Текст книги "Наследники Мишки Квакина. Том I"

Праздник к нам приходит

Рассказ выставлялся на «Конкурс новогодних и рождественских рассказов» сайта ЛитЛайф

Признаюсь честно, не люблю я новый год. Всю эту псевдопраздничную суету и типа всенародное ликование. С детства не люблю. И вот почему. Это в последний новый год с матерью было. Тогда как раз хитрая скопидомка, сестра нашего отца Плейшнера, тетя Нина Свечкина с белобрысой дылдой Лариской приехали отметить праздник у нас. Хоть и в ругани, которая между отцом и матерью тогда практически не прекращались, но всё лучше, чем в коммуналке общежития карандашной фабрики в областном центре, где они проживали. Да и дешевле, что ни говори.

Накануне зачем-то полез я в одежный шкаф, стоявший в родительской спальне, и случайно нашел на дне пакет. А в пакете много творожных шариков, жаренных в масле, шоколадных конфет, мандаринов и быстрорастворимых напитков. Помните, была такая гадость, которой внешние враги России пытались уничтожить подрастающее поколение, а внутренние враги России, им активно помогая, большими объемами скупали эту гадость в обмен на природные ресурсы? Все эти «Юпи», «Зуко», «Инвайты» всевозможные, под знакомым каждому пившему спирт задорным лозунгом: «Просто добавь воды!».

Обрадовался я неожиданной находке, так как только ребенок может чему-то радоваться. Будучи в детской невинности и не испорченности, думал, что мать это нам подарки на новый год приготовила.

– Смотри, что я нашел, – я показал тайник младшему брату Пашке, что бы немного порадовать впавшего в меланхолию унылого ребенка в клоунском наряде. Мать думала, что так будет всем веселее и заставляла его носить пошитый ею костюм клоуна и клетчатую кепку с приклеенными кудрями.

– Это нам? – недоверчиво как ослик Иа, получающий лопнувший шарик от Пятачка, поинтересовался Паша.

– Конечно, нам! Кому же еще? Хотя… Может и тете Нине с Лариской тоже.

– Наверное, это им, – уныло вздохнул брат, – давай возьмем мандарин?

– Да ты что! Брать чужое нехорошо! Да и по запаху нас поймают.

– Про запах я как-то не подумал. Если мать узнает, что взяли мандарин, то она нас убьет! Положи на место, пока никто не заметил!

– Да ладно, Лариска же с нами точно поделится.

В предвкушении получения подарка оставшееся до нового года время мы жили как на иголках. Казалось, воздух в доме помимо духоты и запаха березовых дров был наполнен ароматом мандаринов. Даже отец, обычно равнодушный ко всему, что не касалось выпивки, жратвы и секса, и тот заметил наше возбуждение.

– Чой-то вы какие-то не такие? – спросил он. – Опять пакость какую-нибудь сделали?

– Праздник к нам приходит! – заявил словами рекламы Пашка. – Веселье приносит и вкус бодрящий, праздника вкус всегда настоящий!

– Какой праздник? – отец налил себе рюмку коньяка, потом подумал и аккуратно вылил коньяк назад в бутылку. – СтаршОй, принеси-ка стакан с кухни. Праздника вкус всегда настоящий – придумают же!

– Вить, ну ты чего? Рано же еще совсем, – сказала тетя Нина. – Девять часов еще только и Вальки нет.

– Она может и совсем не придет! Неси стакан, кому сказал?

Я принес стакан. Папаша налил в него коньяк.

– Нин, ты будешь?

– Если только немножко…

Папенька нацедил ей в рюмку.

– Паш, передай тете Нине.

– Паша не надо, я сама достану!

Они чокнулись сосудами и выпили.

– Вы там салаты какие-то готовили? – поинтересовался отец, внимательно рассматривая на просвет поднятую бутылку.

– Да, и салаты, и курицу в электропечке запекли и…

– Волоките! Как говорил дедушка: все, что есть в печи, все на стол мечи!

– А Валька?

– А что Валька? Вальки нет. Семеро одного не ждут!

– А нас четверо, – влез Пашка.

– Молодец, считать умеешь! – родитель ловкой затрещиной сбил с него кепку. – А вот воспитания никакого. Нечего старших перебивать!

– Вить, как ты с детьми обращаешься? – возмутилась тетя Нина.

– Я воспитываю! Ты свою лучше воспитывай.

