Текст книги "Путь на эшафот"

Король сидел, опустив свои тяжелые веки, и молчал. Мечта его рассеялась, а реальность была ужасна. Он обманулся и в этой женщине. Она не была его сокровищем, она не принадлежала ему. Другие пользовались ею. Он мучился, думая об этом. Он любил ее, она должна была стать его последней женой. Она должна была вознаградить его за все его предыдущие неудачные браки. Он не мог этого вынести. Он закрыл лицо руками, и слезы полились у него из глаз.

Чапуис в письме своему монарху так описывал чувства короля: «Этот король, писал он, прекрасно относился к королеве, своей жене, и был, конечно, больше расстроен и страдал из-за того, что потерял ее, а не из-за того, что она изменила ему. Он жалел о ней гораздо больше, чем обо всех своих предыдущих женах. Так бывает. Женщина плачет о смерти своего десятого мужа и проливает гораздо больше слез, чем по девяти предыдущим вместе взятым. Хотя все они были хорошими людьми. Это происходит потому, что хороня предыдущих мужей, она была уверена, что снова выйдет замуж. А у короля пока нет таких планов и, кажется, ему никто не нравится».

И это была правда. Когда он безумно ревновал Анну, его ждала Джейн, чтобы утешить. Между Джейн и Катериной у него был период разочарования с Анной Кливес. Он потерял Анну и чувствовал себя обездоленным, так как не было больше красивой и желанной молодой женщины, которая бы могла его утешить. А он хотел, чтобы его утешил не кто иной, как сама Катерина. Он не был больше диким быком – он стал спокойным домашним животным, стремившимся провести последние годы своей жизни в тишине и мире со своей парой, которую любил.

Поэтому, не стесняясь, он горько плакал на своем совете. И Крэнмер забеспокоился, видя его слезы, потому что ему показалось, что король может замять этот скандал и вернуть себе Катерину.

Она совершила эти ошибки, казалось, говорил своими слезами король. Ну и пусть!

Но что станет с Крэнмером, если Катерина снова будет влиять на короля? Крэнмер знал два способа предотвратить это. Он мог сделать так, чтобы скандал стал известен за границей. Как будет чувствовать себя Генрих, если соседние монархи узнают, что король продолжает жить с женой, которая ему изменяла? Нужно, чтобы все стало известно за границей. Ему тогда трудно будет вернуть ее. Но была и другая, более действенная возможность: доказать, что у нее был любовник, когда она жила с королем и говорила, что любит его.

Дэмпорта арестовали. Он был самым близким другом Дерхэма. Он служил в доме вдовствующей герцогини. Недавно герцогиня дала ему деньги.

Дэмпорт вспотел от страха.

– Мой лорд, я ничего не знаю… Ничего…

Это ужасно, когда человек ничего не знает, а должен что-то сказать. Что он может сказать им? Ничего. Ничего кроме того, что они уже сами знают.

– Почему вдовствующая герцогиня Норфолк дала вам деньги?

– Не знаю! Не имею понятия!

Этот молодой человек не мог сказать им ничего нового. А Крэнмер лично дал им приказ, чтобы они добились признания.

– Бросьте, Дэмпорт, вы были близким другом этого Дерхэма.

– Да, да, да…

– Вам было бы лучше все рассказать.

– Но, клянусь вам, я ничего не знаю. Ничего.

Они отвели его в комнату для пыток, где до него пытали Дерхэма и где Марк Смитон стонал в агонии.

– Ну, Дэмпорт. Тебе нечего терять. Мы хотим, чтобы ты сказал правду.

Волосы Дэмпорта были мокрыми от пота, пот струился по лицу. Открыв рот, он смотрел на эти страшные орудия пыток, его тошнило от запаха смерти.

– Дэмпорт, у тебя прекрасные зубы! Ты ими гордишься, ведь так?

