Текст книги "У ворот Ленинграда. История солдата группы армий «Север». 1941—1945"

Глава 6. Блицкриг в России. Апрель-июнь 1941 г.

Прелюдия к вторжению. 24 апреля – 22 июня 1941 г.

Направляясь на северо-восток через Германию, наш эшелон без остановки проехал родные для многих из нас города – Гамбург и Любек. Во время тридцатичасового пути делались только краткие остановки для смены локомотива, и мы двигались дальше. Проехав около 1000 километров, мы высадились в городе Эльбинг (Эльблонг) в Восточной Пруссии.

Затем наша дивизия совершила ночной марш, первый из двух нам предстоявших. Когда рассвело, мы остановились в лесу рядом с дорогой и перекусили сухим пайком. Невидимые с воздуха благодаря густым кронам деревьев, мы отдыхали целый день, развернув скатки, наслаждаясь теплом. С наступлением темноты мы продолжили наш марш.

Выйдя к Хейлигенбейлю[16]16
  Ныне Мамоново в Калининградской области России.


[Закрыть], расположенному в 40 километрах от Эльбинга, мы разместились в казармах. Был конец апреля. На протяжении следующих шести недель мы усиленно тренировались, что породило новые догадки о цели нашей миссии.

Большинство наших солдат продолжали думать, что мы примем участие в наземной операции где-то в Скандинавии. Многие из нас сильно сомневались, что Германия нападет на Россию. Ведь был Пакт о ненападении между Германией и СССР, подписанный в августе 1939 г., и к тому же война против такой огромной страны, как Советский Союз, представлялась маловероятной.

К этому времени военные сводки стали уже привычным делом, и они редко привлекали к себе внимание. Действия Африканского корпуса в Северной Африке в начале 1941 г., пришедшего на помощь итальянским войскам, оккупация немецкими войсками Югославии и Греции весной этого же года вызвали лишь ограниченный интерес в моем окружении. Я лично следил за высадкой немецкого воздушного десанта на Крите в конце мая. Но такие отдаленные от нас события, как казалось, не имели к нам непосредственного отношения.

Начиная с 8 июня наша дивизия сделала еще несколько ночных переходов с неизвестной нам целью. Три дня спустя наш марш завершился в Лабиау[17]17
  Ныне Полесск в Калининградской области.


[Закрыть], находившемся в 80 километрах к северо-востоку от Хейлигенбейля. Мы расположились скрытно в лесу и продолжили подготовку к большой, какой мы еще не знали сами, наступательной операции.

Войска расположились настолько близко к границе с Литвой, находившейся под советским господством[18]18
  После выборов на основе прямого, равного и тайного голосования в июле 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии к власти пришли народные блоки, которые решениями от 21 июля (народные сеймы Литвы и Эстонии) и 22 июля (государственная дума Эстонии) восстановили в своих республиках советскую власть, после чего приняли решение о вступлении своих республик в состав СССР. В первых числах августа VII сессия Верховного Совета СССР приняла Литву, Латвию и Эстонию в Союз Советских Социалистических Республик в качестве полноправных союзных республик.


[Закрыть], что предположение о том, что ближайшей нашей целью является Россия, все более крепло, хотя сомнения по-прежнему оставались. Мы находились в изоляции, в лесу, и не могли видеть, как сосредотачивалась пехота, танки и артиллерия. Все эти силы были необходимы для полномасштабного вторжения. Вблизи нас был порт Мемель (Клайпеда), поэтому можно было ожидать, что нас погрузят на транспортные суда и переправят через Балтийское море для выполнения важного задания – защищать Финляндию, важного союзника Германии. Вот только время начала операции было нам неизвестно.

17 июня, когда мне только что исполнилось 21 год, нам стало известно, что время наступления на Россию уже близко. Пришел приказ готовиться к наступлению. Почти сразу же после его получения мы оставили Лабиау и после короткого, но быстрого марша вышли к Хейдекругу[19]19
  Ныне Шилуте в Литве.


[Закрыть], расположенному немного к северу от Тильзита на крайнем северо-востоке Восточной Пруссии, новому району расположения в лесистой местности. До границы с Литвой, оккупированной советской Красной армией всего лишь годом ранее[20]20
  Советские гарнизоны размещались в республиках Прибалтики после подписания с ними в конце сентября – начале октября 1939 г. пактов о взаимопомощи и в ход демократических выборов не вмешивались.


