Текст книги "Чапаев"

Отдавать под суд никого не пришлось, так как Средняя группа успешно выполнила поставленную задачу. В 11 часов 24 августа части 1-й и 2-й бригад после упорного боя заняли Сахарную. В 7 часов вечера противник предпринял контратаку на Сахарную с юго-запада, которая была отбита огнем подразделений 1-й бригады. При этом 218-й стрелковый полк захватил 15 тыс. патронов, запасные части к орудиям и один поврежденный аэроплан. Упорные бои развернулись на участке 2-й бригады, которой пришлось отразить две атаки вражеской пехоты и кавалерии, поддержанные двумя бронеавтомобилями. Части бригады в качестве трофеев взяли 30 тыс. патронов и 3 пулемета. Неудача наступления противника на Сахарную с юго-запада была обусловлена тем, что Василий Иванович заблаговременно принял меры по инженерному оборудованию позиций в районе станицы. Одновременно он распорядился, чтобы командиры 1-го кавалерийского полка и Кубанского кавалерийского дивизиона организовали разведку на левом берегу Урала.

После занятия станицы Сахарная дальнейшее продвижение 25-й стрелковой дивизии в существующей группировке становилось опасным, так как она не имела тактической связи с соседями справа и слева. Находившаяся правее 150-я стрелковая бригада 50-й стрелковой дивизии отошла к Сломихинской, а левее – части 1-й армии располагались на значительном расстоянии к северо-востоку. В результате правый фланг 25-й стрелковой дивизии был открыт со стороны Астраханских степей, а левый фланг хотя и прикрывался рекой Урал и действовавшей на ее левом берегу 75-й стрелковой бригадой, но все же мог быть обойден противником. В этих условиях Чапаев по согласованию с командующим 4-й армией принял решение о переносе основного удара на левый берег реки Урал, то есть о переходе к выполнению второй задачи – наступления на Джамбейтинскую Ставку, ограничивая действия на правом берегу Урала активной обороной. Основной целью наступления было установление связи с 1-й армией и создание сплошного фронта для согласованного продвижения к берегам Каспийского моря, на Гурьев и Красноводск.

Вечером 25 августа Чапаев с целью более прочного удержания района Сахарной проводит новую перегруппировку сил. В состав Правофланговой группы под управлением командира 73-й стрелковой бригады Михайлова были включены 73-я и 74-я стрелковые бригады 25-й стрелковой дивизии и 148-я стрелковая бригада 50-й стрелковой дивизии. В Среднюю группу, которую возглавил командир 218-го стрелкового полка И.К. Бубенец, вошли 218-й, 223-й стрелковые и 1-й кавалерийский полки и Кубанский кавалерийский дивизион. Состав Левофланговой группы под командованием Аксенова остался прежний, за исключением 223-го стрелкового полка, переданного Средней группе[271]271
  См.: Красный архив. 1940. № 1(98). С. 117–119.


[Закрыть].

Правофланговой группе была поставлена задача упорно оборонять станицу Сахарная, форпосты Каршинский и Мергеневский, а также построить переправу через Урал и вести разведку на бухарской стороне. Командующему Средней группой предписывалось переправить не позже 27 августа 1-й кавалерийский полк и Кубанский кавалерийский дивизион через Урал, а 218-й стрелковый полк – в район форпоста Мергеневский, где войти в связь с 223-м стрелковым полком. После этого группа должна была не позже 2 сентября занять линию Вишневый Ильмень, у реки Тайпак, Буне-Кудук и Таржимановский (на южном берегу озера Челкар), чтобы обеспечить продвижение 75-й стрелковой бригады на Джамбейтинскую Ставку. На Левофланговую группу возлагалась задача по выходу не позже 2 сентября на линию Мунашевский Донгулюсор, Сотренкевский и Томусайский, поддерживая связь влево с частями 147-й стрелковой бригады 49-й стрелковой дивизии 1-й армии. Командиру 25-го инженерного батальона предстояло построить паром через реку Урал для усиления снабжения продуктами и боеприпасами Левофланговой группы в районе форпоста Мергеневский.

По указанию Чапаева командующие Средней и Левофланговой групп должны были реквизировать «весь рогатый скот и лошадей у богатых киргизов», составив точные списки. С целью обеспечения личного состава продовольствием Василий Иванович потребовал от начальника снабжения дивизии Петрова привлечь мирных жителей к выпечке хлеба.