Дэмпорт посмотрел вокруг, как бы ища выход из создавшегося положения, но бежать было некуда, его окружали мокрые темные стены. Можно было представить себе, что, оставаясь в темнице, человек опускался до уровня животного. Дэмпорту казалось, что страшные тени в этой темной комнате пыток, это призраки тех, кто, умерев в мучениях, пришли сюда смотреть, как мучаются те, которым уготована их судьба. Жестокие мучители не чувствовали присутствия этих теней и призраков. Жестокость была для них обычным делом – они привыкли к стонам пытаемых ими людей и были к ним безразличны. Стоило только посмотреть на их бесчеловечные и тупые лица, чтобы понять это.

Дэмпорт пробормотал:

– Если бы я знал что-то, я рассказал бы вам.

– Мы считаем твои зубы великолепными, Дэмпорт. Посмотрим, как они будут выглядеть, когда мы вырвем их.

Ему казалось, что голова отрывается от тела. Он почувствовал, как хрустят его зубы. Камзол его был мокрым, что-то теплое заливало грудь. Он почуял запах собственной крови и потерял сознание. Слова, которые он слышал, казались ему ударами тупого конца топора по голове.

– Признавайся, Дэмпорт, ты же знаешь, что Дерхэм прелюбодействовал с королевой.

Они вырвали ему почти все зубы. Он мог только вспомнить, как Дерхэм говорил ему, что если король умрет, он женится на Катерине Ховард. И он сказал им это, не выдержав пыток. Они были разочарованы, но Дэмпорт истекал кровью. Он не мог стоять на ногах. Губы его опухли. Если бы он и хотел что-то сказать, он бы не смог.

Его оставили в покое. Они были вынуждены сказать Крэнмеру, что ничего не могли выведать у Дэмпорта и что он, вероятно, ничего не знает. Крэнмера охватила холодная ярость, которая страшнее, чем приступ бешеной ярости.

От Мэнокса они не смогли узнать ничего интересного. Против него у них не хватало улик. Он был скромным музыкантом, он не находился в обществе королевы даже в присутствии ее фрейлин. Что же касается их отношений в Хоршеме и Ламберте, он был готов об этом рассказать. Он был таким явным проходимцем, что его не стоило и пытать.

Крэнмер был доволен. Король Франции прислал Генриху свои соболезнования, уверяя, как он расстроен, услышав об ошибках, допущенных той, которая так недавно стала его королевой. Это было хорошо. Но было и еще кое-что гораздо лучше.

Почему, думал Крэнмер, королева захотела окружить себя при дворе теми, кто помогал ей предаваться разврату до женитьбы? Конечно потому, что они помогали ей заниматься тем же уже после женитьбы. Он внимательно пригляделся ко всем фрейлинам королевы, которые раньше служили у вдовствующей герцогини Норфолк. Это были Катарина Тилни, Маргарита Мортон, Джейн Балмер и еще двое по имени Вилкис и Баскервиль, которые руководили ими. Это от Катарины Тилни и Маргариты Мортон Крэнмер узнал о ночи в Линкольне. Было названо имя Томаса Калпеппера. Встречи устраивала леди Рочфорд. Было несколько встреч до поездки на север и во время поездки.

– Приведите Калпеппера, – приказал Крэнмер. И Калпеппера привели.

Он был смелым юношей, бесстрашным и отважным, таким же, как Фрэнсис Дерхэм.

– Хоть бы они все погибли от чумы, эти отважные и галантные мужчины! – говорил себе Крэнмер, будучи трусом. – Сколько от них неприятностей!

Высоко держа голову, Калпеппер признался, что любит королеву и сказал, что женился бы на ней, если бы мог. Но между ними ничего не было.

Крэнмер засмеялся. Он должен признать, что между ними что-то было! Как же иначе Крэнмер может привести в бешенство этого больного любовью короля?

– На дыбу его, пока не признается! – отдал распоряжение он.

Дерхэм был пиратом, он не раз смотрел смерти в лицо, и ему было не так страшно умирать, как человеку типа Крэнмера, который никогда не встречался со смертью. Смерть угрожала Калпепперу и Дерхэму. Калпеппер был необузданным мальчишкой и доставлял много неприятностей своему отцу. Он был мятежным и непослушным ребенком, любящим приключения и часто попадавшим в неприятное положение. Но было одно, что их роднило, – оба были отважными людьми.

