Текст книги "Долгий путь к счастью"

Страшный рисунок.

Внизу стояла буква "С".

Я вздрогнула. Вскочила с кровати, распахнула створки гардероба. Там, на задней стенке, выцарапано тоже "С"! Значит, на портрете была та самая "С".

И кто же она?

О сне я уже не вспоминала. Снова вернулась я к первым страницам альбома, заполненным мирными пейзажами, видами замка, вернулась в надежде, что эти рисунки успокоят меня. Но перед глазами все стоял исступленный взор "С", а портрет Яго возродил в памяти переживания в пустом особняке.

Однако этими ударами в тот вечер не обошлось – я получила еще один, самый сильный.

А пока я твердила себе, что моя мама просто развлекалась рисованием, давала волю своей фантазии и тренировала руку, может быть; беря за основу изображение знакомого лица, она стремилась показать, как две-три линии и несколько штрихов могут изменить выражение лица, да и характер.

До конца я сама в это не верила, но мысль эта немного утешила меня. Ненадолго.

Перевернув еще одну страницу, я оцепенела. Первое, что я подумала, – я сплю, я вижу сон. Как это необычно, мелькнула мысль, я вижу сон… нарисованным. Но это было наяву – передо мной изображение той комнаты из того сна!

Вот камин, вот скамья подле него, вот кресло-качалка, картина на стене… все, все, что являлось мне в сновидениях. Завороженно смотрела я на рисунок, Стучало в голове: комната моих кошмаров реально существует. Ее видела моя мать. Неужели это где-то в замке? Но замок я весь обошла.

Альбом выскользнул из рук на покрывало. Что это все значит? Что это могло означать? Я почти физически ощущала присутствие матери в этой комнате, мне даже казалось, будто она хотела что-то сказать мне…

Что ей известно о Яго? Двух разных людей видела она в нем. А кто та "С", скромная и неистовая одновременно?

А теперь еще эта комната, которая преследовал меня в снах. Где она, эта комната? Где бы ни была, оны существует, раз моя мать видела ее. Видела и нарисовала. Для меня нарисовала. И это реальность. Мы с мамой часто сидели в бабушкином саду, и в руках у нее всегда был альбом.

Значит, все же существует эта красная комната Где?..

ОСТРОВ ПТИЦ

Спала я плохо, но, как ни странно, кошмарное сновидение в ту ночь не беспокоило меня. Проснувшись, первое, что я сделала, это схватила в руки старый альбом, с утра я даже надеялась какое-то мгновение, что все рисунки я видела во сне.

Нет. Не во сне, наяву. Столь знакомая зловещая комната. Яго. При дневном свете, правда, портреты его смотрелись иначе. Жутковатый облик ему возможно, придавал тусклый огонек свечи в полумраке.

Появилась Дженет с водой для умывания. Я открыла альбом на странице с изображением комнаты и показала ей.

– Как тебе эта комната, Дженет? – спросила я, внимательно наблюдая за ее реакцией.

– О, красота-то какая.

– Тебе знакома она?

– А что, это срисовано с настоящей комнаты, мисс?

Значит, Дженет никогда не была там.

После завтрака ко мне зашла Гвеннол, узнать, готова ли я ехать.

– Я рассматривала эскизы в мамином альбоме, – сказала я ей, – знаешь, так интересно. Взгляни-ка на этот рисунок.

Гвеннол посмотрела, кивнула.

– Ты знаешь эту комнату? – спросила я.

– Знаю? А что тут знать? Комната как комната, ничего особенного.

Ничего особенного! Как странно слышать такие слова! Мне хотелось сказать ей, что комната многие годы преследует меня, если бы только узнать, где она, я бы выяснила, откуда этот навязчивый сон и почему такая ничем не примечательная комната наполняет душу мою неизбежным ужасом. Однако ничего этого я вслух не сказала и ограничилась предположением, что, возможно, она где-то в замке.

Гвеннол покачала головой, будто недоумевая, почему такая безделица так волнует меня. Рисунки ее совершенно не интересовали, а мое волнение она безусловно списала на счет того, что альбом тот принадлежал моей давно скончавшейся матери.

В этот момент раздался стук в дверь. «Войдите!» – позвала я, и на пороге появился Слэк.

– Ты что это вдруг? – спросила Гвеннол.

