Текст книги "Корсары Мейна"

Гурьба корсаров вывалилась из дверей салона мадам Лулу и с гоготом понеслась к берегу. Там росло огромное дерево, под которым мужчины обычно улаживали недоразумения. Постепенно толпа сопровождающих Тимка и Длинного Гастона пиратов всех мастей росла, и когда они наконец оказались на ровной, изрядно утоптанной площадке, вокруг них волновалось человеческое море.

В толпе флибустьеров Тимко заметил и капитана марониров Хорхе Альвареса. Они расстались добрыми друзьями. Еще бы! Набег на поселение в заливе Гонав принес пиратам хороший куш. Мало того что они обобрали испанцев до нитки – а колонисты были с большими деньгами, ведь все ехали на праздничный базар, – так разбойники еще нагрузили три уцелевшие барки высоко ценимой на Мейне солониной, копченой рыбой, маниокой, бататом и другими дарами природы. Кроме того, на полузатопленном галеоне оказалось много золота и ценностей, так что Альварес был на седьмом небе от счастья, не говоря уже про Тимка. Но тот радовался по другой причине – потому что ему удалось освободить Гуго Бланшара и своих матросов. После этого набега авторитет капитана Тима Фалькона среди буйного и строптивого братства буканьеров вырос до небывалых высот…

Распорядителем поединка был квартирмейстер Мишеля де Граммона, убеленный сединами пират по имени Морис Дюпон.

– Расступитесь, чертовы дети! – рявкнул он на собравшихся. – Дайте парням сойтись якорями свободно. Ну что, никто из вас не хочет выкинуть белый флаг? – обратился он к дуэлянтам.

– Нет! – в один голос ответили Тимко и Гастон.

– Поединок до первой крови?

– Думай, что говоришь, старый! – вскипел Длинный Гастон. – Я пришел сюда не трясти костями, а вспороть брюхо этому наглецу!

– Ну, тогда начинайте. А вы там потише, сто акул вам в глотку!

Мишель де Граммон прикусил губу; по тому, как легко и даже элегантно Тим Фалькон достал саблю из ножен, он сразу определил, что Бом-брамселю придется туго. Весьма искушенный в подобных поединках, Мишель понимал, что звериная сила Гастона, которая выручала его в абордажных схватках, на этот раз столкнется с большим мастерством. Кутласс хорош, когда идет бой в тесных трюмах или когда нужно прорубить дыру в двери каюты, чтобы отодвинуть засов, но сабля Тима Фалькона длиннее, на открытой местности боец с таким клинком всегда имел преимущество.

Дуэль началась с неистового напора Длинного Гастона. Подбадриваемый криками приятелей, он вихрем налетел на Тимка и начал рубиться как сумасшедший. Тимко с трудом сдерживал его натиск и постепенно пятился к толстенному древесному стволу. Он быстро определил, что его противник пренебрегает защитой, а берет силой и наскоком. Конечно же Бом-брамсель умел фехтовать, и, наверное, неплохо, судя по тому, как он уверенно обращался с кутлассом, но ярость и добрая порция рома сослужили ему дурную службу.

Вскоре инициатива перешла на сторону Тима Фалькона. Первым это заметил Мишель де Граммон. Гибкий, как ягуар, казак легко отражал атаки Гастона. Иногда он просто уходил с дистанции, и массивный кутласс Бом-брамселя вспарывал пустоту. Гастон терял равновесие, и его можно было поразить уже раза два, но Тим Фалькон почему-то этого не делал. А потом и другие пираты поняли, что Бом-брамсель нарвался на большие неприятности: капитан Фалькон забавлялся с ним, как кот с мышью.

Тимко и впрямь давно мог убить Длинного Гастона. Но ему не хотелось огорчать де Граммона. Потеря опытного боцмана, да еще такого бойца, как Бом-брамсель, для любого капитана – невосполнимая утрата. Изрядно помотав противника, он выбрал момент и молниеносным движением проткнул Гастону правую руку, в которой тот держал кутласс. Увы, надежде, что Бом-брамсель из-за ранения прекратит поединок, не суждено было сбыться.

