Текст книги "Очаровательные глазки. Обрученная со смертью"

Глава 19
Ложный след

Шанита сидела напротив Акулины в маленькой комнатке, в которой еще недавно проживал Василий. Теперь помещение снова предназначалось для гаданий, в нем стоял низенький стол для раскладки карт и два деревянных стула. Возле стены находилась кровать, другая мебель в крохотный закуток просто не поместилась бы.

Цыганка не могла представить, что снова встретится лицом к лицу с женщиной, вызывающей у нее неприязнь и, как она считала, похитившей у нее удачу. Во всех своих бедах, последовавших после их последней встречи, она винила именно Акулину.

– Я не знаю, чем тебе помочь, – призналась Шанита, затягиваясь папиросой. – Ты забыла то, что сама пожелала забыть! Кроме тебя твои воспоминания никто не вернет! – размышляла гадалка.

– Но что мне делать?! Мне некуда идти и незачем жить, – хныкнула Акулина. – Я все время слышу голос, который твердит: «Езжай в те места – найди тот склеп! Принеси жертву – уйдет проклятье! Кто-то должен лечь в гроб!». Но не могу понять, что это значит!

Шанита заметно оживилась, потому что придумала, наконец, как избавиться от горемычной Акулины. В жизни гадалки было огромное количество сеансов, и часто она сочиняла разные глупости, дабы припугнуть своих «клиентов». Люди боялись смерти и отождествляли ее с осязаемым всесильным злом, которое можно «умаслить», приложив небольшие усилия. Фразу, которую запомнила Акулина, цыганка сделала «ключом», с помощью которого заплутавшая в лабиринтах сомнений молодая женщина могла бы отпереть нужную дверь. По сути, старый склеп, в котором был обокраден покойник, стал причиной несчастий мошенницы, и для того чтобы залатать брешь и вернуть солнечную погоду в свои будни, наполненные ненастьем, необходимо обратиться к истоку всех проблем.

– Тебе просто нужно вернуть то, что ты взяла! – фантазировала цыганка.

– Рубины? То проклятое колье… Но его невозможно найти! Жизни не хватит на поиски иголки в стогу.

– Есть еще один путь: задобрить мертвых духов – принести им жертву и тем самым искупить свою вину.

– Жертву? – испуганно переспросила Акулина.

– Так поступали наши предки на протяжении многих веков.

– Кто-то должен лечь в гроб, – прошептала молодая женщина, чувствуя, как по ее коже прошелся неприятный холодок, подгоняемый страхом. Акулина не знала, где находился злосчастный склеп. Рассказать ей мог об этом только один человек – Василий, место нахождения которого ей тоже не было известно.

На «Горячее поле» бродяжка вернулась ни с чем. Она долго стояла у костра и безнадежно смотрела на пламя. Ее окликнул Хлебное рыло и попросил больше не ходить к цыганке, он заметил, что Акулина нехорошо повлияла на самочувствие хозяйки табачной лавки, и опасался, что объект его вожделения перестанет поддерживать отношения с ним (ведь он надеялся, что рано или поздно темноволосая красавица-гадалка ответит на его чувства).

– По-моему, я везде лишняя, – выдохнула Акулина, осознавая свою бесполезность, ненужность. У нее было достаточно денег, чтобы провести несколько дней в приличной гостинице, после чего снова вернуться прозябать в ночлежку. «Почувствовать себя человеком», – подумала она, вспомнив лицо Василия.

Акулина долго гуляла по петербургским улицам, которые с каждым месяцем все труднее было узнавать, город стремительно видоизменялся – застраивался каменными постройками. Казалось, молчаливые дома-истуканы, похищая былой простор, ограничивали не только движение, но и чувства, и мысли людей. Она ощущала себя брошенной бродячей собакой, погибающей без хозяйской ласки. В какой-то момент молодая женщина оказалась на Боровском мосту, перевесившись через перила, она уставилась на темные воды Обводного канала, ей вдруг почудилось, как кто-то прошептал ее имя. Сделав несколько глубоких вдохов, она подала тело вперед и уже через мгновение почувствовала острую боль не столько от удара о поверхность воды, сколько от холода. «Кто-то должен лечь в гроб!» – пронеслось в голове барахтающейся Акулины, и она размякла, больше не сопротивляясь сковывающей движения ледяной влаге, приготовившись к свиданию с Богом.

