Текст книги "Антропогенный фактор"

Ещё с минуту пол под нами сотрясался, проседал, в недрах платформы что-то скрежетало и ухало, а затем наступила тишина.

– Слезь с меня, – прогнусавил Эстасио. – Ты мне нос разбил…

– И мне каблуком по затылку врезал, – пробурчал Лю Джун, спихнул на пол Чивера и сел на диване.

Чивер встал на четвереньки, ощупал себя.

– Вроде бы цел… – сказал он, попытался встать, но ничего не получилось – пол коттеджа накренился градусов под тридцать.

Чивер взобрался на диван, посмотрел на меня, и глаза его округлились.

– А Астаханову хоть бы что…

Я стоял на покатом полу, как на ровной горизонтальной поверхности, и не испытывал никаких неудобств, но, мгновенно оценив шокирующую ситуацию, снова обрёл вес и накренился в соответствии с силой тяжести. Кажется, никто, кроме Чивера, не успел заметить моей неадекватной позы.

– Так и в боге можно разувериться… – помотал головой архитектор.

– А вы разве в него верили? – спросил я.

– Если бы не верил, – серьёзно заявил Чивер, – никогда бы не согласился на роль фанатика.

– А почему такая тишина? – неожиданно спросил Лю Джун.

Все прислушались.

– Да нет, – прогнусавил Эстасио, вытирая распухший, окровавленный нос платком. – Прибой по-прежнему в ушах шумит…

– Я не о том! – поморщился Лю Джун и вопросительно посмотрел на меня. – Почему прекратилась тектоническая деятельность?

– Потому что планетарный реактор завершил пуско-наладочную программу и вышел на режим ожидания. До половины первого всё будет спокойно.

Я подошёл к столику, вызвал секретаря и запросил данные о функционировании систем жизнеобеспечения. Большинство систем вышло из строя, но генератор охранного поля продолжал удерживать земную атмосферу над платформой. А это сейчас было главным. Не для меня, для них.

– Рекомендую до половины первого не выходить из коттеджа, – сказал я. – Затем можете связаться с СГБ и вызвать спасательную экспедицию. Кажется, в двух парсеках отсюда сосредоточена флотилия из десяти боевых кораблей Галактического Союза, не так ли? Они вас быстро эвакуируют.

– А… – начал было Лю Джун, но я его оборвал.

– Никаких тополого-хронологических возмущений вокруг Марауканы больше не будет.

Я окинул взглядом троицу агентов СГБ. Странный у нас подобрался контингент. Четырнадцать человек и один каратоидянин. Пока меня не «разбудили» и я ощущал себя только человеком, то предполагал, что среди членов контингента «Проекта «М» находятся всего два агента службы галактической безопасности – я и ещё кто-то. Либо Борацци, либо Ютта. Ошибся на все сто процентов. Пятеро членов проекта, включая меня и каратоидянина Аоруиноя, не имели отношения к расам Галактического Союза, двоих – Гримура и Ктесия – привёл за собой слоаг, а агентов службы галактической безопасности было пять. И только трое, вроде бы, не имели никакого отношения к истинному значению «Проекта «М» – экзоархеолог Тумаду Исорци, физик-тополог Энтони Холодков и медиколог Рустам Борацци. Но в отношении последнего я не был полностью уверен. Слишком много он знал, но кого представлял, я не мог вычислить.

– Зачем вам понадобилось следовать за нами? – недоумённо пожал я плечами. – Наша миссия на Мараукану не имеет никакого отношения к безопасности Галактического Союза. Ваш аналитический отдел с почти стопроцентной вероятностью рассчитал, что ни воспрепятствовать нам, ни разобраться, что такое «зеркала мрака», мы вам не позволим. К чему тогда вся операция?

– Вот и добирались бы сюда своим ходом, а не использовали наши средства, – жёлчно заметил Эстасио. – Вы не предоставляли Галактическому Союзу меморандум о характере своих действий! Тот же аналитический отдел предсказал возможность глобальной катастрофы.

Здесь он был прав, и возражать не имело смысла. В конце концов до своего «пробуждения» и я мыслил так же.

– Надеюсь, вы мои рекомендации выполните, – сказал я. – И посоветуйте сделать тоже самое Исорци и Холодкову – они здесь вообще ни при чём. Не нужно бесполезных жертв.

