной. Поговорим о нашем детстве. А что с Томасом? Не могу думать о тех, кого я любила и кому принесла несчастье.

– О Томасе не горюй. Его не ждет такая ужасная судьба. Тебе не придется проливать слез о нем. Ты прекрасно знаешь, что он тебя страстно любил. Мы надеемся, что с Томасом будет все в порядке. Его не судили вместе с остальными. Возможно, его немного подержат под арестом – ведь может показаться странным, что его не судили с остальными.

– Молись за него, Мария. Молись, чтобы ему удалось избежать этой ужасной судьбы. Может быть, они забыли про Томаса. Молись, чтобы они забыли про него.

Мария ушла, и Анна легла на кровать. Она почувствовала себя лучше. Она не завидовала королю. Она жалела его, как жалела Джейн Рочфорд. Пусть лучше моя отрубленная голова упадет на солому, чем моя рука подпишет смертный приговор, думала она.

Анна готовилась к поездке. Ей сообщили, что она должна встретиться в Ламберте с архиепископом. Все это должно быть осуществлено тихо – таков приказ короля. Он не хотел, чтобы истеричные толпы собирались на берегу реки приветствовать ее лодку. Ему тоже пришел вызов, но он не поедет. Его будет представлять его поверенный доктор Сэмпсон. Встретиться лицом к лицу с Анной Болейн! Никогда! Слишком много у них было общих воспоминаний. Что если она снова попытается околдовать его?..

Он был потрясен, чувствовал себя ужасно. Он плохо спал, просыпался в холодном поту от кошмаров, выкрикивал ее имя и, находясь во власти сна, чувствовал, что она лежит с ним рядом.

Он отправил Джейн Сеймур к отцу, так как в тот момент это было для нее самым подходящим местом. Он не хотел, чтобы в эти решающие дни она была с ним рядом, ибо твердил, что очень переживает из-за измены своей жены и никогда не женится больше, если его народ не заставит его это сделать. Поэтому Джейн не должна привлекать к себе внимание. К тому же следовало учитывать ее состояние, хотя забеременела она совсем недавно. И Генрих сидел в одиночестве, ожидая новостей из Ламберта, тогда как Анна, которая тоже хотела бы отказаться от поездки в Ламберт, покинула Тауэр и тихо плыла в лодке. Ее привезли в резиденцию архиепископа, где ее ожидали Крэнмер, выглядевший обеспокоенным, но полным решимости выполнить свой долг, Кромвель, еще более лицемерный и безобразный, чем обычно, доктор Сэмпсон, представлявший короля, и еще два доктора, Уоттон и Варбур, которые, как это ни смешно, должны были представлять ее.

Она пробыла там всего несколько минут и уже поняла их хитрый замысел.

Крэнмер говорил вкрадчивым голосом. Не было другого человека, кто бы так умело смог представить дело. В голосе его слышалась симпатия к ней, оказавшейся в таком ужасном положении.

Ее приговорили к смерти, сказал он. Ее сожгут на костре или отрубят голову.

Хотел ли он подчеркнуть то, что ее сожгут на костре, или ей просто это показалось? Он сказал это так, что ее охватил страх. Ей показалось, что пламя охватило ее тело.

Совесть короля не дает ему покоя, продолжал Крэнмер. Она была обручена с Нортамберлендом! Она должна понять это и согласиться аннулировать свою женитьбу с королем.

– Но Нортамберлен был у вас! – воскликнула Анна. – И вы сами согласились…

Крэнмер был совершенно спокоен, он мог свободно менять свою точку зрения. Он был хитер, начитан и его невозможно было запутать.

Король тоже был не совсем честен. Да, Его Величество готов признать это. Его связь с сестрой Анны… Родственные связи…

Крэнмер развел руками, как бы говоря: вот видите, какое положение. На самом деле вы никогда не были замужем за королем!

Она так же высоко держала свою голову и в этой подземной часовне в Ламберте, куда ее привезли, как это она делала в суде, где ее признали виновной. Им очень хотелось, чтобы она согласилась с их предложением. Она никогда не согласится.

Крэнмер был расстроен и погрустнел. Он хорошо к ней относился, сказал он.

