Текст книги "Антропогенный фактор"

Во время обсуждения плана работ Гримур, узнав, что на сегодня у планетолога нет загрузки, порекомендовал Ктесию направить меня на поверхность для контроля биокиберов, развёртывающих строительство турбазы. Так что я оказался прав, угадав, кому принадлежит инициатива по отправке меня на поверхность Марауканы. Вместе с тем прав только наполовину. Удивительно, но факт, – Ктесий попытался переубедить коммодора не загружать меня бесполезной работой, однако Гримур своего распоряжения не отменил.

А вот их разговор «на отвлечённые темы» я прослушал дважды. Странный это был разговор за журнальным столиком в холле, где коммодор и координатор пили любимый ими аристонский кофе.

Г р и м у р. …Вчера поздним вечером ко мне заявился планетолог и потребовал объяснений, зачем я выпускаю на прогулку опасного хищника.

К т е с и й (поперхнувшись). К-как?!

Г р и м у р. А вот так.

К т е с и й. А ты что, действительно выпускаешь Аранея на прогулку?

Г р и м у р. Он у меня не спрашивает. Сам иногда выходит.

К т е с и й. Как? Клетка вроде бы цельная?

Г р и м у р. Спроси что-нибудь полегче.

К т е с и й. М-да… И в этот вечер он тоже вышел «погулять»?

Г р и м у р. В том то и дело, что нет.

К т е с и й. Откуда же тогда Астаханов…

Г р и м у р. Не знаю! Араней сидел в клетке, и я показал его панетологу.

К т е с и й. И как отреагировал Астаханов?

Г р и м у р (с сомнением в голосе). Вроде бы поверил… Хотя мне показалось, что его страх и возмущение были наиграны.

К т е с и й. Ты всё-таки подозреваешь в нём агента СГБ?

Г р и м у р. В подобных проектах агент СГБ обязательно присутствует. Обнаружение установок марауканцев и овладение их технологиями однозначно приведёт к гигантскому скачку в области глобального воздействия на Пространство. Поэтому озабоченность надзорных служб Галактического Союза вполне естественна – эти знания не должны попасть в нечистоплотные руки.

К т е с и й (фыркнув). Мы с тобой уже обсуждали этот вариант. Судя по масштабам катаклизмов, установки марауканцев должны иметь циклопические размеры и находиться где-то в толще планеты. Тайком овладеть ими – нереальная задача.

Г р и м у р. Тайком, в открытую… Не наше это дело, пусть по поводу установок марауканцев головы болят в службе галактической безопасности.

К т е с и й. Нас-то каким боком это касается?

Г р и м у р (неуверенно). Н-не знаю… Предчувствие какое-то смутное…

(На некоторое время в холле воцарилось молчание. Подозреваю, что в этот момент Гримур с Ктесием смотрели на клетку с Аранеем, а он на них).

К т е с и й. Единственное, что не вызывает содрогания, это глаза. Я бы долго с ним не вытерпел.

Г р и м у р. Порой и у меня возникают мысли бросить всё к чёртовой матери, когда нахожусь далеко от Аранея. Но это уже невозможно. Всё-таки сто тридцать лет… Да и тебе кое-что перепадает.

К т е с и й (раздражённо). Ага! Облысел совсем, голова как бильярдный шар!

Г р и м у р (с иронией). А все думают – ты её бреешь… Какой у тебя возраст по представительскому досье? Сорок один год? Такими лысыми в этом возрасте не бывают.

К т е с и й (после некоторого молчания). Значит, ты считаешь, что Астаханов…

Г р и м у р. Скорее всего. Эта его странная высотобоязнь… Любой нормальный человек давно бы скорректировал свой вестибулярный аппарат.

К т е с и й (жёлчно). Как я бы избавился от своей лысины, а ты – от своей козлоногости!

Г р и м у р. Вот только с нами сравнивать не надо! А потом… Да чёрт с ним, агент он, или не агент. Нам-то какое до этого дело? Его проблемы нас не касаются. Как и наши – его. Кстати, помнишь, я тебе показывал странную схему, непонятным образом выплывающую на моём дисплее? Знаешь, что это такое? Схема марауканских катакомб под Пирамидой.

