Текст книги "Леший"

10. Отшельничество

Я видел, как тяжело было Лёше вспоминать случившееся с его верным другом. Он все больше сбивался с карельского языка на русский и наоборот. Речь становилась совсем бессвязной и непонятной. Он как будто впал в транс, и мне надо было вернуть его к действительности.

– Лёша, успокойся, давай выпьем, – и плеснул ему в кружку остатки коньяка. Какое-то время он еще был мыслями где-то там, в прошлом.

– Вова-рукку, извини. Я уже начал забывать пережитое и не думал, что будет так тяжело вспоминать эти самые трудные для меня дни и месяцы жизни. Мы с Туманом боролись за свое существование и победили смерть! Оба!

– Лёша-рукку, это ты меня извини, что я затронул больную для тебя тему. Я пытался понять, что может заставить человека в наше время навсегда уйти от цивилизации. Это же просто уму непостижимо! Окажись я в такой ситуации, скорее всего, поступил бы также. Других вариантов у тебя, похоже, не было. Хорошо, что все вот так закончилось. А ведь поступи ты иначе – и прогноз врачей оказался бы верным, прожил бы ты всего месяца три.

И еще прости за то, как с тобой обошлись мои «коллеги». Раньше милиция была народной и защищала в первую очередь интересы людей. Все это еще совсем недавно было бы совершенно невозможно. Нарушение соцзаконности с далеко идущими последствиями. В наше время самым страшным проступком было именно нарушение этой самой социалистической законности. Затаскали бы прокуроры, и без жалобы пострадавшего вылетел бы из органов, как пробка из бутылки шампанского.

А чья милиция сейчас – совершенно непонятно, но только не народная. Лупят этот самый народ «демократизаторами» на виду у всех. А власть имущие на голубом глазу говорят, что правильно сделали, так, мол, им и нужно.

У пруда мы просидели до позднего вечера. Перед тем как лечь спать Лёша разлил по мискам комбикорм для всех своих собак, которых было полтора десятка.

Утром я проснулся рано. Лёши в доме уже не было. Выйдя на улицу, увидел, что у пруда горит костер, и из самоварной трубы идет дым. Лёша готовил что-то на завтрак.

Я помнил, что по утрам он почти ничего не ест. Честно говоря, после вчерашних глухаря и щуки мне тоже не хотелось есть. Но от кружки чая из лесных трав и ягод я отказываться не стал.

Поздоровавшись, мы с Лёшей принялись чаевничать и продолжили прерванный вчера разговор.

– Лёша, а что стало с Туманом?

– Слава Богу, хребет оказался цел, и мне не пришлось убивать собаку. Я наложил шину из подручного материала на перебитую заднюю лапу, и уже на следующие сутки пес начал самостоятельно передвигаться по дому на трех лапах.

К вечеру я освежевал тушу добытого лося и, порубив его на куски, занес в сени. Этого мяса нам хватит до самой весны. Примерно через месяц я снял шину с лапы Тумана.

Кость срослась, но с тех пор он начал хромать.

– Все понятно, – сказал я. – Мне неоднократно приходилось видеть собак, попавших под колеса машины. У одного моего друга была русская гончая с перебитой задней лапой. Так вот этот «инвалид» на трех лапах гонял зайцев не хуже здоровой собаки.

Разговор перешел в нужное для меня русло, я решил продолжить задавать вопросы.

– Лёша, я понял, почему ты уехал из городской квартиры в это захолустье. Но мне непонятно, почему ты решил остаться здесь навсегда. Самостоятельно излечившись после травм, ты же мог вернуться домой, устроиться на работу, найти женщину, – продолжал я задавать вопросы.

Лёша не ответил и вновь погрузился в воспоминания.

* * *

Запасы продуктов и топлива позволили мне спокойно пережить первые месяцы отшельничества. Я чувствовал себя в полной безопасности. Я никому и ничего не был должен, кроме Сереги, водителя автолавки. Весной рассчитаюсь с ним лосятиной, которой у меня было в избытке.