Путь движения Средней и Левофланговой групп лежал по дикой, пустынной местности. Вначале наступление развивалось успешно. К Левофланговой группе примкнул партизанский отряд, сформированный из местного населения, главным образом из киргизов. По воспоминаниям участников похода на Лбищенск киргизы-бедняки с восторгом и большим радушием встречали красных бойцов. Богатые же кочевники-кулаки, имевшие по нескольку сот лошадей и тысячи овец, уходили в глубь необозримой степи. Используя степные просторы, противник появлялся отдельными группами на флангах, в стыках и даже в тылу отдельно действовавших полков, применяя метод мелких «укусов». В районе Придорожного (60 верст восточнее Уральска) противник силой до кавалерийской дивизии обрушился 28 августа на 224-й стрелковый полк, пытаясь обойти его левый фланг. На поддержку полка Чапаев направил по одному батальону от 418-го и 419-го стрелковых полков. Однако из-за отсутствия тактической связи с частями 147-й стрелковой бригады 49-й стрелковой дивизии левый фланг 25-й стрелковой дивизии оказался обнаженным. Василий Иванович, обеспокоенный этим, просил командующего 4-й армией ускорить продвижение 147-й стрелковой бригады. Эта просьба была передана штабом армии 28 августа в штаб 1-й армии. Не дожидаясь подхода 147-й стрелковой бригады, Чапаев решил прекратить дальнейшее наступление, укрепить позиции в районе Сахарной и выделить силы для содействия наступлению Левофланговой группы.

Оценивая действия В.И. Чапаева в операции по освобождению осажденного Уральска и по дальнейшему оттеснению Уральской армии к югу, Ф.Ф. Новицкий писал:

«На протяжении всего этого времени в многочисленных боях с весьма своеобразным, подвижным и очень инициативным противником мы можем вновь усмотреть в работе Чапаева целый ряд моментов, подтверждающих наличие у него несомненных боевых талантов. Чапаев обладал удивительной способностью чрезвычайно быстро приспособляться к характеру и особенностям действий противника. Внимательно изучая сноровку и приемы борьбы врага, Чапаев в каждом частном случае тщательно учитывал наличную обстановку и, применяя соответственные контрмеры, всегда добивался успеха. Так, например, воюя против регулярных колчаковских войск, главную массу которых составляла пехота, Чапаев резонно считал, что такого противника нужно побеждать маневром, захватом территории. Совсем других методов борьбы, по утверждению Чапаева, нужно было придерживаться в действиях против столь гибкого и подвижного врага, каковыми являлись уральские казаки; здесь необходим-о было применять сокрушительные удары, направляемые непосредственно по живой силе противника…

Одной из самых характерных особенностей Чапаева среди многих его достоинств была неподражаемая способность его и уменье управлять массами и влиять на них. В этом отношении подчас даже трудно было определить, к каким приемам он прибегал и чем могло объясняться и на чем базироваться его обаяние и такая широкая популярность. Не говоря уже о войсках, об его подчиненных, не чаявших души в своем командире и первом боевом товарище, слава Чапаева буквально разливалась среди всего населения театра военных действий. При этом некоторые его смертельно побаивались, а подавляющее большинство выражало ему самую искреннюю, неподдельную и бескорыстную любовь и внимание. Слава Чапаева разносилась не только среди своих, но и среди войск противника»[272]272
  Цит. по: Красная Звезда. 1939. 5 сент.


[Закрыть].

Оценка, данная Ф.Ф. Новицким, вполне соответствует истине. При этом заметим, что В.И. Чапаеву неоднократно приходилось вести боевые действия в условиях, когда части 25-й стрелковой дивизии испытывали острый недостаток в материальнотехническом оснащении. Это была беда не только дивизии Чапаева, но и всей Красной Армии.

Глава XI
Лбищенская трагедия

На захваченной территории Уральской области победители в лице органов советской власти, военных властей и чекистов наводили «свой порядок». В Лбищенске, например, были ограблены все дома, у жителей отнят урожай, часть женщин изнасилована, расстреляна из пулеметов и зарублена красными карательными отрядами, в первую очередь те, кто состоял в родстве с офицерами. Такая «политика» озлобила местное население, которое жаждало мести.

