Текст книги "Наследники Мишки Квакина. Том I"

Пустой пробег

Рассказ был опубликован в 83 номере газеты «Наша гавань» (Н. Зеландия)

Выставлялся на «Осенний кубок миниатюр» портала «Табулатура»

Это что ж такое делается?! Я просто влюбилась в этих аферюг! Читала про их похождения и хотела ещё и ещё, больше и больше, словно хмелела вместе с ними. Перефразирую цитату из известного кинофильма: «Вот что жидкость животворящая делает!»

Понятно, что это факт из детства, но мои эмоции вряд ли бы выросли в такой геометрической прогрессии без своеобразного стиля изложения – целого букета из незлобивых «подколок» и карикатурного юмора. Была бы возможность поставить балл выше, не колеблясь, поставила бы.

Утащила себе в библиотеку

Автору – и еще с десяток таких смайлов. Nataiy87

Много забавных персонажей было в нашей деревне. Так как она была относительно молодой, то по тогдашней правоприменительной практике в нее присылались бывшие зеки. Многие там и оседали, пополняя ряды сельских чудаков. А некоторые и не только чудаков. Кроме того и своих, урожденных, так сказать, зеков в деревне хватало. Не кривя душой, можно признаться, что большая часть населения деревни были отсидевшими. Об одной такой преступной парочке вкратце и поведаю.

Дед Бутуй был осужден по малолетке еще при Никите Сергеевиче Хрущеве за кражи колхозного имущества. Отсидел, вернулся в родные места. Подвизался на ниве охранной деятельности – служил совхозным сторожем, на вымирающей ферме деревни Берливка. Имени его уже никто не помнил. Бывало, заходили к нему по зиме погреться по пути с охоты. Он всегда сидел слегка подшофе и закусывал жареной на электрическом радиаторе отопления картошкой. По комнате низко стелился удушливый аромат валенок, которые он носил в любое время года. Когда на строящейся к деревне асфальтовой трассе начались массовые хищения строительных материалов, Бутуй был нанят в качестве дорожного сторожа. Это дало ему возможность торговать не только песком, щебнем и асфальтом, но и топливом, которое сливал из техники.

Вторым членом этого криминального дуэта был матерый вор-рецидивист, балагур и весельчак Леня Бруй. Кстати, когда младший брат отца – Леник отсидел и целое лето жил у нас, то оказалось, что в свое время они с Бруем встречались на одной из пересылок. Бруй был мозгом этой небольшой по размерам, но поражающего масштабами преступной деятельности «коза ностры».

Осень – в эту пору душа бывшего заключенного часто просит выпить. Впрочем, выпить она просит в любую пору, но осенью этому желанию открывается больше возможностей для реализации. Леня Бруй вальяжной походкой прогуливался по деревенским улицам, расталкивая импозантными штиблетами апельсинового цвета замерзшую грязь и думал, как выпить. Свежий воздух бодрил тяжелую после вчерашнего голову и навевал легкую грусть по ушедшей молодости. В таком минорном настроении цепкий взгляд его упал на крепкие кочаны капусты, украшавшие собой опустевший огород нашего соседа Кольки Лобана. В преступном мозгу, подогретом вчерашними винными парами, как ослепительная вспышка молнии возник дерзкий план. Довольно ухмыляясь, Леня развернулся и почесал в сторону Берливки, за прохлаждающимся на ферме Бутуем.

Темнеет осенью рано, что было мошенникам на руку. Проникнув через забор на огород Лобана они, сноровисто орудуя ножами, быстро нарезали два мешка капусты.

– Хорошая капуста, хоть сам ешь, – похвалил Бутуй. – Куда понесем?

– Зачем куда-то нести? Надо экономить время и внедрять новое мышление! – понесло политически подкованного Бруя. – Новое мышление! Ускорение, перестройка, гласность!

– Ты потише, а то Лобан сдуру шибанет картечью. И так собаки лают.

– Пошли, – Бруй, закинув мешок на плечо, через калитку уверенно направился к дому Лобана. – Не должно быть пустых пробегов!