[Закрыть], было около 15 километров.

Может показаться странным, но среди моих однополчан не было споров или каких-либо обсуждений этой важной новости. Вместо этого появилось чувство облегчения, что недели ожидания и неизвестности уже позади. Мы получили приказ, и нам надо было готовиться к войне.

Тогда мы были молоды и не задумывались всерьез о том, через что нам предстоит пройти. Возможно, это важная черта солдата. Когда вы приказываете идти в бой роте солдат средних лет, вам будет трудно заставить их сделать это, если не сумеете убедить их в необходимости их действий. Это вовсе не значит, что нам, солдатам, все равно, что происходит вокруг нас, но мы обязаны, будучи солдатами, исполнять боевой приказ.

Несмотря на то что люди в моем окружении мало или совсем не интересовались политикой, всем нам было понятно в то время, что война между Германией и Россией будет иметь огромное историческое значение. Когда на родине в Германии стало известно о нападении на СССР, многих охватило чувство неопределенности; в начале кампании на Западе настроение в обществе было совсем иным. Сразу возникшие у людей вопросы отражали их обеспокоенность: «Почему случилось так, что началось это наступление, когда мы еще не победили Британию?», «Не придется ли повторить путь Наполеона?», «Что нас теперь ожидает?».

Лишь самая малая часть немцев сомневалась в нашей окончательной победе, но многие выражали обеспокоенность тем, как долго продлится война и какую цену придется за нее заплатить. Почти никто не отрицал моральную правоту крестового похода против советского большевизма, но были и те, кого так же, как и меня, охватили дурные предчувствия. Немецкие войска были разбросаны по всей Европе, и мне казалось, что Гитлер рискует распылить нашу военную силу и истощить ресурсы страны, начиная такую масштабную кампанию на Востоке.

Для большинства немцев война никогда не была осуществлением мечты нацистов о завоевании жизненного пространства на Востоке для дальнейшей его колонизации «арийской расой господ». Подобно большинству немецких солдат я сражался за свое Отечество из чувства патриотического долга и веры в то, что советский коммунизм представляет серьезную угрозу всей Европе и западной цивилизации.

Покончив с этой опасностью для Германии и Европы, мы также освободим советских людей от деспотического правления коммунистов. Хотя нацистская пропаганда представляла славянское население как унтерменшей («недочеловеки»), никто из моего окружения не разделял таких крайних расистских взглядов.

На момент вторжения Германия располагала большой армией, в которой было много ветеранов, непоколебимо уверенных в своей способности одолеть любого врага. После наших побед в Польше, на Западе и Балканах мы, как никогда прежде, были полны уверенности в себе. Несколько строчек письма, написанного уже позже летом Аннелизе, выражают мой глубокий оптимизм: «Здесь трудно, но мы сражаемся за правое дело, и я уверен, что мы победим. Я чувствую это».

Марш на Восток. 22 июня – 5 июля 1941 г.

В воскресенье 22 июня предрассветную тишину нарушил гром орудий, и три миллиона немецких солдат начали операцию «Барбаросса», вторгнувшись на территорию СССР на протяжении всей 2100-километровой границы от Балтики до Черного моря[21]21
  Для нападения на СССР было выделено 5,5 млн человек. Из них 4,6 млн – германские войска, в т. ч. 3,3 млн сухопутные войска, в ВВС и войсках ПВО 1,2 млн человек. Кроме того, в агрессии приняли участие войска союзников Германии – 900 тыс. человек (Финляндии, Румынии, Венгрии и др.). Финны и венгры начали наступать на несколько дней позже. Тогда же фронт боевых действий расширился еще на 1300 километров от Балтики до Баренцева моря.


[Закрыть]. Тяжелые звуки громовых ударов, отдаваясь эхом, оглушили нас, когда немецкая артиллерия начала обстреливать позиции русских, обрушив на них ураганный огонь из всех орудий. Короткие вспышки яркого света заполнили весь восточный горизонт.