– Пошел прочь! – рявкнул Гастон на лекаря, который хотел перевязать ему рану. – Мы еще не закончили!

Он перебросил саблю в левую руку, и поединок продолжился. Тимко начал злиться. Какого дьявола?! Похоже, этот идиот ищет смерти. По глазам Гастона он видел, что тот догадался, чем все закончится, и тем не менее продолжал сражаться. И тогда Тимко сделал то, что давно намеревался: заставив Бом-брамселя промахнуться в очередной раз, он вдруг рванулся вперед и ударил своего противника кулаком прямо в лоб с такой силой, что Гастон упал, как подрубленное дерево, и потерял сознание.

Громкий вопль сотен глоток пронесся по Бас-Теру, и губернатор Бертран д’Ожерон, который пил кофе в обществе двух дочерей в своем особняке на невысоком холме, поперхнулся, пролил густую темную жидкость на белоснежную скатерть и от неожиданности выругался столь длинно и виртуозно, что девушки не выдержали и весело расхохотались. Они были привычны к грубости пиратского бытия, но отец учил их хорошим манерам и сам старался вести себя с ними соответственно, а тут такой конфуз.

Глава 8. Нападение на Сантьяго-де-лос-Кабальерос

Индеец племени араваков[51]51
  Араваки – группа индейских народов в Южной Америке и Вест-Индии.


[Закрыть], который стоял перед капитаном Тимом Фальконом в позе просителя, был иссушен зноем почти до состояния мумии. Он казался очень старым, хотя на самом деле это было не так. Его глаза не слезились по-стариковски, а смотрели остро и настороженно, мышцы были крепкими, а движения – плавными и вкрадчивыми, как у хищного зверя, готового напасть. На удивление индеец неплохо владел испанским языком, и Тимко понимал, о чем тот говорит:

– Сантьяго – богатый город, сеньор, очень богатый! Много золота и серебра!

– Но мне-то что до этого? – лениво спросил Тимко. – Мы воюем против испанцев только на море. А твой город в глубине Сан-Доминго. От моря к нему топать и топать, к тому же не по дороге, а по саванне и сельве… будь она неладна.

Тимко был наслышан о Сантьяго-де-лос-Кабальерос. Город испанцы назвали в честь святого Иакова. Пираты давно точили на него зуб, но не решались оторваться от моря. Он даже знал индейское наименование Сантьяго – Камукава, Сухое Место. Вокруг города расстилались превосходные пастбища, где бродили большие стада диких животных, поэтому в Сантьяго выделывали много кож хорошего качества. Все это рассказали капитану Тиму Фалькону индейцы-араваки.

Среди его буканьеров было три аравака, которые считались непревзойденными рыболовами. Многие пиратские капитаны старались заполучить индейцев в свои команды, потому что они могли наловить рыбы в таких местах, где ее не бывает в принципе. Как это у них получалось, никто не знал, но араваки не раз спасали морских разбойников от голодной смерти. Кроме рыбы индейцы ловили черепах и морских коров – ламантинов. Считалось, что один опытный индеец способен обеспечить едой всю команду.

Капитан Тим Фалькон сидел под навесом на палубе своего флагманского флейта «Савари» и пил охлажденный вайкау. Лед доставил юнга; содержатели таверн заготавливали его в зимнее время высоко в горах и хранили в глубоких ямах, прикрыв толстыми камышовыми матами в несколько слоев и присыпав землей. Где-то далеко ходили грозы – громыхало так, будто у горизонта сражались две большие эскадры, – и парило больше обычного. Тимко обливался потом и проклинал вынужденное безделье.

После стычки с боцманом Длинным Гастоном он сразу же вышел в море. Это оказалось далеко не просто – побывавшие в плену буканьеры наверстывали упущенное с большим азартом и были пьяны до изумления. Поэтому вахтенным по приказу капитана пришлось устроить им холодный душ – сбросить с борта в море. Это их мигом отрезвило, тем более что многие не умели плавать и их пришлось не просто вытаскивать из воды, а спасать.

