Текст книги "Долгий путь к счастью"

– Да, она так плакала иногда… это было страшно… Никогда я не слышал, чтобы плакали люди так, как мисс Сильва. То ли смеется, то ли рыдает Все сразу, и сквозь слезы кричит «ненавижу, ненавижу». Все ненавидела – замок, мистера Яго, всех.

– Почему Сильва в ту ночь села в лодку? Слэк, ты знаешь, почему? Что было?

– И шторм, и непогода были на море.

– Это я знаю! Но она-то почему?

Губы мальчик крепко сжал. Ну, точно, он что-то знает, подумала я.

– Говорят, она утонула?

Он кивнул, не разжимая губ.

– Лодку выбросило на берег, – будто только что вспомнив, сказал Слэк.

– Она вышла на лодке в море, потому что была несчастна? Потому что устала от замка, от Острова? Она хотела сбежать? От кого? От чего? Слэк, ты же знаешь, знаешь, Слэк?

– Можно считать, что она сбежала отсюда.

– Но выходить на лодке в такой шторм!

– В ту ночь гремела над Островом буря, – сказал мальчик, – помню и гром, и вспышки молний. Говорят, это Бог гневался так. Как ты думаешь, это правда, мисс Эллен?

– Нет, – сказала я. – Но послушай, если в бурю она отправилась в море, значит, она действительно хотела расстаться с жизнью. Никакое суденышко не справится с такими волнами и шквалами, разве нет?

– Как знать, мисс Эллен, что сделает с твоей лодкой море.

– Но ее лодку вынесло на песок… через несколько дней… пустую.

– Да, – подтвердил он, – пустую. Молю Бога, чтобы в другой своей жизни она была счастлива.

– Кое-кто из слуг поговаривает, что призрак ее бродит по Острову.

– Ага, говорят.

– Ты веришь этому?

– Думаю, что она с нами.

– Значит, ты считаешь, что души людей в жизни несчастных или тех, у кого силой отняли жизни, продолжают обитать среди нас, живых?

– Для меня это слишком мудрено, мисс Эллен.

Его бледное лицо ничего не выражало; глаза подернулись туманом. Я была уверена, что он знает о моей сводной сестре гораздо больше, чем только что поведал мне; значит, он еще не вполне доверяет мне, чтобы рассказать все до конца.

ГИБЕЛЬ «ЭЛЛЕН»

Искусство управления лодкой и владения веслами я постигла не хуже, чем Гвеннол или Дженифрай. Обе они, кстати, о Майкле Хайдроке больше не упоминали и, казалось, хотели убедить меня, что никакого беспокойства и негодования в этой связи не испытывают.

Яго целыми днями был занят на Острове. Он лично наблюдал за работой на фермах, занимался какими-то торговыми сделками, и все это требовало частых переездов через пролив на Большую Землю и обратно. Обычно ему удавалось выкроить время, чтобы вместе со мной поездить верхом по дорогам, познакомить меня с фермерами, торговцами, в очередной раз поздороваться с хозяином гостиницы или с пастором, с доктором или каким-нибудь еще уважаемым человеком на острове.

Отношения наши с Яго становились все ближе, я была бессильна против его мужского обаяния, которое он так и источал, более того, теперь я нуждалась в ежедневной дозе общения с ним.

Яго был очень доволен моими успехами в гребле. Однажды утром он попросил меня спуститься в бухту к причалу, где я увидела свежевыкрашенную лодочку с яркими буквами «Эллен» на борту – теперь это была моя гордость.

«Эллен» я все время брала на море, но далеко никогда не уплывала. Я обожала обогнуть Остров, зайти в какую-нибудь неизвестную мне еще пустынную бухту. Там можно было остановиться и спокойно подумать о прошедших днях или погадать, что ждет меня в будущем. Столько мне еще предстояло выяснить, но почему-то все кругом предпочитали молчать, что само по себе наводило на мысли о каких-то тайнах. Казалось, стоит мне узнать, что же на самом деле случилось с Сильвой, и я получу ключ ко всем загадкам. Почему Сильва ушла в море в такую ненастную погоду? Если она сделала это по своей воле, причина могла быть одна: она устала жить, и только так сочла возможным избавиться от невыносимой тяжести.

