Текст книги "Идеальный любовник"

Когда ей стало получше, Кейт сменила простыни и помогла Эмерелд принять ванну. Хотя Кейт бывала резка на язык, сердце у нее было доброе. На самом деле ее радовало присутствие Эмерелд в Грейстоунсе. Когда умерла Кэтлин, казалось, что сердце и душа дома ушли вместе с ней. Эмерелд снова вернула к жизни большой каменный особняк.

Эмерелд пощипывала тост и потягивала вино, разбавленное водой, а ее душа ликовала. Она радовалась при мысли о ребенке. Единственной причиной, побудившей ее согласиться на навязанный отцом брак, было желание иметь детей. При мысли, что это семя Шона О'Тула дало жизнь ее ребенку, сердце переполнялось счастьем.

Ее волновала только реакция Шона. Он был непредсказуем и властен, чувствовал себя счастливым только тогда, когда сам контролировал людей и события. Если ребенок не входил в его планы, новость может привести его в ярость.

Сухой тост и вино с водой чудесным образом избавили ее от неприятных ощущений. Эмерелд выбрала одно из самых красивых платьев, тщательно уложила волосы и спустилась в библиотеку, чтобы разобрать книги, привезенные из Мэйнута. Переплетенные в кожу тома доставили ей огромное удовольствие. Она знала, что, открывая книгу, распахиваешь окно в мир. Может быть, во второй половине дня, когда она пойдет к Шеймусу, то возьмет книгу и почитает ему.

– Так вот где ты прячешься.

Она удивленно подняла глаза на Шона, вошедшего в библиотеку. Эмерелд и не слышала, как он появился.

– Ты выглядишь очень красивой в желтом. Солнце позолотило твою кожу, и мне кажется, что у тебя на носу появились настоящие ирландские веснушки.

Эмерелд умирала от желания сообщить ему свою новость, но не знала, как приступить к такой деликатной теме.

– Ты сегодня рано встал.

– Ты крепко спала. Я и подумать не мог о том, чтобы разбудить тебя.

– Когда я проснулась, мне было очень плохо. Кейт считает, что я беременна, – выпалила Эмерелд.

– Вот уж глупость! – парировал Шон. – Я думаю, что ты съела слишком много омаров. – Он нагнулся ближе и коснулся ладонью ее щеки. – Может быть, у тебя солнечный удар.

– Ладно, что бы это ни было, сейчас я чувствую себя намного лучше.

– Хорошо. Я хочу, чтобы ты сегодня отдохнула. Наших вчерашних упражнений с лихвой хватило нам обоим. – Он подмигнул. – Я просто восхищен тем, что тебе нравится чтение не меньше, чем физическая активность.

Ему хотелось, чтобы Эмерелд покраснела, и та сделала ему одолжение.

– Я могу остаться в этой библиотеке на год и не заскучаю. Здесь есть абсолютно все – мифы, сказки, легенды, приключения, история, география. Как ты думаешь, твоему отцу что-нибудь понравится?

– Уверен, что понравится, особенно в сочетании с тобой. Мне кажется, что он почти влюбился. Смотреть на красивую женщину куда интереснее, чем не отрываться весь день от подзорной трубы.

После ухода Шона Эмерелд задумалась над его словами и реакцией. Он совершенно не сомневался, что у ее недомогания другая причина, и постарался убедить в этом ее. Но когда ее тошнота возобновилась на следующее утро и стала регулярно повторяться каждый день, Эмерелд засомневалась.

Странным выглядело то, что Шон по утрам вставал теперь очень рано, до того, как она проснется, и ни разу не стал свидетелем ее плохого самочувствия. Всякий раз, когда Кейт Кеннеди намекала на состояние Эмерелд, Шон отказывался верить в возможность того, что она ждет ребенка.

Когда экономка упомянула о нежелании Шона смотреть в лицо фактам, Эмерелд испугалась. Ясно, что ее принц недоволен тем, что она забеременела! У него нет сомнений, что это его ребенок, а как же иначе? Но с точки зрения закона отцом малютки будет считаться Джек Реймонд. В конце концов, он все еще оставался ее мужем. Эмерелд могла только представить, насколько ужасно почувствует себя Шон, когда его собственное дитя будет считаться ребенком другого мужчины.

А может быть, все совсем не так. Вдруг Шон просто не любит детей. Возможно, новость не пришлась ему по душе, потому что ему не хочется ни с кем делить Эмерелд? Ей просто надо дать ему время свыкнуться с этой мыслью.