К т е с и й. Даже так? И каким образом…

Г р и м у р. Астаханов, когда отчитывался в своих исследованиях, сбросил моему секретарю результаты сканирования грунта. Пространственное расположение катакомб один к одному совпадает со схемой.

К т е с и й. А что означает зелёная пометка?

Г р и м у р. Тебя это очень интересует? Уж извини, но при сканировании грунта пометки не проявились. И лучше будет, чтобы мы о них ничего не знали. Именно это является делом агента СГБ, кем бы он ни оказался – Астахановым, или ещё кем-то, – а нам в его глазах лучше не светиться.

К т е с и й (вздохнув). Наверное, ты прав…

Г р и м у р. Не наверное, а точно.

К т е с и й. Убедил. Спасибо за кофе, пойду. Вечером заглянешь ко мне?

Г р и м у р. Обязательно.

Моя первоначальная версия рассыпалась, как карточный домик. Некоторые карты ещё оставались стоять, но они были отнюдь не козырными и вот-вот должны были упасть от дуновения пока отсутствующих фактов. В то, что передо мной разыгрывался спектакль, я не верил, да и биочипы показывали весьма высокую степень правдивости разговора. Была у коммодора с координатором своя тайна, но, похоже, она не имела никакого отношения к моей проблеме. Что-то вроде тайны личности, однако я ничего не имел права сбрасывать со счетов. Откуда, например, появилась детальная схема катакомб, да ещё со странной пометкой? Кому она нужна, и что за этим стоит?

Я ещё раз прокрутил в голове разговор Гримура с Ктесием и ввёл в ассист задачу разобраться, что собой представляет пересвист коммодора с Аранеем – «птичий язык», содержащий лишь эмоциональный фон, либо же хорошо развитое сильбо[2]2
  сильбо (итал.) – язык свиста.


[Закрыть]. И если это сильбо, то желательно предоставить перевод.

Ассист сделал выборку пересвиста из записанной трансформером сводки и запросил двенадцать часов для анализа. Дав «добро» я закрыл крышку ассиста, снял частотно-волновую блокаду и включил секретаря. Затем надолго задумался, перебирая в голове все факты сегодняшнего дня и пытаясь выложить из разрознённых кусочков мозаичное полотно. Естественно, цельная картина не вырисовывалась, но некоторые фрагменты всё же начинали просматриваться.

– Свяжи меня с Марко Вичетом, – попросил я секретаря.

Несмотря на поздний час, биомеханик не спал и отозвался на вызов. Экран загорелся, и я увидел Марко, сидящего в лаборатории за препараторским столом с лазерным скальпелем в руках и надвинутым на глаза оптическим забралом. На столике перед Марко лежал подёргивающийся сегмент какого-то биомеханического устройства.

– Не помешал? – корректно поинтересовался я.

– А как по-вашему? – буркнул он.

– Извините, тогда я свяжусь с вами утром.

– Нет-нет… – Марко неожиданно стушевался, отодвинулся от столика, отложил скальпель и поднял с глаз забрало. – Что вы хотели?

– Мне нужен биокибер для сбора образцов с поверхности, – сказал я.

– Сейчас?! – изумился он, глянув на часы. – Помилуйте, поздняя ночь…

– А завтра утром?

– Утром будет утро… – Марко неопределённо покрутил головой. – Постараюсь. Чем его снабдить?

– Плазменным резаком, контейнерами для сбора образцов… В общем, стандартным набором геолога.

– Понятно. Какую программу вложить?

– Тоже стандартную.

– Вы знаете, что в условиях работы на Мараукане из стандартных программ геологов-андроидов изъят раздел свободного поиска?

– Я в курсе. Чтобы он невзначай не отпилил в качестве пробы кусочек от какой-нибудь археологической ценности.

– Вас это устраивает?

– Вполне.

– Тогда ждите биокибера завтра утром, – кивнул биомеханик. – У вас ещё что-то ко мне?

– Это всё. Спасибо.

– Не за что. – Марко опустил на глаза забрало и наклонился над подёргивающимся сегментом. – Спокойной ночи… – пробормотал он, с головой уйдя в работу.

– Взаимно, – сказал я и отключился.