– Да вот, мисс Гвеннол, я подумал, не выйти ли нам пораньше, а то прилив…

– Ты прав, – согласилась Гвеннол, – а мы, кстати, почти готовы.

Что-то толкнуло меня показать альбом Слэку. Я твердо решила про себя во что бы то ни стало выяснить, где же эта комната и откуда она в таких подробностях была известна моей маме.

– Слэк, ты видел когда-нибудь эту комнату?

Нельзя сказать, чтобы он побледнел – цвет лица его всегда был почти белым, – но лицо мальчика изменилось. И сам он, глядя на рисунок, весь напрягся: взгляда моего избегал.

– Что, видел, да? – настаивала я.

– Красивая комната, мисс Эллен, – медленно проговорил он.

– Да, Слэк, хорошо, но ты раньше бывал в ней?

Показалось мне или нет, что глаза его будто туманом подернулись.

– Не могу ничего сказать о комнате на картинке, мисс Эллен, – еще медленнее сказал мальчик.

– Почему же?

– Эллен, дорогая, – засмеялась Гвеннол, – тебя этот рисунок просто околдовал. Твоя мать изобразила славный уютный уголок, вот, по-моему, и все. Что необычного в этом наброске?

Слэк кивнул. Взгляд его был непроницаем.

– Ну, пошли, – заторопилась Гвеннол, – все готово, Слэк?

Они обменялись взглядами, значения которых мне знать, похоже, не полагалось.

– Все сделано, все готово, мы едем, – сказал Слэк.

Мы вышли из замка и спустились к берегу, где у пристани стояло на привязи несколько лодок. Море в то утро было безмятежно-спокойным, лодки едва заметно подрагивали на воде. Удивительная, почти ангельская улыбка освещала теперь лицо Слэка. От его замкнутости из-за моих расспросов не осталось и следа. Ему предстояло заняться любимым делом.

Я смотрела на этот «непропеченный пирожок». Точная характеристика, надо сказать. Руки его были сильными, и в то же время еще ребячьими; глаза смотрели по-детски, если бы не временами набегавшая на них пелена.

– Если море будет таким же, на обратном пути я буду грести, – сказала Гвеннол, – ты умеешь с веслами управляться, Эллен?

– Немного, – ответила я, мгновенно вспомнив наши поездки на лодке с Филиппом по речушке неподалеку от Трентхэм Тауэрз, где мы однажды перевернулись на воде. Образ Филиппа так быстро и легко воссоздавался.

– Значит, тебе придется потренироваться, и немало, потому что ты сама скоро оценишь этот способ передвижения вдоль Острова. Конечно, всегда можно найти гребца, но на себя рассчитывать всегда лучше.

Материк быстро приближался, и уже очень скоро мы подошли к песчаному берегу. Слэк снял ботинки, закатал брюки, перед тем как прыгнуть на мелководье. Ловко перебирая веревку жилистыми руками, стоя по колено в воде, он вытащил лодку и привязал ее. Выбравшись на песок, мы сразу же направились к гостинице.

Навстречу нам вышла миссис Пенджелли и при виде сына сразу просияла.

– Ну, вот он, мой мальчик, мой Август, – запела она, а я на секунду удивилась, о каком Августе она говорит, пока не сообразила, что не может же мать называть любимого сына по прозвищу.

– Рады вам, мисс Гвеннол, рады вам, мисс Эллен, – ворковала она, – может, хотите перекусить? А, вы, конечно, лошадок будете брать.

– Я буду, – ответила Гвеннол, – а ты, Эллен?

Я тоже согласилась, потому что вдруг подумала, что неплохо было бы посетить усадьбу Хайдрок. В конце концов, меня приглашали заезжать туда, если я буду на побережье, вот и случай подходящий.

– Ну, Август, тогда беги на конюшню, скажи отцу, что дамы приехали и чего они хотят, скажи. А потом давай ко мне на кухню, тебя там вкуснятина дожидается. Пирожки горяченькие. А что гостьи наши пожелают отведать? Может, стаканчик вина?

– Кто-нибудь прибыл уже в гостиницу? – поинтересовалась Гвеннол.

– Нет, мисс Гвеннол. Никого здесь нет еще.

– Пожалуй, мы выпьем вина, – решила Гвеннол.