Они подвергли его пытке на дыбе. Он терпел эту неимоверную боль, эту самую ужасную из пыток, крепко сжав губы, и только время от времени издавал стоны, сам их стыдясь. Он даже улыбался на дыбе, стараясь представить себе ее лицо, взволнованное и расстроенное из-за него. Он вспоминал, как она предупреждала его, чтобы он был осторожным, иначе ему придется страдать из-за нее, из-за любви к ней.

Он представлял, что она с ним рядом, слышал ее голос. И он мысленно отвечал ей: «Милая моя Катерина, неужели ты думаешь, что я сделаю что-то такое, что нанесет тебе вред? Ты никогда не будешь страдать из-за меня, Катерина. Пусть они делают со мной все, что хотят».

– Калпеппер! Калпеппер! Ты молодой глупец! Ты будешь говорить или нет?

Он чуть не задохнулся. Боль была такой сильной, что он едва мог произносить слова.

– Я все сказал!

– Еще! Еще! Вы, идиоты! Он должен признаться!

Но он ни в чем не признался. Они отнесли его бедное измученное тело и бросили на пол. Они очень устали, пытая его. И все оказалось напрасно.

Король был ужасно взбешен, когда узнал, что Калпеппер тоже замешан в этом. Гнев, страдания, ревность, чувство жалости к себе, унижение раздирали его на части. Он плакал, он заперся от всех, никого не хотел видеть. И это произошло… с королем Англии!

Лицо его выражало печаль. Нога невыносимо болела. Молодость ушла, унеся с собой надежду на счастье. Он был старым больным человеком, а Калпеппер так молод и красив. Он с удовольствием смотрел всегда на Калпеппера, ему нравилось, как он двигался. Король благоволил этому юноше и смотрел сквозь пальцы на его выходки. Он говорил, то, что произошло в Кенте, должно быть забыто при дворе. Он любил этого парня, любил за ум и красоту. Этот юноша со светлым лицом и прекрасной фигурой часто смотрел на его ужасную гноящуюся рану на ноге и, без сомнения, смеялся и думал, что никакие богатства и никакая власть короля Англии не дадут ему возможность купить юность и здоровье, которыми обладает он.

Возможно, возмущенно думал король, после того, как юноша побывал на дыбе, он уже не так красив и изящен. И король смеялся сквозь слезы. Калпеппер должен умереть смертью предателя. Он должен умереть позорной смертью. И когда голова его будет выставлена на Лондонском мосту, захочется ли ей поцеловать его в губы? Король мучил себя такими мыслями, представляя их вместе. Кровь кипела у него в голове, и казалось, что голова лопнет.

– Она никогда не получала такого удовольствия от своих любовников, которое получит, когда ее будут мучить до смерти!

Катерина, сидя в своих покоях, которые были украшены для Анны Болейн и в которых такое непродолжительное время жила Джейн и еще меньше провела Анна Кливес, была в таком ужасе, что те, кто ее охранял, опасались за ее разум. Она бросалась на постель и рыдала. Потом вставала, ходила по комнате и спрашивала, как она умрет. Она просила тех, кто видел, как казнили Анну, рассказать, как она себя вела. Катерина горько плакала, а потом смеялась. Ей казалось странным, что судьба Анны Болейн уготована и ей тоже. Она была без ума от горя, когда узнала, что взяли Калпеппера. Она молилась, прося Бога, чтобы они пощадили его. Пусть я умру, молилась она, а он будет жив и здоров.

Только бы мне увидеться с королем, думала Катерина, я заставила бы его выслушать меня. Конечно, он бы не тронул Томаса, если бы я попросила его.

– Могу ли я поговорить с Его Величеством? Всего одну минуту! – умоляла она.

– Поговорить с Его Величеством! – Они покачали головами. Как это можно! Его величество возмущен ее поведением. Он не захочет встретиться с ней. А что скажет Крэнмер, который успокоится только тогда, когда голова Катерины Ховард упадет с плеч?