Тимко не хотел неприятностей. Он даже не пошел на встречу с Мишелем де Граммоном, как они договаривались. Ему донесли, что Длинный Гастон, взбешенный поражением на дуэли, подбивает своих приятелей и собутыльников, а их у него много, напасть на буканьеров Тима Фалькона. Он намеревался отбить у них флейт, а самого капитана вздернуть на рее. Больше всего Бом-брамселя бесило то, что его победил какой-то коссак. Ладно бы англичанин, голландец или испанец – это враги достойные, поражение от них не считалось позором. Но когда тебя укладывает на землю, как быка на бойне, человек неизвестного роду-племени, прибывший на Мейн непонятно откуда, это ни в какие рамки не лезет.

Тим Фалькон, конечно, мог обратиться к Мишелю де Граммону, чтобы тот унял своего боцмана, но был уверен, что на Длинного Гастона не подействуют никакие уговоры, ведь команда подчинялась капитану только номинально и часто действовала по собственному разумению, не считаясь с его мнением. На берегу де Граммон просто не смог бы остановить разбушевавшихся корсаров; это на корабле он был для матросов и командиром, и Богом, имеющим полное право не только отдавать приказы, но и распоряжаться жизнями.

Поэтому небольшая эскадра Тима Фалькона в составе брига «Буканьер» и флейта «Савари» – корабль назвали в честь погибшего во время нападения испанцев на Сан-Доминго предводителя буканьеров – под покровом ночи покинула Тортугу и вышла в открытое море.

Поначалу поход складывался неудачно. Им встретился испанский караван из трех галеонов и пяти судов поменьше, и Тимко, понятное дело, не решился напасть даже на корвет, который шел замыкающим. Какое-то время его эскадра преследовала испанцев – Тимко надеялся отбить корвет от общего строя ночью, как это делают волки, когда охотятся на крупную добычу, – но в конечном итоге все решили, что это неразумно, потому что испанец держался очень близко к идущему впереди галеону.

Пришлось сменить курс. Больше недели эскадра болталась среди малых и больших островов Мейна, пока наконец буканьерам не выпала счастливая карта. Впередсмотрящий на марсе «Савари» заметил на горизонте пять судов, из которых только одно могло представлять опасность для эскадры Тима Фалькона. Четыре из них были тяжело нагруженными «купцами», а пятый корабль – двухпалубный галеон – охранял их.

Нужно сказать, что пираты и корсары избегали вступать в боевое столкновение с галеонами. Их суда были гораздо хуже вооружены, к тому же на галеоны обычно ставили мощные двадцатичетырехфунтовые пушки и дальнобойные восемнадцатифунтовые кулеврины с удлиненными стволами; их обслуживали восемь-десять человек во главе с канониром. Единственным спасением для морских разбойников при встрече с галеоном была неуклюжесть и малая скорость хода испанских кораблей; на этом Тимко и построил свой план.

Эскадра буканьеров под утро обогнала караван. Легкий быстроходный бриг под командованием Гуго Бланшара вынырнул из темноты прямо по курсу галеона, как чертик из коробочки фокусника. Испанцы еще готовились к стрельбе, когда «Буканьер», пройдя по левому борту громадного корабля, дал залп из всех орудий, окутавшись густыми клубами дыма. Канониры буканьеров по приказу Бланшара подняли прицел повыше и ударили по рангоуту и парусам галеона книппелями[52]52
  Книппель – снаряд корабельной артиллерии во времена парусного флота. Предназначался для разрушения такелажа и парусов и состоял из двух массивных чугунных деталей (ядер, полуядер, цилиндров), соединенных железным стержнем. Был еще и цепной книппель, представлявший собой два ядра, соединенные цепью; ее длина доходила до 3–4 м.


[Закрыть] и цепными ядрами.

Эффект от выстрела получился потрясающим. Когда рассеялась дымная пелена, взору буканьеров предстал галеон, неспособный двигаться. Рваные паруса висели клочьями, бушприт, который нес блинд, перебит ядром, бизань-мачта сломана, на палубе столпотворение – капитан, решив, что пираты пойдут на абордаж, сыпал приказами, как горохом из мешка.

