Текст книги "Вегас, бейби… Вегас!!! Психологический триллер"

Бомж засмеялся.

– Ничего нового я тебе не сказал. Что будет новым для тебя, так это то, что, несмотря на такую безысходность, у тебя есть выбор. Либо ты смотришь на любые изменения с радостью, и таким образом укрепляешь себя. Либо ты находишь во всех изменениях только отрицательную сторону и, как дедушки, которые говорят, что раньше сахар был слаще, а девки – моложе, скоро умрешь, разрушая себя путем постоянного отрицания. Отрицая изменения и не принимая их, ты добавляешь веса на чашу постоянства. А постоянство – это смерть. Это отсутствие изменений. Те, кто боятся изменений, вместо того, чтобы катиться на волне жизни, будут все больше захлестываться новыми волнами переживаний и, в конце концов захлебнувшись, уйдут на дно, в пучину незыблемости. У вас в Лос-Анджелесе есть фонтан на площади перед собором Госпожи Ангелов. Вертикально бьющая вверх вода на горизонтальном мраморном диске. Горизонталь – постоянство, вертикаль – изменение. Вот тебе иллюстрация универсального закона существования или, в данном случае, христианского креста. Смотри, вот тебе пример: сто лет назад, когда в жизни людей изменений было мало, люди жили до тридцати лет. Сегодня, в сумасшедший век информационной лавины, люди живут до семидесяти. Выводы делай сам. Можешь в оправдание привести наличие водопровода и холодильника в каждом доме. Ха-ха-ха! Не зря у тебя восьмилетний сын в шахматы выигрывает. Появление и холодильников, и водопровода – это не что иное, как проявление принятия изменений. Если бы люди их не приняли, то вы бы и сегодня умирали от просроченной сметаны или дизентерии в возрасте тридцати лет. Твоя жизнь состоит из изменений. Ты рожден изменением. Твоя задача в этом мире – смотреть на эти изменения и просто быть счастливым. По-вашему – радоваться жизни.

«По-вашему», «вы», «люди»… Он точно инопланетянин!» – из-под руки, как бы загораживаясь от солнца, водитель посмотрел на паркинг. Там он увидел лежащую на днище машину бомжа.

– В некоторых религиях есть простой способ вернуть человека к счастью, – продолжал, как на лекции, бомж. – Они предписывают благодарить Бога за все происходящее. Возьмем, например, молитву перед началом еды. Люди просто забыли, для чего она произносится. В ваших церквях сплошь хмурые лица. Непонятно, зачем они туда все ходят. Еще раз испугаться, что ли? У тебя случай тяжелый, конечно, но ты не один такой.

Бомж очень естественно почесался, что-то поправил в капюшоне, и загадочным голосом произнес, пытаясь философский предмет разговора наполнить лирикой:

– Тебе станет веселее, если я скажу, что почти все люди на Земле похожи на тебя? Они живут рефлекторно. Они такие же животные, как слоны или собаки, с одним только отличием, что они делают выводы. А выводы они делают неправильные. Они должны радоваться тому, что есть вокруг них, или, в твоем случае, хотя бы искать в окружающем их мире что-то интересное. Любить кого-то, благодарить Бога, радоваться – для тебя слишком трудное занятие. Твой критический разум все это разрушит, как и тебя самого, в конечном счете. Попробуй пока поискать что-нибудь интересное вокруг себя. Потренируешься немного, а там и до радости недалеко. Глядишь, станешь просветленным, и тебя накроет Любовь. Ваш Христос со своим учением Любви пришел не вовремя. Его не поняли – и создали инквизицию вместо домов для престарелых. Персонально тебе от меня подарок: попробуй никого специально не любить. Просто находи в людях интересное. Ну хочешь, радуйся их приходу, даже незваному. Нет, это для тебя тоже будет тяжело… Для начала, просто ищи в них необычное. И в событиях вокруг себя тоже. И в погоде, и в еде, и в отношениях. Из своей критики мира ты перейдешь в нейтральное состояние без выводов. Ты просто будешь себе говорить: «Какая интересная у нее прическа, какое интересное облако, какая интересная война» – вместо прежних твоих «неправильно зачесано», «явно дождевое облако», «идиотская война». Скоро ты увидишь, что мир наполнен чудесами, а там и до радости недалеко. И будешь жить долго, пока не надоест, и ты скажешь себе: «Какая интересная вещь – Смерть, как она мне нравится». И спокойно уйдешь изменяться дальше, безо всякого сожаления о несделанном, потому что ты сделал главное, ты научился радоваться. Если ты не научился радоваться, не научился переделывать неприятное в приятное – ты прожил зря. Индусы бы тебе сказали, что тебя вернут на Землю для повторения урока, как второгодника! На самом деле, «второй серии» не будет. Но ты не волнуйся. It’s OK, right? Все в порядке, правда? Ведь прикольно же, согласись!