С первыми теплыми весенними днями остатки мяса пришлось засолить, чтобы оно не испортилось. В конце весны я решил все же съездить в город, оформить инвалидность и пенсию. Все это время я жил без денег и не нуждался в них. В начале мая, когда лес полностью освободился от снега, я засобирался в город. Туман хотел пойти со мной, но я дал ему команду «Домой!», и он с явной неохотой остался «на хозяйстве».

К этому времени он уже окреп и мог самостоятельно охотиться в знакомом лесу.

В деревне местные жители на меня не обращали внимания. Они даже не подозревали, что осень и зиму я провел в заброшенной деревне. Заметил меня только водитель автолавки, Сергей, который очень удивился:

– Ты столько времени не выходил из леса, что я думал, ты давно умер! Когда я тебя видел в последний раз, то думал, что ты даже до Кузнечной Горы не дойдешь. А сейчас ты выглядишь так, как будто из санатория вернулся. А где Туман? Он что, тоже жив?

– Оставил «на хозяйстве», – ответил я и протянул ему увесистый пакет с солониной. – Извини, что долг отдаю мясом, но денег у меня нет. Если место в машине есть, то отвези меня до города, – попросил я.

– Ты насовсем в город или вернешься?

– Посмотрим, – ответил я уклончиво.

Уже вечером я был в своей городской квартире. Как и ожидал, отключили все – электричество, газ, воду. Почтовый ящик снова был забит счетами за коммуналку. Затхлость в нежилой квартире не давала дышать полной грудью. После свежего лесного воздуха я острее чувствовал все эти противные запахи. Здесь жить невозможно. Нужно возвращаться на родину.

На следующий день я побывал в больнице, где моему появлению были крайне удивлены. Встретился со своим врачом. Увидев меня загорелым и бодрым, тот решил, что все это время я был где-то у своих родственников.

Медицинские обследования показали, что моей жизни уже ничто не угрожает. С учетом моего возраста и перенесенных травм, мне дали вторую группу инвалидности. Об устройстве на работу не могло быть и речи. Большинство предприятий было ликвидировано. Везде сплошные магазины, торговавшие одним и тем же ассортиментом, только по разной цене. Не город, а какой-то сплошной рынок.

Интересно, а где люди зарабатывают деньги? Получается, что основными покупателями являются пенсионеры, которые тратят все свои скромные средства на покупку жизненно необходимых товаров и продуктов. Я тоже теперь пенсионер, да еще и инвалид. Но по решению суда долг за услуги ЖКХ будет с меня взыскиваться ежемесячно. Это половина от суммы пенсии. Да плюс очередные платежи. Получается, что жить в городе мне будет не на что.

Оформив пенсию, я указал адрес, куда направлять причитающиеся мне четыре с половиной тысячи рублей в месяц и, не раздумывая, покинул город навсегда. В уже несуществующей деревне Кузнечная Гора нет газа, электричества, водопровода, канализации, и ТБО не вывозят. А значит, мои затраты на ЖКХ на «новом месте жительства» будут равны нулю. Налог на отшельничество государство пока еще не ввело. А лес – это тот же магазин, только продукты там экологически чистые и бесплатные. Только умей воспользоваться этими дарами природы.

Дома меня ждал Туман, который явно соскучился. Он почему-то был уверен, что я вернусь. Сам Туман тоже получил бы инвалидность, будь он человеком. И вот, нам, двум инвалидам, государство отвалило целых четыре с половиной тысячи целковых в месяц. Только эти деньги здесь не нужны. Когда я возвращался из города на автолавке, опять взял в долг у Сергея соль, спички, табак и хлеб, пообещав ему, что через месяц верну деньги, когда получу пенсию.

Помня, как зимой я едва не остался один, решил обзавестись щенками. Взрослых собак Туман ко мне не подпустит из ревности. А где в тайге найдешь щенков? Придется взять «на воспитание» парочку волчат. Взял ружье и пошел к волчьему «жилищу», которое находилось всего в паре километров от меня. Там копошились и возились волчата. Их родители, похоже, были на охоте. Щенки впервые увидели человека, и, наверное, поэтому не кинулись врассыпную. Я спокойно выбрал пару самочек. Вскоре они дадут отличное потомство. Туман постарается.