Но его страхи оказались напрасными. Бриг, обогнув галеон по короткой дуге, снова оказался прямо по курсу, и непонятно было, что пираты намереваются делать – повторят прежний маневр или решатся пойти на безумный штурм высоких бортов галеона. Испанцы подготовились к отпору, и последствия абордажа для буканьеров могли быть страшными.

Пираты обманули ожидания испанского капитана, который потирал руки в предвкушении близкой мести за наглый наскок. Порванными парусами и рангоутом уже занимались матросы и плотники, и галеон, даже ковыляющий, как подбитая утка, все равно был мощной крепостью, способной сокрушить любое пиратское судно. Но буканьеры не спешили удовлетворить кровожадность испанцев; бриг ходил галсами, то приближаясь к галеону на расстояние выстрела, то удаляясь, чтобы снова вернуться. Казалось, пираты играют с испанцами в кошки-мышки.

А тем временем флейт «Савари» под испанским флагом неторопливо приближался к купцам с тыла. Завидев «своих», испанцы обрадованно закричали, замахали руками, призывая капитана флейта помочь флагману купеческой эскадры. И только когда корабль подошел к последнему судну почти вплотную, они поняли, что их провели: абордажная команда «Савари», сплошь состоящая из оборванцев, ничем не напоминала солдат, отряд которых всегда находился на боевых судах Испании.

Сопротивление бесполезно, это испанцы уяснили без лишних слов. С мелкокалиберными фальконетами они не могли выстоять против восемнадцатифунтовых кулеврин флейта. Торговцы безропотно сдались и быстро перетащили свой груз на палубу пиратского корабля под бдительным присмотром буканьеров. Потом Тимко приказал изъять все оружие и заклепать фальконеты – увы, перетаскивать пушки на флейт было недосуг. А затем все буканьеры вернулись на свой корабль, оставив испанцев в полной растерянности, – к удивлению команды захваченного судна, их и пальцем не тронули, – и флейт поспешил к следующему грузовому кораблю.

Испанцы заметили корабль, который почему-то встал бок о бок с судном, замыкающим кильватер, но из-за большого расстояния они не видели, что там творится. Капитан понял, что попал впросак, лишь тогда, когда флейт безо всяких церемоний ударился о борт грузового судна и на палубу «купца» посыпались свирепые пираты. Но здесь не обошлось без стычек. Капитан был храбр, а матросы понадеялись на помощь своего галеона, на котором наконец сообразили, что угодили в хитрую западню. Несмотря на то что еще не все рваные паруса заменили, галеон сделал поворот оверштаг, что было очень непросто для судна с прямыми парусами и сломанной бизань-мачтой, и двинулся к «Савари», медленно набирая ход.

– Быстрее шевелитесь! – прорычал Тим Фалькон, присоединившись к абордажной команде.

Капитан грузового корабля великолепно владел испанской саблей-фалкатой. Ее серповидный клинок наносил страшные раны, и уже несколько буканьеров уползли к борту, чтобы там кто-нибудь их перевязал. Крутанувшись, Тимко легко срубил матроса, который орудовал саблей как вымбовкой, и схлестнулся с капитаном. Венгерская сабля была гораздо длиннее фалкаты, но отчаяние придало капитану силы, он дрался как одержимый, и Тимку пришлось здорово потрудиться, прежде чем испанец в последний раз обнял палубу своего судна и окропил ее кровью.

Тимко мысленно поблагодарил старых запорожцев, которые гоняли казацкую молодежь до седьмого пота, заставляя заниматься фехтованием на саблях каждый день.

Второго «купца» успели разгрузить только до половины. Испанский галеон наконец добрался до места событий, и его пушки едва не отправили флейт на дно. Хорошо, первый помощник капитана, который стоял за штурвалом, заметил приближение вражеского корабля и вовремя успел отвалить от грузового судна, и ядра испанца разрушили лишь надстройки на корме. Правда, одно все-таки ударило в борт, оставив дырищу, но на нее быстро наложили пластырь, и флейт буканьеров, подняв все паруса, присоединился к бригу. Конечно же испанцы их никак не могли догнать.