Когда мошенница снова открыла глаза, она вскрикнула от неожиданности, увидев перед собой лицо Андрея Кирилловича. Доктор нависал на ней, присев на краю кровати. Увидев, что утопленница пришла в себя, он резко встал и замер по стойке смирно, будто солдат в присутствии генерала.

– Можно подумать, в Петербурге только одна больница и единственный врач! – просипела Акулина. Из-за холодной воды, которой она хлебнула с лихвой, ее связки сильно пострадали.

– Ты знаешь, я никогда не был верующим, но после того, как… ты вернулась в мою жизнь…

– Уверовал? – с трудом выговорила молодая женщина, не скрывая иронии.

– Я попросил Бога, чтобы он вернул тебя, потому что очень хотел извиниться перед тобой. У жены я уже попросил прощения на кладбище…

Акулина отвернулась, будучи не в силах слушать его болтовню, и, чтобы заглушить речь мужчины, тихо мурлыкала любимый романс:

– Я опущусь на дно морское… И поднимусь на облака… Я все отдам тебе земное…

– Все, что я делал, было неправильно и нехорошо, – не унимался доктор. – Надеюсь, ты сможешь простить меня…

Кто-то тревожно выкрикнул его имя, и Андрей Кириллович, не скрывая облегчения, поспешил покинуть палату, находиться рядом с пациенткой ему было невыносимо. Он рассчитывал на более «теплый» прием со стороны пострадавшей и на содержательную беседу, за которой бы последовало безоговорочное прощение и капитуляция. «Нельзя было допускать слабости!» – мысленно бичевал себя доктор, со стыдом вспоминая, как после страстной ночи прогнал красивую молодую женщину прочь. – Если бы я только мог наплевать на мнение окружающих и жить в свое удовольствие или если бы располагал средствами, чтобы перебраться за границу».

Акулина тоже почувствовала облегчение, оставшись в палате в одиночестве. Она вспомнила мост и холодную воду, чьи-то цепкие руки и мужской голос, ругающий ее за глупый поступок. Первый зимний месяц не был очень холодным, но не располагал к купанию. Лицо своего спасителя отчаявшаяся женщина не видела, да и ей, собственно, было наплевать на него. Героем этого человека было сложно назвать, потому как нырнул он не за ней, а за деньгами, которые поплыли по воде, когда Акулина бултыхалась в канале. В ее размышления прервал знакомый голос медсестры:

– Снова ты здесь! Такое ощущение, что эта палата теперь твоя!

Вошедшая женщина в белом халате помогла больной приподняться, чтобы та смогла принять отвратительную на вкус микстуру. Тело отозвалось болью, и Акулина застонала, откинувшись обратно на подушки.

– Спи, горемычная! Закрывай свои очаровательные глазки! – сочувственно выдохнула медсестра в белом халате и поспешила покинуть палату.

Василий плохо спал ночью, ему снился странный сон: будто он снова влез в склеп и, открыв крышку каменного саркофага, обнаружил там мертвую Акулину в старом подвенечном платье и поблескивающем рубиновом колье. Проснулся он в холодном поту и даже вскрикнул от ужаса. Шаниты рядом не было, она стояла у окна, дымя папиросой и кутаясь в мужской бархатный халат, в котором она утопала.

– Я тоже не могу спать, – произнесла она с печальной улыбкой, услышав, что Василий ворочается.

– Почему?

– Кажется, я впервые чувствую, как больно кусает собака-совесть…

– Слишком темно, чтобы понять, шутишь ты или нет, я почти не вижу твоего лица, – усмехнулся Василий, сев на кровати. – Что стряслось? Ты обнадежила во время гадания какую-нибудь уродливую дуреху, что ее ждет свадьба в ближайшем будущем с красивым и богатым мужчиной?

Цыганка помолчала, колеблясь, стоит ли быть откровенной со своим сожителем, но ее мучила история лишившейся надежды женщины, к беспамятству которой гадалка приложила руку и она решилась поведать о странном случае, навредившем ее существованию.