Водитель пожал плечами.

– Не вижу здесь ничего прикольного, ради чего стоило бы писать книгу, – заявил он. – Я что, дебил какой-нибудь, чтобы беспричинно всему радоваться? У меня зуб болит, а я радуюсь? У меня умер родственник, а я радуюсь? Ты там, на своей бензоколонке, надышался парами бензина, вот тебя и заносит куда—то…

Бомж перестал сыпать песок из ладони в ладонь, шевельнул капюшоном и продолжал:

– Тебе сегодня очень тяжело даже с миллионом, а когда в 1981 году у тебя не было и копейки в кармане, ты радовался, разглядывая октябрьские хризантемы в крымском саду. Ты вспоминаешь это время, как счастливое. А сегодня ты не можешь радоваться миллиону, которого ты так хотел! Ты слишком далеко зашел в разрушении себя.

– Но ведь «плохо» – это же «хорошо» для прогресса.

– А на кой он тебе? Тебе следовало бы вернуться в «нейтральную точку» и начать жить снова. Для этого не обязательно умирать и реинкарнировать. Надо только следовать изменениям. Принцип айкидо помнишь? А ведь ты занимался им несколько лет, да так, видать, ничего и не понял. Вот так же люди ходят в церковь десятками лет, но не могут сказать, что такое настоящий христианин. Следовать изменениям – это значит принимать изменения. Как в айкидо. Тебя хватают за руку, ты бежишь в сторону тянущего тебя. У тебя есть время подумать, что делать дальше. Попробуй еще раз!

– Это что же, я ничего изменить не могу? Сиди, смотри и радуйся? Так, что ли? – водитель искренне возмутился и достал из кармана пакет чипсов, купленных вчера на заправке. – На вашей планете под названием Бензоколонка, уважаемый инопланетянин, дружат с философией, но что такое логика и понятия не имеют! Как я могу любить неизвестное? Любят только то, что хорошо знают! Как я могу любить пустыню? Я же родился и вырос в другом месте, и пустыню я не люблю! Как я могу любить бомжей вроде тебя? Грязных и вонючих!? – почти на визге закончил водитель, заметив в очередной раз, что от бомжа ничем не пахнет. – Христос сказал «любите друг друга», а как – не сказал! Ты же сам говорил, что инквизиция – тому прямое доказательство!

– А как ты можешь поменять фильм, если ты сидишь в кинотеатре и ешь попкорн? Единственное, что ты можешь сделать, это перейти в другой зал или выйти из кинотеатра. Фильм досмотрят без тебя… – бомж начинал издеваться.

Он остался доволен своим, казалось, непробиваемым доводом, и бросил камень в ручей.

Водитель, запустив руку в пакет с чипсами, задумчиво ими захрустел.

«Какие вкусные чипсы! Что за фирма-то?» – он посмотрел на упаковку и с удивлением обнаружил, что он ест «Cheetos», самые ненавидимые им чипсы, похожие на оранжевую краску, воняющую недельными носками с привкусом блевотины. Он еще раз пошевелил языком по небу. Нет, чипсы явно были вкусными и приятно отдавали сыром Чеддер. Вот это метаморфозы! Он, должно быть, бывший психотерапевт, этот бомж-«инопланетянин».