Эмерелд чуть улыбнулась. Он может отрицать все, что угодно, но она точно знала, что носит под сердцем их с Шоном Фитцжеральдом О'Тулом ребенка.

Будущая мама решила ничего больше не говорить. Она станет уделять ему все свое внимание и убедит его в своей бесконечной любви и в том, что Шон был, есть и навсегда останется единственным властителем ее сердца. Через несколько месяцев, когда ее груди нальются, а живот округлится, вынашивая плод их любви, графу не удастся отрицать очевидное.

Эмерелд удовлетворенно вздохнула. Она поклялась стать отличной матерью. У них все хорошо. И ничто не может испортить это чудо, созданное их любовью.

Глава 23

Когда «Серебряная звезда», торговое судно О'Тула, пришла в Грейстоунс, ее капитан Лайем Фитцжеральд привез многочисленные послания графу и письмо для Эмерелд. Лайем все отдал Шону. Так решил Килдэр, хотя молодой женщине была разрешена переписка.

Шон взвесил конверт на руке, сразу узнав почерк Джонни Монтегью. Его изощренный ум моментально подсказал ему, почему брат прислал письмо Эмерелд. Он увидел ее выходящей из сада с огромным букетом пылающих хризантем.

– Привет, моя красавица. Что питает твою неувядающую страсть к цветам?

– У меня раньше никогда не было сада. Наш дом в Лондоне окружала лишь мощенная камнем серая мостовая. Цветы росли только в парках, и в детстве меня сурово наказывали за то, что я рвала их.

– Что ж, если это делает тебя счастливой, можешь рвать все, что только растет в Грейстоунсе. Ты видела луг за конюшнями? Там все стало пурпурным от маргариток, расцветших к Михайлову дню[14]14
  Михайлов день – 29 сентября.


[Закрыть].

– Честно говоря, эти цветы наводят на меня грусть, – негромко ответила Эмерелд.

– Ах, красавица, ты становишься все больше ирландкой. На каждом подоконнике у тебя цветы, ты выбираешь красивые вещи для удовольствия сердца. Ты любящими руками собираешь их, ты радуешь свои чувства, когда вдыхаешь их аромат, и теперь ты говоришь мне, что они нагоняют на тебя печаль.

– Это потому, что они цветы осени. Наше лето оказалось таким коротким. Ты же знаешь, что потом начнут опадать листья, а следом придет зима.

Чтобы развеселить Эмерелд, Шон схватил ее в объятия вместе с цветами и высоко поднял.

– Наше лето было горячим и мягким. Никогда не жалей о нем, не забывай его, Эмерелд. Наши воспоминания никогда не исчезнут. – Его глаза потемнели от желания. – Я не могу больше бродить по этой траве, это меня возбуждает. С тобой у меня лето каждый день.

Когда Шон опустил ее на землю, их тела коснулись друг друга, и Эмерелд поняла, что хочет навсегда остаться в его объятиях. Он опустил руку в карман.

– У меня для тебя письмо.

Она радостно на него посмотрела. Письмо было адресовано Эмерелд Фитцжеральд, а не Монтегью, и это означало, что ей написал Джонни. Она вскрыла послание только после того, как поставила всю охапку цветов в воду и отнесла их в библиотеку. Усевшись на великолепную, обитую кожей кушетку около окна, Эмерелд взломала печать. Ей на колени упало еще одно письмо, адресованное Нэн Фитцжеральд в Мэйнут.

Моя дорогая Эмерелд!

Прошу тебя, будь ангелом и передай это письмо Нэн. Я никогда не испытывал ничего подобного ни к одной девушке и понимаю, что мне и не следовало бы этого делать. Мне не дает покоя мысль, что я должен снова ее увидеть. Для меня это стало моральной дилеммой. Как ногу я просить кого-то из Фитцжеральдов думать о Монтегью без злобы, после того, что натворили наши родственники? Но правда такова – я ничего не могу с собой поделать.

В конце прошлого месяца я отправился в Саммерхилл, на коневодческую ферму в графстве Мит, чтобы выбрать и оплатить лошадей для армии. Когда я сообразил, что до Мэйнута меньше двадцати миль, я поскакал туда, чтобы увидеться с Нэн. Никогда раньше я не поступал так опрометчиво. Но для меня пытка быть вдали от нее, и одному Богу известно, когда я снова попаду в Ирландию.

