Текст книги "Непридуманные истории, рассказанные неутомимым странником сэром Энтони Джонсом. Том 1"

Мы с Димой работали уже почти два года. Работа стала рутиной и больше не радовала. Шло обогащение масс в торгово-закупочных кооперативах, а мы шлюх в баньке развлекаем! Мы открыли пару своих кооперативов, решив пока наш притончик не закрывать, а найти покупателя и продать за хорошие деньги. Две наши посменные массажистки Наташка и Надька тоже заскучали. Нормальная клиентура уходила в более престижные спортклубы, которых развелось очень много. Надька решила заняться прибыльным ремеслом вместе с подружкой, забыл имя, – представительницей древнейшей… И занялись пока мы с Димой осваивали производство детского плавающего мыла на другом конце города. Сделав копии с ключей, они по ночам обслуживали финнских лесорубов прямо у нас в клубпритоне. Однажды около пяти утра позвонил директор и сказал коротко: «Приезжай». Всё, что я смог спросоня спросить, было: «Кто-то пострадал?». И он ответил: «Да». Произошло вот что. Привезли лесоруба, напоили, раздели и по очереди начали с ним «общаться». Одна свою партию спела и передала эстафету подружке, а сама пошла в комнату отдыха отдохнуть и покурить, лёжа на диване. Уснула, окурок выпал, диван задымился, и она во сне задохнулась.

На следующий день я уволился. Денисов на прощание стрельнул у меня десятку, хотел заплакать, но в последний момент передумал и сказал: «Будет трудно, заходи. Обдумаем. Ты же знаешь, я умею дружить по-настоящему».

Коста Рика, 29.11.14.

Чимбулак

В конце лета я планировал эмигрировать в злобную и страшную Америку, а сейчас, в середине марта 1989 года, мой приятель Лёха Колокольчиков позвал покататься на лыжах в горах, возвышающихся над высокогогорным озером Медео, что недалеко от Алма Аты. Курорт назывался Чимбулак. Озеро славится тем, что на его льду было установлено невероятное количество советских, европейских и мировых рекордов. Там воздух разряженный, сопротивляется конькобежцу меньше и скорость, пусть на сотые секунды, но всё же выше. Мой хороший знакомый, олимпийский чемпион Женя Куликов, здесь тоже «отметился» и сейчас «висит» на доске славы катка Медео. Его фотография висит. Я до этого никогда на горные лыжи не вставал, и идея покататься две недели в горах меня воодушевила. Лёха, наоборот, был опытным горнолыжником, по его собственным словам, и каждый год в марте ездил в разные места покататься и подзагореть. Под его руководством я надеялся освоить и победить Чимбулак. Приятель дал напрокат невзрачный горнолыжный костюм чёрного цвета. Я добавил к нему свитер, джинсы, пару футболок и перчатки и не «заморачиваясь» насчёт одежды, как был, так и поехал кататься! До места добрались без приключений, поселились в небольшой уютной гостинице и утром поехали наверх.

Подняться в горы оказалось делом не простым. Раз в два часа от гостиницы наверх шёл маленький автобус типа ПАЗик. В автобус в первую очередь попадали сильные и мускулистые, слабый пол – в самом конце, а то и вообще никак. Исключение делалось только для Кристины Орбакайте. Они с Пресняковым остановились в той же гостинице. Кристина была беременна первым ребёнком. Её пропускали без давки и без очереди. Володе Преснякову уступок не делали. Он должен был, как и остальные, доказывать своё право на место в автобусе. Это тебе не стюардессу по имени Жанна тискать в подсобках аэроплана! Стоя в хвосте очереди опять удивлялся, ну почему всё так? Ведь это же Медео! Чимбулак! Это же уникальное место на земле. Какой здесь можно было бы сделать лыжный курорт! Баден Бадену делать нечего. На коньках по озеру, ресторан, рядом музыка, вечером дискотека, бары, кафешки. Отдыхай молодёжь, трать свои кровные. Наверх в комфортабельных автобусах через каждые пятнадцать минут. Всё-таки правильно я собрался уехать. Не хотят и не будут они ничего делать. Им надо с Афганистаном воевать или с Кубой дружить за деньги. Так откуда тогда эти деньги взять, чтобы нас на комфортабельном? За две недели на вершину мы с Лёхой не попали четыре раза. Один раз после того, как я слетел с трассы, потом взлетел над ней и приземлился плашмя лыжи враскорячку. Второй раз, когда попили немного местной «огненной воды». Из чего они её делают? Третий и четвёртый – просто не влезли в ПАЗик. Но полных девять дней я всё-таки откатался!

На Лёху я рассчитывал напрасно, как на инструктора. Он каждое утро наряжался в умопомрачительный итальянский горнолыжный костюм. К нему комплект из шапочки, Лёха рано начал лысеть, шарфика, перчаток и очки что надо! В таком виде он заползал на высоту метров пятнадцать, разворачивался в полоборота к пункту проката лыж, откуда его хорошо было видно, и замирал. Изредко комментируя происходящее вокруг: «Вот баран, ну куда ты прёшь!» – это пролетающему рядом смельчаку, или: «Ногой дрыгни влево, тогда легче поворот направо получится», – а это мне, новичку. Но сам с места за весь период катания, за девять дней, так и не сдвинулся. В первый день он так увлёкся демонстрацией своего итальянского костюма, что загорел от уха до носа только одной стороной лица, оставив вторую неприкосновенной! Кристина чуть не родила преждевременно. Молодые девчонки-москвички, заполнившие половину гостиницы, смеялись так, как это умеет делать только молодежь до двадцати. Потом уже не тот задор и дыхалка. Я же в этот этот день стал горнолыжником начальной ступени, хоть и в чёрном потрёпанном костюмчике и без очков. Полёт, о котором я упоминал выше, будет завтра, а сегодня я знакомился с москвичками и как мог «отмазывал» Лёху. Он старался из номера не высовываться, но попросил «вон ту с рыжим хвостом» не клеить, а оставить ему на завтра, когда он загорит следующей частью лица. На том и порешили. Мне рыжие как-то не очень, а так фиг бы я ему чего… Мы пили чай с девчонками в фойе около телевизора. Там показывали старинное кино, в котором Ленин, стоя на броневике, что-то бегло и выразительно говорил по-казахски. Образованный был человек, языки знал! Вышел Володя Пресняков. Он очень даже профессионально сегодня «летал» по Чимбулаку. Девчонки завопили, стали просить спеть и, что меня очень удивило, он не стал выписывать им ни «командировки» в ж…у, ни «путевого листа» на х… Петь, правда, тоже не стал. Сказал: «Завтра». С тех пор я его очень уважаю.

Я обнаглел и на следующий день полез наверх за пределы не то что начального, но сразу на четвертый уровень. Расплата не заставила себя долго ждать, я воспарил и пока летел, обдумывая, какую применить технику приземления, Лёха успел немного подзагореть ущербной частью своей интеллигентской морды! Приземление нельзя сказать, что было совсем уж неудачным, могло быть значительно хуже. Просто подзабыл я, как надо падать. А ведь именно этому в первую очередь учат будущих чемпионов-гимнастов. Надо будет перед отъездом в зал походить в Питере. На сегодня с Чимбулаком я закончил и прямо там наверху мы с Лёхой пошли в сауну. Точнее, он меня отнёс. Я, чтобы прогреть ушибы, Лёха за компанию. Девчонок в сауну с мужчинами не пускали. «Пустите её, это моя жена», – не сработало, поэтому мы просто погрелись. Завтра я встать не смог, и на спуск мой компаньон поехал один. Одна из москвичек изобразила перед подружками мигрень и тоже не поехала. Она девчонкам потом рассказывала, что провела время с брёвнышком с сучком. А я и не просил её насчёт секса, мне больно во всём теле было. Она сама. Сучок ей, видите ли, не понравился! Нормальный сук! Только шевелиться было больно! Вот я и не шевелился.

Было бы ошибкой не покататься на коньках по легендарному льду Медео. Не пройдёт и восьми месяцев, как Серёга Палкин, уже в Вене, расскажет мне о рекорде Жени Куликова на этом льду. Как он сначала упал, отбил кобчик, заморозил его льдиной, тогда исскуственные заморозки только-только начали применять, а потом как дал дёру и сразу рекорд, сразу в сборную, а там олимпийский рекорд и Золотая медаль! Вот, что делает Медейский лёд. До этого великий спортсмен почти до тридцати лет катался, едва выполняя норматив мастера спорта. Мы же провели на льду на пятый или шестой день около двух часов. Я попробовал проехать круг на настоящих конькобежных коньках. Получилось. Лёха проехал три. Тем самым мы приобщились к мировым рекордам, установленным именно здесь под овации и ликование трибун. Потом ещё раз покатались перед самым отъездом.

На восьмой или девятый день героические усилия Лёхи, направленные на то, чтобы обратить на себя внимание какой-нибудь достойной представительницы противоположного пола с длинными ногами, например, или невероятной причёской, например, или просто блондинки, например, с голубыми глазами, увенчались успехом. Его заметили, стоящим на горе в расслабленной позе дэнди, безразличного к окружающему миру и изредка поводящего то левым мускулистым предплечьем, то правым. Старая алма-атинская проститутка предложила ему услуги по двести рублей за каждую отдельную услугу. Он предложение не принял, чем ввёл старушку в недоумение. «Так чего ж тебе, миленький, надо? Чего ж ты там на горке-то маешься уж вторая неделя к концу? Всё равно кроме меня и этих московских посикух здесь никого нет. Разве что казашку какую-нибудь вон в том ауле разыщешь». И Лёха оставшиеся три дня уже не стоял на горке, а «дружил» с рыжей парикмахершей из Москвы.

Научившись стоять, а потом и двигаться на горных лыжах, я потом часто предавался этому занятию в Пенсильвании, на лыжном курорте Шоуни. Если зима и снег заставали в Питере, то ездил в Коробицино. Но ни первое, ни второе не смогли затмить воспоминания о Чимбулаке и Медео. Интересно, а как там сейчас?

Коста Рика, 15.12.14.