– Найда, хорош лаять. Свои, – успокоив собаку, он поднялся на крыльцо и постучал в дверь веранды.

На шум выглянул жующий жареную картошку Лобан с деревянной ложкой в руке.

– Здорово, Николай!

– Здорово!

– Николай, тут такое дело… У Бутуя гля какая капуста уродилась. Ядреная! Купи два мешка.

– Зачем мне капуста, у меня и своей полно.

– Ты посмотри, какая капуста. Отборная! Кочан к кочану! Любо дорого поглядеть. А хрусткая какая! – он с силой сжал кочан. – Ты послушай, как хрустит! Как свежий снег под сапогами на Белом море!

– Капуста и, правда, на загляденье, – Лобан покопался в мешках. – Почти как у меня. Сколько просите?

– По-божески просим. Две бутылки всего.

– Пойду с Нинкой посоветуюсь, – Лобан пошел в дом.

– Спрячь под крыльцо, – Бруй стремительно метнулся на веранду, зацепил оттуда и сунул Бутую пустую алюминиевую флягу. – Не должно быть пустых пробегов!

Вернулся Лобан и протянул прохиндеям две бутылки с самогоном.

– Выпьем за твое здоровье, – передавая мешки, пообещал Леня.

Дед и Леня спустились с крыльца.

– Суй в карманы, – Бруй передал Бутую бутылки, которые тот засунул в карманы своего воглого тулупа.

– Пошли теперь флягу пристроим, – закидывая похищенный предмет на плечо и, пинком открывая калитку на улицу, продолжил он.

– Кому?

– Пошли к Бырику. К нему брат вчера приехал как раз.

– Давай только сначала накатим.

– Не вижу мешающих причин!

Они остановились за углом сеновала Лобана и, достав мутные граненые стаканы, выпили. Закусили капустным листом, заначенным хозяйственным Бутуем. Выпили еще по одной и двинулись в дальнейший путь. Через десять минут ноги принесли их к дому Федора Бырика.

– Гость в дом, Бог в дом! – радостно заблажил Бруй.

– Здорово, – мрачно ответил отперший дверь Бырик. – Чего надо?

– Федь, тут такое дело…

– Какое?

– Да вот Бутуй флягу продает.

– С фермы спер? – осматривая предложенный лот, мрачно поинтересовался Федор.

– За кого ты меня принимаешь? – возмутился дед Бутуй. – Сроду с фермы ничего не взял!

– Откуда тогда фляга?

– Дочки это, Вальки.

– С фермы сперла?

– А я откуда знаю?

– Ты брать будешь или нет? – вклинился в диалог Бруй. – Недорого отдадим.

– За поллитру? – поинтересовался Бырик. Получив утвердительный кивок, он продолжил. – Но если ко мне с фермы за ней придут, то вам не поздоровится. Усекли?

– Усекли. Не боись, с фермы не придут. Зуб даю!

– Ладно, сейчас принесу, – Федор потопал в дом за поллитрой.

– На, и иди! Я догоню! – Бруй ввинтился в прихожую и сорвал с вешалки кожаное пальто, принадлежащее приехавшему брату.

Вышедший Бырик, подозрительно косясь на Бруя, передал бутылку и забрал флягу.

– А Бутуй где?

– Да у него что-то живот прихватило, и он до посадки побежал.

– Закусывать надо! Ну, бывайте, – дверь перед лицом Бруя захлопнулась.

Он вприпрыжку устремился вдогонку за подельником.

– Бырик нас поубивает, – испуганно высказался Бутуй.

– Не очкуй, не поубивает, – отмахнулся Леня. – Пошли пальто сбагрим.

– Давай только сначала накатим.

– И вновь не вижу мешающих причин!

Посредством уже знакомых читателю стаканов была выпита вторая бутылка из полученных за капусту.

– А пальто кому понесем?

– Пальто вещь солидная… Пошли к директору. У него шляпа и пиджак есть, а пальта и нету. Некомплект получается.