Никто мне не ответил, и тогда я развернулся и вышел, неуклюже ступая по покатому полу. На данный момент они со мной согласились, но кто мог предсказать их действия через минуту? Люди…

Верхняя палуба платформы напоминала собой зелёный косогор, левым краем, как в снег, воткнувшийся в пеносиликатное плато, а правым задравшийся в небо, наполовину закрытое циклопической Усечённой Пирамидой. Гнетущее зрелище.

Меня уже ждали. Посреди платформы, на том самом месте, где недавно прошла траурная церемония, стояли Нолано и слоаг. Нолано стояла неподвижно, а слоаг нетерпеливо переминался на паучьих лапах. Не любил он перевоплощений, и теперь радовался тому, что необходимость в мимикрии отпала. Только сейчас я понял, почему был уверен, что Элеонора Мшински участвовала в событиях на Торбуцинии, хотя никаких доказательств её присутствия там не было. Её действительно там не было, а был слоаг, о чём мне и подсказало подсознание.

– Саныш…

Из-за угла коттеджа вышла Ютта и подошла ко мне.

– Вольдемар, – снова поправил я.

– Какое это теперь имеет значение? – пожала она плечами.

– Для тебя, Ульфи, Мария и прочая, никакого. А для меня – большое, – не согласился я. – Я остаюсь, и я здесь Вольдемар. Любомир Сташев умер пятьдесят лет назад.

– А я – ухожу…

Она заглянула мне в глаза, и я прочитал в её взгляде безмерную грусть.

– Знаю, – сказал я и отвёл взгляд в сторону. Ни утешать её, ни предлагать остаться я не собирался. Бесполезно и ни к чему. Каждый из нас уже всё решил сам. Давным-давно.

– Ты больше грустишь о Куги, чем обо мне… – неожиданно сказала она.

– Чего ты хочешь? – резко оборвал её я, не желая продолжать разговор на эту тему. – Что вы от меня хотите? Я же чувствую, что вам от меня что-то надо. Что?

Ютта помолчала, с трудом переключаясь с больной для неё темы. Наконец собралась, и голос её зазвучал спокойно и бесстрастно:

– Мы обыскали все катакомбы, но нигде не нашли Портала.

– Плохо искали, – усмехнулся я, старательно пряча информацию о Портале в глубину сознания, чтобы никто не смог её прочитать.

– Но мы знаем, что ты знаешь, где он находится.

– Знаю.

Они поняли, что я не собираюсь им помогать, и тогда в разговор вмешался Аоруиной.

«Чего ты добиваешься?» – спросил он.

«Свои требования я выдвинул пару часов назад».

«Ты хочешь оставить их в живых, чтобы о нас знали в Галактическом Союзе?»

«А какое это теперь имеет значение? Когда вы уйдёте, последний Портал закроется, и никто не в силах будет вас достать. Даже я».

«Если мы не уйдём и не закроем за собой Портал, то через полтора часа, когда вспышка сверхновой Патимата активирует планетарный реактор, в Галактике начнутся такие пространственные возмущения, что она станет напоминать собой нынешнее пеносиликатное плато. Ты ставишь жизнь нескольких человек против существования Галактического Союза?»

Я невольно бросил взгляд на испещрённое свежими тектоническими разломами плато. Хорошее сравнение нашёл Аоруиной. Портал нужно закрыть, и тогда пространственные возмущения коснутся только Марауканы.

«Неверно. Да, Галактический Союз распадётся, некоторые цивилизации, не рассредоточенные по обширным секторам, погибнут, но жизнь в Галактике не умрёт. Однако в такой исход я не верю. Вы согласитесь на мои условия, так как слишком любите бессмертие, чтобы позволить себе кануть в небытие».

Это было, как пощёчина, и я ощутил, что они содрогнулись.

«А ты не любишь бессмертие?!» – возмутился Аоруиной.

«В отличие от вас, я с каждым новым воплощением отключал память, поэтому мне известно, что такое небытие. Я уже давно в гораздо большей степени человек, чем спыфл. Вашего во мне осталось всего ничего».

«Вашего… – раздумчиво протянул Аоруиной. – Знаменательные слова. Теперь я верю, что ты человек».

На некоторое время воцарилось молчание.

«Согласен», – наконец изрёк он.

Я повернулся лицом к Ютте.

«Да», – сказала она.

Тогда я посмотрел на Нолано и слоага.

«Согласна», – кивнула Мари.

Дольше всех молчал слоаг. Он переминался с ноги на ногу и о чём-то долго, экранируясь от меня, переговаривался с Аоруиноем на повышенных тонах. Но наконец и он сказал: «Да». Я его понимал – на Торбуцинии он тоже познал, что такое небытие.

