Текст книги "Леший"

4. В гостях у Лешего

Входная дверь была подперта палкой. Это означало, что дома никого нет. Никому бы и в голову не пришло войти без разрешения хозяина. Мы имели устное разрешение Лёши и вошли. Из просторного коридора в темноте на ощупь попали в большую комнату, которая оказалась кухней. Занесли вещи. Собаки продолжали отчаянно лаять и скреблись в дверь сарая.

По температуре воздуха поняли, что на кухне с утра была протоплена печь, и мы сняли наконец с себя верхнюю одежду. Нательное белье насквозь промокло от пота. Но у нас с собой была смена белья.

Отлично удалось доехать! Валера, д. Кузнечная Гора, январь 2009 года

В доме у Лешего, Владимир, д. Кузнечная Гора, январь 2009 года

И только полностью переодевшись, мы сели за стол и, не дожидаясь хозяина, достали продукты и литровую флягу с водкой.

– С прибытием! – и я двумя глотками выпил содержимое граненой стопки.

– Есть еще порох в пороховницах! – добавил Валера.

Немного перекусив и отдохнув, мы принялись изучать обстановку в доме. По всему было видно отсутствие женщины. Ничего лишнего, полностью спартанская обстановка. Большая кухня занимала треть дома. В центре стоял самодельный стол, застеленный видавшей виды клеенкой. Вместо стульев – деревенские лавки, покрытые домоткаными половиками. Стены оклеены газетами прошлого века. Окна маленькие, с одинарными рамами.

Полы из толстых деревянных тесаных плах, не крашенных и давно не мытых. В углу – грубо сколоченный посудный шкаф с простой посудой. Электроосвещение отсутствовало. Казалось, что машина времени перенесла нас в средневековье.

На улице становилось все темнее, а Лёши все не было. И только через час мы услышали собачий лай, доносившийся с околицы бывшей деревни. Собаки, запертые в хозяйственном сарае, радостно заскулили. Почуяли, что хозяин подходит к дому. Минут через десять Лёша вошел в дом и занес по очереди два мешка. Скинул с плеч обычный картофельный мешок, перевязанный веревкой, который служил ему рюкзаком. И все это молча, не глядя на нас.

Лёша-Леший у себя дома, д. Кузнечная Гора, январь 2009 года

Поставил у входной двери свою одностволку, снял верхнюю одежду и присел к столу:

– Давно уже здесь сидите?

– Приехали еще засветло.

Не говоря ни слова, зажег керосиновую лампу, достал из-под лавки бак с собачьей едой, большой, литров на двадцать. Разлив еду по мискам, он впустил свору изголодавшихся псов в сени, а когда собаки все съели, выпустил их обратно на улицу и вернулся к нам.

– Я гляжу, вы ничего не ели до меня. Давайте за стол, ужинать, – и достал из печки два чугуна. В трехлитровом было медвежье мясо, а в другом, поменьше, картофель в мундире.

Мы выложили на стол колбасу, сыр, мясные консервы, хлеб, чай в пакетиках и другие наши запасы. Валера выставил флягу с водкой и предложил отметить наше знакомство.

Лёша коротко бросил:

– Не употребляю, врачи запретили.

Во время ужина разговорились. Живет один. Держит свору собак, для охоты и для охраны.

– И давно ты здесь один? – спросил я.

– Много лет, – ответил Лёша, не уточнив сколько именно. – Раньше жил в Олонце. В городе есть двухкомнатная благоустроенная квартира, но я давно там не был. Услуги ЖКХ не плачу – нечем. Получаю пенсию по инвалидности, но этих денег мне здесь вполне хватает и даже остаются. Лес меня полностью кормит.

Вот собак приходится кормить свиным комбикормом. Мешка хватает только на месяц, и приходится ходить туда-сюда в дни приезда автолавки. Но это, когда есть снег. На санях я один мешок легко привожу. А когда снег сходит, я собак выпускаю на волю и они сами себя способны прокормить. Мне нужны только соль и табак. Курить так и не смог бросить.

