Текст книги "Леший"

– А почему Валера не приехал с тобой?

– Приболел, но передавал тебе большой привет, – ответил я, не вдаваясь в подробности. – Лёша, я в этот раз заехал к тебе с другой стороны и едва не заблудился. Там сплошные вырубки и много дорог. Тебя не беспокоит, что скоро до тебя доберутся?

– Беспокоит, да еще как. Я, конечно, приму все меры, чтобы сохранить этот заповедник, созданный мной и моими предками. Если они доберутся сюда, то в лесу пропадет кормовая база, за ней и все обитатели лесных угодий.

– Да что ты сможешь сделать один? – спросил я.

– Но не зря же меня зовут лешим. Я обязан следить за порядком.

Во время обеда я вспомнил, что оставил в бардачке автомобиля свой любимый мобильный телефон финской фирмы Nokia. Я знал, что этот участок местности находится вне зоны действия сети. Но в телефоне был еще и диктофон. Как жаль, что я не смог записать содержание нашей почти двухчасовой беседы. Приходилось надеяться только на свою память и фотокамеру, тоже фирмы Nokia.

Финляндия – маленькая страна с населением меньше, чем в Санкт-Петербурге. Но они выпускают свое высокотехнологичное оборудование: мобильные телефоны, фотокамеры, принтеры, сканеры и лесозаготовительную технику – форвардеры, харвестеры и прочее. У них нет нефти и газа. Но зато есть мозги. Немного умных людей осталось в нашей стране, и большинство из них работает в «оборонке». И, являясь хранителями государственной тайны, они не имеют возможности покинуть родину. Получается что-то типа «шарашки» на современный лад. Не зря же у нас шутят: за что бы мы ни взялись, все равно получится автомат Калашникова. Наши чиновники говорят, что производить свое высокотехнологичное оборудование невыгодно – слишком большие затраты. Легче и дешевле купить его за валюту у тех, кто научился это делать относительно недорого, а главное – качественно. Какая глупая отговорка! Это что, наш такой патриотизм? Нам что, кроме оружия, космоса, театра и балета больше нечем гордиться?

– Такая прекрасная сегодня погода, а мы тут сидим у самовара, – прервал мои мысли Лёша.

– А ты что-то еще можешь предложить?

– У меня на озере есть деревянная лодка. Пойдем, покатаемся. Тут недалеко. Заодно самоловки проверить нужно. Я их с утра хотел посмотреть, но вот ты приехал.

А на ужин приготовим щуку тем же способом, что и глухаря, – на углях.

– Ты с такой уверенностью говоришь, что можно подумать, эта щука уже привязана, и ее только выпотрошить осталось, – сказал я.

– Ну, примерно так. На этом озере, кроме меня, рыбу никто не ловит – добираться далеко и сложно. Пока доедут – половину машины оставят. Просто беда от этих хищников. Щука растет быстро, и ей нужно много еды. Скоро всех окуней поедят. Нужно регулировать их численность.

Озеро действительно оказалось совсем рядом – под горой. Его от дома Лёши не видно было, так как берег зарос высокими осинами, березами и ольхой. К озеру вела хорошо натоптанная тропа со скошенной на ширину трех-четырех метров травой. Июльское сено считается самым качественным и питательным для скота. Не зря же финны июль называют «heinäkuu», что в переводе означает «сенной месяц». Скошенное сено было уложено в копны.

– А сено тебе для чего?

– Часть сена использую на подстилку собакам. Его зимой нужно довольно часто менять – они любят сухую подстилку и даже едят сено в небольших количествах, чистят желудочно-кишечный тракт, – ответил он на мой вопрос.

– А то, что не используется на подстилку собакам, съедают лоси и зайцы, – добавил он.

– Получается, ты делаешь то же, что делают финны в своих городах у себя во дворе – подкармливаешь животных зимой.

– Не совсем так. У моих животных еще есть лес, где они в основном и питаются. А в Финляндии они обжились в городах и стали почти домашними. А здесь они остаются дикими в естественной для них среде.

– Да, разница существенная, – согласился с ним я.

