Текст книги "Антропогенный фактор"

Глава десятая

– Вставай! – отнюдь не ласково теребила за плечо Ютта.

Я открыл глаза. Она уже была в комбинезоне и смотрела на меня без улыбки.

– С добрым утром, – сказал я.

– Поднимайся, быстро в душ и одевайся, – по-прежнему не улыбаясь, сказала она.

Строгий тон мне не понравился. Нет, чтобы разбудить поцелуем… По-моему, заслужил, по крайней мере, ночью так казалось, когда она уснула на моём плече.

– А который час?

– Половина седьмого.

Похоже, она принадлежала к «жаворонкам» – рано ложится и рано встаёт. Я же «сова» – ночью работаю и встаю поздно. Это похуже, чем несовместимость характеров.

– По-онятно… – вздохнул я. – Завтрак уже остыл…

– Марко Вичет погиб, – сказала Ютта.

– Как?!

Я рывком сел на постели.

– А вот как он погиб, будешь определять ты.

Пару секунд мы смотрели друг другу в глаза, затем я молча вскочил с постели и направился в душевую. Прав был, когда подозревал, что о моей основной профессии не знает только Куги.

– Тебе бутерброд сделать? – спросила Ютта через дверь душевой.

– Да. И кофе приготовь!

– Пожалуйста? – поинтересовалась она.

– Пожалуйста, будь так добра.

Я быстро помылся, побрился, оделся и вышел.

– Кофе и бутерброды на столике, – сказала Ютта. – Поторопись.

– Что, труп сбежит? – мрачно пробурчал я.

Ютта не ответила.

Бросив в рот тартинку, я запил её кофе и, пережёвывая на ходу, направился к дверям.

– Возьми экоранец, – сказала Ютта. – Тело Марко Вичета лежит на плато.

Я нацепил экоранец, подключил его, и мы спустились лифтом к выходному створу. Диафрагма створа была распахнута, и метрах в десяти под нами я увидел спускающихся на плато Хорхе Чивера и Лю Джуна. Не раздумывая, я шагнул в створ, Ютта последовала за мной. Антигравитационный луч подхватил нас и бережно понёс вниз.

Панорама под платформой разительно изменилась. На строительной площадке работы не прекращались – биокиберы залили фундамент и теперь возводили корпуса туристического комплекса. По всему периметру они поставили цокольные этажи, но кое-где выгнали здания и выше. Комплекс рос не столь стремительно, как в голографическом проекте Чивера, но, тем не менее, достаточно быстро.

Вначале я подумал, что трагедия произошла на стройплощадке, но затем увидел метрах в ста на восток от возводимого комплекса группку людей, стоявших кольцом вокруг распростёртого на пеносиликате тела. Все были в оранжевых комбинезонах, у всех на спинах горбатились экоранцы, и только у лежавшего экоранец отсутствовал.

Когда ноги коснулись поверхности, и антигравитационный луч отключился, я присел по инерции, затем выпрямился и быстро зашагал к месту трагедии.

– И куда же девалась твоя высотобоязнь? – спросила из-за спины Ютта, но я не ответил. Нашла время язвить.

Мы шли метрах в десяти позади Чивера и Джуна, и они первыми приблизились к месту трагедии.

– Иисус Христос… – перекрестившись, выдохнул Хорхе. Голос в аргоновой атмосфере прозвучал пискляво, и в натуральность чувств Чивера не поверилось.

– Это не Иисус Христос, это Марко Вичет. Точнее, его труп, – поморщился Гримур. Похоже, не только меня достал архитектор навязчивой религиозностью.

Гримур обернулся, увидел меня, протянул руку. Я пожал.

– Надеюсь, это ваша прерогатива? – Он кивнул в сторону распростёртого тела. – Я, знаете ли, не силён в расследовании причин смерти.

– Да, это входит в круг моих служебных обязанностей, – сказал я. – Представляться не надо?

– Нет. Все давно поняли, кто вы такой.

– Вот и хорошо. Свидетели происшествия есть?

– Нет.

– Кто обнаружил труп?

– Я, – отозвалась Мари Нолано.

– Когда?