– А как же ВОЛЯ? Та самая, которая позволила кому-то, недовольному чем-то, изобрести автомобиль, самолет, телефон и т. д. Воля движет миром, а не следование естественности!

– О какой воле ты говоришь, если каждый день ты выезжаешь на определенный маршрут, и твой лимузин идет из точки А в точку Б? А маршрут тебе определяет твой шеф. Звонит тебе и говорит, когда и куда подъехать. Ну, и что ты ВОЛЕН сделать? Изменить маршрут? Завтра же с работы вылетишь! Волюнтарист хренов… Или ты думаешь, что телефон и самолет были изобретены с помощью воли? – бомж поежился, как будто ему стало холодно. – Теперь слушай внимательно. Если муравьи не знают о существовании твоего лимузина, это не значит, что его нет. Жизнь – она есть. Во всем своем многообразии, как кадры на кинопленке в рулоне. Но чтобы ее прожить, нужен алгоритм изменений, вектор, чтобы тебе понятнее было. Лентопротяжный механизм называется. Направление и сила движения-изменения. И автомобиль, и самолет, и телефон всегда были. Там или здесь, неважно. Просто в определенный момент общество не смогло больше жить без телефона, и он появился. По сценарию положено, – засмеялся он. – Сто лет назад на Земле жил один миллиард людей и еды не хватало. Сегодня на планете живет семь миллиардов и еду уже выбрасывают в мусорные баки. Значит, на планете этой еды всегда было в достатке, просто люди не знали, где ее взять. Скажу тебе больше: миллион – вещь реальная, и он всегда есть и был. И их, миллионов, хватит на всех. Просто они пока нужны не всем. Мы живем среди вас, вы нас не замечаете. Потому что мы вам не нужны. Когда будем нужны, мы появимся. Как я перед тобой. Ты без меня жить не можешь. Все, без чего ты не можешь жить, появляется сразу, точно так же, как твой интерес переходит в волю, как ты говоришь. Мир состоит из вещей? Из глины? Ты идиот. Он состоит из пустоты и направления силы. Шарик в рулетке может двигаться только в пустоте. И упадет туда, куда его больше всего тянуло. Смотри: существует «ХОЧУ» и существует «НАДО». Без «НАДО» жить нельзя. У тебя есть только то, без чего ты не можешь жить. Без «ХОЧУ» жить можно, поэтому, чаще всего, после произнесения этого слова ничего не появляется и ничего не происходит. «ХОЧУ» – это импотент. Вектор есть только у понятия «НАДО». Миллион тебе нужен, как самолет индейцам Навахо в течении последних пятисот лет. Ты и без него можешь жить. Я без него жить не могу, поэтому он, во-первых, у меня будет, а, во-вторых, ты мне его сам принесешь.

Водитель ошарашено поискал глазами поддержки, еще раз посмотрел на пикап, лежащий на пузе на паркинге, и спросил бомжа:

– Это твоя машина?

– Ага, я в ней живу. Ее подвеска слишком слабая, не люблю качки, пришлось потратить немного денег и времени. Сделал управляемую подвеску. Нажал кнопочку – она лежит на земле. Нажал на другую – у меня вездеход с дорожным просветом в 50 сантиметров. Местные мексиканцы подсказали. Они большие знатоки в этом деле.

«Не может он быть инопланетянином! – подумал водитель. – Не совсем же я с ума сошел? То, что не местный, заметно. Откуда он все про меня знает? Может это налоговая за мной охотится?»

– А что ты тут делаешь? Здесь же одни туристы в свежекупленных кроссовках. Они тебе здесь не подадут.

– Спасибо за заботу, – протянул бомж. – У меня, вообще-то, здесь антенна лучше принимает.

– А-а-а-а, – тоже протянул водитель, – какую музыку слушаешь?

– Чтоб не соврать – космическую, – бомж залился заразительным смехом. В темноте его капюшона что-то блеснуло.

– А откуда ты все обо мне знаешь? – спросил водитель.

Из каньона показался шеф. За ним, почти наощупь, по тропе шел турист. Все его внимание было приковано к экрану фотоаппарата: он был занят уничтожением неудачных фотографий. Видать, уже не хватало объема памяти.