Эмиграция

«Накувыркавшись» в бесконечном противоборстве с властью в лице районных чиновников, пожарников, милиционеров и охранников всех мастей, обеспечивающих безопасность родины, партийных руководителей и прочей нечисти, я, наконец, устал и решил стать изменником родины. Это так нечисть называла тех, кому она была не по нраву. Сказано – сделано, и письмо с просьбой выслать приглашение на воссоединение семьи моей второй по счёту жены полетело в Израиль. За год до этого я финансово помог уехать моему приятелю Витьке, и он обещал, если чего, ответить тем же. Вот он и помог с вызовом. Я бесконечно долго ждал этот вызов. Пока ждал три раза съездил в Будапешт. Хотел внимательно посмотреть ещё раз на заграницу. Как они там живут и, заодно, приодеться. Всё-таки не в Польшу какую-нибудь собираемся! С первой женой договорился без проблем. Разрешение на выезд она мне подписала в обмен на обещание в будущем забрать нашего сына, хотя я и сам хотел забрать его сразу. Он был уже взрослым. Его помощь в эмиграции могла оказаться неоценимой. Я действительно много болел сначала в Австрии, а потом и в Италии. Одновременно с отъездом начались первые серъёзные приступы подагры. Стресс! В дополнение к вопросу о сыне, мы договорились о том, кому останется машина – модная тогда синяя «Восьмёрка». Машину я оставил сыну. А вызова всё нет и нет. Заехал к маме. На столике в прихожей, как всегда, куча старых газет. Что-то подтолкнуло, и я «встряхнул» пачку. Из неё выпал конверт. Он пролежал у мамы три недели, а я ведь совсем извёлся в ожидании. Что было возможно, я уже к этому времени собрал, перезнакомился с овировскими девчонками и чётко знал, что мне делать дальше. Подробнейший список дел «по порядку» в хронологической последовательности лежал в кармане и ежедневно обновлялся. Что-то вычёркивалось, а что-то добавлялось. Смотавшись в Москву и просидев в очереди у голландского посольства (Голландия взяла на себя роль посредника и помощника в вопросах эмиграции в Израиль) двое полных суток, я заверил вызов, как подлинный, вернулся в Ленинград и быстро дособирал на тот момент недособранное из документов и бумаг. Полный комплект я сдал в ОВИР, и началась вторая серия многосерийки под названием «Ожидание». Из нерешённых на тот момент вопросов самым главным оставалось разрешение от отца жены Иры. Эдик был добрым, хорошим человеком, мастером спорта по боксу. Однажды он встречался на ринге с самим великим и непобедимым Попенченко!.. Его пришлось обмануть и рассказать небылицу про хорошую работу в Иерусалиме, где почему-то именно мне предложили поработать по специальности инженером-электриком. Он поверил и подписал. Или не поверил, но всё равно подписал! Наступило десятое сентября 1989 года. Знаковая дата!!! Виза с проставленной датой не позже десятого годилась для дальнейшего «продвижения» в сторону Америки. Так государственный департамент США решил приостановить поток желающих к ним переехать. Позже – только в Израиль. Пятнадцатое сентября – визы нет! Семнадцатое – нет! Значит надо продавать предназначенные для продажи в Италии на римской барахолке фотоаппараты и прочую оптику, иструменты, платки, хохлому, а всё уже давно упаковано, и покупать автомобиль «Нива». На нём и ехать в Израиль. Восемнадцатого позвонили из ОВИРА. Забирай, говорят, свою визу. Приехал, овировские девчонки смеются, глядя на мою невесёлую физиономию – ну не хотел я в Израиль! Я в Америку хотел! Расписался в получении, визу забрал, и по-новой чемоданы перепаковывать! Кстати, виза представляла из себя бумажку, на которой было написано, что она выдана взамен паспорта за номером таким-то и является основным документом, удостоверяющим личность лица без гражданства такого-то. Выдана для предъявления при пересечении границы государства Израиль. Вот такая маленькая зелёная бумажка с групповой фотографией меня, жены и дочки. На завтра был запланирован отказ от гражданства всей семьёй. Надо было заполнить бланки и заплатить деньги за отказ от гражданства СССР в одном из отделений сберкассы по месту теперь уже бывшей прописки. Если память не обманывает, надо было заплатить какие-то большие тыщи. Около трёх за троих или больше. В сберкассе приёмщица платежей бросается в меня анкетой обратно со словами тёплых пожеланий типа «поскорее убирайтесь в свой вонючий Израиль» и «чему вас только тут учили?». Оказалось, что в заявлении я ошибочно поставил дату восемнадцатое сентября. В этот день я забрал визу из ОВИРа, а на самой визе стоит дата девятое сентября… и я опять еду в Америку! Вторая серия «Ожидания» тоже закончилась с неожиданным хэппи эндом!

Оставалось совсем немного. Надо было перевести остаток рублей в товар, пригодный для будущего обмена обратно на «правильные» деньги заграницей. Для этого я заказываю у знакомого ювелира цепочку с крестиком на четыреста грамм, для жены такой же, для четырёхлетней дочери чуть поменьше. Браслеты, перстни, пряжки для ремней. В общей сложности почти полтора килограмма золотых изделий. Тогда было можно вывозить с собой по одному золотому изделию каждого наименования на каждого члена семьи. Из Мурманска привёз три больших и восемь маленьких телескопов. Пять маленьких отправил в Рим довостребования. Так делали многие. Туда же отправились и пятьдесят штук Командирских часов в ассортименте. Да здравствует кооператив по производству плавающего мыла!!! Денег на всё хватило. Последние приготовления закончены. Пора в дорогу.

Кооперативную квартиру на Комендантском пришлось сдать к ним в кооператив по настоянию председателя и его принаимерзейшего заместителя. Я хотел оставить. Мало ли что! Так они с меня в догонку ещё и за «амортизацию» насчитали. То есть, я сдал им полностью выплаченную квартиру и при этом вынужден был ещё доплачивать за то, что сдал. Заместитель нагло смотрел мне в глаза, усмехался и злорадствовал. Он меня ненавидел, потому что я уезжал, а ему дальше в говне барахтаться. Как я любил тебя тогда, Родина моя! Паспорта нет, гражданства нет, в качестве документа, меня удостоверяющего, виза-бумажка и старые водительские права, которые пришлось «потерять», чтобы не отобрали в азарте и до кучи.