Вечером услышал вой взрослых волков, которые, обнаружили пропажу детей и по моим следам подошли почти вплотную к дому. Пришлось произвести выстрел в их сторону, тем самым объяснив, кто здесь хозяин. Они еще несколько дней приходили ко мне с «требованием вернуть детей», но затем, видимо, почуяв, что детеныши живы и им ничто не угрожает, смирились.

Я всегда мечтал иметь много охотничьих собак. И вот, похоже, мои мечты начали сбываться. Первое время держал волчат в доме, чтобы они привыкли и считали меня хозяином. Туман к моему плану отнесся с пониманием и даже позволял «будущим женам» играть с собой.

По мере того, как девочки подросли, я построил им будки, посадил на цепь и дал клички. Одна стала Метелью, а вторая – Каплей. Поначалу они не хотели носить ошейники и сидеть на цепи, но со временем привыкли.

Члены моей вновь обретенной семьи питались тем же, чем и я, только теперь приходилось ловить больше рыбы и добывать больше дичи. Но этого добра здесь было с избытком. Раз в месяц я ходил в деревню, где с приездом почтовой машины получал пенсию и покупал в автолавке то, чего не было в лесу: хлеб, макароны, соль, крупу, лук и, конечно, табак. К сожалению, я так и не смог бросить курить. Около дома я вскопал маленький огородик, где посадил картофель, лук, редис, репу, укроп, морковь и свеклу.

Земля, когда-то разработанная нашими предками, успела отдохнуть за три десятка лет и не требовала удобрений.

Земельный участок пришлось обнести забором во избежание набегов кабанов и зайцев, которых здесь было несметное количество. Иногда я мог, даже не выходя из дома, подстрелить на обед обнаглевшего зайца.

Закончив сельскохозяйственные работы, я принялся за пруд рядом с домом. Пришлось основательно потрудиться, так как он, выкопанный вручную предками лет двести назад, а может и более, успел зарасти водорослями. Водотоки от родников, наполнявших пруд водой, успели сгнить. Особой сложностью было укрепление опорной стены и дамбы, которые удерживали воду в пруду на определенном уровне. Приходилось вручную таскать камни весом до пятидесяти килограммов и заделывать ими слабые места дамбы.

На это у меня ушло не меньше двух недель. Убедившись, что вода нормально циркулирует и постоянно находится на нужном уровне, я начал зарыбление. За неделю выпустил в пруд несколько ведер рыбы, в основном – окуней, пойманных в лесных озерах, расположенных поблизости.

На очереди был колодец. За неделю я заменил и сгнившие бревна сруба, и колодезный журавль. Основные хозяйственные работы были завершены к концу июля. Прошел ровно год после операции. Это был, пожалуй, самый трудный год в моей жизни, но он того стоил! Я словно заново родился и начал отсчет лет, прожитых вдали от цивилизации. А одиночество меня совершенно не угнетало.

Как говорится – одиночество на земле, всяко, лучше одиночества под землей.

С приближением осени необходимо было заготовить дрова, без которых не прожить зимой с ее лютыми морозами и длинными северными ночами. За лето я прикупил достаточно бензина для бензопилы. С этим мне помогли водители автолавки и почтовой машины, с которыми я встречался каждый месяц. Для них отлить пару-тройку литров бензина из бензобака своей машины не представляет большого труда.

Сухих дров в заброшенной деревне предостаточно. Когда в конце шестидесятых годов деревню ликвидировали, большинство людей заколотили окна досками, собрали свои скромные пожитки и переехали к родственникам. Наверно, надеялись когда-нибудь вернуться.

Но вернуться удалось мне одному. И не от хорошей жизни.

Пустующие дома превратились в бесхозные, на них уже никто не претендовал. И я стал пускать их в расход на дрова. «Ломать – не строить», – вспомнил я поговорку. На строительство дома уходило два-три года, а я разваливал дом за неделю, превращая его в гору чурок.