Раздался звонок в калитку.

– СтаршОй, сходи, разберись, кого там черт принес?

Я вышел на веранду, обулся, вышел из дома. Прошел через двор и открыл оконце в калитке. За ней стояла мать.

– Батя дома?

– Да.

– Спит?

– Нет.

– Ладно, открывай.

Я отодвинул засов и впустил родительницу во двор.

– Подожди, я сейчас выходить буду, – мать направилась в дом. Через пару минут оттуда донеслись неразборчивые крики.

Внезапно как кирпич на голову повалил липкий снег, облепивший березу. Казалось, что дерево одело пушистый белый мундир, блестевший в свете раскачивающегося фонаря эполетами. Еще минут через пять, когда я начал уже замерзать, мимо тяжело как верблюд нагруженная сумками и пакетами, прошла мать. В потустороннем свете фонаря я узнал пакет с творожными шариками, шоколадными конфетами и быстрорастворимыми напитками.

– С новым годом, с новым счастьем, – скороговоркой проговорила мать, протискиваясь в калитку. – Я там мандарин тебе оставила. Съешь в двенадцать часов.

– Спасибо!

– Шапку надевать надо, а то последние мозги протухнут, и станешь как Вася Куролесов!

– От холода не тухнут! – закрыл засов и долго смотрел на снег. Снег был как капли белой крови, что молча падали на снег.

Придя в себя, вернулся в дом, где папаша напяливал бараний тулуп, двумя годами ранее украденный им у кого-то.

– А что, вас с мамкой не будет? – поинтересовался державший в руках два мандарина брат.

– Как видишь: «Праздник к нам приходит, праздник к нам приходит» – передразнил его отец. – Радуйся, шахматист!

– Ладно, старшОй, встретите с тетей Ниной и Лариской новый год. Я пошел. Калитку запри за мной и никому не открывай.

Я привычно протопал вслед за ним к калитке.

– А ты сам куда?

– Как стемнеет, будем брать, – таинственно отозвался он. – Ты, если что, будь наготове. Возможно, понадобится кому-то морду набить. Я позвоню, если что.

Снова вернувшись в дом, я получил мандарин от брата:

– Вот, тебе мать оставила, – не глядя мне в глаза сказал он.

– Садитесь за стол что ли, – распорядилась тетя. – Больше некого ждать.

Мы сели за стол.

– Когда мы жили в Пеклихлебах, то мать ваша на новый год оделась дедом Морозом и решила залезть через балкон в квартиру, – решила развлечь нас тетя. – Вы уже наверно не помните.

– Я помню, – сказала Лариска. – Еще папка тогда нажрался и им балкон изрубил!

– Лариса, так нельзя говорить!

– А я и не помню, – вздохнул брат, рассматривая оранжевый подарок матери. – А что дядя Вася, правда, нам балкон изрубил?

– Да, пьяный меня искал, а я у вас пряталась. Так он весь балкон топором, а потом застеклил. Как раз перед новым годом и застеклил.

– Не помню.

– Ты тогда еще маленьким совсем был, – объяснила тетя Нина. – Вот мать ваша лезет на балкон, а ее кто-то увидел и вызвал милицию.

– И что? – заинтересовался боящийся милиции брат, забыв про мандарин.

– Милиция ее забрала и всю ночь она провела в отделении в Добровке. А мы встречали новый год без нее, – объяснила тетя Нина.

– Совсем как сейчас, – вздохнул Пашка.

Вот так и пришлось нам с жадной тётей и слегка придурковатой двоюродной сестрой отмечать семейный праздник, потому что добрый папа Плейшнер тоже непонятно где спотыкался в новый год. Точнее, тогда еще было непонятно где. Всё вскоре прояснилось. Оказывается, шустрый папенька выслеживал мать, ушедшую к «детям Васимали». Кто-то наконец донёс ему о связи супруги с сектой, и хитрый Витя решил вывести блудливую женушку «на чистую воду». Этакий Нат Пинкертон и Шерлок Холмс в одном флаконе, крадущийся в краденном бараньем тулупе по глубоким сугробам ночной деревни. Прямо «Деревенский детектив» на новый лад.

Посреди ночи он объявился и любя отвесил Пашке мощный подзатыльник, от которого тот едва не потерял сознание.

– Ну как вы тут без меня? Еще не спите? Празднуете? Молодцы. Нин, собирайся, пойдем.

– А я? – спросил я.