«С памятью везде проблемы: и в фотоаппаратах, и в голове», – подумал водитель.

Бомж не тронулся с места, даже когда шеф подошел совсем близко и громко заговорил с водителем. Подошел и турист. На этой жаре лицо его раскраснелось, и редкие росинки пота выступили на недавно залегших морщинах лба.

– Вау, неплохую девчонку подцепил, – сказал турист водителю, не отрываясь от работы над фотографиями.

– Да, – поддакнул шеф. – Смотрю я, ты тут времени зря не терял!

Водитель с удивлением глянул на затаившегося бомжа. Никакой девушки он там не видел. Бомж сидел на красном валуне, слегка отклонившись от некстати появившихся спутников водителя. Он пребывал в легком напряжении, готовый в любой момент покинуть проблематичное место.

«Они что, все с ума посходили, что ли? Или это я сошел с ума?»

– Я? Это … – водитель вопросительно приложил руку к груди, потом вытянул ее в сторону предмета разговора. Бомж медленно поднялся и, не оглядываясь, пошел к каньону.

– И ноги неплохие, – покосившись исподлобья, одобрительно заявил турист.

Водитель понял, что они что-то путают, и что рассказывать о философской беседе с бомжом будет бессмысленно. Тем более что по какой-то непонятной причине его бомж в глазах окружающих предстал привлекательной девушкой.

«Но я не мог сойти с ума так быстро. Это – явно чудеса наяву! Перегрелся», – подумал водитель.

– Так. Теперь в мормонский форт и далее со всеми остановками по обычному маршруту, – сказал из темноты салона шеф, и лимузин медленно выполз из паркинга на двухстороннюю дорогу, успев втиснуться перед огромным RV, тащившим за собой «Wrangler» и три велосипеда на его задней панели.

…Клиент оказался легким и веселым человеком, не скупящимся, к тому же, на чаевые. Оставив его в отеле, водитель ощутил настоящее чувство голода. Это было редкое, здоровое чувство, когда есть надо много и долго, а во время еды на щеках появляется настоящий «деревенский румянец». Сегодня это чувство практически незнакомо горожанину. Он ест потому, что пришло время есть, а не потому, что ему хочется. Разве может сравниться чувство голода у лесоруба с чувством голода у программиста?

Время было позднее, но спать не хотелось. Хотелось поесть. Самым близким рестораном, который ему нравился, был «Pho» в казино «Остров сокровищ». Размер порций и уровень обслуживания, цены и вкус (интересно, что вкус в этом списке пришел на ум последним) водителя устраивали. Это был неплохой выбор, и он направился туда. Какой же сюрприз его ждал! Ресторан был закрыт. Была полночь, к тому же – вторник, «темный день», как «они» говорят. Полдвенадцатого – замок на дверь. «Damn!» – тихо выругался он. Это универсальное ругательство, подходящее к любой ситуации во всех уголках мира, ему нравилось. «Что же мне теперь делать?»

Зал игровых автоматов малообещающе позванивал редкими выигрышами и на поверхности серого вещества появилась слабая мысль: «Grand Lux Café» – вот где выход из положения. Эта славная находка существовала со дня открытия отеля Palazzo и работала двадцать четыре часа в сутки без перерыва на Рождество. Чего же еще надо?!

Переходя по мосту через бульвар, он купил бутылку воды у уличных торговцев. Жара была невыносимой. «Какой высокодоходный бизнес! – подумал он. – Один доллар за бутылку. Ничего не делаешь, только кричишь и кричишь: Вода! Вода! Холодная вода! И все. Двадцать четыре бутылки в упаковке, умножаем на один доллар, минус 3.50 себестоимость. Примерно двадцать долларов чистой прибыли. Неплохо для района, где люди зарабатывают по восемь долларов в час. Ага, наконец-то дверь в ресторан. Американская кухня с легким итальянским „акцентом“ была бы замечательным завершением тяжелого дня. Зеленый салат, славный выбор. Салат возьму. Нет ни малейшего желания спать сегодня, поэтому возьму стейк. Начну с шампанского. Под мясо подойдет „таблица Менделеева“ (так он называл вино „мерло“ калифорнийского производства)».