Мы зашли в дом, хозяйка накрыла стол – ежевичная наливка и уже знакомый мне шафранный кекс.

Просидели так мы совсем недолго, когда во дворе гостиницы раздался шум, голоса, цоканье копыт – стало ясно, что кто-то приехал.

Гвеннол сидела тихо и неподвижно, а на лице ее появилась легкая улыбка, превратившая ее из живой симпатичной девушки в настоящую красавицу.

– Значит, в гостиной… – услышала я мужской голос и с радостью поняла, что принадлежит он Майклу Хайдроку. Тут же возник и он сам. Гвеннол быстро встала и пошла ему навстречу, протягивая руки, которые он взял в свои. Вдруг он увидел меня, и лицо его осветилось радостным удивлением.

– Мисс Келлевэй! – воскликнул он. – Мисс Эллен Келлевэй!

Гвеннол изумленно смотрела то на него, то на меня.

– Вы… вы знакомы… вы… не может быть.

– Но мы знакомы тем не менее, – выпуская ее руки и направляясь ко мне, сказал Майкл. Я протянула ему руку, он сжал ее в ладонях. – Ну, как вам понравился Остров? – поинтересовался он.

– Я нашла его на редкость интересным, – ответила я.

– Что-то я не понимаю, – уже нетерпеливо произнесла Гвеннол.

– Все очень просто, – сказал ей Майкл.

А я объяснила:

– Когда я дожидалась лодки с Острова, то заскучала в гостинице и отправилась гулять, но потерялась в лесных владениях Хайдроков. Сэр Майкл выручил меня.

– Ясно, – холодно молвила Гвеннол.

– Вы должны сегодня же навестить нас, – с теплотой в голосе сказал Майкл.

– Спасибо. Это было бы просто замечательно. У вас удивительный дом.

– Ну что, Пенджелли приготовил уже лошадей? – спросил Хайдрок.

– Я давно велела сделать это, – сказала Гвеннол.

– Значит, как только все будет готово, мы выезжаем.

– Возможно, у Эллен были другие планы, – предположила Гвеннол, – она говорила, что хотела бы осмотреть окрестности.

– Если честно, – призналась я, – у меня была мысль заглянуть в усадьбу. Вы же говорили, что я могу наезжать в любое время, если буду на побережье? – обратилась я к Майклу.

– Вообще-то, – ответил он, – я был бы задет, если бы вы этого не сделали.

– Я так мечтаю вновь увидеть Хайдрок!

– Вы? Вы теперь обитаете в настоящем замке. Боюсь, наше жилище покажется вам слишком скромным.

– Ваша усадьба – это чудо! – воскликнула я.

– Это самый красивый дом, какой я только видела, – горячо сказала Гвеннол.

– Спасибо, Гвеннол, – поблагодарил Майкл, – признаться, я тоже так думаю.

Мы вышли во двор, где нас уже ожидали лошади. Миссис Пенджелли, безмерно счастливая, что ей выпала возможность несколько часов побыть с сыном, проводила нас до ворот. А мы очень скоро уже скакали по дороге, ведущей к усадьбе.

– Я собираюсь сегодня показать вам весь дом, мисс Келлевэй, – сообщил Майкл, – в прошлый раз вы ничего толком не видели. Да, кстати, как ваша нога?

– Вообще не беспокоила. Уже наутро казалось, что ничего и не было.

– А что, ты повредила ногу? – спросила Гвеннол.

Я подробно рассказала ей, что со мной произошло. Она слушала внимательно, и на лице ее скорее была написана сосредоточенность, чем интерес.

Мы добрались до поместья. Вошли в зал. Вот и длинный узкий обеденный стол, оловянная утварь, скамьи и та удивительная атмосфера мира и покоя, которые еще в первый раз поразили меня.

– От этого дома исходит тепло и дружелюбие, – поделилась я с хозяином.

– У всех такое чувство, – коротко откликнулась Гвеннол.

– Да, – добавил Майкл, – у нас повелось считать, что дом или примет человека, или отвергнет, и узнать это можно, едва переступив порог. Вас, мисс Келлевэй, явно приняли и признали эти стены.

– Вы тоже наделяете дома душой? И я. Вот уж не думала, что другим людям свойственно это.