Добыча оказалась знатной: хлопчатобумажные ткани и шелк в тюках, дорогие ковры, полсотни бочек фимиама, гвоздика, алмазы и разные драгоценности. Кроме того, в сундуке капитана одного из «купцов» нашли двести тысяч пиастров, что и вовсе воодушевило буканьеров. Но флейт все же нужно было залатать и починить кормовые надстройки, поэтому Тим Фалькон приказал идти в Пти-Гоав, где были хорошие плотники и где он не ожидал встречи с Длинным Гастоном…

– Но ведь белые так любят золото! – в отчаянии воскликнул индеец. – В Камукава есть и другие сокровища!

Он по привычке назвал город Сантьяго так, как прежде именовалось индейское поселение на этом месте.

– Маниока и батат? – насмешливо поинтересовался Тимко. – Зачем нам это? На рынках Тортуги и здесь этого добра хватает. Мои парни предпочитают букан. И мясо черепах. И вообще, с какой стати ты пришел ко мне со своим предложением? Есть много других капитанов, более опытных и известных, которых ты легко усадишь на кукан своими бреднями, и они устроят экспедицию в Сантьяго.

– Капитанов много, но не все белые способны добраться до Сантьяго, – опустив глаза, ответил индеец. – Это могут сделать только твои люди, сеньор. Они ведь охотники и хорошо знают сельву и саванну.

Тимко рассмеялся.

– Экий ты хитрец, однако. Юнга! Принеси ему табурет. И захвати кружку.

Когда приказание было исполнено и юнга наполнил кружку, Тимко сказал индейцу:

– Садись и выпей. Сегодня очень жарко…

Аравак сел, схватил кружку и выпил вайкау одним духом.

– Ты голоден? – спросил Тимко.

– Нет! – выпрямив спину, гордо ответил индеец; казалось, освежающий вайкау вернул ему достоинство, теперь он вовсе не напоминал просителя.

– Тогда нам есть смысл попрощаться.

– Ты мне не веришь… – индеец горестно покачал головой. – Я Конуко[53]53
  Конуко – высокий холм, гора (аравак.).


[Закрыть], вождь племени гуахиро. Мой язык не раздвоенный, как у змеи. Клянусь нашим богом Йокаху – в Сантьяго полно сокровищ!

– Возможно, так оно и есть на самом деле… Вот только мне кажется, что ты чего-то недоговариваешь. С чего бы араваку воспылать доверием к бледнолицым и предлагать им свои услуги? Я знаю, что люди племени гуахиро сильно пострадали от испанцев – и не только они, но и другие племена араваков, – не в этом ли кроется главная причина твоего предложения?

Немного поколебавшись, индеец ответил:

– Да! Испанский колонист из Сантьяго увел мою дочь!

– Это уже ближе к истине… – Тимко ухмыльнулся. – Тобой движет месть и голый расчет. Но повторюсь: мы воюем с испанцами на море, и на сушу нам соваться как-то не с руки.

– Сеньор капитан может стать очень богатым человеком, если освободит мою дочь…

– Каким образом?

– Я знаю место, где золото валяется под ногами, но никто не может его взять.

– Кроме тебя? – спросил Тимко.

Он знал, что индейцы доверчивы, как дети. Они могут обманывать только врагов, и то на это способны лишь коварные караибы, но сейчас не тот случай, ведь Конуко видит в нем спасителя своей дочери, а значит, друга.

– Кроме меня, – подтвердил индеец; при этом его черные глаза хищно блеснули.

– Тогда скажи, как попасть в те края, где «золото валяется под ногами»?

– Скажу. И покажу. Но только после того, как твои люди, сеньор капитан, возьмут Сантьяго и моя дочь займет подобающее ей место у костра племени.

Черты лица Конуко закаменели.

– М-да… Ты меня заинтриговал… – Тимко исчез, а на его месте появился капитан буканьеров Тим Фалькон, готовый на любую авантюру, лишь бы она закончилась удачей.