– Где-то без четверти шесть. Я люблю на заре заниматься аутотреннингом на свежем воздухе, – сказала она. – Вышла из коттеджа, провела серию упражнений, затем подошла к краю платформы и увидела на плато неподвижно лежащего человека. Заподозрив неладное, я надела экоранец и спустилась на плато. Марко уже был холодный.

– Вы двигали тело?

– Нет, только прикоснулась к артерии на шее.

– Надеялись, что Марко Вичет может дышать аргоном?

Щека у Нолано дёрнулась, и я впервые увидел на её лице проявление эмоций.

– Я была растеряна, – зло ответила она. – Если, конечно, вас устраивает такая версия. Или вам больше по душе версия, что это я столкнула его с платформы?

Тело Марко Вичета лежало ничком, голова, чуть повёрнутая на бок, утопала в пеносиликатной пыли, левая рука, сжатая в кулак, была вытянута над головой, правая подвёрнута под грудь. Я глянул вверх – край платформы находился точно над нами. Очень похоже, что Вичет сорвался с платформы, и его тело на огромной скорости впечаталось в пеносиликат.

– Защитное поле над платформой ночью отключалось? – спросил я.

– Нет, – сказал Корти Ньюмен. – Ни отключения, ни сбоев в работе защитного поля не зафиксировано.

«Опять не зафиксировано, – досадливо подумал я. – Незарегистрированное изменение данных информотеки, почти одновременный выход из строя биокибера-геолога и ассиста, странное отключение моих биочипов… Прямо-таки дух святой на платформе колобродит».

– Когда вы последний раз корректировали положение платформы? – спросил я Ньюмена, продолжая глядеть вверх.

– Два дня назад.

– Да не мог он оттуда упасть! – раздражённо заметил Холодков. – Силовое поле любой предмет подхватило бы и доставило на нижний ярус!

Я повернулся лицом к физику-топологу и в упор посмотрел на него.

– Вы в этом так уверены?

– Уверен! – поморщился он.

– По-вашему, он погиб не здесь? Где же – на стройплощадке? Тогда кто его доставил сюда, кто снял с него экоранец? Выходит, это не несчастный случай, а убийство? Вы – один из первых, кто подошёл сюда. Следы видели?

Пару секунд Холодков растерянно смотрел на меня, затем нехорошо осклабился.

– Следы? А следы – вот они!

Он ступил ногой вперёд, припечатал к пеносиликату ботинок и убрал его. Оставленный в пеносиликатной пыли след медленно, как в киселе, затянулся.

– Резонно, – согласился я. – Попрошу всех, кроме медиколога, покинуть плато. Да, мне нужен биокибер-фотограф, заснять место происшествия. Может кто-нибудь запрограммировать биокибера? Или это умел только Вичет?

– Я смогу, – сказал Лю Джун. – Дело нехитрое, при проработке дизайна часто приходится этим заниматься. Минут через пятнадцать пришлю – вас устроит?

– Спасибо.

Все начали расходиться, со мной остался только Борацци.

– Минутку, коммодор, – остановил я Гримура. – Попрошу вас заблокировать доступ в коттедж Вичета для кого бы то ни было, а электронный ключ перекодировать исключительно на меня.

– Хорошо, – кивнул Гримур, но затем, поняв, что я имею в виду, удивлённо вскинул брови. – Вы полагаете…

– Я ничего не полагаю! Я веду расследование гибели нашего коллеги, и только по окончании расследования будет ясно, несчастный это случай или нет. Ясно?

– Понятно, – вздохнул Гримур и расстроенно махнул рукой. – Чего тут не понимать…

Он развернулся и зашагал прочь.

Ютта уходила одной из последних. Она оглянулась, вопросительно посмотрела на меня, но я отрицательно покачал головой, и она ушла.

Проследив, пока последний человек, подхваченный антигравитационным лучом, не поднялся на нижний ярус платформы, я повернулся к медикологу.

– А что вы обо всём этом думаете? – спросил я.

Борацци неопределённо развёл руками.

– Нелепая смерть. Можно погибнуть во время образования разлома, можно навеки зацементироваться в пеносиликате, можно, в конце концов, угодить в эпицентр пространственно-временного сдвига. Но чтобы вот так…

Он потряс головой, достал из кармана флягу, откупорил.

