Текст книги "Леший"

7. Спустя пять дней

Прошло пять дней с того дня, как мы с Валерой вернулись из своей неимоверно трудной, но увлекательной поездки. Наши родственники сказали, что мы наверняка наполовину все придумали и этого не может быть.

Я сидел в квартире Тимо и Элины в центре Хельсинки, и подробно рассказывал им про встречу с тетей Машей.

Для убедительности воспроизвел аудиозапись разговора с ней. Тимо сразу заинтересовался информацией о деревне Юргелица, откуда приехал отец Бориса Яковлева. Открыл компьютер, постучал по клавиатуре.

– А в этой местности две деревни Юргелица. Из которой из них приехал отец Бориса? – спросил Тимо.

– Понятия не имею. Баба Маша сказала, что из Юргелицы, а какой, не уточнила. Да она и сама, думаю, не знает.

– Тогда буду искать дальше, – огорчился Тимо.

– Вы знаете, ребята, что поездка туда позволила мне узнать еще одну интересную историю. Кузнечная Гора является не полностью заброшенной деревней, там есть один полуразрушенный дом, в котором вот уже несколько лет живет ее коренной житель, которого население ближайших деревень прозвало «лешим».

– А что он там делает? – спросила Элина.

– А вот что, – и я в подробностях рассказал о своем путешествии.

– Этого не может быть! – воскликнули они в один голос, когда я закончил свой рассказ.

– Тимо, вот тебе компьютерный диск на память. Давай посмотрим фото, а я прокомментирую, – сказал я. На мониторе компа появилась первая фотография, затем вторая, третья…

– Какая красота! – воскликнул Тимо. – Я бы сам согласился пожить в этой сказке неделю или две, но не больше.

– А что заставило этого Лёшу-лешего надолго, если не навсегда, покинуть свою благоустроенную квартиру и переселиться в этот полуразвалившийся деревянный дом без всяких элементарных удобств?

– А вот этого я не успел выяснить, – ответил я на вопрос, который меня самого интересовал не меньше.

– Надо же, как сошлись звезды! – ахнула Элина. – Две разные человеческие судьбы, Бориса и Лешего, сошлись в одной точке под названием Кузнечная Гора.

– А еще там на погосте я нашел могилу своего деда. В это действительно невозможно поверить, но вот, на фотографии, смотрите – я стою у его могилы.

– Ну ладно, а что там относительно операции? – сменил тему я.

– Вот памятка, с которой ты должен ознакомиться под расписку.

Обратил внимание на один из пунктов этой памятки: «В клинику поступить в трезвом состоянии».

– А что, бывает, что поступают пьяными? – засмеялся я.

– На пьяного, должно быть, наркоз плохо действует.

На следующий день я был прооперирован.

Через три дня меня выписали с двумя дренажными пакетами и велели через десять дней приехать на процедуру снятия швов и оплаты счета на довольно крупную сумму в евро.

После операции я жил в Хельсинки у своих финских друзей и часто вечером выходил на балкон подышать свежим воздухом.

Как только на улице становилось темно, во дворе дома в центре Хельсинки появлялись зайцы-беляки. Они подбегали к специальным кормушкам, в которых для них были приготовлены различные лакомства: капуста, морковь, какие-то травы. В финской газете вычитал, что в центре Хельсинки уже появились рыси, которые устраивают охоту на своих лесных собратьев. К статье прилагалось фото гуляющей по улице лесной кошки. Чудеса, да и только!

Через две недели я был дома. Мне пришлось пройти курс лучевой и химиотерапии. Кто это проходил, тому не надо рассказывать, что это такое. Кто не проходил – лучше не знать. Еще при выписке хирург настоятельно рекомендовал пройти эти крайне неприятные процедуры.

– Если все это сделаешь, то с большой долей вероятности десять лет я тебе могу обещать. Самое главное – постарайся забыть про свою болезнь, веди привычный образ жизни и тогда, Бог даст, проживешь до самой старости, – на прощание добавил он.

8. Спустя три года

Прошло ровно три года после операции.

Организм окреп, анализы были хорошими, что давало надежду на полное выздоровление.