Она задумалась. Как я ненавижу всех этих лицемеров! Возможно, я глупа, но я не лицемерка. Как я ненавижу тебя, Крэнмер! Я помогла тебе занять этот пост. И тебе тоже, Кромвель. Но никто из вас и не подумал помочь мне! Но Крэнмера я ненавижу больше, потому что он лицемер. И, возможно, я ненавижу лицемерие именно потому, что вышла замуж за самого отъявленного лицемера.

Крэнмер говорил своим низким бархатистым голосом. У него был дар делать косвенные предложения. Мне следует подумать о моей маленькой девочке, размышляла Анна. Ее никогда не назовут незаконнорожденной.

А Крэнмер все говорил и говорил. Он намекал, что ее могут освободить. В Антверпене есть прекрасный монастырь. А что будет с молодыми людьми, о судьбе которых она так горюет и которые, она сама утверждает, ни в чем не виновны? Вся страна знает, как она уважает своего брата и как он уважает ее. И что же? Он должен пойти на плаху? А ее дочь? Король лучше отнесется к девочке, мать которой проявит здравый смысл.

Анна быстро соображала. Все было вполне ясно. Она должна сделать выбор. Если ее женитьба с королем будет аннулирована, тогда ему больше ничего не будет от нее нужно. Он сможет жениться на Джейн Сеймур немедленно, если его женитьба на Анне Болейн не была женитьбой. Ребенок Джейн будет рожден в браке. А за это Анне предлагают монастырь в Антверпене, жизнь ее брата и других невиновных мужчин, которые должны умереть вместе с ним. А если нет?.. И опять она себе представила костер, сжигающий ее тело. А что будет означать ее отказ? Если король решил лишить Елизавету всех прав, он это сделает. Он всегда найдет оправдание для того, чтобы сделать то, что ему хочется.

Она может что-то выиграть и ничего не потеряет. Если она не была замужем за королем, как она могла изменить ему? Любовные дела леди Анны Рочфорд и маркизы Пемброк не могут рассматриваться как предательство по отношению к королю.

У нее появилась надежда. Она подумала: «Мой дорогой брат Джордж. Я спасла тебя. Ты не умрешь. Я с удовольствием откажусь от своей короны, чтобы спасти тебя!»

Кромвель отправился к своему владыке, потирая руки от удовольствия. Опять он одержал победу. Король свободен, он может снова жениться, когда пожелает, потому что никогда не был женат на Анне Болейн. Она сама согласилась с этим.

Все кончено. Они обманули ее. По приказу короля она стояла и смотрела, как их ведут мимо ее окна на холм. Она напрасно пожертвовала своими правами и правами своей дочери. И хотя она никогда не была королевой, эти люди погибли. Это было неразумно, нелогично. Это было настоящее убийство.

Она сама должна умереть на следующий день. Мария Уайатт, навестившая ее, рассказала ей, как достойно умерли эти мужчины, последовав примеру Джорджа, какие они сделали заявления прямо на эшафоте, как смело встретили свою смерть.

– А как Смитон? – спросила Анна. Она все еще представляла его себе мальчиком с нежным взглядом огромных глаз, она не могла поверить, что он не скажет правды на эшафоте. Мария молчала. Анна воскликнула:

– Он не оправдал меня, не признался, что оболгал меня?! Она с ужасом смотрела на молчавшую Марию.

– Как жаль, – заметила наконец Анна с грустью в голосе. – Теперь его душа будет страдать за ту ложь, которую он говорил.

Вдруг лицо ее просветлело.

– О Мария! – воскликнула она. – Теперь уже недолго. Мой брат и остальные, я не сомневаюсь, предстали уже перед более великим королем, а я последую за ними завтра.

Когда Мария ушла, она загрустила. Она сожалела о том, что в Ламберте в ней возродили надежду. Она приготовилась к смерти, а они пообещали ей, что она будет жить, а жизнь так прекрасна. Ей всего двадцать девять лет, и она очень красива. И хотя она считала, что устала от жизни, когда они возродили в ней эту надежду, она ухватилась за нее!

Она думала о своей дочери и очень беспокоилась за нее. Три года – это так мало. Она не поймет, что стало с ее матерью. О, пусть они будут добры к Елизавете!

Она попросила леди Кингстон зайти к ней, и когда та пришла, Анна заперла дверь и, вся в слезах, попросила леди Кингстон сесть.

Леди Кингстон сама была тронута несчастьями Анны.

– Мой долг, – сказала она, – стоять в присутствии королевы.