Я так завидую вам с Шоном. Я бы продал душу за сотую долю того счастья, что вы обрели вместе.

Любящий тебя брат

Джонни.

Когда Шон вошел в библиотеку, Эмерелд подняла глаза от листа бумаги. Он уселся за стол и стал читать свою корреспонденцию. Джонни Монтегью написал и ему, но О'Тул был уверен, что среди его писем нет ни одного любовного послания для передачи.

Шон сохранил невозмутимость, хотя информация, сообщенная Джоном, весьма его обрадовала. «Цапля» и «Гибралтар» в конце недели должны забрать из порта Дрозда в общей сложности пятьсот лошадей. Монтегью сам заплатил за них и предполагает получить стопроцентную прибыль, перепродав их потом армии. Джон заверял его, что ни корабли, ни лошади не застрахованы. Страхование живого груза требовало огромных денег, так как его транспортировка всегда сопровождалась большими потерями.

Шон внимательно прочитал все письма, а потом взглянул на Эмерелд.

– Я должен завтра побывать в Мэйнуте. Поедешь со мной?

Откуда он узнал, что она как раз подыскивала предлог для поездки в замок? Эмерелд не сомневалась, что Шон не вскрывал ее письма. Она подозревала, что он наделен сверхъестественной силой, ведь как-то ему становится известно то, чего бы ей хотелось.

– Почему ты спрашиваешь? – с вызовом спросила она.

О'Тул улыбнулся ей:

– Просто догадка. Я знаю, от кого письмо. – Шон помахал своим конвертом. – Мне знаком его почерк. В начале прошлого месяца я свел Джонни и Нэн Фитцжеральд. И произошло неизбежное. Я полагаю, твой брат сражен наповал.

– Позволь мне закончить за тебя, – попросила Эмерелд. – Ты сделал вывод, что брат не может писать сестре просто так, если у него нет скрытого мотива, и, когда ты увидел, как я закусила губу, гадая, как мне доставить любовное письмо, ты предложил взять меня с собой в Мэйнут!

Шон притянул ее к себе:

– Когда я вижу, как ты закусываешь губку, у меня возникают очень порочные мысли.

– Прекрати немедленно. Как я посмотрю в глаза женщинам из семьи Фитцжеральд?

Шон взял ее за руки, развел их в стороны и оглядел ее с головы до ног.

– Ты можешь бросить вызов любой женщине на земле не только благодаря своей красоте, но и благодаря природному уму, образованности и смелости. Не делай вид, что у тебя не хватит мужества предстать перед Фитцжеральдами.

Эмерелд бросила на него задорный взгляд из-под ресниц:

– Я не только предстану перед ними, но и буду держаться вызывающе. Я тоже Фитцжеральд!

Шон обхватил ее лицо ладонями:

– Самая прекрасная из всех.

Эмерелд привстала на цыпочки, чтобы поцеловать его. Он утолил свою жажду, сорвав с ее губ полдюжины страстных поцелуев, прежде чем ответил ей ее же словами:

– Прекрати немедленно. У меня срочное дело.

– Разумеется, сэр, я это чувствую. – Ее пальцы скользнули между ними, чтобы прикоснуться к той части его тела, которая вдруг потребовала к себе внимания.

Руки Шона приподняли ее юбки, чтобы он мог ласкать обнаженные бедра.

– Я так рад, что ты проводишь время в библиотеке, это может увеличить твои познания.

Эмерелд провела кончиком языка по верхней губе Шона:

– Только с личным преподавателем и по всем правилам.

– Это правда, тебе определенно нужен стол. – Щон поднял молодую женщину так, что ее обнаженные ягодицы оказались на полированной поверхности. Он развел в стороны ее колени и встал между ними.

– Я жажду знаний, – заверила она, обвивая руками его шею и зарываясь пальцами в черные кудри.

Шон расстегнул бриджи и даже застонал, когда его возбужденная плоть вырвалась на свободу из тесной одежды.

– Я требовательный учитель, я не смогу обойтись без розги, – предупредил он.

Эмерелд прогнулась вперед, дразня его, потом отодвинулась.

– Давай начнем урок.

В ту секунду, когда ее тело устремилось ему навстречу, ладони Шона скользнули под ее ягодицы, чтобы удержать ее во время его атаки. Ему доставляло огромное наслаждение то, что Эмерелд не пошла на поводу у предрассудков и позволила ему взять ее здесь, в библиотеке, когда страсть захватила их. Она начисто забыла о слугах и о том, что сейчас середина дня.