Помолчав, Лёша заговорил о другом:

– В эти места редко кто добирается, особенно зимой. Сами, наверное, в этом убедились. Я по вашим следам возвращался и понял, как вам пришлось попотеть. А что матерого завалили – большое спасибо. Он повадился ловить моих собак. Это мой старый знакомый и считал здесь себя главным. Конечно, после меня.

Леший оказался хорошим собеседником и радушным хозяином, д. Кузнечная Гора, январь 2009 года

Здесь недалеко волчье логово. Я их частенько навещал и даже двух волчат забрал к себе и вырастил. Хорошее потомство дали – лучшие собаки для охоты и не только. Они, конечно, не ездовые, но я приучил их к упряжке, и они помогают мне тащить сани с грузом, особенно на крутых подъемах.

Вот сегодня я воспользовался тем, что ваш снегоход промял дорогу, и привез два мешка – один с комбикормом, а второй – с мукой. А так пришлось бы два раза ездить. Ну, а теперь рассказывайте, что вас сюда привело?

И я поведал ему историю, описанную в главе «Медная пуговица». Мой рассказ настолько его растрогал, что этот на вид суровый мужик, прослезился. Рассказал я и про своего деда, и про то, что все эти события происходили на моей родине. Не вдаваясь в подробности, объяснил причину нашей спешки – предстоит операция, надеюсь на удачный исход, но всякое бывает…

Ледок недоверия растаял, и Лёша начал вспоминать события многолетней давности. Он хорошо помнил годы, когда Кузнечная Гора была жилой деревней. Население состояло из коренных карелов, и разговаривали они между собой только на родном языке. Все хорошо знали друг друга, большинство были родственниками.

– Помню тетю Евдокию и ее безногого мужа, Якова Фомича, который был сапожником, ремонтировал и даже шил обувь для всей деревни. У них действительно был родной сын Федор. А вот о том, что у тети Евдокии это был второй брак, я ничего не знал. До войны в деревне была старая кузница, но потом она развалилась. Скорее всего, название деревни связано именно с этой кузницей. Она стояла на самой высокой точке деревни. Завтра я вас свожу туда, – сказал Лёша, – правда, сруб уже полностью сгнил, и остались только металлические предметы, которые сильно заржавели. С утра сходим на погост, покажу могилы наших предков. А сейчас давайте спать. Располагайтесь на кроватях во второй комнате, а я здесь устроюсь, на лежанке.

За стеной стояли три деревянные кровати с ватными одеялами не первой свежести. Постельное белье отсутствовало. Сам хозяин наверняка спал в одежде. В комнате было значительно холоднее, чем на кухне, но у нас были пуховые спальные мешки и термобелье. В них не замерзнешь даже в палатке при минусовой температуре.

Через несколько минут мы с Валерой уже спали.

Посреди ночи я проснулся и услышал, как Лёша разговаривает на карельском языке. Неужели кто-то пришел сюда ночью? Не может быть… Может, он во сне разговаривает? И только внимательно вслушавшись, я понял – он говорил сам с собой.

* * *

Зря я беспокоился. В деревне, во дворе дома бабы Мани, видел машину с пустым прицепом. На этой машине они и приехали, а следы от снегохода начинались именно от прицепа. Наверняка баба Маня объяснила им, как доехать до меня. Ладно, пускай спят себе в этих своих мешках. Утром узнаю, надолго они приехали или всего на день.

Туман что-то приболел. Утром нужно впустить его в дом и выяснить, что с ним.

Видел у них в санях хорошую иностранную бензопилу. Может, разрешат ею попользоваться? Зима холодная выдалась и дров может не хватить. Дом Васильевых совсем уже развалился, и если разделать часть сруба, то вполне хватит сотни сухих чурок дожить до тепла. На Глубоком озере сетку уже две недели не проверял. Может попросить их съездить туда и обратно. Займет два-три часа, не больше. Ехать-то всего четыре километра. Рыбу им отдам, если захотят. Заодно и дорогу промнут гусеницами снегохода.

* * *

Через дверной проем я видел, что Лёша сидит за столом и курит. Пространство вокруг освещалось огоньком парафиновой свечи. Недостаток общения с людьми он компенсировал разговорами с собой.

«Отшельник…» – подумал я и снова заснул.