Уже конец октября. Я еду в Аэрофлот на Гоголя. Время покупать билеты. Раньше не покупал – боялся сглазить! «В этом году не улетите!» – говорят во всех окошках и кабинете старшего смены. Все, кто как-то мог помочь, помогли, но лететь надо без багажа. А у меня тринадцать мест на пределе веса по каждому месту! Если их не брать, то как перезимовать в Австрии и Италии? Когда ещё Америка шлагбаум подымет? Правда есть золотишко, но его жалко. Это на чёрный день!

Вверх по Гоголя в сторону Иссаакиевского по левую руку агенство «Болгарские авиалинии»:

– Билеты на Вену есть?

– Билеты на Вену есть!

– Багаж?

– В смысле?

– Сколько мест можно?

– А сколько надо?… и всё в таком духе, очень любезно и с улыбкой. А ведь буквально в ста метрах назад к Невскому нет ничего – ни билетов, ни места для багажа. Мне же кажется, нет – я уверен, что всё у них всегда было, но только за очень немалую дополнительную плату и не в кассу! Мне не раз приходилось ездить в полупустых вагонах и летать на самолётах почти в одиночку по билетам, купленным по тройной цене из-под полы или через знакомых, то есть по блату. Поэтому она и развалилась, эта империя взяточников, бездельников и дураков, возглавляемая ещё большими дураками во главе и лично с очередным полудохлым вожаком! Последний не всчёт. Он не дохлый и не дурак. Он выдающийся романтик и болтун беспримерный. В общем, взял я билеты на 10 ноября, а к ним впридачу оплатил тринадцать мест багажа, который через несколько дней следовало доставить на таможню в аэропорт Пулково.

То ли недавно произошла смена руководства, то ли и впрямь Рейган с Горбачёвым по-серъёзному договорились евреев на таможне больше не «прессовать». Только затаможились мои тринадцать мест и опломбировались с лёгкостью необыкновенной. Я даже грешным делом подумал – может я спешу с отъездом, может уже завтра всё изменится и люди заживут, как люди? Водопроводчик трезвый и в гастрономе только половина товара «налево» и мясо… места в ресторане и в Сочи не по тройной цене, налоговая борзеть перестанет, горком партии вместе с райкомами за черту города вынесут, как казино в цивилизованном мире. Минутная слабость! Противно самого себя слушать. Ничего и никогда у них не изменится. Поэтому завтра «отвальная», послезавтра прощание с Родиной и отлёт! Да, ещё доллары купить надо! Родина разрешила купить и вывезти аж по девяносто долларов на человека.

Отвальная не добавила ни грусти ни радости. Меня никто кроме Димы не понимал. Вы должны помнить Диму. Он был моим лучшим портным в подполье и после подполья, он был моим партнёром в ЦПКиО и сейчас мы партнёрствовали в мыловарне. Вместе должны были уезжать, но неожиданно он решил остаться. Сейчас сидел за столом, грустил и понимал. Для остальных происходящее понятным не было. При моём финансовом благополучии, и вдруг уезжать?! Квартира, дача, машина, две любовницы и ещё две на подходе в ближайшей перспективе, кооперативов аж целых два и оба мыло варят. «Вон смотри, как здорово стало! Хочешь кооператив – пожалуйста, хочешь индивидуально-частное предприятие – не вопрос, патенты любые! Рестораны понаоткрывались. Завязывай выпендриваться, оставайся!». Дима же переживал ужасно. Временами пел туристско-альпинистские песни про дружбу и «надёжный узел» в связке. Намекал, наверное, чтоб там в Америке не забывал и, если что, всегда как в связке… Крёстная приехала с другого конца города только для того, чтобы сказать: «Мы блокаду пережили, а тебе должно быть стыдно!». За что стыдно? Почему? И уехала. Вскоре уехали все, пообещав проводить завтра.