– Причуды и вздор, полагаете? Но раз уж вы так очарованы этим домом, позвольте все-таки с ним ознакомить. А, Гвеннол? Мы с Гвеннол очень старые друзья. И она дом знает не хуже, чем я.

– С огромным удовольствием все посмотрю, – уверяла я, а Гвеннол сказала:

– На этот уголок невозможно наглядеться.

– Посмотрите на оружие в зале. Эти кирасы, например, надевали мои предки во время междоусобных войн. А эти оловянные сосуды хранятся в нашей семье уже несколько столетий. Мне бы хотелось оставить здесь все как было – на века, сколько получится.

Вот и Яго такой же, правда, Гвеннол? – обратилась я к ней; мне ужасно хотелось вовлечь ее в разговор. К этому моменту я поняла, что в гостинице она ожидала приезда Майкла, что он и был тот самый «друг», которого она собиралась навестить. И поэтому совершенно ее не обрадовало то, что мы с ним уже встречались раньше, что я нарушила ее планы. Надо полагать, чувства Гвеннол к нему были более чем просто дружеские; об этом говорило особое выражение глаз, когда она смотрела на него, смягчившаяся линия рта.

– Яго хочет вернуться к феодализму, – вдруг резко заявила Гвеннол, – он не только Островом своим мечтает владеть, но и всеми нами.

– Остров – это его гордость, – попыталась защитить я Яго, – и он заслужил право гордиться им. Я со многими говорила на Острове, народ бесконечно уважает его Яго столько делает для этого уголка земли.

– Эллен, дорогая, да они просто боятся против него слово молвить. Землю в аренду они именно у него берут. Не будут они ему подчиняться, пойдут против, он в два счета их с Острова выставит.

– Уверена, что Яго никогда не пойдет на такое, – мягко возразила я.

Гвеннол подняла брови и улыбнулась Майклу.

– Нашей Эллен еще многому предстоит научиться в жизни, – сказала она. А он ненавязчиво и легко перевел разговор на другую тему.

– Ну а теперь пойдемте осмотрим часовню.

По каменным плитам пола в зале зазвенели наши шаги. Винтовая лестница в одном из уголков дома привела нас к тяжелой дубовой двери, окованной железом.

– Сколько драматических событий здесь разыгралось… В часовне сохранилась келья священника, я вам покажу ее. Представляете, приходилось прятать священника от постороннего взгляда. Один из наших предков был женат на уроженке Испании, которая имела неосторожность пригласить в поместье католического священника для постоянной службы. Вообще я собираюсь написать подробную историю рода Хайдроков. Здесь, в часовне, сохранились и книги тех времен, и документы.

– Это потрясающая идея.

– Да, но занятие это доставляет особое удовольствие, если есть напарник. Вот Гвеннол, например, обещала помочь мне.

– Я только об этом и думаю, – оживляясь, заговорила Гвеннол. – А писать историю такого семейства, как ваше, Майкл, особенно интересно. Хайдроки не то что наш род. – Она покривилась. – У нас в роду просто разбойники какие-то. А вы – настоящие аристократы.

– Семейные секреты, этакие скелеты в шкафу, есть у каждого рода, – ответил ей Майкл, – как знать, до чего мы докопаемся в архивах и документах.

– Как интересно! – воскликнула Гвеннол с таким видом, будто она в тот же момент готова была углубиться в пыльные ветхие страницы, а меня бросить, как говорится, посреди дороги, то есть усадьбы.

Мозаичный пол в часовне был выложен маленькими квадратными плитками; широкие скамьи были задрапированы холстом. Позади алтаря красовались тончайшей работы занавеси, вытканные, как сообщил Хайдрок, его бабушкой, что было относительно недавно.

– Занавес этот скрывает клеть для прокаженных, откуда они могли наблюдать за службой, не подвергая никого опасности заражения, не оскорбляя ничьих взоров. А вот там, наверху, в нише, еще одна клетушка-комната, где собирались дамы, которые по каким-либо причинам не хотели показываться в часовне среди посторонних людей. Давайте мы с вами поднимемся в солярий, а оттуда пройдем в «дамскую клетушку».

– Нет, это просто здорово, – сказала Гвеннол, – принадлежать такому роду.