Значит, она решила покончить со всем этим? Несчастная сестра моя, как, должно быть, она страдала в жизни! «Я пленница здесь». Да нет, это она еще девочкой нацарапала, когда ее заперли в той комнате и в наказание велели выучить урок. Со всеми детьми такое, наверное, случается, но эта девочка слишком близко воспринимала все. «Неуравновешенная психика», такова была версия Яго; да он вообще не хотел говорить о ней. Она его не интересовала, неуравновешенная – все ясно. Глупая девчонка, совершенно не приспособленая к жизни, нашла для себя ужасный, дикий выход. Лодку вынесло на песок… пустую лодку. Вот и ответ на вопрос, что же с ней случилось.

Отец мой – соответственно и ее – питал к ней ненависть, как она утверждала. Возможно, он вообще не любил детей. Приятным человеком его никто не считал. С первой женой он бранился, вторая – моя мать – ушла от него. О матери я тоже знала очень мало, в памяти остались лишь ее любовь, забота и мое детское ощущение покоя и надежности. Маленькие дети обычно это и получают от своих матерей. Ее ли вина в том, что несчастливым оказался этот брак? Какие были тому причины? Какие угодно. Хорошие матери не всегда бывают хорошими женами. О, как же мне хотелось узнать обо всем от них самих, от моих родителей.

Но приходилось по крупинкам собирать объяснения – теперь уже у других людей. Отец предпочитал сидеть в своих апартаментах. Но ведь при нем постоянно был Фенвик, то ли секретарь, то ли камердинер. Что я слышала об этом Фенвике? То, что из замка после смерти отца он уехал, обосновался на материке. Вот бы мне поговорить с ним!

И я решила ухватиться за эту возможность. Вдруг получится? Но с какого бока взяться за эту задачу? Если спросить Яго, он скажет: «А что может поведать Фенвик, кроме того, что я уже рассказывал?» Может, это и правда. Я сама не знала, что именно хочу узнать, просто любые дополнительные сведения могут оказаться важными. Камердинеру или секретарю часто известно о своем хозяине больше, чем самым близким родственникам. Ни Гвеннол, ни Дженифрай мне ни о чем спрашивать не хотелось, наши натянутые отношения не располагали к этому.

Однажды – уже в который раз – размышляя над всем этим, я услышала, что в замок принесли почту. Через день на Большую Землю (если конечно, погода позволяла) за почтой ходила лодка, в тот день письмо пришло и мне – к огромной моей радости, Эсмеральда прислала весточку. Я писала ей уже дважды: сразу после приезда на побережье и второй раз из замка, описывая первые впечатления. Схватив конверт, я скрылась в комнате и погрузилась в чтение.

Эсмеральда писала, что рада моей новой жизни, рада, что родственники оказались людьми интересными. А само слово «замок» звучит просто чудесно. Она мечтала бы увидеть его. Родители, писала Эсмеральда, устраивали в сезоне для нее уже несколько балов, на одном из которых она познакомилась с очень прятным молодым человеком по имени Фред Беллингз. Он второй сын в семье, но Беллингзы вообще богатые и преуспевающие люди, так что мама против ее дружбы с Фредом нисколько не возражает. Фредди была посвящена значительная часть письма. Подробную информацию я получила о его внешности (цвет глаз, волос, рост), о его манерах и положительных чертах, среди которых особенно нравилось Эсмеральде его чувство юмора и умение пошутить – всегда к месту и всегда безобидно. Было совершенно ясно, что она полностью очарована этим Фредди, и я только порадовалась за нее, потому что всегда испытывала угрызения совести – ведь когда-то ей предназначался Филипп.

«Гувернантке миссис Оман Лемминг, похоже, здорово достается. Бедная девушка вконец запугана. Ох, Эллен, тебе ни в коем случае нельзя было идти туда. Какое счастье, что все сложилось так удачно».

«Очень много общаемся с Каррингтонами», – продолжала Эсмеральда. «Леди Эмили снова начала появляться в свете, устраивает приемы. Имя Филиппа никогда не упоминается, только леди Эмили подчас такая печальная. Она спрашивает, как складываются дела у тебя, и выразила надежду, что ты будешь счастлива. И еще один человек интересуется тобою. Ролло. Он хотел узнать, куда ты исчезла, где обосновалась. А я как раз получила письмо от тебя, где ты пишешь про Остров, про замок и так далее. Он очень заинтересовался».