– Зачем?

– Там же морду кому-то надо было набить.

– Уже не надо. Ложитесь спать, – и, забрав с собой уже пьяную от яблочного вина моего производства сестру Нину, опять канул в морозную ночь.

Вернулись они только под утро, на удивление трезвые.

– Верить каждому слову вашего отца, ибо сама была всему свидетельницей – наказала нам тетя, истово крестясь. – Он вам скоро все расскажет, а вы верьте!

В тот же день первым автобусом тетя Нина вместе с сонной дурындой Лариской свалили в город. Понимала, что гроза нависла над нашим домом и боялась угодить «под горячую руку». Она всегда нос по ветру держала. В феврале не стало матери, а в апреле в нашу жизнь золотозубой змеей вползла мачеха. Но это уже совсем другая история…

Вот с тех пор я новый год и не праздную.

Ночь сыроежек

Рассказ выставлялся на СИ конкурс «МОЯ ПЛАНЕТА-2017»

Позабавил Влад Ааронович. Ох, и позабавил рассказом своим. И как же это мы раньше не встречались. Огромное удовольствие получил от прочитанного. Весь колорит, который если только в деревне повстречать можно, представил нам автор. Видно по всему, что не понаслышке написал и не придумал, а пережил и с нами поделился.

Каждое слово в строку. Всё, как на самом деле происходило и удавалось подглядеть ненароком, когда в деревне оказывался. Правда, та ситуация не с грибным сбором случилась, а… Но это уже другой рассказ, который с этим мало общего имеет.

Грошев-Дворкин Евгений Николаевич

Когда я был маленьким, наша семья жила в довольно глухой деревне. Если бы Вы в описываемое время решили навестить ее, то Вам бы пришлось доехать до поворота и либо топать пешком двенадцать километров, либо надеяться на крайне редкую попутку. Отец был директором совхоза, мать бухгалтером, а мы с младшим братом Пашкой учились в школе. Однажды летним субботним днем отец рано прибежал с работы. Мать сидела в прихожей за обеденным столом и наматывала на палец обрывки ниток.

– Бабушка покойница учила, что если ниточку вокруг пальца можно обмотать, то ее нельзя выбрасывать – пригодится, – объясняла нам она.

С левой стороны уже скопилась приличная кучка разноцветных ниток, отвечающих критерию «полезности». Тут, хлопнув дверью, блестя каплями дождя на лысеющей голове, влетел отец.

– Чего сидите как сурки, по норам забившись? – поприветствовал нас он. – А люди грибы носят!

– Грибы? Рано еще, – усомнилась мать. – Может, врут?

– Мешками носят, пока вы тут спотыкаетесь как инвалидная команда!

– Грибы надо на Станислава-грибовика собирать, – мать не мыслила своей (и нашей) жизни без народных примет. – Обычай такой.

– А когда этот грибовик? – плюхаясь на табурет, поинтересовался отец.

– Да вроде как на днях, – начала загибать пальцы на руке мать. – Аграфена, Марья-пустые щи, Тимофей…

– Пожрать есть чего? – перебил ее нетерпеливый муж, косясь на холодильник.

– Ботвинник будешь?

– Он мне в тюрьме надоел! – любимой присказкой отозвался несудимый глава семьи. – Яичницы лучше пожарь, и побыстрее. Похарчусь и по грибы пойдем.

– Там же дождь!

– Какой это дождь? Так, мелкая морось. Вон, на барометр глянь, ясно кажет.

Барометр, украденный отцом где-то в Москве, висел над входной дверью. Мать уставилась на него, но, не признавшись, что не понимает показаний стрелки, с сомнением протянула:

– Да, вроде как оно того…

– В морось даже лучше. Никто не будет по лесу чкаться.

– Вить, вымокнем.

– Люди мешками грибы таскают, – повторил отец. – Это совершенно недопустимо! Нужно немедленно идти в лес!

– Огурцов соленых надо взять, – стала собираться смирившаяся мать.

– Зачем? – не понял жадно поглощающий глазунью из пяти яиц отец.

– А вдруг леший встретится? А так Сидор-огуречник поможет.

– Не, ну тогда да, – поперхнулся куском глава семьи. – Вдруг и, правда, леший…

– А вы чего сидите, не собираетесь? – набросился он на нас. – Думаете, что батька вам грибы таскать будет? Мигом вскочили и скачками понеслись!