Она вспомнила, как относился к ней король – он был снисходителен, проявлял любовь, даже когда журил ее за расточительность, когда был возмущен ее заступничеством за предателей. Он всегда прислушивался, когда она просила его о милосердии и никогда не выражал гнева. И теперь, вне сомнения, он выслушает ее.

Она строила планы. Если ей удастся увидеться с королем, удастся обмануть своих тюремщиков, она знает, как убедить его.

Она была спокойна в ожидании подходящего момента. Быстро открыть дверь и сбежать по задней лестнице. Она ждала и молила о помощи.

И такой момент представился.

Она знала, король присутствует на мессе в часовне. Она прибежит к нему, бросится на колени, будет просить у него снисхождения, пообещает всю жизнь быть преданной ему, если он отпустит Калпеппера и Дерхэма.

Ее охранникам нравилось ее спокойствие. Они сидели у окна и обсуждали странные события, творящиеся при дворе. Катерина подбежала к двери, остановилась на мгновение, увидела, что они ни о чем не подозревают, повернула ручку и оказалась на темной лестнице раньше, чем услышала голоса за дверью.

Бежать как можно быстрее! Она выскочила на галерею и услышала пение в часовне. Король там. Ей удастся его увидеть, потому что она обязана это сделать. Калпеппер ни в чем не виноват. Он не должен умереть.

Ее прислужники догнали ее, они были полны решимости поломать ее планы, прекрасно понимая, как жестоко будут наказаны, если позволят встретиться с королем. Они схватили ее за платье как раз тогда, когда она была у двери в часовню. Они оттащили ее обратно в покои. Она кричала, как сумасшедшая, и крики ее смешивались с пением в часовне.

Через несколько дней после этого ее увезли из Хемптон-Корта. Ее отвезли в лодке по реке в менее комфортабельную тюрьму, в Сион-Хауз.

Вдовствующая герцогиня лежала в постели.

Своим прислужницам она сообщила, что не может встать, что слишком больна и чувствует приближение смерти. Да, она была больна, и эта болезнь была вызвана страхом. Она слышала, что Калпеппера и Дерхэма обвинили в измене. Она понимала, что над ними не будет настоящего суда. Как можно судить за то, что не может быть доказано, в чем они не признались под жестокими пытками, и приговорить их к смерти! Но эти двое отважных людей не смогли убедить своих мучителей, что не признают свою вину даже на дыбе. Уже после приговора их ежедневно пытали, стараясь добиться от них признания. Но ни разу ни один из них не сказал, что королева изменяла королю.

Герцогиня не помнила еще такого суда. Тех, кого обвинили по делу Анны Болейн, судил, по крайней мере, суд, хотя и смехотворный. Калпеппера же и Дерхэма отвезли в Гилд-Холл, где они предстали перед лордом Мэром, по обе стороны которого сидели Саффолк и Одли. Приговор был произнесен очень быстро. Оба были признаны виновными и приговорены к ужасной смерти, уготовленной предателям.

Лежа в постели, герцогиня думала обо всем этом, с ужасом вздрагивая при каждом шуме, раздававшемся внизу. Она знала, что все ее имущество переписано, и знала также, что король будет стремиться завладеть им, потому что она очень богата.

Могла ли она надеяться избежать смерти? Даже герцог, старый солдат, решил, что единственно правильным шагом для Ховарда является отставка. И он добровольно подал в отставку, надеясь, что король на время забудет о нем, а потом судьба Ховардов может измениться, и им повезет.

Итак, пока она лежала в кровати, то, чего она больше всего опасалась, произошло. К ней прибыл Риотесли в сопровождении графа Саутхэмптона.

Лицо ее было желтым, когда они вошли к ней. И они подумали, что она не притворяется, а действительно чем-то серьезно больна. Они даже не осмелились подойти к ней близко, опасаясь, что у нее чума.

– Мы пришли повидаться с вами, ваша милость, – сказал ей Риотесли, не спуская с нее глаз. – Не пугайтесь, это обычный визит вежливости с нашей стороны. Мы хотим выразить вам соболезнование по поводу печальных событий, произошедших в вашей семье.