Мягкая бархатистость танинов с оттенками табака и вишнево-сливового шоколада, опыленного карамелью, всегда манила его кофейной дымкой новых открытий, как поворот на незнакомой дороге.

Пожалуй, в этой ситуации, с окровавленным мясом, после сверкающей оливковым маслом зелени салата, «мерло» будет кстати. Тем более что впереди, на временном горизонте проявлялся серьезный разговор с женой. На этом фоне «таблица Менделеева» покажется просто недописанной книгой.

Золотые пузырьки шампанского радостно соскакивали со стен бокала и улетали на рандеву с темнотой напоенного ароматом дорогих духов казино. Чем тебе не свадьба? Воздух провинции Шампань, так долго томившийся в бутылке, моментально переженился с воздухом Лас-Вегаса. Становилось понятным, почему так много людей мечтает попасть в Вегас, чтобы за двадцать минут оформить свои брачные отношения!

…Жена позвонила первой. Это означало, что она уже изнывала от нетерпения. У них же была неписаная договоренность: в рабочие часы не звонить.

– Ты где? – раздался вопрос, на котором пора бы уже построить целую предвыборную кампанию или новый телефонный бренд.

– Mangio, – почему-то по-итальянски ответил он. («Ем» по-русски сейчас никак не отвечало содержанию его стола).

– И что ты mangi? – она не торопилась перейти к главной части разговора, уже, по-видимому, наполненной бесконечностью предметов обсуждения. Это было заметно по ее тону.

– Набор американца, – сказал он медленно, пытаясь уловить скользкое начало беседы о главном, и огласил свое меню. – Зеленый салат, стейк, «мерло».

– На ночь?! Стейк на ночь? – искренне заинтересовалась она. – Ты сегодня не собираешься спать? Почему? Или давно кошмаров не смотрел?

– Да нет! Я просто очень голоден, хочу поесть – и поесть нормально, вволю. Послушай, – не выдержал он. – Это допрос, что ли? Ты вот, что ты ела? – перешел он неожиданно для себя в наступление. – Ты ведь уже поела?

– Да, мы уже поели. Давно. В ресторане Michael’s на Третьей улице, – сглотнув для паузы, произнесла она. – Это было потрясающе! Ты помнишь, это рядом с «Sur la table». Теперь мы будем есть только в самых лучших ресторанах!

Водитель с тоской обвел взглядом окружавший его интерьер. «Один работающий ночью ресторан на весь двухмиллионный город», – совсем депрессивно подумал он.

– Когда же мы уже сможем открыть наш счет? – задорно спросила она.

«Значит, она уже тратит деньги, еще их не увидев. А что будет, когда она эту цифру увидит на официальных бумагах или этот мешок, набитый долларами?» – подумал, напрягшись, водитель. Он не сказал ей, что счет уже открыт, и что он сам уже им пользуется, и что карточка на нее тоже уже есть, но она придет по почте прямо жене в руки. В идеале, можно пользоваться хоть завтра. Но этого водитель и боялся больше всего.

– Что ты собираешься купить в первую очередь? – спросил он ее.

– Послушай, – сказала она, – возвращайся в ЭлЭй. Нам надо столько сделать! Нечего там сидеть. Ты нам нужен здесь. Надо найти специалиста по инвестированию, поговорить с адвокатом, подыскать дом и так далее и тому подобное. Ну, посмотри! Что ты ТАМ делаешь? Вызови какого-нибудь такого же шофера.

Ему резануло ухо словосочетание «какого-нибудь такого же…»

– Не такая уж незаменимая должность! Или ты собираешься сидеть в Вегасе оставшиеся пять дней? Ты что, ку-ку? Приезжай сейчас же!

– Ты уже сказала о выигрыше родителям?

– Нет, ты в самом деле ку-ку. Хочешь, чтобы с ними удар приключился? – она начала говорить очень быстро, словно желая ускорить процесс мышления в голове своего мужа.