Лодка, к которой мы подошли, была очень старой и почти наполовину заполнена водой. Ничуть не смутившись, Лёша достал из кустов ржавое дырявое ведро и за несколько минут полностью осушил ее.

– Подтекает «немножко», но на пару часов до следующей откачки хватает, – сказал Лёша.

Я устроился на корме, а Лёша сел за весла. Когда отплыли почти на середину озера, Лёша сказал:

– За твоей спиной виден участок леса, именно в этом месте стоял когда-то дом твоего деда Петра.

Обернувшись, я был поражен красотой девственной природы и, подав Лёше фотокамеру, попросил его сделать фото на память. Фотография получилась очень удачной и сейчас, обрамленная в рамку, она висит у меня на стене на самом лучшем месте в доме.

Подплыв к первой самоловке, мы увидели, что капроновый шнур полностью размотан. Это означало, что она сработала. Лёша подал мне тяжелую колотушку, напоминающую биту:

– Когда подтащу щуку к борту, бей ее по голове.

Я, как заядлый спиннингист, знал этот эффективный способ подъема в лодку крупной рыбы. Оглушенную щуку можно легко взять под жабры, и, соблюдая осторожность, уже в лодке окончательно «нейтрализовать». Первая щука была не более двух килограммов, и Лёша запросто закинул ее в лодку, тут же «нейтрализовав» с помощью ножа одним ударом.

– Вот эта пойдет нам сегодня на ужин, – сказал он. – Еще молодая, но уже хорошо упитанная. Посмотри на ее брюхо – полное рыбы.

Когда подплывали ко второй самоловке, уже издалека догадались, что на нее попалось что-то более серьезное. Толстый березовый кол, воткнутый в илистое дно, бил по поверхности воды – брызги летели во все стороны.

– Наконец-то попалась мне хулиганка, – сказал Лёша. – Это не щука, а настоящий крокодил. Я ее давно караулю, но поймать не удавалось – всегда или поводок перекусит, или шнур порвет. Сам видел, как она утят заглатывала. Килограммов двадцать, не меньше. Мясо старое – отдам собакам, – поспешил сказать Лёша. – Ты будь наготове. Как только подтащу к борту, бей колотушкой по голове как можно сильнее.

Взявшись за конец шнура, он попытался потянуть его на себя. Но не тут-то было – ни с места. И только где-то на расстоянии двадцати метров на поверхности воды образовался громадный бурун в диаметре метра два. Действительно, крокодил какой-то, подумал я и вспомнил, как однажды попалась мне такая же щука на спиннинг. Полчаса таскала за собой мою двухместную резиновую лодку. (Об этих и других событиях читайте в книге «Невыдуманные истории из детства», рассказ «Белая ночь на Белом озере»)

Тот поединок она выиграла, обдав меня на прощание фонтаном воды. Интересно, справимся мы вдвоем с этим монстром? Лёша с усилием потянул шнур на себя, и тот вдруг резко ослаб.

– Неужели сорвалась? – не удержавшись, воскликнул я.

Но тут мы увидели, как почти по самой поверхности на нас летело настоящее бревно. Это была она!

Проплыв под лодкой, щука ушла на глубину с противоположной стороны. Крепкий капроновый шнур врезался в борт нашей деревянной лодки, слегка накренив ее. Хорошо, что лодка не резиновая – точно бы перевернулась.

– Крепко сидит, – сказал Лёша, – поводок из стальной проволоки, шнур капроновый – уже не уйдет, – самоуверенно заявил он.

– Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь, – заметил я.