– Портал находится в катакомбах в комнате, помеченной на схеме пульсирующей зелёной точкой, – вслух сказал я.

«Нет там ничего, – жёстко отрезал слоаг. – Во всех комнатах катакомб только пустые каркасы давно отработанных переходных мембран».

– Вы сейчас ищете Портал, а не одноразовую переходную мембрану, – снисходительно заметил я.

«Минимальная площадь Потала не менее пятисот квадратных метров. По своим размерам он никак не может находиться в катакомбах!»

– Может. Когда тебя воспроизводили в витализаторе из одной клетки, кое-что в твоей памяти не восстановилось. В режиме ожидания Портал сворачивается до размеров переходной мембраны.

Мне никто не поверил, и тогда я, не став тратить слов попусту, воспроизвёл в памяти комнату катакомб, где нашёл волан, принесённый туда фантомом как подсказку для нас. Осыпавшийся со стен слой пеносиликата обнажил край Портала, который я, будучи Астахановым, принял за вертикальную трещину.

Только тогда мне поверили. Нолано и слоаг развернулись и побежали к краю платформы в сторону катакомб. Когда они спрыгивали с платформы, я невольно улыбнулся – Нолано практически не отстала от стремительно несущегося слоага. Потом я уловил, как в своём герметическом отсеке с аммиачной атмосферой заворочался «уважаемый Уэль», втискиваясь в кокон каратоидянского скафандра, и снова повернулся лицом к Ютте. Она сделала шаг за Нолано и слоагом, но затем остановилась и посмотрела на меня.

– Можешь не беспокоиться о Исорци и Холодкове. Я их заперла в коттедже, и без посторонней помощи они оттуда не выберутся.

– Спасибо.

Мы понимали, что больше никогда не увидимся. Не знаю, что видела она в моих глазах, но в её застыли боль и грусть. Кажется, она хотела сказать: «Прощай», но усилием воли сдержалась. Подошла ко мне, погладила по щеке, затем поцеловала в губы.

Я не ответил. Тогда Ютта последний раз заглянула мне в глаза, повернулась и пошла вслед за Нолано и слоагом. И пока шла к краю платформы, ни разу не обернулась. В ней тоже многое появилось от человека, но не настолько, чтобы она осталась.

Когда Ютта спрыгнула с платформы на плато и исчезла из вида, я вдруг ощутил необычайную пустоту и потерянность. Работа Наблюдателя закончилась, и что мне теперь делать, чем заниматься, я не знал. Оглядевшись вокруг, я вздохнул и побрёл вверх по наклонной плоскости верхней палубы к своему коттеджу. Но заходить не стал, а обогнул его и направился к краю платформы, где мы не раз сидели с Юттой. По странному стечению обстоятельств именно это место оказалось самой высокой точкой, нависающей над плато.

Прямо подо мной, подпирая край платформы, высились руины туристического комплекса, а в километре на юго-запад из пеносиликата на глазах вырастал чёрный овал Портала. Правы были легенды – идеально плоская мембрана Портала действительно напоминала гигантское зеркало, казавшееся из-за своего беспросветного мрака объемным, а потому притягательным, гипнотизирующим взгляд.

Я сел на край платформы и свесил ноги. У основания Портала, в ожидании, когда он полностью развернётся, стояли Мари Нолано, Ютта Бригит и Уэль Аоруиной, чем-то похожий на циклопическую гусеницу в сегментарном каратоидянском скафандре. Слоага с ними не было – он спустился в катакомбы, чтобы активировать развёртку Портала. Наконец он появился из разлома пеносиликата и стал рядом. Они закончили здесь свою работу и теперь хотели только одного – побыстрее уйти. Ничего их тут больше не удерживало.

Я тоже закончил свою работу, но оставался, хотя и не знал, чем буду заниматься. Возможностей имелось превеликое множество, но я ещё ничего не выбрал. Лишь одно желание было твёрдым и определённым – оказаться по ту сторону Портала я не хотел.

Портал закончил развёртку, и по его краю, как по ободу зеркала, заиграло радужное свечение. Первым прыгнул сквозь мембрану слоаг, за ним последовала Нолано, потом во мрак Портала медленно вполз Аоруиной. Ютта уходила последней. Она стояла перед Порталом, словно в нерешительности, затем обернулась. Её глаз на таком расстоянии я видеть не мог, но был уверен, что она смотрит на меня. Мне захотелось, чтобы она подняла руку и помахала на прощанье, но она не сделала этого. Слишком бы по-человечески получилось.