– Непрерывная линия Хайдроков уходит глубоко в прошлое, – продолжал Майкл, – одно звено-поколение скреплено с предыдущим. К счастью, в роду у нас наследниками всегда были мальчики, так что имя наше сохранилось в веках. Я хочу, чтобы и у моих сыновей были сыновья, чтобы Хайдроки продолжали свой род.

– А у вас есть сыновья? – спросила я.

– Да я даже не женат еще, – рассмеялся он.

– Так женитесь! Для вас это своего рода обязанность.

– Мне бы не хотелось, чтобы женитьба стала для меня только лишь обязанностью.

Гвеннол пристально смотрела на него, и я поняла: да, она влюблена в него. А я очутилась на пути. Не надо было мне с ними ехать. Нужно было раньше догадаться и сказать, что у меня свои планы. Она почти открыто недовольна моей компанией, а исключительная вежливость Хайдрока не позволила ему выказать свои чувства, вот я и решила, что он просто мечтает пригласить меня в усадьбу.

Бывает крайне редко. Я хочу сохранить все первоначальные замыслы строителей усадьбы.

Майкл вел нас за собой. Путь наш лежал через маленькую гостиную, где меня приняли в прошлый визит, потом мы поднялись по каменной лесенке, миновали галерею и оказались в солярии. Солнце било сквозь широкие окна, наполняя жизнью вытканные на темно-синих гобеленах батальные картины: битва при Нэйзеби и при Морстон-Мурз на одной стене и изображающие въезд принца Чарльза в Лондон – на другой.

Я всматривалась в искуснейшую работу, в дивные сочетания цветов. Хозяин наблюдал за мной, очень довольный таким вниманием.

– А вот и та потайная «дамская клетушка». Пожалуйста, сюда, вот в эту нишу. Вот здесь дамы сидели, вся часовня перед глазами. Давайте и мы присядем на минутку. Гвеннол, я хотел бы, чтобы мисс Келлевэй услышала о нашем фамильном привидении.

– Эта история понравится тебе, Эллен. Редко встретишь такое славное привидение, – кивнула Гвеннол.

– Когда-то жили в этой усадьбе три девушки, три сестры, – начал Майкл. – Они очень хотели выйти замуж, но отец их все не давал согласия на брак ни одной из дочерей. Тогда одна сбежала из дома, навсегда покинув семью. Остались две сестры. Шли дни, и они становились все старше. Жизнь стала сплошной печалью и для них, и для их родных. Никогда они так и не простили отца, и кончилось все тем, что он на смертном одре просил, умолял дочерей о прощении, но… не получил его. И душа старика мечется, тоскует до сих пор – это и есть наш призрак. Говорят, он кроток и добр. Он бродит по дому, пытаясь заслужить прощение, искупить свои ошибки тем, что помогает всем любящим в этих стенах обрести свое счастье.

– Действительно, на редкость славный характер у вашего привидения.

– Скончался старик в этой комнате. Говорят, с тех пор лучше нет для влюбленных уголка. В те старые вреиена у дальней стены стояла за ширмой его кровать. Говорят, все браки Хайдроков оказываются счастливыми, благодаря вечным трудам нашего призрака.

– Ну, наверное, свои грехи он уже искупил?

– Надо полагать. Но как приятно сознавать все это, например, невестам, которые входят в этот дом, уверенные в будущем своем счастье, потому что знают, что старый Саймон Хайдрок не допустит иного.

– Неплохо же стать невестой какого-нибудь Хайдрока!

Майкл улыбнулся мне.

– Смею уверить вас, что это так. Моя мать часто рассказывала мне эту историю. Она сама была и счастливой невестой, и счастливой женой. «А когда ты обзаведешься невестой, – говорила она, – скажи, что о ней у нас позаботятся особо».

– А каково жилось вашей матери?

– Счастливо. Потому что она умела быть счастливой. А это ли не счастье? Два человека в одних и тех же обстоятельствах совершенно по-разному могут вести себя: один будет довольствоваться тем, что имеет, другой будет беспрестанно жаловаться. Когда мне было десять лет, мать заболела неизлечимой болезнью. И прожила ровно десять месяцев. Она сама знала о своей скорой кончине, и мне о том сказала, никаких недомолвок и обманов она не признавала. «Я счастливая, – говорила она, – я прожила жизнь счастливо, и вот я теперь больна, скоро умру, но умру без страданий, без страха». И она действительно умерла тихо, без мучений и боли, а продлись ее дни еще немного, не избежать бы ей этого.