– Будете? – протянул мне. – Анисовая водка. Хорошо прочищает горло при нулевой влажности аргоновой атмосферы.

– Спасибо, нет.

– А я буду. – Он отхлебнул, закрыл флягу, сунул в карман и опустился на пеносиликат. – Садитесь, Вольдемар, в ногах правды нет.

– Особенно, когда выпивши, – пробурчал я, но совету последовал и сел.

– Вот только нравоучений не надо, – поморщился Борацци. – Гамлетовский вопрос: «Пить или не пить?» – моё сугубо личное дело. Вам мой алкоголизм мешает? Когда будет мешать, скажете. Тогда я… – Он хитро прищурился. – Встану и отойду с флягой в сторонку.

– Послушайте, Рустам, а вы никогда не задумывались, почему именно на Мараукане, где из-за непредсказуемых пространственно-временных сдвигов нельзя гарантировать полную безопасность, решили возвести туристический комплекс?

Борацци вскинул брови и насмешливо посмотрел на меня.

– Это вы меня спрашиваете?! По-моему, в службе галактической безопасности лучше знают ответ на этот вопрос.

– Меня интересует ваше мнение.

– Моё мнение… – Борацци достал флягу и снова отхлебнул. – Своё мнение я высказываю за столом, когда мы пьём на равных. Трезвому же объяснять… – Он покачал головой и усмехнулся. – Ещё примете за пьяный бред, и тогда мне придётся вставать и отходить в сторону. А я не хочу менять своё местоположение. Кстати, ваш биокибер-фотограф бежит. Странно, почему-то в трёх экземплярах. Неужели допился, и в глазах троится?

Я встал и обернулся. Действительно, к нам на рысях приближались три биокибера. Как оказалось, только один из них был фотографом, а двух остальных Джун прислал для транспортировки тела. Молодец, дизайнер, я как-то сразу не сообразил.

Я объяснил фотографу, что нужно делать, и он засуетился вокруг трупа, снимая его в разных ракурсах.

– Вам приходилось исполнять обязанности патологоанатома? – спросил я Борацци.

– Эх… К сожалению, чаще, чем хотелось бы.

Он снова приложился к фляге.

– Куда после съёмки труп доставить? К вам в манипуляционную?

– А куда же ещё? Здесь я вскрытие делать не буду.

Фотограф закончил съёмку и застыл в ожидании указаний.

Я подошёл к распростёртому телу, перевернул и наконец-то увидел лицо Марко, на котором застыла странная гримаса. Что-то среднее между крайним удивлением и омерзением, но никак не гримаса страха, как если бы он падал с высоты живым. Час от часу не легче – сплошные загадки.

Проверив карманы, я извлёк универсальную отвёртку, пару запечатанных пакетиков с обезвоженным биоэлектронным наполнителем, тестер межмолекулярных потенциалов. Больше в карманах ничего не было. Разжать кулак трупа не удалось – пальцы закостенели в мёртвом захвате.

– Если что-то обнаружите в кулаке, – предупредил медиколога, – сообщите.

– Всенепременно.

– Продолжай съёмку, – сказал я биокиберу-фотографу.

Биокибер ещё минут пять бегал вокруг трупа, наконец закончил съёмку и передал мне кювету с кристаллозаписью.

– Можете забирать, – распорядился я.

Биокиберы-носильщики быстро упаковали труп в пластиковый мешок, подхватили его и помчались к транспортному антигравитационному подъёмнику.

Борацци встал, спрятал флягу в карман, потянулся.

– Пора за работу. Вы будете присутствовать на вскрытии?

– Пожалуй, нет.

– Что, мутит, как от высотобоязни? – ехидно заметил он. – Хэ-хэ…

И медиколог нетвёрдой походкой зашагал вслед за биокиберами.

Вернувшись в коттедж, я передал кристаллозапись секретарю, активировал криминалистическую программу и велел провести анализ отснятого материала. Затем сел завтракать. День предстоял суматошный, и неизвестно, удастся ли вовремя подкрепиться. Надежда на то, что Ютта накормит обедом, как вчера, была весьма призрачной – уходя с плато, уж очень нелюбезным взглядом она меня одарила.