Утром, когда мы с Валерой выбрались из своих спальников, печь на кухне была уже протоплена. Лёша ставил бак с едой для собак в жерло русской печи.

Комбикорм пропарится, и вечером его можно будет раздать собакам. Это ведь нужно делать каждый день! Зачем такая свора собак? И как они эту гадость вообще едят. Это же не свиньи, а собаки. Да… «Жить захочешь – не так раскорячишься», – вспомнил я цитату из кинофильма «Особенности национальной охоты».

– Давайте к столу, – прервал мои мысли Лёша. – Будем завтракать, чем Бог послал. Я ваших бутербродов есть не буду. Мне хватит пары ржаных сухарей и кружки травяного чая. Рекомендую попробовать, очень полезно. Зверобой, мята, листья брусники, ромашка, сушеная черника, малина, земляника…

Чай действительно оказался ароматным и вкусным.

– Вы надолго сюда приехали? – спросил Лёша.

– Если можно, то хотелось бы пару дней побыть, – ответил я. – Осмотреть местность, побывать на погосте. Найти, если удастся, могилы предков. Потом переночевать у тебя и на следующий день сходить на рыбалку. У нас есть с собой удочки, ледобур и наживка.

– Ну, если только на два дня, то покажу вам все, что желаете. Надевайте лыжи, и пошли на погост.

От дома до погоста было около трехсот метров.

Погост, часовня (в центре), д. Кузнечная Гора, январь 2009 года

Нам навстречу выступили громадные ели со стволами, как говорят, в два обхвата. Сколько же им лет? При входе на погост нас поразила часовенка, которой судя по «седому» срубу из толстенных бревен, было не меньше лет, чем окружавшим ее елям. Умели же строить раньше наши предки. Сколько лет стоит, и ничего с ней не делается.

Вошли внутрь и удивились царящему там порядку.

В правом дальнем углу висела старинная икона. Перед образом – лампада. Лёша зажег фитилек, и в помещении сразу стало светлее. Кроме этой иконы в часовенке были две маленькие лавочки, застеленные домоткаными половиками. Такой же половичок покрывал пол. Вот и все убранство. Но какая чистота! Мы сели на лавочки и каждый из нас погрузился в свои мысли.

Я вспоминал, как совсем недавно был неподалеку – в деревне Афанасьева Гора, где я родился. Там тоже когда-то был погост, похожий на этот. Но Афанасьева Гора уже лет так тридцать пять как уничтожена – все дома сожжены по указанию властей. Кладбище заросло травой. А ведь там покоится моя бабушка и родная сестра Валя, которая умерла в возрасте одного года.

Там мне не удалось найти ни их могил, ни самого погоста. А здесь жил всего один человек, и все могилы ухожены.

– Не станет меня – не станет и погоста, – словно подслушав мои мысли, нарушил тишину Лёша. – Это у меня в доме беспорядок, а здесь я ухаживаю за могилами, не даю кладбищу зарасти и вовремя спиливаю стволы сухих деревьев. – Лёша погасил лампадку, и мы вышли из часовни.

У могилы деда, д. Кузнечная Гора, январь 2009 года

Пошли в сторону погоста искать могилы моих предков и предков Бориса Яковлева, который жил в далеком Новокузнецке и до недавнего времени даже не знал, кто он и откуда. Я обещал ему, что обязательно побываю на его родине, в деревне Кузнечная Гора, и если найду могилу его матери, то обязательно поклонюсь и объясню ей, что не виноват он в том, что не посетил погост ни разу.

На территории кладбища тоже был порядок: кресты на могилах стояли ровно, на некоторых табличках даже можно было прочитать фамилии и даты. Лёша начал показывать:

– Вот могила твоего деда, а рядом покоится его брат Яков. Брат твоего деда был женат на моей двоюродной тете. То есть мы с тобой, получается, родственники.

– А твои родители тоже здесь покоятся?

– Да. Хотите, покажу?

Когда подошли к могилам его предков, Лёша стал перечислять:

– Здесь похоронены отец и мама, а это могила бабушки, эта – прабабушки.