– Пошли.

Два негодяя, слегка пошатываясь, притопали к нашему дому. Для того чтобы войти во двор надо было сначала нажать кнопку звонка и ждать, пока откроют калитку. После раздавшегося звонка расслаблено лежащий на диване батя послал меня разобраться с пришедшими.

– Сходи, посмотри, кого там нелегкая принесла.

– Что надо? – открыв калитку, поинтересовался я.

– Виктор Владимирович дома?

– Да.

– Позови.

– А что сказать?

– Скажи, что дело есть важное.

Я отправился к папаше.

– Слышь, там Бутуй и Бруй приперлись. Говорят, что дело важное.

– Валь, сходи и узнай, что там важного.

Мать потопала к калитке. Через несколько минут она вернулась.

– Вить, они пальто кожаное продают.

– Пальто? Кожаное? – папенька был известный щеголь, и ради пальто решил поднять свое грузное тело с облегченно вздохнувшего дивана. – Схожу, взгляну.

– Ну что, алкоголики, тунеядцы, лоботрясы? – поприветствовал он продавцов. – У кого сперли?

– Это Бутуй у цыган купил.

– У цыган? – папенька зацепил пальто из рук Бруя и стремительно напялил на себя. – Ну как я?

– Прямо как Ален Делон! – льстиво заметил Бутуй.

– Бельмондо Жан-Поль! – внес свою лепту и Бруй.

– Определенное сходство, как говорится, имеется. Ладно, я схожу перед зеркалом примерю, – решил отец. – Сколько, кстати, хотите?

– По-божески возьмем…

– Сколько?

– Два пузыря.

– Сколько?

– Да всего две поллитры…

– Однако…, – он поскреб лысину. – Но учтите, я лучше Делона. От Делона вы даже одеколона не дождетесь, а я вам две полновесные спиртные единицы дам. Наверное, – жадность боролась в нем с пижонством. – Пойду, со шляпой прикину. Ждите.

Он тяжело потопал, скрипя гравием дорожки, в дом. В доме начал примерять пальто со шляпой, пальто с пиджаками, пальто с трениками, пальто с галстуками. За это время наши герои осушили еще одну бутылку.

– Валь, ну как тебе? – Он крутился вокруг зеркала как мартышка в очках.

– В любом костюме без изъяна ты обезьяной обезьяна! – неожиданно выдала мать.

– Да ну тебя! Что ты понимаешь в современной моде? Тебе только салоп носить.

– Влад тебе как? Паш, как тебе батя? Стильно, по молодежному?

– Да вроде нормально.

– Он прекрасен! Беру! Живи да радуйся! – папенька достал из бара пару бутылок и задумчиво посмотрел на них. – Я просто неподражаем в нем! Ай молодца!

– Принеси литровую кружку воды, – приказал он мне.

Я принес холодной воды в железной кружке со сколотой голубой эмалью.

– Обмыть бы надо это дело, – он налил себе двухсотграммовый стакан самогону и ловко его замахнул.

– А это чтобы дольше носилось, – аналогичная судьба постигла и вторую бутылку.

Папаша взял воронку и налил в бутылки воды. Взболтал.

– Так ловоче будет, а то жирно две поллитры за пальто.

Он вышел к продавцам и вручил им оплату.

– Вы, ежели еще что у цыган купите, то сразу приносите. Сами видите – не обижу. Столкуемся.

– Само собой! Будьте покойны Виктор Владимирович! Даже не сумлевайтесь! – на два голоса заверили его обрадованные забулдыги.

– Безмерно вам благодарен, – изысканно высказался Леня Бруй.

Отец закрыл калитку и вернулся в дом. До поздней ночи он крутился в пальто перед зеркалом и распевал итальянские песни.

– Что, пустой пробег получился? – уныло поинтересовался дед Бутуй.

– Без паники! Давай-ка двор обойдем.

Прохиндеи пошли в посадку, пересекли ее и вышли к нашему новому сеновалу.