Похоже, Конуко не врал. Ведь аравак хорошо знает, что с ним сделают, если он обманет пиратов. А что касается Сантьяго, то город вел весьма оживленную торговлю. И не исключено, что в нем и впрямь найдется, чем поживиться. Ведь к югу от города находилось богатое селение Эль-Котуи, вокруг которого раскинулись плантации какао, имбиря и табака, а кроме того, в тех местах добывали пользующуюся большим спросом жирную мылистую глину, необходимую при валке сукон и выделке кож.

– Что ж, – сказал Тим Фалькон, – я принимаю твое предложение. Но о золоте, валяющемся под ногами, должны знать только мы двое. Запомни это! И главное: для такого предприятия у меня маловато сил. Значит, надо договариваться с другими капитанами, чтобы их люди присоединились к моим буканьерам. А ты пока поживешь на моем корабле. Ведь в Пти-Гоав тебе некуда податься.

– Пусть сеньора капитана это не волнует. Когда ты будешь готов отправиться в поход, меня не нужно будет звать. Я сам приду.

На том они и попрощались. Индеец ушел – исчез с глаз, словно привидение, едва ступив на землю, – а Тимко, не откладывая дело в долгий ящик, нанял небольшой шлюп, чтобы не гонять впустую бриг, на котором меняли изрядно обветшалую оснастку, и отправился вместе с десятком своих людей на Тортугу, искать встречи с Мишелем де Граммоном. Тимко знал, что тот имеет опыт военных действий против испанцев на суше, а сейчас пропивает пиастры, которые достались ему после дележа добычи. Француз захватил небольшой, изрядно потрепанный штормом голландский галеон, нагруженный серебряными слитками и пряностями, что было не просто удачей, а славным дельцем, ведь флибустьеры очень редко решались нападать на галеоны.

Город Сантьяго-де-лос-Кабальерос лежал в восьмидесяти пяти милях от побережья, на реке Яке-дель-Норте. Дорога к нему шла по равнине, через покрытые высокой травой саванны и участки густого леса. Примерно в пяти милях от места, где высадились корсары Мишеля де Граммона и буканьеры Тима Фалькона, они наткнулись на сахарное предприятие, еще через три мили им встретилось второе, где работали в основном негры и мулаты, а пройдя еще две мили, они оказались на берегу реки с мелким бродом. Как рассказал Конуко, кроме реки в этой местности пиратам не найти иных водных источников, пока они не доберутся до индейского селения, расположенного в двух милях от Сантьяго; от селения до самого города вела отличная песчаная дорога…

Тимко и два буканьера из самых опытных следопытов затаились на вершине поросшего лесом холма над долиной, откуда Сантьяго был виден как на ладони. Дома в городе были большие и прочные, построенные из глиняных кирпичей, в основном одно– и двухэтажные, крытые красной коньковой черепицей, с обширными дворами. Все городские строения окружали сады и цветочные клумбы. Сантьяго был защищен невысокими, еще недостроенными, каменными стенами, на которых стояли орудия небольшого калибра; по обе стороны массивных ворот высились сторожевые башни.

На одной стороне «парада» – так испанцы называли главную площадь города, даже если он был малых размеров, – стоял кафедральный собор, а на другой – двухэтажные дома знати с галереями. Обычно парад предназначался для обучения солдат разным военным премудростям, в том числе строю и владению холодным оружием. Вот и сейчас на главной площади Сантьяго испанские кавалеристы занимались выездкой лошадей.

Мишель де Граммон на предложение Тимка принять участие в нападении на Сантьяго ответил немедленным согласием. Он давно собирался провернуть нечто подобное, потому что испанцы, опасаясь пиратов, стали снаряжать целые флотилии для отправки сокровищ на родину. Десять, а то и двадцать хорошо вооруженных галеонов представляли собой подвижную крепость, которую нельзя взять ни под каким видом.

Небольшие юркие суда корсаров, приватиров, флибустьеров могли лишь слегка покусывать громадины галеонов, а грузовые корабли, с которыми можно справиться, им попадались только в случае большой удачи – если шторм отделял их от каравана. Даже с тем небольшим галеоном, который Мишель взял как приз, пришлось здорово повозиться; он потерял почти половину абордажной команды.