Однако пожелание Марко впрок не пошло. Недавнюю сонливость как ветром сдуло, и кофе здесь был ни при чём – в голове назойливо крутился разговор коммодора с координатором работ. Я бесцельно прошёлся по лаборатории, заглянул в спальню. Куги приподнял голову, недовольно заворчал, но, уловив моё состояние, шлёпнулся с кровати на пол и гусеницей пополз ко мне. Не любил он ночью тратить энергию, поэтому и выглядел хмурым и вялым. В конце концов его создавали как подушку для сна…

Мы вышли на крыльцо. Марауканская ночь опустилась на платформу, и светящиеся окна в коттеджах вызывали в душе странный, бередящий душу диссонанс нереальности происходящего. Не могло на мёртвой планете что-то светиться, поэтому свет в окнах выглядел столь же мистически, как огни Святого Эльма на кладбище.

В окнах коттеджа Марко Вичета свет не горел, хотя я только что разговаривал с ним и видел, что он увлечённо работает – по всей видимости, опустил на окна светонепроницаемые жалюзи. Зато из всех окон коттеджа Мари Нолано струился странный голубоватый свет – уж и не знаю, в какую голографическую игру можно играть, чтобы задействовать площадь всего дома. А коттедж Ютты был полностью погружён в темноту, но мне почему-то подумалось, что она не спит, а на окнах опущены такие же светонепроницаемые жалюзи, как и у Марко Вичета.

К Ютте я не пошёл. Отключив высотобоязнь, прошагал к краю платформы и сел, свесив ноги в темноту. Куги приплёлся ко мне, тяжело вздохнул и, улёгшись рядом, положил голову на колени. Вот уж кого не волновал вопрос высотобоязни – он и понятия не имел, что это такое.

Внизу раскинулось море мрака, над головой – чужое звёздное небо, и хотя всё, что могло напоминать Землю, осталось в темноте за спиной, в душе тлело щемящее ощущение чего-то близкого и родного, будто я сидел не на краю исследовательской платформы, зависшей над поверхностью мёртвой планеты, а находился на безлюдном высокогорье на Земле под знакомыми созвездиями и прибыл сюда после очень длительной, как вся жизнь, звёздной командировки. И усилившийся в ночи рокот марауканского прибоя казался настолько родным, что только теперь понималось, как его не хватало на чужбине.

Однако, как я ни пытался развеяться, чтобы мозг отдохнул, где-то на периферии сознания продолжался анализ разговора коммодора с координатором. Не интересовали их установки марауканцев, а именно эти установки, по предположению аналитического отдела, являлись отправной точкой моего расследования. Была у Гримура с Ктесием своя тайна, причём настолько несуразная, что нормальный человек в неё не мог бы поверить. Исходя из тех обрывочных данных, которые промелькнули в разговоре, следовало понимать, что Араней является своеобразным талисманом Гримура, якобы дарующим ему долголетие. Чушь несусветная. Но я почему-то в это верил. И ничуть не завидовал.

Глава восьмая

Проснувшись утром, я выпустил на прогулку Куги, заказал секретарю завтрак и уже собирался направиться в душевую, как прибыл биокибер-геолог. О четырёх ногах, что позволяло ему оперативно проводить бурение и долбить шурфы, с многочисленными щупальцами с зацепами и присосками для лазания по скалам, увешанный пробоотборниками и контейнерами для сбора образцов. Критическим взглядом окинув несуразную фигуру биокибера, я приказал ему ждать и пошёл в душевую. Но, и приняв душ, не стал давать задание, а сел завтракать. Следовало хорошо всё обдумать и загрузить биокибера массой бесполезной работы, среди которой будет и отбор интересующих меня образцов.

Попивая какао с гренками, я продумал ход работ и, закончив завтрак, создал над столом объёмную карту окрестностей Пирамиды. За прошедшие сутки панорама под платформой кардинально изменилась – строители очистили вершину базальтовой плиты от пеносиликата, возвели фундамент туристической базы и кое-где вдоль разлома начали ставить опорные мачты подвесной дороги.

– Подойди сюда, – приказал я биокиберу.

Он приблизился, повёл фотоэлементами по карте.