– Вот что мы сделаем…, – отрывая доску задней стены дровяника, сказал Леня Бруй. – Сбегай к ветврачу. У него дров нет. Предложи ему сани дров.

– Если согласится?

– Если согласится, то возьми напрокат у него лошадь и сани.

– Сани по земле?

– Ничего страшного. Проедут. Зато пробега холостого не будет.

Утром мы увидели проломанную стену дровяника и то, что пропала одна поленница дров. Отец вызвонил участкового Степаныча, который в течение часа раскрутил сложную цепочку дерзкого преступления. Оказывается, эти алкожулики не ограничились кражей и продажей наших дров, а еще и сани ветврача продали некоему Капитану. Разбуженные и страдающие похмельем злоумышленники отпирались недолго и быстро сдались под напором неопровержимых улик и физического насилия, примененного рассерженным отцом. Пришлось папеньке расстаться с полюбившимся пальто, Бырику с алюминиевой флягой, Капитану с санями, а ветврачу с дровами. И только Колька Лобан сохранил капусту, с которой вся эта история и началась.

– Главное, я же знал, что у самого капуста хорошая, но вот бес попутал и купил, – смущенно признавался он. – Вот расскажи кому – не поверят, что свою же капусту купил. Бывает же такое!

Замуровали демоны!

Когда мы с братом были детьми, наша семья проживала в деревне. Щитовой дом, обложенный кирпичом, стоящий на отшибе от деревни в большом яблочном саду и куча сараев для скота. Электрическая проводка всех сараев была выведена на один центральный рубильник, находящийся на веранде дома. Однажды это сыграло с матерью злую шутку. Она доила коров в сарае, а хозяйственный муж, обходя, подобно стихотворному Морозу-воеводе, свои владения заметил, что сарай не закрыт на замок.

Он, устраняя замеченный непорядок, навесил замок и пошел в дом. Понятное дело, что проходя через веранду, он рубильником обесточил все надворные постройки, погрузив замурованную мать в темноту закрытого сарая. Войдя в прихожую и усевшись за стол, он по своему скотскому обыкновению «накатил» граммов двести. Потом, необычайно довольный жизнью, поддался своей обычной лени, завалившись на моем старом диване, смотреть «Поле чудес». Тогда как раз это дебиловатое шоу жизнерадостного алкоголика и матерщинника Л. А. Якубовича только недавно появилось на голубых экранах страны и наряду с «Угадай мелодию» и «Санта-Барбарой» заняло прочное место в подсознании деревенских жителей.

– Леня, давай! Леня, мочи их! Буква «а»! Дебилы! Вращай барабан, овца кудрявая! В левой шкатулке, дура крашеная! – неистово выкрикивал отец, колотя огромным кулаком по подголовнику, когда-то бывшему покрытым искусственной полировкой.

– Влад, иди, посмотри, как я букву угадал!

– Да ладно, я и отсюда слышу, – через тонкую, не доходящую до потолка перегородку все было слышно лучше некуда.

– Паш, тогда ты иди! Что сидишь там как клоп пендикулезный и не чешешься?

– Мне тоже слышно.

– Вот вы хорьки! Батя помирать будет, а вы забьетесь и будете сидеть в своих норах! – в телевизоре началась рекламная пауза и отец решил заполнить ее занудными нравоучениями. – Никакой от вас пользы нет. Ни украсть, ни покараулить!

Я решил выйти во двор, чтобы не слушать это занудство и посетить туалет. Выхожу и слышу стук какой-то из сарая. Думаю, мать прибивает там что-то в хлеву?

Сходил в туалет, возвращаюсь, всё ещё стучит. Заинтересовался, что она там может в темноте приколачивать? Подхожу к сараю. Вижу, что он закрыт на замок. Вообще непонятно как-то стало. Думаю, это корова так ритмично долбится в стойле? Странно. Решил проверить.