Тянуть тяжелую деревянную лодку с двумя мужиками даже такой щуке было не под силу. Она стала описывать круги вокруг нас, иногда всплывая на поверхность, и нам хорошо были видны ее габариты. Действительно, как бревно – длиной около двух метров и весом килограммов двадцать. Минут через десять нам удалось подтащить ее на расстояние пяти метров от лодки. Изредка всплывая, она переворачивалась с живота на спину и затем снова на живот, повадка – чисто как у крокодила! Так она пыталась освободиться от крючка-тройника, сидевшего где-то глубоко, длинный стальной поводок ею был почти полностью проглочен. Когда щука была совсем близко, и я уже приготовил колотушку-биту, она высунулась на поверхность и несколько раз сильно тряхнула головой. Тут из ее пасти вылетела килограммовая щука, уже наполовину переваренная! Срыгнув из желудка свою добычу, большая щука не спеша поплыла по своим делам. Лёша затащил в лодку объедки щуки и, осмотрев ее, сказал:

– Крючок у нее глубоко в пасти. Это она первая схватила наживку, проглотив ее, и спустя какое-то время уже сама превратилась в наживку. А хулиганка-крокодил опять ушла! – расстроился Лёша. – Ей же полведра рыбы нужно каждый божий день – вот уже своих собратьев начала пожирать. Выходит, рано радовался. Нельзя раньше времени делить шкуру неубитого медведя, – сказал он. – Нужно было ружье взять с собой! Почти всегда его беру с собой, а вот тут оплошал.

На третьей самоловке также сидела щука весом более трех килограммов. Она была слегка покусана, но, видимо, оказалась не по зубам этому «крокодилу».

– Все, – сказал Лёша. – У меня стояло только три самоловки. Поплыли к берегу – вода в лодке уже по щиколотку, а ведро осталось на берегу.

На берегу Лёша быстро почистил рыбу, а щучьи потроха прихватил с собой:

– Отдам кошакам. Змею они не станут есть – брезгуют, наверное. Всегда под порог бросают все, что добыли.

От озера до дома было не меньше двухсот пятидесяти метров очень крутого подъема. На полпути я был вынужден даже немного передохнуть, чем вызвал некоторое удивление у Лёши. Но из солидарности со мной он также присел на пенек.

– А почему наши предки построили дома и бани на горе, а не на берегу озера? – спросил я.

– Во-первых, во время весенних паводков наше озеро сильно разливалось, а уровень воды в отдельные годы мог подниматься до двух-трех метров. Во-вторых, и это главное, берегли природу. Канализации здесь не было. В каждом доме была корова и даже не одна. Представляешь, что было бы с озером и его обитателями, если бы все говно стекало в него?

– Представляю. Очень хорошо представляю. Я ведь живу в районном центре, где весь берег озера застроен домами и банями. Канализации нет, и все их дерьмо течет в озеро. Читал в интернете, что это самый грязный водоем Карелии. Купаться не рекомендуется – обязательно какую-нибудь заразу подцепишь.

– А что у вас в этом райцентре нет власти, санэпидстанции?

– Есть, но именно чиновники и застроили береговую линию в нарушение законодательства. Для них закон не писан. А санэпидстанция находится в здании, где канализация давно нормально не функционирует. И, минуя септик, все дерьмо также стекает в озеро.

– Они что, дураки? – удивился Лёша.

– Похоже, так, если не хуже.

– А вот наши предки были куда умнее. Чтобы не ходить на озеро за водой, они выкопали лопатами в центре деревни пруд и несколько колодцев, обеспечив себя тем самым качественной водой, – заметил Лёша.

– Слушай Лёша, я все тебя хотел спросить вот о чем – ваша деревня находится в такой местности, где сплошные горы, повсеместно бьют ключи. Мы с Валерой в прошлый раз еле до тебя добрались – под снегом лед. А как здесь на лошадях можно было передвигаться, ведь в те времена это был единственный транспорт?

– Да, на таком льду у лошадей ноги разъезжались бы. Поэтому им ковали на подковы острые шипы, которые позволяли свободно передвигаться по льду, особенно в лесу на крутых подъемах. Хватит задавать вопросы – пора домой, ужин готовить, – сказал Лёша.

Проходя мимо колодца, он набрал ведро воды:

– Можно было бы и в пруду набрать, но здесь вода мягче и вкуснее.

Когда подходили к дому, то увидели кошек, которые уже бежали нам навстречу.

– И откуда они только знают, что я возвращаюсь с рыбой? – сказал Лёша. – Обожают свежую рыбу, а от комбикорма, которым я кормлю собак, нос воротят. Так и не смог приучить. Разводи очаг, сейчас мы запечем рыбу по моему рецепту, в собственном соку.