Когда рассвело, в тусклом небе над нами появились бомбардировщики «Хейнкель-111» и «Юнкерсы-88» и другие, а также пикирующие бомбардировщики «Юнкерс-87», накатывавшиеся волнами. Истребители «Мессершмитт-109» и «Мессершмитт-110» приглушенно гудели в вышине, тоже направляясь на восток. Вслед за появлением этой воздушной армады сразу же послышался рев танковых моторов. Вскоре он растаял в отдалении, танки промчались и исчезли в восточном направлении. Внезапность комбинированного удара наших войск заставила соединения Красной армии, защищавшие границу, быстро отступить.

На следующий день 58-я дивизия получила приказ на выступление во втором войсковом эшелоне 33-го корпуса 18-й армии. 18-я армия, 16-я армии и 4-я танковая группа входили в состав группы армий «Север», кроме нее на Восточном фронте действовали группа армий «Центр» и группа армий «Юг». Все они были сформированы для вторжения в Россию.

Когда мы пересекали границу, нам не встретился ни один пограничник. Сразу бросилось в глаза плохое состояние дорог, только отдельные из них были замощены. Вечером следующего дня 154-й полк атаковал малыми силами позиции противника в литовских городах Паюралис и Кведарна, расположенные в 40 километрах от нашего места перехода границы в Хайдекруге. Эти короткие столкновения, возможно с погранчастями, даже не потребовали применения тяжелых орудий, и на следующее утро мы были готовы двигаться дальше.

Продвигаясь по 25 километров в день, мы достигли к 28 июня города Шяуляй, в 100 километрах к северо-востоку от Паюралиса. Танковые соединения ушли далеко вперед, но 58-я дивизия наступала так быстро, что стала первой среди пехотных дивизий группы армий «Север», продвинувшейся дальше всех. Несмотря на образовывавшиеся время от времени на дорогах пробки, дивизия быстро шла на восток, что придавало нам уверенности в наших силах. Развивая успешное наступление, мы были настроены оптимистично и надеялись, что к зиме, в худшем случае к весне будущего года мы сможем одержать окончательную победу над Советским Союзом.

Наш переход продолжался на протяжении всего долгого летнего дня, с самого рассвета вплоть до заката, когда наши офицеры командовали: «Привал!» Как правило, мы разбивали лагерь в поле у дороги. Вслед за сытным ужином солдаты старались выбрать для себя на ночь укрытие на случай внезапного нападения противника. Если мы останавливались в деревне, то всегда ночевали рядом с домом, но никогда внутри. Любое сооружение могло стать возможной мишенью для вражеской артиллерии.

Если меня не ставили в охранение, то я тут же засыпал, подложив под голову стальной шлем. Проходило два или четыре часа, и кто-нибудь из командиров будил нас толчком в спину. Спустя полчаса, покончив с завтраком, мы продолжали наш марш.

Несмотря на удушающую жару и густые плотные облака пыли, мы медленно продвигались вперед, потеряв счет пройденному пути. Во время перехода отдыхали редко, лишь иногда удавалось подсесть на ротную конную повозку и проехать хоть какое-то время. Очень скоро ты впадал в гипнотическое состояние, наблюдая за постоянным ритмическим мельканием сапог шедшего впереди бойца. Чувствуя предельную усталость, я засыпал на ходу. Я с большим трудом переставлял ноги, пребывая в каком-то полубессознательном состоянии, но мне все же удавалось держать шаг. Я пробуждался на краткое время, утыкаясь головой в чью-то спину.

Во время наших переходов через плоскую равнинную местность на севере Литвы противник не оказывал нам никакого сопротивления. Только вдалеке слышался не смолкавший ни на минуту орудийный огонь. Больше всего ужасали следы недавней бойни.

В придорожных канавах и на открытых полях, тянувшихся вдоль дороги, лежали сотни еще не остывших, зачастую изуродованных трупов солдат, которые полегли там, где их застала смерть. Среди них были трупы женщин в военной форме. Во многих случаях десять – пятнадцать тел были свалены в одну кучу вместе. Вражеские танки, мимо которых мы проходили, представляли собой груды металла, над которыми все еще поднимался маслянистый черный дым.

Многие соединения Красной армии и танки, пытавшиеся отступить на восток, были застигнуты нашей авиацией на открытой местности. Имея полное господство в воздухе, люфтваффе не давали никакого шанса противнику уйти от их огня. Крупнокалиберные пулеметы и автоматические пушки самолетов уничтожали беззащитные цели на большом пространстве.