Кроме того, казаки, вынужденные под натиском войск 4-й армии отходить в пустынные голодные степи, оказались на грани вымирания.

«В течение второй половины июля и первой половины августа Уральская армия, – отмечал начальник штаба Уральской армии полковник В.И. Моторнов[273]273
  Полковник Генерального штаба В. И. Моторный на съезде Уральского казачьего войска был принят в казаки и ему по старинной казачьей традиции (все казачьи фамилии должны оканчиваться на «ов», «ев», «ин») дана фамилия Моторнов. Летом 1920 г. был взят в плен в районе Красноводска, находился в заключении в Бутырской тюрьме, затем был освобожден, возглавлял издательский отдел Главного управления военноучебных заведений Всероглавштаба, был ученым секретарем Малого академического совета, преподавал в академии ВВС и Институте народного хозяйства им. Г. В. Плеханова. 17 января 1931 г. арестован по сфабрикованному делу «Весна» и 10 мая приговорен к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение.


[Закрыть], — теснимая частями 25-й дивизии, обороняя каждый поселок и почти каждый хутор, расположенные к западу от линии Уральск – Гурьев, отошла в район Калмыковская, Каленым. Почти все жители оставляемых казаками станиц отходили на юг со всем своим скарбом и скотом. Это было бедствие для армии, ибо в южных станицах отсутствовал хлеб, и переполнение беженцами грозило голодом. Сотни тысяч скота, гонимого в тыл, уничтожали по пути все запасы сена и травы, как саранча. Кроме того, эти беженцы располагались бивуаками в ближайшем тылу армии, чем мешали маневрированию. Стоило частям армии остановиться, как останавливались и беженцы, не слушая ничьих приказов об отходе в глубокий тыл. Районы к северу от Калмыковска через 2–3 дня после отхода армии к поселку Каленому представляли собой буквально голую степь, даже ветви на деревьях были съедены. Армия была лишена местных фуражных средств, а доставка сена с Бухарской стороны, за отсутствием мостов через реку Урал и недостатком лодок, была крайне затруднительной. Конский состав начал быстро ухудшаться»[274]274
  Цит. по: Чапаева Е.А. Мой неизвестный Чапаев / Е.А. Чапаева. М.: ООО «Корвет», 2005. С. 433.


[Закрыть].

В сложившейся обстановке генерал Титрует, сменивший заболевшего генерала Н.А. Савельева в должности командира 1-го Уральского конного корпуса, планировал встретить наступление частей 25-й стрелковой дивизии на поселок Каленый массовой конной атакой. К этому времени из района Сломихинской к поселку Каленому была подтянута 6-я кавалерийская дивизия полковника Бородина, а для наблюдения за 150-й стрелковой бригадой 50-й стрелковой дивизии, занимавшей Сломихинскую, был оставлен 1-й партизанский Чижинский кавалерийский полк. Однако план генерала Титруева не получил поддержки со стороны других командиров, которые предлагали морально подорванную и понесшую большие потери конницу использовать для набега на тыл красных. Командующий Уральской армией генерал В.С. Толстов принял это предложение. Для совершения рейда в тыл 25-й стрелковой дивизии были выделены 6-я кавалерийская дивизия полковника Н.Н. Бородина и 2-я кавалерийская дивизия полковника Т.И. Сладкова, которые 2 сентября выступили из поселка Каленый. Они двигались через станицу Кызыл-Кубанская и далее по долине Кушум, чтобы нанести внезапный удар по красным частям, занимавшим Лбищенск.

