Текст книги "Граничник. Апокалипсис на Церере"

Вместо ответа я напялил мешок на голову, продолжая контролировать окружающее пространство с камер дронов. Действие это уже почти не вызывало дискомфорта. Раньше-то я его вообще не испытывал, но в новом теле все было по-новому.

Посредник взял меня за руку и повел по коридору. По пути я старательно запинался, налетал на все углы, пару раз даже в проводника врезался – в общем, вел себя так, как должен. Старик бурчал, ругался, но продолжал вести меня в неизвестном направлении.

– Пригнись, – велел он, заводя меня в технический коридор. Я, разумеется, ударился головой о низкий потолок и выругался, после чего прочел про себя молитву.

Шаг за шагом мы погружались в глубину станции. С дронов я видел, что переходами этими мало кто пользуется. Повсюду лежала пыль, с потолочных конструкций свисала паутина. Даже воздух был какой-то особый – нежилой.

– Пришли, – сообщил проводник еще минут через двадцать плутаний.

Он грубо стащил с моей головы мешок, и я тут же принялся с любопытством оглядываться – именно так должен вести себя человек, оказавшийся в незнакомом месте.

Тускло освещенное помещение было довольно крупным для подземной части станции, метров сорок в длину и вдвое больше в ширину. С высокого потолка свисали какие-то толстые кабели, такие же мертвыми змеями лежали под ногами. Место походило на заправочный бокс, только что ему делать в глубине станции? Может, ремонтный зал? Все равно странно.

Кроме нас со стариком живых в помещении не имелось. Но были мы не одни. Стоило мне закончить с осмотром, как шелестящий голос из динамика, закрепленного под потолком, произнес:

– Итак, еще один язычник желает купить оружие Божьего гнева?

18

Не сказать, что услышанное стало для меня совсем уж неожиданностью. Скорее, упоминание невидимкой «оружия Божьего гнева» выступило последним фрагментом мозаики, вставшим на свое место, отчего картина сделалась завершенной. Какие-то «осознавшие», ведущие свой род от сотрудников командного центра станции, имеющие в своем распоряжении настоящее оружие и которых демоны почему-то не тронули. Кем, в конце концов, они еще могли быть?

– Мир дому сему, брат, – проговорил я, глядя прямо перед собой, хотя голос доносился откуда-то над головой. – Верую в единого Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, всего видимого и невидимого.

Проводник повернул ко мне удивленное лицо. В ангаре повисла тишина, которую с полным основанием можно было назвать тяжелой. Я изрядно рисковал, произнося Символ веры на станции, полной демонопоклонников. Да еще и основывая свое предположение только на одной фразе невидимки. В равной степени сейчас мог прозвучать выстрел или…

– И в Иисуса Христа, Единственного Его Сына, Господа нашего, Который был зачат Святым Духом, рождён Девой Марией, – ответил мне полный изумления голос. – Кто ты?

– Ты скажи.

– Если это ловушка…

– Не убоюсь зла, потому что Ты со мной, – оборвал я его еще одной цитатой из Писания. После чего добавил уже от себя: – Ты же знаешь, брат, что они не способны произносить эти слова. Выходи. Ты меня видишь, я тебя нет.

Невидимка снова замолчал, на этот раз очень надолго. Возможно, если был не один, сейчас он совещался со своими товарищами, как поступить. Я не торопил, вместо этого изучал дронами помещения, ища, где мог спрятаться обладатель голоса – по всему выходило, что только на потолке. Проводник отчетливо трясся, потел и даже разок пустил газы – ему было страшно.

Несколько минут спустя раздался скрежет, и с потолка стал спускаться тонкий металлический трос. На его конце была закреплена перекладина.

– Мика, свободен. Деньги в обычном месте.

Чернокожий старик с облегчением выдохнул, суетливо закивал и быстро скрылся в темноте технического перехода, напоследок еще разок испортив воздух.

– Незнакомец, вставай на перекладину, – произнес голос, уже обращаясь ко мне. – И не дергайся.

Я не стал реагировать на угрозу в его голосе, подошел к тросу, поставил одну ногу на перекладину, обеими руками ухватившись за трос. Тот сразу же натянулся, больно ударив по ладоням, и потащил меня наверх. С дронов я видел темнеющий над головой люк, куда меня поднимали. Один из моих разведчиков даже влетел внутрь, но ничего не обнаружил, кроме глухих на вид стен.

Когда трос перестал двигаться, одна из них, бывшая фальшивой, упала назад. На меня тут же уставился ствол игольного пистолета – на столь короткой дистанции абсолютно смертельное для меня оружие. За ним виднелось лицо, покрытое бисеринками пота. Белокожее, к слову сказать, лицо с черной татуировкой креста на лбу. Не вполне обычного, заключенного в круг. Я покопался в архиве и удовлетворенно хмыкнул – катарский крест.

– Кто ты такой? – спросил довольно молодой мужчина, нервно сжимая рукоять пистолета.

– Ты, главное, пальцем не дерни, брат, – миролюбиво усмехнулся я. – Человек я Божий, с Земли. Тут оказался, можно сказать, случайно.

Рот парня забавно округлился, но он быстро совладал с собой. Свободной от оружия рукой протянул мне массивный железный крест, как и татуировка на его лбу, заключенный в круг.

– Возьми святую реликвию.

Я без тени сомнения принял от него крест, отметив, что на святую реликвию он точно не тянет – новодел, да еще и не очень хорошо сделанный. На всякий случай еще и себя освятил крестным знамением.

– Все? – уточнил после этого. – Или святой водой меня еще обрызгаете? Я не против, но давайте побыстрее. И на голову не лейте.

– Впусти его, Марк.

Второй голос принадлежал другому человеку, более взрослому. Он появился за спиной парня, тронув того за плечо. Тоже белокожий, с таким же уродующим лицо крестом, только не вытатуированным, как у молодого, а выжженным. Дичь, конечно, зачем так над собой издеваться, но, может, и правда помогает?

Тот, кого назвали Марком, посторонился, но игольника от меня не отвел. Я осторожно перешагнул с перекладины на пол, оказавшись в небольшой и довольно скудно освещенной комнатке, расположенной над ангаром.

Кроме меня и двух альбигойцев – я их пока так решил называть – в комнате никого не было. Как не имелось здесь и мебели: пусто, пыльно, уныло. Только посередине находилась прямоугольная коробка «лифта», из которого я только что вышел. Интересно, они что, вот так и стоят в ожидании покупателей? Вряд ли, должно быть, приходят, лишь когда получают сигнал от посредника. Вон, дверь, сейчас поднятая, за ней, вероятно, и оборудована дежурка.

– С Земли, говоришь? – старший тоже был вооружен, но, в отличие от младшего товарища, своим стволом мне в лицо не тыкал. – Не врешь?

– А есть способ проверить? – ответил я, пожимая плечами. – Таможенной отметки в документах не имею, как и самих документов. Так что вы мне либо верите, либо нет. Лучше бы, конечно, поверили. Мне радостно встретить братьев по вере в этом месте.

Душой я не кривил. Встреча с «осознавшими» – странно, почему они себя так назвали? – наполняла меня целым коктейлем эмоций. Радость, предвкушение, надежда. Организм буквально утопил меня в них, даже соображать было трудно. Нет, что ни говори, а существование в виде наставителя имеет свои плюсы, хотя бы потому, что не приходится ежеминутно бороться с собственным телом за ясность разума.

«Соберись, Оли! Соберись! Это местная секта. Да, христианской направленности, но кто знает, до каких изгибов дошло их учение за три сотни лет изоляции? Может, они людей едят?»

Это немного отрезвило. Эмоции понемногу схлынули, и я представился:

– Меня Оливер зовут. Оливер Тревор. Марка ты мне уже представил, а твое имя как?

– Вим. Брат Вим, – автоматически ответил старший «осознавший». Тут же построжел лицом, будто я заставил его совершить что-то предосудительное.

– Очень приятно. Я сразу прошу прощения, но вы к какой конфессии принадлежите, братья? Православные, католики, протестанты?

Мне хотелось проверить их реакцию. Насколько они вообще владели терминологией? Что знают? Слышали вообще о православных или здешнюю религию собрали из осколков знаний?

Буквально через секунду я понял, что прав в своих предположениях. Две пары глаз уставились на меня с нескрываемым удивлением, словно произнесенные мной названия слышали впервые. Странно… Символ веры знают и цитируют, друг друга братьями называют, катарский крест используют… Набор противоречий просто! Хотя чего я удивляюсь, они тут три столетия заперты!

Палец Марка на спусковой скобе игольника характерно напрягся, а страшное, обожженное печатью креста лицо Вима стало еще более суровым. Ничего не отвечая, он знаком велел повернуться к ним спиной.

– Слушайте, можно же просто глаза завязать! – попытался я убедить «осознавших», уже сообразив, что будет дальше.

– Кругом! – явно теряя терпение, велел Вим.

Я посадил дронов на его одежду, чтобы не потерять их, когда меня вырубят (а потом наверняка и обыщут), и выполнил приказ. Удар на затылок обрушился сразу же. Боли я почти не почувствовал.

В себя я пришел связанным, лежащим на полу небольшого, три на три метра помещения без каких-либо признаков мебели. Почти близнец того наблюдательного пункта над ангаром, только без «лифта». Голова болела после весьма немилосердного удара, руки, стянутые за спиной, онемели.

Хорошо хоть, не мордой в пол бросили, есть возможность осмотреться. Правда, смотреть тут особо не на что было, так что я быстро переключил зрение на дронов, молясь, чтобы их не обнаружили, пока я был в отключке, и чтобы Вим, на которого я их ссадил, находился не слишком далеко.

Повезло. Мои миниатюрные разведчики по-прежнему сидели на одежде альбигойца, а сам он находился метрах в двадцати от темницы, в коридоре. И был не один. Кроме Марка, с ним рядом стоял еще один человек. Среднего роста немолодой мужчина с сединой в густых темных волосах и черном платье, очень напоминающем одеяние наших земных католиков – сутана в пол и глухой воротник с крошечным белым пятнышком колоратки напротив гортани.

«Как же тут все намешано-то! По виду – католик, на лбу катарский крест… Беда с этими сектами!»

Звука дроны не давали, но за годы пребывания наставителем я прекрасно научился читать по губам. Чем сейчас и воспользовался, направив камеры разведчиков на лица беседующих.

– Он воспользовался стандартным каналом для связи криминала, – говорил Вим. – Мика, как обычно, покружил его по переходам, после чего притащил в торговый ангар. Марк спросил его через динамик, что он хотел купить, а тот в ответ прочел первый член Символа веры.

– Как именно Марк спросил? – уточнил мужчина в колоратке. Про себя я решил, что буду называть его пастором.

Молодой напарник Вима смущенно опустил глаза. Я усмехнулся – так спросил, что сразу раскрыл для меня суть «осознавших». По всей вероятности, делать этого было нельзя, вот Марк и прячет глаза.

Старший выгораживать товарища не стал, четко и дословно доложив, что именно тот произнес. Начальник помрачнел, а Марк от его взгляда съежился.

– Надо сворачивать здесь все, – заявил пастор, не спуская гневного взгляда с младшего альбигойца. – Риск слишком велик.

– Но у нас через два дня большая сделка с местными бандитами! – возразил Вим. – Десять игольников, два десятка нейродеструкторов. Брат Курт, общине нужны запчасти для синтезаторов пищи!

– Это слишком опасно, – отрезал их начальник. – Не думаю, что этот человек появился тут случайно. Ты же понимаешь, Вим!

– Но запчасти!..

– Решено.

Вим помрачнел, однако дальше спорить не стал – кивнул. Мнением Марка в этом вопросе даже не собирались интересоваться.

– А что мы будем делать с незнакомцем? – в этот момент спросил молодой альбигоец. – Он сказал, что прибыл с Земли. Разве такое возможно?

– Все возможно верующему! – со значением процитировал Писание пастор, однако закончил не так для меня радостно: – Но этот человек, скорее всего, подсыл демонов.

– Как тогда он мог цитировать Символ веры? – удивился Вим.

– Ему не обязательно быть одержимым или адептом слуг ада, – отмахнулся брат Курт. – Он может быть обычным наемником, которому все равно, что и кому говорить. Сила Слова не имеет для него никакого значения. Вим, избавься от него. Потом уходим.

А вот это уже было не хорошо! Даже плохо, я бы сказал. Не знаю почему, но отчего-то я был уверен, что, встретив брата по вере, даже самые отмороженные сектанты захотят с ним объясниться. Узнать, откуда он пришел, как дела на Земле. А эти даже заморачиваться не стали – наемник, в расход. Фанатики, одно слово!

Попади мы в такую переделку со Стефом, в смысле, в то еще время, когда были одним целым, то мой подопечный уже давно бы освободился от пут и допрашивал сектантов, поигрывая отнятым у них оружием. Да что там, он бы и оглушить себя не дал, с моей-то поддержкой и собственной реакцией. Я же, хоть и имел память о боевых навыках прошлой жизни, еще не настолько хорошо владел телом, чтобы применять их автоматически.

Моим оружием уже давно было лишь слово. Слово и знания, то есть доступ к информации, которой большая часть людей не обладала. Правда, я немного сомневался, что мне удастся «заговорить» своих пленителей или удивить их глубиной своей безразмерной памяти. Но я попытаюсь.

– Вы являетесь потомками администрации станции Церера-Сортировочная, – начал я говорить, едва дверь опустилась и в комнатушку вошли Вим и Марк. Пастор, как я видел с дрона, стоял в коридоре шагах в пяти. – Когда началось вторжение демонов, вы смогли защитить свою территорию с помощью молитв и искренней веры одного из вас. Может быть, у него была реликвия, а скорее всего, он был священником из католиков, об этом свидетельствует одеяние брата Курта. Позже вам пришлось существовать в изоляции – для боя с демонами вас было слишком мало, несмотря на доступ к вооружению. Возможно, даже договор с новыми хозяевами станции заключили – они не трогают вас, вы не лезете в их дела.

Судя по тому, что никто не пытался закрыть мне рот, говорил я, в общих чертах, верно. И сумел завладеть вниманием альбигойцев, даже брат Курт прислушивался к моим словам. Марк так и вовсе рот держал открытым, а игольник – опущенным.

– Со временем тот, кто спас вашу маленькую общину, заложил основы учения, которые с годами трансформировались в то, что вы имеете сегодня. Насколько я понял, это некий сплав католического вероучения и доктрины Добрых Людей, называемых также катарами, или альбигойцами. По крайней мере, крест, который вы мне давали в качестве проверки, именно катарский. Обод – Хрустальное Небо, каждый луч креста, вписанный в круг, – путь к спасению. Я не совсем понимаю, как на космической станции оказались люди, знавшие о катарах – это древняя секта, существовавшая больше тысячи лет назад. Но это неважно, может, просто в книгах что-то нашли и удачно приспособили к ситуации. Да и потом – помогает же против демонов, значит, работает.

– Откуда?.. – первым со стороны альбигойцев заговорил именно Марк, как я и рассчитывал. Самый молодой, самый нетерпеливый и самый, как я надеялся, доверчивый.

– Я с Земли. Страж, это значит воин Христов. Мы там тоже сражаемся с демонами, и довольно успешно, даже научились очищать землю от нечистых так, что они больше не в силах открывать там свои разломы. У нас есть Ассамблея – объединение христианских конфессий. Я отношусь к православию, есть также католики и протестанты. Но мы живем мирно, не конфликтуем по различиям в подходах к вере.

Тут я, конечно, солгал, но про грызню в Ассамблее альбигойцам было знать незачем.

– Как тогда ты здесь оказался? – в комнату наконец вошел брат Курт, отчего внутри сделалось довольно тесно. – Как смог прибыть на станцию?

Кажется, я победил. Еще не до конца, но уже посеял сомнения в головах альбигойцев настолько, что они вряд ли начнут прямо сейчас меня убивать.

– Случайно, – не стал я городить ложь. – Мы сражались с одним высшим демоном, почти проиграли и, спасаясь, заперлись в транспортной капсуле – битва была на заброшенном космодроме. Мне удалось активировать ее, после чего все остальное сделала компьютерная программа. Капсулу выстрелило на орбиту, там через систему орбитального хаба поставило на курс к Церере. Мы даже не были уверены, что, достигнув цели, обнаружим здесь жизнь. А тут демонопоклонники наверху, подземники внизу – все сложно, в общем. Вот мы и решили использовать свои навыки для того, чтобы очистить станцию и изгнать с нее демонов.

Не прямо сразу, конечно, решили, и не факт, что деяние это нам по силам, но опять же, сектантам-то про это зачем знать? Вон, у младшего глаза как блестят – зерно упало на весьма подготовленную почву. Да и Вим дышит возбужденно, кулаки сжимает и разжимает. И ведь явно не на меня его гнев направлен – по лицам я читаю так же хорошо, как по губам.

Брат Курт, как и положено представителю начальства, держался более сдержанно. Но и в его глазах я увидел отблески интереса. Ну не может секта просуществовать так долго, чтобы не иметь надежды, скорее всего, облеченной в пророчество, что однажды сможет вернуть себе все.

– Ты прибыл один? – спросил он после того, как я замолчал. – И можешь освятить всю станцию?

– Я – не смогу. Но мой напарник – вполне, – ответил я.

И подумал о том, что в последнее время, а именно с момента обретения физического тела, стал часто говорить неправду. Во благо, конечно, но что там говорилось про благие намерения?

19

На встречу с руководством меня не пустили. Ожидаемо. Хотя во мне вроде и признали единоверца, я оставался для «осознавших» чужаком. Неизвестно откуда взявшимся, непонятно с какими целями явившимся, да и просто – странным. Но это я немного вперед забегаю, сперва-то меня доставили на территорию сектантов и заперли в комнате. Обычной для подземных уровней, три на четыре метра с минимумом мебели. Три стула и столик из прочного пластика, лежак да встроенная в стену лампа на гибком держателе. Дверь заблокирована наглухо.

Брат Курт, который эту самую дверь затворил, великодушно прояснил мой статус – пока почетный пленник, а дальше как решит Отец. В смысле, не Бог, как я сперва было подумал – от сектантов и фанатиков вполне можно было ждать прямого обращения к Всевышнему, – а глава здешней общины, епископ, если использовать термины Ассамблеи.

Через полчаса принесли воды и пищи, а еще через час явился седовласый, но вовсе не старый «осознавший» с традиционно обезображенным символом креста, но при этом весьма приятным лицом. Назвался он братом Николасом, как оказалось, занимал он в иерархии общины довольно высокую должность – младший сын. Странное название, по сути обозначающее всего лишь второго викария при верховном епископе общины. Первый викарий был, соответственно, старшим сыном, и вместе они составляли Отцовский совет. Туда, конечно, входили еще и разные дьяконы, но решения принимались почти всегда этими тремя людьми.

То, что ко мне послали столь высокопоставленного иерарха, было весьма разумным ходом со стороны сектантов, я даже выдохнул с некоторым облегчением. Все же приятно сознавать: сперва они хотят понять, какой человек им попался, а потом уже и решения принимать. По крайней мере, это не оголтелая «решительность» того же брата Курта, который моментально принял решение от меня избавиться.

Николас же от дверей заявил, что лично он мне верит, но ему еще предстоит убедить в этом Отцовский совет. Поэтому он будет бесконечно благодарен, если я расскажу все без утайки о себе, своих спутниках и нашей возможности освятить станцию. Так прямо вот и выразился – «бесконечно благодарен».

Он действительно оказался приятным человеком. Среднего роста, как я уже говорил, седовласый, с открытым и каким-то честным лицом, его даже жуткое клеймо на лбу не особенно портило, особенно после того, как привыкнешь. Слушать умел внимательно, вопросы задавал только уточняющие и касающиеся терминологии – все наши «стражи» и «ревнители» для него, естественно, ничего не значили.

Слушал он долго. Мне ведь пришлось и про Ассамблею рассказать, и про столкновения с демонами и «древними богами», которые те же самые высшие демоны, но уверенные в своей избранности. Поведал о нифилимах, о сектантах – наших, земных, – упомянул о ведьмах – история о Старице, Молодке и Малой привела слушателя в неописуемый восторг. Пользуясь предложенными распечатками спутниковых карт, сохранившихся еще со времен до открытия разломов, примерно очертил зону владений Церкви.

На этом месте младший сын решил меня оставить. Вернулся он через полтора часа с пластиковой канистрой, гордо сообщил, что это настоящее козье молоко, не синтезированное, а полученное обычным путем. Потом «вспомнил», что на Земле это не должно быть такой уж редкостью, и принялся меня вербовать в «осознавшие».

Я сперва даже не сообразил, что именно он делает. Но когда вопросы о жизни на Земле сменились рассказами о целях общины «осознавших» на станции, дошло.

– Предавший однажды предаст и дважды, – сообщил я через некоторое время, выслушав про устав катаров.

Улыбнулся и развел руками, мол, ну вы же понимаете, ваше преосвященство. Он, к счастью, понял, давить перестал, но тему не сменил. Видимо, решил не мытьем, так катаньем обратить меня в свою веру.

Так прошло еще несколько часов плюс один прием пищи. За это время я успел в деталях расписать наше путешествие с Земли на Цереру, а в ответ узнал, что обструкторы, на которых нас вывел боевик-подземник, вовсе не диссиденты. Да, они продавали опасное оружие криминалу, но лишь затем, чтобы распространять свое влияние. В результате торговли «осознавшие» получали не только запасные части для ремонта выходящего из строя оборудования и новости, но и выстраивали собственную агентурную сеть. Они, как выяснилось, вовсе не собирались бесконечно соблюдать навязанный им договор с демонами, а рассчитывали однажды выгнать их со станции.

Здесь, кстати, представился случай задать ему один мучивший меня вопрос. А именно, как люди, опирающиеся пусть и на искаженную, но христианскую веру, могли вообще смириться с этим договором? Почему, аббатство, не взорвали станцию к бесам, а позволили аду поставить на поток производство грешных душ?

Николаса вопрос не смутил.

– Бог и Его Враг ведут бесконечную войну за бессмертные души, Оливер, – ответил он. – Войну, которая от начала времен идет в душах людей. Три века назад сатана одержал крупную победу, многие даже посчитали, что он выиграл войну. Но это не так – то была лишь победа в крупном сражении. Поэтому демоны вышли из ада, поэтому род людской сейчас находится у них в услужении. Но чем больше людей будет противостоять им, чем больше их примет Господа нашего в своем сердце, тем ближе поражение Врага. Уничтожение станции привело бы к победе сатаны на этом поле. Мы же стоим за Бога и приближаем его триумф…

Тут-то я и вспомнил одну из самых важных катарских ересей – веру в равенство Бога и дьявола. В их дуалистической системе две эти силы, Свет и Тьма, бесконечно сражались, и лишь от решения людей зависело, чья сторона будет побеждать. А через несколько минут мне пришлось вспомнить еще одну причину, по которой предшественники «осознавших», средневековые Добрые Люди, горели на кострах.

– Число душ не бесконечно, – сообщил мне младший сын. – Сколько сотворил Господь, столько и будет до конца времен. Ибо души людские – сущности ангельские, но падшие. Выбрав Тьму, они исторгаются из Света, от Престола Божьего, и обителью их становятся тела человеческие. После смерти же сих греховных сосудов отправляются они на перерождение, в зависимости от прожитой жизни и сделанного выбора, вновь в плоть или на Небеса.

– Но количество людей растет в геометрической прогрессии, – зачем-то попытался оспорить я эту несусветную глупость. – До открытия разломов Солнечную систему населяло более пятидесяти миллиардов.

Это же надо так сплавить ересь Добрых Людей с католичеством, да еще и индуизмом с его круговоротом Сансары! А души людские – сущности ангельские – каково! Похоже, не по пути нам будет с сектантами, хотя какой выбор-то? Оружие для войны с демонами есть только у них, равно как и доступ к системе управления транспортными капсулами.

– Ну конечно же! – лицо Николаса озарила гордая улыбка, словно я был любимым учеником, ответившим на очень сложный вопрос. – Именно так все и обстоит! Чем больше душ ангельских живет во плоти, тем слабее воинство Господнее на Небесах! Все же сказано в Писании, брат Оливер! Апокалипсис настанет, когда число Зверя станет числом человеческим. А именно, когда количество смущенных Сатаной ангелов падших в телах человеческих составит…

«Бежать, – подумал я, уже не особенно вслушиваясь в слова фанатика. – Надо бежать. Они еще безумнее, чем демонопоклонники с верхних уровней, те хотя бы честно аду жертвы приносят, а не как эти – суть веры извращают!»

– Таким образом, не можно отправлять на перерождение души заблудшие, а надобно их лечить, взращивать в Свете, после чего позволять уходить в Небеса естественным путем, – продолжал вещать младший сын. – Понимаешь теперь?

– Логично, – нейтрально отозвался я.

Ну не спорить же теперь с сектантом-изоляционистом на богословские темы, тем более что победить в таком споре невозможно по определению. Будем соглашаться, авось удастся выбраться.

– Но теперь все изменится, – Николас хлопнул меня по плечу, вставая. – Если вы действительно умеете очищать землю так, как ты говоришь, а я в этом нисколько больше не сомневаюсь, то вскоре мы сможем изгнать демонов со станции и распространить истинную веру на всей ее территории. Перевес в силах будет очевидным, и Тьме придется отступить! Не только здесь, брат Оливер, но и на Земле. Само Провидение привело вас сюда!

– Тогда я должен как можно скорее уведомить своих людей о том, что встретил единоверцев, – в тон ему ответил я.

– В свое время. Сперва – Отцовский совет. Уверен, старший сын будет против активных действий, с другой стороны – он всегда противится переменам. Думаю, в этот раз Отец примет мои доводы, а не его.

Прежде чем я успел отреагировать на его слова, младший сын вышел за дверь. Она поднялась довольно быстро, но не быстрее дрона, вылетевшего вслед за Николасом. Я же, сохраняя на лице выражение умиротворения, выругался про себя так, как не делал со времен обучения. Остро пожалев вместе с тем, что не могу ударить себя током.

«Хорошо, – подумал я через минуту, справившись с приступом ярости, направленным, прежде всего, на самого себя. – Нужно выбраться отсюда, пока Стеф с Гринем не начали спасательную операцию, которая погубит нас всех. Просто подыграть этим фанатикам, в идеале получить хотя бы немного оружия и выбраться к своим. Там мы придумаем, что делать дальше».