Такие налеты были особенно сокрушительны, когда наши самолеты снижались и летели вдоль дорог, забитых русскими солдатами и машинами. Никто не мог избежать их смертоносных очередей. Даже те, кто прятался в кюветах, тоже не были в безопасности. В результате этих атак на бреющем полете тот, кто не был убит сразу, получал тяжелые ранения.

Танки Красной армии, что еще не были подбиты, отступали под натиском немецких бронетанковых сил. Если нашей роте тяжелого вооружения встречался вражеский танк, мы могли сразу же вывести его из строя, точно послав в цель снаряд 150-миллиметровой гаубицы. Сила взрыва повреждала его орудие или перебивала гусеницу. Однако основной задачей нашей роты было обеспечивать огневую поддержку нашим пехотинцам в бою с советской пехотой. У нас не хватало бронебойных снарядов, способных пробить толстую танковую броню. Только в самые критические моменты и очень редко мы использовали захваченную советскую технику. В дивизии были другие средства борьбы с вражескими танками.

Продолжая наше наступление на северо-восток, мы прошли 128 километров от литовского города Шяуляй до Риги, столицы Латвии, за неделю. 5 июля на улицах Риги нас горячо приветствовали небольшие группы людей. Они кричали: «Освободители!» – и дарили нам цветы и шоколад в благодарность за их освобождение от советской оккупации. В то время как часть жителей столицы испуганно пряталась в подвалах, в целом здесь и во всех государствах Прибалтики – Латвии, Литве и Эстонии – нас встречали дружественно.

Наша колонна быстро проходила по улицам Риги, и мы чувствовали себя как дома; кругом была такая же архитектура, что и других городах Ганзейского союза, расположенных на побережье Северного моря в Германии. Нас не остановил на нашем пути даже взорванный Красной армией мост через Даугаву. Наши саперы уже успели навести новый понтонный мост через реку. К концу дня мы покинули Ригу и снова оказались в сельской местности.

Встреча с противником. 6–21 июля

Вскоре после того, как наша рота на следующий день ближе к вечеру остановилась в одной латвийской деревне, мы увидели нескольких русских, убегавших по долине метрах в восьмистах от нас. Видимо, они оказались в нашем тылу, застигнутые врасплох нашим быстрым продвижением, и теперь пытались уйти в восточном направлении. Солдаты вокруг меня открыли по ним плотный ружейный огонь с выгодной позиции, располагаясь на возвышенном месте над ними. Кто-то из русских, возможно, был ранен, но вся группа быстро скрылась в лесу.

Это было наше первое столкновение с врагом с тех пор, когда у нас было несколько стычек с ним на границе. Некоторые из нас стали задумываться, а не ограничится ли Русская кампания только продолжительными маршами и преследованием отступающего врага. В следующие недели нам представились более ясные перспективы войны, которая нам предстояла.

7 июля мы вышли к латвийскому селу Рауна, расположенному в 80 километрах восточнее Риги. В Рауне произошел первый, после небольших пограничных столкновений, серьезный бой нашей дивизии с частями Красной армии. Наша рота развернула орудия для поддержки пехоты, но бой быстро закончился: советские войска отступили.

Наши танковые части уже охватили с флангов оборонявшегося противника, и мы сталкивались только с арьергардными частями, прикрывавшими его отход. В ближайшие дни было несколько незначительных боев, но противник не смог остановить наше продвижение вперед.

Пару дней спустя наша рота расположилась на ночь среди домов деревни, стоявшей у дороги. Памятуя о советской артиллерии, я отправился спать в небольшой яме неподалеку.

В середине ночи я проснулся от людских голосов, но обрывки разговора, что донеслись до моего слуха, не позволили мне понять, была ли это немецкая или русская речь. Стараясь хоть что-то различить в кромешной темноте, я напрягал, как мог, свои глаза, но видел только движения теней, хотя все это происходило всего лишь метрах в трех от меня.

Прислушавшись, я убедился в том, что говорили не на немецком. Вполне возможно, что это была ночная вылазка противника, но моя интуиция подсказывала мне, что это еще одна группа красноармейцев, выходящая к своим из окружения. Моей первой мыслью было, что им каким-то образом удалось пробраться через наши посты, но потом я понял, что они могли ничего не знать о нашем присутствии, как и мы о них.

