Текст книги "Очаровательные глазки. Обрученная со смертью"

Глава 13
Чья душа в грехах, та и в ответе

Акулина ежедневно закатывала истерики по различным поводам. Она превратилась в неуправляемую и капризную куклу, внутри которой испортился механизм. Других просветов памяти не наблюдалась и из-за этого она становилась невыносимой и несносной. Василий сбегал из дома в трактир до того момента, пока брюзжащая дева не встала с постели. Публика там была запойная, преимущественно ремесленники, портные и сапожники. Все они снимали комнаты неподалеку и обслуживали малоимущий народ. Чтобы слиться с толпой Василий начал одеваться, как рабочий: носил подпоясанную рубаху навыпуск, а шерстяные штаны заправлял в высокие сапоги. Костюм он продал и на часть денег кормил брюзжащую Акулину.

Он забирался в угол зала, не желая начинать ненужных диалогов, и ждал в компании кружки пива, пока день иссякнет.

– Ты приходишь сюда каждый день! – произнес женский голос. – Грусть-печаль свою топишь в стакане?

Он вскинул голову, перед ним стояла томноокая красивая женщина, горделиво вздернувшая подбородок, словно была королевой.

– Разве бабам дозволено шастать по кабакам? – удивился он, рассматривая ее поношенное синее платье.

– Ты допил свое пиво. Могу я тебя угостить? Василий посмотрел на стакан, на дне которого оставалось совсем немного темно-коричневой жидкости, а денег на еще одну порцию не было. Он небрежно пожал плечами и позволил женщине купить ему выпивку.

– В прежние времена я бы подобного не допустил, – произнес он со вздохом.

– Да, все мы знали времена получше! – задумчиво выдохнула незнакомка.

Нерасторопный старик в засаленном фартуке принес две кружки пива и поставил на стол, после чего также медленно удалился.

– Может, стоило и следующий заказ сразу сделать, когда он вернется, наши бокалы будут уже пусты! – отшутилась женщина, вызвав дежурную улыбку на лице собеседника. – Я – Шанита.

– Красивое имя. Вы – цыганка? – поинтересовался Василий не из-за интереса к собеседнице, а из вежливости. Было бы странно не поддержать беседу с дамой, за чей счет он пил.

– Да, я цыганка. Когда-то давно жила в таборе, но случилось кое-что непредвиденное…

– Вы влюбились в неверного, а потом вас изгнали с позором. Родился плод любви, которого не признал отец. Скорее всего, у вас был сын и его, конечно же, отобрали, – сочинил на ходу Василий. Подобные истории не были редкостью для человека, часто бывавшего в провинции. Шаниту кольнула ирония, благодаря которой он так складно пересказал ее жизнь за пару минут.

– Извините, если обидел. Я сказал это в качестве шутки, но, похоже, сам того не желая угодил в больное место. Если хотите, можете тоже меня ударить.

– Что ж, я попробую, – голос женщины звучал уверенно.

Отпив пиво, она внимательно посмотрела на Василия и после некоторой паузы безжалостно произнесла:

– Женщина всему виной. Она разбила вам сердце, и вы хотите ее вернуть, но это вам не под силу. Есть другой мужчина: он лучше вас и благороднее и бой заведомо проигран.

– Грустно, правда? Мы оба предсказуемы, – рассмеялся мужчина. – Зачем вы здесь?

– Я хочу предложить работу.

– Гадания? Тебе понравилось, как лихо я прочел твою судьбу? – не церемонился Василий.

– Твой язык – жало, но мне это даже нравится!

– Почему ты решила, что я нуждаюсь в работе? – заинтересовано уточнил Василий, рассматривая приятное лицо цыганки.

– Я наблюдала. Не первый день ты проходишь мимо моей витрины в это унылое заведение, для отчаявшихся людей. Однажды я видела, как ты стащил кошелек у зазевавшегося аптекаря. А еще заметила, как сменил хороший костюм на эту одежду.

Василий отчаянно пытался вспомнить, видел ли он вывеску гадания или что-то в этом духе рядом с трактиром, но вспомнил лишь булочную, аптеку, табачный и молочный магазинчики.

– У меня табачная лавка, – откликнулась на его мысли Шанита. – Там не только табак, я продаю все, что можно продать!