Однажды, проходя мимо одного такого дома, я вспомнил, что раньше здесь была кормокухня. Заправлял ею дядя Ваня. В его обязанности входило приготовление комбикорма. Владельцы скота привозили ему сухой полуфабрикат, он запаривал его в больших чанах и уже готовый развозил каждое утро на своей лошадке. Это было очень удобно для жителей и выгодно для дяди Вани, который получал вознаграждение в виде хлеба, мяса, молока, сметаны, куриных яиц. Своего скота он не держал, но был заядлым охотником и содержал нескольких охотничьих собак, которых он кормил комбикормом.

А вот и выход из положения, подумал я. Комбикорм привозит автолавка, и в осенне-зимний период я смогу каждый месяц на санках привозить по пятьдесят килограммов этого корма для своих собак. С такими запасами я смогу кормить целую свору. Если дяди Ванины собаки ели, то и мои будут.

С запасом дров и кормом для собак я, похоже, все решил. Пруд, колодец и баня функционируют нормально. Остается только запастись продуктами для себя до самой весны.

Для начала я стал собирать в лесу лечебные травы. Иван-чай, зверобой, мята, шиповник растут рядом на лугу. А еще дикорастущие ягоды: морошка, земляника, черника, малина, брусника, клюква, смородина. Только не ленись – собирай, суши, заготавливай впрок, пока сезон. Осенью пойдут белые грибы и грузди. Белые грибы засушу и буду хоть каждый день есть грибной суп, который по питательной ценности не уступает мясному. Грузди засолю и буду есть их с вареной картошкой в мундире. По поводу рыбы и мяса можно не беспокоиться. Сеть есть, ружье и боеприпасы имеются. А если купить пару мешков муки, то смогу сам и хлеб испечь.

Вернуться из тайги в город я даже не думал. «Из грязи – да в князи» у меня не получится. Образование – всего восемь классов, воровать не научился, нужных для продвижения по службе связей не имел. Бывали, конечно, некоторые, кто и без образования поднимался «в князи». У Никиты Сергеевича Хрущева было окончено всего три класса. А ведь, смотри же, управлял громадным государством – СССР. К чему это привело, мы хорошо помним. Деревни при нем начали ликвидировать.

Когда я встречался с водителями автолавки и почтовой машины, то интересовался событиями, происходящими в городе и в России. Новости были неутешительные: работы никакой нет, зарплаты мизерные, каждый выживает, кто как может. И зачем мне ехать туда и опускаться на самое дно?

Осенью собрал урожай со своего подсобного хозяйства.

Результат превзошел все ожидания. Вот что значит отдохнувшая земля.

Уже в начале октября полетели первые «белые мухи». По ночам стало морозить, но, благодаря запасам дров, в доме было тепло. В целях экономии стеариновых свечей, свет «выключал» рано и рано ложился спать. Почти каждую ночь мне снились сны, связанные с детством. Видел родителей, друзей, вел с ними долгие беседы на родном языке. Порой, просыпаясь среди ночи, я продолжал говорить. Получалось, что говорю сам с собой, и это стало входить в привычку. Теперь я даже наяву говорил и не нуждался в собеседниках.

В одном из заброшенных домов я нашел хорошо сохранившийся портрет Николая II. Повесил у себя на кухне, на самом видном месте, где когда-то висела старинная икона.

К сожалению, я никогда не верил в Бога. В детстве в школе нам постоянно твердили, что его нет, а верить нужно только лидерам коммунистической партии – Ленину, Сталину, Хрущеву, Брежневу. Но что удивительно ни у кого в доме я не видел их портретов. Иконы были, цари были. Им, видимо, народ верил и молился за светлое будущее своих потомков. А вот в кабинетах начальников все стены были увешаны портретами членов политбюро, генеральных секретарей, министров, президентов. По мере того, как одни уходили в небытие, портреты менялись на новые. Какое-то время старые пылились в кладовках (на всякий случай), а затем безжалостно выкидывались на свалку.

И так продолжается уже почти сто лет.

А вот икону или портрет царя я на свалке никогда не видел. Народ, почему-то, продолжает верить именно им.