Остатки шампанского, лишившись всех своих пузырьков, светились янтарем на фоне темной зелени салата. Изумрудная биомасса слабо поблескивала полуночным светом. Он наколол ее вилкой и отправил в рот. Даже поесть не удалось нормально! Обидно было слышать, что теперь он еще и «заменимый». Со званием «лимузинщика» он уже смирился, но вот понятие заменимости его почему-то очень сильно обидело. Возможно, что он заменим и в качестве мужа тоже…

– Нет. У меня есть работа и обязанности тоже, если хочешь. Я вернусь через пять дней, и мы все обсудим. Ты пока пиши список желаний.

– Ах, вот так?! Я всегда знала, что ты думаешь только о себе. Эгоист! Давай, заканчивай там со всем этим и приезжай сейчас же! – почти кричала она в трубку, и хриплый фон статических помех поглотил ее последние слова. Переговоры закончились. Первый раз в жизни он оставил свой бокал вина нетронутым. Каким образом «заканчивать там со всем этим», он не знал.

Плотный рубиновый свет переливался по скатерти тревожными отблесками, и лучи его живо бегали по узелкам белой материи, создавая загадочную атмосферу.

«Я не дам ей денег. Ни за что! Вот так! Как же просто, оказывается! Хочешь узнать человека, скажи, что у тебя есть миллион. Господи, как просто! Откровенный портрет, без прикрас и макияжа. Друг познается в беде, но точно так же он познается и в роскоши!»

Он застучал пальцами по столу. Ни одна идея не торопилась посетить его голову. Странное состояние безвременья наполнило его мозг вязким киселем, и он не моргая смотрел на прыгающие вверх и вниз пальцы.

«Еще не хватало, чтобы мы из-за этого миллиона разошлись и оставили детей без родителей, – появилась мысль. – А ведь это может случиться; и случиться очень быстро. Раз, два – покричали. Три, четыре – наговорили обидных слов. Уже много чего накопилось, что можно было бы выставить на рассмотрение общественности. На, мол! Полюбуйся, что я могу с тобой сделать! Начнутся судебные разбирательства и, скорее всего, закон станет на защиту ее интересов. Учитывая детей и многое другое, чего я не знаю, я останусь ни с чем, без жены и детей, а они – без мужа и отца, зато с миллионом. Кому-то это точно понравится. Хороший, хоть и банальный, сюжет для книги. Так зачем тогда все это сдерживать? Пусть разваливается ко всем чертям. Колосс на глиняных ногах никому не нужен. Шоковая терапия способствует быстрому исцелению! Болезненно? Да! „То, что болит долго, сильно не болит. То, что болит сильно, болит не долго“. Звучит, как восточная мудрость. Нет, пойду пройдусь».

Он попросил счет, так и не прикоснувшись к «мерло». Бегло глянув на бумажку, скорее по привычке, чем по необходимости проверять цифры, он вытащил из портмоне кредитку. Он забыл, когда последний раз ею платил, потому что его бизнес, в основном, держался на наличных деньгах. Водитель показал кредитку официанту и, как-то «не по-миллионерски» заискивающе, спросил:

– «Discover» подойдет?

– Отлично, подойдет, – ответил официант и ушел на кассу.

Получив кредитку назад, водитель вдруг задумался. Карточка была «платиновая». То есть круче не бывает. А какую кредитную карточку используют миллионеры? Как-то же должно быть понятно, что владелец карточки не простой смертный, а человек со связями и со счетами в банках!

– Вот теперь еще эта головная боль появилась: какую карточку носить в кармане… А это только начало…, – промямлил водитель.

– Что, простите? – спросил официант.

– Нет, нет, это я так… вспоминаю, куда мне теперь идти.

– Удачной ночи! – пожелал официант и, забрав счет, бегло глянул в строчку чаевых.

Водитель за время своей «лимузинной» деятельности привык к этому взгляду. В стране, где нормального чаю не попьешь, все занятые в обслуге люди озабоченны получениями чаевых. Подсознательно помогая своей Родине, хоть и давно уже живя в Америке, водитель всячески приукрашивал ее портрет, оставляя щедрые чаевые.