Как правильно я сделал, что оперировался за рубежом. Сэкономь я эти несчастные евро – неизвестно, чем бы все закончилось. Недавно прооперировали в республиканском онкоцентре моего дядю. Бесплатно. Опухоль была маленькой, операция несложной, но хирург забыл убрать тампон, и через несколько дней началось нагноение – перитонит с предсказуемым результатом.

А ведь сама операция по удалению опухоли была выполнена на высоком профессиональном уровне. Вот и вынуждены россияне ехать за рубеж спасать свои жизни. Хорошо, если у них есть доллары или евро. А если нет? Приходится собирать валюту всем миром и отправлять на лечение хотя бы детей. Сотни миллионов евро ежегодно уходят за рубежи нашей родины. Наш сердобольный народ добровольно оплачивает эти операции. А наши чиновники от медицины по «ящику» рапортуют, что достигли невероятных успехов. Позорище!

С этой пресловутой оптимизацией позакрывали все фельдшерско-акушерские пункты в сельской местности. Тяжелобольных вынуждены везти за сотни километров. Иногда не довозят. И за это никто не отвечает!

В Финляндии наши соотечественники открывают частные клиники и проводят сложнейшие операции. Запись к ним на месяцы вперед. У наших врачей золотые руки. Даже здесь, дома, они творят чудеса на допотопном, советских времен оборудовании.

Своего нет, и приходится закупать за валюту медицинскую технику, давая нечистоплотным чиновникам нагреться на отработанных коррупционных схемах.

Опять стояли крещенские морозы, и я вновь и вновь вспоминал те три дня проведенных в деревне Кузнечная Гора в компании Валеры и Лёши. Очень хотелось съездить на малую родину, узнать, как дела у Лёши. Попытаться понять, что его подтолкнуло на этот отчаянный поступок – стать отшельником. Но в этот раз придется ехать одному.

Мой друг Валера находился в одной из московских клиник, его настигла та же беда, что и меня. Ему сделали операцию по удалению злокачественной опухоли.

Да, черт побери, да! И у него этот проклятый рак! Как много в последнее время моих друзей и знакомых столкнулись с этой трудно излечимой болезнью. Многих, очень многих, уже с нами нет. И это наверняка последствия нарушенной экологии. Ученые экологи всех стран бьют тревогу, дают рекомендации, делают неутешительные прогнозы. Природа мстит нам! Ей рот не заткнуть, и если ничего не предпринять, то проблемы будут расти как снежный ком. Неужели не придется вам, господа чиновники, ответить за все, если не перед судом, то хотя бы перед вашими потомками?!

Когда Валера вернулся из Москвы после операции, я поделился с ним планом своего путешествия. Он его одобрил, сожалея, что не сможет составить мне компанию.

– Только езжай летом, лучше в июле. Лесные дороги коварные, нужно ждать, когда хорошо просохнут, один ведь поедешь, а там, насколько я помню, связи нет, – сказал Валера. – Я бы сам с удовольствием поехал, но, сам понимаешь, куда мне сейчас. Дай Бог через год-два оклемаюсь.

– Все будет хорошо, Валера, мне потребовалось три года на восстановление организма, и я чувствую себя отлично, полон оптимизма. Врачи сказали, что нужно забыть про болезнь и постараться вести привычный образ жизни. Главное, не лежать на диване и не смотреть этот «ящик», откуда рекой течет сплошной негатив. А для нас с тобой какой сейчас привычный ритм жизни? Правильно – путешествия, природа и экстрим.

Незаметно прошли месяцы ожидания, и вот долгожданный июль – самый теплый месяц в Карелии. Можно собираться на очередную встречу с Лёшей-лешим. Необходимо предусмотреть все до последней мелочи.

И вот – удача! Оказывается, еще в прошлом году поблизости от Кузнечной Горы лесники начали прокладывать новую дорогу для вывозки леса. Если пойти по лесу напрямую по компасу, то до Кузнечной Горы будет не больше трех-четырех километров. Вполне посильное для меня расстояние.