Потом показал могилы дедушки, прадедушки, тети, сватьи и так далее. Вот это да! Он ухаживал за могилами своих родственников, умерших несколько поколений назад. Сегодня большинство людей – «Иваны, не помнящие родства». Но это явно не про Лёшу!

– А вот свободное место осталось для меня, – сказал он. – Ну, пошли дальше.

Пошли по заброшенной деревне. На местах некогда жилых домов высились груды обвалившихся бревен.

Давно заброшенные дома, д. Кузнечная Гора, январь 2009 года

Мы словно вновь попали на кладбище, только уже не человеческое. Разрушенные строения отжили свой век и уже давно были мертвы, а природа доделывала свое дело.

– В этом доме жили родители Бориса Яковлева. А чуть поодаль был дом твоего деда, – обратился ко мне Лёша.

В этот момент он был похож на экскурсовода. Только вот экскурсия была печальной, с привкусом горечи.

Я стоял посреди этих развалин и вспоминал детство. Еще полвека назад это была красивая карельская деревня с ухоженными приусадебными участками. В каждом дворе паслась одна, а то и две коровы, копошились куры, блеяли козы и овцы. В летние месяцы все уходили на покос. Косили луга с многотравьем. И, главное, все вырастало. Лето было как лето, а зима как зима. К вечеру народ возвращался уставший от тяжелой работы, ужинал домашним хлебом, сыром, маслом, молоком, рыбой, мясом. Я на всю жизнь запомнил вкус подсоленного масла с капельками воды на срезе, намазанного толстым слоем на ломоть еще теплого хлеба. Излишки домашнего молока взбивали в масло, которое хранили в деревянных бочках, и оно никогда не было прогорклым.

В деревне не было электричества, телевизора, радио, холодильников и другой бытовой техники.

Керосин был дорог, и с наступлением темноты все ложились спать. Может, по этой причине большинство семей были многодетными. Не было проблем с питанием, и детей рожать не боялись. Алкоголь употребляли умеренно – только по праздникам позволяли себе один-другой стакан браги, которую приносили из сеней. Сени – и продовольственный склад, и холодильник. Там холодно даже в жаркий летний день. В бочках хранилась засоленная рыба, грибы, ягоды, масло, творог, брага и прочие дары природы. Все заготовки долго сохраняли свежесть и вкус.

Ностальгия по средневековью, подумалось мне. Зачем сейчас это нужно? В супермаркетах, которых полно в любом населенном пункте нашей громадной страны, полки завалены продуктами в яркой упаковке, большой ассортимент алкоголя, табачных изделий и прочего. А вот какого оно качества? Почему народ мрет из-за онкологических заболеваний, кишечных инфекций, алкоголизма, курения? Это что, издержки цивилизованного образа жизни? И стоит эта «отрава» недешево и из года в год становится все дороже. А денег-то у народа больше не становится. Предприятия закрываются, безработица, повальное пьянство.

Баня Лешего, д. Кузнечная Гора, январь 2009 года

– А это моя баня, – сказал Лёша, отвлекая меня от мыслей о прошлом и настоящем.

В бане был земляной пол. В груде камней стоял большой столитровый чугунный котел для горячей воды, кадушка для холодной воды, деревянный ковш с длиннющей ручкой и маленькая скамейка на коротких покосившихся ножках. Дымохода не было – баня топилась по-черному и стены внутри были покрыты слоем копоти. Боже мой! Это точная копия финской сауны XVII-го века, которую я видел в Финляндии, в единственном в мире музее саун, в городе Муураме.

– Лёша, а она действующая?

– А где, по-твоему, я моюсь? Карелы всегда по субботам ходили в баню.

– А можно нам в ней попариться и помыться вечером? Мы вчера так употели, пока сюда добирались.

– Нет проблем, только нужно воды натаскать из колодца, – и он подал нам две деревянных кадушки и коромысло.

Метрах в пятидесяти от бани действительно был колодец. Глубиной пять-шесть метров. Стены – в виде деревянного сруба. Верх был закрыт плотной крышкой из досок, чтобы ни снег, ни дождь, ни мусор не попадали внутрь.

