Текст книги "Тайна реки злых духов"

Старик дальше и слушать не стал. Толкнул свою старуху, схватил мешок и – бежать в другой вагон. Напротив них сидела женщина с ребятишками. Взвизгнула она диким голосом. Вскочила на сиденье. А потом подхватила ребят и – за стариком! Вслед за ней с верхних полок два мужика скатились, и тоже наутек. За мужиками пустились какие-то парни. За ними ринулось все соседнее купе…

Не прошло и десяти минут, как в вагоне остался один студент. Выбрал он самую лучшую полку, положил под голову чемоданчик и захрапел, как на пуховой перине.

Просыпается на другой день. Что такое? Вагон стоит неподвижно. За окнами чистое поле. А внизу под диванами двое железнодорожников какими-то палками шарют. Свесил студент голову и спрашивает: – Что это вы там делаете, почтенные? А они отвечают: – Да видишь ли, мил человек, распустил тут вчера какой-то идиот змей по вагону. Ну, мы этот вагон на первом же полустанке, конечно, отцепили от поезда. А теперь вот ищем этих гадов.

Как услышал это наш студент, схватил свой чемодан, спрыгнул с полки и – ходу! А вагон-то отцепили, оказывается, на таком полустанке, где и поезда почти не останавливаются. Пришлось хитрецу идти пешком обратно на ту станцию, откуда он вчера с таким трудом выехал.

Но это бы полбеды. Не успел он показаться на этой злополучной станции, как подскочили к нему два дюжих санитара, схватили за руки и за ноги и, ни слова не говоря, поволокли в машину скорой помощи.

И взмолился тут несчастный хитрец: – Граждане, – говорит, – помилуйте! Если вы думаете, что я тот человек, у которого тиф, так это совсем не я.

Граждане и «помиловали»: – Смотрите, – говорят, – люди добрые, он уже себя не узнает! Его надо не в больницу, а в сумасшедший дом везти.

– Как в сумасшедший дом! – гаркнул студент во все горло. – Никогда я в сумасшедшем доме не был!

– Еще бы, – говорят сердобольные граждане, – у нас та. кой сумасшедший дом: кто туда попадет, об" ратно ни за что не выйдет.

Задрожал наш хитрец мелкой дрожью.

– Не хочу, – кричит, – к сумасшедшим. Везите меня уж лучше в тюрьму, если у вас такие порядки.

– Да нет, – говорят, – у нас в городе тюрьмы. А вот сумасшедший дом лучший во всей области. Мы же пошутили, молодой человек, что никто оттуда не выходит. Выходят иногда. Вот в прошлом году, например, один выбрался. И двенадцати лет не пробыл там. Выяснили, что ошибочно попал человек, и выпустили. Теперь лежит в простой больнице. Так что зря ты расстраиваешься.

А студента аж холодный пот прошиб.

– Да тиф у меня, дяденьки, самый настоящий тиф. Вспомнил я теперь. Везите меня в простую боль-ницу!

– Там разберутся, – ответили ретивые эскулапы и втолкнули его в машину.

– Вот как бывает, Наташенька, – закончил Андрей Иванович свой рассказ. – На неправде далеко не уе-дешь.

Полчаса спустя Андрей Иванович снял с костра кипящий котелок и начал вылавливать из него красных, раков. До чего же вкусным было их нежное, чуть розоватое мясо! Никогда в жизни Наташа не испытывала такого удовольствия от еды. Она съела бы, наверное, целое ведро этих раков, но когда заметила, что сам Андрей Иванович почти ничего не ест, решительно ото-двинула от себя котелок.

– Андрей Иванович, это несправедливо! Я же цыпленок по сравнению с вами, а вы едите меньше меня!

– Нет, Наташа» это как раз и справедливо. Дело сейчас не в том, кто из нас больше, а в том, кто слабее. Мы должны дойти до лагеря. А для этого тебе нужно встать на ноги. Значит, ты должна больше есть. Вот, уж в лагере, – добавил он с улыбкой, – я буду есть в десять раз больше, чем ты, и если там ты захочешь меня перещеголять, то это будет действительно несправедливо.

Потом Андрей Иванович принес из леса целый котелок черники, и они пили чай с ягодами. Давно уже Наташа не чувствовала себя так хорошо и спокойно. Она лежала на мягкой душистой хвое, смотрела на медленно плывущие облака и думала о том, какое счастье быть рядом с настоящим хорошим человеком, и о том, что их много, таких людей, суровых и строгих, упрямых и непримиримых, молчаливых и незаметных. Их очень много. Они делают жизнь. Они работают и мимоходом совершают подвиги.