Они так пылали оба, что через несколько секунд Шон тоже забыл обо всем на свете. Их страсть нарастала с такой быстротой, что крики восторга Эмерелд гасли у него во рту. Его оргазм был так силен, что она вскрикнула, когда горячая струя спермы ударила в ее лоно, ее упругие мышцы крепко обхватили его пенис, стремительно сокращаясь, выдавливая все до последней капли.

Когда Эмерелд снова смогла думать и говорить, она прошептала:

– Я сдала экзамен, сэр?

– Cum laude[15]15
  С отличием (лат.).


[Закрыть], – хрипло ответил Шон, а потом добавил: – Я должен заняться другими неотложными делами, но вечером тебя ждет домашнее задание.

Эмерелд выбрала несколько книг, чтобы отнести их в надвратную башню, а потом, повинуясь порыву, взяла одну из ваз с хризантемами.

Как только Шеймус увидел ее, его лицо просветлело.

– С каждым разом ты становишься все красивее. Мой парень точно делает все правильно.

Эмерелд вспыхнула, гадая, сообщила ли Кейт Кеннеди мистеру Берну, что она, вероятно, ждет ребенка.

– Моя Кэтлин просто сияла, когда ждала ребенка, и с тобой происходит то же самое.

– Значит, вы знаете мой секрет, – негромко пробормотала Эмерелд.

– Какой секрет? Каждый, у кого есть глаза, заметит, что ты налилась, словно спелый плод.

– Только не Шон, – печально заметила Эмерелд.

– Откуда ему знать. Ведь это его первенец, верно? – Шеймус наклонился к молодой женщине, словно делясь чем-то сокровенным. – Мужчины плохо переносят все эти бесконечные разговоры о вынашивании детей. Тебе нужно поговорить с кем-нибудь из женщин твоей семьи.

– У меня никого нет.

– Не будь дурочкой. Ты же Фитцжеральд. В твоем клане больше женщин, чем пчел в улье.

– И я почувствовала, как они жалят… Женщины семьи Фитцжеральд ненавидят меня.

– Это все старая история. Тогда ты была их соперницей. Теперь ты больше им не враг, раз ты носишь его ребенка. Как только они об этом узнают, ряды сестер сомкнутся вокруг тебя, чтобы служить тебе и защищать тебя, нежить и сочувствовать, делать счастливой и поддерживать, давать советы и восхищаться тобой. Господи, девочка, неужели тебя никто этому не учил? Я что, должен стать тебе матерью?

Эмерелд вдруг расплакалась.

– Что, черт побери, я еще натворил? – спросил Шеймус у Пэдди Берка.

Управляющий откашлялся:

– Я думаю, это из-за ее матери.

– Простите меня, – прошептала Эмерелд, смахивая пальцами слезы с ресниц. – Я поклялась ненавидеть ее всю мою жизнь за то, что она меня бросила, но я не могу. Я так по ней скучаю.

Шеймус и Пэдди многозначительно переглянулись. Они оба знали, что Эмбер живет в Уиклоу, всего в тридцати милях от них. Неправильно лишать их встречи, особенно теперь, когда Эмерелд ждет ребенка. Шеймус решил поговорить об этом с сыном.

– Ладно, утри свои слезы. Я жду матросов с «Серебряной звезды». Уж кто-кто, а О'Тулы умеют развеселить женщину.

И тут Эмерелд рассмеялась. Она готова поспорить, что в возрасте Шона его отец был таким же дьяволом.

– Так-то лучше, красотка. – Шеймус подмигнул и взял одну из принесенных ею книг. – В следующий раз мы заглянем под обложку, когда будем уверены, что нам никто не помешает.

Снизу раздался шум – это шестеро матросов со смехом поднимались по ступенькам. Эмерелд встала, собираясь уйти, мистер Берк последовал за ней.

– Я хотел поговорить о Хозяине. Теперь он уже не может без посторонней помощи перебраться с кровати в кресло. Я даже боюсь оставлять его без присмотра.

– Я поговорю с Шоном. Шеймус должен вернуться в большой дом.

– Он для этого слишком упрям. Молодые горничные, которых присылает Кейт, его не устраивают. Хозяин их терроризирует. Когда приходят корабли, у Шеймуса много гостей, но в остальное время он очень одинок. С тех пор как вы здесь, я вижу, что ему нравится женское общество. Я думаю, ему пойдут на пользу визиты родственников.