– Возьмёшь образцы базальта здесь, здесь и здесь, – указал я на карте. – Затем пройдёшь вдоль разлома, отберёшь пробы тут и тут, отметишь все осыпи. Здесь свернёшь к Пирамиде вдоль разметки будущей подвесной дороги и на пути отметишь все засыпанные пеносиликатной пылью древние разломы. У основания Пирамиды возьмёшь пробы тут и тут. Затем… – Я свернул карту и вместо неё развернул схему катакомб. – Спустишься в катакомбы, возьмёшь пробы с потолка и стен в этой комнате. В этой комнате отколешь образец с основания постамента, а в этой, – указал на комнату, помеченную зелёной точкой, – подберёшь с пола все неидентифицируемые предметы. Контейнеры промаркируешь, составишь описание, где и когда взят образец и доставишь сюда. Задание понятно?

– Да.

– Тогда идём. Отправишься на поверхность лифтом из коттеджа, таким же образом и вернёшься.

Проводив биокибера к лифту, я пошёл в лабораторию. До селекторного совещания оставалось полчаса, а я должен был ещё кое-что сделать. Но именно тут меня поджидал неприятный сюрприз.

Ассист зациклился. Причём настолько основательно, что не отзывался ни на какие команды – ни на голосовые, ни на тактильные. На экране с секундным интервалом попеременно вспыхивали две страницы, показывающие то пилообразную запись амплитуды свиста Аранея, то буквенную абракадабру первичной обработки сильбо. Судя по абсолютной белиберде текстовой расшифровки, анализ свиста Аранея зациклился в самом начале.

Такого просто не могло быть! Приложив недюжинные усилия, ассист можно разбить, вывести из строя, но чтобы он зациклился… Дилемма о Буридановом осле канула в Лету ещё при зарождении биоэлектронной техники и осталась только в азах логики и схоластики. Как самый распоследний во всех смыслах осёл не сдохнет от голода между двумя копнами сена, так и биоэлектронная техника никогда не зациклится на проблеме выбора.

Полчаса я пытался вывести ассист из состояния ступора, но все мои потуги ни к чему не привели. Даже выключить ассист не получалось. Квазиэлектронное сознание ассиста обратилось внутрь себя и теперь самозабвенно играло в чёт-нечёт, выбирая между человеческой речью и сильбо Аранея и не зная, что предпочесть. Слышал я, что иногда сознание квазиэлектронных устройств «сходило с ума», но, поскольку такое случалось чрезвычайно редко, гораздо реже, чем люди теряли рассудок, никогда не думал, что стану свидетелем подобного «сумасшествия». Впредь придётся рассчитывать только на свою голову да на биочипы. А трансформер в коттедже коммодора, похоже, потерян для меня навсегда.

Секретарь сообщил, что до начала совещания осталось пять минут, и я, тяжело вздохнув, закрыл ассист, отодвинул в сторону и включился в селекторную сеть.

В этот раз оперативное совещание протекало в конструктивном рабочем режиме без амбициозных высказываний и словесных перепалок. Вокруг виртуального стола в своих голографических отображениях собрались почти все члены «Проекта «М», не было только Ютты. Мрачно сидящий Холодков с распухшим носом, коротко доложил, что по предварительным данным вероятность возникновения очередного разлома в районе Пирамиды чрезвычайно мала, но для окончательного заключения ему понадобится две недели. Лю Джун начал было расписывать проектные характеристики будущего туристического комплекса, но Ктесий его оборвал, заметив, что архитектурные достоинства возводимых сооружений – личное дело фирмы «Млечный Путь» и её дизайнера, а его в данный момент интересуют сроки строительства. Лю Джун заверил, что всё идёт по плану, и если не возникнут непредвиденные обстоятельства, то строительство туристической базы завершится через восемь дней. Приблизительно ещё столько же времени займёт прокладка подвесных дорог. Очередь докладываться перешла ко мне, и я, памятуя о навязанной вчера нелепой инспекции биокиберов-строителей, в пространной форме изложил план геологических исследований района на ближайшую неделю, не преминув упомянуть, что уже послал биокибера для сбора образцов. Далее экзоархеологи изложили план сегодняшних полевых работ, ни словом не обмолвившись о вчерашнем требовании по консервации строительства. Видимо, к всеобщему удовольствию, решили дилемму Гримура в пользу постоянного присутствия на Мараукане специалистов Майлетского Ксеноисторического Центра при туристическом комплексе. В конце совещания медиколог и биомеханик заявили, что у них проблем нет. Когда же Ктесий попытался выяснить, чем конкретно в данный момент занимается Борацци, тот резонно заметил, что в древности падишахи платили жалование своим лекарям тогда, когда были здоровы, и прекращали платить во время болезни, поэтому и он будет докладывать на совещаниях только об экстраординарных случаях. Ктесий только развёл руками и, пожелав всем отсутствия экстраординарных ситуаций, завершил совещание.