– Вить, может, не будем их брать? А то змея какая укусит, а нам потом хоронить…

– Валь, не каркай! Какие змеи в дождь? – плюнув в опустевшую сковородку, папаша вскочил шустрым мячиком и начал хаотично метаться по дому. – Влад, ты понесешь мешки и ведра. Ведра хорошо спрячь в мешок, чтобы никто не понял что это такое.

– Паша, ты с нами пойдешь, напяливай форму школьную, – продолжал раздавать указания он. – Валь, одевайся!

– Мы пойдем за грибами! – начал скакать по прихожей обрадованный брат.

– Баран, не так громко, – проходя мимо, отец семейства отвесил ему подзатыльник. – Не умеешь ты язык за зубами держать! Плохой из тебя разведчик.

– Посерить сходите на всякий случай, – дала указание мать. – А то вдруг в лесу захочется.

– А в лесу почему нельзя? – не понял Пашка. – Можно же газету в лес взять…

– В каком лесу? В лесу! Там леший порчу на тебя наведет по говну!

– И еще надо заговор от гнуса прочесть, а то привяжется какой крапивный гнус, – озабоченно сообщила она мужу.

– Это да, – глубокомысленно согласился тот. – От гнуса заговор первое дело.

Родители нарядились как на вечерний бал. Отец натянул пиджачную пару, коричневые лакированные штиблеты и зеленый галстук, мать декольтированное платье и туфли на каблуках.

– Надо помолиться Фоке и Матфею, – вспомнила мать, – иначе грибов не будет.

– Так молись, – голосом Шекспировского Отелло, вскричал отец.

Мать пробормотала что-то вроде: «Пашапашетамшамашетполяполеттоняспит» на икону, принесенную из спальни.

– Так, присядем на дорожку! – потребовала мать.

Мы плюхнулись на стулья и табуретки в прихожей.

– А зачем присаживаться, мы же никуда не едем? – спросил я.

– Не твое дело! Обычай такой! – ответила мать. – Сиди молча!

– Валь, мы долго еще?

– Вить, что ты как зудень зудишь?

– Шашки в мешки и ходу! Мы будем по дороге идти. СтаршОй, ты пойдешь по саду, понесешь мешок с ведрами. И смотри, если увидишь кого, то к нам не подходи, – распорядился через пару минут отец.

– Почему?

– Ты что, дебил? – в один голос поинтересовались родители. – Чтобы никто не догадался, что мы по грибы идем.

– А-то сглазят, – дополнила мать, оправляя лацкан пиджака Пашки. – И будем без грибов.

– Стоп! – внезапно всполошилась она. – Надо герани нарвать!

– Зачем? – в один голос проорали мы втроем.

– Герань проверенное средство от колдунов и ведьм!

– Валь, мы так никогда не выйдем! – сквозь зубы процедил отец.

– Сейчас нарву, и сразу выходим, – обдирала она стоящий на подоконнике цветок. – Суньте листья в карманы и с Богом!

Родители прогулочным шагом пошли по проселку от нашего дома к асфальтовой дороге, ведущей к лесу. Пашка семенящей походкой мультипликационного Пятачка бежал следом, держа в руках закрытый зонтик, украденный им у одного мальчика в детском саду. Я крался по саду вслед за ними. Дождь усилился. На перекрестке с улицей Пищуков пугливые грибники повстречали идущего навстречу водителя ГАЗ-51, Сашку Садка по кличке «Газон».

– Здорово, Владимирович. Здравствуйте, Егоровна. Привет, Паша.

– А мы к грибоеду идем! – в лоб ошарашил его Пашка. Он постоянно путал слова. Например, боровик называл бордовиком, а хлев хулевом.

– Здравствуйте, Саша, – неестественно засмеялась мать. – Паша шутит так. Вот, гуляем…

– Ну, гуляйте, – запахнулся в плащ-палатку водитель и прошел мимо.

– МладшОй, ты что совсем дебил? Ты как в разведку пойдешь? Первому встречному шпиону все выложил! – начал бушевать отец. – И что это у тебя в руках?

– Зонтик, – пискнул брат.

– Вижу, что не топор. Откуда он у тебя?

– Нашел…

– Смотри мне! – папаша погрозил узловатым пальцем и, вырвав зонт, попытался его открыть. – Точно спер где-то?

Тут с боковой улицы вывернулась бабка Максиманиха.