Колодцев такой конструкции я никогда раньше не встречал. Обычно для подъема воды из колодца использовался вороток с изогнутой ручкой. Цепь наматывалась, поднимая ведро с водой на поверхность. А тут поднимали воду с помощью механизма, известного как «колодезный журавль». Воду набирали в те самые кадушки, с которыми мы пришли. С помощью колодезного журавля полная кадушка с водой легко поднималась на поверхность и ставилась на специально оборудованную площадку. За минуту мы подняли из колодца две кадушки, в которых плескалась изумительно чистая вода.

– А вода в этом колодце не застаивается? – спросил я.

– Нет, это исключено. Под колодцем бьет ключ, вода поднимается до определенного уровня и через специальное отверстие уходит из сруба, циркулирует и не застаивается.

– А грунтовые воды через щели сруба разве не попадают в колодец? – не унимался я.

– Вокруг колодца сделан глиняный замок. Глина не пропускает грунтовые воды.

Все предельно просто, но это же какое-то средневековье.

Будто прочитав мои мысли, Лёша сказал:

– Человеку в первую очередь нужна чистая вода, натуральные продукты и свежий воздух. Всего этого здесь в избытке. И слава Богу, что цивилизация до меня не добралась. Давайте таскать воду в баню и заполнять там все емкости.

Когда мы с Валерой сделали пять ходок от колодца до бани, Лёша разжег дрова в очаге и дым повалил через входную дверь бани.

– Ну, к вечеру будет готово, помоемся и попаримся свежими можжевеловыми вениками. Что еще вас интересует в этой деревне?

– А где была кузница? – спросил я.

– Сейчас зима, и вы ничего не увидите, все занесено снегом.

– У нас с собой есть рыболовные снасти для подледного лова, и если можно, то мы бы сходили на озеро порыбачить.

– Вам нужна рыба или вы хотите просто получить удовольствие от процесса? – спросил он.

– Ну, хотелось бы и то и это, – ответил Валера.

– Сейчас январь, самое что ни на есть глухозимье. На озере вы вряд ли чего поймаете, – сказал Лёша. – У меня рядом с домом выкопан пруд, в котором полно окуней и озерной форели. Я его давно зарыбил, и там клюет в любое время. Только у меня к вам просьба – пойманную рыбу отпускайте назад в пруд, она у меня как домашняя. А рыбой, чтобы поесть, я вас обеспечу. Завтра собираюсь на Глубокое озеро, где у меня стоит рыболовная сеть. Я ее уже недели две не проверял и думаю, что несколько килограммов окуней для вас уже попалось.

Услышав про Глубокое озеро, я сразу вспомнил ночной монолог про дрова и нашу пилу.

– Слушай, – предложил я, – здесь много разрушенных домов, и, наверное, часть срубов можно использовать под дрова. Можем дать тебе пилу, пока мы здесь.

– У меня есть своя бензопила, но она забарахлила. Если дадите, то я не откажусь. Пока рыбачите, напилю немного дров.

Через час мы с Валерой вышли на лед пруда рядом с домом. Взяли с собой только снасти и наживку. У берега была незамерзающая прорубь, и ледобур нам не потребовался. Лёша сказал, чтобы мы ловили рыбу именно из проруби – он здесь ее постоянно кормит – комбикормом зимой, а летом – дождевыми червями. Только мы сняли крышку с незамерзающей проруби, как сразу увидели плавающих рыбин. Это были именно рыбины! Вода была прозрачной, потому что пруд полностью заполняло родниковой водой. Создавалось впечатление, что это аквариум под открытым небом. Вначале мы с интересом наблюдали, как рыба подплывала к самой поверхности проруби. В основном это были окуни весом от полукилограмма до полутора. Где-то у дна стояла стайка озерной форели. Из-за большой глубины, которая в этом месте достигала трех метров, трудно было определить ее фактический размер и вес.

– Ну что, пробуем рыбачить, – сказал Валера. – Давай по очереди – закидывай мормышку первый ты.

Я насадил на крючок несколько мотылей и опустил снасть в воду. Окуни враз собрались вокруг мормышки, будто веером. Они рассматривали наживку, но что-то их настораживало, и они не собирались ее хватать.

– О, да они, пожалуй, первый раз в жизни увидели мотылей и мормышку, – усмехнулся я.