Вечером накануне отъезда я пригласил к себе на ужин Валеру. Сидели вдвоем и прокручивали в голове все, даже невозможные, ситуации. Он принес с собой несколько петард, оставшихся после празднования нового года и парочку сигнальных фальшфейеров.

– Возьми с собой, может, и не пригодятся, а места много не займут. Ружье ведь не берешь, охотничий сезон еще не открыт?

– Не хочу нарваться на неприятности, не дай Бог встречусь с инспекторами охотнадзора, – ответил ему я.

– Если удастся встретиться с Лёшей – передавай от меня привет. Хорошего пути! – пожелал он мне на прощание.

Утром следующего дня я отправился в путешествие, о котором мечтал давно. Погода была отличной, и настроение тоже. Через час пути свернул с трассы «Кола» на грунтовую дорогу и включил сразу два навигатора – один автомобильный, второй охотничий, со спутниковой антенной, купленный не так давно в Финляндии. Автомобильный навигатор сразу показал, что дороги здесь нет. И я его выключил за ненадобностью. Охотничий навигатор «Гармин-100» показал карту местности, по которой я и стал прокладывать свой маршрут. На карте не было названий населенных пунктов, а тем более, давно несуществующей Кузнечной Горы. Через каждые два-три километра в стороны уходили дороги, предназначенные для вывозки леса с разных делянок. Заблудиться в этом лесу на машине было очень легко. Было непонятно, какая из этих дорог главная, какая второстепенная. На каждом перекрестке останавливался, внимательно смотрел на карту и компас и определял дальнейшее направление. Дороги были хорошо накатаны лесовозами, но безлюдные – не встретилось ни одной машины.

Проехав более тридцати километров, я увидел, что обозначенная мной на навигаторе «точка прибытия в пункт назначения» стала уходить влево. До Кузнечной Горы оставалось три с половиной километра. На всякий случай проехал вперед еще немного и почти сразу обнаружил лесную просеку. Было видно, что здесь велись подготовительные работы по устройству дорожного полотна. Мне даже удалось проехать по этой будущей дороге метров пятьсот. Дальше ехать было опасно, и я решил оставшиеся три километра пройти пешком.

Где-то через пару километров просека кончилась, но в тупике я обнаружил едва заметную тропу, которую наверняка натоптали люди, а не звери. Оставалось пройти всего километр.

Я решил немножко передохнуть и сел на ствол поваленного дерева, положив рядом с собой на землю рюкзак. Достал пачку сигарет и только собрался закурить, как боковым зрением заметил какое-то движение. Повернув голову, оцепенел.

На меня внимательно смотрел медвежонок. Он стоял на задних лапах, передними обнимая березовый пенек. Это было настолько забавно, что я, совершенно не думая об опасности, быстро достал камеру и сфотографировал его. И только потом осознал, что медвежонок тут не один, и его мамаша где-то поблизости.

В подтверждение моих мыслей я увидел, что к медвежонку приближается его братик. «Детки» с любопытством уставились на меня. Заботливая мамаша никогда не оставляет медвежат одних, чтобы в любой момент кинуться на их защиту. Я еще не видел медведицы, но понимал – встреча неизбежна! Расстегнул кармашек рюкзака и достал фальшфейер.

И тут мой взгляд упал на громадный муравейник, который вдруг зашевелился. Эх, если бы это был муравейник! Это была мамаша, которая меня еще не видела, но уже поднимала голову и принюхивалась. До нее было не более пятидесяти метров. Если резко встать и громко крикнуть, то это не поможет. Если бы она была без медвежат, то это бы сработало, и она наверняка бросилась бы сломя голову куда глаза глядят. Мне уже довелось дважды использовать этот прием и всегда срабатывало. Тут ситуация другая – она не испугается и своих детей не бросит, а напротив, кинется на их защиту. Это мне нужно было бежать сломя голову и желательно к Лешему, благо путь свободен!

«На старт, внимание, марш!» – скомандовал я себе и кинулся в направлении Кузнечной Горы, перепрыгивая через поваленные деревья-барьеры, как олимпиец с зажженным фальшфейером. Оглянувшись, увидел, что медведица кинулась следом. Пришлось еще прибавить.