Честно говоря, если бы специалист услышал изложение моего плана работ, меня бы уволили, поскольку составление геологической карты района на девяносто процентов происходит без участия планетолога – вся его работа заключается в закладке в аппаратуру вводных данных. Что я сделал ещё позавчера, и карта района уже находилась в памяти секретаря. Однако, если начальство считает, что планетолог бьёт баклуши и его надо направлять на любую, в том числе и бессмысленную, работу, то я приложу максимум усилий, чтобы этого избежать. Не первый раз сталкиваюсь с руководителями, которые полагают: если подчинённый думает, значит, он бездельничает.

Снова пододвинув к себе ассист, я открыл его и попытался разобраться в текстовом фрагменте, но из-за постоянного мигания экрана, ничего не получилось. Пришлось отснять изображение и распечатать на листе бумаги.

вдыаоцушкшукмьцуфщкторвунгнгнгурттшузх

зеркалойхмоальщшзцрянааюлогшзчернотыузщ

щзсстоугшрпнйзввьэхъслоагшиятаюпюуклшгр

тжыошкмгвардшкзраорргспыфлкмьджылокш

Пару раз прочитав бессмысленный набор букв, я отодвинул листок в сторону, но в это время неожиданно получил подсказку от одного из биочипов.

…зеркало…..черноты…..слоаг…..спыфл…

Я снова обратился к тексту и нашёл в нём подмеченные биочипом слова. «Зеркало» и «черноты» ещё были понятны, но причём здесь «слоаг» и «спыфл»? Почему, скажем, не «торвун», «моаль» или «гвард»?

Биочип не ответил, как не ответил и на вопрос: не являются ли «зеркало» и «черноты» случайным буквосочетанием. Вместо этого я получил странное резюме, что слова выбраны по наитию. Меня покоробило. Не хватало, чтобы вживлённые биочипы обладали сознанием – того и гляди, начнут делить между собой моё тело!

Я повертел листок в руках, а затем, повинуясь уже собственному наитию, сжёг его. Хотя, если честно признаться, какое там «наитие»! Обыкновенная предосторожность.

– Соедини с коттеджем Ютты Бригит, – попросил секретаря.

– В настоящий момент её нет дома. Но вам есть устное сообщение.

– Озвучь.

– Привет, Вольдемар, – раздался голос Ютты. – Сейчас раннее утро. Улетаю в район фторсиликонового моря – там обнаружился любопытный феномен. Буду вечером. До встречи!

М-да… Ясно, почему её не было на селекторном совещании… Но почему я ничего не слышал о феномене фторсиликонового моря, и никто о нём на совещании не обмолвился?

– Почему сразу не представил сообщение? – рассердился я.

– Таково требование адресата, – объяснил секретарь. – Озвучить только в случае запроса.

Хоть это понятно – похоже, Ютта из тех натур, которые предпочитают, чтобы мужчины зависели от них, а не наоборот, и когда такая зависимость становится явной, без сожаления прекращают отношения. Тоже своего рода проявление собственника – когда очередной «экспонат» оказывается в коллекции, начинается поиск следующего.

– Ответ будет? – спросил секретарь.

– Нет. – Мне отнюдь не хотелось оказаться в положении Холодкова. – Что там обнаружилось у фторсиликонового моря?

– Сведений об обнаружении чего-либо вблизи фторсиликонового моря не имеется.

– Не понял?! – удивился я. – А как же сообщение о феномене?