Среди кооперативного имущества за инвентарным номером М-16 числился автобус ПАЗ на тридцать шесть сидячих мест. Мы использовали его, как только не использовали! Мыло возили, вчера сдавали под свадьбу пьяных гостей по домам развозить, сегодня меня с дочкой и женой в аэропорт Пулково. Автобус был полон. Мы поехали с Поклонки через центр. За нами ещё полтора десятка машин. Я ехал со всеми в автобусе и думал: «Ну вот и всё, Володенька, ты не увидишь больше никогда ни Наташку, ни Светку, ни Сэма, ни Серёгу Миллера. Игорёха? Ну, этот приедет ко мне, даже если вплавь… А так, никого ты больше не увидишь, потому что, Володенька, не вернёшься ты сюда? Нечего тебе делать в этой кем только не проклятой…». Мы подъехали к Никольскому собору. Вообще-то бабушка крестила меня в церкви на Пестеля, но почему-то я всегда приезжал именно сюда, в Никольский. Здесь я и сказал сам себе и ему, стоя перед образами, что не вернусь, пока у власти большевики тусуются. Напугал, конечно!

А от Никольского прямо в аэропорт без остановки. Там на капоте Диминой машины мы выпили по последней. До отлёта оставалось два часа. Время предостаточно, чтобы ещё раз переобниматься с друзьями, но для отлетающих насовсем аэропортовское начальство сделало исключение. Нас стали вытеснять за пограничную линию досрочно. Перед самой таможней я вывернул карманы, и остатки рубликов моих равномерно распределились между тёщей, мамой, Светкой и братишкой. Отец держался в сторонке. Не о чем ему было разговаривать с предателем! Сын грустил. Таможенницу помню, как вчера. Яркая интересная женщина с милой не пугающей улыбкой. Она посмотрела на меня, на платиновое чудо-дочку, потом, с завистью, на жену Ирку, и только и смогла полушёпотом сказать: «Какие же вы счастливые!», после чего вытащила из нагрудного кармана форменной тужурки беленький платок. Потом отдала должное моей находчивости насчёт полукилограммовых крестиков и, тоже золотых, пряжек для ремней. Никто ничего не прятал, потому что было можно! «Вообще-то ваши, – она имела ввиду евреев, выдвигающихся на историческую и обетованную. – Так вот, они летят налегке, но где-то среди мелкого дорожного хлама спрячут ценную марочку почтовую… и работать больше не надо до третьего поколения». – Это она про мои тринадцать полновесных мест багажа намекала. На пересечение государственной границы СССР и конкретное прощание с родиной ушло в общей сложности семь минут. Бумаги в порядке, придраться не к чему. Ничего нигде не шевельнулось. А ведь я здесь прожил тридцать семь лет! Шаг вперёд, жёлтая полоса… и я уже не здесь! То есть, уже не там! Я нигде! Радостное возбуждение передаётся дочурке. Жена по гороскопу Рыба, и ведёт себя соответственно. Никаких эмоций! Так без эмоций, по-рыбьи безразличная ко всему, она «проплавала» в моих территориальных водах ещё два года и, «наплававшись» вдоволь, ушла к другому. Но это совсем другая история.

Самолёт болгарских авиалиний Ленинград – София принял в себя всего двенадцать пассажиров: Серёгу Галкина, лыжного чемпиона Европы с женой Ленкой Котлетой и ребёнком, Мишку Марковича (Морковку) и его сестру, Сашу Рабиновича с женой и двумя отпрысками, и троих Антоновых. Самолёт взлетел, сделал круг, потом второй. Друзья и родственники, столпившиеся вокруг диминой машины, махали, махали… но я уже был не с ними. Впереди ждал загнивающий, ужасный, со звериным оскалом капитализм. Перезнакомившись в самолёте с другими эмигрантами, поговорив о том – о сём, я понял, почему нас только двенадцать. Билет на болгарский самолёт по цене пятикратно превосходил аэрофлотовский. Я же при покупке билета не обратил внимание на это потому что, раз приняв решение, мне хотелось уехать чем скорее, тем лучше, и цена не влияла. Через три часа мы сели в Софии, но это ещё не конец, не надо расслабляться. Они сейчас с Лубянки в Софию позвонят и болгарские коммунисты выдадут нас советским в СССР обратно. А там пятьдесят восьмая, измена родине, враги народа и в лагеря! Нет, – об этом лучше не думать. А вот теперь взлетаем по-настоящему. Через полтора часа мы, наконец, в логове матёрых капиталистов. Мы в Вене. Третья, заключительная серия, закончилась. Мечта превратилась в быль.

Коста Рика, 12.11.14.