Познакомившись с воспоминаниями начальника штаба Уральской армии, обратимся теперь к другим источникам. Так, С. Балмасов в статье «Тайна гибели Чапая. Последний бой легендарного комдива», опубликованной в журнале «Родина» в 2001 г., пишет, что командование Уральской отдельной армии, понимая, что дальнейшее отступление, уже в песчаные малоплодородные низовья Урала – Яика, грозит потерей всей территории войска, стало разрабатывать наступательную операцию на своем фронте. «Накануне в районе Мергеневской казацкие разъезды 2-й дивизии 1-го Уральского корпуса поймали ординарца красных с полевой запиской начальника штаба 25-й дивизии Ночкова (в действительности это был Н. Новиков. – Авт.), – отмечает С. Балмасов. – В ней указывалось, что на 14 августа в штабе войсковой группы в Лбищенске назначено „оперативно-стратегическое совещание“. Белому командованию стали ясны два важных обстоятельства: 1) штаб 25-й дивизии красных является одновременно и штабом всей наступавшей с севера на юг по Уралу группы, во главе которой стоял Чапаев, 2) местопребывание штаба группы – Лбищенск. 15 августа в руки казачьего разъезда той же дивизии попал еще один ординарец красных, при обыске которого был найден секретный пакет от самого Чапаева, содержавший информацию о боевом составе и положении частей его группы. Выяснилось, что ее общая численность превосходила весь 1-й Уральский корпус более чем в 2 раза. Красные имели 7 5 орудий и неограниченный запас снарядов, постоянно подвозившихся по железной дороге через Саратов и Самару. Казаки же на каждые 10 выстрелов красных в летних боях под Уральском могли отвечать 1–2 снарядами. Раскрыв план Чапаева по окружению и уничтожению 1-го Уральского корпуса под Сахарным, казаки разгромили обходную колонну красных, захватив 323 пленных, 10 пулеметов, 2 орудия, и в ночь на 26 августа отошли к поселку Каленому. Все понимали, что красные не смирятся с поражением и в скором времени заставят казаков отступать все дальше к Гурьеву».

Далее С. Балмасов утверждает, что атаман В.С. Толстов принял следующий план наступления: сосредоточить несколько конных полков в кулак, сделать глубокий обход станицы Сахарной в тыл противнику и неожиданно атаковать находящуюся в тылу большевиков Лбищенскую станицу, чтобы создать угрозу Уральску и заставить коммунистов отказаться от дальнейшего наступления на Уральском фронте. «В Лбищенской был штаб красных войск Уральского фронта и командир 25-й стрелковой дивизии Чапаев, – пишет Балмасов, – большие склады военного снаряжения большевиков, все дивизионное имущество». По словам Балмасова, для проведения рейда был создан сводный отряд (около 2 тыс. сабель) под командованием полковника Т.И. Сладкова. В состав отряда были включены 1-й Партизанский (командир – полковник Н. Абрамов), 2-й Партизанский (командир – полковник В. Горшков), Лбищенский (командир – полковник Н. Миронов), Позняковский (командир – подполковник Ф. Позняков) конные полки и 1-я учебная батарея (командир – есаул А. Юдин). Общее руководство операцией осуществлял генерал-майор Н.Н. Бородин. По данным Я. Вубермана, к началу сентября численность противника, непосредственно действовавшего против 25-й стрелковой дивизии, увеличилась с 8,6 тыс. до 10 тыс. человек при 102 пулеметах и 32 орудиях[275]275
  См.: Вуберман Я. Разгром белоказаков Чапаевской дивизией (1919 г.). / Военно-исторический журнал. 1939. № 2. С. 12–30.


[Закрыть].

Если сравнить то, о чем писали Балмасов и Вуберман, с романом Фурманова «Чапаев», то видно, что они многое почерпнули из этого художественного произведения. Д.А. Фурманов пишет:

«Штаб дивизии стоял во Лбищенске; отсюда Чапаев с Батуриным продолжали на автомобиле почти ежедневно навещать бригады. Подступали осенние холода. За свежими, ядреными днями опускались быстро сумерки, за сумерками – черные, глухие осенние ночи… Все безнадежней положение отступающих казацких частей: впереди безлюдье, голод, степной ковыль, чужая сторона… Если сопротивляться, то только теперь – дальше будет поздно! И казаки решили сделать последнее отчаянное усилие: обмануть бдительность своего победоносного противника и ударить его прямо в сердце. Они решили проделать из-за Сахарной глубокий рейд мимо Чижинских болот по Кушумской долине – как раз мимо тех мест, где по весне у Сломихинской била их Чапаевская дивизия, – выйти незаметно в тыл красным войскам и внезапным ударом сокрушить все, что сгрудилось во Лбищенске… На операцию свою возлагали они надежды очень крупные и потому во главе дела поставили опытнейших военных руководителей. Над Лбищенском собирались черные тучи, а он не знал, что так близка эта ужасная катастрофа…»