– Это феномен самого моря.

– Слушай, не умничай! – взорвался я.

– Тогда ставьте вопросы правильно, – обиделся секретарь. – Вы спросили, что обнаружилось у фторсиликонового моря, и я дал объективный ответ на конкретный вопрос.

– Буквоед… – пробурчал я. – Хорошо. Что собой представляет феномен фторсиликонового моря?

– Установлено, что амплитуда волн не зависит от их высоты и силы ветра и является постоянной величиной.

Я остолбенел. Любопытное явление с точки зрения физики колебаний, но, в общем, не более того. Однако именно на него вчера утром ссылался медиколог, когда отпустил едкое замечание о целесообразности моей инспекции биокиберов-стоителей.

– Когда и кем был установлен этот феномен? – осторожно поинтересовался я.

– О феномене сообщила вчера вечером в двадцать один час шесть минут Ютта Бригит. Феномен установлен в ходе обработки данных, полученных с автоматического зонда, посланного к фторсиликоновому морю четыре дня назад.

Выходит, я был прав, когда смотрел вчера вечером на окна коттеджа Ютты – не спала она. Но Борацци каков, а?! Алкоголика из себя разыгрывает, а о его пристрастии к спиртному в представительском досье ни строчки нет. И если учесть, что вчера он был единственным, кто знал, что собой представляет волейбольный мяч…

– Предоставить данные по феномену? – спросил секретарь.

– Нет, спасибо.

Я встал из-за стола. Вот если бы он предоставил дополнительные данные по медикологу… Но в его памяти ничего, кроме известного мне назубок представительского досье Борацци, не имелось.

Выйдя в холл, я достал из бара бутылку ординарной водки, сунул в карман и направился к выходу.

– Сообщишь, когда вернётся биокибер-геолог, – приказал я.

– Хорошо.

– Где бы я ни находился.

– Хорошо.

Когда я вышел на крыльцо, мне показалось, что на платформу началось нашествие фантомов – центр зелёного поля между коттеджами занимал призрачный замок готического стиля с островерхими башнями. Замок дрожал в воздухе, то одна, то другая башня вдруг оплывала, но тут же на её месте вырастала новая, другой конфигурации. Не замок, а этакая градостроительная гидра с отрастающими башнями-головами.

Куги сидел на крыльце и спокойно наблюдал за фата-морганой. При моём появлении он покосился на меня и снова уставился на призрачный замок. Будь это действительно нашествие фантомов, Куги бы уже метался внутри призрачного замка, разрывая его на части.

Я внимательно всмотрелся в фата-моргану и сквозь прозрачные стены замка на лужайке у одного из коттеджей увидел сидящих в креслах Хорхе Чивера и Лю Джуна. Архитектор и дизайнер моделировали проект туристической базы.

– Подойдём ближе, посмотрим? – предложил я кугуару, спускаясь с крыльца.

Куги шумно вздохнул и нехотя скатился вслед за мной по ступенькам. Насмотрелся он на искусственную фата-моргану до чёртиков, вот если бы я предложил поиграть…

По широкой дуге я обошёл голографическую турбазу и подошёл к Чиверу и Джуну.

– Доброе утро!

– Здравствуйте, – поздоровался Джун, а Чивер лишь рассеянно кивнул, перебирая пальцами по лежащей на коленях клавиатуре. Очередная башня рухнула, и вместо неё выросла новая.

– Не помешаю?

Чивер никак не отреагировал, а Лю Джун неопределённо повёл плечами. Свежо было в его памяти воспоминание о расчёске в супе, но, как интеллигентный человек, он не смог напрямую отказать.

Я обошёл их и стал за спинками кресел, чтобы видеть одновременно дисплей на коленях Чивера и голографическое изображение туристической базы. Куги пристроился шагах в двух от нас на солнышке.

– Вы опять за своё, – покачал головой Лю Джун, заглядывая на дисплей. – Не путайте храм с увеселительным заведением.

– О боге нигде не зазорно вспоминать, – пробурчал Чивер. – Я не знаю верующего, который бы снимал нательный крест в публичном доме.