Лицо герцогини немного порозовело, и прибывшие увидели, что к ней вернулась надежда. Они обменялись взглядами. Их маленькая хитрость удалась. Герцогиня всегда была глупой женщиной, готовой поверить тому, чему ей хотелось поверить, а не тому, что было на самом деле. Она не могла скрыть своей радости по поводу того, что она все же может оказаться в безопасности. Вдовствующая герцогиня, поняли эти двое, страдает не чумой, а угрызениями совести.

Они стали ее допрашивать. Она плакала и говорила бессвязно.

Она ничего не знала, ничего! Она уверяла их, что думала, привязанность между ее внучкой и Дерхэмом – обыкновенные, просто родственные чувства. Она не знала, что они предаются распутству. Но разве она не видела, как они целовались? – спросили у нее. Разве она считает это приемлемым для девушки, которую король выбрал себе в жены? О, но ведь это было так давно. Катерина была еще совсем ребенком, и в этом не было ничего плохого… Ничего… Она ничего такого не знала. Но разве ей не говорили о ее недостойном поведении? Разве она не избила за это свою внучку? И разве Дерхэм не бежал?

– Я ничего об этом не знала! Ничего не знала! – плакала она.

Хитрые глаза Риотесли внимательно оглядывали комнату.

– Я полагаю, – сказал он, – что вашу милость следует отправить в Тауэр.

Толпа собралась в Тайбурне, чтобы посмотреть, как будут умирать любовники королевы. Первым настала очередь Калпеппера. Как королева могла любить такого человека? Лицо его было измученным, губы синими, кожа напоминала засохший сыр, глаза глубоко запали в черные дыры глазниц. Люди вздрагивали, понимая, что они видят не любовника королевы, а то, что сделали из него мучители, пытавшие его. Счастливый Калпеппер: он был человеком высокого происхождения. И ему должны были отрубить голову.

Так мог считать Дерхэм. Он не был очень знатным. И хотя он просил у короля милости, чтобы ему отрубили голову или повесили, король не пошел на это. Он считал, что должен быть приведен в исполнение приговор, назначенный судьями.

Глаза Дерхэма ничего не видели от боли. Он столько страдал со времени своего ареста. Он не думал, что люди могут быть такими жестокими. Он знал об этих комнатах пыток в подвалах Тауэра, но знать понаслышке и знать по опыту – это совсем разные вещи. Он не хотел жить, потому что если бы он остался в живых, он не смог бы забыть эти мрачные и влажные серые стены, жуткие крики, вызванные агонией, боль и запах крови и уксуса и эти страшные орудия пыток, этих чудовищ, не умеющих мыслить и строго подчиняющихся злой воле людей.

Он страдал, и он должен был страдать еще больше. Он весь состоял из одной боли, но, возможно, он еще не испытал всей полноты боли. Природа более милосердна, чем люди, и тем, кто сильно страдает, она дает возможность потерять сознание. Но люди жестоки, они выводят свои жертвы из обморочного состояния и заставляют их снова страдать.

И он думал о бессознательном состоянии, которое обязательно приходит от невыносимой боли. И еще у него была одна радость: он не предал королеву! Они могут убить Катерину, но ни одна капля крови не замарает его рук. Он любил ее, его намерения по отношению к ней всегда были честными. Он был страстно влюблен в нее, не мог противостоять ей. Но это было вполне естественно. Это не было грехом. Он называл ее своей женой, а она называла его своим мужем. И он больше всего в жизни желал жениться на ней. А теперь, в Тайбурне, когда его ожидали еще ужасающие мучения, сердце его было спокойно, потому что конец близок, сколько бы они не приводили его в сознание для мучений. Эти люди, которые с безразличием взирали на его мучения, чудовища, бывшие только подручными этого отвратительного убийцы, который подмял под себя всю Англию и залил ее кровью, подверг пыткам и смерти, вызывали жалость, как и сам Генрих. Потому что настанет день, и они умрут, но умрут не так, как умрет Дерхэм – они не будут знать тех физических мучений, которые познал он, но они и не будут знать его сердечного спокойствия.