Я опустила письмо на колени. Как хорошо, что Эсмеральда обрела своего Фредди, даже не верилось, что для нее все так счастливо сложится, и ее чувства к этому молодому человку совпадут с чувствами, а главное, намерениями ее матушки Агаты. Удивляло, что ко мне проявлял интерес Ролло. Неужели он теперь раскаивается в том, как жестоко и несправедливо со мной обошелся? Впрочем, все, связанное с моей прошлой жизнью, ненадолго меня отвлекло. Едва дочитав письмо, я вернулась к размышлениям, как бы найти Фенвика и поговорить с ним об отце.

Чета Пенджелли, скорее всего, лучше других в округе была осведомлена обо всем, что происходит и что произошло. Вполне возможно, они слышали, куда же подался Фенвик после отъезда из замка Келлевэй. Поэтому я решила отправиться в «Полкрэг Инн» и начать поиски оттуда.

Огромным удовольствием будет самостоятельная переправа через пролив. Так что надо пользоваться штилем на море, а практики в гребле у меня достаточно. Я уже на материк один раз плавала, обратно добралась благополучно и теперь чувствовала в себе силы и желание почаще совершать такие морские прогулки.

И вот я в море. Без приключений «преодолев дистанцию», я сразу же отправилась в гостиницу, где попросила миссис Пенджелли уделить мне немного времени для разговора.

Она принесла неизменную домашнюю наливку, шафранный кекс, а я, в свою очередь, поинтересовалась, не имеет ли она представления, где лучше искать мистера Фенвика.

– Вы, наверное, говорите о том Фенвике, что у мистера Чарльза Келлевэя в замке работал.

– Да, о его личном секретаре. А может, камердинере.

– Так ведь он уехал после смерти вашего батюшки.

– Но не так давно это было. Куда уехал – вы слышали?

– Ну да, слышала. Он уединенно поселился в каком-то коттедже в Фоллертоне.

– Где это?

– Отсюда миль шесть-семь будет. Я слышала, у него цветы, огород, выращивает овощи, торгует.

– Я хочу съездить туда, увидеться с ним.

Она вдруг встревожилась.

– Хочу поговорить с Фенвиком об отце, – твердо закончила я.

– Да ваш отец так сильно болел перед смертью, – покачала головой миссис Пенджелли, – слышать об этом – только расстраиваться.

– Я просто хочу знать, что за люди были мои родители. Но, оказывается, так трудно найти людей, кто может рассказать что-нибудь о них.

– Да, мисс Эллен, вот и я ничего особенного не могу вам поведать. Уж семнадцать лет прошло, как я оставила Остров. После отъезда матушки вашей ничего меня там не держало.

– Я думаю о том, как жил мой отец. Мать бросила его…

– Она Остров бросила. Именно Остров она не выносила. Все говорила, что она будто в тюрьме.

– Вы должны помнить и Сильву.

– Да. Мисс Сильва… Помню ее – такая странная девочка.

– Сколько лет ей было, когда вы уезжали на побережье?

– Ну, лет тринадцать, наверное. Не скажу точно, но около того. Не было озорства и проделки, которые она бы не совершила. Была она неуправляемая, диковатая, часто выскакивала на улицу то в дождь, то в шторм и пропадала часами, пока все волноваться не, начинали, не случилось ли чего с ней. Похоже, ей нравилось всех нас в суматоху вводить. Уж мы старались для нее, и матушка ваша, да и я тоже, а как вы| на свет появились, вроде с девчонкой стало получше. Вас, малышку, она даже любила. Но вот отец ни знать, ее, ни видеть не желал. Такого я в жизни своей на когда не встречала. Иной раз услышу, как она рыдает, подойду, начну утешать, а она вдруг вскочит, запрыгает, захохочет с криками: «Да мне никакого дела не до него, поняла, глупая гусыня?!» Да, Бог ты мой, что за жизнь была!

– Очень странно, что Сильва сделала в конце концов тот шаг.

Настороженность появилась в глазах миссис Пенджелли, и тут же я вспомнила такой же взгляд ее сыны. Было ясно, что даже если она и знает что-нибудь о таинственном исчезновении Сильвы, мне она ничего не скажет. А в данный момент меня все равно больше интересовал Фенвик.