Набрав поблизости дров, я развел небольшой костер и в ожидании Лёши пошел к пруду. Вспомнив, что пруд рукотворный, прикинул, сколько потребовалось времени и мужских рук для того, чтобы выкопать с помощью лопат целый котлован, укрепить опорной стеной границы пруда в виде дамбы, чтобы предотвратить утечку воды из него.

Думаю, что эта стройка длилась все лето, и только потом пруд заполнили родниковой водой. Хорошо придумано: воды на всю деревню хватит, и на озеро ходить не нужно.

Процедура приготовления запеченной рыбы была точно такая, как и глухаря, только заняла меньше времени.

Лёша достал рыбу из-под углей, снял пищевую бумагу, положил на стол. От аромата у меня слюнки потекли. Разрезав щуку на две части, он отдал мне половину. Кончиками пальцев взял свою половину рыбы за хребет, медленно потянул и удалил сразу все кости. Филе щуки готово.

Это было очень вкусно, да еще и под сто граммов коньяка на свежем воздухе. Утолив голод, мы стали ждать, когда вскипит самовар. После рыбы всегда пить хочется. Не зря говорят, что рыба любит воду. Я твердо решил, что, когда мы закончим чаепитие, задам Лёше главный вопрос: почему он покинул цивилизованный мир, решив приехать сюда, похоже, навсегда?

– Лёша, извини, если лезу не в свое дело, почему ты стал отшельником? В народе тебя прозвали «лешим». Я рассказывал о тебе нескольким людям, только самым близким. Кто-то не верит, считая меня сказочником, а кто-то считает тебя психически больным человеком. Если бы я не видел своими глазами, то подумал бы, что все это какое-то наваждение, сон! Но вот, мы с тобой сидим, разговариваем, любуемся красотой природы, едим вкусную и полезную пищу, и это все – реально.

Мой вопрос повис в воздухе. Лёша решал – отвечать на него или нет. Прошло несколько минут, прежде чем мой собеседник начал свой рассказ-исповедь.

9. Исповедь

– Вова-рукку, не просто так я здесь оказался. Произошли в моей жизни такие события, такие стечения обстоятельств, которые повлияли на мое решение. Я ни разу об этом решении не пожалел и сейчас не жалею. Благодаря этому я жив уже много лет, вопреки прогнозам врачей.

* * *

Сквозь рев бензопилы я не сразу заметил падающее на меня дерево, которое свалил вальщик леса, работавший поблизости. А когда заметил, то было уже поздно. Единственное, что я успел, это откинуть от себя работающую бензопилу и рухнуть на землю, закрыв руками голову. Наверное, это меня и спасло.

Что было потом – не помню. Помню только, что падал в какой-то глубокий то ли колодец, то ли шахту, которой не было конца и края.

* * *

Бригада вальщиков леса, сколоченная «черными лесорубами», собралась после работы у вахтовой машины, намереваясь ехать домой к ужину. Некоторые из них никогда не занимались валкой леса. Никто их не учил ни специальным навыкам профессии, ни технике безопасности. Для «хозяев» это было не важно. А важно было скорее свалить «халявный» лес, вывезти куда велено и поделить бабло.

Все рабочие знали, что это бесконтрольная рубка леса, но, что поделаешь, леспромхозы развалились по причине «банкротства». Лес-кругляк был погружен на баржи и растворился в странах Европы. Созданные там и здесь фирмы-однодневки, как и лес, растворялись после разгрузки баржи. Вырученные деньги осели в банках на счетах нуворишей, а леспромхозы обанкротились.

Здесь же, худо-бедно, можно было рассчитывать на какие-то деньги. «Хозяева» платили «в черную» раз в неделю. И пусть это были небольшие деньги, но они позволяли хоть как-то содержать семью.

Около вахтовой машины обнаружили, что одного человека не хватает. Стали выяснять, кого именно, оказалось, не хватает Лёши.

– Наверное, ушел куда-нибудь в лес, за ягодами или на рыбалку. С ним это и раньше бывало. Семеро одного не ждут, – сказал водитель и поехал в сторону дома.