Петля стянулась у него на шее. Он повис в воздухе. Его сковала страшная боль. А потом он лежал на холодных досках и не мог дышать. Но они пытались привести его в чувство, чтобы снова заставить страдать.

Он пришел в себя, чтобы увидеть толпу, окружившую его, услышать гул голосов. Он окинул взглядом человека с кинжалом, приблизившегося к нему, и почувствовал агонию боли. Холодный кинжал и резкая боль. Он закричал, но одновременно с этим услышал успокаивающий его голос. Уже скоро, Дерхэм. Еще немного – и конец. Это не может продолжаться долго. Запомни, они помогают тебе покинуть этот ужасный мир.

Он слышал запах дыма. О Господи, подумал он и снова застонал. Он чувствовал запах своих горящих внутренностей. Сотни горячих ножей впились в него. Он попытался встать. Попытался взмолиться, чтобы они пожалели его. Но он не мог ничего сказать. Он мог только чувствовать боль. Боль была невыносима. Не было казни страшнее, чем та, когда человека вешают, потом снимают с петли, чтобы вспороть живот и сжечь его внутренности.

И он погрузился в темноту. Удар топора, отрубивший ему голову, был для него как нежная ласка.

Джейн Рочфорд опять оказалась в Тауэре. Она была довольно спокойна, когда ее взяли. Но теперь глаза ее дико блестели, волосы спутались и свисали по щекам. Она не знала, почему она здесь. Она разговаривала с теми, которых уже не было в живых.

– Джордж, ты здесь, Джордж? – спрашивала она, безумно хохоча. – Вот мы и встретились, Джордж! Как это справедливо.

Она умолкала, как бы прислушиваясь к разговору других. Потом ею снова овладевал дикий смех, переходящий в рыдания. Леди Рочфорд сошла с ума.

Она выглянула в окно, увидела Темзу и сказала:

– Почему ты окружена великолепием, а я сижу в Тауэре? У тебя есть все, а у меня ничего. Король тебя любит. Джордж тебя любит. О, Джордж, не прячься в тени. Где твоя голова, Джордж? Да, я помню. Они отрубили ее.

Люди боялись с ней оставаться. Было ужасно слышать, как она разговаривала с теми, кого уже не было в живых. Было страшно смотреть в ее глаза, устремленные мимо, в пространство.

– Она разговаривает с призраком Джорджа Болейна, – шептались люди. – Неужели он действительно там? Возможно, мы просто не можем его видеть. Наверное, он преследует ее потому, что она послала его на смерть.

Ее визги и крики пугали тех, кто их слышал. Через некоторое время она стала вести себя спокойно, но глаза ее оставались сумасшедшими.

Однажды она сказала:

– Он пришел, чтобы посмеяться надо мной. Он сказал мне, что моя злоба привела меня к плахе. Он берет в руки свою голову и приподнимает ее, чтобы показать мне, что он не Джордж, а его призрак. Он сказал, что топор, убивший его, был поднят также и мною, а это не что иное, как безумие. Он говорит, что я дважды убийца, потому что убила его, а теперь убью себя.

Она садилась у окна, умоляюще протягивая руки. Следившие за ней люди были в страхе. Их пугал ее безумный вид.

Королева плыла в лодке по Темзе из Сион-Хауза в Тауэр. Она была спокойна и выглядела очень красивой в своем черном бархатном платье. Она благодарила Бога, что было темно и что она не увидит разложившиеся, усиженные мухами головы мужчин, которых она любила. Напряжение прошло. Томас мертв, Фрэнсис мертв. Осталось умереть только Катерине. Она с глубокой нежностью думала о своей старой бабушке, которая арестована и сидит в Тауэре. Она думала о Мэноксе, Дэмпорте и лорде Уильяме, которые вместе с членами семьи и домашними ее бабушки попали под подозрение из-за нее. Она думала о том, что Мария Ласселс была осуждена за свою честность, рассказав о проделках королевы. Она слышала, что король, который был ужасно расстроен и взбешен, теперь приходит в себя и разрешает развлекать себя самым красивым леди при дворе.