А начальники, будучи политическими проститутками, молятся своим богам с одной только мыслью: «Спаси, сохрани и помилуй от сумы и тюрьмы за все грехи наши перед народом!» Было бы гораздо справедливее, если бы эти самые начальники сняли бы портреты своих сегодняшних покровителей и, исповедавшись в церкви, вернули наворованное в детские дома, дома инвалидов, дома престарелых… Но нет, этого, похоже, в ближайшее время не предвидится. Из князей в грязи они добровольно уходить не хотят. Кому они нужны без денег! Вот и придется мне сидеть здесь в отшельниках до конца жизни. Главное, чтобы эти начальники сюда не добрались.

Наконец установился надежный снежный покров.

Взяв с собой сани-волокуши, я отправился в деревню за пенсией и продуктами. Как всегда, меня сопровождал мой верный друг и помощник Туман, который, несмотря на инвалидность, был полон сил. Подросших за лето волчат оставил запертыми в хозяйственном сарае, который у меня был забит заготовленным сеном. Для гарантии я посадил их на цепь, так как «сколько волка ни корми, он все равно в лес смотрит».

У водителя автолавки, Сереги, наряду с обычным набором продуктов, купил мешок свиного комбикорма.

– Ты что, поросят там завел?

– Собираюсь кормить своих собак, – пришлось объяснить мне.

– Ты что, с ума сошел? Какая собака будет есть комбикорм?

– Если не станут, то пускай подыхают от голода. Я для запаха добавлю в комбикорм рыбы и костей. Надеюсь, это поможет. Ты на всякий случай привози мне раз в месяц по мешку. Я за один раз могу взять только один. Ты, наверное, знаешь, какая там местность. Дай Бог, это дотащить. Если что, то Туман подсобит. Он не дурак и поймет, что это его еда.

Зимой обратный путь занял гораздо больше времени. Пятидесяти килограммовый мешок с кормом плюс десять килограммов продуктов не позволяли быстро передвигаться по плохо протоптанной в снегу тропе. Через каждые пятьсот метров приходилось останавливаться для перекура.

Уже начало смеркаться, когда я подошел к подножию горы Jääpää. Без Тумана мне этот подъем не осилить. Сняв с саней мешок с продуктами и закинув его на плечи, я с помощью веревки сделал что-то типа длинной сбруи, но только без хомута. Туман стоял рядом и понимал, что произойдет разделение труда. Дальше каждый понесет и потянет свой груз. Ведь ему уже приходилось тащить мешок в эту гору. Но тогда он был около десяти килограммов, а здесь целых пятьдесят, но зато на санях-волокушах, которые по снегу шли хорошо. Туман легко справился с поставленной задачей и затащил сани с кормом на самую верхнюю точку горы. А дальше – длинный спуск под гору.

Когда стемнело, мы уже были дома.

Этим же вечером я запарил в большой кастрюле первую партию комбикорма, добавив в него немного рыбы.

Утром достал из печи еду для собак, разложил ее по трем мискам, дождался, пока остынет и дал попробовать его своим питомцам. Туман выловил кусочки рыбы из корма и отошел в сторону, не желая есть поросячью еду. Метель и Капля к еде даже не притронулись, хотя не ели уже больше суток. Поскольку предложить им больше нечего, я оставил все как есть, и ушел с Туманом в лес на охоту.

Отойдя от дома примерно на километр, я сделал круг и уже с противоположной стороны вернулся к своему жилищу. Слой снега толщиной не более десяти сантиметров позволял ходить без лыж. В лесу под кронами деревьев снега и вовсе не было. Это время охотники называют «пестрой тропой». Обитатели леса после первых снегопадов стараются как можно меньше наследить и держатся ближе к своим норам и гнездам. И все равно, часто попадались следы зайцев и глухарей. Рябчики взлетали на каждом шагу и без всякой боязни садились на ветки на расстояние выстрела. Но, из-за размеров добычи и экономии патронов, я в них не стрелял. Мне нужна была крупная добыча, желательно – медведь, который в это время готовится залечь в берлогу на всю зиму.

В первый день охоты домой вернулся без трофеев. Кормить собак было нечем, а к комбикорму они так и не притронулись. Чтобы еда не замерзла, занес ее в дом.

На следующий день, как только рассвело, мы с Туманом вновь ушли в лес.