Пробежав около ста пятидесяти метров, вновь оглянулся и с ужасом увидел, что медведица была уже совсем рядом – всего в десяти метрах. Волосы на голове зашевелились. Отчаявшись, я бросил через плечо уже ненужный, но продолжавший гореть фальшфейер. Силы истекали, и я понял, что это конец. Еще несколько скачков, и она меня настигнет. Секунды шли, а когти медведицы в меня не вонзались. Еще раз обернувшись, увидел, что мамаша возвращается к своим деткам. Она меня прогнала, я не представлял опасности для медвежат и был уже неинтересен.

Впереди я услышал приближающийся лай собак. Это означало, что Леший шел в мою сторону.

(Случай с медведицей и медвежатами описан в моей книге «Невыдуманные истории из детства». Рассказ «Медвежий угол».)

Вначале появились шесть собак. Окружив меня, они злобно лаяли и щерили зубы. Не пускали дальше. Лайки были крупными, и в их глазах я не увидел дружелюбия. Из огня да в полымя! Эти могут так покусать, что мало не покажется. Наконец-то появился и сам Лёша. Увидев, что собаки держат не зверя, а меня, дал команду «лежать» на карельском языке. Псы смолкли и послушно улеглись на землю.

– Ну, здравствуй, Володя, – усмехнувшись, поприветствовал меня он. – Ты чего такой мокрый, дождя вроде нет?

С меня действительно градом лил пот. Волосы на голове слиплись, с кончика носа капало.

– Здравствуй, дорогой Лёша, – ответил я по-карельски. – Ну и завел ты тут охрану своего «приюта». В начале медведь меня едва не помял, а теперь вот собаки чуть не порвали на куски.

– Понял, это ты с Манюней и ее детьми никак встретился?

– С какой еще Манюней? Это была громадная медведица с двумя медвежатами – еле ноги унес и в штаны чуть не наложил от страха.

– Вот ведь засранка, только что приводила своих медвежат ко мне на завтрак, – сказал Лёша, – я залитую рыбу им иногда отдаю. Ту, что в сетях под водой уже протухла. Обнаглели настолько, что прямо из рук едят. Манюня, так я ее зову, сидит в стороне и на меня совершенно внимания не обращает. У нее берлога была в полукилометре от моего дома. Родила двоих медвежат и повадилась их ко мне водить.

– Ну и развел ты тут зверинец, – сказал я, – у меня там рюкзак на земле лежит, в нем продуктов на несколько дней, нужно бы забрать.

– Пойдем, посмотрим, что от него осталось.

Когда подошли к месту, где я оставил рюкзак, то обнаружили его разодранным. Целыми остались только две бутылки коньяка, котелок и сильно помятые консервные банки. Хлеб, макароны, сахар и другие продукты были съедены.

– Второй раз позавтракали, – засмеялся Лёша. – Ты сильно-то не расстраивайся, главное, коньяк уцелел, а закуску к нему я найду. Манюня где-то близко, но к нам уже не подойдет. Медведи по своей природе довольно осторожные и трусливые звери – встреч с людьми стараются избегать. На людей нападают редко и только в двух случаях: когда спасают своих детенышей, и если ты собираешь ягоды в их малиннике. Пойдем домой, время к обеду, и нужно что-нибудь приготовить, твою-то еду уже съели. Иди по тропе к дому, а я поищу чего-нибудь вкусненького в лесу. Забери с собой этих лаек, они тебя не тронут, а со мной пойдет карелочка.

Это он так ласково зовет свою карельскую лайку рыжего цвета. Из-за своих маленьких размеров она похожа на лису, и боровая дичь на нее не обращает внимания.

Взяв на поводок карелочку, Лёша дал команду остальным собакам следовать домой, и те явно без удовольствия побрели со мной.

Мы с собаками еще не успели дойти до Лёшиного приюта, как услышали работу карелочки, а затем одиночный ружейный выстрел. Значит, на обед будет дичь. Июль месяц, охота запрещена, а у Лёши тут свои законы, и он их строго придерживается. Выживает сильнейший.