Но на полпути один из мужиков предложил все-таки вернуться и поискать пропавшего:

– Он же холостяк, живет один, ему эти ягоды нужны, как зайцу стоп сигнал. Может человеку плохо стало, сердце прихватило, а мы его, получается, бросили.

Рабочие загалдели на весь автобус, требуя у водителя вернуться на делянку:

– Мы своих не бросаем, а ты, давай, разворачивайся, пока бока не намяли.

Водитель с явной неохотой повернул назад. Высыпали из автобуса в том месте, где еще недавно работала бригада, и принялись кричать в надежде, что Лёша услышит и откликнется.

Но в ответ – тишина.

– Здесь, ребята, что-то не то. Нужно обследовать всю делянку, он должен быть где-то здесь. А вдруг на него упало поваленное дерево? – предположил один из рабочих.

– Не дай бог, если так. Эти «хозяева» сразу исчезнут, и ищи их потом как ветра в поле с обещанными деньгами.

– Ну и черт с ними и их деньгами. Давай Лёшку искать! Раз не отвечает, то без сознания или… сами понимаете.

Построившись в цепь, мужики пошли по делянке, внимательно всматриваясь под каждое поваленное дерево.

– Мужики! Сюда! – закричал кто-то. – Вон, под еловыми ветками видно Лёшкину бензопилу. Он должен быть где-то рядом.

Стали раздвигать ветки громадной ели.

– Смотрите, Лёшкин сапог!

– А вот и он сам!

– Похоже, мертв!

– Смотрите, из ушей и рта течет кровь.

– Внутри, наверное, все всмятку. Глаза закрыты, похоже, не дышит.

– Надо проверить пульс. Если сердце работает, то, может, еще есть шанс.

Все замерли в надежде на чудо.

– Кажется, пульс есть, но для верности нужно приложить ухо к груди и послушать, бьется сердце или уже все.

Все опять замерли. Повисла гнетущая тишина.

– Бьется, точно бьется! Жив, пока жив. Прошло, наверное, не меньше трех часов, как его придавило.

Водитель «вахтовки» крикнул:

– Я – за помощью, а вы спилите ствол и ветки, освободите его, но самого, ни в коем случае не трогайте. Это хорошо, что он без сознания. Если придет в себя, то сразу скончается от болевого шока. Я полетел, ждите, – и умчался на предельной скорости.

Где-то через полтора часа прилетела машина с включенными проблесковыми маячками. Над лобовым стеклом надпись «Реанимация». К умирающему Лёше побежали доктора, таща за собой носилки.

– Ну что, жив еще? – спросил один из врачей.

– Вроде пока жив, но сердце уже бьется как-то неровно.

– Молодцы, что его не трогали. Дальше мы сами, все сделаем как надо.

* * *

Какой красивый сон. Папа с мамой совсем молодые и зовут меня к себе. Я пытаюсь идти к ним навстречу, но что-то мне мешает, что-то словно держит меня за одежду и колется какими-то иголками.

И еще этот звон, как звук цепи от бензопилы, которая пытается освободить путь к родителям. Давайте, скорее, освобождайте меня. Я так хочу их обнять и прижаться к ним, как в детстве.

Сон оборвался внезапно, как всегда.

* * *

Какое-то время я не мог сообразить, где я. Сон держал меня, хотелось его продолжения. Услышал мужской голос:

– Мы сделали все возможное и даже невозможное. С такими травмами долго не протянет. Максимум – три месяца. Пришлось удалить селезенку, часть печени, да еще и контузия. Не повезло мужику. Отойдет от наркоза – пожалеет, что жив остался.

Про кого это они говорят? У кого контузия?

И опять провалился куда-то, потеряв сознание.

Реальность возвращалась медленно. Наркоз еще действовал. Нахожусь в больнице. Других больных в палате не видно, значит, я в реанимации. Зато видно монитор: кривая светящаяся линия показывала изменения в организме, которые фиксировали приборы. Сильно болела голова, и в паху сводило так, что невозможно повернуться на бок. Похоже, что меня прооперировали. Главное, что жив остался, все остальное заживет, как на собаке.