– А я не знаю верующих, которые бы позволили себе совокупляться в храме, – парировал Лю Джун. – В христианском, конечно… Что это за башня? Вы бы туда ещё колокол подвесили.

– Да?

Чивер оторвался от клавиатуры и в упор посмотрел в глаза Лю Джуну.

– Ни в коем случае! – ужаснулся дизайнер. – Уберите башню! Мы строим туристический комплекс, а не церковь. Здесь будут останавливаться туристы различных рас, различных вероисповеданий, в том числе и неземных!

– И даже атеисты, – добавил я.

– Да! – с благодарностью оглянулся на меня Лю Джун. – Вольдемар, хоть вы ему объясните… – Тут он, вероятно, вспомнил мою вчерашнюю интерпретацию находки экзоархеологов, и его передёрнуло. – Только без инсинуаций, пожалуйста.

– С удовольствием, – сказал я, игнорируя последнее замечание. – Я бы на этой башне повесил не колокол, а клетку с пауком из холла Сильвера. А на заднем плане поставил бы чёрное зеркало…

Лю Джун с недоумением уставился на меня, а Чивер выпрямился, повернулся ко мне лицом и ожёг взглядом.

– Сатанист! – проронил он с чувством.

– Не надо на меня навешивать ярлыки вашей религии, Хорхе. Атеизм подразумевает неверие не только в бога, но и в чёрта.

– Вольдемар… – укоризненно покачал головой Лю Джун.

– Понимаю, – кивнул я. – Не буду мешать. До свиданья.

Я развернулся и зашагал к коттеджу Борацци.

– Куги, идём. Ты хоть и не атеист, но тоже неверующий. Не наше дело вмешиваться в теологические диспуты.

Кугуар сорвался с места и запрыгал за мной.

Не получился у меня тест – упоминание «чёрного зеркала» вызвало у Чивера и Джуна слишком многозначную реакцию, которую можно трактовать как угодно. Быть может, следовало сказать «зеркало черноты»? И добавить «слоаг» и «спыфл»? Боюсь, тогда бы Хорхе не только обозвал меня сатанистом, но мог и по этому самому «спыфлу» врезать… Ни по «спыфлу», ни по морде получать не хотелось.

Медиколог долго не открывал – то ли работал, то ли спал, то ли прятал что-то, как Гримур своего паука. Но наконец-таки появился на пороге. Хмурый, с осунувшимся лицом и недовольным взглядом.

– Доброе утро, Рустам! – сказал я, широко улыбаясь.

– Вы уверены? – спросил он, с подозрительностью осматривая меня сверху донизу. Затем переступил порог и глянул на небо. – Гм… Действительно доброе… Но оно здесь всегда такое. – Он снова повернулся ко мне. – Что в этот раз надо? Медицинская помощь?

– Какой вы неприветливый, – покачал я головой. – А просто так зайти нельзя?

Борацци вновь с подозрительностью посмотрел на меня, прошёлся по комбинезону взглядом и задержал его на оттопыривающемся надколенном кармане.

– Для просто так надо пропуск иметь… – пробурчал он, не отрывая взгляда от моего кармана.

– Такой подойдёт?

Я вынул бутылку водки.

– Это другое дело! – воспрянул духом Борацци, отбирая бутылку. – Прошу! – Он пропустил меня в дверь и выставил ногу перед Куги. – А тебе вход заказан! С предателями не пью.

– Он тоже, – попытался я защитить имитанта.

– Что – тоже? Я его не предавал!

– Я имел в виду – не пьёт.

– Ага. И не курит. И девки его не интересуют. – Борацци захлопнул дверь перед носом кугуара. – Короче, нам неровня.

– Сюда! – театральным жестом с бутылкой в руке указал он на диван возле бара в противоположном конце холла.

Шагнув к дивану, я непроизвольно оглянулся на угол за дверью. Естественно, никакой клетки с пауком там не было, как не было ничего и в прошлый раз. Впрочем, в прошлое посещение медиколога я по углам не заглядывал… Интересно, чем занимался Борацци, что так долго не открывал? Работы у него сейчас, вроде, нет – все живы, здоровы… С другой стороны, учитывая специфичность хандры медиколога, вряд ли он предполагал, что к нему стучатся с бутылкой водки.