Мой путь лежал через большой прекрасный луг. Меня окутало изумительным ароматом многотравья. Где-то вдалеке виднелась крыша старинного карельского дома, в котором мы с Валерой были в прошлый раз. И вот, спустя три года, я снова здесь, на своей исторической родине.

Моя мечта сбылась, я жив и могу наслаждаться этой красотой.

Собаки бросились в сторону дома, где их поджидали сородичи, сидевшие на цепи. Сосчитать точно я не смог, но их было больше десяти. Настоящий собачий питомник! Это же сколько им нужно еды!

Входная дверь была подперта палкой. Я правила знаю и не стал входить внутрь без хозяина, а присел на импровизированную скамейку. Вместо ножек у нее были две березовые чурки примерно одинаковой высоты. Поверх них лежала широкая доска, которой было никак не меньше ста лет, снятая, скорее всего, с кровли старого дома.

Воспользовавшись отсутствием хозяина, я стал внимательно изучать территорию вокруг дома. Когда мы были здесь с Валерой в прошлый раз, то все было покрыто снегом. Сейчас же было видно, что трава вокруг дома аккуратно скошена «деревянным триммером», как я называю ручную косу-литовку. На этой поляне повсеместно красовались собачьи будки. Часть из них была сколочена на скорую руку, а некоторые вообще состояли из двух створок дверных полотен, прислоненных друг к другу под острым углом. Эти сооружения служили и крышей, и стенками, и слабо защищали от ветров и дождей. Прямо скажем, спартанские условия. Рядом с домом, прямо на траве, стояла ржавая кованая кровать, которую, возможно, когда-то выковал в своей кузнице еще отец Бориса Яковлева.

На туалете типа сортир красовалась большая буква «М». Можно подумать, что кроме Лёши еще кто-то мог посещать это заведение. В прошлый раз я как-то не заметил эту «маркировку».

Поблизости был разбит огород с картошкой, морковкой, репой, луком и другими овощами. Территория по периметру была огорожена забором из толстых досок, для защиты от непрошеных гостей – зайцев и кабанов. Материал для этого забора тоже был использован от старых разрушающихся построек, которых на месте бывшей деревни было предостаточно.

От дома к хозяйственной постройке была протянута проволока, на которой сохла верхняя одежда и сильно заношенное нижнее белье неопределенного цвета. Надо спросить у Лёши, где и как он стирает.

Внезапно по двору пробежала кошка. Она тащила в зубах что-то извивающееся, скорее всего змею, и через отверстие в крыльце юркнула в дом вместе со своей «добычей». Да что же это такое, даже кошка при деле! И откуда она здесь взялась? Три года назад мы ее здесь не видели. Нужно сказать Лёше, что кошка затащила в дом змею, вдруг это гадюка.

Прошло полчаса, а Лёши все еще не было. От нечего делать подошел к знаменитому пруду, где мы с Валерой зимой ловили рыбу.

Летом пруд был похож на небольшое лесное озеро, карелы называют такие ламбами или ламбушками. Их в Карелии десятки тысяч. Почти во всех водится окунь и щука. Берега заросли водорослями, кувшинками и цветущими белоснежными лилиями.

Из-под куста выплыла кряква с выводком утят и направилась в мою сторону к самым мосткам. Совсем ручные – плывут прямо к человеку.

У самого берега стоял старый колченогий стол с вкопанными ножками. Вместо стульев – две березовые чурки. Рядом со столом был оборудован очаг своеобразной конструкции: диск какого-то большегрузного автомобиля и решетка из арматурных прутьев. Решетка могла вращаться в любую сторону. Настоящая грильница. Интересно, как Лёша смог эту конструкцию притащить сюда, в ней не меньше пятидесяти килограммов. Тут я вспомнил, как он зимой привез при помощи собак мешок комбикорма и мешок муки, и вопрос как-то отпал сам собой.