Она так ничего и не сказала. Постояла, молча глядя на меня снизу вверх, затем развернулась и шагнула во мрак Портала. Странно, но Портал при этом не исчез, а продолжал приковывать к себе взгляд беспредельным мраком гигантского зеркала. И тогда я понял, что Портал будет открыт до самого последнего мгновения, пока в зените, рядом с блеклым местным солнцем, не вспыхнет ослепительная звезда сверхновой Патимата. Только тогда Портал исчезнет, а вслед за ним рухнет исполинский конус Усечённой Пирамиды, обратятся в прах все искусственные сооружения, возведенные на Мараукане миллион лет назад, и кора пеносиликата, сковывающая планету, чуть ли не мгновенно обратится в водяной пар, кислород и песок.

Нет, было всё-таки в Ютте много от человека – она надеялась, что я передумаю и последую за ними. На душе потеплело, и захотелось спрыгнуть на плато и поспешить к Порталу. Слаб человек…

Я с трудом отвёл глаза от гипнотического мрака Портала. Слабым быть не хотелось, хотелось быть сильным, но не очень получалось.

Всё так же, не грея, с фиолетового неба светило тусклое красное солнце, и всё так же, катя невидимые волны по бесконечному пеносиликатному плато, звучал в ушах марауканский прибой. Через месяц, когда пары воды разложившегося пеносиликата сконденсируются и рухнут на планету вселенским потопом, здесь будет плескаться море, а базальтовая плита, на которой строили туристический комплекс, станет небольшим островом. Волны первичного океана будут биться о его скалистые берега, и тогда шорох марауканского прибоя обретёт наконец своё материальное подтверждение. И вновь восторжествует известная истина, что не бывает следствия без причины.

Сзади послышались чьи-то шаги, и я обернулся. Ко мне, оскальзываясь на траве искусственного косогора вздыбившейся платформы, взбирался Борацци. В одной руке он держал бутылку конька, в другой – два стакана.

Борацци подошёл и сел рядом, как и я, свесив ноги с края платформы.

– Впечатляет… – сказал он, глядя на зеркало Портала, вертикальным озером мрака возвышавшееся над плато.

Я промолчал.

– Будешь? – предложил он, протягивая пустой стакан.

– Никак не могу поверить, что вам нравится пить спиртное, – сказал я и взял стакан.

– Почему?

Он налил мне, себе, попытался пристроить бутылку в траве, и когда ничего не получилось, зажал её между колен.

– Какое удовольствие пить, когда знаешь, что спирт в организме тут же разложится?

– Можешь поверить, что сейчас этого не произойдёт. Я ингибировал ферменты.

Он посмотрел на меня, и я увидел в его глазах то же выражение, что и в глазах Ютты. Грусть. Но о чём мог грустить он, я не понимал.

– За первый день творения? – предложил он, поднимая стакан.

Я кивнул, мы сдвинули стаканы и выпили.

– Не тянет… уйти с ними?

Борацци повёл головой в сторону Портала.

Я неопределённо пожал плечами.

– Не знаю. Скорее, нет…

– И чем теперь будешь заниматься?

– Тем же, чем и всегда. Жить.

– Умирая и вновь возрождаясь… – раздумчиво произнёс Борацци. – И ничего не помня…

Я покивал. Почти миллион лет я именно так и жил в разных ипостасях, и из них последнюю половину – в человеческом облике. Когда-то Наблюдателей в Галактике было много. Мы отмечали зарождение жизни, её развитие, появление первых цивилизаций… Но когда некоторые цивилизации достигли технологического уровня и вышли в Пространство, в процессе познания мира подбираясь к Порталам, Наблюдатели начали уходить. Сейчас ушли последние.

Каюсь, в том, что на Земле, в отличие от других миров, нас оказалось двое, виноват я. Долгое время я жил в мире, показавшемся мне перспективным в отношении появления разумной жизни. Но спустя полмиллиона лет понял, что ошибся – тупиковые ветви развития отнюдь не единичны во Вселенной. Тогда я и перебрался на Землю, не подозревая, что на планете уже есть Наблюдатель. Ютта. Второй ошибкой, но уже совместной, стало то, что для воплощения мы выбрали особи разных полов. Ютта приняла наши половые различия как само собой разумеющееся, и в каждом новом воплощении находила меня, чтобы быть рядом. А я, стараясь оставаться беспристрастным Наблюдателем, этого не понимал и не принимал. В новых воплощениях я уходил от неё, пытаясь обособиться, забыть предыдущее воплощение, чтобы сохранить цельную натуру Наблюдателя. И только сейчас, когда Ютта ушла в мир рационального разума, которому безразлично половое влечение, где он сам по себе личность, отстранённая от потребностей бренного тела, я понял, что потерял с её уходом.