– Вы имеете в виду женщин семьи Фитцжеральд? – задумчиво спросила Эмерелд.

– Да. Он не сможет приказывать им так, как он командует служанками.

– Завтра мы с Шоном собираемся в Мэйнут. Я поговорю с ним о вашем предложении, но я хочу, чтобы вы сами рассказали ему то же, что и мне. У вас на него больше влияния, чем у меня, мистер Берк.

Для поездки в Мэйнут Эмерелд выбрала спокойную гнедую кобылу, трусившую не торопясь, заставляя Люцифера нервничать.

– Черт бы ее побрал, эту твою вялую старую клячу, – со смехом заявил Шон. – Мне бы хотелось, чтобы у тебя между ног оказалось нечто более возбуждающее. – Его улыбка стала еще шире. – Я обожаю твою манеру краснеть.

– Просто загадка, как это я еще не разучилась краснеть с тобой и твоим отцом.

Лицо Шона погрустнело.

– Пэдди Берк считает, что ему будет полезно общество женщины из семьи Фитцжеральд.

– Я тоже так думаю, – многозначительно ответила Эмерелд. – Шеймус одинок, и он любит женщин…

– Красивых женщин, – добавил Шон.

– Все женщины Фитцжеральд красивы.

– Ни в коем случае, – возразил ей Шон. Потом добавил, внимательно наблюдая за ее реакцией: – Есть только две настоящие красавицы – ты и моя мать.

Эмерелд закрыла глаза, охваченная нахлынувшими воспоминаниями. Когда она их открыла, Шон заметил, что ее глаза полны непролитых слез. «Значит, мой отеи, и мистер Берк оказались, как всегда, правы», – подумал он. Он мысленно кое-что подсчитал и принял решение: «Как только это дело с лошадьми будет закончено, я отправлюсь в Уиклоу и побеседую как следует с Эмбер Фитцжеральд».

Несмотря на то что Эмерелд выглядела потрясающе в своей кремовой амазонке, ее волосы были уложены вокруг головы царственной короной и великолепная полная грудь не имела себе равных, женщины клана Фитцжеральд встретили ее с искренним восхищением. Она впервые оказалась в Мэйнуте, и их теплое гостеприимство заставило ее почувствовать себя одной из них. Разумеется, Шон стал теперь графом Килдэрским, и замок принадлежал ему. Он открыто жил с ней в Грейстоунсе, демонстрируя, что избрал Эмерелд. А выбор Шона был и их выбором. Иначе и быть не могло.

Эмерелд окружили тетушки, и она пыталась удержать в памяти их имена, когда Шон представлял ее им по порядку. Эмерелд сдалась после того, как Мэг, Мэгги и Мэген разом заговорили. За ними последовали молодые женщины, жаждущие с ней подружиться. Она заметила игривый блеск в глазах Шона, когда он начал их представлять.

– Ты помнишь Бриджет? Когда-то она хотела стать монахиней. Конечно, это было еще до того, как эта красотка нарожала четверых.

Эмерелд была ошарашена. Молодая толстушка никак не походила на ту юную нимфу, присутствие которой в каюте «Серы-1» так возмутило ее пять лет тому назад. Молодая женщина поняла, что хотя большинство ее кузин уже вышли замуж, они и их семьи продолжали жить в Мэйнуте. Этот клан никогда не исчезнет, судя по тому, сколько детей появилось за последние пять лет!

Несколько юнцов Фитцжеральдов роем вились вокруг Шона, надеясь, что он сочтет их достаточно взрослыми, чтобы взять матросами на свои торговые суда. Женщины клана выходили замуж за Мерфи, Воганов и О'Бернсов, хотя их сыновья и дочери были известны как Фитцжеральды из Килдэра.

– Оставляю тебя в лоне твоей семьи, – спокойно заявил Шон. – Я должен объехать арендаторов мэйнутских ферм, так что сегодня вечером не жди меня раньше обеда.

Мэг немедленно взяла все па себя:

– Вы останетесь на ночь. Пойдем наверх, Фиона, и приготовим апартаменты хозяина.

Эмерелд встретилась взглядом с молодой стройной женщиной, тут же порозовевшей, как ирландская заря.

– Прошу прощения, но я не разобрала твоего имени.

– Я Нэн, – негромко ответила та.

Эмерелд она сразу понравилась. У нее было нежное лицо и негромкий голос. Она не выглядела такой щекастой, как большинство женщин Фитцжеральд.

– Покажешь мне замок? – попросила Эмерелд.