Весело залаяли все собаки, какие только были рядом с домом. Учуяли хозяина. Из леса с противоположной стороны от тропы, по которой шел я, появился Лёша. Снова не по своим следам, как и зимой. В руках у него был мой котелок, наполненный янтарной морошкой. Сняв с тощего плеча свою одностволку и освободившись от тяжелого рюкзака, в котором, по всей видимости, был добытый им глухарь, Лёша спросил:

– Чего в дом не заходишь?

– Твой кошак затащил под крыльцо змею, и я решил тебя на улице подождать. Не люблю я этих змей с детства. Меня один раз гадюка укусила, так с тех пор их недолюбливаю.

– У меня сейчас две кошки. Мыши-полевки обнаглели, вот и пришлось завести. За месяц всех мышей переловили, а теперь таскают в дом все, что в лесу найдут. Утром дверь в коридор открываю, а у порога обнаруживаю то рябчика, то вальдшнепа. Иногда летом и змей приносят. Вот бы и собаки так делали. Можно было бы самому на охоту не ходить. Но они у меня почти все самоеды – могут сутками находиться в лесу и питаться тем, что добудут. Летом сами себя кормят, и не нужно каждый день комбикорм запаривать. Только щенкам приходится варить. Но им много не нужно. Погода сегодня теплая, осадков не ожидается, и обедать будем на улице, – сказал Лёша. – Я вот глухаря добыл, и мы его запечем в углях. Ты иди к пруду и разожги очаг. Дров не жалей – нужно побольше углей. Найдешь там диск от автомобиля, откинешь в сторону решетку и подкидывай березовые поленья. Я скоро подойду, только глухаря разделаю.

Минут через тридцать Лёша пришел и положил на стол два увесистых свертка из плотной пищевой бумаги, в которую было завернуто мясо глухаря. Снова ушел в сторону дома. Вернулся спустя несколько минут с моей бутылкой коньяка, буханкой черствого ржаного хлеба и ржавой литровой консервной банкой с дождевыми червями.

– Пока очаг прогревается, пойдем, покормим моих питомцев, – сказал Лёша.

Только он подошел к берегу, как утиный выводок был тут как тут. Разломав хлеб на куски, Лёша стал кормить уток, приговаривая «ути-ути-ути». Малыши брали хлеб прямо с его руки, а мама-кряква изредка довольствовалась тем, что подкидывал заботливый Лёша. Скормив уткам буханку хлеба, Лёша взял банку с червями, встал коленями на мостки и начал щелкать указательным пальцем по поверхности воды. К самой поверхности всплыла стая громадных окуней. Колючие верхние плавники разрезали водную гладь, мощные хвосты под водой делали такие буруны, что дух захватывало. Вначале он бросал червяков в воду за пару метров от берега, потом все ближе и ближе – к самым мосткам и наконец стал медленно опускать длинных червей, которые едва касались поверхности. Крупные окуни разевали свои громадные рты и хватали червяков прямо из рук. При этом они умудрялись схватить еще и зазевавшихся мальков, плавающих поблизости. На «десерт» он бросил в центр пруда большой комок опарыша из той же банки. В том месте, куда упал опарыш, вода вскипела от крупной и мелкой рыбы. Через несколько минут поверхность пруда была абсолютно гладкой – обед закончился, и рыба ушла в берег – в тень кустов.

Я внимательно следил за выражением лица Лёши, на котором была еле уловимая улыбка. С утра он накормил манюниных медвежат завтраком, а сейчас уток и рыбу – обедом. Думаю, что и моя очередь вот-вот подойдет.

Словно прочитав мои мысли, Лёша сказал:

– Ты, похоже, тоже проголодался? Давай готовить обед из того что есть – очаг хорошо прогрелся, и через час-полтора глухарь будет готов.

Раскопав в углях яму, он аккуратно уложил туда два пакета с дичью и засыпал сверху толстым слоем горячих углей, слегка утрамбовав их. Поверх набросал тонких сухих веток березы и можжевельника, которые вскоре загорелись.

– Посиди пока один, я скоро вернусь, – сказал Лёша и ушел в дом. Через несколько минут он вернулся с медным самоваром и заварным чайником.

– Я сейчас заварю чай, а ты можешь искупаться в пруду, вон какой жаркий день сегодня.