– Нет…

– Что – нет? – недоумённо переспросил Борацци.

– Теперь буду кое-что помнить… – хрипло выдавил я пережатым горлом.

Перед глазами стояло лицо Ютты. Ульфи, Марии… Одной и той же женщины с десятью тысячами имён. Теперь, когда миссия Наблюдателя для меня закончилась, воспоминания об этой женщине представлялись единственным смыслом моей будущей жизни.

Я чуть было не спрыгнул с платформы и не побежал к Порталу, чтобы нырнуть в него, пытаясь догнать Ютту. Но не сделал этого. Там, за зеркалом Портала, я не встречу того, кого здесь потерял.

– Налейте мне ещё… – попросил у Борацци.

Он плеснул коньку, и мы снова выпили. На этот раз молча. Никто раньше не понимал меня так, без слов. Он словно читал мои мысли.

– А вы сами кто такой? – наконец задал я прямой вопрос. – Тоже наблюдатель? Чей?

– Нечто вроде, – кивнул он. – Во всяком случае, наши судьбы очень похожи.

– Значит, тоже не совсем человек…

– Как раз напротив – стопроцентный человек.

Я посмотрел ему в глаза и быстро отвёл взгляд. Наверное, он попытался приоткрыться передо мной, потому что в его глазах плескалась безмерная глубина мудрости, грусти и сострадания. Словно у бога. И я не стал допытываться, откуда он пришёл – из будущего, из параллельного мира, из вариационного пространства… Да мало ли откуда может прийти такой человек? Главное, я почувствовал, что в этом мире я не один, и рядом со мной сидит друг. На веки веков в прямом значении этих слов.

– Давай-ка, переходи на «ты», – предложил Борацци, подливая в стаканы.

Я покосился на него и усмехнулся.

– Теперь верю, что ты – стопроцентный человек.

– Почему?

– Настоящие мужчины всегда после третьей рюмки переходят на «ты».

Мы рассмеялись.

Борацци достал из кармана трубку и закурил.

– Тебе, кстати, не тошно, что Марко Вичета убили только ради того, чтобы разбудить твою память? – неожиданно спросил он.

– Не надо… – болезненно поморщившись, попросил я.

– М-да… – неопределённо протянул Борацци и замолчал, попыхивая трубкой. Молчал долго, пока не докурил. Затем обстоятельно выколотил пепел и спрятал трубку в карман.

– Ты действительно в большей степени человек, чем спыфл. Совесть, как и любовь, – чисто человеческое чувство.

Я нахохлился, будто получил заслуженную пощёчину. Он произнёс-таки слово, которое я и в мыслях старался не произносить. Там, за мембраной Портала, его не существует.

Борацци, будто ничего не замечая, разлил остатки коньяка по стаканам и скептически посмотрел на пустую бутылку.

– И чёрт с ней! – сказал он и швырнул бутылку с края платформы на пеносиликатное плато. – Человеку, в конце концов, свойственно хулиганить. Быть может, через пару миллионов лет местный абориген выловит её со дна моря, и никто не сможет объяснить назначение этого артефакта.

Я вздохнул и выпил до дна. Хотелось опьянеть, но ничего не получалось, будто в моей крови тоже активно действовали ферменты разложения спирта.

– Грустно? – неожиданно спросил Борацци.

– Да… И больно.

Он помолчал, затем тихо предложил:

– Хочешь, я оживлю Куги?

– Ты же говорил, это невозможно?

– Да, невозможно. Для медиколога Борацци. А для меня – пара пустяков. Так, как?

Я подумал.

– Хорошо бы… – не очень уверенно согласился.

– Мы сейчас придём, – сказал он, встал, отобрал у меня пустой стакан и стал быстро спускаться по косогору. – Жди!

Я тяжело вздохнул, посмотрел на пеносиликатное плато, покрытое морщинами свежих гигантских разломов, и задержал взгляд на беспросветном мраке Портала. Ничего не дрогнуло у меня в душе. Но когда поднял глаза к небу и посмотрел в зенит, где совсем скоро ослепительным светом вспыхнет сверхновая Патимата, я до крови закусил губу.