Словно в подтверждение моих слов окуни рассыпали веер и уплыли куда-то в сторону от проруби.

– 0:1 в пользу рыбы, – засмеялся Валера. – Давай, теперь я, – и достал из рыболовного шарабана удочку с зимней финской блесной. Не успев опустить блесну и на полтора метра, он ощутил мощный рывок. Удочка едва не вылетела у него из руки. Леска повисла, и стало понятно, что это обрыв.

– Ну что, 0:2 в пользу рыбы, – сквозь смех выговорил я. Валера несколько секунд сидел обескураженный, а потом как засмеется!

– Плакать нужно, блесна-то финская, никак не меньше двадцати евро, – сказал я. – У тебя какая леска? Японская, ноль пятнадцать, рассчитанная на три килограмма. Это не на рывок отъевшегося на комбикорме карельского окуня. А потолще у тебя нет лески?

– Нет, это самая прочная. Откуда я знал, что здесь такие монстры плавают.

Неподалеку работала пила. Лёша с этим инструментом управлялся профессионально.

Через час работы он подошел к дому, аккуратно протер ветошью все детали пилы, надел чехол на шину. Все движения были выверены, как у профи.

– Ну что, клюет? Не замерзли? – спросил Лёша.

– Ты тут на своем комбикорме таких поросят вырастил, что наша леска не выдерживает, блесну за двадцать евро оставили им в подарок.

– А что такое евро?

– Это такие европейские деньги. Блесну-то в Финляндии покупали.

– Так там же, насколько я помню, марки в ходу, – сказал он.

– Марок уже давно нет. Они в Евросоюз вступили, а там общая валюта, «евро» называется.

– Евросоюз – это что-то типа Советского Союза?

– Типа да, но не совсем.

– Раз типа СССР, то когда-нибудь переругаются и разбегутся, как было уже у нас, – констатировал Лёша.

– А ты что разбираешься еще и в политике, раз такие выводы делаешь?

– А тут и разбираться не нужно. Они же все разные, столько воевали друг против друга.

– Сегодня времена другие, – отметил я. – Они вроде как уже простили друг другу прошлые обиды, осознали просчеты в политике. Великобритания только чем-то недовольна…

– Ну-ну, поживем – увидим. Но мне, честно говоря, до них дела нет. Наши бы разобрались у себя, пока всю страну не распилили. Не к тому ли идет? Ладно, давай не будем про политику. Лучше принесу вам нормальную удочку. С нею душу и отведете.

Увидев снасть, которую принес Лёша, мы потеряли дар речи. Это была какая-то палка с двумя гвоздями для наматывания лески. Леска была четыре десятых миллиметра и оснащена самодельной блесной размером с человеческий палец. По форме похожа на выпиленный кусок нержавейки, скорее всего, от подсковородника. Неужели на такую будет ловиться рыба, подумал я, опуская блесну в прорубь.

Сомнения пропали сразу – последовала такая мощная поклевка, что леска врезалась в руку. Я с большим трудом вытащил сопротивляющегося окуня на лед. Это был хорошо упитанный «горбач» весом не менее килограмма. Таких я уже давно не ловил, даже и не помню когда. Пойманный окунь пучил свои удивленные глазищи, широко раскрывал рот, шевелил алыми жабрами. Полюбовавшись добычей, отпустил ее домой – в пруд. Честно говоря, в этот момент, я получил такое удовольствие, которого не получал на «обычных» рыбалках.

– Ну ладно, вы тут рыбачьте в свое удовольствие, а я пойду, подкину дров в бане. Не забудьте – рыбу отпускайте назад в пруд! – напомнил Лёша и ушел.

Я передал удочку Валере:

– Только держи крепче!

На этот раз моментальной поклевки не последовало.

Валера чуть поиграл блесной, и – тут же – удар такой силы, что он еле удержал удочку. Сопротивление рыбы было таким мощным, что ее не удалось сразу вытащить. После пары минут борьбы на льду барахталась озерная форель весом два или даже два с половиной килограмма. Этот экземпляр переливался всеми цветами радуги. Круглые пятна на туловище рыбины горели рубинами.

– Какая красотища! – воскликнул я.