Особенно для меня, подумал я. Манюня так меня разогрела, что до сих пор белье влажное от пота.

– Раздевайся, не стесняйся. Кроме собак, твои «достоинства» никто не увидит. Прыгай в воду прямо с мостков – тут глубоко, только долго не плавай – вода холодная.

Когда я нырнул в воду с головой, то сразу понял, что вода в пруду не просто холодная, а ледяная – родниковая, то есть около пяти градусов по Цельсию. Не раздумывая ни секунды, я выкарабкался на мостки и побежал скорее к костру, сожалея, что нет полотенца. Ласковое июльское солнце и пламя костра быстро высушили мою кожу, и я натянул на себя только что снятую одежду. Лёша наверняка заметил у меня шов от операции, но не стал задавать вопросов. У него самого тоже были шрамы.

– Ну что, прохладная у меня вода в пруду? – спросил он.

– Не то слово!

– Тогда, давай, согрейся, – и налил мне в кружку граммов сто коньяка. – Закуси морошкой!

Я залпом выпил, закусив двумя ложками моей любимой ягоды. От выпитого коньяка тепло растекалось по всему телу.

– Давай к столу, – и указал мне на березовую чурку, выполнявшую роль стула. Запыхтел самовар, выбивая струйки пара из-под крышки.

– Сейчас будем пить чай со свежей земляникой.

– Лёша, а ты так и не употребляешь крепкие алкогольные напитки? – спросил я.

– Почему бы под дичь и не выпить, – ответил Лёша. – Граммов двести не помешает. Но позже, когда мясо будет готово.

Разлив чай по кружкам, он вновь ушел в дом и вернулся с портативным радиоприемником. Тот был настроен на радиостанцию «Маяк» – исполнялись какие-то песни, играла музыка. Вскоре передали прогноз погоды: «Республика Карелия – плюс двадцать девять, без существенных осадков».

* * *

Шли восьмидесятые годы прошлого столетия и даже тысячелетия. Стоял июль месяц, я был на рыбалке, сидел на корме деревянной лодки. Так же как и сейчас, из портативного транзисторного радиоприемника лилась музыка – Алла Пугачева пела свой очередной хит «Миллион алых роз».

– Передаем прогноз погоды на курортах страны, – произнес диктор, – Карелия плюс тридцать, возможны грозы.

Еще каких-то тридцать с небольшим лет назад в СССР Карелия считалась курортом! Так оно и было. Лето – так лето, зима – так зима. А что сейчас творится у нас? Народ шутит – в Карелии два времени года – весна и осень. А ведь лучше уже не будет, только хуже из года в год!

Как-то один из губернаторов «варягов» назвал Карелию спящей красавицей. Получается, что, не успев ее разбудить, сразу похоронили. Неужели в нашей республике нельзя найти хотя бы одного умного человека, который побеспокоился бы о судьбе проживающего здесь населения, о сохранении уникального природного наследия. А ведь некоторые из этих «варягов» заканчивают свою «деятельность» на скамье подсудимых. И поделом им.

– А ты, как я погляжу, становишься ближе к цивилизации, – заметил я. – Вот и радио появилось. Три года назад его у тебя не было.

– Иногда хочется с кем-нибудь поговорить, кроме собак. Вот, привез недавно из городской квартиры приемник на батарейках. Дело справляет, и теперь я в курсе некоторых событий, происходящих в стране и за рубежом.

– И как тебе эти самые события?

– Мне трудно судить, где правда, а где ложь. У меня здесь пока мало что изменилось. Давай-ка лучше обедать, полтора часа уже прошло, – заметил он.

Мясо глухаря в углях быстро готовится.

Это в духовке и трех часов мало бывает. А тут такая температура! Дичь хорошо пропарилась и нисколько не подгорела. Я налил себе и Лёше по сто граммов коньяка и произнес тост за наших предков, которые берегли природу и заботились о том, чтобы и нам хорошо жилось.

После плотного обеда, попивая чай из самовара, разговорились. Меня интересовала каждая мелочь из его жизни.