Мужчина улыбнулся, вспоминая приятного юношу, рекламировавшего на всю улицу лавку: «Только там всякий хлам». Он интонировал и корчил разные рожи, что очень забавляло прохожих, и они в благодарность за хорошее настроение непременно заглядывали в магазинчик.

– Кажется, я догадался: уволен зазывала в твою лавку? – усмехнулся захмелевший Василий, откинувшись на спинку стула. – Предупреждаю, я не так артистичен…

– Вообще-то это не связано с лавкой! У меня есть одна задумка…

Шанита заставила его допить пиво и заказала еще два бокала, после чего поведала о европейском новшестве, которое в России пока не получило широкой огласки. Связано оно было с фотографированием.

– Фотографировать людей, по-твоему, новшество? – воскликнул пьянеющий мужчина.

– Я говорю не о живых людях – о мертвых! – произнесла Шанита, понизив голос.

Василий открыл рот, но не произнес ни звука.

– Через улицу есть похоронная лавка. Я говорила с ними, и они готовы предлагать услугу.

Пока молодой мужчина был в состоянии ступора, цыганка торопливо расписала перспективы, сулящие горы денег. Она восхищалась детской смертностью и уверяла, что убитые горем родители отдадут все сбережения, чтобы запечатлеть прелестное дитя перед тем, как оно уйдет на съедение червям.

– Покойников гримируют, красиво наряжают и порой на снимках они выглядят куда интересней, чем живые.

В подтверждение своих слов, словно факир из рукава, она достала снимок семьи, сидящей за столом и как будто бы пьющей чай. Посередине сидел мальчик подросток с закрытыми глазами, а рядом с ним мужчина и женщина, лица которых были полны скорби.

– Это отвратительно! – выругался Василий, отвернувшись. – Ничего святого!

– Кто-то должен этим заниматься.

– Но почему ты обратилась именно ко мне? – в голосе мужчины слышалась брезгливость.

Шанита помедлила с ответом, но потом произнесла, немного зловеще:

– Ты не боишься мертвых. Я знаю, что когда-то ты переступил грань, разделяющую наши миры. И тебе нечего терять.

После этих слов цыганка перестала казаться Василию привлекательной, ему захотелось вылить остатки пива прямо ей в лицо, и еще сказать какую-нибудь грубость, но хорошие манеры, а точнее то, что от них осталось, не позволяли обращаться грубо с выпивкой.

– Я вижу твое смятение, – кивая, шептала Шанита. – Не торопись. Подумай. Меня ты найдешь в табачной лавке.

Она поднялась из-за стола и пошла к выходу, оглянувшись, цыганка поймала взгляд Василия и самодовольно кивнула. Ее внешность была и отталкивающая, и привлекательная одновременно. Василию предстояла бессонная ночь. Он снова проклинал тот день, когда вошел в склеп к спящей покойнице и похитил ее фальшивые драгоценности.

– Ты снова пьян! – разочаровано произнесла Акулина. Она не спала и появилась у входной двери со старой керосиновой лампой в руках, как только услышала шум. Василий молча снял грязные сапоги, отдал ей пакет с холодной телятиной, на которую спустил последние деньги и, не произнося ни слова, прошел в кабинет на ненавистную кушетку. От его давно нестиранной одежды пахло затхлостью и дешевым куревом из-за вечной табачной завесы в зале трактира.

– Наши соседи напротив – милые люди! – приветливо произнесла Акулина. – Семен – умелый портной! Он шьет платья для изысканных дам, ему приносят заказы из ателье прямо на дом. Вся его жизнь – шитье. Он сказал, что сшил бы для меня одежду и взял бы совсем недорого.

Василий закрыл дверь, не желая вести диалог, и это разозлило Акулину. Она топала ногами, как маленький капризный ребенок, но не смела, входить в комнату Василия. Ей было достаточно того, что он ее слышал.

– Я не могу больше сидеть в четырех стенах! Я схожу с ума! Мне снова приснилась жуткая цыганка!

– Тебе снилась цыганка? – заинтересовался молодой мужчина, открыв дверь.

– Ну, да… Она мне часто снится. Постоянно что-то твердит, но я никак не могу вспомнить… Я просыпаюсь в ужасе… и боюсь засыпать. Если бы керосинка не испускала такую вонь, я бы ее не гасила на ночь.