– Я отправила одного человека по ложному следу, – произнесла Шанита осторожно, не оглядываясь на собеседника.

– Не понимаю…

– Одна молодая женщина однажды обратилась ко мне за помощью… У нее было разбито сердце, и ей хотелось забыть человека, который причинил ей боль…

– Разве есть способ заставить забыть человека, которого любишь? – удивился Василий, но тут же вспомнил об Акулине и «прикусил язык».

– Можно повлиять на голову определенными отварами, но чтобы отнять выборочные воспоминания – я не думала, что такое возможно. Видимо, тот мужчина очень насолил девице… Она умоляла о помощи! Моей целью было лишь временно обезвредить ее для безопасности, чтобы мы могли провернуть свое дельце. Ее привел ко мне мой помощник – Саша, я его пригрела еще беспризорником… Он мне напоминал моего сына. Я даже себя убедила, что он является моим когда-то умершим сыном. Мы придумали хороший способ разбогатеть, почти безобидный и отчасти честный. Если кто-то попадал в нашу ловушку, то лишь по собственному желанию… Все хотят чудес – чтобы кто-то исправил поломку в их судьбе, но глупцы не понимают: никто не в состоянии повернуть время вспять…

Шанита выбросила окурок в открытую форточку и приблизилась к кровати и некоторое время любовалась Василием. Ее вдруг захлестнуло щемящее чувство тоски и предвкушение болезненной потери, несмотря на то, что причин к волнению не было. Женщина села рядом с ним и положила голову на его плечо. Она чувствовала себя уютно рядом с Василием и была уверена: ее честность принесет плоды, и урожаем будет любовь человека, который с каждым днем становился все нежнее и дороже.

– Та женщина была несчастна, и я хотела помочь, – продолжила исповедь гадалка. – У нее был саквояж и в нем лежали деньги, которые она получила за драгоценности. Но эти деньги оказались фальшивкой!

Шанита содрогнулась при воспоминании о разочаровании, внезапно постигшем ее прямо в банке при попытке положить деньги на сохранение. Маленький кораблик, удерживающий аферистов долгое время на плаву, пошел ко дну и, чтобы закрыть появившуюся брешь и избежать тюрьмы, цыганке пришлось отдать все, что у нее было.

– Сохранить удалось лишь табачную лавку, – продолжила рассказ Шанита. – Я злилась на эту женщину, потому что считала ее причиной моих несчастий! Она все твердила про проклятье, и я тоже поверила в него, казалось, что-то темное вошло и в мою жизнь! Сашу я потеряла… умер человек, который мне был очень дорог – баба Аксинья…

Василия ее история начала беспокоить. Он почувствовал легкую дрожь в организме и, преодолевая волнение, уточнил о каком проклятии идет речь.

– Она говорила о склепе и об обезглавленной невесте, – посмеялась Шанита, но не успела продолжить, потому что в следующее мгновение руки потерявшего над собой контроль Василия плотно сжали ее горло.

– Это ты отняла ее у меня! Как ты посмела?! Ты – чудовище, растоптавшее мою жизнь, лишив ее всякого смысла, – прорычал он, будто дикий зверь.

Ошеломленная гадалка захрипела, не понимая, чем вызвала гнев, и беспомощно взмахивала руками, ударяя ими Василия словно плетьми. Временное помутнение прошло, и мужчина разжал руки. Шанита прокашлялась и зарыдала, свернувшись калачиком на кровати.

– Кто бы мог подумать?! – выдохнула она, – Акулина и есть та женщина, в цепких когтях которой находится твое сердце?!

– Когда ты последний раз видела Акулину?

Василий снова ей пригрозил, и Шанита торопливо призналась, что его возлюбленная посетила табачную лавку совсем недавно.

– Ты сказала, что направила ее по ложному следу… Что ты имела в виду? – спросил Василий, стремительно одеваясь.

– Я сказала ей, что нужно вернуться туда, где начало беды, – произнесла едва слышно Шанита, наблюдая, как мужчина торопится исчезнуть из ее жизни. – Но я зря ее обнадежила! Выхода из этого кошмара нет!