– Присаживайтесь, гость дорогой! – суетился вокруг столика Борацци. – Вы завтракали?

– Да.

– Значит, лёгкую закуску… Многие предпочитают под водочку солёные огурчики, грибочки, а я – маринованный кронгийский папоротник. Не пробовали?

– Не приходилось.

– Многое потеряли. Под него – цистерну водки можно выпить.

– Так уж и цистерну?

– Я же не утверждаю, что в течение дня, – хитровато улыбнулся медиколог.

– Мне столько за жизнь не выпить… – вздохнул я.

– Не прибедняйтесь!

На столике появились рюмки, блюдца, минеральная вода, затем, после минутной паузы, Борацци вынул из окошка бара блюдо с заказанным маринованным кронгийским папоротником. Вряд ли натуральным, скорее всего, синтезированным. Как вчерашние творог и сметана в сырниках Ютты. Кроме тёмно-зелёного цвета, кронгийский папоротник ничем не напоминал своего земного растительного тёзку. Вполне возможно, что он и не относился к растительному миру, но по нарезанным толстым ломтям с фиолетовыми прожилками невозможно было определить его первоначальный вид. Как по Куги никогда не скажешь, от кого он получил название вида.

Борацци сел напротив, взял в руки бутылку, ознакомился с наклейкой.

– Отборная, касторийская, – прочитал вслух. – М-да… Синтетика. Вчера был натуральный продукт… – с сожалением протянул он. – И почему в кухонных синтезаторах запрограммирован запрет на производство спиртных напитков? Думаю, не хуже этой отборной были бы.

Я деликатно развёл руками. Не будь такого запрета, Борацци, определённо, ушёл бы в запой.

– Первую – по полной.

Он откупорил бутылку, налил в рюмки. Странно, лицо медиколога выражало страстное желание выпить, но рука была твёрдой, не дрожала.

– За что выпьем? – спросил я, поднимая рюмку.

– За что? – удивился Борацци, с трудом удержав руку у рта, но тут же нашёлся: – Дежурный тост медикологов: за жизнь. Как самую неотвратимую смертельную болезнь. Ибо, чем дольше живёшь, тем меньше остаётся.

И выпил залпом.

– Вам, медикологам, виднее, – сказал я, пригубил водку и отставил рюмку. Только сейчас понял, что реплика: «первую – по полной» – и была тостом.

– Закусывайте, – предложил Борацци.

Я взял ломтик кронгийского папоротника, попробовал. По вкусу он напоминал квашеную морковь, только более пряную.

– Неплохо, – похвалил я, хотя под водку предпочёл бы традиционные грибочки.

– Не неплохо, а замечательно! По второй?

Не дожидаясь ответа, Борацци налил себе, капнул в мою почти полную рюмку, не упрекнув, что я не выпил. Похоже, даже обрадовался, что ему больше достаётся.

Я иронично поджал губы.

– А теперь что – за смерть?

– Для того чтобы пить, достаточно одного тоста, – резонно возразил он. – Прозит…

Он поднял рюмку и снова выпил. Я опять лишь пригубил. Пил, надо понимать, Борацци не только без тостов, но и в одиночку. Преимущественно.

– В окно не выглядывали?

– А что там нового? – Он равнодушно пожал плечами. – На этой планете пейзаж настолько стабилен, что впору удавиться.

– Архитектор с дизайнером воздушные замки строят.

– А… Колокольни да часовни… Так и подмывает ради смеха запараллелить голографический блок и возвести на макете парочку минаретов.

Я хмыкнул. Рисовался медиколог своим равнодушием. Был он в курсе всего, что происходит на платформе.

– Вы что – воинствующий атеист?

– Нет. Закоренелый прагматик. Как и все медикологи. Слишком часто приходится копаться в человеческих телах, устраняя божьи недоделки и возвращая людей к жизни, чтобы поверить в существование бессмертной души. В момент смерти дух из тела выходит, – запах, смею заверить, весьма мерзопакостный, – но вот отлетающую в райские кущи душу никто не видел. Поэтому моё кредо – живи, пока живётся. А что будет после смерти, если будет, начнём выяснять после смерти. Прозит!