Свет коптящей керосиновой лампы осветил его полуобнаженное тело, Акулина вздохнула и торопливо отвернулась, словно впервые видела мужчину без одежды. Василия больше не смешили подобные ужимки, он лишь безнадежно вздохнул, подумав о большой кровати, в которой его бывшая любовница спит в одиночестве. Он пожелал ей «Покойной ночи» и прикрыл дверь, но она его окликнула и с волнением затараторила:

– Ты не мог бы… Просто мне страшно… И если бы ты… Как бы это сказать…

– Ты хочешь, чтобы я спал рядом с тобой на кровати. Просто спал, чтобы тебе было спокойно.

Акулина кивнула, опустив голову, как провинившаяся гимназистка. Василий отправил ее спать и обещал прийти к ней чуть позже, чтобы она могла спокойно и без стеснения лечь первая.

– Мне нравится спать справа, – произнесла она, прежде чем уйти, и вручила ему керосинку.

– Я знаю, – с улыбкой произнес Василий. Голос его зачем-то дрогнул, выдав приятное волнение. Ему казалось, что это первый ощутимый шаг, после которого последует их стремительное сближение. «А потом все будет как прежде, просто надо немного подождать…. И для начала пережить позеров-покойников в похоронном бюро», – размышлял молодой мужчина, ветер надежды наполнил паруса его одинокого парусника, уныло плывущего по реке жизни. Ему казалось, что если он возьмется за эту работу, то коварная рубиновая покойница наконец-то отстанет от них и простит тот маленький конфуз с отвалившейся головой. Сны Акулины он посчитал добрым знаком, своего рода пророчеством, которое могло бы изменить их жизнь к лучшему и оставить доблестного доктора ни с чем.

Уснуть Василий не мог. Тучи рассеялись, и появилась луна, ее холодный свет наполнил комнату и он мог отчетливо видеть свою Акулину. Она казалось совсем юной и крошечной, даже моложе чем в первый день их знакомства. В его памяти было два самых ярких дня: когда он ее встретил и когда она ушла. Конечно, он часто перебирал в своих мыслях и фантазиях страстные ночи, которые они проводили вместе, но момент ее появления и то, как она исчезла, оставили глубокий след в его душе.

Он прекрасно помнил, как вернулся опустошенный и потерянный после того, как наблюдал смерть лавочника. Было стыдно смотреть в доверчивые глаза Акулины, мужчина не мог признаться в том, что оставил их без денег, зная, сколько она вложила труда и усердия, чтобы сделать накопление. Василий всегда был сильным и мудрым и вел за собой податливую и кроткую молодую женщину, слепо доверяющую ему.

В приступе алчности в один момент он перечеркнул их совместное будущее, изначально обвиняя в этом не себя, а рубины. Поторопившись снять дорогостоящее жилье, после краха аферист попытался все исправить – забрать деньги у владельца квартиры, но тот отказал, и завязалась драка. Василия забрали в полицейскую часть. Городовой был местным продажным «царьком» и сам себе был законом. Конечно, он знал, что домовладелец – сволочь, но слепо мирился с этим, потому как регулярно получал подношения к всевозможным праздникам. Временным пристанищем Василия после скандала с владельцем квартиры, который, по мнению городового всегда прав, стал полицейский участок. В обшарпанной комнате с низкими потолками, в грязи и без свежего воздуха, на черством хлебе, который и свинье жалко кинуть, Василий провел почти неделю. По возвращении возле двери в квартиру, в которой он когда-то жил с Акулиной его радушно встретила Зинаида. Идти было некуда, в двух убогих комнатах уже жила семья из восьми человек и он пошел к певичке, готовой его принять таким, каков он был.

Через сутки она погибла на проезжей части – ее переехала конка и от серьезных травм она скончалась сразу же на месте. Роман со смертью продолжался, и Василий всерьез забеспокоился о преследующем его проклятье. Среди вещей погибшей Зинаиды он нашел кое-какие драгоценности и немного денег, которые тут же прихватил с собой, решив, что мертвому человеку богатства ни к чему. К своему сожалению он нашел и рубиновое колье, которое непонятным для него образом оказалось у Зинаиды. Его он продал возле вокзала знакомому ловкачу и честно ему признался, что побрякушки – фальшивые. Не разбирающийся в драгоценных камнях человек отблагодарил его за честность, не поскупившись в оплате, потому что рассчитывал продать рубины по цене настоящих, а это раз в пять дороже. С того момента начался скорбный и унылый путь Василия: дабы заглушить тоску по своей Акулине он ежедневно пил, а однажды даже хотел броситься под поезд, но чудом удержался от этого опрометчивого шага. Вырученные от кратковременного сожительства с Зинаидой деньги он быстро потратил и вынужден был искать работу, потому как других вариантов добычи средств на пропитание не было – удача больше не подсвистывала ему. Из центра Петербурга Василий перебрался на окраину после одного вопиющего, по его мнению, случая: вспомнив навыки джентльмена, он помог миловидной и добросердечной даме при выходе из кареты, и она подала ему милостыню. Оставить себе эти деньги не позволяла гордость, и мужчина поторопился отнести их в находящуюся неподалеку церковь.