Минут через пять секретарь сообщил, что началось оперативное совещание, и координатор интересуется, буду ли я принимать в нём участие. Что ж, жизнь продолжается, и никто работы по созданию на Мараукане туркомплекса не отменял. И хотя сам недавно объяснял Ютте, за что нам здесь платят деньги, от участия в совещании отказался. Во-первых, работы планетолога на объекте номер восемь, именуемого «Усечённой Пирамидой», были завершены, а во-вторых, деньги мне платила не только фирма «Млечный Путь», но и ещё одна организация. И деньги немалые, которые я сейчас, уже не прикрываясь «легендой», должен отрабатывать.

«Легенда» лопнула, как мыльный пузырь, так и не понадобившись. И к лучшему – кроме неудобств, никаких дивидендов она не принесла. Теперь, с прекращением функционирования биочипов, некому было постоянно держать меня в тонусе, заставляя представляться посредственным планетологом, живущим на Земле в однокомнатной квартирке и с трудом сводящим концы с концами. Сама собой испарилась надоевшая до чёртиков высотобоязнь, да и жировые складки на животе начали исчезать, что вчера вечером в постели с удивлением отметила Ютта. Вот если бы ещё и мой возраст оказался «легендой»…

– Вас вызывает Уэль Аоруиной, – сообщил секретарь.

Что ж, этого следовало ожидать. Не может полномочный инспектор Галактического Союза не заинтересоваться происшествием со смертельным исходом.

Я включился, но изображение на экран не вывел – взгляд у каратоидян неприятный, гипнотизирующий, и при бездействующих биочипах не хотелось смотреть ему в глаза.

– Добрый день, уважаемый Саныш, – сказал Аоруиной. В углу тёмного экрана мигала зелёная точка – в отличие от меня он вывел моё изображение на экран.

– Я вас слушаю, многоуважаемый Уэль.

Обращение «Я вас слушаю» было самым распространённым приветствием у каратоидян.

– Вы не могли бы сообщить подробности происшествия на платформе и причину смерти вашего коллеги? – спросил он протокольным языком переводчика.

– Пока нет, глубокоуважаемый Уэль, – ответил я тем же протокольным языком. – Никакими другими сведениями, кроме обнаружения на плато трупа инженера-биомеханика Марко Вичета, я не располагаю. В настоящий момент ведётся следствие.

Аоруиной немного помолчал.

– Какую версию вы считаете предпочтительной: несчастный случай, убийство, суицид? – осторожно поинтересовался он.

– Ничего конкретного, глубокоуважаемый Уэль. Но, суицид, скорее всего, наименее вероятен.

– Почему вы так думаете, уважаемый Саныш?

– Потому, глубокоуважаемый Уэль, что ночью я разговаривал с Марко Вичетом и не заметил никаких психических отклонений в его поведении.

Аоруиной снова помолчал. Почему-то он не решался задавать прямые вопросы – быть может, его не устраивало то, что я не захотел визуального контакта?

– Попрошу вас держать меня в курсе расследования, – наконец сказал он.

– Всенепременно, глубокоуважаемый Уэль. Как что-нибудь выяснится, обязательно сообщу.

– Всего вам доброго, уважаемый Саныш.

– И вам, глубокоуважаемый Уэль.

Он отключился, а я тут же схватил чашку с кофе и выпил. Общение на официальном языке вызвало необъяснимую брезгливость, будто я разговаривал матом, и мне, как рафинированному чистоплюю, чего раньше за собой не замечал, захотелось прополоскать рот. Был или нет у Марко Вичета психический срыв, это ещё вопрос, а вот то, что у меня после отключения биочипов наблюдался психический сдвиг – сомнений не вызывало.

Настроение окончательно испортилось, и я, толком не позавтракав, спустил тарелки в утилизатор.

– Криминалистическая обработка видеоматериала закончена? – спросил у секретаря.

– Да.

– Докладывай.