Слова его глубоко тронули и меня, и Гвеннол. С Майкла она глаз просто не сводила.

– Ну-с, – сказал наш хозяин, – а теперь – ленч. Уверен, вы не откажетесь перекусить после морского путешествия.

– Вы очень любезны, – начала я, – но я не ожидал такого приглашения. Может, я…

Они оба молча смотрели на меня. Пришлось продолжать:

– Гвеннол, наверное, вы ждали… а я…

– Мы с радостью примем вас, – тепло сказа Майкл, – да, Гвеннол я ждал, получив от нее записку. У нас есть отличный способ связи, – объяснил Майкл мне, – столько воды между нами, что никогда нельзя надеяться на обычные письма. А вот нам помогает Слэк, точнее его почтовые голуби. Он здорово приручил их, знаете ли. Он просто волшебник. После ленча мы покажем мисс Келлевэй парк и цветники, хорошо, Гвеннол?

Как приятно было сесть за стол в просторной комнате, окнами выходящей на бархатные лужайки. Как нравилась мне неторопливая умиротворенная обстановка усадьбы, эта атмосфера покоя, которую «обеспечивал» дух старика, когда-то погубившего счастье своих дочерей и теперь пытающегося искупить свою вину. И я, сидя в удобном, обитом темно-красном бархатном кресле, все смотрела на Майкла Хайдрока и думала, что, должно быть, этот человек полностью удовлетворен своей судьбой, что бывает не так уж часто в жизни. И не могла не сравнивать его с Яго Келлевэем, чей неугомонный нрав, непредсказуемость, изменчивость настроений одновременно и привлекали, и отталкивали.

После ленча мы обошли парк и цветники усадьбы Хайдрок. Порядок везде был идеальный: и в элегантном итальянском садике, и в традиционном английском розарии, и на всех лужайках, и в лабиринте из кустарника. Всюду трудились садовники, которые почтительно здоровались с хозяином и с нами, гостьями. Майкл Хайдрок, несомненно, был настоящим хозяином – уважаемым и спокойным.

Настало время возвращения в гостиницу: Майкл сопровождал нас до самых ее дверей. А там уже ждал Слэк, чтобы на лодке переправить нас обратно на остров.

– Приезжайте еще, но не откладывайте, – сказал Майкл на прощание, и было ясно, что ко мне это приглашение тоже относится.

Весь обратный путь Гвеннол молчала. Меня она будто не замечала. Я почувствовала, что-то в наших отношениях изменилось. Если раньше она искренне желала создать мне почти домашние условия, то теперь все это сменилось настороженностью и подозрениями.

Причалив у острова, Слэк занялся лодкой, а мы отправились к замку.

– Странно, что ты, познакомившись с Майклом, даже ни словом не обмолвилась об этом, – сказала Гвеннол.

– Мне казалось, у нас было достаточно других предметов для разговора.

– И ногу ты в лесу подвернула…

– Да, едва он подъехал ко мне, я споткнулась и упала. Тогда он привел меня в усадьбу Хайдрок, а позже доставил в гостиницу.

– Травма твоя явно не была безнадежной, – со странным смешком ответила на это Гвеннол.

– Да, небольшое растяжение. Уже утром все прошло.

– Очень своевременное и удачное растяжение, – бросила она и, прежде чем я успела негодующе возразить, развернулась и побежала вперед.

Одна я поднималась в свою комнату. Такой приятный день испорчен. Впредь надо быть сообразительнее и держаться подальше от усадьбы Хайдрок.

Яго с упреком смотрел на меня. Едва начался обед, он спросил, как я провела день. Я ответила, что мы были на Большой Земле.

– Что, уже покидать нас собрались, Эллен?

– Всего на несколько часов…

– А вы еще столько всего не видали на острове.

– Теперь, побыв денек на материке, я еще больше буду ценить Остров…

– Сладкоречивы вы, Эллен. Как хорошо она сказала, а, Гвеннол?

– Эллен хорошо сказать умеет… в разных ситуациях, – отрывисто произнесла Гвеннол.

– Так, ну и где же вы были? – спрашивал тем временем Яго.

– В усадьбе Хайдрок.

– Вы обе?