– Здравствуйте, Виктор Владимирович, здравствуйте Валентина Егоровна.

– Здравствуйте, Марфа Захаровна.

– Мы не к грибнику, и не в разведку! – попытался обмануть бабку Пашка. – Просто гуляем…

– Странный он у вас, – перекрестилась Максиманиха, на всякий случай, обходя их стороной.

– В школе им сейчас задают много, вот ребенок и заговаривается, – вслед старушке объяснила мать.

– Дебил, ты лучше вообще молчи! – папа стукнул зонтиком малолетнего путаника по голове. Зонтик от удара раскрылся.

– А ты чего там сидишь, придурь? – сдавленным голосом прошипел он мне. – Беги скорее в посадку, пока нет никого.

Я, согнувшись, перебежал через асфальт и, прижимаясь к деревьям, двинулся по защитной лесопосадке, растущей вдоль шоссе. Незадачливые грибоискатели продолжили прогулочное шествие под дождем и покинули деревенские пределы. Километра через полтора, когда до большого леса оставалось не более пятисот метров, их нагнал трактор ДТ-75, управляемый парторгом3838
  Парторги бывшими не бывают.


[Закрыть] Крахой, который был неравнодушен к нашей матери.

– Здорово Владимирович, привет Егоровна! Куда собрались?

– Гуляем…

– Гуляете?

– Гуляем…

– Паш, а ты не замерз?

Пашка угрюмо молчал и делал вид, что вопрос к нему не относится.

– Егоровна, чего это он?

– Да не выспался он, Николай Ефимович. Не обращай внимания, – ответила мать.

– Может подвезти вас?

– Нет, не надо, – отказался отец, косясь на лес.

– Ладно, поехал я, – трактор развернулся, обдав семью липкой грязью из-под гусениц, и рванул к деревне.

– Вить, может, вернемся? Мы уже как зюзики, – попыталась призвать супруга к благоразумию мать.

– Куда мы вернемся? Тогда нас сразу заподозрят! Пошлите, недалеко уже. В лесу не так льет.

– Витя, какой же ты бурдулек!

– Молчи, кекельба драная!

Так, громко переругиваясь, они добрались до леса.

– Поносил? Дай поносить другому! – потребовал отец, срывая надетый на меня плащ ОЗК3939
  ОЗК – общевойсковой защитный комплект.


[Закрыть]. – Буду как Черный плащ – ужас, летящий на крыльях ночи!

– Вить, ты и так уже как ужас, без всякого плаща, – то ли польстила ему, то ли съехидничала супруга.

– А я как? – обиженно поинтересовался я. – Голый буду?

– Одень вот, – он протянул мне свой промокший насквозь пиджак. – Ты у нас закаленный, не замерзнешь.

– Витя, какой же ты бесчувственный. Прямо как носорог! – укорила его супруга. – Он замерзнет.

– Чего это он замерзнет? Я с пиджака воду струхивал, тепло будет. Как говорится, дружба дружбой, а пиджачок врозь.

– Только струхивать ты и умеешь, ни на что больше не годен!

– Не до тебя. Давайте грибы искать!

Мы начали искать грибы. Мать бдительно следила за Пашкой.

– Стой балбес! – внезапно закричала она. – Там волчье лыко не подходи!

Испуганный ребенок шарахнулся в сторону.

– И туда не иди!

– Почему?

– Там волчьи ягоды!

До позднего вечера мы лазили под проливным дождем по мокрому лесу, но ничего не нашли. Еще и едва не заблудились.

– Гриб нашел! – только Пашка едва не съел мухомор. – Смотрите, какой красивый!

– Немедленно брось! Это яд! – был остановлен грибник бдительной матерью.

– А что это? – побледнел брат и растоптал коварный гриб ногой.

– Это мухомор! Их раньше молоком заливали и ставили на подоконник – от них мухи дохли.

– Поэтому так и назвали? – догадался ребенок.

– Да.

– Еще ими лоси лечатся, – вставил я.

– Может, домой его возьмем? – посмотрел брат на поверженный гриб. – От мух поставим.

– Ты хочешь, чтобы батя твой его сожрал?

– Чего он сожрет? Он же не лось, – не понял брат.

– А он и без рогов жрет все, что ни попадя!

– Что вы орете на весь лес! – раздался медведеподобный рык отца. – В деревне ваши вопли слышны!