– Расположение трупа, повреждения открытых частей тела: лица, кистей рук, – свидетельствуют о том, что потерпевший, скорее всего, упал с большой высоты. Видимых следов борьбы, которые могли бы указывать на то, что потерпевшего сбросили, не имеется. Вместе с тем выражение лица потерпевшего не соответствует характеру предполагаемого происшествия. Либо потерпевший был уже мёртв, когда упал с большой высоты, либо находился под действием наркотиков. Разрыв комбинезона у бедра визуальной идентификации не поддаётся.

– Это всё?

– Всё.

– Не густо…

Уж и не знаю, на что я надеялся – внешний осмотр большего дать не может. Кстати, что это за странный разрыв комбинезона, которого я не заметил?

– Покажи-ка прореху на комбинезоне.

На экране появился участок комбинезона на бедре Марко Вичета. Небольшой, сантиметров десять, с рваными краями, разрыв прятался между складками комбинезона, и заметить его было нелегко. Странный разрыв, будто Марко, падая на плато с платформы, с которой невозможно упасть, за что-то зацепился и порвал комбинезон… Как он мог зацепиться, если комбинезон выполнен из сверхобтекаемой ткани, за которую ничто не цепляется, даже рыболовный крючок?! Эту ткань можно разрезать только межмолекулярным лезвием, но тогда получится ровный разрез и уж никак не с рваными краями.

– Каким образом… – начал было я, но запнулся. Если криминалистическая программа не смогла идентифицировать причину разрыва, то секретарь большего не скажет.

– Что – каким образом? – переспросил секретарь.

– Ничего. Спасибо.

Я отключил экран и заказал ещё одну чашечку кофе. Непонятное чувство гадливости во рту не исчезло, и мысли непроизвольно переключились с загадочной прорехи на комбинезоне Марко Вичета на разговор с Уэлем Аоруиноем. Почему каратоидянин обращался ко мне «Саныш»? Во время разговора представлялось, что это нечто вроде «коллеги» по-каратоидянски, но сейчас я сомневался. Если «коллега» – то транслингатор так бы и перевёл.

– Что такое «саныш» по-каратоидянски? – спросил я.

– В каратоидянском языке нет слов, – не задумываясь, ответил секретарь.

Ах, да, общение каратоидян проходит в низкочастотном радиодиапазоне, поэтому ничего по-каратоидянски произнести невозможно.

– Тогда подбери, пожалуйста, все известные значения слова «саныш».

На этот раз секретарь ответил через минуту.

– В информотеке содержится четырнадцать различных значений слова «саныш». Устно зачитать, или вывести текст на экран?

– Выведи на экран.

– Саныш, – начал читать я, – название овальной гальки в приморских провинциях Каприониды (см. том «Каприонида», раздел «Курорты», глава «Неологизмы местного населения»).

Саныш – знойный сухой ветер в степях экваториальной области Спореи, предвещающий наступление засухи после сезона дождей (см. том Спорея, раздел «Степи и полупустыни»).

Саныш(ы) – неприступные игольчатые скалы в горных районах приполярья Алданузы (см. том Алдануза, раздел «Северное полушарие», подраздел «Горные массивы»)…

Я мельком проглянул список до конца. Географические названия, названия плодов (один из которых был ядовитым), название игры, чем-то напоминающей крокет… В общем, ничего похожего на то, из-за чего ко мне можно было обращаться как к «Санышу». В самом-то деле, не подразумевал же Уэль под этим словом овальную гальку на приморских курортах Каприониды или ручного зверька стапомидян?

Мне надоело ходить вокруг да около, и я спросил напрямую:

– Почему полномочный инспектор Галактического Союза Уэль Аоруиной обращался ко мне как к «Санышу»?

Ответ, на удивление, я получил быстро, и был он таким же прямым и исчерпывающим, как и вопрос.

– Саныш – искажённое Саныч. Устаревшее обращение к человеку по имени его отца, некогда бытовавшее среди славянских народов Земли.

– Не понял? – удивился я. – Причём здесь Саныш? Моего отца звали Виктуар.

– Об этом вам лучше спросить непосредственно полномочного инспектора Галактического Союза Уэля Аоруиноя, – ответил секретарь, и как показалось, не без ехидства. Не замечал раньше за системой жизнеобеспечения подобных ноток в разговоре, но поскольку я уже вторые сутки из-за отказа биочипов воспринимал окружающее в несколько искажённом виде, то посчитал интонацию за очередную аберрацию сознания. Но если за «врождённую» высотобоязнь я про себя постоянно пенял какому-то умнику из аналитического отдела, то за биочипы упрекать было некого. Их имплантировали по моему желанию.

