Текст книги "Непридуманные истории, рассказанные неутомимым странником сэром Энтони Джонсом. Том 1"

Подходит к концу «третий семестр». До возвращения домой в Ленинград остаётся чуть больше двух недель. Миша – командир попросил съездить в ближний от Гурьева отряд, которым командовал пятикурсник Лев Львович Львович (почти Бураш Бурашевич Бурашев). Кстати, у этой парочки было много общего, оба толстенькие и говорливые. Но я отвлёкся. Целью поездки в отряд Лёвы Львовича была обычная проверка соблюдения правил техники безопасности. В соседнем районе произошёл не очень серьёзный несчастный случай. Кто-то сам себе по лбу молотком, вот и поднялась волна проверок, инспекций, выговоров и даже строгих выговоров. Вспомнился случай, когда в прошлом году ребята играли в выходной день в футбол с местными школьниками. Прошёл дождь, и поляна была мокрая. Один из играющих поскользнулся и сломал лодыжку. Командира отряда сняли с выговором, комиссару – строгий выговор, а приказом по всему районному строительному отряду в футбол запретили играть повсеместно. Бред! Но правда! Это действительно так и было. Борьба приобретала всё более решительные формы! Мне и самому хотелось съездить к Лёве Львовичу. У него мастером работал мой приятель Парамон! Он, когда приезжал на фестиваль, приглашал на рыбалку. Говорил, что у них в речке Сагизке сазаны по метру! Поездом ехать не хотелось, наездился! Темирбек обиделся и со времени нашей поездки на бешбармак к дяде меня сторонился. Я попросил Васю позвонить на автобазу и узнать, не идёт ли в ту сторону какой-нибудь транспорт. Оказалось, что да – завтра утром именно в ту сторону идёт ЗИЛ-130 с прицепом и щебёнкой. Меня возьмут в кабину для компании третьим.

Опять бескрайняя степь-пустыня. Куда ни глянь – везде дорога! На полпути прицеп с щебёнкой подпрыгнул на кочке, что-то хрустнуло, и он начал заваливаться на бок. Выходим посмотреть. Вроде бы ничего страшного. Надо выбить металлический стержень и отцепиться от перевёрнутого прицепа. С первой, второй и третьей попытки ничего не получилось, и стало ясно, что и с восьмой тоже не получится. Время шло, начинало смеркаться. Новых идей не рождалось! А поскольку утро вечеру не товарищ, то решили не суетиться и лечь спать пораньше. Один в кабине, двое в кузове. В шесть с первым лучиком, когда силы ещё много, мы опять навалились на железку и по очереди лупили по ней большим молотком где-то с полчаса. Потом раскачивали прицеп и пытались что-нибудь придумать. Придумать не получалось, а есть хотелось! Но больше пить! Еды же никакой не было, а пить только из радиатора ЗИЛа! Больше тратить силы на раскачивание не хотелось. Наоборот, хотелось их сохранить на случай, если никто не появится в ближайшие сутки и придётся тогда пешком по звёздам ночью. Днём спать или отлёживаться в тени. Лишь бы тень найти! До ближайшего населённого пункта почти сто километров. Без еды протянем, а сколько воды в радиаторе? Возможно, хватит! Пока же отсиживаемся под кузовом и высматриваем какое-нибудь движение на линии горизонта. Потом открутили с опрокинутого прицепа колесо и подожгли, чтобы издалека дым было видно. Так делали все, кто попадал на необитаемый остров или в ситуацию типа нашей. Время тянется бесконечно долго. Как это скучно – просто сидеть и высматривать! Но делать нечего – сидим вторые сутки. Стемнело. Мы полезли в кузов спать. А в шесть утра подъехал Газик и тросом выдернул штырь. Воды в радиаторе было достаточно, чтобы неспеша дотянуть до места.

Голодный и обессиленный я приехал в отряд к Львовичу. Проверил журнал техники безопасности. Расписался, что проверил, а тут и Парамон подтянулся. Ему сообщили, что я приехал. В этот день я, минуя водку, научился сразу пить сначала разведённый, а потом и чистый спирт. Печень тяжело вздохнула! На следующий день была рыбалка и метровые сазаны, баня и всякие безобразия. Соблюдать «сухой закон» больше не хотелось. Он себя исчерпал! Не хотелось никуда больше ездить, не хотелось писать отчёт о завершении борьбы. Хотелось в Ленинград, домой к маме.