Мы уже знаем, что к началу сентября 1919 г. уральские части, действовавшие против 25-й стрелковой дивизии, насчитывали до 10 тыс. человек при 102 пулеметах и 32 орудиях. Им В.И. Чапаев мог противопоставить почти 10,5 тыс. штыков и около 900 сабель при 203 пулеметах и 43 орудиях, а с учетом тыловых и обслуживающих частей и подразделений дивизия имела 21,5 тыс. человек. И если по общей численности штыков и сабель противоборствующие стороны имели равенство в силах, то по количеству пулеметов казаки уступали в 2 раза и по орудиям-в 1,3 раза. Однако казаки превосходили 25-ю стрелковую дивизию по количеству сабель, что имело решающее значение при ведении боевых действий на открытой степной местности.

В Лбищенске красные имели от 2,5 тыс. до 3 тыс. штыков и сабель при большом количестве пулеметов. Напомним, что сводный отряд, предназначенный для разгрома штаба дивизии, включал около 2 тыс. сабель. По воспоминаниям И.С. Кутякова, штаб дивизии охраняла лишь одна дивизионная школа, насчитывавшая всего 600 штыков. Воздушное пространство над станицей днем патрулировали два аэроплана. Остальные части дивизии были разбросаны на огромном пространстве. В районе станица Сахарная, форпост Каршинский против главных сил Уральской армии осталась группа войск (8 стрелковых полков, два кавалерийских дивизиона и дивизионная тяжелая артиллерия) под командованием И.С. Кутякова. Эта группа занимала участок шириной до 10 км. Кавалерийские дивизионы вели разведку к западу от станицы Сахарной на глубину до 40 км. В то же время огромная территория между реками Волгой и Урал не находилась в поле зрения разведывательных подразделений, что позволяло противнику почти беспрепятственно маневрировать своими конными массами в пределах этого пространства.

В начале сентября установилась особенно жаркая погода. На фронте – затишье. Посторонний человек, окажись он в уральской степи, стал бы свидетелем следующей картины. По широкой степной долине, в обросших вековым камышом и мелким кустарником берегах катил свои волны Урал. На бухарской стороне, среди нескончаемых желтых песков и сыпучих дюн, издалека видны зеленые рощи. По крутым холмам Урала раскинулись во все стороны богатые казачьи станицы и хутора. Теперь в них царит полное безлюдье. Только изредка на широких улицах промелькнет сгорбленный в три погибели старик. Все боеспособное население давно ушло с казаками, а женщины и дети кочуют вблизи своих мужей и отцов по тылу фронта. Порывистые ветры, дующие с Каспийского моря, вздымают по утрам целые тучи пыли. Вот уже скоро третий месяц, как не выпадало дождей.

В штабе 25-й стрелковой дивизии, расположенном в Лбищенске, идет напряженная работа. Работники штаба заняты отправкой донесений в штаб 4-й армии, приемом оперативных документов из бригад и полков, организацией снабжения частей и решением еще большого количества вопросов, без которых не может существовать ни один войсковой организм.

Начальник дивизии держит в своих руках все ниточки, связывающие отделы и отделения штаба, заслушивает доклады, принимает решения, которые материализуются в виде указаний, приказаний и приказов. На столе у Чапаева лежит кипа бумаг, ожидающих, когда к ним прикоснется рука начдива. Он берет наугад одно из писем, видит знакомый почерк и начинает читать:

«Здравствуй, дорогой Чапаев!

Ты едва ли поверишь тому, как я скучаю по дивизии. Усадили меня помощником заведующего политодом Туркестанского фронта – ну сижу и работаю. Правда, работа широкая, почетная, сразу приходится думать о трех армиях, но не по сердцу мне эта работа, не дает мне полного удовлетворения. Душа-то у меня молчит и не радуется. Бывало – летаем с тобой по фронту как птицы; дух захватывает, жить хочется, хочется думать живее, работать отчаянней, кипеть, кипеть и не умолкать. А теперь все притихло. Уже не слышу орудийного грохота, не вижу дорогих командиров и политических работников – замазанных в грязи, усталых, нервно издерганных. Наоборот – вижу часто отвратительные белогвардейские морды, вижу сытых, довольных и блаженствующих врагов. Они кишмя кишат здесь при штабе – словно черви в жаркую погоду в выгребной зловонной яме. Мне нестерпимо хочется снова на позицию. Здесь тошно и скучно, несмотря на то, что работа широкая и разнообразная. Анна Никитична все хворает, бедняга. У нее развилось малокровие и сильные головные боли. Часто мы вспоминаем родную дивизию, вспоминаем тебя, наши частые ссоры, нашу тесную дружбу.