Вспомнил поваленное дерево, так неудачно упавшее прямо на меня. Сколько прошло времени? Сутки или больше?

Вспомнил мужской голос и слова о каких-то травмах, трех месяцах жизни. О ком это? Не обо мне ли? А может, это мне сон такой приснился? Я продолжал надеяться.

Пожалуй, это был не сон, а говорили они именно обо мне, ведь в палате я был один. Неужели мне отведено всего три месяца? Не может быть, я еще молодой мужик.

От мыслей меня отвлек скрип открывающейся двери.

Вошел мужчина в светло-зеленой больничной одежде.

Я решил, что это мой лечащий врач.

– Вижу, пришел в себя, это хорошо, – сказал он. – С возвращением с того света. Еще бы полчаса, и ты сейчас лежал бы на кладбище.

Да, это тот же голос, именно он говорил, что осталось мне три месяца! Может, ошибся, такое бывает. Так захотелось жить.

– Сколько прошло времени, как меня привезли сюда?

– спросил я доктора.

– Сегодня уже второй день.

– У меня есть надежда на полное выздоровление?

– Надежда умирает последней, время покажет, – уклончиво ответил врач. – Ты, мужик, держись, не отчаивайся. Худшее уже позади. А дальше все будет зависеть от твоего организма.

Дни, проведенные в реанимации, запомнил на всю жизнь. По мере того как отходил наркоз, боли все усиливались. Болело все тело от головы до самых пяток. Медсестры вынуждены были постоянно делать мне обезболивающие уколы. Вставать я не мог, даже повернуться на бок был не в состоянии. Спина затекла, и я ее не чувствовал.

Только на четвертый день меня перевели в общую палату. Кроме меня, там было еще семь человек. Всех их навещали родственники, знакомые и друзья, приносили гостинцы. Ко мне никто не приходил. Заметив это, соседи по палате стали делиться со мной, кто чем мог.

Каждый день я спрашивал лечащего врача:

– Когда меня выпишут домой?

– Когда снимут швы, не раньше, – отвечал он.

А куда я, собственно говоря, спешу?

В городской квартире меня никто не ждет, кроме неоплаченных счетов за коммунальные услуги. Я этими услугами почти не пользовался, но обдирали меня, как липку, по средним тарифам. Говорят, что нужно установить счетчики на воду и газ, и тогда можно будет платить меньше.

А на что я куплю эти счетчики? Денег нет даже на еду. Пытался, вот, заработать, нанявшись в бригаду «черных лесорубов». И чем это закончилось? Строил планы, что поеду на всю осень к себе на родину. На ягодах, грибах, рыбе и пушнине, действительно можно заработать какие-то деньги. Слава Богу, в лесу еще что-то осталось. Не зря же по всей трассе «Санкт-Петербург – Мурманск» круглые сутки идет бойкая торговля дарами леса. Это, конечно, сезонный заработок, но когда все предприятия одновременно закрылись или обанкротились, то для нас, убогих карелов, это единственный источник средств к существованию. А сейчас эти планы оказались неосуществимыми. Я, изувеченный инвалид, не смогу даже прокормить себя, не то что заработать. Вот такая перспектива ждет меня после выписки из больницы. Мне никто уже не поможет – ни государство, ни родственники. Осталось три месяца, и меня не станет?

Через неделю после операции стал потихоньку вставать с кровати и вновь учиться ходить. Вначале до туалета, а затем и на улицу, до скамейки. Там и сидел в перерывах между процедурами. С помощью палки часами ходил по территории больницы, давая организму посильную нагрузку, чтобы он мог постепенно окрепнуть. Ближе к выписке уже мог обходиться и без палки, продолжая наматывать круги по территории больницы.

Только через три недели сняли швы и стали готовить к отправке домой. Я стал чувствовать себя лучше, и появилась надежда, что если повезет, то проживу больше отведенных трех месяцев.