– Я уже знакома была с Майклом Хайдроком.

Яго опустил нож и вилку и внимательно посмотрел мне в лицо. Почувствовала я на себе и взгляд Дженнифрай. Гвеннол не поднимала глаз от тарелки.

Я еще раз описала, как встретила в лесу Майкла, как подвернула ногу.

– Подвернула ногу! – вскричал Яго. – Почему же вы нам ничего не сказали?

– Да ну, ерунда. На следующий день я вообще забыла об этой травме.

– Это было лишь легкое растяжение, – сказала Гвеннол с оттенком сарказма в голосе.

– А что произошло дальше? – задала вопрос Дженифрай.

– Он привел меня в усадьбу Хайдрок, и миссис Хокинг, экономка, осмотрела ногу. Вскоре после этого сэр Майкл привез меня в гостиницу.

– Истинный джентльмен, – заметил Яго.

– Я тоже так думаю, – парировала я. И вдруг поняла, что история эта взволновала и Яго, и Дженифрай.

– Завтра я проведу вас по всему Острову, – объявил Яго – вам еще многое предстоит увидеть и узнать.

– Благодарю, – ответила я.

– Я уже говорила Эллен, – вступила в разговор Гвеннол, – что ей надо научиться грести и управиться с лодкой.

– Вы плавали когда-нибудь на лодке самостоятельно? – спросил меня Яго.

– Да, только не по морю, а по реке, наверное, это совсем другое дело.

– Вообще разницы почти нет, – сказала Гвеннол, – просто на море надо быть крайне осторожной, в основном, из-за погоды. А если штиль, то прогулки в лодке совершенно безопасны.

– Начинайте в тихой бухте, у берега, – посоветовал Яго, – и поначалу обязательно в чьем-то сопровождении. Завтра я сам с вами поеду В любое время вам Слэк поможет. Главное, первое время нельзя выходить в море одной.

Я пообещала, что займусь греблей.

– Итак, завтра – первый урок, – закончил Яго.

Обед закончился, я поднялась в свою комнату. Какой длинный день получился. Порадовал меня визит в усадьбу Хайдрок, хоть удовольствие было подпорчено ревностью Гвеннол. Снова подумала я о том, что в дальнейшем надо быть сдержаннее и скромнее; жалко, конечно, такое милое знакомство на побережье было бы очень кстати.

Я зажгла на туалетном столике свечи и сидела, расчесывая волосы, когда раздался стук в дверь.

Я вздрогнула. Не знаю уж почему, но полумрак в комнате, огоньки свечи всегда приводили меня в тревожное, неуютное состояние.

Какое-то время я просто смотрела на дверь. Стук повторился… и дверь медленно открылась. В черном проеме стояла Дженифрай со свечой в руке.

– Ты… позволь мне говорить так… ты сразу не ответила на стук, я подумала, может, ты спишь, – сказала она.

– Я хотела было откликнуться, а вы уже здесь, – ответила я.

– Мне надо сказать тебе пару слов.

Она села в кресло рядом со мной, поставила свечу на столик.

– Речь идет о Гвеннол и Майкле Хайдроке. – В зеркале я увидела отражение Дженифрай. Глаза ее были опущены, будто она не могла смотреть на меня. – Он – один из немногих достойных холостяков в нашей округе, – решительно заговорила Дженифрай. – Он и Гвеннол всегда были добрыми друзьями, и…

– Может, больше, чем просто друзьями? – предположила я.

Она кивнула в знак согласия.

– …И всеобщее мнение таково, что в свое время они вступят в брак… если не возникнет препятствий.

– Препятствий? – переспросила я, неотрывно наблюдая за ее отражением в зеркале: лицо напряглось, губы искривились, она показалась на мгновение просто безобразной. «Кривое зеркало!» – срочно начала я убеждать себя.

– Такой знаменитый род, как Хайдроки… – с горечью продолжала Дженифрай, – в общем, кто-то, может, сочтет Гвеннол неподходящей невестой. Они все так гордятся своими предками. Эта миссис Хокинг… – с презрительной гримасой произнесла Дженифрай это имя, – по ее мнению, его достойна будет только дочь графа или герцога какого-нибудь.

– Не станет же она советовать ему в таких делах.