На этот раз я ушел на полтора километра от дома и опять по кругу стал обходить лесной массив. По пути я топором рубил мелколесье. Так я не только облегчал себе продвижение по заросшим участкам леса, но и создавал кормовую базу для зайцев и лосей. Они с удовольствием поедают кору молодой осины, ивы и ольхи.

Пройдя пару километров, на краю старой делянки, обнаружил свежие следы медведя. Туман далеко от меня не уходил. Он чувствовал какую-то опасность. Так он себя вел, когда чуял запах волков, с которыми не желал встречаться.

А вот к следам медведя прибавились и волчьи. Эти хищники явно охотились на кого-то. Скорее всего, обложили лося или кабана. Вскоре мои предположения подтвердились. У одного из поваленных деревьев я обнаружил обглоданную тушу кабана. Туман прижимался ко мне почти вплотную. «Охотники» не станут уходить далеко от своей добычи. Хряк был крупный, не меньше ста пятидесяти килограммов. Я нарубил несколько кусков мяса, положил их в мешок, и мы с Туманом пошли домой.

Охота оказалась удачной. Без единого выстрела я добыл пару десятков килограммов великолепного мяса. Уж пускай простят меня волчары, что я посягнул на их добычу.

С волками жить – по-волчьи выть, посмеивался я. Может эти волки – родители тех волчат, которые не едят у меня комбикорм. Если так, то тогда все по справедливости.

Дома я мясо окончательно разделал. Лучшие куски оставил себе, а те, что были с костями и сухожилиями, добавил в комбикорм. На этот раз «капризничать» не стал никто. В считанные минуты миски блестели так, что и мыть их не потребовалось. «Ну что ж, и волки целы, и мы сыты», – перефразировал я известную поговорку. Этого мяса нам хватит на целую неделю. Но это был мизер по сравнению с тем, сколько нужно, чтобы прожить зиму. Одной картошкой и рыбой сыт не будешь. Мясо в нашем рационе должно быть хотя бы три раза в неделю, а значит, для нас четверых потребуется около двухсот килограммов. Нужно, не мешкая, взять медведя, мясо которого я предпочитал любому другому.

Через несколько дней поисков, мне удалось обнаружить место, где чаще других встречались свежие медвежьи следы. Косолапый явно искал подходящее место для берлоги. Туман выполнил свою часть охоты четко. Обнаружив медведя, он на почтительном расстоянии от него принялся лаять, указывая на объект.

Через полчаса удачным выстрелом я положил медведя. В нем было более двухсот килограммов мяса, которое я несколькими ходками доставил на санях домой.

Основная задача по заготовке продуктов на зиму была решена. Подвал под домом был полон собранным урожаем с моего приусадебного участка и дарами леса – ягодами и грибами. В холодной кладовке – солидный запас медвежатины и засоленной в кадушках рыбы.

Вторую зимовку я встретил уже вполне достойно. Теплый дом и сытный стол – вот и все, что было нужно мне и моим собакам.

Каждое утро, еще в сумерках, я уходил в лес и за день наматывал десяток-другой километров на лыжах по тайге. Лесные жители так привыкли ко мне, что перестали бояться. На ветки деревьев были наколоты сотни грибов. Поваленные осинки уже на следующий день были погрызены. Звери чувствовали, что я им друг, а не враг, и подходили к моему дому почти вплотную. Бывали случаи, что лоси заглядывали ко мне в окна. Заготовленное на зиму сено, которое было уложено в копны, лоси и зайцы съели уже в декабре.

В поставленную под лед сеть попадалась рыба, обогащая мой рацион. Рыбьи потроха и очистки овощей запаривались с комбикормом и подавались ежедневно на ужин моим собакам, которые постепенно привыкли к такой еде.

Раз в месяц я регулярно ходил в деревню за пенсией и почти все деньги тратил на хлеб, соль, спички, керосин, свечи и комбикорм. Зимой на озерах стоял толстый лед, и я сменил свой маршрут. В деревню и обратно я уже ходил не по лесу, а по ровному льду, сократив расстояние на пару километров.