– Это мы еще посмотрим! – бросил Василий и, не оглядываясь, торопливо направился к выходу. Он не мог больше оставаться возле Шаниты, чувствуя отвращение к этой женщине, и ругал себя за то, что был слепцом. Молодой мужчина принял решение во что бы то ни стало вернуть Акулину в свою жизнь. Необходимо было понять, куда она направилась после разговора с цыганкой. «Возможно, вернулась снова к доктору! Или послушав бредни гадалки, поспешила в склеп», – размышлял Василий, решив начать поиски с больницы.

Глава 20
Все возвращается на круги своя

Василий долгое время стоял на крыльце, кутаясь в легкое пальто, совсем непригодное для зимы. Андрея Кирилловича ждали в больнице не раньше восьми часов, но в это утро пунктуальный доктор опаздывал, что казалось подозрительным сотрудникам медицинского учреждения.

– Он себе никогда такого не позволял, – проскрипела медсестра настолько преклонного возраста, что Василию в голову пришли забавные мысли: «Она наверняка видела войну двенадцатого года».

Подъехала пролетка, из нее вышел небритый человек, еще не протрезвевший после «праздника» накануне. Увидев Василия, мужчина рассмеялся, произнеся:

– Только вашей «братской» рожи мне и не хватало для полного счастья! Вы пришли за ней? Ее здесь нет! Она сбежала и оставила письмо. Уверяю вас, оно вам понравится!

Андрей Кириллович достал из кармана смятый лист бумаги и отдал его стоящему напротив и ничего не понимающему человеку, когда-то притворяющемуся братом Акулины. После этого доктор поклонился, будто закончил концертный номер и, слегка пошатываясь, направился в больницу. Оставшись наедине с письмом посреди улицы, молодой мужчина некоторое время смотрел на бумагу, почему-то не решаясь ее развернуть. Он боялся найти между строк что-то безнадежное, лишающее всяческой надежды на счастливое будущее рядом с прекрасной Акулиной. Спустя четверть часа он сидел за столом в чайной, находившейся неподалеку от заведения, лечащего от всех болезней, кроме душевных. Утром посетителей было немного, несколько возниц отогревались горячим чаем. Василий забрался в угол и, отказавшись от услуг полового, поспешно развернул письмо.

«Андрей Кириллович, я должна извиниться перед вами! Временно помутнение рассудка сбило меня с истинного пути. То, что произошло между нами ночью, я вспоминаю со стыдом и отвращением, потому что должна вас заверить: я не принадлежала сама себе! Я благодарю вас от всего сердца за то, что вы прогнали меня прочь, после того, как сделали непристойное предложение стать вашей преданной содержанкой, а точнее любовницей – унизительней участи я и представить себе не могу. Вы оттолкнули меня, и я долго шла по скользкому льду в поисках истины, пока он не проломился подо мной. Оказавшись в водовороте неприятных событий, я захлебнулась отчаянием и решила подвести черту под своим никчемным существованием. Вы, видимо, решили, что падение с моста как-то связано с вами, но я вас разочарую: нет, вы тут совсем не причем. Теперь, когда мои драгоценные воспоминания снова со мной, я чувствую безграничную любовь к единственному в моей жизни мужчине, без которого я жить не в состоянии. Раз уж Богу было угодно оставить меня на земле и вернуть мне те чудесные моменты, связанные с милым сердцу человеком, я, наконец, осознаю, куда мне двигаться и знаю, где окончится мой путь. Вы желали моего прощения – оно у вас есть. Берегите себя».

Василий прочитал письмо несколько раз.

– Благодаря этим строчкам ты так близко и так далеко, – прошептал он, разглядывая быстрый, но аккуратный почерк. – Где же кончается твой путь, милая моя? Куда мне бежать, ехать, мчаться, чтобы вновь увидеть тебя?!

– Вам принести чай? Или кофе? – недовольно поинтересовался половой. Хозяин ругал сотрудников, если кто-то из посетителей занимал пустой стол, ничего при этом не заказывая.

– Я уже ухожу! – пробурчал Василий, аккуратно свернув письмо и запрятав в потайной карман, где у него хранилось немного денег и документы. Он резко встал и воскликнул на весь зал, глядя на возниц: – Мне нужно на вокзал!