Сунув монеты нищему, Василий задал ему вопрос: «Почему болит душа?», на что находчивый оборванец, произнес:

– Чья душа в грехах, та и в ответе!

Из ночных размышлений Василия вырвала Акулина, она вдруг застонала:

– Не надо! Я больше не хочу блуждать по лесу!

Василий оробел, не зная можно ли до нее дотрагиваться, но когда она начала метаться, тихо придвинулся и обнял. Акулина успокоилась и с улыбкой сонно произнесла: «Я люблю тебя, – сердце Василия наполнилось теплом, но тут же остыло, потому как спящая красавица окончила свою фразу весьма неожиданно: – Андрюшенька»…

Глава 14
Свинье дали картошки, она просит апельсинов

Василий отправился в табачную лавку. Некоторое время он наблюдал за Шанитой через стекло витрины. Она была одета не как в момент их встречи: цыганка облачилась в яркий цветастый наряд, не оставляющий повода усомниться в национальности этой красивой женщины. Пришлось ждать долго, пока Шанита останется одна в своей лавке, когда же это, наконец, произошло, мужчина поспешил войти.

– Я все ждал, пока ты пустишься в пляс! – вместо приветствия воскликнул он.

– Благодаря этим старым юбкам в лавке всегда толпятся мужчины, – рассмеялась она. – У нас есть первый заказ.

– И когда же он?

– Через час! Я знала, что ты придешь! – весело воскликнула Шанита, заметив, что лицо Василия чисто выбрито.

– И где мы это будем делать?

– Поедем в гости к мертвому ангелочку.

Василия покоробило услышанное, и он усомнился в правильности их намерений, но после того, как Шанита назвала сумму, которую он получит, приложив небольшие усилия, у него не осталось сомнений: надо ехать. С фотоаппаратом молодой мужчина управляться умел, когда-то в тайне от Акулины он помогал знакомому фотографу делать снимки эротического содержания, которые оказались очень востребованы и принесли хороший доход. После того, как его приятель предложил сделать серию фотоснимков «Очаровательные глазки» с позирующей без одежды Акулиной, Василий прекратил всяческое общение с ним и больше к этой теме не возвращался.

В функции Василия входила переноска аппарата, составление композиции в кадре и сам акт фотографирования, проявкой и печатью снимков занимался другой человек, который до жути боялся мертвецов, поэтому отказался участвовать в самом процессе съемки.

В похоронном бюро Шаните дали карету, и она должна была доставить ее вместе с помощником и здоровенным фотографическим аппаратом до заказчиков. Василий жутко волновался и все время поправлял тесноватый костюм, полученный от цыганки из запасов на продажу. В табачной лавке можно было купить многое, в том числе и одежду. Это не было подарком, она пообещала вычесть определенную сумму из оплаты за мертвого младенца. Василий оценил скромное скорбное одеяние Шаниты и посетовал, что она сняла свой цветастый наряд, который так радует мужской глаз. Они всю дорогу шутили, но в их смехе не было веселья.

Семья умершей девочки жила в просторном одноэтажном доме с садом через несколько улиц. Они приготовили все, что просила Шанита: красивый наряд для мертвой дочери, игрушки, цветы и белую ткань для фона.

– Я не верю, что я на это согласился, – прошептал Василий, увидев на кроватке маленький трупик.

– Я думала, ты со смертью на короткой ноге! – посмеялась цыганка и отправилась готовить ребенка к съемке.

Несколько часов пролетели мигом. Василий старался не думать о том, что ребенок не дышит, он представлял, что малышка живая, просто уснула, и один раз случайно обронил глупость, что с девочкой приятно работать – она спокойна в кадре.