– Я возьму лошадь на ваших конюшнях и поеду в Фоллертон, – сообщила я ей. – Как называется в округе коттедж Фенвика, не помните?

– Нет, этого я не припомню, мисс Эллен. Да Фоллертон всего лишь маленькая деревенька. Вам надо там спросить, наверняка кто-то знает.

Я уже собиралась выезжать из гостиницы, как в воротах «Полкрэг Инн» показался Майкл Хайдрок.

– О мисс Келлевэй, здравствуйте, какой приятный сюрприз!

– Мне надо попасть в Фоллертон, – ответив на его приветствие, сообщила я.

– Фоллертон! Это мне по дороге. Я, пожалуй, провожу вас.

– Но вам же надо было в гостиницу…

– Я просто хотел перекусить, но вполне обойдусь без этого.

– Но мне не хочется нарушать ваши планы на утро.

– Мисс Келлевэй, дорогая, – улыбнулся он, – даже если бы вы и нарушили их, это было бы мне только приятно.

С этими словами он развернул лошадь и поехал рядом со мной.

– Я знаю короткую дорогу в Фоллертон, – сказал он, – могу показать вам.

Не принять его любезного предложения было бы просто грубостью, а общество Майкла, не будь тех неприятных сцен с Гвеннол и Дженифрай, было мне очень мило. Впрочем, обе женщины остались на Острове, так что можно себе позволить провести время с Майклом Хайдроком.

– А что вы ищете в Фоллертоне? – спросил он. – асколько я знаю, это всего лишь маленькая деревушка.

– Да, я слышала. Я ищу мистера Фенвика.

– Фенвика… Был один Фенвик, который в свое время работал в замке Келлевэй.

– Вот этого Фенвика я и разыскиваю. Хочу поговорить с ним о своем отце.

– Он ведь, кажется, много лет был личным секретарем мистера Келлевэя, который оставил ему достаточно средств, чтобы купить тихий домок в Фоллертоне. Во всяком случае, так я слышал.

– Почему-то почти нет людей, кто готов был бы рассказать мне об отце, а мне, естественно, хочется все разузнать. Вообще, странно, как это я жила, ни разу не услышав о нем ни слова. От него, кстати, тоже. Похоже, я его совершенно не интересовала.

– Ваша мать, уезжая, забрала ведь вас с собой, не так ли?

– Да, и тем более странно, что отец со мной не пытался связаться. В конце концов, я его родная дочь.

– Я слышал, о нем отзывались как о человеке, не прощающем ничего.

– Все, что я слышала об отце, было не очень приятным.

– Тогда, может, лучше не ворошить прошлое?

– Я так не считаю. Я хочу узнать о нем все.

– Что же, тогда давайте попытаемся разыскать в Фоллертоне того человека.

Попутчиком Майкл был просто замечательным, а уж как хорошо он знал эти места. Фоллертон лежал уже за пределами владений Хайдроков, иначе о Фенвике наверняка он знал бы больше.

До деревушки Фоллертон добирались мы недолго. Миссис Пенджелли была права: одна улица, кучка домов, два-три коттеджа чуть в стороне.

Нам встретился фермер, идущий рядом с лошадью, которая тащила воз сена. Он как раз поправлял уздечку, когда Майкл спросил у него:

– Вы не знаете, где можно найти мистера Фенвика?

Человек обернулся и немедленно с почтением, которое всегда вызывал Хайдрок у простых людей, заговорил:

– Сэр, если вы имеете в виду Джона Фенвика, который жил в коттедже «Малберри», так он уехал.

– Хорошо, а где этот коттедж, покажите.

– Вот прямо по улице, сэр, затем направо, а там ярдов сто – и уже «Малберри» будет. Участок там, сад, цветник. Торговал он неплохо. Овощи у него были отменные, цветы всегда свежие, но вот – снялся и уехал. Говорил кому-то, что вроде такая жизнь ему не по нраву. Он ведь в замке Келлевэев работал, все переживал разлуку с ним. В общем, хозяйство здешнее он продал и – отбыл.

– Вы не знаете, куда же?

– Нет, сэр. Представления не имею.

– Интересно, может, кто-нибудь в деревне знает?