Коста Рика, 30.11.14.

Военные сборы

Ну вот и всё. Высшее образование в кармане. Правильнее сказать, в голове, а диплом о высшем в кармане. Родной и любимый ЛЭТИ «выплюнул» наружу ещё одного инженера – электрика, так и не разобравшегося, почему, когда нажмёшь на кнопочку, сразу же загорается лампочка. Но осталось последнее. Надо сдать экзамен на офицера – подводника. Подводному делу нас обучали четыре года на кафедре специальной военно морской подготовки. Не сдашь, пойдёшь рядовым в армию, а этого не хочется. Чтобы сдать экзамен, надо ехать на военные сборы на целых два месяца. Этого тоже не хочется, но из двух зол, как говорится… и я еду на сборы. С собой только рюкзачок с одеждой, чтобы туда доехать и обратно вернуться. Там одежда не понадобится, форму дадут.

Тридцать шесть часов в поезде, потом из Мурманска по воде в Североморск. Перед тем как взойти на борт кораблика, маршируем от железнодорожного вокзала в порт. Очень холодно. Где-то под минус тридцать. На мне курточка с капюшоном, под курточкой свитер, и этого достаточно. Но тут как раз и начинается запланированный и предусмотренный уставом обычный краснофлотский идиотизм. Капитан второго ранга Игнатьев, наш сопровождающий, командует: «Курсанты стой, раз, два… – и ко мне персонально: – Этот, в гандоне на пустой голове, шаг вперёд, раз, два… Снять гандон с пустой головы! Раз, два…». Я пытаюсь объяснить, что холодно. Он же ни в какую – снять и всё. Не снять, значит не подчиниться, значит домой и в армию уже через два месяца. Снять – значит менингит! Дилемма! И тут я сообразил. Капюшон у куртки пришит не такими уж и толстыми нитками. Перочинный ножик у меня с собой, полоснул по ниткам, остальное – дело техники. Теперь это шапка, а не капюшон, и вовсе даже не гандон. Капитан второго ранга, на чьи лекции я ни разу не ходил, вынужден с этим согласиться. В армию весной не иду! После Североморска ещё один бросок, и мы в Губе Оленьей! Так называлось место, где находилась база допотопных дизельных подводных лодок. Здесь мы и должны были осваивать подводное дело вживую.

Мы долго стояли на тридцатиградусном морозе в ожидании заселения по казармам. Трое или больше, уже не помню, простудились и в освоении торпедных аппаратов на завтра и в последующие дни уже не участвовали. Они потом подгоняли «материал» по книжке Жюль Верна о подводнике капитане Немо. Шутка. На самом деле действительно могло закончиться плохо, а если бы я не выкрутился из ситуации с капюшоном, то плохо закончилось бы именно со мной в первую очередь. Наконец, заселились! А что? – очень даже миленько. Три ряда двухярусных кроватей по двадцать кроватей в ряд. Это сто двадцать курсантов в одной отдельной казарме. С учётом сильных холодов и как следствие наглухо замурованных форточек для сохранения тепла в казарме, запах от ста двадцати раз в неделю в бане помытых курсантов стоял не просто «пикантный». Воздух казармы был насыщен запахами внутреннего сероводорода, пота и, извините, ночных юношеских поллюций. С третьим источником запаха, правда, командование справилось быстро, применив уже на второй день пищевые добавки в чай на основе брома.

Как это и должно было произойти на самом деле, так оно и произошло. Про то, что в этом году пятого марта, как и десять лет назад, и пять, и в прошлом году, приедут курсанты из ЛЭТИ, никто не догадывался. Комдив, наверное, был на задании, начальник штаба в отпуске, а замполит болел. Поэтому мы «свалились» на их и без того повреждённые морозом и всякой несуразицей головы не как какой-то там снежок, а как полновесный айсберг. Комдив только «Ой!» сказать и успел. Казармой не обеспечили. Завтра должна будет «вынырнуть» из автономки подлодка, чьё жилище мы временно оккупировали. Значит надо дать отмашку пока не выныривать, а они уже кислородный запас почти прикончили. Им назавтра уже и встречу торжественную, и банкет для комсостава… надо откуда-то продуктов подвезти. Те, что для курсантов заготовили, мичмана – интенданты давно списали «налево» по отработанному маршруту в Североморский общепит. Я это знаю потому, что в своём единственном кухонном «наряде» выполнял приказ такого вот интенданта и помогал грузить мороженные говяжьи туши на катер, отплывающий в Североморск. «Ведь это же надо кроме продуктов им ещё и курсы с лекцией… и экскурсию на подлодку… баню… в Североморский музей боевой славы… – думалось комдиву с начальником штаба. – Хотя скоро смотр самодеятельности. Может их всех в самодеятельность? А утром в спортзал, в волейбол поочереди с баскетболом? Надо думать!.. – И вдруг, как озарение: – Короче, эти из автономки когда?… Завтра? – Завтра! Пусть малым ходом идут, а когда кислород «тю-тю», пускай всплывают, но ход не увеличивают. Два дня «отобъём». А когда приплывут, пусть выходят не сразу, а через сутки. Карантин объявим по поводу свинки или что там ещё бывает?… А потом этих с лодки в казарму через баню одновременно со сменой белья, а тех, наоборот, на лодку для изучения механизмов в реальных боевых условиях. Ещё два дня! И ещё день. А в это время другая лодка в поход на два месяца пойдёт и всё само собой «устаканится». И никак иначе…». – Он на какое-то мгновение забыл про Лидию Павловну, а про Лидию Павловну забывать было нельзя даже на мгновение. Потому что она являлась не только женой командира подводной лодки капитана первого ранга Вениамина Борисовича Подкаблучко. Той самой лодки, что собиралась вернуться из автономного плавания уже завтра. Она была дочерью заместителя командующего Северного флота Адмирала Китобойцева! И она уже салатов нарезала для встречи любимого мужа, и винегрет с горошком, и курочку, и водочку в морозилку… Задержать лодку не получится!.. твою мать… но… А вот это по настоящему гениально! На то он и Комдив-Контрадмирал!!!: «Венеамина Борисовича снимем с лодки вертолётом! До подхода на базу! И сразу к Лидии Павловне. Вот так! Исполнять!».

С небольшими отклонениями план сработал. Мы окончательно и стационарно заселились в казарму ещё до того, как от причала отошла подлодка – хозяйка этой казармы. Дальше этого пока дело не пошло. Адмирал про нас на какое-то время «забыл», не забыв при этом отдать приказ: «Чтоб я этих, мать… курсантов, мать… не видел, мать…», а замполит организовал непрерывный просмотр кинофильмов из запасников дивизионного клуба, начиная, естественно, с киноэпопеи «Броненосец Потёмкин». Нам было велено из казармы не высовываться, а в столовую по двое перебежками, чтобы не заметили с воздуха. Опять шутка. Двенадцать дней откровенного безделья за государственный счёт – это хорошо. И пятнадцать было бы хорошо, но на тринадцатый день старший и младший офицерский состав лодки, из-за которой не так давно был объявлен карантин, отгулял свою положенную после автономки дюжину весёлых денёчков, кто в Мурманске, кто в Североморске, и согласился временно взять над нами шефство. Нас «прикрепили» к настоящим морякам Северного флота! Но уже наутро вместо изучения пусковых установок образца 1953 года мы перебрасывали снег навстречу друг дружке по территории, прилегающей к казарме. До обеда!.. А после обеда начмед капитан-лейтенант Могилко, по совместительству замполит Могилко, построил экипаж с внедрёнными в него курсантами и сообщил, что ровно через сорок дней состоится смотр самодеятельности отдельных воинских частей и подразделений Краснознамённого Северного Флота. Поэтому: «Кто умеет петь, шаг вперёд!». Мгновенно оценив ситуацию, я первым выдвинулся из строя. За мной ещё несколько «Шаляпиных». «Кто владеет музыкальными инструментами, шаг вперёд!» Ну и кто же владеет музыкальными инструментами как не я? Я ими владею в розницу и оптом: фортепьяно, гитара, барабан, бубен и маракасы! Делаю ещё один шаг вперёд…! Всего я сделал четыре шага, зарекомендовавшись ещё и исполнителем акробатических этюдов и до кучи декламатором патриотических текстов.

После пары вокальных проб «снялись с пробега» шесть претендентов на должность запевалы хора дизельной подводной лодки В-18с. Остался только будущий странник, ваш покорный слуга. А после первых двух репетиций странник убедил Могилко ему не мешать и дать возможность подготовить весь концерт самому. Мне это было не впервой, а ему в радость, потому что кроме как отрезать аппендицит в походных условиях и разбавить спирт в правильных пропорциях, он искренне ничего абсолютно не умел! А я? Что я? И не такие «глубины» вспахивал с агитбригадой в Казахстане! А как вам кстати его фамилия Могилко? Для начальника медицинской части лучше не придумаешь! Я же провёл блиц – турнир «Аллё, мы ищем таланты» среди матросов экипажа и подобрал двух гитаристов уровня «из подворотни», по моей задумке достаточного уровня, и барабанщика. Он когда-то хорошо барабанил на утренней линейке в пионерском лагере. У меня была надежда сделать из него настоящего ударника за оставшиеся тридцать восемь дней. Из этих ребят мне удалось-таки слепить вокально инструментальный ансамбль «Адмиралы морских глубин» по аналогии с суперпопулярным фильмом тех лет «Генералы песчаных карьеров». Не смейтесь! – От названия зависит половина успеха, а именно это потянуло на все шестьдесят процентов! Можно было дальше просто что-то промычать, и всё равно успех гарантирован! А мы ещё и спели, точнее, я спел. Мы разучили традиционную песню подводников Северного флота про усталую подлодку, которая из «глубины идёт домой». И, конечно, «Прощайте скалистые горы!». В качестве патриотической части я использовал уже опробованный многократно способ декламирования военно – патриотических текстов на фоне сурово шагающих в шаг левой… левой… левой… героических и израненных севастопольских матросов и развевающегося Красного Знамени, освещённого прожектором. Звуковой фон – пикирующиё «Юнкерсы» и разрывы снарядов. Декламировал опять я – будущий неутомимый странник. Вот ведь выскочка и хвастун! Мало того что не дал никому спеть про Ленина, сам вышел запевалой в хоре. Так ещё и в «Адмиралах» отметился, по сцене прыгал и выписывал пируэты. В общем гад и мерзавец! А что вы хотите? – надо было в детстве не по деревьям лазать или по грязи в лапту, а в музыкальную школу ходить и спортом заниматься. Мы заняли абсолютно первое место и вышли в финальную часть смотра всего Северного флота, после чего сам лично начальник штаба вместе с главным замполитом предложили мне остаться на финал, чтобы окончательно всех победить. А они типа договорятся с нашей кафедрой спецподготовки и мне пятёрку потом без экзамена. Но тут «возбух» капитан второго ранга Игнатьев, наш из ЛЭТИ, и сказал, что меня родина готовила в подводники, а не в бирюльки… и не в тили-тили… и так далее в этом же духе. Могилко пытался присвоить пусть не все, но хотя бы часть моих подвигов. Лидия Павловна, командирша, с которой я сдружился на почве понимания в музыке и в искусстве в целом, не позволила и пригрозила ему, что лично сама своим приказом спишет на другую лодку и ему, алкашу, там не поздоровится. Мне же она выхлопотала грамоту за подписью папочки – Адмирала! Таким образом я, не совершив ни одного подвига и так и не увидев вживую торпедного аппарата подводной лодки, получил-таки звание лейтенанта-подводника. Сегодня, всматриваясь в отдалённо-туманное юное прошлое, мне доставляет радость воспоминание о «взятой» мной очередной вершине – победе на конкурсе самодеятельности среди экипажей подводных лодок Северного Флота СССР. На протяжении жизни неутомимого странника вершин ещё будет много. Он их все одну за одной преодолеет, а потом расскажет, как ему это опять удалось.

Коста Рика, 08.12.14.

Шахматово

Лето подкралось незаметно. Надо было что-то решать, а время оставалось в обрез. Дело в том, что каждое лето я обязательно ездил в стройотряд. Денег, заработанных в стройотряде за два месяца, потом хватало почти на целый год, и не ехать было нельзя. С другой стороны и ехать было нельзя, потому что жена собиралась рожать. Мне надо было быть рядом! Остановились на компромиссном решении: в стройотряд я поеду, но не в Казахстан или Приморье, или Сыктывкар, а поближе – в Ленинградскую или Псковскую область. Предложений было много, но я выбрал вариант с Лёхой Исаевым – полулегендарным командиром студенческих отрядов моего любимого института ЛЭТИ. С ним ребята обычно неплохо зарабатывали. Сам Лёха спешил, он умудрился получить экстерном диплом, поступить в аспирантуру и уже через год защитить кандидатскую. Он жил в ускоренном режиме, много ел, много пил, был шумным, генерировал безостановочно и свиду казался рубаха-парнем. Многие на это «покупались». Я тоже «купился» и поехал с ним в Псковскую область в посёлок Шахматово, известный тем, что именно сдесь находился дом-усадьба семьи Александра Блока. В трёх километрах от Шахматово начиналось строительство завода витаминной муки, стройки республиканского значения. Я должен был возглавить бригаду каменьщиков и в течение полутора месяцев подвести стены будущего завода под крышу. Заработок обещал быть хорошим!

Нас было пятнадцать молодых, сильных и здоровых. Поселили нас в маленькой деревеньке без названия в обычном старом рубленом доме. Там мы спали на сеновале на чердаке, завтракали и ужинали внизу за большим деревянным столом. Готовила и накрывала на стол молодая симпатичная крестьянка, прославившаяся тем, что «успала», как говорили местные, к своим тридцати годам уже двух мужей. Для дохлых питерских студентов она представляла ощутимую опасность, коли уморила двоих деревенских. Мы её дружно боялись и к себе не шибко подпускали. Пару раз, застав её не совсем одетой, я понял, что бояться надо больше, чем мы боялись сейчас. Сложением она была совершенна, бёдра крутые, грудь – мечта! Об этом я оповестил остальных четырнадцать шабашников. Тринадцать поверили и ещё больше забоялись, один оказался падким на сладкое и чуть не стал третьим в её списке жертв. Она его выжала за неделю, как выжимает сок профессиональная соковыжималка. Вскоре он уехал восстанавливаться, не дождавшись конца шабашки. Готовила она плохо, но на свежем воздухе есть хотелось так, что её стряпня шла на ура. Главное, чтобы много! По субботам деревенские выделили нам время для бани на берегу пруда прямо в центре деревеньки. Банька топилась по-чёрному, и это было круто! Выскочив после первичной обработки берёзовым веником из бани весь в чёрной саже, ты тут же сваливался в пруд на глазах у женской части населения деревни, собиравшейся на противоположной стороне пруда и с интересом наблюдавшей за обнажёнными студентиками. «Интересно, и что у этих городских там меж ног имается?». Слово «имается» означало имеется. Таких слов – недоразумений я в это лето наслушался достаточно. Например: подстричь ножницами – «стригнуть ножням», толкнуть вперёд – «торнуть уперэд» и т. д. Недалеко от нашей деревеньки находилась другая деревенька, где жил очень известный колдун. Имя не помню. К нему круглосуточно шли люди. Иногда страждущие стучались по ночам и в наш дом с просьбой пустить переночевать. Хозяйка охотно впускала за плату. Не пройдёт и пяти лет, как этот колдун поможет моему отцу вынести страшную операцию и выжить, когда казалось, что всё кончено. О колдуне ходили легенды, попасть к нему стремились великие и властьимущие. Он был большого роста, лет пятидесяти, груб и постоянно немного пьян. Толпа около его дома достигала ста человек, и иногда люди стояли в ожидании колдуна по несколько дней под дождём, в жару и в мороз. Мне было интересно узнать о нём больше и я иногда расспрашивал паломников. Он принимал не всех, кому-то отказывал по только одному ему известной причине. Впустив пациента в дом, сначала пугал, что болезнь не лечится, потом брал с полки огромную книгу и безошибочно рассказывал о нём практически всё. И это «всё» оказывалось правдой! О болезнях колдун никогда не расспрашивал – он болезнь чувствовал на расстоянии и молча прямо при пациенте готовил снадобье. Давал краткие инструкции и грубо выставлял за дверь. Деньги брал не со всех, причём материальное положение паломника значения не имело! Вот такой был колдун!