Всю дорогу обратно оба молчали. У Василия перед глазами была картина: маленькое дитя с застывшим лицом и безутешные родители, желающие удержать последние мгновение присутствия ангела рядом. Его циничное сердце обливалось слезами, он ругал себя мысленно за то, что пошел на это. Шанита протянула деньги, но он отказался от них, вспоминая, как на банкноты капали крупные слезы страдающего отца.

– Я не могу их взять! – пробурчал мужчина, отвернувшись к окошку кареты.

– Эти люди не бедны. Их желание вставить в книгу мертвых последнее изображение дочери оправдано, они это сделали из любви к ребенку и благодарны нам за то, что мы им помогли. Хочешь все же стать благотворителем? – усмехнулась цыганка.

– Ты говорила, в твоей лавке есть все. Мне нужна женская одежда и обувь.

– Свинье дали картошки, она просит апельсинов, – отшутилась Шанита. – Ты все еще надеешься вернуть ее? Я могу вмешаться…

– Не надо, – тоскливо отозвался Василий. – Я и так ей всю жизнь исковеркал.

– Как знаешь! – отмахнулась Шанита.

В лавке она разложила несколько нарядов нужного размера согласно описанию Василия. Бирюзовое платье сразу бросилось в глаза, он указал на него, не рассматривая другие варианты. Заметив радость на лице цыганки, он уточнил на всякий случай, кому оно принадлежало, ведь беспринципная торговка вполне могла продавать наряды, которые в последний раз могли примерять покойники.

– Я буду рада, если ты меня от него избавишь! Оно принадлежало тому человеку, из-за которого у меня все не заладилось. Я словно забрала с ее вещами часть какого-то проклятья, разрушившего мою жизнь.

– Я думал, ты не суеверна! – посмеялся мужчина.

Шанита немного помолчала, колеблясь, стоит ли быть серьезной с ироничным Василием, после чего не спеша произнесла:

– В гаданиях я всегда говорю людям то, что они хотят услышать – именно за это они готовы платить.

– Разве это не обман? – удивился Василий.

– Это надежда. Каждый сам выбирает ключ, с помощью которого откроет дверь, ведущую туда, где томится счастье.

– Как же у тебя все просто!

– О, это лишь звучит просто! – произнесла с горькой улыбкой Шанита. – Главный наш враг – мы сами! Люди трусливы. Именно поэтому они теряют все. Чтобы строить – нужна сила, чтобы удержать – смелось.

Василий улыбнулся. Поучение разбитной цыганки в почти монашеском одеянии в царстве хлама, большая часть которого украдена у честных граждан, воспринимались несерьезно. Она говорила хорошо и верно, но вот сама не являлась авторитетным образчиком, чтобы глядя на ее жизнь можно было охотно поверить в то, что лучший мир существует.

– Каждый себе лекарь, понимаешь? – не унималась цыганка. – Порой мы слепо что-то пытаемся удержать, и не думаем об интересах окружающих. Если она твоя – вернется…

– А если нет?

– Отпусти ее.

Василий обещал подумать над ее словами и, попрощавшись, поспешил покинуть табачную лавку, прихватив платье, теплое пальто, обувь и даже чулки для Акулины.

Он долго бродил по улицам, не желая возвращаться в квартиру. Приличный, но туговатый костюм с чужого плеча он вернул Шаните, снова облачившись в рабочего, поэтому не привлекал внимания окружающих. Местные воришки уважали работяг и не нападали на них в темных переулках. На плохо освещенных улицах и в подворотнях опасно было передвигаться купцам, ремесленникам и лавочникам, их грабители не щадили, считая, что эти пройдохи смогут заработать еще, обманув покупателей.

Акулина лежала на кровати неподвижно. Каждые час, минута, секунда ее новой жизни после больницы были посвящены тоске по Андрею Кирилловичу. Она все время вспоминала их недолгие беседы и его теплый взгляд, без чего чувствовала себя несчастной и одинокой. Ей казалось, что рядом с доктором она была бы в полной безопасности. Василий не вызывал у нее никаких чувств и эмоций. Он все больше отстранялся от нее, но для Акулины это было скорее на руку.

От скуки молодая женщина познакомилась с соседями, однако отношения не заладились. Ревнивая супруга трудолюбивого мужчины испытывала к Акулине неприязнь, считая ее слишком миловидной для обычного общения. Когда Акулина решила нанести очередной визит, дверь открыла жена портного и, увидев на пороге босую чудачку-соседку, заявила:

– Ты займись своим мужиком, нечо чужих приваживать! Все знают, что твой Васька по трактирам шастает! От хорошей бабы мужик не побежит!