– Спрошу, но попозже… – буркнул я, отключил дисплей, встал из-за столика и направился к выходу.

Выйдя на крыльцо, я увидел жутковатую картину – у края платформы висел в воздухе сине-фиолетовый фантом Марко Вичета, а под ним бесновался Куги, пытаясь в прыжке схватить фантом. Но ничего не получалось – вместе с имитантом синхронно подпрыгивал и фантом. Прыгали они как-то вяло, замедленно – видимо подзарядка у кугуара была на исходе.

В то, что фантомы каким-то образом причастны к смерти Марко, я не верил. Немногочисленные экспедиции на Мараукану пестрели сводками несчастных случаев во время непредсказуемых пространственно-временных сдвигов, из-за чего все галактические трассы проходили мимо этой области пространства. Но никогда несчастные случаи не связывались с фантомами. Даже намёка не было. Наоборот, иногда фантомы своим появлением предупреждали о тектонических сдвигах и тем самым спасали многие жизни.

Зато поведение Куги меня заинтересовало. Где Куги провёл ночь? Обычного скулежа под дверью я не слышал, а сильно разрядиться он мог только в том случае, если всю ночь где-то бегал.

Никогда интуиция так явственно не проявлялась во мне – почему-то казалось, что имитант был свидетелем несчастного случая с Марко Вичетом. Нелепое чувство, но ни подтвердить его, ни опровергнуть я не мог.

Фантом дёргался в воздухе, как марионетка, смотреть на него было неприятно. Для нормального человека образ пляшущего в воздухе покойника представлялся кощунственным, но чужеродные явления никогда не стоит рассматривать под углом антропоморфизма. В конце концов, меня тоже недавно скопировали, и, судя по реакции коллег, не я первым испытал на себе, что такое инверт.

Куги окончательно выдохся и уже не мог подпрыгивать, но, не в силах противостоять охотничьему инстинкту, измождённо дёргался, не сходя с места. Фантом оставил его и поплыл в мою сторону.

Разрядника, чтобы расстрелять фантом, у меня не было, и я, вспомнив, что случилось, когда прошёл сквозь фантом крысоида, заспешил прочь. Фантом догнал меня у коттеджа Марко Вичета, но никаких попыток атаковать не предпринял.

Переступив порог, я оглянулся. Фиолетовое подобие Марко висело у крыльца, кривлялось, дёргалось всем телом, открывало и закрывало рот. По одной из версий, преград для фантома не существовало, и ему ничего не стоило последовать за мной сквозь стену коттеджа, по другой – носителями фантомов являлись чрезвычайно малые, чуть ли не на субатомном уровне, материальные структуры, действующие наподобие кристаллоидных трансформеров, которые в разрознённом состоянии изредка проникали в помещения вслед за людьми, но опасались замкнутого пространства.

Я придерживался второй версии, но чем чёрт не шутит! Убедившись, что фантом не собирается следовать за мной, захлопнул дверь, но всё же пару минут выждал, не появится ли он сквозь стену. Не появился. В окно я увидел, как он медленно поплыл к краю платформы, а затем стремительно растворился в воздухе. Будто его и не было.

С утра в комнатах коттеджа хорошо поработал биокибер-уборщик, поэтому искать здесь какие-либо следы не имело смысла.

– Секретарь! – окликнул я систему жизнеобеспечения коттеджа.

– Я вас слушаю.

– Что здесь случилось ночью?

– Не… – секретарь запнулся точно так же, как в моём коттедже. – Вопрос не понят. Что вы подразумеваете под словами «случилось ночью»? Поставьте вопрос корректно.

Действительно, что я имел в виду? Если бы знал, не спрашивал…

– Корректно, так корректно… – вынужденно согласился я. – Чем занимался ночью Марко Вичет?

– Работал в лаборатории.

– А конкретно? Запись есть?

– Марко Вичет запретил без особого распоряжения вести звуко– и видеозапись.

Ещё одна ниточка оборвалась, но ничего удивительного – девяносто процентов людей ограничивают систему жизнеобеспечения. И я не исключение.

– До которого часа он работал?

– До двадцати пяти часов ноль восьми минут.

Я чуть не брякнул: «Это что ещё за время такое?» – но вовремя вспомнил, что в сутках Марауканы двадцать шесть часов тридцать две минуты. Плохо, всё-таки, без биочипов, вовремя подсказывающих подобные мелочи.

– А потом что он делал? Лёг спать?

– Потом… – Секретарь опять запнулся. – Сведений не имеется.

– Не понял? Ты же фиксируешь передвижение по дому?

– Да.

– Так ложился спать Марко Вичет или нет?

– Сведений не имеется.

– Он что, вышел из коттеджа?

– Сведений не имеется.

– Ты что – зациклился?

– Нет. Сбоев в моей работе не зафиксировано.

«Не зафиксировано…» Знакомая формулировка, слышал утром нечто подобное от навигатора.

– С какого момента появились сведения? – нашёлся я.

– С часу двадцати минут ночи.

– Что делал в этот момент Марко Вичет?

– Его в это время в коттедже не было.

– Не понял? А когда он вышел?

– Сведений не имеется.

Вот, значит, как… Похоже, некто, имеющий отношение к зацикливанию ассиста и отключению моих биочипов, «поработал» и здесь. Я прикинул в уме, сколько времени прошло с момента, когда Марко Вичет «прекратил работать» до «появления сведений» у секретаря – получилось ровно три часа. Вот тебе и раз! Выходит, этот некто, которого я ранее считал за нечеловека, хорошо разбирается в земном времени… Или наоборот – по каким-то своим соображениям он выбрал точный отрезок земного времени?

– Что происходило в коттедже с двадцати пяти часов ноль восьми минут до часа двадцати минут ночи?

– Сведений не имеется.

– А что происходило в час двадцать пять минут ночи?

– С часу двадцати минут до настоящего времени в коттедже ничего не происходило.

– Так-таки и ничего? А кто убирал в коттедже?

– Биокибер-уборщик. Стандартная процедура с пяти до половины седьмого утра. Разве вопрос о происходящем касался стандартных процедур? Перечислить?

– Нет, спасибо. Имеются ли в коттедже помещения, где биокиберу запрещено убирать до особого распоряжения?

– Да. Лаборатория.

Что ж, я не обманулся в своих ожиданиях – Марко Вичет вёл себя в коттедже, как и большинство специалистов.

– Ещё вопросы будут?

– Пока нет. Спасибо.

Лаборатория Марко Вичета напоминала собой нечто среднее между операционной и кунсткамерой. Посреди стоял огромный препараторский стол, задёрнутый дымчатой шторой, вдоль стен высились стеллажи с аккуратно расставленными прозрачными коробками термостатов, внутри которых покоились запчасти биокиберов. Многопалые кисти рук, клешни, щупальца, глаза для работы в различных спектрах освещения плавали в термостатированном инертном наполнителе, готовые в любой момент прийти на замену повреждённым органам функционирующих биокиберов.

Я отдёрнул штору и увидел на препараторском столе распростёртого биокибера-геолога с аккуратно вскрытым панцирем и опутанного проводами датчиков биопотенциалов и прозрачными трубками систем искусственного жизнеобеспечения. Ни один прибор не работал, остро пахло разлагающейся синтетической органикой. Я плохо разбираюсь в бионике, но одно мог констатировать точно – передо мной лежал труп биокибера, не подлежащий восстановлению. Не мог инженер-биомеханик оставить тело биокибера в таком состоянии, кто-то другой отключил аппараты и датчики. Докопался Марко Вичет до чего-то такого, из-за чего теперь сам лежал на операционном столе медиколога. Точнее, как выразился коммодор, на столе медиколога лежал не Марко Вичет, а его труп.