– Да в деревне все по домам в тепле сидят, только мы как придурки с Бердянска таскаемся! – кричала ему в ответ мать. – Говорила же, на Станислава-грибовика надо идти!

– Иди ты на хрен, ломехуза драная! – взбеленился отец. – А я домой пойду, с вами каши не сваришь и грибов не наберешь! И вообще, у кого рога?

– Ты и без рогов как баран!

– Да ну вас всех! – он бросил ведро в ствол осины и поскакал по лесу как козлик молодой в капустном поле.

– Витя, ты туебень! Дубень бесчувственный! – вслед ему разорялась мать, потрясая пустым ведром. – Теперь из-за твоей твердолобости и жадности дети замерзнут и от воспаления легких помрут!

– Что вы стоите! – набросилась она на нас. – Бегом домой! Не хватало еще, чтобы леший какой на вас выперся.

Мы кинулись из леса так, как будто за нами и правда гонится леший. Мать неуклюже, как лягушка за Иваном-царевичем, бежала на каблуках следом, приговаривая:

– Свят, свят, свят!

Вот так и закончился наш внезапный семейный поход за грибами.

Бурдулек — человек с лишним весом, жирный, толстый;

кекельба – африканская трава;

Ломехуза – жук небольшого размера, примерно в 3 раза меньше рыжего лесного муравья. Отличительной особенностью ломехуз является то, что они заползают в муравейники и живут среди муравьев.

Весь вечер на арене цирка…

Довольно интересный рассказ, с удовольствием прочитала, да и слог не тяжёлый. Спасибо! Прочитала и другие Ваши рассказы, понравились. Спасибо за доставленное удовольствие! Если сравнивать с половиной тех рассказов, что я прочитала за последние две недели, в вашем смысла больше, чем в них всех вместе взятых.

И к тому же здесь всё просто и понятно, на мой взгляд, именно так, как должно быть. Ничего лишнего, но в то же время достаточно. Nacre

Мать наша была меломанкой. Когда отец в гневе разбил ее магнитофон «Русь-309»4040
  См. рассказ «Мойдодыр-1993».


[Закрыть], то она по каталогу решила выписать себе новый. Тогда как раз эти глянцевые каталоги с различной бытовой техникой и прочими товарами, вплоть до газовых пистолетов, широко ходили по рукам. Выбрала она магнитофон «Весна М-310С1», перевела деньги в Санк-Петербург и стала ждать. Неделю, вторую, третью. На третью неделю к ней пришло понимание, что магнитофона она не увидит. Кинулась она заказывать межгород и названивать в это совместное предприятие, умоляя вернуть ей деньги. Как ни странно, но после того как я подсказал ей пригрозить написать письмо в «Комсомольскую правду», деньги ей вернули. Правда пришлось ехать в райцентр и открывать там счет в Сбербанке. В Сбербанке мать и узнала, что в областном центре, в цирке, скоро будет концерт весьма любимого ею Добрынина.

Мать, получив деньги, купила в райцентре магнитофон, который обошелся ей на треть дешевле, чем, если бы приобрела по каталогу, и от радости решила съездить на концерт. Созвонилась с сестрой отца тетей Ниной и та купила на нас четыре билета. В цирке же была назначена встреча с тетей Ниной и ее дочкой Лариской. Гордый носитель апоплексы папа Плейшнер провел все время концерта, рассматривая в привезенный с собой бинокль умеренно одетых девушек из подтанцовки этого самого Добрынина. А я рассматривал негров. Первый раз в жизни своей встретил живых негров. До этого про них лишь в книгах читал. Телевидение тогда еще не было захлестнуто мутным потоком пошлой продукции Голливуда с его «фирменным афроамериканским юмором», поэтому на экране этих персонажей не было.

Два негра сидели на ряд выше нас, и ближе к концу первого отделения уже заметно нервничали от моего пристального внимания.

– Гляньте, живые негры!

– Это мои друзья из Анголы, – важно заявил Плейшнер, не отрываясь от арены. – Лумумбы.

– Нехорошо так обращать внимание на людей! – одернула меня мать. – Смотри вон лучше на Пашку!

Смотреть на певца она не могла мне приказать, волнуясь, что полуголая подтанцовка повредит моей неокрепшей нравственности. Она была слегка двинута на этой почве. Когда в клубе показывали кино, то всегда сажала нас с Пашкой на кресла перед собой и при малейшем намеке на экранную «обнаженку» закрывала нам руками глаза.