Прокручивая в голове разговор с Шанитой, молодой мужчина пришел к выводу, что его возлюбленная благодаря восстановленным событиям минувших дней, могла отправиться в склеп к мертвой «рубиновой невесте». Именно с того случая в их судьбе все пошло под откос. Он вспомнил, как Акулина умоляла его остановиться и, отказавшись от «темных делишек», начать новую жизнь, наполненную обыденными человеческими радостями, которыми в прежние времена самовлюбленный мужчина пренебрегал, и, лишь оставшись в одиночестве, Василий понял, насколько бесценна истинная любовь. Он верил, что не все потеряно, и их воссоединение с Акулиной неминуемо, потому как пока бьется ее сердце, у него есть смысл существования.

В окнах гас тусклый свет от керосинок – маленькая деревня готовилась ко сну. За годы отсутствия Акулины в ней мало что изменилось: кое-кто обновил ворота, появились дополнительные пристройки для скота возле некоторых изб, но серьезных новшеств она не заметила. Молодая женщина пробиралась к отчему дому, словно воровка – бесшумно, стараясь не привлечь внимания и молясь, чтобы не встретить никого из знакомых.

– Ты ли это, подруга моя?! – настороженный голос Насти, заставил молодую женщину вздрогнуть. – Неужто возвратилась?

Перед Акулиной появилась круглолицая баба с коромыслом и пустыми ведрами, в ней с трудом узнавалась прежняя молодая девица, собравшаяся когда-то замуж за самого красивого парня в деревне – Мишку.

– А мы-то тебя схоронили еще тогда! – задорно произнесла Настя, с любопытством разглядывая почти не изменившуюся приятельницу, которую когда-то бросила в яме на верную смерть. – Похороны, слезы, поминки…

– Приятно слышать, – холодно откликнулась Акулина и, глядя в конец улицы, торопливо добавила: – Я не могу сейчас говорить, мне нужно…

– Изба пустует, – перебила жительница деревеньки. – Отец твой умер еще прошлым летом. Схоронили подле мамки вашей. И подле тебя…

Сердце Акулины сжалось от тоски. Вдруг ей показалось, что теперь она по-настоящему мертва. «Кто-то должен лечь в гроб? – вопрос в своих мыслях она адресовала цыганке. – Зачем? Я уже там!».

Отчий дом напоминал старого ссутулившегося старичка, всеми брошенного и позабытого. Ставни были закрыты, двери плотно заперты. Вихрем кружились в голове молодой женщины картинки из детства, где ее дни были наполнены заботой о несчастном отце.

– Не протопить тебе печку в заброшенной хате! Да еще и ночью! Айда к нам, – мягко произнесла Настя, которая никак не отставала от расчувствовавшейся Акулины. – Не вороти от меня нос! Что было – то было! Ведь неизвестно кто из нас получил от жизни больше!

– Но похоронили в результате не тебя…

Анастасия с шестью детьми жила в большом доме умерших родителей. При входе в избу взгляд невольно падал на красный угол. Над обеденным столом висела божница, которой привычно поклонилась Настя, а следом и Акулина.

– Митька, брысь с печи! Тетеньку положим в тепло место! – скомандовала строгим голосом мать, и семилетний парнишка недовольно слез с облюбованного местечка.

– Мне только ночь скоротать, а утром я вернусь в свой дом! – обеспокоилась смущенная гостья.

– Не спорь, Акулинка, я твой кашель за версту услышала. Гавканье – будто собака голодная с цепи рвалась!

Здоровье недавней утопленницы было слабое, купание в ледяной воде серьезно навредило организму. До своей деревни Акулина добралась с огромным трудом, боялась не добраться и умереть по пути. Настя заставила ее выпить горячего молока с краюшкой хлеба и загнала на самое теплое место – печь, дабы та «прогрела косточки».

– К утру будешь как новенькая! – приободрила ее мать семейства и ушла в свою спальню.

Изба у Насти была в несколько комнат – самая большая в деревне, да еще и с трубой. В остальных постройках печи топили «по-черному», дым уходил в маленькое окошко под потолком, со временем стены внутри коптились, и стоял стойкий запах гари.

Для детей была целая комнатка, отдельная от родительской спальни и помещения, где находилась печь и длинный стол. Акулина заснула сразу же, как только ее голова соприкоснулась с огромной перьевой подушкой. Утром ее не смогли разбудить горластые петухи, но громкий выкрик «Акулинка» поднял в считанные секунды. Сидящие за столом дети, увидев перепугавшуюся спросонья гостью, рассмеялись. Оказалось, что самая младшая четырехлетняя дочь тоже была Акулиной, и строгий материнский рык предназначался именно ей, это дитя было неспокойное, и с трудом засиживалась на одном месте.

– Садись, давай, за стол. Мои ребята уже поели, – произнесла Настя, глядя на подругу, а после скомандовала детям: – Марш во двор! Дел невпроворот. Егорка, Николашка, Митька – за дровами. Машка, Акулинку одень, пусть помогает вам с Марфой!

Ребятня бросилась в свою комнатку на сборы, а Настя торопливо убрала лишнюю посуду, оставив только деревянную плошку для гостьи. Акулина умыла лицо у рукомойника и поспешила к столу. Чувствовала она себя намного лучше и впервые за несколько дней ощущала голод. Ей оставили вареное яичко и кашу, которые были съедены с огромным удовольствием.

– А Мишка где? – поинтересовалась Акулина, вспоминая первого красавца на деревне.

– Соскучилась? – усмехнулась Настя, затем помрачнела и уныло произнесла: – Мишка… шесть детей нажили, а ни одного слова ласкового после свадьбы от него не слышала. Отцу все в ноги кланялся. Работать не хотел, только дурака валял. Помер он… Прошлым летом, сразу апосля отца твоего.

– Отчего твой муж умер?

– Напился, да шею себе свернул. Прибрал Бог лентяя!

– И… как ты одна справляешься?

– Почему ж одна?! У меня вон – шестеро помощников! Родители умерли, так все наследство поделили. Братья-сестры разъехались кто куда, а я тут осталась… Вроде как где родился, там и пригодился.

– Твой старший сын очень похож на Мишку.

– Егорка! Ему тринадцать. Одно радует: не лентяй, как отец.

– Тринадцать, – выдохнула Акулина, удивившись, какая это большая цифра. На год больше прошло с того момента, как они с Настей угодили в яму и с ее похорон.

– Я все время рассказываю детям, про мою подругу, которая мечтала выйти замуж за барина и все время ждала, пока он приедет за ней. Ты помнишь?

– Вся деревня потешалась надо мной.

– Но где ты была все это время? – любопытствовала Настя, подсев поближе.

– Я путешествовала. Ездила по разным… местам. Бывала в разных… домах. Жила в Петербурге.

– В Петербурге? Ух ты! – восхитилась Настя, и, понизив тон, уточнила: – А царя видела?

Акулина отрицательно покачала головой, чем разочаровала свою подругу. Путешественница замешкалась, придумывая новую тему для дружеской беседы, ей не хотелось больше отвечать на вопросы о прошлом.

– Одна из твоих дочерей Акулина? – уточнила гостья, просияв.

– Да, – безрадостно произнесла Настя. – Мишка ее так назвал. Больше всех ее и любил. Все с ней возился, пока не помер.

Акулина понимала подстрочник этих слов и не желала продолжения разговора про Михаила. Она снова перевела тему, вспомнив времена, когда они были девчонками: походы на речку с купанием нагишом и сбор трав для приворотного зелья, которое оказалось бесполезным, споры по всяким глупостям и мечты поскорее повзрослеть…

Когда парение в облаках ностальгии закончилось, они снова окунулись в насущные дела. Настя нашла старый тулуп и пару валенок для подруги, дабы та не замерзла в разгар холодной зимы и направились с ней в дом ее родителей, чтобы сделать его хоть немного пригодным для жилья. Главной трудностью являлась печь, которую предстояло растопить, ведь огонь в ней не горел больше года. День обещал быть долгим, но с него начинался новый период в жизни Акулины. Все, о чем теперь она мечтала, – душевное спокойствие и отсутствие мыслей о Василии.