Я был не уверен, представляют ли они опасность для роты, и лихорадочно соображал, как правильно поступить. Если я открою огонь из карабина или брошу гранату, то могу убить нескольких из них, но тогда на шум прибегут мои товарищи и, в свою очередь, попадут под вражеский огонь. Взвесив все за и против, я решил лежать тихо и пропустить русских через наши позиции. К моему большому облегчению, неизвестные благополучно ушли.

Покрыв расстояние в 160 километров, после ухода из Рауны, меньше, чем за неделю, наша дивизия вступила собственно на территорию России. 12 июля мы достигли Пскова близ южной оконечности Чудского озера, где мы догнали танковые соединения, которые ждали поддержки пехоты перед возобновлением наступления на Ленинград.

Повернув на север, мы расположились на крайнем левом фланге группы армий «Север»; 1-я пехотная дивизия была справа от нас, а восточный берег озера – слева. Когда мы продвинулись вперед через плоскую, поросшую редким лесом приозерную территорию, само Чудское озеро пропало из нашего поля зрения и находилось теперь на расстоянии около 3 километров.

Нашему продвижению на север все больше мешали плохие дороги и усилившееся сопротивление арьергардных частей советских войск. Сбивали с толку также карты, на которых изображались основные дороги и шоссе, не существовавшие в действительности. Наряду с проблемой точности изображения было очень мало экземпляров карт. В то время как командиру роты посчастливилось раздобыть карты местности, простой солдат мало понимал, где он находится и какое значение для боевых действий имеет тот или иной населенный пункт.

Поскольку у нас не было радио, единственным источником новостей были информационные бюллетени, выпускавшиеся штабом 58-й дивизии два раза в неделю. Большую часть места в них занимали выдержки из речей Гитлера и Геббельса, но присутствовали также краткие сводки о боях на Восточном фронте и на Атлантике, сообщения с полей сражений в Северной Африке. Несмотря на обилие пропагандистского материала и прошедшей строжайшую цензуру информации, эти бюллетени давали хотя бы общую картину того, что где происходит.

Внезапно у меня появилась высокая температура, я почувствовал крайнюю слабость. Когда мы сделали временную остановку на марше, я зашел в ближайший покинутый дом, лег в кровать и провалился в глубокий сон. Проспав 6–7 часов, я почувствовал себя освеженным и нагнал роту, ушедшую недалеко. Обычно на марше мы могли только прикорнуть на краткое время, и поэтому такой продолжительный сон, да еще в постели, был для меня настоящей роскошью.

Оставив позади Псков, 58-я дивизия прошла за пять дней около 120 километров и 17 июля подошла к небольшому городку Гдов на северо-восточном берегу Чудского озера. На подходе к городу противник оказал нам лишь слабое сопротивление. Основной проблемой для наших частей стало снабжение. Сложность подвоза с юга по плохим дорогам всего необходимого вынудила командование нашей дивизии наладить снабжение через озеро.

Все еще испытывая недостаток в продовольствии, мы смогли восстановить советский мукомольный завод, что позволило накормить не только немецких солдат, но и местное население. Так как отступавшие части Красной армии пытались испортить зерно, разлив в хранилище нефть, у хлеба был неприятный привкус, который не удавалось отбить, даже подмешивая в муку соль.

19 июля наша дивизия продолжила продвижение в северном направлении и двумя днями позже достигла селения Низы к северо-северо-востоку от Гдова[22]22
  В 65 километрах, ныне в зоне затопления Нарвского водохранилища.


[Закрыть]. Нашей задачей было захватить сухопутный коридор между Чудским озером и Балтийским морем и помешать отступлению уцелевших соединений Красной армии, оказавшихся отрезанными в Прибалтике. В первый раз с начала войны противник оказал нам упорное сопротивление, и мы долго не могли продвинуться вперед. Русские войска при поддержке тяжелой артиллерии ожесточенно сражались с нами, стараясь сохранить коридор, по которому их соединения могли отойти из Прибалтики на восток. Хотя ключевой транспортный узел Нарва находился всего в менее чем 20 километрах к северу от нас, нам потребовалось около месяца, чтобы захватить город и окончательно перекрыть противнику пути отхода.