Но есть люди, которым они не нравятся, которые считают себя выше их, смеются над ними…

Наташа обернулась к Андрею Ивановичу.

– Андрей Иванович, что вы вообще думаете о справедливости?

– Как вообще о справедливости?

– Видите ли… Один человек как-то сказал мне, что справедливость – это мечта слабых. А сильным она не нужна. Что вы скажете на это?

Андрей Иванович усмехнулся.

– Я не знаю, кто это тебе сказал. Но ясно одно, что этот человек не был ни сильным, ни справедливым. «Сильным не нужна справедливость!» Да это же парадокс. Совсем наоборот! Только сильный человек и может быть по-настоящему справедливым. Ведь что такое несправедливость? Это отголосок того древнего инстинкта, который человек унаследовал от своих предков – зверей. А у зверей, как ты знаешь, один закон: ешь или тебя съедят. Только тогда человек стал окончательно человеком, когда он смог подняться над этим законом джунглей. Но отголосок его остался в людях до сих пор. Не так просто вытравить инстинкт, выработанный тысячами поколений. Только по-настоящему сильный, сильный духом и волей человек может сбросить с себя его оковы и стать до конца справедливым и честным. И таких людей у нас становится все больше и больше…

Наташа молчала. Она смотрела на Андрея Ивановича и видела перед собой Сашу. Вот так же горячо и страстно говорил о справедливости и он. Но до сих пор она думала, что все это лишь отвлеченные рассуж-дения. В спорах Саши с Валерием она нередко становилась на сторону Валерия только потому, что он более красиво строил фразы и подбирал более эффектные выражения. К тому же в этих спорах он всегда ста-рался подчеркнуть свою силу, независимость, презрение к слабости.

И вот теперь этот «сильный» и «талантливый» человек, обворовавший в тайге своих товарищей, бежал от них только потому, что они не могли идти так же быстро, как он. Бежал сразу после того, как у них ничего не осталось. Бежал потихоньку, ночью, украв последнее, что у них было ценного, – ружье. А ведь еще совсем недавно она им восторгалась. Защищала его!..

Наташа прикрыла руками лицо, чтобы скрыть от Андрея Ивановича краску стыда, заливавшую ее щеки, Но старый геолог был неумолим. Словно читая ее мысли, он продолжал горячо и взволнованно говорить о справедливости и честности, о сильных и благородных людях, о красоте человеческих отношений.

– Да, Наташа. Настоящих людей становится все больше и больше. А ничтожные людишки, вроде Валерия, в конце концов поймут, что так жить нельзя. Я не думаю, чтобы Валерий был окончательно испорченным человеком. Его, видимо, слишком избаловали и захва-лили. Но жизнь заставит его перемениться. Она хорошо излечивает от таких уродств.

Наташа отняла руки 'от пылающего лица.

– Андрей Иванович, а ведь это он, Валерий, сказал однажды, что сильным людям не нужна справедливость.

– Я это сразу понял, – сказал Андрей Иванович. – И что же, с ним все согласились?

– Нет! У нас в классе было столько споров на эту тему! Особенно между Валерием и Сашей. Это целая история! Года четыре назад наши мальчишки создали общество «честных и справедливых». Командором его был Саша. Валерий сначала тоже был с ними, но потом из-за чего-то поссорился с Сашей и стал смеяться над чесовцами. «Собрались, – говорит, – одни сла-бачки и выдумывают всякую чепуху для своей защиты…» – Это Сашу-то он назвал слабачком? – перебил ее Андрей Иванович.

– Да. Видите ли… У Саши нет отца… – Он что, на войне погиб?

Наташа замялась: – Я не знаю… Но Валерий говорил мне, что у Саши… совсем не было отца.

– Что за вздор! – воскликнул Андрей – Иванович.

– Ну, как вам сказать…

– Я не об этом! – снова перебил ее геолог. – . Я говорю, как можно считать слабеньким мальчишку, у которого нет отца! Неужели какой-нибудь оболтус, до тридцати лет сидящий на шее своих родителей, сильнее человека, который с раннего детства вынужден пробивать себе дорогу в жизни?

– Так говорил Валерий… – