Текст книги "Антропогенный фактор"

Я попытался вспомнить, чем занимались наши двойники. Мой прототип, если его так можно окрестить, экзоархеолог Любомир Сташев, прибыл на Торбуцинию в составе инспекционной комиссии Галактического Союза для оценки значимости находок экспедиции Минаэта. Гримур, понятно, имел двойника в лице Минаэта, Ктесий – его помощника Селлюстия, кстати, как и Ктесий, родом из колонии Новый Рим. Впрочем, если исходить из подслушанного мной разговора в коттедже коммодора, то Гримур и есть Минаэт, а Ктесий – Селлюстий. Облысевший Селлюстий.

Ютта Брегит… «Двойника» Ютты звали Ульфи Коннар, и была она штатным пилотом инспекционной комиссии Галактического Союза.

Мари Нолано… Имени двойника инженера-дорожника я вспомнить не мог, но, кажется, она была репортёром то ли журнала «Вестник экзоархеологии», то ли академического издания «Артефакты Вселенной». Прибыла на Торбуцинию отдельным рейсом задолго до появления на планете инспекционной комиссии. Странно, в общем-то, быть репортёром при её нелюдимости…

Здесь я поймал себя на противоречии и покачал головой. Невольно поддался версии, что на Торбуцинии действовали не двойники, а присутствующие на Мараукане оригиналы. Внешняя похожесть отнюдь не означает сходство характеров – вполне возможно, что репортёр, в отличие от Мари Нолано, была жизнерадостной и общительной женщиной.

Леонора Мшински… Гм..? А вот тут моя память отказала напрочь. Не помнил я её «двойника» и всё тут. Откуда же такая уверенность, что «двойник» нашего экзоархеолога, специалиста по негуманоидным культурам, был на Торбуцинии?

Вчера, когда знакомился с представительскими досье участников торбуцинианской истории, я точно помнил, что «двойник» у Мшински был, но сейчас, перебирая в памяти лица, вспомнить его не мог. Опять аберрации памяти из-за выключения биочипов? Только этого и не хватало!

– Предоставь мне вчерашнюю подборку о «зеркалах мрака», – попросил я секретаря.

С минуту секретарь молчал, и в мою душу закралось подозрение.

– Ну, что там? Чего копаешься?

– Данные о «зеркалах мрака» изъяты из информотеки… – как-то неуверенно пробормотал секретарь.

– Кем? – машинально спросил я, хотя ответ заранее был известен.

– Сведения отсутствуют…

Мог бы и не спрашивать. Интуиция у меня необычайно обострилась, хотя в конкретном случае была ни при чём. Слишком часто за последнее время слышал фразу «сведения отсутствуют», чтобы предугадать ответ. Зато с мнемографом интуиция не подвела – пытаясь воспроизвести ментаграмму вчерашнего анализа документов по Торбуцинии, я был уверен, что ничего у меня не получится. Так и вышло – воспроизведенное изображение получилось настолько размытым, что не поддавалось обработке.

– Достоверность ниже сорока процентов, – услужливо подсказал секретарь.

Еле сдержавшись, чтобы не послать его к чёрту, я промолчал. В конце концов, он не виноват, но мне очень хотелось на ком-нибудь сорвать злость.

Я прикрыл глаза, пару раз глубоко вдохнул, а затем попытался спокойно, по порядку, вспомнить лица всех «двойников». Не так, чтобы совсем ничего не получилось, но и не то, что нужно. Перед глазами возникло запрокинутое лицо Ютты – она смотрела на меня, тянулась ко мне, губы что-то шептали… Только вокруг была не привычная обстановка коттеджа, а каюта космического лайнера, и на Ютте был не оранжевый комбинезон, а форма пилота международных сил Галактического Союза.

– Самец! – зло процедил я в свой адрес и открыл глаза.

Однако привидевшаяся картинка ещё некоторое время продолжала оставаться перед глазами. Интересно, а было ли что-то между Любомиром Сташевым и Ульфи Коннар? Не знаю почему, но интуиция подсказала – было.

Глава двенадцатая

На платформе ничего не изменилось – красное солнце светило с сумеречного неба, зеленела трава, тихим шорохом шумел марауканский прибой. Тишь да гладь, да… Нет, божья благодать отсутствовала. Но вовсе не потому, что погиб Марко Вичет или Хорхе Чивер надоел всем чрезмерной набожностью. Идиллический пейзаж начинал раздражать своей статичностью.

Сбоку от крыльца послышалось жалобное повизгивание. Куги не захотел оставаться у коттеджа медиколога и приполз ко мне. Я нагнулся, погладил имитанта.

– Лежи здесь, выздоравливай, набирайся сил, – сказал ему. – И не вздумай следовать за мной – извини, у меня дела.

Я развернулся и зашагал к коттеджу Ктесия. Оглядываться принципиально не стал – имитант может принять взгляд за приглашение следовать за хозяином и поползти следом, растрачивая энергию. Куги, хоть и искусственное создание, но мне его было жаль.

– Входите, открыто, – хмуро донеслось из динамика, когда я поднялся на крыльцо и позвонил в дверь.

Я вошёл.

Ктесий сидел в кресле в дальнем углу гостиной, перед ним на столике стояла бутылка виски, термостатное ведёрко с кубиками льда, в руке он держал стакан. При виде меня Ктесий дёрнулся к бутылке, чтобы убрать её со стола, но, поняв, что прятать поздно, махнул рукой и откинулся на спинку кресла. Явно ожидал кого-то другого, и мой приход оказался неприятным сюрпризом.

– Распорядок нарушаете, – подойдя к столику, сказал я и уселся в кресло напротив. – Пьёте в рабочее время.

– Повод есть, – мрачно обронил Ктесий. – Вам налить?

Я отрицательно покачал головой.

– Что-нибудь выяснили? – спросил он, не сводя с меня глаз. – Как это случилось?

– Как случилось, не знаю, – сказал я. – Но кое-что выяснил.

– Что?

– Это убийство.

Ктесий, отвёл взгляд, шумно вздохнул и выпил виски из стакана до дна.

– Я так и думал… – пробормотал он.

– Почему вы так думали?

Ктесий снова вздохнул, помолчал, повёл плечами.

– Будь это несчастный случай, вы бы не стали приходить, а сообщили по видеосвязи, – сказал он, не глядя на меня.

Ответ мне не понравился. Слишком долго думал Ктесий, чтобы я ему поверил.

– Подозреваемые есть?

Я промолчал.

– Ясно… Всех будете допрашивать?

– Начну с вас, – не стал я ни переубеждать его, ни смягчать фразу. Но жёсткость моего тона никак не отразилась на лице Ктесия.

– С меня, так с меня, – спокойно согласился он. – Вас интересует, что я делал ночью? Спал и никуда не выходил.

– Свидетели есть?

– Свидетели? – равнодушно переспросил Ктесий. – Система жизнеобеспечения может подтвердить моё алиби.

– Секретарь! – окликнул я.

– Я вас слушаю, – отозвалась система жизнеобеспечения.

– Что делал Тулий Ктесий в двенадцать часов ночи?

– Спал.

– А в пять утра?

– Спал.

– Вот видите… – иронично усмехнулся Ктесий.

Я проигнорировал его замечание.

– А что делал координатор Тулий Ктесий с двадцати пяти часов десяти минут до часу ночи?

– Коор… – начал было секретарь, запнулся, помолчал, затем неуверенно сказал: – Сведений не имеется…

– Что?!

Ктесий привстал с кресла и недоумённо уставился на меня широко раскрытыми глазами. Вот здесь я ему поверил – чтобы так сыграть растерянность, надо быть великим артистом. Но объяснять ему ничего не стал.

– И всё-таки, что вы имели в виду, когда сказали: «Я так и думал»? Почему вы были уверены в убийстве Марко Вичета?

Ктесий насторожённо смотрел на меня в упор, у левого виска нервным тиком билась голубая жилка.

– Верите ли вы мне или не верите, – тихо, с расстановкой сказал он, – но я спал. И пока вы не докажете обратное, я нахожусь под защитой презумпции невиновности.

– Презумпция невиновности отнюдь не ограждает вас от помощи следствию. Я задал конкретный вопрос и хочу получить на него конкретный ответ: почему вы были уверены, что Марко Вичета убили?

– Я ответил на этот вопрос. – Ктесий овладел собой, отвёл взгляд, бросил в стакан пару кубиков льда, плеснул виски. – Не устраивает? – Он сделал маленький глоток и вздохнул. – Предчувствие у меня такое появилось… – тихо сказал он. – Или в предчувствие вы тоже не верите?

В этот раз и вздох, и тихий голос были откровенным наигрышем.

– До сих пор не могу понять, – усмехнулся я, – что у вас имя, а что фамилия: Тулий или Ктесий? Помогите разобраться, господин Селлюстий.

Координатор окаменел, лицо у него пошло серыми пятнами, осунулось, нервный тик сместился с виска на щёку.

– Да-а… – протянул он треснутым голосом и, так и не пригубив, поставил стакан на стол. – Когда в первый раз вас увидел, то сразу понял, кто вы. И что вы непременно докопаетесь до нашего происхождения… – Он поднял на меня глаза, но тут же отвёл взгляд. Глаза у него были потухшими, руки дрожали. – Верите вы мне или не верите, но мы не имеем никакого отношения к гибели Марко Вичета. В нашем положении лучше всего сидеть тихо и не высовываться. Надеюсь, вы понимаете…

– Понимать-то понимаю, – согласился я. – Не понимаю только, почему вы нарушили свои принципы и всё-таки «высунулись», а не сидели тихо, как до сих пор?

– Ничего мы не высовывались. Мы делали всё, что могли…

– Кто – мы? Вы и Гримур? Точнее – Минаэт?

Ктесий бросил на меня беззащитный взгляд, только сейчас поняв, что своим «мы» он выдал Гримура.

– Какое это теперь имеет значение… – Он махнул рукой. – Я же говорил, вы до всего докопаетесь…

– Вы полагаете, что участие в «Проекте «Мараукана» – это «сидеть тихо и не высовываться»? Что заставило вас прибыть сюда?

Ктесий молчал, глядя на стакан с виски потерянным взглядом.

– Вы не хотите говорить?

Вопрос наткнулся на ту же глухую стену.

– Вы не хотите говорить без Гримура? Так за чем дело стало – сейчас мы его вызовем. Секретарь!

– Нет! – Ктесий отпрянул от стола. – Не делайте этого!

От толчка бутылка опрокинулась, и виски забулькало на пол. Я взял бутылку за горлышко и аккуратно поставил на стол.

– Почему? Думаете, он обвинит вас в мягкотелости и предательстве? Полноте, только что вы признали, что я сам обо всём догадался.

– Не надо пользоваться связью, – глухо обронил он, по-прежнему не глядя на меня.

Я не стал задавать очередное «почему», но ответ мне опять не понравился – слишком точно нежелание Ктесия-Селлистия пользоваться связью соответствовало моим предположениям. Очень просто всё получалось, и в это не верилось. Я тоже предпочёл прийти сюда без приглашения.

– Тогда давайте сходим к нему, – предложил я.

– Сходить к коммодору? – переспросил он отрешённым голосом. – Можно и сходить… Не знаю только, что из этого получится…

Он взял стакан, повертел в руках, но пить не стал. Поставил стакан на стол и встал.

– Идёмте.

На всякий случай я пропустил Ктесия вперёд, но он не обратил внимания на мой манёвр и направился к выходу механической походкой. То ли отрешённо, то ли обречённо.

Когда мы вышли из коттеджа, Куги, таки приползший вслед за мной к крыльцу, жалобно заскулил и попытался преградить дорогу. Он уже частично подзарядился, и хотя былой резвости в его движениях не чувствовалось, передвигался вполне сносно. Я не стал его увещевать – не тот момент, чтобы обращать внимание на скулёж имитанта, – перешагнул и направился за Ктесием. Но Куги не оставил попыток обратить моё внимание на своё жалкое состояние и, подпрыгнув, заглотил кисть правой руки. Захват получился слабым, и я раздражённо смахнул кугуара на траву, стараясь не упускать Ктесия из поля зрения. Только игр мне сейчас не хватало! Погрозив кугуару пальцем, я поспешил за Ктесием. Куги снова жалобно заскулил и двинулся следом.

Мы не прошли и двадцати метров, как Ктесий вдруг остановился и мгновение к чему-то напряжённо прислушивался. Затем напряжение отпустило его, он сгорбился, плечи опустились, руки безвольно повисли.

– Всё, – тихо сказал он. – Началось…

Что началось, я спросить не успел.

Дверь коттеджа коммодора с треском распахнулась, и на крыльцо выскочил Араней. Его атака, как и у всех пауков-волков, была стремительной, тело неслось над землёй подобно торпеде по идеально прямой траектории, ноги мельтешили с неуловимой глазом скоростью. Я не успел среагировать, как из-за спины выпрыгнул Куги и, распахнув пасть до невероятных размеров, перехватил Аранея. Впервые я увидел, как плейширский складчатокожий кугуар по-настоящему заглатывает добычу – всё, что он раньше проделывал с моей рукой, выглядело игрой. Пасть захлопнулась, и тело, бугрясь от дергающегося внутри членистоногого, начало с натугой сжиматься. Вдруг кожа кугуара с одной стороны лопнула, в дыру просунулась когтистая паучья лапа, затем точно такая же лапа прорвала кожу с другой стороны. Куги, поднатужившись из последних сил, сжался ещё сильнее, внутри с характерным звуком хрустнул хитин, будто раздавили громадного таракана, и паучьи лапы задёргались в конвульсиях. Но и для Куги его последние усилия не прошли даром. Тело обмякло, начало сморщиваться, опадать, словно проколотый шарик, из дыр в коже, прорванных когтями Аранея, засочилась жёлто-зелёная слизь.

– Значит, не имеете никакого отношения к гибели Марко Вичета?! – в ярости прохрипел я, поворачиваясь к Ктесию.

Координатор не ответил. Лицо и лысина стали бледно-серыми, его трясло, как в лихорадке, он, не отрываясь, глядел на подёргивающиеся лапы Аранея. Затем ноги у него подкосились, и он опустился на колени.

Я оглянулся и увидел, как к нам, пошатываясь на негнущихся козлиных ногах, приближается коммодор. Не дойдя до тела Куги метров пяти, он ничком упал на траву, затем приподнялся на руках и посмотрел на координатора. И без того серое лицо коммодора стало почти чёрным, его покрывали крупные капли странного, маслянистого пота.

– Вот и всё, Селлюстий… – произнёс он шамкающим бесцветным голосом.

– Да… – эхом отозвался координатор. – Пора нам, Минаэт… Давно пора…

Я переводил взгляд с одного на другого – они стремительно старели на глазах. Кожа на лицах морщилась, покрывалась пятнами; чёрные, как смоль, волосы коммодора, начали седеть и клочками опадать с головы.

– Жаль Куги, – сказал из-за спины Борацци, обошёл меня и присел на корточки у тела кугуара. – Его уже не восстановишь…

Спокойный тон, с которым он констатировал происшествие, подействовал на меня подобно пощёчине, но я сдержался. Сознание работало холодно и чётко – похоже, медиколог ожидал чего-то подобного и, возможно, наблюдал за всем со стороны. Слишком быстро он появился, чтобы поверить в случайность.

Борацци натянул на руки перчатки, достал из кармана межмолекулярный скальпель.

– Отойдите, – попросил он через плечо. – Гемолимфа у Аранея чрезвычайно агрессивна, видите?

Он указал на почерневшую траву вокруг лужицы жёлто-зелёной слизи. Я послушно отступил на пару шагов и увидел на ногах медиколога защитные бахилы. Определённо, он не только предвидел, но и знал, что произойдёт.

Двумя резкими движениями Борацци вспорол имитанта, как мешок, и отбросил верхнюю часть в сторону. Жёлто-зелёная слизь хлюпнула на землю, и я увидел раздавленного Аранея. Не церемонясь, Борацци взял его за одну лапу и перевернул на спину.

– Всё верно… – сказал он. – Это не Aranei, а, скорее, Arachnida. Подойдите ближе, посмотрите.

Осторожно, чтобы не вступить в агрессивную слизь, я приблизился.

– Видите, – сказал Борацци, – на передних, более длинных лапах, так называемых хватательных, по одному когтю? А на беговых лапах когтей нет… А теперь посмотрите сюда – это то, что отличает паукообразных от пауков. Хвост, типа скорпионьего, только у данного вида он загнут не над брюшком, а под него. И тоже с одним когтем. Передними лапами он схватил Вичета, а когтем на хвосте разорвал комбинезон… Вполне возможно, что где-то под когтем расположен пазушный мешочек с парализующим ядом… В одном он просчитался – Куги, всё-таки, самообучающаяся биомашина, а не животное, и два раза на один и тот же приём не попадается…

Я нагнулся ниже, в нос ударил удушливый тлетворный запах.

– Ох, и вонища…

Борацци встревоженно оглянулся, подхватил меня под локоть и увлёк в сторону.

– Это не от него воняет, – покачал он головой. – Это от них… Не следует дышать трупным запахом, можно серьёзно отравиться.

На месте, где минуту назад стояли координатор и коммодор, высились две кучки оранжевого тряпья, залитого чёрной жижей, из которой проглядывали кости черепов и фаланг пальцев.

Я оторопел.

– Что это?..

– Знакомый эффект… – пробормотал Борацци. – Темпоральное старение… Таксидермисты для сохранения образцов фауны упаковывают её в темпоральную ловушку, внутри которой время останавливается, и экспонаты могут храниться вечно в первозданном виде. Но стоит отключить ловушку, как экспонаты начинают стремительно стареть, в соответствии с прошедшим временем… – Он покачал головой. – Однако экспонаты в темпоральной ловушке неподвижны – методика, позволяющая им двигаться и жить, не старея, неизвестна. То есть нам не известна.

– Вы полагаете..?

Я указал глазами на раздавленного Аранея.

– Да, я полагаю, – твёрдо сказал Борацци. Он заглянул мне в глаза и неожиданно хмыкнул. – Впервые верю, что вам действительно дурно. Идите-ка отсюда, в конце концов, возиться с трупами – моё дело. Сейчас вызову биокиберов-уборщиков и наведу здесь порядок.

Я развернулся и побрёл прочь. Только сейчас почувствовал, что меня поташнивает. И это была естественная реакция организма, а не искусственно внедрённая в сознание фобия, как высотобоязнь.

– Надеюсь, этим всё и закончится, – сказал мне в спину Борацци.

Но мне было настолько дурно, что я в это не поверил.

Глава тринадцатая

Приняв контрастный душ, мне удалось избавиться от подступивших к горлу рвотных спазмов, но избавиться от трупного запаха, как ни полоскал носоглотку, не получилось. Застрял запах в обонятельной памяти, и никакими дезодорантами и духами не перебивался. Одорантный синдром настолько выбил из колеи, что мысли смешались, начала болеть голова, и пришлось принимать медикаментозные препараты.

– Вас вызывает Уэль Аоруиной, – сообщил секретарь, когда я растирался полотенцем.

– Пусть подождёт пять минут, – буркнул я. – Видишь, душ принимаю? Мог бы сам догадаться и предупредить инспектора…

– Я так и сделал, – спокойно отозвался секретарь. – Заодно и вас предупредил, поскольку инспектор не отключился и ждёт на связи.

Набросив на себя халат, я посмотрелся в зеркало. От полоскания нос стал красным, распух, и никаких запахов, кроме трупного, не ощущалось. Снова побрызгался какими-то духами, но аромата не почувствовал, зато трупный запах вроде бы усилился. Похоже, напрочь лишился обоняния.

– Ждёт на связи… – раздражённо бормотал я себе под нос. – Не терпится узнать подробности…

Я взялся за ручку двери, да так и застыл, не открыв её. Навязчивый запах тлена сбивал с мысли, мешал аналитически осмыслить происшедшее, поэтому я только сейчас понял неадекватность восприятия трагедии. Нет, не Уэлем Аоруиноем, он-то как раз реагировал почти по-человечески, требуя от меня отчёта. А вот медиколог воспринял всё совсем по-иному – его гораздо более интересовал раздавленный Араней, чем останки Гримура и Ктесия, и экивоки в сторону того, что Борацци часто приходилось иметь дело с трупами, не могли служить оправданием. Он вёл себя так, словно они не люди, не его товарищи, с которыми он работал, а так, нечто несущественное. Как он сказал: «Идите, я здесь сам приберусь…» Будто невзначай уронил из трубки на ковёр табачный пепел и сейчас возьмёт веник, и подметёт.

Выйдя из душевой, я не стал связываться с Аоруиноем, а прошёл в спальню, достал из потайного кармашка чемодана жетон и опустил в приёмную щель кодов доступа к системе жизнеобеспечения.

– Знакомься, – приказал секретарю.

– Высший уровень допуска, – откликнулся он.

– Кто-нибудь предъявлял на платформе такой жетон?

Пару секунд секретарь помолчал, проверяя запрос в общей системе жизнеобеспечения, затем уклончиво ответил:

– Пока нет.

– Тогда заблокируй вход в коттеджи коммодора и координатора, и никого, кроме меня, туда не допускай. Кстати, за последний час в их коттеджи никто посторонний не заходил?

– Сорок две минуты назад вы заходили в коттедж координатора Тулия Ктесия.

– И больше никто?

– Больше никто.

Я вынул жетон, опустил в карман халата и направился в холл.

– Соедини с инспектором Аоруиноем, но изображение на мой дисплей не выводи.

– Здравствуйте, глубокоуважаемый Уэль, – сказал я.

– Здр… – начал инспектор, поперхнулся и просипел: – Простите, уважаемый Са… Вольдемар, у меня здесь сильный одорантный фон… Что это у вас так озонирует?

Я с трудом сдержался, чтобы не ухмыльнуться, – всё-таки он меня видел. У каратоидян две речевые формы: на дальние расстояния – радиочастотная, и на близкие – одорантная. Насыщенный аромат духов, которым я перебивал трупный запах, бил по восприятию Аоруиноя наподобие колокольного набата.

– Отключите свой одоратор, – посоветовал я.

– Уж-же… – сдавленно просипел Уэль. – Погодите минуту…

До меня донеслось жужжание то ли вентилятора, то ли молекулярного очистителя воздуха.

Не мне же одному мучиться навязчивым одоратным синдромом, злорадно отметил я. Вполне возможно, что аромат мужских духов для каратоидянина сродни трупному зловонию.

– Продолжим… – минуты через три всё ещё сипло проговорил инспектор. – Докладывайте, уважаемый… э-э… Вольдемар.

Я подробно изложил ему голые факты, оставляя свои предположения и выводы за рамками доклада.

– У вас всё, уважаемый Вольдемар? – спросил Уэль, когда я закончил. Сиплость в голосе пропала, и теперь он не заикался на моём имени. Всё-таки удивительно, что он по-прежнему в мыслях продолжает величать меня Санышем. Будь он человеком, это можно понять, но для каратоидянина с его абсолютной памятью…

– Да, глубокоуважаемый Уэль.

– То есть можно констатировать, что виновник смерти инженера-биомеханика Марко Вичета установлен? Не так ли, уважаемый Вольдемар?

– Да, глубокоуважаемый Уэль. Убийца Марко Вичета определён, но не выяснены причины происшедшего.

– Причины? – удивился инспектор. – Помилуйте, уважаемый Вольдемар, какие могут быть причины у дикого животного, когда оно убивает?

– А какие могут быть причины у дикого животного, – с нажимом спросил я в свою очередь, – выжигать мозг убитого человека? Если оно предпочитает вкушать печённые мозги и побежало в поисках зелёного горошка для гарнира, то вряд ли ему подходит определение «дикое». Вы не находите, глубокоуважаемый Уэль?

– Вы полагаете, Араней – разумный? – несказанно удивился Аоруиной. – Фи, право, уважаемый Вольдемар, как может один гуманоид поедать другого…

– Во-первых, я утрировал, – раздражённо произнёс я. – Во-вторых, не уверен в правильности перевода на каратоидянский, поскольку вы, глубокоуважаемый Уэль, вряд ли имеете представление, что такое зелёный горошек. Но смысл вы уловили правильно. В-третьих, гуманоид и разумный – всё-таки разные понятия. Понятие гуманности относится к моральным категориям, а мораль не всегда является отличительной чертой разума.

– Хорошо, уважаемый Вольдемар, допустим, Араней негуманоид, – легко согласился инспектор. – Тогда объясните мне, почему гуманоид Гримур держал разумного Аранея, пусть и негуманоида, в клетке? Что-то ваши моральные критерии здесь не работают…

– Не знаю, – честно ответил я. – Слишком много неясного. Именно поэтому хочу просить вас, глубокоуважаемый Уэль, повременить со свёртыванием работ по «Проекту «М» до окончания моего расследования.

– А почему вы, уважаемый Вольдемар, решили, что я собираюсь законсервировать работы по «Проекту «М»?

Настала моя очередь удивляться.

– Как, почему, глубокоуважаемый Уэль? Погибли три сотрудника проекта…

– Уважаемый Вольдемар! Приношу искренние соболезнования по поводу гибели трех индивидуумов вашей расы. Глубоко скорблю, но в то же время должен заметить, что причины их смерти не имеют никакого отношения к «Проекту «М». Я уполномочен приостановить работы или свернуть проект только в том случае, если ведению работ, а также нормальному функционированию будущего туристического комплекса, будут угрожать планетарные факторы. В смерти трёх особей вашей расы не усматривается проявление планетарных факторов Марауканы. Я бы сказал, что в данном случае преобладает антропогенный фактор. Поэтому работы по «Проекту «М» будут продолжены и проведены в утверждённые сроки и указанных объёмах. Что касается вашего расследования, уважаемый Вольдемар… то я не имею полномочий его запретить. Однако прошу, чтобы расследование не мешало вашей непосредственной деятельности. Я имею в виду деятельность… гм… планетолога. Всего вам доброго, уважаемый Вольдемар.

И он отключился, оставив меня в полном недоумении один на один с моими проблемами. Моими ли? Что подразумевал инспектор под моей «деятельностью… гм… планетолога»? В случайную оговорку, как и в его непреднамеренное заикание на моём имени, я не верил. Подразумевал ли инспектор под моей «деятельностью» деятельность Саныша? Любомир Сташев был экзоархеологом… Нет, это вряд ли – на платформе два экзоархеолога, причём живых и здоровых. И всё же почему-то казалось, что недомолвки и забывчивость инспектора каким-то образом связывают давние события на Торбуцинии с происходящим на Мараукане.

Я заказал очередную чашечку кофе и в ожидании забарабанил пальцами по столешнице. Пришло время подумать и систематизировать все факты. Причём начинать надо издалека, с того самого момента, когда я получил назначение на Мараукану. И даже ещё раньше – с возникновения проекта.

Итак, что мне известно о «Проекте «М»? Разработчиком проекта является известная туристическая фирма «Млечный Путь», специализирующаяся на различных видах экстремального туризма. Её туристические базы разбросаны, в основном, по сектору обитания человеческой расы и предназначены, прежде всего, для желающих испытать острые ощущения в экстремальных ситуациях, на грани риска между жизнью и смертью. Все туристические базы фирмы «Млечный Путь» находятся на стационарных орбитах вокруг планет с тектонически нестабильной планетарной корой, с гравитационными аномалиями, с агрессивными атмосферами, с резкими перепадами климатических условий, отличающихся ураганами, извержениями вулканов и прочими природными катаклизмами. Как правило, планеты молодые, находящиеся на стадии формирования; как правило, все туркомплексы располагаются на искусственных или естественных сателлитах, с которых осуществляется высадка туристических групп любителей экстремальных ощущений. Все турбазы оснащены сейсмологической, климатологической и прочей регистрирующей аппаратурой, способной предсказать за сутки тот или иной катаклизм, что позволяет сводить трагические происшествия к приемлемому минимуму.

Мараукана по своим характеристикам резко отличается от этого типа планет – древняя, с ровными климатическими условиями и чрезвычайно спокойной атмосферой. Что касается тектонической активности, то она, наряду с пространственно-временными сдвигами, обусловливается не естественными причинами, а техногенными, предсказать которые невозможно. Что и являлось основным аргументом департамента Галактического Союза по индустрии туризма и развлечений в неоднократном отказе фирме в строительстве здесь туристического комплекса. Упорство, с которым фирма «Млечный Путь» добивалась разрешения на освоение Марауканы, заслуживает особого внимания. Специалисты фирмы объясняли это желанием расширить горизонты своей деятельности, и когда я знакомился с документацией на подготовительном этапе, то нашёл подобную формулировку вполне естественной и приемлемой. Но уже непосредственно на месте я убедился в её несостоятельности. То есть для фирмы и ее ведущих специалистов, возможно, так и было, но кто-то умело манипулировал естественными желаниями фирмы расширить свою деятельность, преследуя какие-то свои цели. Скорее всего, этим и объясняется странный подбор контингента платформы…

Я вспомнил подслушанный через трансформер разговор Гримура с Ктесием. Странный разговор. Создавалось впечатление, что ничто их на Мараукане не интересовало, а находились они здесь исключительно потому, что не могли существовать без Аранея. Что и подтвердилось на практике – как только Араней погиб, Гримур с Ктесием скончались от стремительного старения естественной смертью, которой должны были умереть минимум пятьдесят лет назад. Из всего этого выходило, что не они распоряжались своей судьбой, а Араней заставил их принять участие в «Проекте «М». Не хотел бы я оказаться на их месте даже за обещание вечной жизни. Получить бессмертие в обмен на бессрочное служение паукообразному – злее доли не придумаешь… Впрочем, может быть, я и не прав. Возможно, у Минаэта-Гримура и Селлюстия-Ктесия с Аранеем сложились несколько иные взаимоотношения.

Ответы на вопросы о взаимоотношениях двух людей с паукообразным могло дать обследование коттеджей и досмотр личных вещей коммодора и координатора, но это может подождать… Стоп! А вот как раз обследование коттеджей оттягивать не следует. Если я прав в предварительных аналитических раскладках и за всем происходящим на Мараукане кто-то стоит, то следовало поспешить, чтобы не получилось как с биокибером-геологом. Слишком внезапной и нелепой выглядела смерть основных фигурантов. С точки зрения человеческой логики, Гримур и Ктесий, занимавшие руководящие должности коммодора и координатора «Проекта «М», были чуть ли не ключевыми фигурами в неизвестной акции. Но это только с точки зрения постороннего наблюдателя. Подслушанный разговор говорил совсем о другом: Гримура и Ктесия не интересовала Мараукана – они присутствовали здесь не по своей воле. Выходит, они были обыкновенными статистами, исполнявшими роль некоего прикрытия, абсолютно не ведая об истинных целях чужой акции. Тот, кто искусно навязал фирме «Млечный путь» «Проект «М» так, что фирма посчитала его своим собственным; тот, кто умело собрал одиозный контингент для реализации проекта, не мог столь бездарно пожертвовать ключевыми фигурами. Исходя из шахматной терминологии, неведомый игрок отдал пару бесполезных пешек на левом фланге, чтобы развить успешное наступление на правом. Или по центру.

Одним глотком допив остывший кофе, я поспешил к выходу, прекрасно понимая, что уже опоздал. Времени у моего неизвестного противника было предостаточно, чтобы успеть замести следы, к тому же я и понятия не имел, что нужно искать – ни фигурант, ни его цели мне были неизвестны. Тонкая ниточка, за которую я вроде бы ухватился, прибыв на Мараукану, оборвалась, и все приходилось начинать сначала.

Начал я с коттеджа Гримура и первым делом осмотрел клетку, в которой ещё совсем недавно сидел Араней. Толстые прутья были сделаны из металлокерамического сплава и покрыты слоем пористой платины, хорошо экранирующей биопотенциалы. Это понятно – чтобы никто из случайных гостей, обладающих хорошо развитыми мнемосенсорными способностями, не догадался о разумности Аранея. И то, что у клетки отсутствовала дверца, тоже понятно – чтобы исключить расспросы на таможнях, почему хищное животное транспортируется в клетке, из которой может сбежать. Интересно, каким же это образом Араней «выходил погулять»? Судя по многочисленным царапинам на прутьях, клетка служила пристанищем Аранею не один десяток лет, и понятно его желание иногда размять лапы на воле. В общем-то, загадка, каким образом он это делал, была второстепенной, и не стоило ломать над ней голову. Главное, что Араней имел возможность выходить из клетки, а как – не суть важно.