Прощай Василий Иванович. Привет Петруше и тов. Садчикову. 3 сентября 1919 г. Буду ждать, что напишешь. Дм. Фурманов»[276]276
  Цит. по: В.И. Чапаев и Д.А. Фурманов / / Сельская молодежь. 1991. № 2. С. 43.


[Закрыть].

Воспоминания о Фурманове отвлекли Василия Ивановича от работы, но не надолго. Вошел комиссар П.С. Батурин и напомнил, что пора ехать в станицу Сахарная, где стоит 148-я стрелковая бригада 50-й стрелковой дивизии, которая уже трое суток не получала хлеба. Прибыв на место, начдив и комиссар провели митинг, объяснили бойцам причины задержки с продовольствием. С целью оказания помощи особенно ослабевшим от недоедания было решено урезать на полфунта хлебной паек у бойцов остальных двух бригад. После этого Чапаев с Батуриным, несмотря на предложение остаться на ночлег в форпосте Каршинский, отправились на автомобиле в Лбищенск.

Д.А. Фурманов, не являвшийся к тому времени очевидцем событий в Лбищенске, опираясь на воспоминания других, в своем романе «Чапаев» дает описание того, что происходило в штабе 25-й стрелковой дивизии. Приведем отрывок из этого произведения:

«…Сегодня Чапаев мрачнее обыкновенного: рано утром умчался на автомобиле, но пробыл на фронте недолго, в полдень воротился во Лбищенск. Продвижение стало замедляться: тиф косил бойцов без жалости и без счету, обозы не могли доставлять ко времени все необходимое. Он видел и понимал, что „подтянуть“ никого и никак нельзя, – через себя не перескочишь! Бригады работали, выбиваясь из сил, но тяжкая обстановка одолевала даже героическое, самоотверженное напряжение. Мрачен Чапаев. Забежал на минутку к Батурину, поделился сомнениями – опять к себе. Все ходит, ходит взад-вперед по комнате просторной казацкой избы. Хочется ему придумать что-то – и не может придумать, потому что нет его, этого желанного ответа, Петька из-за двери посматривает и молчит, только ждет – не прикажет ли ему что-нибудь Василий Иваныч Ночков, молодой человек лет двадцати трех, офицер, был одним из тех немногих, которым Чапаев доверял, а Ночкова он даже и любил. Поступивши в Красную Армию еще в 1918 году, он многократно успел доказать свою преданность общему делу, был, кажется, ранен, командиров всех знал лично, понимал их верно, ладил с ними по-товарищески, и они его любили и уважали – „свой“ был, словом, человек. Насколько его уважал Чапаев – уже по тому одному можно заключить, что за все время совместной работы ни разу на него не крикнул, не грозил, не пугал всеми муками ада, а таких счастливцев не было ведь почти ни одного.

Ночков вошел в комнату и остановился у приотворенной двери, придерживая под мышкой пачку бумаг.

– Входи, чего ты? – посмотрел на него Чапаев.

– Слушаю, – подошел Ночков и, увидев, что Чапаев сел к столу, наклонился и стоя начал доклад.

Он рассказывал и показывал на карте, какую линию заняла дивизия по последним сводкам. Особенно Чапаев остановился расспросами на сведениях о бригаде, которая ушла за Урал, на Бухарскую сторону, и, отрезанная, почти лишенная подвоза, сражалась там, в безмерно трудных условиях. Но когда узнал он, что телеграммой оттуда извещают о прибытии последнего транспорта, – повеселел, стал ласковей, говорил спокойней и тише.

– Как известно вам, – докладывал Ночков, – на обозников тут неподалеку, верстах в пятнадцати, вчера нападение сделано.

– Знаю.

– Расследовали, произвели дознание. Есть убитые и раненые… Казачий разъезд, преследуя, подходил совсем близко к станице, но потом ускакал в неизвестном направлении.

– Догоняли? – спросил Чапаев.