– Не ведаю, сэр… Вот, правда, в гостинице могут знать. Он частенько туда захаживал.

Мы поблагодарили фермера и решили все-таки взглянуть на коттедж «Малберри». Зелень вокруг дома просто бушевала; на пороге появилась свежая, румяная женщина. Да, подтвердила она, «Малберри» раньше принадлежал мистеру Фенвику. Они купили у него этот участок, живут здесь около полугода. Они тоже занялись выращиванием овощей и торговлей цветами, и мистер Фенвик это делал, и предыдущий владелец. Нет, она понятия не имеет, куда мистер Фенвик перебрался. Все, что ей известно, это то, что эти края он покинул.

Майкл счел идею о посещении гостиницы вполне подходящей – там можно было бы и перекусить, и поговорить с хозяевами.

Легко отыскали мы гостиницу с полустершейся вывеской «Корн Долли». Зашли. Посетителей не было; мы заказали яблочного сидра и спросили, что можно у них поесть. На выбор нам предложили пышки, запеченную в тесте птицу, жаркое из баранины и бесчисленные закуски.

Когда хозяйка вынесла кувшин сидра и горячие пышки, Майкл поинтересовался у нее о местонахождении мистера Джона Фенвика.

– А-а, вы, наверное, о том Финвике, что из «Малберри», – протянула она, – да он прожил-то там всего ничего. Деревенская жизнь ему не нравилась. Он скорее клерк, служака.

– Наверное, он частенько захаживал к вам посидеть?

– Да, можно сказать, завсегдатаем был. Говорил, что лучше нашего сидра нигде не пивал. И пышки мои почитал, как раз… те, что вы сейчас кушаете… да, почитал их.

Я сказала, что в этом нет ничего удивительного, поскольку они и впрямь отменные. Хозяйка была очень рада похвале, но помочь разыскать Фенвика при всем желании не могла.

– Не слишком удачное утро, – сочувственно сказал Майкл. – Ничего, мы его рано или поздно найдем. Я поинтересуюсь, у меня есть возможность. Особого труда это не составит. Ну а что вы думаете о «Корн Долли»?55
  Corn Dolly (англ.) – соломенная куколка


[Закрыть]

– Очень мило. И такое необычное название!

– Вы обратили внимание на вывеску перед входом?

– Да, там нарисован сноп колосьев, увязанный наподобие куклы.

– Совершенно верно. Традиционно, завершив сбор урожая, крестьяне вяжут таких соломенных кукол и всюду развешивают. Видели, в столовой гостиницы как раз такое чучело болтается? Считается, что оно позаботится об урожае следующего года.

– Да, помещение этой гостиницы напоминает чем-то «Полкрэг Инн». Очаг огромный, дубовые балки…

– Но там нет такой глиняной лампы, как здесь, – сказал Майкл, взяв в руки стоявший посреди стола предмет. По форме он напоминал подсвечник. – Видите эту щель наверху? – продолжал Майкл. – Сюда вливали полную чашку масла, ставили фитилек – и, пожалуйста, горит. Мне нравится, как они здесь сохраняют старинные обычаи. Теперь это редко встретишь.

Я подержала в руках масляную лампу, признала ее своеобразной, но на самом деле думала только о Фенвике и была горько разочарована тщетностью наших попыток найти его. Майкл наклонился ко мне через стол и погладил мою руку.

– Выше нос, – сказал он, – обещаю, что разыщу вам Фенвика.

– Спасибо. Вы такой добрый, так помогаете мне…

– Да о чем вы! Мне это доставит удовольствие. Предоставьте поиски мне. Я вам сообщу, когда будут новости – записочку пришлю с почтовым голубем. Договорились?

– Договорились, – ответила я. – Слэк, наверное, будет в восторге.

– Мы с Гвеннол часто «переписываемся» подобным образом.

– Да, она рассказывала.

Мы покинули «Корн Долли», тронулись в обратный путь, и, когда среди деревьев показалось море, я увидела, что кое-где на нем мелькают ярко-белые барашки.

– Береговой бриз, – заметил Майкл, – ничего страшного. Вас прекрасно доставят на Остров, желательно только отплывать не откладывая.

– Я сама приплыла на своей лодке, – сказала я.

– О! – выражение его лица изменилось, стало немного встревоженным, но он ничего не сказал, пока мы не добрались до «Полкрэг Инн».

К этому времени волны на море закудрявились еще сильнее.

– Вас отвезу я, – объявил Майкл.

– Да нет, не стоит.

– Я настаиваю. Тут не до шуток. С таким сердитым ветром справятся только мужские руки.

– Но я так гордилась, что самостоятельно добралась сюда на лодке!

– Это прекрасно – для начала. К сожалению, ситуация здесь меняется слишком быстро.

Майкл обо всем быстро договорился. Он возьмет на пристани лодку помощнее, чем моя «Эллен», и в ней повезет меня на Остров. Позаботится он и об «Эллен» – один из рыбаков доставит ее вслед за нами, а потом они вместе вернутся на материк.

Мне было неловко, что Хайдрок везет меня через пролив. Не сам «состав преступления» смущал меня, а толкование, которое дадут этому эпизоду Гвеннол или Д женифрай, когда узнают, что полдня я с ним еще и прогуливалась верхом по окрестностям. Я прекрасно понимала, что они подумают.

Оказавшись уже на приличном расстоянии от материка, я заметила, что ветер поутих.

– Вот видите, я бы сама справилась, – сказала я.

– Может быть, – ответил Майкл, – но как бы я себя чувствовал, отпусти я вас одну?

Лодка причалила к берегу. Он помог мне сойти на землю. Потом мы постояли немного.

– Вы не зайдете в замок? – спросила я.

– Думаю, не стоит. Мне надо возвращаться.

Пришла к берегу и «Эллен».

– Вы были бесконечно добры ко мне, – сказала я.

– Как всегда, для меня это бесконечное удовольствие.

Он прыгнул обратно в лодку, где на веслах сидел рыбак с побережья. Я помахала им на прощание. Поднимаясь по склону холма к замку, я встретила Дженифрай. По ее взгляду я поняла, что она видела, кто привез меня, видела, как Майкл пожимал мне руку на берегу, видела, как он уплыл потом в море.

Сказала ли Дженифрай дочери об этом случае, не знаю. Неожиданно для себя я обнаружила, что украдкой посматриваю на них. Возможно, вид у меня при этом был немного виноватый. Не знаю, правда, заметили они это или нет.

На следующий день Гвеннол сама отправилась на материк. Я осталась на Острове. Что-то заставило меня подумать – а не пойти ли к Тэсси? Может, в отсутствие Яго она предскажет мне другую судьбу?

Тэсси сидела на крылечке своего домишка, при моем появлении ее старое сморщенное лицо растянулось в улыбке. Будто из-под земли у ног ее возник кот и уставился на меня.

– Ну, заходи, – пригласила она.

Я шагнула за ней.

В очаге пылало несколько поленьев, резкий пряный запах трав и каких-то снадобий ошущался еще сильнее, чем в прошлый раз.

– Ну, мисс, сегодня ты одна-одинешенька бродишь, – со своей характерной ухмылкой сказала старуха. – И что же нужно от меня такой молодой красавице, как ты? – спросила она. – Скажи мне. Хочешь, чтобы карты я раскинула? Может, хочешь, чтобы я глянула в хрустальный шар? Или будем читать судьбу твою по руке?

– В прошлый раз ты уже предсказала мне прекрасное будущее, – ответила я, – что говорить, прогнозом тем я довольна. Правда, вдруг сегодня твои пророчества будут не такими благостными.

Эти слова мои ей, видимо, понравились.

– Да ты не просто довольна была, очень довольна – и не ты одна, кстати.

– Я хочу узнать судьбу другого человека.

– О-о… – Старуха озорно наклонила голову набок, – нет, Малкен, – продолжала она, обращаясь к коту, – такими делами мы не занимаемся, а, котик?

Кот мяукнул, будто соглашаясь с ней.

– Этот человек уже умер… а может, и не умер, – сказала я.

– Призракам не нужны предсказания, – резко оборвала она меня.

– Но раз ты можешь заглянуть в будущее, значит, можешь и прошлое увидеть. Я хочу узнать о своей сводной сестре Сильве.

– Ах, вот оно что? Бедняга! Тяжкая жизнь была у нее.

– А она когда-нибудь приходила к тебе?

– Часто. Часто приходила. Особенно в конце. Были у нее причины…

– Какие? – подалась я наперед.

– Ей не терпелось узнать свое будущее.

– Здесь люди, похоже, не хотят вспоминать о ней.

– Чему же удивляться… где она сейчас? Может, на дне морском… Ах бедняга, всегда такая грустная приходила…

– Ты что, видишь, как она лежит на дне моря?

Она вперила в меня свои проницательные глаза.

– Вот один день вижу, как она там лежит, а потом вдруг она совсем в другом месте.

– Но уж если ты действительно все понимаешь и все видишь так, как ты говоришь, должна же ты знать, жива она или умерла.

– Сколько народу клянется, что слышат ее голос сквозь вой ветра.

– То есть ты тоже считаешь, что она утонула?

– Лодку-то море вынесло, разве нет? Куда бы ей деться, если пустая лодочка была?

– Значит, и ты не знаешь, – грустно произнесла я.

– Вот этого я не говорила, мисс. Я сказала, что многие слышали голос призрака и что лодка вернулась пустая.

– Почему она ходила к тебе?

– Будущее знать хотела.

– Какая она была? Мы с ней похожи?

– Да, похожи как гвоздь на панихиду.

– Неужели ничего общего?

– Э-э, ну вот волосы у нее золотые были, целая копна. От матери ей достались. А от Келлевэев – ни черточки.

– Она ходила к тебе, потому что была несчастна?

– Секреты умеешь держать?

– Да! – Я буквально подалась вперед. – Да, обещаю.

– Мать ее приходила ко мне. Тяжелая приходила. Хотела избавиться от ребенка.

– Почему? – выдохнула я.

– Значит, были причины.

– А какая она была, ее мать?

– О, мадам Эффи из других краев. Отец твой всегда брал себе женщин издалека… ведь и твоя мать нездешняя была. А потом еще удивлялся, чего это жены его все по сторонам смотрят. Сам он по делам все время разъезжал – нынче мистер Яго за хозяйство взялся. Так вот, пришла она ко мне и говорит: «Тесси, я беременна. Нестерпим мне этот ребенок». А я глянула и вижу – поздно. «Поздно, говорю, мадам Эффи. На пару месяцев раньше надо было прийти. А сейчас уж ничем тебе не помогу».

– Несчастное дитя! Даже родной матери была не нужна.

– Хуже нет быть нежеланным ребенком. Сильва поняла это сразу, едва вообще научилась понимать.

– Ты, должно быть, помнишь меня ребенком.

– О, конечно, прекрасно помню. Для мадам Френсис ты что солнышко на небе была.

– Значит, счастливая была семья?

– Некоторым не дано счастье быть счастливым. Отец твой был из таких.

– Расскажи мне о последних днях Сильвы.

– Она приходила ко мне… дважды приходила… за неделю до…

– Она казалась тебе совсем безутешной?

– По ней разве можно понять? Смеялась, смеялась, а поди разбери, смех ли, слезы ли. Тогда она сказала: «Все будет теперь иначе. И меня здесь уже не будет, Тэсси». Мы поговорили, она хотела, чтобы я по руке ей погадала. Ничего хорошего там я не прочла. Но ей не сказала. Иногда я плохое не говорю людям.

Старуха подняла голову, будто всматриваясь куда-то в пустоту за моей спиной.

– Если вижу затаившуюся рядом тьму, я только предупреждаю: «Остерегайся!» Предупреждаю всякого – себя, его, тебя… да… тебя, мисс Эллен. Вот так-то.

Я не выдержала, обернулась почти непроизвольно.

Тэсси захохотала.

– Я всегда повторяю это. Остерегайся. Будь настороже. Всегда. А больше о мисс Сильве мне нечего сказать.

Я поняла, что могу уходить. Что же, хоть каплю добавила она к истории моей сводной сестры. На стол я положила несколько монет, как это в прошлый раз сделал Яго; быстрые глаза старухи сразу сосчитали денежки.

– Приходи, дитя мое, приходи еще, – пропела она, – приходи, как будет нужда.

Поблагодарив, я быстро вышла на залитый солнцем двор.