Француз хотел общее командование взять на себя, но тут Тимко уперся, ведь это был его замысел, а главными исполнителями плана должны были стать буканьеры. Перед походом пираты обычно заключали особое соглашение, которое называлось шасс-парти. В нем указывалось, какую долю добычи должны получить капитаны и их команды и кто возглавит рейд.

Прежде всего определили суммы обязательных выплат, вне зависимости от того, какая будет добыча. Из общей суммы добычи договаривающиеся стороны обязались выделить по сто пиастров буканьерам-следопытам и двести – индейскому вождю; столько же причиталось и лекарю. Затем установили сумму выплат для возмещения ущерба раненым. За потерю руки или ноги – четыреста-шестьсот пиастров или рабы на такую же сумму. За выбитый глаз – сто пиастров или одного раба; столько же должны были заплатить и за потерю пальца. За огнестрельную рану полагалась компенсация в размере пятисот пиастров или пяти рабов. Лейтенантам причиталось по две доли, а остальные деньги должны были выплатить канонирам, рядовым матросам и юнгам в строго оговоренных суммах.

Что касается капитанов, то после вышеуказанных вычетов они получали от шести до восьми долей. Понятно, что восемь долей полагалось командиру, а шесть – его помощнику, поэтому Тим Фалькон принципиально не уступил эту «должность» Мишелю де Граммону. Впрочем, тот особо и не противился. Его больше привлекала сама авантюрная идея, нежели обогащение. Он и так уже был далеко не бедным.

Мишель де Граммон и Тим Фалькон, посовещавшись, решили добираться до Сантьяго по реке Яке-дель-Норте на каноэ, чтобы поменьше топать по земле, чего пираты очень не любили. Лодки вообще и каноэ в частности на Мейне достать было трудно, на Тортуге и в Пти-Гоав они шли нарасхват. И здесь им здорово помог губернатор Бертран д’Ожерон. Цель экспедиции капитаны сговорились никому не открывать, но этот хитрый лис сразу почуял возможность положить хороший куш в свой карман. Он быстренько конфисковал у кого-то несколько больших каноэ, сделанных из двух древесных стволов, и продал их пиратам за мизерную цену с намеком на то, что и ему причитается доля в их предприятии.

Ранним июньским утром Мишель де Граммон и Тим Фалькон оставили корабли примерно в шести лигах от берега под присмотром матросов, сели в каноэ, которых насчитывалось тридцать штук, и направились к заливу Монтекристи, куда впадала река Яке-дель-Норте. Стояла прекрасная погода, слабый ветер дул до самого полудня, но потом со стороны берега вдруг с громом, молниями и дождем налетел шквал, и на море началось такое волнение, что большие каноэ едва не пошли ко дну. Через полчаса свирепый ветер начал постепенно затихать, и к вечеру установился штиль, море стало похожим на озерную гладь.

На рассвете каноэ остановились в трех лигах от земли. Здесь предполагалось ждать до вечера, но в два часа пополудни на пиратов налетел еще один шквал, более мощный. К счастью, он оказался скоротечным. Когда его сила иссякла, корсары – они были более опытными гребцами, чем буканьеры, – стали грести к берегу, и в ту же ночь каноэ вошли в залив. В устье Яке-дель-Норте была не очень широкой, берега покрывали непроходимые мангровые заросли.

Вождь предупредил, что за деревьями, на твердой почве у берега реки, испанцы построили бруствер, чтобы не дать врагам высадиться. Сами они не принимали участия в защите укрепления – этим занимались индейцы-караибы, которые стали главными помощниками испанцев в деле поимки новых рабов. Кроме того, караибы служили в испанских войсках в качестве лазутчиков и следопытов, поэтому четыремстам пиратам пройти мимо них незамеченными не представлялось возможным. Индейцы сразу же донесут начальнику ближайшего испанского гарнизона, и тогда взять город с наскока точно не удастся.