Сходил в дом, взял связку ключей от сараев, она на крючке под термометром в прихожей болталась, зажег свет. Открываю сарай, а мамаша стоит в слезах и ошейник коровий в руках держит. Она, оставшись в темноте, пахнущей сеном и родным запахом камфоры и свежего навоза, замурованная в сарае, сначала кричала. Потом, когда окончательно поняла, что даже «крест животворящий» не извлечет ее из ароматного узилища и не освободит от вынужденного соседства с крупно-рогатым скотом, то взяла коровий ошейник и его тяжелым карабином неистово долбила в дверь, чтобы привлечь чье-нибудь внимание и освободиться из заточения.

Сама при этом, зная нашу нелюбовь к ночным хождениям по улице, особо на успех не надеялась.

– Это ты меня закрыл, падла купоросная? – чуть в голову мне этим карабином не засветила. Благо я присесть успел, и железяка просвистела над головой, а то проломила бы мне череп и вы бы это не читали.

Сколько же я выслушал, освободив ее из заточения…

– Это ты, скотина, меня закрыл? – как разъяренная фурия вопила она.

– Это не я! Это батя, – поспешил я «перевести стрелки» на истинного виновника. – Он сараи закрывал!

– Точно батя? – карабин как лассо свистел над головой, заставляя меня пятиться к крыльцу дома.

– Честное слово.

– Батя? Ну, я сейчас устрою этому лежебоке лысому! Держись, старый черт, сейчас я тебе намну выю! А ты тоже хорош!

– А что я?

– Матери два часа нет дома, а ты и в ус не дуешь!

– Да я волновался. Вот пошел проверить как раз…

– Хватит с матерью кобениться! Я до тебя еще доберусь! Пока папаше твоему ввалю горячих!

Она, размахивая ошейником как ураган хвостом, неудержимо устремилась в дом, откуда вскоре раздались громкие матерные крики.

– Ты что творишь, истукан с Бердянска? Совсем мозги протухли?

– Валь, не шуми! Ты мне мешаешь «Поле чудес» смотреть!

– Жену замуровал, гад окаянный и лежит девок полуголых по телевизору смотрит! Что ты глаза как рак выпучил? Ей-богу совсем стыд потерял, пердень старый!

– Каких девок? Где ты видишь девок? Тут Леня! – залебезил папенька.

– А вон что такое барабан вращает? Леня? Это Леня шкатулки выносит в юбке по самый срам?

– Мало ли кто там что вращает…

– Скотина лысая, у тебя жены два часа дома нет, а ты на диване валяешься! – раздался звон бьющейся посуды. – Вот тебе, скотина лысая!

– Валя!

– Получай!

Я решил остаться на веранде и дождаться затишья. Пока шум не утих, в дом не входил, чтобы не стать невольной жертвой. Только поздно ночью, когда они свалили продолжать выяснять отношения в спальню, я осторожно проскользнул в дом. Ничего себе, сходил в туалет…

Яблоко раздора-II

Давным-давно, когда мы с младшим братом Пашкой были детьми, то жили в деревне. Дом нашей семьи стоял в большом саду, где яблони были посажены ровными рядами. Сад, конечно, только номинально считался нашим, ибо был не огорожен, но со временем, когда я стал окультуривать его: обрезать сухие ветки, прививать, подкармливать и белить деревья, жечь в те ночи, когда ожидались заморозки, дымные костры из прошлогодних листьев, то брать яблоки можно было лишь с моего разрешения. На высказывания недовольства (редкие, правда) я предлагал выбрать себе деревья и ухаживать за ними. Желающих, как правило, не было.

А то, обуянные бесом жадности и корыстолюбия, натрясут яблок, крупные выберут, и бросают остальные. Ветки при этом безжалостно ломают, сволочи жадные. Коровы, идя вечером с поля, ломятся в сад на эти яблоки. Как с хрустом жрать истекающие соком яблоки так все мастера, а как ухаживать за деревьями так нет желающих. Свиньи, право слово. А как только кто-то начал ухаживать, так сразу раздавались завистливые визги: «Мол, сад себе отжали». А кто тебе не дает, а? Но у русских так не принято. Зато у меня порядок был в саду! И даже те, кто из райцентра приезжали за яблоками, стали теперь вести себя культурно, даже привозили небольшую мзду. То коньяк подгонят, то шоколад, то еще чего. И все были довольны (кроме жадных и завистливых лентяев, для которых напечный стритрейсер Емеля, отхвативший царевну – тогдашнюю «Мисс Гороховое царство», культовый персонаж, «культурный герой» своего рода).