– Она очень хитра и запросто может посеять в нем сомнения и всякое такое. Ты же знаешь таких женщин, наверное. У нее огромное влияние на него. Она была его нянькой, с младенчества носилась с ним, кудахтала, пеленала. Для ее дорогого Майкла нет равной ему девушки.

– Хайдрок показался мне человеком, самостоятельно принимающим все решения.

– Вообще, Келлевэй – не такой уж бесславный род, но вот эта история с незаконнорожденными, подпортившая нашу ветвь… Якобы в каждом из нас сидит дьявольское начало…

– Да он никогда не поверит в этот вздор.

– Людям свойственно быть суеверными, сам он может и не верить в это, но мимо мнения других просто так не пройдет, это скажется и на других поколениях… А они всегда отлично ладили между собой, она собиралась помогать ему с историческими трудами. И вот возвращается сегодня… раздосадованная…

– Чем же? – дерзко спросила я.

Дженифрай наклонилась ко мне. Заставить себя посмотреть ей в лицо я не могла, я знала, что если сделаю это, то увижу уже знакомое зловещее выражение, которое однажды мельком заметила в зеркале.

– Разве ты не знаешь? Знаешь. Ты ведь понравилась ему? И потом вся эта сцена с подвернутой ногой – целый спектакль.

– Это был не спектакль. Я действительно споткнулась, подвернула ногу.

– Что же, вполне романтический зачин. Полагаю, тебя он нашел отличной от других знакомых девушек, честолюбивые мамаши из здешних поместий своих дочек постоянно выставляют на обозрение, но они лишь – провинциальные барышни… все как одна. И вот являешься ты – светская, элегантная, уже, как бы это сказать, с опытом. Естественно, ты возбуждаешь в нем интерес, и хоть ты и Келлевэй, но все же происходишь от «чистой» ветви рода, которая избежала связей с «дьяволом». Что, не так?

Я была вне себя.

– Послушайте, – почти в ярости заговорила я, – я случайно встретила этого человека. Я потеряла в его лесу дорогу, он доставил меня в гостиницу. Вместе с Гвеннол я встретила его второй раз, он пригласил нас на ленч, и вы теперь подозреваете, что я собираюсь сцапать его из-под носа местных знатных мамаш с их заневестившимися дочками? Да, я его встретила; да, он мне понравился; да, усадьба его мне понравилась. Но и все.

– Гвеннол склонна думать…

– Гвеннол влюблена в него, поэтому так ранима. Уверяю вас, я не одержима мыслью срочно найти себе мужа, тем более если это – первый встречный.

Она встала, взяла в руки свечу. Теперь она как бы возвышалась надо мной, от чего я едва не задрожала. Свет снизу падал на ее лицо, оно будто сияло в темноте, очертания фигуры терялись в полумраке, и в зеркале отражалось лишь это светлое пятно, без тела, без движений. Бледная кожа, опущенные веки – сама злоба была здесь.

– Возможно, я сказала тебе слишком многое, – приглушенно, почти шепотом, произнесла Дженнифрай, – но соблаговоли не выхватывать у Гвеннол Майкла Хайдрока.

– Дорогая Дженифрай, насколько я поняла, Майкл не из тех мужчин, кого можно «выхватить». Он сам сделает выбор.

– Его выбор – Гвеннол! И он сделал его еще задолго до твоего приезда.

– В таком случае можете быть уверенной, что и сейчас это так.

– Спокойной ночи, – холодно сказала она, – надеюсь, ты правильно поняла мои материнские переживания.

– Я все поняла.

Захлопнулась дверь. Уходя, Дженифрай еще раз обернулась, еще раз сверкнуло в темном зеркале бледное пятно ее лица. Я была уверена, что не обычная тревога матери за счастье любимой дочери являлась причиной этого разговора. Было здесь скрыто еще что-то.

Казалось бы, хватит приключений на один день, но нет, перед сном мне суждено было найти первую записную книжку.

Появление Дженифрай так взбудоражило меня, что о спокойном сне не стоило и думать, поэтому я и решила сесть за письмо к Эсмеральде. Она наверняка жаждет узнать о моих первых впечатлениях об Острове, а меня успокоит подробное изложение событий безобидных, но интересных, например, можно будет написать ей о фермах и коттеджах, где живут островитяне, о домиках «Трех жизней» и «Лунного света» и обо всем прочем.