– Я рассталась с этим титулом, – ответила на это Анна. – Я приговорена к смерти, и в этой жизни у меня больше ничего нет. Я хочу очистить свою совесть. Прошу вас, выполните мою просьбу.

Она зарыдала, слова ее были бессвязны. Она упала на колени и умоляла леди Кингстон отправиться к Марии, дочери Катарины, встать перед ней на колени и умолять ее простить Анну Болейн за то горе, которое Она принесла ей.

– Пока это не будет сделано, – говорила Анна, – моя совесть не будет чиста.

После этого она несколько успокоилась и стала думать о своей дочери.

Ей сообщили, что казнь не состоится в назначенное время. Она откладывается. Анна почти успокоилась, и сообщение о том, что ей придется прожить еще несколько часов на этой земле, ее разочаровало.

– Мистер Кингстон, – сказала она, – я слышала, что не умру до полудня. Мне очень жаль. Потому что я думала, что к этому времени меня уже не будет в живых и все мои мучения будут позади.

– Это не будет особенно мучительно, – ответил ей Кингстон. – Все произойдет быстро.

– Я слышала, – заметила она, – что палач у нас хороший, да и шея у меня тоненькая.

Она обхватила шею пальцами и засмеялась. И вдруг успокоилась. У нее есть еще целый день жизни. Она слышала, что время ее казни держится в тайне и что казнить ее будут не на холме Тауэр, где любой человек может увидеть, как она умирает. Король боялся реакции народа.

Наступил вечер. Она была то веселой, то грустной. Шутила по поводу своей смерти.

– Мне можно дать прозвище – Королева Анна без головы. Она сочинила для себя погребальную песнь:

 
О, смерть, укачай меня, дай мне уснуть,—
Я так сильно устала, хочу отдохнуть.
Дай душе моей светлой, безгрешной вспорхнуть
И покинуть мою наболевшую грудь.
И пусть печально повсюду звонят колокола.
Возвещая, что смерть моя пришла.
Потому что от смерти мне не уйти,
И нет у меня иного пути.
 

Она одевалась так тщательно, как будто бы собиралась на банкет, а не на эшафот. Ее платье из серого Дамаска было опушено мехом и с большим декольте. Под платьем была малиновая юбка. Волосы украшал жемчуг. Никогда еще она не выглядела такой красивой – щеки ее пылали, глаза блестели, и все переживания и страхи последних недель как бы покинули ее. Лицо ее казалось светлым и безмятежным.

В сопровождении четырех леди, среди которых была ее любимая подруга Мария Уайатт, с большим достоинством и грацией она подошла к лужайке у церкви Святого Петра и Винкулы. Медленно и спокойно она поднялась по ступенькам, которые вели к возвышению, устланному соломой. Она могла улыбаться. Очень мало людей присутствовали при последних минутах ее жизни, потому что время и место ее казни вынуждены были скрывать от народа.

Среди тех, кто собрался у эшафота, она увидела герцогов Саффолка и Ричмонда, но теперь она не чувствовала к ним ненависти. Она увидела Томаса Кромвеля, старший сын которого теперь был женат на сестре Джейн Сеймур. Да, подумала Анна, когда моя голова покатится в опилки, он почувствует себя значительно лучше, потому что станет родственником короля.

– Передайте от меня Его Величеству, – сказала она, – что он был тверд в своем стремлении поднять меня высоко. Из простой дворянки он сделал маркизу, из маркизы королеву, а теперь, когда выше поднимать меня некуда, он решил, несмотря на мою невиновность, надеть мне на голову корону мученицы.

Посланец короля задрожал, услышав эти слова, потому что это были ее предсмертные слова и их следовало передать королю. Но как ему это сделать? Как осмелиться на это!

Потом по этикету она сделала свое посмертное заявление.

– Добрые христиане, народ мой, – заявила она. – Я должна умереть, потому что приговорена к смерти судом, поэтому у меня нет слов…

Сопровождавшие ее леди были настолько взволнованы и так громко зарыдали, что она растрогалась до глубины души.