Два дня спустя, воспользовавшись штилем на море, я снова отправилась на побережье. В этот раз я собиралась заглянуть в «Полкрэг Инн», перекусить там, а потом пройтись по местным лавкам. Рождество было уже не за горами, и если мне придется встречать его на Острове, надо заранее позаботиться о подарках для всех родственников. Я твердо решила долго не задерживаться и, самое главное, от берега далеко не отходить, чтобы не пропустить изменение ветра.

Оставив лодку у причала, я сначала направилась на торговую улицу, где в нескольких магазинчиках купила кое-какие мелочи. В витрине одной лавки меня привлекла выставленная для продажи картина. Это был морской пейзаж – ясный летний день, сапфировое море, кружевная пена легких волн, набегающих на полоску золотого песка. Но завораживало в марине не это. Стайка белоснежных чаек, как брызги, рассыпанных над морской гладью, околдовала меня, восхитило удивительное контрастное сочетание белого и ярко-синего цвета на картине. И я поняла, что мне необходимо купить это полотно. Ведь глядя на него, где бы я ни была, я буду неизменно вспоминать Остров Птиц.

Уже потом пришла мысль, что этот морской пейзаж будет прекрасным рождественским подарком для Яго; порадовать его было даже важнее, чем сохранить эту картину на память себе.

Я зашла в дверь, сказала служащему, стоявшему за прилавком, что меня заинтересовала марина под названием «Чайки». Вглядываясь в эту работу пристальнее, я поняла, что она стоит обозначенной на ней цены. Чем дольше я смотрела на синее море и белых птиц, тем больше они нравились мне. «Беру», – сказала я.

Пока шло оформление покупки, какой-то человек появился из недр магазина. Я сразу узнала его. Это был Джеймс Мэнтон, художник, который жил на острове Голубых Скал и которого мы с Яго встречали в птичьем «заповеднике».

Глаза его сияли, на какое-то мгновение я подумала, что он рад исключительно встрече со мной, но быстро сообразила, что «Чайки» – это его работа, он просто как художник доволен, что его творчество оценили.

– О, да это мисс Эллен Келлевэй!

– И я вас узнала, – сказала я.

– Значит, вы покупаете моих «Чаек».

– Да они сразу заворожили меня. Едва я увидела в витрине вашу работу, я поняла, что должна приобрести ее.

– И что же вам здесь так понравилось?

– Цвет, в первую очередь. И птицы… живые птицы. Кажется, они так и взмоют в небо прямо с холста. А море… такое безмятежное, такое красивое. Теперь я знаю, какое море можно назвать идеальным, я еще не видела его, но буду ждать.

– Вы очень меня порадовали, – сказал художник, – это великая радость говорить с человеком, который в твоей картине видит именно то, что ты хотел выразить красками. Вы сразу заберете полотно?

– Пожалуй, да. Хотя, наверное, ее могут мне и потом доставить.

– А вы здесь одна?

– Да. И не свожу с моря глаз. Не хочу оказаться застигнутой им врасплох.

Мэнтон рассмеялся.

– Знаете, у меня есть идея. Сейчас они завернут вам картину, и мы с вами зайдем в «Полкрэг Инн», выпьем по чашке чая. Потом я отнесу вашу ношу в лодку. Согласны?

– Отличная мысль.

Мы устроились за столом в уютной столовой гостиницы. Миссис Пенджелли подала крепкий душистый чай и ячменные лепешки с джемом и взбитыми сливками.

Мэнтон спросил, как мне нравится жизнь на Острове. В ответ я сказала, что иногда просто забываю, на Острове ли я, на материке ли, особенно когда море и погода не превращают меня в узницу.

– Вы живете на Острове, несравненно большем, чем мой, на Голубых Скалах, – сказал художник, – разница существенная.

– Вы, наверное, знали моего отца.

Я была решительно настроена использовать небом ниспосланную возможность и пополнить свои сведения об отце.

Лицо Мэнтона чуть потемнело.

– Да, его я знал.

– Насколько я понимаю, он не очень-то нравился вам.

– Я бы предпочел не обсуждать эту тему, мисс Келлевэй.

– Никто не хочет говорить о нем, хотя мне это крайне интересно.

– Вряд ли от человека, которого он считал своим врагом, вы услышите то, что хотели бы, возможно, слышать.

– Он считал вас врагом? Уверена, что он был не прав.