Однажды в конце лета или в самом начале осени мы с отцом обрезали в мастерской тес. Он где-то урвал необрезанного и теперь мы делали его обрезным. В задней стене мастерской, напротив входной двери, была еще одна дверь, а посередине между ними стоял сделанный на автозаводе деревообрабатывающий станок. Так как тесины были длинной под шесть метров, то мы открыли заднюю дверь. Папаша размечал доску, прочерчивал химическим карандашом линии и подавал на пилу, а я с другой стороны подхватывал обрезанную тесину. Часа три так, окруженные звоном пильного диска и опилками, топтались, а потом папаша восхотел покурить и оправиться. Выключив станок, он засунул сигарету в широкий рот и важно прошествовал мимо меня, и вышел на огород.

– Хорошо-то как, старшОй! – он потянулся и прикурил сигарету.

– Счас бы пару рюмок накатить и в койку с ба…, – посмотрев на меня, он осекся.

– Курить вредно! – раздался ехидный голос прятавшегося за бочками с дождевой водой Пашки.

– Не учи отца детей делать! – папаша окинул довольным взглядом грядки.

По мере движения лысой головы взгляд его остановился на одной из яблонь. На одной из яблонь, отстоящих на ряд от забора, в густой листве наблюдалось какое-то подозрительное движение.

– Эт что такое?

– А я откуда знаю? – ответил я.

– Паш, сгоняй в спальню и принеси бинокль. Только аккуратнее, а то разобьешь, криворукий.

Пашка кинулся выполнять поручение.

– Слушай, там вроде как человек, – продолжал размышлять отец. – Что он там делает?

– Может, гадит? – предположил вернувшийся Пашка, протягивая ему футляр с биноклем.

– Ты по себе не суди, каловичок. Счас узнаем, – отец навел окуляры и покрутил настройку. – Дундук какой-то незнакомый… Б.., яблоки рвет в пакет!

– Прикиньте, у нас на глазах пи… т наши яблоки! Куда катится мир? Вот где собака порылась! Паш, сбегай и скажи ему, что яблоки рвать нельзя.

– А вдруг это наркоман? – у Пашки была вдолбленная матерью в мозг идея-фикс, что его похитят наркоманы для производства из мозга наркотиков.

– Вот ты баран! Зачем наркоману яблоки?

– А вдруг он меня заманивает?

– Совсем ты козленок ополоумел с мамашиным воспитанием! СтаршОй, неси «воздушку»!

Я сходил в дом и принес пневматическую винтовку, привезенную Пашкиным крестным отцом Леонидом Филипповичем.

– Прикинь, как нагло тырит, – продолжал вести наблюдение отец.

– Рындон! – с чувством выдал Пашка.

– Чего? – отец навел бинокль на него. – Чего сказал то?

– Он же слова путает, – поспешил прояснить я. – Рынду с гондой, микологию с мирмекологией…

Брат и, правда, путал слова. Например, подберезовики называл подбородовиками, комбайнеров комбайнистами, а рататуй – таратуем.

– Вот же недопеченный хорек! Рындон! Ишь ты! Пули не забыл?

– Нет. А ты что, будешь в него стрелять? – поинтересовался я.

– Ах, не спрашивайте! Нет, …ля, просто смотреть буду! Давай ствол! – он выхватил у меня из рук винтовку и зарядил ее. – А ты где таких слов нахватался? Хренологий всяких?

– Книги читаю.

– Ну, ну. Смотри, этому в книгах не научишься. Учитесь, пока батька жив, – раздался хлопок выстрела. Ничего не произошло.