Работа Вичета была прервана в самом разгаре – у тела биокибера в творческом беспорядке валялись межмолекулярные скальпели, зажимы, биопотенциальные щупы, иглы, молекулярные сшиватели. Вместе с тем ничего не говорило о том, что трагедия с биомехаником произошла здесь или его увели насильно. Складывалось впечатление, что он отошёл на секунду по неотложному вызову, но так и не вернулся. А кто-то затем отключил оборудование… Надо привести сюда Борацци, быть может, он что-то подскажет – есть много общего в работе медиколога и биомеханика. Особенно сейчас, когда Борацци проводит вскрытие.

Я взял скальпель, повертел в руках, осмотрел, затем оттянул клапан кармана на комбинезоне и провёл по нему лезвием. Получился аккуратный, как по линеечке, надрез. Отложив скальпель в сторону, взял межмолекулярную иглу, проткнул клапан, и попытался иглой порвать ткань. Ничего не получилось – как ни старался тянуть иглу под разными углами, обтекаемая ткань комбинезона легко соскальзывала. Пожалуй, если загнуть иглу крючком, тогда что-то может и получиться… Я ещё раз внимательно осмотрел стол, но среди инструментов крючков не обнаружил.

– Марко вёл визуальную запись своих работ? – спросил у секретаря.

– Обязательно. Камера сбоку от лампиона.

С потолка, рядом с рефлектором, свисала на штативе видеокамера. Она была раскрыта, кювета с кристаллозаписью отсутствовала.

– Кто изъял кристаллозапись? – по инерции спросил я, зная наперёд, какой ответ получу.

Так и оказалось.

– Сведения отсутствуют.

Предвидя результат, я всё же покопался в регистраторе биопотенциалов, а затем в записывающем блоке мнемоскопа. Записи и там, и там были стёрты вчистую вместе с загрузочными программами, и аппаратура в таком состоянии представляла собой металлокерамический хлам. Любопытная ситуация – чтобы стереть загрузочные программы необходимо либо электромагнитное поле высочайшей частоты, либо температура выше девятисот градусов Цельсия. И то, и другое разрушает структуру носителя, но ни фонового излучения, ни следов воздействия высокой температуры на аппаратуре не имелось, а иные способы удаления загрузочных программ неизвестны.

Худшие предположения подтвердились. Раскопал Марко что-то такое, что стоило ему жизни. Жаль, что ночью, когда он связался со мной, мы не поговорили. Но кто мог предвидеть подобный оборот событий? С другой стороны, неизвестно, чтобы тогда со мной сталось, быть может, и я лежал бы сейчас в боксе у медиколога, ожидая своей очереди на вскрытие…

В сознании шевельнулось что-то тёмное, холодное и застыло ледышкой с острыми, болезненными гранями. За время работы в СГБ я не раз испытывал чувство опасности, но оно всегда возникало в силу объективных причин, обусловленных сложившимися обстоятельствами. Нормальный человеческий страх, достаточно легко обуздываемый трезвомыслящим человеком. Каждый в той или иной степени ощущает себя уникальным созданием, которое в любой ситуации сможет найти выход – наверное, из-за этого свойства сознания и появился миф о бессмертной душе. В бессмертную душу я не верил, верил только в себя, но то, что ощущал в данный момент, не имело ничего общего с испытываемым когда-либо прежде чувством опасности. Чувство было всеобъемлющим и неотвратимым, как рок, и будь я верующим, то сказал бы, что оно грозило не смертью моего бренного тела, а растворением в ничто бессмертной души.

Я отступил от препараторского стола, задёрнул штору.

– В лаборатории ничего не трогать, – глухо распорядился и направился к выходу.

На крыльце я расправил плечи, глубоко вдохнул. Не помогло. Краеугольная ледышка продолжала ранить душу острыми сколами, вызывая гнетущее состояние.

Тишина и спокойствие царили на верхнем ярусе платформы. С вечно безоблачного неба равнодушно светило красное солнце Марауканы, между домиками идиллического посёлка сновали биокиберы-газонокосильщики, пахло свежескошенной травой. И по этой траве, жалобно повизгивая, подползал к крыльцу Куги.

– Что, допрыгался? – сказал я. – Меру надо знать, охотясь за фантомами.

Куги виновато взвизгнул и, не доползя до крыльца метра три, замер, уронив голову в траву. Из-за многочисленных сборок складчатой кожи он напоминал груду рыжего тряпья.