Солдатский опыт

Во время наших продолжительных переходов в России было вполне естественным, что я часто уносился мыслями домой, к родным мне людям. И конечно, я думал об Аннелизе, ведь мы продолжали переписываться. Я посылал ей два-три письма в месяц. После того как в январе закончился наш роман, я узнал, что она помолвлена с сыном владельца цветочного магазина в Люнебурге, того самого, где она обучалась.

Со временем я понял, что я необдуманно отнесся к предложению Аннелизы оформить наши отношения. Мне также стало ясно, что мои чувства к ней более глубокие, чем я предполагал. Ее помолвка делала бестактным мое желание открыть ей свои чувства и продолжать домогаться ее. Но я верил, что еще оставалась надежда и Аннелиза сможет вернуться ко мне. Я решил встретиться с ней во время предстоявшего мне отпуска.

Вдали от дома узы товарищества, что связывали меня с моими однополчанами, окрепли, хотя я и продолжал ощущать себя в отношении остальных скорее лидером, чем просто товарищем. Для меня было ясно видно, в чем отличие армейского братства от дружбы между людьми гражданскими.

На войне отношения между людьми, которые вынужденно, под давлением внешних обстоятельств, собраны вместе, складываются на основе практической необходимости. Особенно это относится к регулярной пехоте. Товарищеские отношения на фронте отражают потребность солдата во взаимной поддержке и защите со стороны окружающих его бойцов. В мирной жизни дружба предполагает более интимные отношения, поскольку связи устанавливаются в результате выбора. Поэтому вполне объяснимо желание стремиться к более тесным взаимоотношениям, когда смерть не является ежедневной обыденностью.

Возможно, потому, что мы осознали, что смерть может прийти к нам каждую минуту, боль утраты от потери наших товарищей быстро забывалась. Она проходила за пару дней, ее вытесняло множество повседневных забот. К концу месяца о погибшем забывали, и хорошо, если не навсегда.

Солдат должен постоянно быть готовым к бою. Если гибель товарища вызывала тяжелое чувство, смерть вражеских солдат меня почти не трогала и стала привычной повседневностью. Они сражались против нас и убивали с той же, как и мы, бесстрастностью. В бою вопрос, кто выживет, решается предельно просто – либо мы, либо враг.

Все солдаты честно выполняли свой долг, но было одно различие между добровольцами и призывниками. Первые были бесшабашнее при выполнении приказа, вторые – более осторожными.

Мой энтузиазм был схож с настроем добровольцев, однако, в отличие от них, я никогда не рисковал жизнью на поле боя. Единственное, чего я боялся, – быть убитым или попасть в плен. В остальном я воспринимал все лишения и трудности повседневной жизни как неотъемлемую часть жизни солдат на войне.

В результате приобретенного военного опыта я уже мог оценить коэффициент потерь как постоянную величину – на каждого убитого приходилось четыре или пять раненых[23]23
  Обычное соотношение 1:3.


[Закрыть]. В нашей роте были опытные врачи, которые оказывали первую помощь на поле боя. Затем раненого для дальнейшего лечения передавали полковым врачам. Если ранение или болезнь оказывались более серьезными, чем предполагалось вначале, солдат отправляли в дивизионный полевой госпиталь или на лечение в Германию.

У нас было замечательное медицинское обслуживание и медикаменты, что позволяло около 50 процентов раненых вернуть в строй в течение недели. Болезни случались редко, хотя недомогания были обычны, например, такие, как диарея. Иногда в некоторых случаях требовалось особое лечение, которое было невозможно провести во фронтовых условиях, что заставляло врачей находить нетривиальные решения.

Когда у меня стали прорезаться зубы мудрости, из-за боли в деснах я не мог жевать. Решив помочь себе самостоятельно, я пошел к полковому врачу и попросил дать мне временно скальпель. Он поинтересовался, зачем он мне. Я не сказал, для чего он мне нужен, но врач все же дал мне его.

Я раздобыл небольшое зеркало, открыл рот и, разглядев припухшую десну, взрезал ее. Из-за отсутствия болеутоляющего я испытал адскую боль и едва не потерял сознание. Но проблема была успешно решена. На фронте солдат учится обходиться тем, что у него есть под рукой, и умело выпутываться из любой неприятной ситуации.

Путь 58-й пехотной дивизии к Ленинграду, 22 июня – 15 сентября 1941 г. (его обозначают стрелки; жирной линией показана граница максимального продвижения немецких войск в России в 1941 г.)