– Прицел сбит, – он вновь переломил ствол, заряжая. – Куда упреждение брать?

– Левый нижний угол.

– Следи в бинокль, – раздался очередной хлопок.

Со стороны яблони послышался крик.

– Попал!!! – возликовал отец. – Кранты конокраду!!!

– А где лошадь? – недоуменно поинтересовался Пашка.

– Спи… и!!! – смехом пораженной проказой гиены отозвался отец. – Пока ты клювом щелкал, свои лошадку-то и увели. В овраге доедают.

Раздался очередной хлопок и вскрик с яблони.

– Пристрелялся! – как ребенок радовался отец.

– Эй ты, дундук на дереве! Ты меня слышишь?

– Да! – донесся приглушенный крик.

– Эй, на шхуне, Лом не проплывал? – продолжал развлекаться папенька, спуская курок.

Ответом ему был очередной вскрик.

– Значит, не проплывал, – удовлетворенно констатировал этот ворошиловский стрелок. – Эй, дебил, клади яблоко на голову!

– Зачем?

– Будем в Вильгельма Теля играть. Если яблоко сшибу, то я тебя усыновлю!

– Вы больной?

– Больным будешь ты, скотина! Еще не знаешь, с кем связался! СтаршОй, неси ружье!

– Эй, ты чего? Крыша поехала? – спросил я.

– Завалим урода! Не ссы, он не местный. Эй ты, соловей фруктовый, ты чей?

– Я в гости приехал!

– Значит, никто тебя искать не будет, простофиля. Молись, тетерев.

– Не надо! Я уйду!

– Х… ты теперь куда уйдешь, удав плюшевый! Хана теперь тебе будет! Секир башка будем делать! А ну кричи кукушкой, пока из ружья не стрельнул!

– Ку-ку-ку-ку…

– Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось?

– Ку-ку-ку-ку-ку-ку…

– Паш, считай! – очередной выстрел и очередной вскрик. – Попробуешь спрыгнуть и убежать, пристрелю! И закопаем в навозе, там и разложишься – никто и никогда не найдет! Кукуй!

– Ку-ку-ку-ку-ку-ку…

– Будет знать, как воровать чужие фрукты, – важно пояснил нам отец. – Паш, на, возьми винтовку и попробуй попасть в ворюгу.

Пашка, довольный оказанным доверием, схватил «воздушку» и выстрелил.

– Забор, – констатировал я результат выстрела.

– Не в меня пошел, – горестно вздохнул папа. – Эй, на шхуне, полундра! Теперь кукарекай!

– Кукареку! Кукареку!

– Теперь кукушка.

– Ку-ку-ку-ку-ку-ку…

– Паш, принеси свистульку свою.

У брата была подаренная крестной металлическая свистулька. Туда заливалась вода, и если дуть, то игрушка издавала соловьиные трели. Он приволок свистульку.

– Эй, гегемон, сможешь вот так – будешь жить!

– МладшОй, высвести как в «Соловушке».

Брат начал выводить соловьиные трели.

– Хорош, – скомандовал папаня. – Эй, лишенец, слышал как надо? Свисти, удот!

В течение двух часов отец развлекался, заставляя кричать и свистеть незадачливого воришку пока не закончились все известные ему птицы и пули в пачке.

– Беги! – наконец смилостивился он.

– Ату его, ату! – орал он вслед улепетывающему подростку. – Огня, пришли с огнем!

– Учитесь бестолочи, пока батя жив. Вот ты бы Влад просто банально набил ему рожу, а я ему урок на всю жизнь преподал!

– А если он в милицию пойдет?

– А что нам милиция сделает? Мы разве по кому-то стреляли? Нет, мы резали тес. А он нас оговорил.

– Хм… Поживем – увидим.

– Вот ты зудень!

– Ничего я не зудень!

– Батю слушай! Умнейше, сильнейше и красивейше нас нет никого! У запора два врага: чернослив и курага! Ладно, хватит расслабляться. Пошли пилить дальше.