В день выписки лечащий врач предупредил:

– Запомни: ни капли алкоголя! Печень у тебя не выдержит, от нее осталась только треть, остальное удалили. И ни в коем случае в ближайшие два-три месяца не поднимать тяжести.

Еще сказал, что мне необходимо перейти на диетическое питание, но не объяснил, что это такое.

– Встретимся через месяц, – сказал доктор на прощание.

Выйдя за больничные ворота, я сел на первую попавшуюся скамейку и стал думать, как жить дальше. Денег нет даже на автобус, чтобы добраться до городской квартиры. А пойти больше некуда. Придется собраться с силами и идти до дома пешком, а это – восемь километров. Хотелось есть, и при полном отсутствии денег было уже не до диетического питания. Хотя бы кусок хлеба где-нибудь раздобыть…

По пути попадались мусорные контейнеры, у которых копошились грязные мужики и даже бабы. Кормление этих несчастных людей происходило «территориально», и все места были уже «заняты». Посторонних нахлебников близко не подпускали. При виде всего этого желание поесть как-то улетучилось. В желудке еще оставалось что-то из больничной еды, можно было протянуть какое-то время.

Уже почти дойдя до дома, увидел бомжей, которые сидели на покосившихся стульях и драных креслах вокруг стола, с дверью от шкафа вместо столешницы. На «столе» был разложен богатый ассортимент закусок из мусорного контейнера, а в центре стояла пара бутылок дешевого портвейна, так называемых «чернил». Одного человека из этой компании я узнал – рабочий нашей бригады вальщиков леса. Звали его Славой. Решил подойти и спросить, что стало с нашей бригадой, и может, мне положены какие-то деньги, которых я так и не получил.

Слава был уже, как говорится, «на легком элеганте». И признал меня не сразу. С удивлением спросил:

– Лёшка, это ты? Говорили, что тебя уже на следующий день из больничного морга увезли на кладбище! Мы с ребятами из бригады даже пытались найти твою могилу, но там сплошные безымянные холмики. Хочешь с нами по стакашке пропустить? За упокой души нашего друга, которого сегодня похоронили. Он всегда на этом месте сидел, – и показал на пустующее кресло рядом со столом.

– Присаживайся, заодно твое воскрешение отметим. Когда мы принесли тебя на носилках с делянки, врачи сказали, что ты в коме и уже из нее не выйдешь. Были уверены, что тебя нет в живых, поэтому и не навещали тебя в больнице. Прости, не знали!

– Слава, скажи, а за работу вам какие-то деньги заплатили? – спросил я.

– Какие деньги! Когда «хозяева» узнали, что их «деятельность» привела к смерти одного из рабочих, сразу слиняли в Питер. Менты нас даже не допрашивали, списали все на несчастный случай при невыясненных обстоятельствах, – и Слава протянул мне хрустальный бокал с отломанной ножкой, едва не расплескав вино.

– Спасибо, конечно, но мне нельзя. Врачи предупредили о последствиях. А я еще жить пока хочу.

– И это ты называешь жизнью? – указывая на помойку, сказал Слава. – Мы тут с собаками и кошками каждый день воюем за эту самую жизнь. Поздно придешь – а тут уже стая голодных собак так и норовит лучший кусок схватить. Бывало, и нападали на нас. Им тоже жить хочется. Давай, пей «чернила» и закусывай арбузом, пока предлагаю.

– А откуда у вас деньги на выпивку?

– А с этим проблем нет. Пробежал я утром вместо зарядки вдоль скамеек и мусорок – и вот тебе пара пакетов со стеклотарой. Иногда, если повезет, то и на «беленькую» насобирать можно. Ты только всегда вставай раньше пенсионеров, чтобы они тебя не опередили. Им ведь тоже жить не на что. Вся их мизерная пенсия уходит на коммуналку.

Выслушав все «полезные советы» Славы, я пошел дальше, в сторону дома, где меня никто не ждал. Перспектива занять освободившееся место у вонючего контейнера меня не привлекала. До дома добрался часа за четыре. Ослабшие мышцы ног не болели, я их уже и не чувствовал. А вот там, где еще сегодня были швы, живот горел огнем. Очень хотелось пить. Уже у подъезда своего дома, встал на колени и приложился к луже. Вода пахла бензином и кошачьей мочой, но я не обращал внимания Зато на меня обратили внимание соседи. Наверное, не ожидали увидеть меня в живых, а теперь решили, что я после операции и полученных травм сошел с ума.

В подъезде увидел, что мой почтовый ящик битком набит рекламой кандидатов в депутаты, обещавших в очередной раз светлое будущее, вперемежку со счетами ЖКХ с астрономическими суммами и уведомлениями об отключении электроэнергии и воды за долги.

И тогда я решил уехать умирать к себе на родину.

Пускай осталось жить всего два-три месяца, но, по крайней мере, я умру человеком, а не человекообразным существом. Там на погосте покоятся мои предки, и они не осудят меня за этот поступок, а может, даже помогут выкарабкаться из этой сложной жизненной ситуации, в которую я попал не по своей вине. «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих», – вспомнил я.

Там, на родине, в заброшенной деревне, остался всего один дом, который мало-мальски пригоден для проживания. По крайней мере, есть крыша над головой. А вместо мусорных контейнеров – лес, полный диетических продуктов. «Решение окончательное и обжалованию не подлежит», – сказал себе я.

Завтра утром в ту сторону едет автолавка со знакомым водителем Сергеем. Он наверняка денег за проезд не попросит, и может дать в долг самое необходимое для жизни: крупу, соль, хлеб и спички. Он уже не раз меня выручал, и я всегда с ним рассчитывался – ягодами, рыбой, шкурками куниц. Как хорошо, что, планируя провести осень в этом году именно там, я заранее кое-что подготовил.

А еще в деревне, куда едет автолавка, меня ждет живое существо по кличке Туман. Эта бездомная собака, чем-то похожая на волка, привязалась ко мне. Водитель автолавки говорил, что каждый раз, когда он приезжает в деревню, пес встречает машину – ждет меня.

Туман как будто чувствовал, что я, как и он, тоже бездомный. Он каждый раз провожал меня до Кузнечной Горы и жил там со мной до самого моего отъезда обратно в город.

Как большинство деревенских собак, Туман хорошо ориентировался в лесу и имел отличные навыки охоты на зверя и дичь. Его никто специально не натаскивал. Не имея хозяина, он большую часть своей жизни проводил в лесу, добывая пропитание. В деревне по помойкам не рыскал, но и не отказывался от того, что ему давали сердобольные сельские жители. Я всегда мечтал о хорошей охотничьей собаке, но в городской квартире содержать ее было невозможно. Городские дворняжки быстро превращаются в бродячих собак и шастают по помойкам.

С Туманом я познакомился в прошлом году, когда на попутном транспорте поздно вечером добирался из города в деревню. Дело шло к ночи, и я решил поскорее уйти из деревни к себе. В лесу стоял сплошной туман – признак наступающей осени. По вечерам земля еще хранит дневное тепло, а воздух, остывая, сталкивался с теплыми потоками.

Пройдя около половины пути, заметил какое-то едва уловимое движение. Приглядевшись, увидел, что ко мне из тумана осторожно выходит… Зверь был похож на волка. Но волк не стал бы повиливать хвостом при виде человека. Значит, собака.

Я присел на ствол поваленного дерева и достал из рюкзака буханку хлеба. Отрезал ножом приличный ломоть. Собака, совершенно не боясь, подошла ко мне, села рядом и осторожно, прямо с моей руки, взяла протянутый кусок и стала его неспешно есть. Дальше мы пошли уже вместе. Только иногда, почуяв свежий след зверя или дичи, пес отбегал куда-то в сторону, но через пару минут возвращался.

Наша встреча состоялась туманной ночью, и я дал ему кличку «Туман». Вскоре он стал на нее откликаться, словно, получив имя, перестал считаться бездомным, нашел наконец себе хозяина и получил статус домашнего.

Как же я мог забыть про Тумана? Он наверняка ждет своего недавно приобретенного хозяина. А я в этой ситуации так нуждался в поддержке. Так хотелось поговорить с кем-нибудь, хотя бы с собакой.