– Лёша, а тебе пришлось служить в армии?

– К большому сожалению, не пришлось. Я очень хотел попасть в погранвойска и быть проводником служебной собаки. Но меня во время прохождения медицинской комиссии забраковали. На моей голове все волосы выпали, даже бровей не было. Врачи решили, что у меня что-то вроде стригущего лишая, и комиссовали, выдав «белый билет». Когда начал половую жизнь – все прошло. Наверное, что-то гормональное было. Но я уже в военкомат повторно не пошел.

– А какое у тебя образование?

– Лучше бы ты не спрашивал. По документам я окончил восемь классов и профессионально-техническое училище, получив профессию экскаваторщика-бульдозериста. Но я, как и многие мои друзья, пошел в первый класс, не зная русского языка. Только в третьем классе стал сносно говорить на русском, да и то с трудом. Из класса в класс нас переводили автоматом, понимая, с какими трудностями мы столкнулись. Я и сейчас считаю карельский язык родным и говорю преимущественно на нем, иногда вставляю русские слова.

– Знаешь, Лёша, я тоже родился в карельской семье, где все разговаривали на своем родном языке. Только с пяти лет меня начали учить русскому языку, так как через два года нужно было идти в школу. К великому сожалению, я стал забывать язык своих предков. Все понимаю, а вот при разговоре для связки слов использую и русский и финский. Получается такая смесь, что самому бывает смешно. Мы, коренные жители, стали малочисленным народом на своей земле. Если так дело пойдет и дальше, то карелов в Карелии скоро не останется. В советское время была популярна фраза, ставшая лозунгом и якобы сказанная В. И. Лениным: «Карелы – народ трудолюбивый. Я верю в их будущее». И где же оно, наше будущее? Получается – в прошлом. Часто бывая в Финляндии, где я чувствую себя как дома, мне неоднократно приходилось слышать от финских друзей один и тот же вопрос: «Почему Россия, самая богатая природными ресурсами страна, живет как бедные государства африканского континента?» В начале девяностых годов я отвечал им, что, вероятно, мы шли не тем путем. А вот если спросят сейчас, то что я им должен ответить? Что эти самые природные ресурсы уходят за рубеж в виде сырья, а народ от этого ничего не имеет? Что нас уже называют страной-бензоколонкой? Эх, Лёша, давай не будем говорить о политике и портить настроение в этом прекрасном месте, где мы с тобой сейчас находимся. Не будем ворошить грязное белье наших «новых русских хозяев». Кстати, о грязном белье. А где ты свое белье стираешь? Я видел у тебя на проволоке развешенные брюки, майки, портки.

– А я его не стираю, а после каждой бани замачиваю на пару дней в мыльной горячей воде, а затем, развешиваю на проволоке. Дожди неделю-две прополощут, а когда высохнет – надеваю.

«Оригинально», – подумал я.

– Ты вот все спрашиваешь и спрашиваешь меня. А можно, я тебе пару вопросов задам?

– Валяй!

– Я помню, что три года назад ты должен был ехать в Финляндию на операцию. Теперь все хорошо?

– Да, оперировался в Финляндии. И ты знаешь, что в той поездке произвело на меня самое сильное впечатление? Это зайцы, которые бегают по ночам в центре Хельсинки. Сердобольные финны подкармливают их овощами, которые специально покупают в магазине. Кстати, я узнал, что они мясо зайца не едят, предпочитают кроличье.

– Так эти зайцы и стали настоящими кроликами, – сказал Лёша. – Ты знаешь, чем отличается мясо зайца от кроличьего? Заяц в лесу ест то, что ему нравится. А кролик – то, что дадут. И какое мясо лучше? Конечно заячье, – ответил за меня Лёша. – Эти зайцы, живущие не в лесу, а в городской черте, питаются тем, что им положат в кормушку.

– Здесь я с тобой не согласен. Финны просто очень любят свою родину, берегут природу и животный мир, – ответил я. – А теперь отвечу на вторую часть твоего вопроса по поводу моего здоровья. Ты же видел, как я бежал от Манюни. Выходит, все в порядке.