Такую форель, и даже крупнее, мне приходилось ловить в детстве спиннингом на реке Любе.

(Эти и другие события описаны в книге «Невыдуманные истории из детства», «Кто на Любе хозяин?»)

Но это было пятьдесят лет назад, когда еще не была нарушена экология, не зверствовали хапуги-браконьеры из Москвы и других городов России. Сегодня лес вырублен, рыбные ресурсы истощены. Смотришь федеральные каналы ТВ, рекламирующие отдых в Карелии, и думаешь: зачем обманывать народ? Здесь уже два-три десятка лет как все убито. Хорошую рыбу можно теперь поймать только в пруду у Лешего. Не дай Бог, доберутся сюда – за день весь пруд вычерпают, испоганят берега пластиковыми отходами да бутылками из-под водки.

– Ты что сидишь такой задумчивый? – спросил Валера, отпуская форелину в прорубь. – Сбегай лучше в дом за флягой да прихвати с собой парочку бутербродов. Грех такую рыбалку не отметить.

Через десять минут я уже разливал содержимое фляги в эмалированные кружки.

– Ну, за Карелию – мать нашу! – произнес Валера.

– И за Лешего, – добавил я.

Перекусив на скорую руку, мы продолжили нашу своеобразную рыбалку. Каждый заброс блесны в прорубь венчался успехом. Всего мы поймали полтора десятка окуней и три форелины. И все они были отпущены на волю в родную стихию. По размерам рыбы было понятно, что пруд зарыблен много лет назад.

– Получается, Лёша ловил рыбу в ближайших водоемах и в ведрах с водой приносил ее домой и запускал в пруд. Так? – рассуждал я. – Но чем он эту рыбу потом кормил? Рыбу, выращиваемую в садках, обычно кормят специальным кормом. Он импортный и дорогой. А этой достаточно того корма, который имеется в пруду?

– Слушай, ихтиолог, – сказал Валера, – чего голову ломать, вечером спросим.

Продолжая сидеть у проруби, мы, от нечего делать, травили рыбацкие байки.

– Кому рассказать, не поверят, что мы ловили и отпускали назад в водоем такую крупную рыбу, – сказал я. – Как пойманную рыбу отпускают, я видел только по телеканалу «Охота и рыбалка».

– С жиру бесятся, – махнул рукой Валера. – Они еще за эту рыбалку бабки платят, и немалые.

– Я в прошлом году был в Финляндии на юбилее у друга, Тойво Поутиайнена. После торжественных мероприятий он предложил мне покидать спиннинг на местной реке. Для этого надо купить лицензию за десять евро и рыбачь себе сутки. Лицензия продается прямо на берегу, в уютном кафе, где можно попить не только этот ароматный напиток, но и чего покрепче. Прямо там продаются и снасти. Выбор блесен просто сумасшедший.

Купил я сразу два приглянувшихся мне «профессора» и тут же опробовал. Сделал, наверное, более ста забросов и – ни одной поклевки. Дай, думаю, прицеплю свою блесну – тяжелую, самодельную, из красной меди. На нее хорошо ловился лосось лет тридцать назад даже у нас в Карелии. Блесна тяжелая, сделать заброс получилось под противоположный берег. Поклевка последовала моментально. На крючке сидела крупная кумжа, которую финны почему-то называют тайменем, которого мне приходилось в молодости ловить на реках горного Алтая. Те были просто монстры. «Финский таймень» был не больше трех килограммов, но у самого берега сошел с крючка. Сделал повторный заброс, и сразу поклевка, с тем же результатом – сход у самого берега. Все понятно. Нужно заменить тройник у блесны, видно, этот старый и тупой, как кнехт. Зайдя в кафе, в присутствии менеджера, заменил тупой крючок финской раппалой.

За полчаса поймал двух рыбин, которых оставил себе, а остальных отпускал, так как лицензия разрешала выловить только два экземпляра.

– Кончай свистеть! – сказал Валера.

– Приедем домой, покажу тебе видео, жена все засняла!

– Поговаривают, что у нас тоже скоро введут лицензирование рыбалки. Без лицензии даже за сопливого ерша будут штрафовать.