– Где негры? Они живые? Настоящие? – перекрывая голос певца, оживился сонный Пашка, который арену все равно не видел.

– Вон, сзади нас сидят.

– Где?

– Да вон же!

– Показывать пальцем некультурно! – одернула меня мать. – Павел, не вертись!

– Это глисты! – выдал свою версию отец. – Чешется у него от глистов, поэтому и вертится.

– Смотри на Влада! – распорядилась мать.

– Мы в цирк приехали друг на друга смотреть?

– Не мешайте мне слушать песни! Устроили балаган какой-то, дикари! Людей постыдитесь!

В антракте я поднялся к темнокожим и спросил:

– Здравствуйте! А вы Тома Сойера знаете?

Они переглянулись и ничего не ответили.

– А Гекельберри Финна?

Дети «черного континента» смотрели на меня как бараны на новые ворота.

«Немые? Или просто по-русски не понимают?» – подумал я и вернулся на свое место.

– Что они сказали? – как уж на сковородке вертелся Пашка.

– Молчат.

– А вдруг это шпионы? Помнишь, как в том анекдоте, что крестный рассказывал?

– Да заткнетесь вы уже когда-нибудь или нет? – не выдержала мать. – Совсем ополоумели. Негров что ли ни разу не видели?

– Нет! – в один голос ответили мы.

– А ты видела? – простодушно поинтересовался у родительницы брат и начал корчить неграм рожи.

– Я? Я… я нет, – была вынуждена признаться мать.

– Я видел, – наконец-то соизволил обернуться к обсуждаемым персонам отец.

– Негры как негры, – наведя на них бинокль, громко заявил он. – У нас в институте таких полно было.

Теперь уже весь ряд, забыв про певца, уставился на них. Мать, напевая: «Синий туман, похож на обман…», тоже повернулась посмотреть.

– Черные то какие, прости Господи!

– Обычное дело, – папаша потерял к ним интерес и вновь нацелил окуляры на мелькающие, слегка прикрытые цветными лоскутками, прелести девушек.

– Не дай Бог, сглазят! Ишь как уставились! – мать достала из сумочки нож и стала его лезвием крестить воздух перед собой, а потом передо мной и Пашкой, стремясь уберечь от сглаза.

Негры, наблюдая это, заметно побледнели. Один из них сказал другому что-то вроде: «Вуду».

– Глянь, они выцветают! – обратил внимание Пашка, встав ногами на сиденье и едва не доставая своими возбужденно блестящими очками «черных братьев». – Наверно, они не настоящие, а цирковые.

– Нет, я понял. Это мавры, а не негры – не согласился я с братом. – Типа Отелло.

– Молилась ли ты на ночь, Дездемона? – немедленно отозвался единственной ему знакомой строчкой из Шекспира отец. – Что не молилась? Так молись!

– А где платок, что подарил тебе я? – подхватил я.

– Какой нах… платок? – не понял папенька.

– Это ему голову надуло, из-за того, что шапку не носит, – среагировала мать, продолжая яростно рубить воздух ножом. – Павел, сядь на сиденье!

– Оно грязное! – возмутился Пашка.

– Ты же сам и натоптал, – я решил принять посильное участие в воспитание брата.

– Да глисты у него, – вновь встрял Плейшнер. – Потому и ерзает.

Несчастные негры, не выдержав, на подрагивающих ногах покинули зал.

– Уходят шпионы! – заорал им вслед Пашка, заставив шарахнуться нескольких человек.

– Святы́й Бо́же, Святы́й Крепкий, Святы́й Безсмертный, помилуй нас. Святы́й Бо́же, Святы́й Крепкий, Святы́й Безсмертный, помилуй нас. Святы́й Бо́же, Святы́й Крепкий, Святы́й Безсмертный, помилуй нас, – громко молилась мать, крестя спины спешно уходящих черных гостей города.

Тем временем концерт подошел к своему логическому завершению, то есть концу. Отец схватил букет тюльпанов, приготовленных матерью для Добрынина и размахивая биноклем ломанулся по ступенькам вниз.

– Ты куда намылился, старый черт? – размахивая ножом, кинулась за ним мать. – Ишь глаза на девок срамных как рак выкатил. А ну, стой!