Катерина чувствовала себя спокойно, не ненавидя никого, за исключением, может быть, своего дяди Норфолка, который, чтобы спасти себя, хвалится повсюду, что это благодаря ему вдовствующая герцогиня получила по заслугам и находится теперь в Тауэре. Катерина чувствовала к нему презрение. Она вспомнила рассказы бабушки о его жестоком отношении к Анне Болейн.

Леди Рочфорд была с Катериной. Она немного пришла в себя, хотя иногда безумие возвращалось к ней, и никогда нельзя было предсказать, когда она снова увидит призраки. Но Катерине нравилось быть вместе с Джейн Рочфорд, потому что та была свидетельницей и участницей трагедии, постигшей Анну.

Она рассказывала об этих печальных временах – это произошло всего шесть лет назад. Катерина черпала отвагу из рассказов о том, как благородно вела себя Анна даже у плахи.

Сэр Джон Гейдж, занявший место сэра Уильяма Кингстона в качестве констебля Тауэра, пришел к ней на второй день ее пребывания в крепости.

– Я пришел попросить вас приготовиться к смерти, – объявил он торжественно.

Она старалась казаться храброй, но ей это не удавалось. Ей еще не было и двадцати лет, она была так молода, так красива и так любила жизнь. Она впала в истерику и плакала так безысходно, что была на грани безумия.

Люди на улицах осуждали короля.

– Что все это значит? Еще одна королева, на этот раз почти девочка, приговорена к плахе!

– Говорят, она жалела даже своих врагов.

– Не странно ли, что человек может быть проклят с помощью своих жен?

Гейдж вернулся и сказал, что она должна умереть на следующий день.

– Я готова, – ответила ему Катерина. И попросила, чтобы ей принесли плаху и она могла бы попрактиковаться, как класть на нее голову.

– Я слышала, что моя кузина умерла с честью. Я хочу последовать ее примеру. Но она была великолепной леди, а я боюсь, что у меня ничего не получится. То, что она делала естественно, я должна выучить.

Это была странная просьба, но он не мог ей отказать, и плаху принесли к ней в комнату. Она заставила поставить ее в центре. Она грациозно подходила к ней, выглядя такой юной и невинной, что казалось, играет в детскую игру, которая называется казнью. Она положила свою голову на плаху, и так долго держала ее там, что дерево намокло от слез.

Потом она сказала, что устала и хочет немного поспать. Она уснула глубоким и мирным сном, едва коснулась головой подушки. Во сне ее рыжевато-каштановые волосы растрепались, лицо было спокойным, она улыбалась.

Во сне она видела свою кузину Анну, которая ласкала ее, как она это делала, когда Катерина была ребенком, и сказала ей, чтобы она ничего не боялась, потому что умереть очень легко. Резкая боль, а потом мир. Но Катерина не была спокойна, потому что, хотя она и не изменяла королю, когда была за ним замужем, она считала себя виноватой в том, что делала до замужества. Но кузина продолжала ее успокаивать, говоря: «Это ничего. Я была виновна больше, чем ты, потому что была честолюбива и очень горда. Я многим причиняла боль, тогда как ты никого не обижала, кроме себя самой».

Она успокоилась после этого сна. Катерина теперь знала, что так же, как и Анна, она ни в чем не виновата и не заслуживает смерти. Анну убили. Ее тоже убьют. Но умирают быстро, и бояться нечего.

Рано утром, когда ее разбудили, она сказала почти спокойно: – Я забыла, какой сегодня день. Теперь я знаю. Сегодня я умру.

Она шла медленно и с достоинством, как репетировала в комнате прошлым вечером, шла к тому месту у церкви, где шесть лет назад умерла Анна. Одета она была в черный бархат и выглядела очень бледной. Глаза ее были широко открыты, и она старалась уверить себя, что видит свою кузину, улыбающуюся ей сквозь туман, в который она сама скоро уйдет. Она шла и думала, что должна умереть, как королева, как это сделала Анна.