Стройку, и это нормально, удалось начать не сразу. Полторы недели ушло на согласования и утверждения, подгонку готового проекта под существующие реалии (другой кирпич, другие балки, другие блоки, всё другое…), завоз стройматериалов и техники. Когда завезли столько, что можно было, наконец, попробовать начать работать, оказалось, что запил местный прораб и пить будет ещё три дня минимум. А другого нет. Так мы и ходили между блоками, сброшенными в чистом поле, не понимая, что происходит. Приехал главный инженер по фамилии Горлышко или Горлушко, привёз два ящика пива и попытался что-то объяснить по сути. Из объяснений стало понятным, почему мы в поле гуляем, а не строим. И дело оказалось вовсе не в «неправильном» проекте и пьющем прорабе. Дело оказалось в деньгах, которые выделили три месяца назад, но почему-то не подвезли до сих пор. Обещали завтра, но уверенности нет. Можно было подумать, что деньги возят грузовиком, а грузовик проколол колесо и карбюратор засорился.

Прораб вышел из пьянки и зашёл на просушку. Деньги всё-таки «подвезли» и нам выдали аванс за две недели ничегонеделанья, после чего мы опять ничего не делали по причине аванса и вкусного портвейна еще два дня. А потом начали! И как начали! Руки, соскучившиеся по лопате и мастерку, творили чудеса. Через неделю фасадная стена будущего завода, снизу доверху вымазанная как будто специально цементным раствором и немного наклонившись вовнутрь, стояла во всю свою восьмиметровую высоту. Прораб сначала матерился, потом зашёл в каптёрку, выпил лекарство, ещё раз посмотрел на стенку и сказал: «подходяшшэ»! За фасадом последовали стены, и через месяц работы каменьщиком я себя почувствовал профессионалом. Однажды в будущей жизни умение обращаться с мастерком и кирпичами мне пригодилось. А зарплату задерживали, потом сильно задерживали, а потом мы вместо работы поехали в Шахматово разбираться с Лёхой, почему мы сидим без денег. К ответам он не подготовился и ничего кроме «купил костюм», «немного выпил» и «деньги будут» ответить не мог. Чуть позже мы выяснили, что он умудрился пропить меньше чем за месяц около полутора тысяч рублей со своим приятелем – главным инженером Горлушко. Сейчас им обоим было страшно: стройка «заваливалась», народ бунтовал, денег опять не «подвезли». «Что делать? Всё пропало!». Действительно, ударно проработав с перебоями ещё три недели, закончить строительство завода нам так и не удалось. Мы не получили обещанных премиальных. Виноватых никто не искал. Мы вернулись по домам вовремя, недовольные ни заработком, ни вообще… хотя впечатлений нахватались предостаточно. «Выжатый» страстной крестьянкой, мой приятель Мишка вскоре восстановился, набрал вес и ещё несколько раз ездил к ней из Питера в Шахматово. Обычно после возвращения он тут же шёл в профком и просил путёвку в профилакторий. Глядя на его худобу и проявившуюся мечтательную задумчивость, ему обычно не отказывали. Он женился последним из нас, уже под сорок. Я думаю, что это из-за неё.

Лёху под конец пацаны сильно побили, хотя я и не участвовал. Он что-то скулил и не сопротивлялся. Связываться с расследованием, сколько наших денег он украл, мы не стали. Напрасно! Потому что на следующий год он опять собрал добротный стройотряд, в котором ребята вообще не получили денег после окончания строительного сезона. Его опять били, но в этот раз народ оказался злее и решительнее и затеял расследование на тему: «Где наши деньги?». «Купил костюм» в этот раз не пролезло. Его условно осудили, обязали вернуть украденное, лишили кандидатской диссертации и должности доцента кафедры. Он исчез и никто его больше не видел.

Коста Рика, 28.01.15.