Вслед им свистели и улюлюкали возбужденные зрители. Возле самого выхода на арену эта парочка была перехвачена крепкими молодыми людьми в штатском и на некоторое время скрылась с наших глаз. Зрители покидали зал, мы потянулись вслед за ними. Выйдя, наткнулись на чучело волка, и Пашка оседлал его со словами:

– Я Иван-царевич!

– Ты Павел-дурак! Немедленно слезь с волка! – приказала подошедшая тетя Нина, тащившая на буксире Лариску. – Что вы там за шапито устроили? Весь цирк вместо Добрынина на вас смотрел. Совсем вы там свихнулись в своей глуши?

– А что мы? Мы ничего не сделали, – пытался защищаться я.

– Слезь с волка, сломаешь!

– Не слезу! – начал капризничать брат.

В это время подошел отец с помятым букетом в руках.

– Вить, вы совсем того? – тетя Нина покрутила пальцем у виска.

– Это тебе, – он протянул ей потрепанный букет.

– Спасибо, конечно, но все-таки…

– Это Валька во всем виновата, – поспешил папаша свалить вину на супругу. – У нее не все дома!

– Сам хорош, похотливая сволочь! – незаметно подошла мать. – Ломанулся к девкам срамным, как козлик молодой!

– Ладно, по пути домой разберетесь! – прервала их тетя Нина. – Давайте деньги за билеты и пока. А то тут знакомых полно. Будут потом говорить, что мы с сумасшедшими общаемся.

– А денег нет, – потупился папенька. – В другой раз отдам…

– Вить, я долг взяла!

– А я откуда знал? Через неделю привезу.

– Через неделю будет поздно!

– Лучше поздно, чем не туда!

– Да ну тебя. Пошли Ларис.

– До свидания, – культурно попрощалась со всеми Лариска.

– До свидания, – не менее вежливо ответили мы с Пашкой.

– А я ведь видела негров! – хлопнула себя по лбу севшая в машину мать. – Я когда тобой Владик, беременная была, то в августе с тетей Галей поехала в Москву за тюлями.

– И там негры были? – влез нетерпеливый Пашка.

– Нет. Я простыла там и возникла угроза выкидыша. Меня положили на три недели на сохранение. А вот там как раз негритянка была беременная. И что поразило меня: сама черная вся, а пятки и ладони бело-розовые.

– Это от нас негритянка, – заводя мотор, высказался папаша. – Из нашего «ликбеза».

– Ты откуда знаешь? – подозрительно уставилась на него мать.

– А откуда ж еще?

– Влад, ты выкидышем мог стать, – разрядил напряженную обстановку Пашка, заработав подзатыльник от отца.

Политически грамотный демагог Плейшнер, вдохновившись зрелищем полуодетых девушек, во время двухчасового пути домой прочел нам лекцию о борьбе с апартеидом, освобождении народов Африки, угнетении негров в США, Анджеле Девис и Нельсоне Манделе. Также, щедро пересыпая свою речь непарламентскими выражениями, поведал о своей героической борьбе против этих самых представителей свободной Африки. Хотя тогда в нашей стране, слава Богу, и парламента еще не было этого антинародного.

– Я, по молодости, когда длинноволосый был, с ними в конфликт вступил! Международный! – хвастался пораженный словесным поносом папенька. – У нас в сельскохозяйственном институте негров много училось, да и арабы всякие встречались. Возможно, и сирийцы с турками там были. Египтяне точно учились в то время.

– Живые? – восторженно слушал эту ересь Пашка.

– Конечно живые. Мертвые в морге лежали, – по-ишачьи заржал отец. – Всякой твари было по паре, но конфликт получился с представителями братской Африки.

– Ты за Нельсона Мандулу с ними дрался? – продолжал допытываться Пашка.

– Не совсем, – важно продолжал Плейшнер. – Причина конфликта была в отказе знакомого негра дать мне виски и порно… тьфу ты эротический журнал.

– Какой, какой журнал? – встрепенулась мать.

– С картинками журнал.

– Пап, а ты что?

– Хотел в рог ему врезать! А он увидел и испугался. Говорит: «Я знаю, что ты самбо занимаешься»!

– А дальше?

– Я бить не стал. Конфликт же, как говорится, международный, понимать надо. Ушел из комнаты, но решил проучить, чтобы знали, как виски за счет простого советского мужика хлестать и «белому господину» не наливать. На следующую ночь, как раз накануне отъезда на летние каникулы, забросал кирпичами окна иностранного общежития. Все стекла разбил и нескольких «черных братьев» поранил.