Но что именно мы «придумаем», я никак представить не мог. Ситуация в очередной раз вильнула, поставив перед носом вместо двух проблем три. Раньше у нас были только демоны со своими адептами-магами, политическая грызня подземников, в которую мы позволили себя вовлечь, а теперь еще и сектанты-«осознавшие» нарисовались. Каждая из сторон имела свое представление о всеобщем счастье, и ни одно из них не совпадало с нашим. Ну, может быть, кроме позиции подземников, да и то лишь самым краем.

Не желая того, мы оказались в самом центре зарождающегося урагана. Причем как бы не мы сами его и породили. Ведь если подумать, не появись на станции Церера трое землян, «осознавшие» не начали бы подумывать о своем «крестовом походе». У подземников тоже было бы все тихо: Фокс задавил бы Манту «административным» ресурсом, реализовал бы свой план конфликта с демонопоклонниками, одновременно сохраняя статус-кво и давая черни возможность сбросить пар.

А корпы? Они ведь никогда не спускались на нижние уровни, да еще таким составом – мастер проклятий и защитник. Теперь вот сподобились, что тоже – отрицай, не отрицай – наша вина. Точнее, результат нашего появления, но хрен редьки не слаще. Не удивлюсь, если и демоны уже своим слугам стали показываться…

Эх, разворошили мы гнездо! Я практически не сомневался, что в скором времени станцию ждет полномасштабная война. И даже не особо важно, кто ее начнет: малочисленная секта, единственная, у которой имеется оружие, подземники, не желающие делиться продовольствием с демонопоклонниками, или последние – может быть, после потери трех своих колдунов они решат пересмотреть свое отношение к жителям нижних уровней. Не важно и кто победит – в любом случае людей не ждет ничего хорошего.

Остановить это? Но как? Да и нужно ли? Сложившаяся система на Церере-Сортировочной порочна, ее необходимо сломать. Что мы за воины Христовы, если не попытаемся? Однако каким образом сделать это, чтобы не сотворить еще большей беды, я не представлял. Разве что…

Что там говорил Николас о старшем сыне? Что он будет против? А против чего? Не против того ли, что предлагает мой недавний собеседник – войны? Не значит ли это, что в верхушке катаров нет единства?

А ведь похоже на то! Во власти никогда нет и не может быть единства, слишком амбициозные хищники добираются до вершины. Они могут играть в компромиссы, делать вид, что прислушиваются к чужому мнению, но лишь до поры. Для человека, вошедшего в иерархию – любую, – есть одно правильное мнение – его самого. И только неграмотные общинники тыкают пальцем вверх, одним жестом обозначая тех, кто находится над ними, и считая, что они едины.

На деле же власть – это люди. Много людей с разными мнениями и представлениями о том, что хорошо. Это, конечно, применимо к большим числам, но и в малых замкнутых социумах, вроде здешних сектантов, имеет место быть!

Предположим…

Я поднялся на ноги и принялся мерить шагами свою небольшую темницу. Удивительно, но движение помогало думать.

Итак, пока только лишь предположим, что иерархия Отцовского совета разобщена. Младший сын – он у нас глава партии войны, этакий «ястреб» с честным и открытым лицом. Тогда старший – он кто, «голубь»? Сторонник политики изоляции, консерватор, не желающий ничего менять? Его устраивает сложившееся положение – скорее всего, так, хотя это и может быть поспешным суждением. Но примем пока его, за неимением иного.

Остается Отец. Глава этого триумвирата, который может желать… Чего может желать глава секты, верящей в то, что Создатель ведет войну с сатаной в душах людских? Может он поддержать младшего с его горящим взором и желанием срочнейшим порядком очищать станцию от демонов? Может. Но также он способен и бояться перемен, влекущих за собой потерю статуса и власти – тогда примет доводы старшего…

Проводя анализ ситуации, я одновременно отслеживал перемещение Николаса, несущего на своем плече моего дрона. И не смог удержаться от радостного вскрика, когда тот вошел в большой зал. Хватило дальности! Все-таки большой плюс (для меня), что «осознавшие» заперты в небольшом периметре – управляющие палубы плюс прилегающие к ним коридоры.