Если же приходилось рассказывать о текущей ситуации в России, то он всегда говорил, что она значительно улучшилась. Например, сегодня не проблема купить бананы в декабре, говорил он, и при этом не упоминал того факта, что каждый год страна теряет один миллион «бананоедов», и если так пойдет дальше, то через пятьдесят лет бананы есть будет просто некому. Все население России сможет поместиться в двух Лос-Анджелесах.

Он понимал – по его акценту легко догадаться, что он пришлый. Акцент в американском варианте английского языка вообще не может исчезнуть, как ни тренируйся, и всегда будет резать слух местным жителям. Зная о том, что и ходит он по-другому, и смотрит на людей оценивающе, и при разговоре не смотрит прямо в глаза, как делают все американцы, он понимал, что волей-неволей представляет Россию за рубежом. Вообще, русские люди за границей – люди щедрые. Принимающая их сторона ошибочно полагает, что русские – богаты. Наши туристы не понимают того, что богатые люди знают счет деньгам и цену всему, поэтому оставляют столько, сколько положено по традиции. Душевный порыв американским богатеям чужд, и стольником они бросаться никогда не будут. Это не потому, что они такие скупые. Они запросто могут выписать чек на десять тысяч на спасение каких-нибудь редких жучков в Коста-Рике, если их очень попросить.

Если таксист ожидает один доллар за чемодан в багажнике, значит, он его и получит. Не больше, не меньше, а столько, сколько принято. Официант в ресторане ожидает получить свои 10—15% чаевых за обслуживание (или даже 18%, если народу за столом много). Значит, он их и получит. Миллионера он обслуживает или миллиардера – это значения не имеет. Люди живут по правилам, так удобнее. Голова и так занята, нечего ее еще и мыслями о чаевых забивать. Для бывшего советского человека все эти поездки-походы за границу все еще являются чем-то новым и необычным, появившимся совсем недавно. Но им так хочется оставить о себе хорошее впечатление, что они почти никогда не берут сдачи, даже в супермаркетах, где от этих центов кассир не разбогатеет. Он лишь с удивлением посмотрит на ничего не понимающего туриста.

Водитель давал «на чай» всегда немного больше положенного. Этим он хотел сделать свою страну достойной уважения. Если надо было дать семь долларов, то он оставлял десять. Если за уборку номера в мотелях, где он останавливался, все оставляли по одному доллару, он оставлял два. Он, конечно, понимал, что по беспорядку, оставленному им в номере, трудно догадаться, откуда он родом, если только он не оставит флага родной страны на столе. Но ему так хотелось думать, что уборщице самой будет ясно – он из России! Где-то в его подсознательном мире была картинка, как убирающая номер филиппинка или мексиканка берет со стола два доллара и говорит: «Ах, люблю этих русских!» – и еще усерднее натирает зеркало в ванной комнате.

Уже больше глядя под ноги, чем на полуночных игроков, водитель медленно продвигался к выходу. Несмотря на вторник, всегда считавшимся «пустым» днем в жизни Лас-Вегаса, казино «Palazzo» шумело и жизнеутверждающе не признавало календарей. Здесь постоянно царил праздник судьбы. Ничто лучше, чем ночь, не помогает рождаться новым идеям и планам. И, как контраст в этой галлюцинации наяву, ничто лучше, чем ночь, не убаюкивает разыгравшуюся душу и не обволакивает паутиной сна.

Вот тут-то, как раз, водителю и не везло. Ни малейшего желания оказаться в горизонтальном положении у него не появилось. Если сегодняшняя ночь кого-то и убаюкивала, то только не его.

В его уставшей за день голове неугомонный разум продолжал выдавать на-гора одну версию развития жизни за другой. Вечерняя прогулка по бульвару была просто необходима. Там, в этой плавящей все новые идеи жаре, он скорее найдет утешение.

Выйдя из казино и спустившись по бананообразному пандусу на уровень бульвара, он вспомнил, что в номере нет ни бутылки воды, и решил зайти в аптеку Walgreens. В Америке в аптеках продают и воду, и водку, и стулья, и тапочки. Так уж сложилось. Его обдало прохладой магазинного кондиционера, и уже успевший расслабиться мозг опять заработал в привычном режиме.