Ее сопровождала Джейн Рочфорд, которая должна была умереть вместе с ней. Джейн вела себя так же достойно, как и королева. Глаза ее смотрели спокойно, и сумасшествие оставило ее. Она с удовольствием ждала смерти, так как ей казалось, что только смертью можно искупить грех, совершенный ею против ее мужа.

Воздух в это раннее февральское утро был прохладным и влажным от реки. Все выглядело нереально. Катерина поискала глазами среди людей, собравшихся на ее казнь, дядю, и с удовольствием отметила, что его среди них нет.

Она произнесла короткую молитву, прося у Бога помочь ее бабушке. Она не стала молиться за Фрэнсиса и Томаса – они спали в мире. Интересно, чувствовала ли Анна легкость в сердце, когда смерть ее была так близко, чувствовала ли она своего рода экзальтацию?..

Катерина заявила, что хочет сказать несколько слов. На глазах у многих присутствовавших появились слезы, потому что в ней не было того высокомерия, которое характеризовало ее кузину, закончившую жизнь столь же трагически. В своем черном бархатном платье она выглядела такой, какой была – очень молоденькой девушкой, не виновной ни в каком преступлении, трагедия ее заключалась в том, что ей не повезло и в нее влюбился безжалостный человек, обладавший абсолютной властью. Некоторые вспомнили, что Анна была признана виновной специально подобранными присяжными, однако она имела возможность защищать себя, и это она сделала ясно, с достоинством и говорила одну правду. Таким образом, последующие поколения поверят в ее невиновность. Но у маленькой Катерины Ховард такой возможности нет. В нарушение закона Англии ее должны казнить без суда, открытого для всех, кто хотел бы на нем присутствовать. Поэтому его приговор можно было назвать одним словом – убийство. Некоторые спрашивали себя, что за человек их король, который второй раз за шесть лет посылает своих молодых жен на плаху. Они вспоминали, что Генрих был первым королем Англии, обагрившим плаху женской кровью и приговаривавший женщин к сожжению на костре. Неужели этот король сам настолько чист душой, спрашивали они себя, что осмеливается приговорить к такой ужасной смерти эту маленькую хрупкую девушку, почти ребенка?..

Она говорила, но голос ее был так тих, что ее трудно было услышать, и пока она говорила, слезы ручьем лились у нее из глаз, потому что говорила она о своем возлюбленном, Калпеппере, голову которого могли видеть все, кто шел по Лондонскому мосту.

Она пыталась заставить этих людей разделить ее любовь к этому молодому человеку, но она не могла рассказать им, как она встретила его и полюбила в Холлингбурне, когда он впервые вошел в ее одинокую жизнь.

– Я любила Калпеппера, – заявила она, пытаясь рассказать им, как он уговаривал ее не выходить замуж за короля. – Я скорее стала бы его женой, чем хозяйкой мира. И поскольку это моя вина, я и должна страдать за это. Я ужасно переживаю, что Калпеппер умер из-за меня.

Голос ее уже совсем не был слышен, и палач, глядя на нее, был охвачен грустью, думая о том, что ему предстоит сделать, – она выглядела очень молоденькой, почти ребенком. Он постарался взять себя в руки, но ему было не по себе, что именно он своими руками должен отрубить ей голову.

Она посмотрела на него глазами, полными слез, умоляя не медлить.

– Я умираю королевой, – воскликнула она, – но предпочла бы умереть женой Калпеппера. Бог, пожалей мою душу. Добрые люди, прошу вас, молитесь за меня…

Она упала на колени и положила голову на плаху не так красиво, как это делала, репетируя в комнате. Но это было так трогательно, что многие отвернулись, вытирая слезы, выступившие у них на глазах.

Она молилась, когда палач одним махом отрубил ей голову.

Сопровождавшие ее, с глазами, полными слез, поспешили закрыть ее бедное тело черной материей и унести, чтобы похоронить в часовне рядом с телом Анны Болейн.