– Я также не осуждаю ни одного мужчину, – продолжала она. – И не хочу ничего говорить о том, в чем осуждают меня, ибо прекрасно знаю: что бы я ни сказала в свою защиту, моих судей это не поколеблет…

Когда она заговорила о короле, язык ей едва подчинялся. Кромвель подошел к эшафоту. Это был момент, которого он и король больше всего боялись. Но, чувствуя, что смерть так близка, она не думала о мести. Вся ее горечь улетучилась. Даже сам Кромвель не смог бы составить ее речь так хорошо, чтобы она не только понравилась королю, но и заставила народ подумать, что Анна осуждена не напрасно. Народу следовало сказать, что перед смертью она только воздала должное королю, называя его милосердным принцем и добрым сувереном.

Голос ее стал ясным, и она продолжала:

– Если кто-то захочет разобраться в моем деле, я прошу, чтобы эти люди судили по совести. Итак, я оставляю мир и всех вас и всем сердцем надеюсь, что все вы будете за меня молиться.

Пришло время положить голову на плаху. И никто из ее сопровождавших не мог снять с нее драгоценности, украшавшие ее голову – у них дрожали руки, и они не могли смотреть на нее, на ее ужасный конец. Она улыбнулась и сделала это сама. Потом она сказала каждой из женщин несколько слов, прося их не убиваться по ней и благодаря за все, что они для нее сделали. Она отвела в сторону Марию и в качестве прощального подарка передала ей маленькую книжечку, молитвенник, прошептав ей на ухо послание брату Марии и выразив надежду, что у него все будет хорошо.

Она сделала все, что ей нужно было сделать при жизни. Она положила голову на плаху. Губы ее шептали собственные стихи:

 
Прощайте навсегда, все радости и счастье.
Приветствую тебя, моя слепая смерть.
Я так страдаю здесь в своем несчастье.
Что лучше, кажется, мне умереть.
Скорбный колокол мой прозвонил вчера,
Возвещая, что смерть моя пришла
А смерть – это значит, что будет ночь
И что никто больше мне не сможет помочь.
 

И она стала ждать быстрого удара топора, мгновенной и не слишком сильной боли.

– О великий Боже, пожалей мою душу. О Боже…

Голова ее уже лежала в соломе, а губы все шевелились.

Вдовствующая герцогиня Норфолкская горько плакала, бродя по своему дому в Ламберте. Катерина Ховард бросилась в постель и зарыдала. Над Лондоном повисла тишина. Королева умерла.

В Ричмонде король ждал выстрела, который возвестил бы ему о смерти королевы. Он ждал и волновался, боясь, что она может сказать собравшейся у эшафота толпе что-то страшное. Он знал, даже те люди, которые так и не признали ее своей королевой, теперь готовы считать ее мученицей.

Лошадь его вела себя беспокойно – ей не терпелось отправиться на прогулку, но еще больше этого хотелось ее хозяину, королю. Что же это такое, когда же он услышит сигнал?! А, может быть, никогда. Что они там делают, эти идиоты? А что если кто-то задумал спасти ее! Его бросило в жар при этой мысли. Анну любили многие мужчины, и они знали не хуже, чем он, что она обворожительна. Она изменила его жизнь, связав с ней свою. Что будет, когда она покинет его?..

Он представил себе последние минуты ее жизни. Он знал, что она будет вести себя отважно. Он знал, что она будет красива в последние минуты своей жизни и вызовет жалость в сердцах тех, кто будет рядом. Очень хорошо, что немногие знали, где будет проходить казнь и когда она свершится.

Рядом с ним были собаки и охотники. Этой ночью охота должна была закончиться в Волф-Холле, независимо от того, приведет ли их туда олень или нет. Но ожидание казалось долгим. Как король ни старался, он не мог забыть об Анне Болейн. Он говорил своей совести: «Слава Богу, я сделал так, что дочь моя, Мария, может быть спокойна, ее больше не ждет ужасный конец. Слава Богу, я смог узнать о дьявольском поведении этой потаскухи».

Он поступил правильно, уверял он себя. Из-за нее пострадала Катарина и его дочь Мария. Слава Богу, что он вовремя раскрыл все ее козни! Слава Богу, что он теперь обратил свое внимание на более достойный предмет любви!

Что скажет народ, когда услышит выстрел пушки из Тауэра? Что скажут люди о человеке, который взял себе новую жену еще до того, как тело его старой жены охладело?

По реке прокатился раскат пушечного выстрела. Он услышал его. Рот его скривился в улыбке, одновременно выражавшую радость и страх.

– Дело сделано! – воскликнул он. – Отвяжите собак и вперед!

И он поскакал в Волф-Холл, чтобы жениться на Джейн Сеймур.