Тогда Тимко решил тряхнуть стариной. Отобрав троих буканьеров, он ночью подкрался к индейской залоге с тыла, и ранним утром, едва начало сереть, напал на сонных караибов, прежде сняв часового. Этим он занялся лично – запорожские характерники научили его многим штукам. Индеец даже не успел ахнуть, как его душа вознеслась к древним богам.

И теперь Тимко очутился совсем рядом с настоящей сокровищницей испанцев, как утверждал вождь-аравак. В Сантьяго не подозревали, что городу угрожает страшная опасность. Пираты перехватили нескольких торговцев, направлявшихся в Сантьяго, и уничтожили небольшой отряд кавалерии – шесть человек, – который вышел из города. Похоже, испанцы хотели проверить, как себя чувствуют караибы, оставленные охранять бруствер и другие посты на океанском побережье.

Высмотрев все, что нужно, Тимко вернулся в лагерь пиратов, расположенный неподалеку, в густых зарослях. Там снаряжались мушкеты и пистоли, готовились абордажные веревки с крюками-кошками на конце, чтобы забраться на стены, а несколько корсаров, хорошо владевших испанским языком, переодевались в одежду убитых кавалеристов. У Мишеля де Граммона появилась интересная идея – войти в город через центральные ворота под видом своих. Так можно сохранить жизни многим пиратам и обеспечить эффект внезапности, который всегда помогал разбойникам побеждать более сильного противника.

– Сьёр, вы сильно рискуете, – нахмурившись, сказал Тимко, увидев Мишеля де Граммона, переодетого испанским кавалеристом.

– Не больше, чем любой из нас, – беззаботно отмахнулся Мишель: он уже весь был в предстоящем сражении. – И потом, меня никто и нигде не ждет.

Объяснение более чем убедительное. Собственно говоря, так долгое время считал и Тимко, пока не встретил красивую испанку. Образ Ядвиги вновь властно вторгся в его сознание. «Ладно, – думал он, – пусть ее и впрямь Тыш-Быковский не спрятал, а выдал замуж. Насильно!» В этом Тимко не сомневался. Но это ничего не значит. Они любили друг друга – нет, любят! – да и муж не крепостная стена, можно подвинуть. Наконец, не исключено, что Ядвига уже вдова, ведь Речь Посполитая постоянно с кем-нибудь устраивала грызню – с русскими, шведами, турками… Шляхтичи погибали тысячами, так почему бы среди покойников не оказаться и мужу Ядвиги?

После нападения на поселение в заливе Гонав Тимко начал копить деньги. Если он когда-нибудь и вернется к своей Ядвиге, то только не оборванцем без гроша в кармане. А еще Тим Фалькон уже не старался лезть к черту на рога, тем более в первых рядах. Капитан должен командовать, находясь в безопасном месте, ведь его гибель – это в большинстве случаев поражение для тех, кого он повел за собой. Руководить людьми, тем более такими, как морские разбойники, непросто, и не каждый может взвалить на себя огромную ответственность…

Мишель де Граммон насвистывал какой-то легкомысленный мотивчик. Но под внешней беззаботностью, предназначенной для едущих позади корсаров, скрывалось лихорадочное возбуждение. Лицо капитана пряталось в тени под шляпой, но глаза сверкали остро отточенной сталью – он оценивал обстановку у ворот Сантьяго. Из защитного облачения на нем была только кираса; остальные натянули на себя куртки из толстой бычьей кожи, выделанной особым способом. На Мейне испанцы отказались от тяжелых доспехов из-за жары, им вполне хватало кожаных курток, потому что стрелы индейцев их не пробивали; кирасы и шлемы надевали только офицеры – идальго не то чтобы сильно дорожили жизнями, но форс для них был превыше всего.

Ворота охраняли всего три солдата и офицер. Они поняли свою трагическую ошибку лишь тогда, когда всадники оказались совсем рядом, так что корсарам не пришлось упражняться в знании испанского языка. Стражники спокойно смотрели на приближающийся отряд, ведь они проводили его утром. Солдаты сидели в тени, а их мушкеты были составлены в козлы. Под шляпами, исполнявшими роль зонтиков в жарком климате Южной Америки, лиц корсаров видно не было, поэтому они подъехали к воротам почти вплотную.