– Опоздали, не видели даже, куда ускакал. Обозники, что спаслись, тоже не знают.

– А не думаешь, Ночков, што тут, близко где-нибудь, побольше имеется?

– Не могу знать. По вашему приказанию рано утром сегодня пущены во все стороны разъезды, улетело два аэроплана.

– Нет еще никого?

– Летчики здесь, докладывали: нет ничего, движения никакого не заметно.

– Ты знаешь? – спросил Чапаев. – Сегодня выставишь школу курсантов.

– Слушаю…

Еще несколько вопросов, и Чапаев отпустил Ночкова…»

Таким образом, Фурманов утверждает, что Чапаев, получив известие о нападении на обоз, распорядился усилить охрану штаба дивизии. В свою очередь, Кутяков, также не находившийся в то время в Лбищенске, пишет, что Василий Иванович не придал особого значения этому факту, так как подобные случаи происходили в этом районе довольно часто.

«Тов. Новиков, бывший офицер, работавший около года с Василием Ивановичем, пользовался его неограниченным доверием, – отмечает Кутяков. – Это был скромный, дельный работник, преданный советской власти. Его недостатком было то, что он хотел все делать сам. Поэтому у него не оставалось свободного времени на изучение как своего аппарата, так и непосредственно подчиненных ему частей, в частности вновь прибывшего из штаба армии 4-го авиационного отряда. Между тем летный отряд, обслуживавший войска Чапаева, своими действиями вызывал обоснованные подозрения. Совершая в течение шести суток утренние и вечерние полеты над открытой местностью, летчики непременно должны были заметить врага.

Если 2-й кавалерийский корпус казаков трудно было обнаружить на марше, так как он передвигался исключительно ночью, зато днем он стоял всего в 25 километрах от аэродрома в камышах, в которых не могли укрыться все 5 тысяч сабель. Предательская роль личного состава этого авиаотряда, обманувшего Красную армию и советскую власть, яснее всего видна из того, что в момент захвата Лбищенска 2-м корпусом казаков, 5 сентября, в 10 часов, все четыре самолета перелетели в расположение казаков в Калмыковскую».

Приведем еще одну публикацию, основанной на воспоминаниях правнучки Чапаева. Это статья А. Щуплова «Жизнь и судьба Василия Ивановича» из «Народной газеты» от 15 мая 2002 г.

«Бабушке удалось узнать, что незадолго до его гибели (речь идет о В.И. Чапаеве. – Авт.) в чапаевскую дивизию из штаба 4-й армии прислали для использования в разведывательных целях 4 аэроплана и летчиков, – рассказывала Евгения Чапаева. – Причем летчики были явно белогвардейцами. Однажды во время разведывательного полета „не обнаружили“ конного противника. Начальник оперативной части штаба Чапаева Орловский приложил к этому „необнаруживанию“ казаков свою руку. Послали аэропланы второй раз – и снова Орловский доложил Чапаеву: „Казаков не обнаружили, они ушли“. Так подсовывали Чапаеву ложные сводки, которыми он должен был руководствоваться в разработке боевых операций. Позже бабушка спросила летчиков чапаевской дивизии, почему они так себя вели. Они ответили: „Нам хорошо заплатили, и мы хотели жить!“ Потом в Великую Отечественную войну эти люди стали очень известными, заняли высшие посты в правительстве и командовании. 25 лет бабушка собирала документы, но не могла их напечатать, потому что у власти находились люди, предавшие ее отца…»

Из четырех фамилий Е.А. Чапаева назвала только две – Сладковский и Садовский. Оба погибли во время налета казаков на Лбищенск. Двое других не названы, а сказано только, что они получили деньги за свое предательство, стали в последующем Героями Советского Союза и всю свою жизнь «прикрывали» тему «о Гражданской войне и особенно о Чапаеве»…

Правда ли все это? С целью ответа на этот вопрос обратимся к публикации В. Пешкова и М. Хайрулина «Авиационные формирования Уральской Армии: 1918–1919 гг.» в краеведческом сборнике «Горынычъ». Они отмечают, что поддержку частей 4-й армии в районе Уральска и к западу от него осуществлял 26-й разведывательный авиационный отряд под командой А. Лабренца. Он в разное время насчитывал до 13 самолетов (3 «Ньюпора-17», 2 «Ньюпора-23», 6 «Сопвичей», 1 «Фарман-30», 1 «Ньюпор-2Збис»). В боеспособном состоянии находились от 4 до 5 машин. По характеристике начальника авиации и воздухоплавания Южной группы армий Восточного фронта военного летчика Никольского 26-й разведывательный авиационный отряд был самым ценным по своим боевым качествам и по выполнению поставленных задач.