После этих слов входная дверь захлопнулась прямо перед носом Акулины, а вместе с ней испарилась и надежда обрести друзей. Она совсем не злилась на жену портного. Молодая женщина откуда-то знала, что когда-то тоже испытывала жгучую ревность, но с каким периодом жизни это было связано, вспомнить не могла.

Когда пришел Василий, Акулина молилась у окна, глядя сквозь мутное стекло на темное небо. Она просила Бога поскорее соединить ее с доктором и мысленно клялась стать ему самой преданной женой, любить и уважать его, а еще родить ему детей. Как только молодая женщина закончила просить Всевышнего, чтобы он обратил на нее внимание, в комнату вошел Василий. Он был печален и молчалив. Прямо от порога спальни он швырнул узел с одеждой на кровать и удалился в сое убежище, коим служил кабинет. Спустя несколько минут он услышал радостный визг Акулины и усмехнулся, думая о том, как порой мало надо человеку для счастья.

Молодая женщина завороженно трогала вещи. В комнате было темно, тусклый свет лампы плохо освещал помещение, поэтому, чтобы рассмотреть обновки ей приходилось подносить их ближе к источнику света. Темное драповое пальто было немного побито молью, но село идеально. Сапожки были немного великоваты, но это не заботило Акулину, «много – не мало!» – прошептала она, с азартом. Когда девица развернула платье, то обомлела.

– Василий! – выкрикнула она.

– Что случилось? Дыра на платье или пальто? – нехотя произнес он. – Оно не новое! Зашей сама, раньше ты умела…

– Я помню это платье! Я видела в нем прекрасную девушку… Большой дом… Я там жила… Ночью семья спала, а мы забирали ценности! Мы с тобой, Василий! И еще я помню отражение в зеркале… Это платье было на мне!

Через мгновение в комнату вошел Василий. Он некоторое время стоял напротив Акулины, прижимающей к себе платье, и внимательно его рассматривал. Для него это был всего лишь кусок ткани, он не вспомнил его в гардеробе возлюбленной, по крайней мере, при нем она подобный наряд не носила.

– Я его не надену! – выкрикнула капризно Акулина, испугавшись своих видений, и швырнула платье в лицо стоящего напротив мужчины. Подобного жеста он никак не мог ожидать от своей возлюбленной, в прошлом подобные эмоциональные выплески она не совершала. Он медленно поднял платье с пола и одним рывком разорвал его пополам, при этом сдавленно произнес:

– Ты даже не представляешь, на что мне пришлось сегодня пойти, чтобы принести тебе одежду, в которой ты можешь помчаться к своему доктору. Я хотел как лучше и был готов к этому, но ты настолько неблагодарна, что готова наплевать на мои усилия из-за своих капризов. Ты хотела вернуться к своему Андрюшеньке цельной, узнав о себе правду? Так я тебе ее расскажу: все эти годы ты была моей любовницей, ползала в моих ногах и умоляла не бросать тебя, что бы не случилось. А еще ты – обычная воровка и обманщица. Ты влезала в чужие семьи, представляясь кем-то другим, а потом цинично их грабила в ночи вместе со мной. Мы возвращались в Петербург и кутили как следует, а потом снова ехали в провинцию и искали очередных дурачков, готовых принять твой маленький спектакль! Иди к своему доктору и расскажи правду! Возможно, он не просто очарованный мужчина, жаждущий остаться наедине с такой как ты для более тесного общения, а святой, и вытащит тебя из грязи, отмоет твое испачканное имя! Сегодня меня назвали «свиньей, которой дали картошки, а она клянчит апельсинов»! Именно этим животным я себя и ощущаю рядом с тобой! Ты победила, Акулина! Я отпускаю тебя!

Василий оставил плачущую возлюбленную в одиночестве. Ему было больно, но он старался перебороть в себе жалость. Если раньше его целью было оставить ее в своей жизни, то теперь он готов был от нее избавиться.

Василий открыл глаза от звука захлопнувшейся двери. Он резко вскочил и посмотрел в окно – за окном торжествовал рассвет. В коридоре было пусто, как и в спальне Акулины. Она ушла. «Суждено ли нам еще встретиться?» – размышлял он, лелея тайную надежду, что когда-нибудь увидит ее прежней.