«Почему же они здесь алкоголь не продают? Во всех аптеках Америки продают, а в Walgreens нет. Наверное, потому что очень хотелось торговать в Вегасе, но для этого пришлось отказаться от продажи спиртного, чтобы не конкурировать с казино и ресторанами. А вот что сильно радует… (Господи, меня что-то сегодня еще радует!), так это отсутствие крепкого запаха парфюма в воздухе».

Последние годы затопили Лас-Вегас какой-то сумасшедшей модой на ароматерапию. Любое мало-мальски уважающее себя казино душило своих клиентов потоками насыщенных ароматов, впрыскивая их в охлаждаемый воздух. Да, конечно, запах сигаретного дыма как-то поблек и не так сильно шибал в нос, но что, если у человека аллергия на сильные запахи вообще? При входе в «Palazzo» водитель всегда задерживал дыхание, пока естество не требовало вдоха. Дальше деваться было некуда, приходилось ароматизировать свои легкие. Поэтому он никогда в «Palazzo» не останавливался. Приходилось снимать номер в отеле подешевле, где воняет завтраком даже ночью, или жить в отеле, где нет казино. Но это же Вегас, бэйби, Вегас. Как же без казино?!

Потолкавшись среди довольно интересных сувениров и поставив диагноз «придурки» двум несчастным художникам, создавшим установленный на въезде в город знак «Welcome to fabulous Las Vegas» и не запатентовавших его, водитель не стал покупать воду. Решил, что если он собирается погулять по ночному бульвару, то либо от его воды ничего не останется, либо от таскания бутылки руки его вырастут до земли, а царапать свои ногти об асфальт он не хотел. Ему опять не везло. Было почти два часа ночи, и уличный Лас-Вегас уже умер.

Все эти извержения вулканов, зазывание, а потом и потопление пиратского судна эротически озабоченными сиренами с голосами электричек и потрясающе красивыми телами, и танцы у шеста на входе в «Harrah’s», и фонтаны «Bellagio» – все это давно отошло ко сну. Погас даже прожектор в Luxor, который, говорят, и из космоса виден невооруженным глазом. И вообще, судя по сплетням, Лас-Вегас – это самая яркая точка на теле матушки-Земли. Наверное, астронавту, который это заявил, луч отеля Luxor попал прямо в зрачок.

Стоявшие возле отеля «Paris» мексиканцы и, самое смешное, мексиканки совали в руки редким уже прохожим глянцевые карточки «hot babes» за двадцать пять долларов за двоих, «сегодня две и бесплатно», «двадцать минут и они у вашей двери», и так далее.

Что они, все эти восемнадцатилетние на вид красотки с розовыми звездочками на интимных местах, собираются предложить или делать за указанную сумму, было непонятно. На первый взгляд, это выглядит, как чистейшей воды реклама проституции. Тем более, что это занятие в штате Невада разрешено по закону. Но с оговоркой, что данный вид деятельности законен только в графстве с населением в полмиллиона человек и менее. Вегас же, в котором сегодня проживает около двух миллионов человек, не может быть местом, где существует законная проституция.

Да и сам Вегас-бульвар, на котором кипит жизнь, находится на территории города Парадиз, а не в Лас-Вегасе, так что туристы, прожив неделю в «Bellagio», понятия не имеют, что в Лас-Вегасе они так и не побывали…

Что это? Двойные стандарты? Или, вот, на визитках с девочками написано: «real photo» – настоящая фотография. Но нигде, собственно, не утверждается, что на фотографии изображена та самая, которая обещает приехать. Да и нигде не говорится, что ее зовут так, как указано. Она ничего не обещает, кроме как прибыть к двери заказчика в течение двадцати минут. Вот за это и первые двадцать пять долларов. А потом? Что дальше? Как ей сказать, что мне от нее надо? К тому же явно приедет не то, что изображено на фотографии с красивым именем Лесли. Приедет какая-нибудь страшила. Ведь на такую работу нормальные девушки не пойдут.