С переброской 25-й стрелковой дивиизии из-под Уфы в района Уральска прибыл и 30-й авиационный разведывательный отряд под командованием бывшего прапорщика С.В. Бейера. В нем служили военные летчики И.Н. Абрамов, Г.И. Арцишевский, А.И. Коваленко. На вооружении имелось 5 самолетов типа «Ньюпор-24», «Ньюпор-17», «Ньюпор-23», «Сопвич» и «Моран-парасоль». Два последних к августу 1919 г. оказались разбитыми из-за летных происшествий. Никольский, оценивая боевые качества 30-го авиационного разведотряда, отмечал: «…Совершено 11 боевых полетов… летчиками Бейером и Коваленко, остальные летчики невежественны и малоопытны. Бейер и Коваленко летали почему-то на „Ньюпорах“, а самые ценные машины „Сопвич“ отдавались малоопытным и малолетавшим летчикам. В настоящее время отряд отведен в Самару, а о действиях начальника отряда Бейера и комиссара ведется следствие».

3 сентября 1919 г. три самолета боевых звеньев 26-го (бывший подпоручик И.С. Железнов) и 30-го отрядов (начальники – С.В. Бейер и А.И. Коваленко) перелетели в Лбищенск, где находился штаб 25-й стрелковой дивизии. В 10 часов утра был замечен самолет противника, осуществлявший воздушную разведку района Лбищенска. Летчик Бейер на истребителе «Ньюпор-24бис» вылетел для преследования вражеского самолета, уходившего от Лбищенска в направлении станицы Сахарной, но, пользуясь облачностью, тот сумел уйти. На следующий день Бейер снова совершил 50-минутный полет на истребителе «Ньюпор-2Збис» на высоте 1200 м для «воздушной охраны расположения наших войск» и доносил, что «самолетов противника не встречено». Позднее тот факт, что Бейер не заметил крупных сил противника, приближавшихся к Лбищенску, стал поводом для обвинения его некоторыми авторами в предательстве.

В это время сводный казачий отряд беспрепятственно двигался по Кушумской долине. Во время всего рейда запрещалось шуметь, громко разговаривать, курить. По пути красные отряды не встречались, а немногочисленные жители заявляли, что на их хутора большевики не приезжают. На третий день пути к вечеру отряд, достигнув района урочища Кузда-Гора, отстоявшего в 25 км к западу от Лбищенска, укрылся в густых камышах, покрывавших долину. Здесь казаки стали ожидать наступления темноты, с тем чтобы под покровом ночи захватить Лбищенск. Командир отряда выслал во все стороны разъезды для разведки. Разъезд прапорщика Г.Р. Портнова напал на обоз с хлебом и захватил пленных. В отряде их допросили и выяснили, что В.И. Чапаев находится в Лбищенске. При этом один красноармеец добровольно вызвался указать его квартиру.

М.С. Колесников пишет:

«До фронта – восемьдесят километров. Иногда появлялись разъезды белоказаков, но это было в порядке вещей. На них просто не обращали внимания. С одним из таких разъездов ночью повстречался Зубарев. Он сообщил, что охрану Лбищенска несет дивизионная школа Чекова – отдельными малочисленными заставами, удаленными друг от друга. Телефонной связи между ними нет. Штаб имеет телеграфную связь лишь с группой Кутякова. К городу лучше всего подойти пересохшим руслом Кушума, укрыться можно в камышовых зарослях урочища Кузда-Гора».

Командование сводного казачьего отряда рассчитывало на внезапность, а также на то, что у штаба 25-й стрелковой дивизии не было плана обороны станицы. Ночью на ее окраине выставлялись только заставы, обычно в составе одного стрелкового взвода каждая, отстоявшие друг от друга на расстоянии до двух километров. Телефонной связи между заставами не было, и если на одной из них открывалась стрельба, то, чтобы узнать причину, туда нужно было направлять пеших посыльных.