– С удовольствием, – шепнула Нэн и снова залилась краской.

– Только сначала ты посидишь и выпьешь стаканчик вина или ты предпочитаешь эль? – вмешалась Мэг.

– Эль, ну как же! Она должна попробовать моего розового ликера, – объявила Тиара, отодвигая остальных в сторону. – Нэн, ты угостишь гостью. – Тиара наклонилась пониже, чтобы поведать по секрету: – У нее нежные руки и чистые, а это лучшее, что можно сказать о моих придворных.

Пока Эмерелд потягивала восхитительный ликер, в котором явно чувствовалось кое-что покрепче, чем розы, она заметила, что все остальные помалкивали, когда говорила Тиара. Она взяла это себе на заметку, решив все обдумать позже. Когда Эмерелд протянула свой стакан, чтобы его снова наполнили, Тиара улыбнулась ей.

– Ты леди с тонким вкусом. Среди нас немного таких, кто хорошо воспитан и разборчив. – Кто-то шумно запротестовал. – Вот видишь? – невозмутимо спросила Тиара.

Когда Эмерелд покончила с напитком, Нэн отвела ее наверх в апартаменты хозяина, где Фиона застилала постель свежими белоснежными простынями. Судя по всему, здесь знали о высоких требованиях Шона.

– Я могу прислать Майкла, чтобы он разжег огонь, – предложила Фиона.

– Спасибо. Нет никакой спешки. Мы зажжем его, когда будем ложиться.

Когда они с Нэн остались наконец одни, Эмерелд отдала девушке письмо:

– Мой брат Джонни просил передать это тебе. Оно пришло только вчера.

Казалось, Нэн проглотила язык.

– Я знаю, что в прошлом месяце он заезжал сюда из Мита, чтобы побыть с тобой, но подозреваю, что Шон тоже знает о вашем свидании.

Нэн облегченно вздохнула:

– О, я так рада, что могу доверять вам. Я могу звать тебя Эмерелд?

– Разумеется. Я тоже рада, что могу доверять тебе. Мы с Джонни очень близки. Наш отец – ужасный человек. Особенно жестоко он обращался с Джонни, когда тот был ребенком. Ему нравилось наказывать его. Наша мать защищала нас от его гнева, но после того как она нас оставила, мы остались вдвоем.

– Твоя мама – это моя тетя Эмбер. Я никогда не знала ее. Она вышла замуж за твоего отца и уехала в Англию еще до моего рождения.

– Как я слышала, мама вышла за него, чтобы уехать из Мэйнута и из Ирландии, но по иронии судьбы она каждый день молилась о том, чтобы вернуться сюда. Я не думаю, что она когда-нибудь любила мужа, хотя и делала вид. Нэн, я прошу тебя – никогда не поступай так с Джонни. Прошу тебя, не притворяйся, что любишь его, ради того, чтобы он увез тебя отсюда.

– О, прошу тебя, Эмерелд, не думай так. Джонни не хочет увозить меня отсюда. Он хочет приехать и жить в Мэйнуте.

– А ты сможешь быть довольной и счастливой здесь?

– С Джонни я буду счастлива везде.

«Именно так я отношусь к Шону», – подумала Эмерелд.

– Прочти письмо.

Чтобы оставить Нэн одну, она прошла в смежную ванную комнату вымыть лицо и руки.

Эмерелд считала великолепными комнаты Грейстоунса, но при виде огромной ванной Мэйнута она ахнула. Потолок и стены украшали зеркала, пол покрывал бледно-розовый мрамор. Высокая мраморная квадратная ванна и ведущие к ней ступеньки были тоже бледно-розовыми, как и ватерклозет.

– Это божественно, – воскликнула молодая женщина, – словно находишься в серединке розы.

Нэн подошла к двери, пряча драгоценное письмо за корсажем.

– Может быть, тебе больше хочется принять ванну, а не осматривать Мэйнут? Я могу вернуться попозже.

– Господи, нет! Я не хочу пользоваться этой роскошной ванной в одиночестве. Я лучше подожду, пока Шон освободится и присоединится ко мне.

Щеки Нэн запылали, и Эмерелд догадалась, что той оказалась внове такая близость между мужчиной и женщиной. В ее мыслях промелькнули фразы из письма брата: «Я ничего не могу с собой поделать… Я никогда еще не поступал так опрометчиво». Эмерелд закрыла глаза и застонала про себя: «О Господи, Джонни, что же ты наделал?»