Так, с разговорами, мы съели все бутерброды и ополовинили содержимое фляги.

– Не слишком ли мы разбежались, вечером будет баня, – сказал я. – Да и Лёша после баньки, может, не откажется от стопки беленькой.

– Ну, давай сматывать удочки, порыбачили на славу.

Мы вернулись в дом, прилегли на кровати и чуть не задремали. Чтобы не заснуть, я затеял разговор с Валерой, про то, как ночью Лёша вспоминал какое-то Глубокое озеро, и как бы хотел, чтобы мы завтра с ним туда съездили на нашем снегоходе. Валера включил навигатор и начал искать это озеро.

– Да вот же оно, километра четыре, не больше, и рельеф местности спокойный. Бензина у нас хватит на обратный путь, так что можно с утра слетать.

Вскоре подошел Лёша и поинтересовался результатами рыбалки.

– Во! – поднял большой палец Валера.

– Значит, удовольствие уже получили? Осталось обеспечить вас рыбой, но, конечно, не такой, как в пруду. Если обычные окуньки устроят вас, то завтра с утра съездим на снегоходе на одно озеро, за несколько километров от дома. У меня там стоит сетка, я ее давно не проверял. По ухе наверняка наловим. Если что, можете еще и на свои удочки половить. Там мелочь клюет всегда, да и погода меняется – теплеет. Завтра к вечеру начнется снегопад. Скоро февраль, с обычными для этого времени метелями. Вам еще повезло, через пару недель здесь все заметет. Иногда толщина снега достигает полутора метров, так как здесь водораздел между Ладогой и Онегой. Обычное явление.

Мы, согласно покивали, но не стали признаваться, что только что об этом говорили.

– А теперь пора в баню. Через полтора-два часа начнет темнеть, а нам нужно засветло вернуться домой и успеть поужинать, – сказал Лёша, прихватив с собой два можжевеловых веника.

Выйдя на улицу, мы увидели на снегу рядом с крыльцом кучу свежераспиленных чурок. Когда он успел все это сделать? За час перевез все распиленные чурки на своих санках! Меня удивила длина чурок – около одного метра. Поленья такой длины использовались для русской печи. Они давали больше тепла и дольше горели.

Дверь бани была слегка приоткрыта. В предбаннике было ничуть не теплее чем на улице, и мы разделись, наверное, за полминуты, как в армии. За тяжеленной входной дверью была парилка, она же – моечная. Через малюсенькое окошко едва пробивался уличный свет.

В этих сумерках особое впечатление на нас произвела каменка. Большинство камней настолько прогрелись, что были розового цвета. В чугунном котле бурлила горячая вода.

– Да это же настоящая преисподняя! – охнул я. – Ну и жарища, не меньше ста двадцати градусов!

Хотелось упасть ничком на пол, покрытый еловым лапником и сеном.

– Е… мать! – воскликнул Валера, и как подкошенный рухнул на сено. Я – за ним. На полу было прохладно, пахло какими-то полевыми цветами и еловой хвоей.

– Много грешил в жизни? – прошипел Валера.

– Да уж пришлось, – прохрипел в ответ я.

– На том свете тебя вот это и ожидает. Когда ворота ада распахнутся перед тобой, сразу вспомнишь баню Лешего.

Лёша, как ни в чем не бывало, запаривал в бочонке можжевеловые веники крутым кипятком.

– Ну что, давайте париться, – подавая веники, сказал он.

Мы осторожно встали на ноги. Организм вроде отошел от температурной встряски, попривык. Находиться в парилке стало вполне терпимо. Если не колотить себя веником, то несколько минут можно выдержать.

Тут Лёша плеснул на раскаленные камни полный ковш воды. Мне показалось, что вода превратилась в пар, не долетев до каменки. Волосы на голове встали дыбом. Мелькнула мысль, что нужно было шапку надеть. Но пар оказался не жгучим, а мягким.

Постепенно мы привыкли настолько, что начали хлестать себя можжевеловыми вениками, которые приятно покалывали тело. Лёша вновь подкинул воды на каменку. Вторая волна пара уже совсем не обжигала, а окутывала тело, словно ватное одеяло.