Ближе к весне заметил, что мои «девочки» «загуляли». Раньше меня это понял Туман и с удовольствием исполнил свой «супружеский долг». Через три месяца в доме появились новоселы, семь прекрасных щенков. Они оказались разной масти и мало напоминали волчат. Именно это мне и было нужно. Я вывел свою породу собако-волков. Когда молодые волчицы выкормили своих детенышей молоком, и те стали есть комбикорм, я отпустил мамаш в лес. Первое время они даже навещали меня, детей и Тумана, а затем природа взяла свое, и они навсегда покинули нас. Что стало с ними на воле – не знаю. Возможно, они нашли своих сородичей и влились в волчью стаю.

* * *

– Вот так я начал новый для меня период жизни и превратился в самого настоящего отшельника, – прервав молчание, сказал Лёша. – Надеюсь, Володя, теперь ты понял, почему я здесь остался. Продуктов хватило бы не только мне и собакам, но и еще парочке человек. Да кто сюда поедет? Если только псих какой. Или преступник, скрывающийся от наказания. Ни те, ни другие мне здесь не нужны.

В женщинах я тоже разочаровался. Трех неудачных браков для меня оказалось предостаточно. Я им перестал верить. Да и ни одна женщина не согласится жить в таких условиях.

– А тебе не бывает скучно от этого однообразия? – спросил я. – Изо дня в день, из года в год – одно и то же. Так ведь и говорить можно разучиться.

– А хочешь, скажу честно, чего я здесь больше всего боюсь? – ответил Лёша. – Я боюсь спиться. В городе я бы давно запил от одиночества. А здесь у меня собаки, лес, озера. Скучать не приходится. Я ведь не просто шляюсь по лесу. Я постоянно ищу для себя занятия. И нахожу.

Вот в прошлом году, летом, получил пенсию и решил съездить в город, сделать некоторые покупки в магазине. За два дня пребывания пропил половину пенсии с какими-то бродягами в баре. Я даже не знал этих мужиков. Просто очень захотелось поговорить. Хорошо вовремя опомнился и на первой попутной машине уехал домой. Из квартиры забрал старый радиоприемник на батарейках, и вот теперь каждый день слушаю радиостанцию «Маяк». Новости меня не интересуют. Слушаю только музыку и прогноз погоды. Благодаря радио не забыл русский язык. А с собаками я говорю на родном языке, и они меня понимают. А ты, Володя, надолго ко мне приехал? – спросил Лёша.

– Думаю, несколько дней побыть с тобой, попытаться понять, как это жить в одиночестве, вдали от людей.

– Живи, сколько хочешь. Когда надоест – провожу тебя до машины во избежание встречи с Манюней или еще с кем.

В Лёшином доме все было так, как и три года назад, когда мы были здесь с Валерой. По-прежнему стол и лавки были завалены какими-то пакетами, банками, рыболовными снастями и еще черт знает чем. Но Лёша всегда знал, где что лежит и сразу находил то, что ему было нужно.

По-прежнему, постельного белья не было, Лёша только сапоги снимал перед сном. Мне пришлось тоже лечь в одежде. В прошлый раз у нас с Валерой были спальные мешки и термобелье. Но тогда была зима.

Кое-как устроившись на видавшей виды кровати, сделал попытку заснуть, но не смог – на улице постоянно лаяли собаки. Их сейчас, как я выяснил, было пятнадцать, в том числе четыре щенка в возрасте четырех месяцев, которые спали в доме под Лёшиной кроватью. Он предупредил меня, чтобы я внимательно глядел под ноги, дабы не наступить в лужу. Меня не покидало ощущение, что я ночую в собачьем вольере. Здесь наверняка полно блох.

Заснуть я смог только под утро. Мой короткий, не более двух часов, сон прервал Лёша – пора было завтракать. Болела голова, хотелось спать, но у Лёши свой режим, и мне пришлось подчиниться. Сам же захотел побыть в шкуре отшельника. Как говорится, назвался груздем – полезай в кузов. Нехотя встал, а скорее, сполз с кровати.

Нет, «леший» из меня не получится. Здесь нужно иметь привычку. Интересно, сколько я смогу выдержать такой «спартанский» образ жизни?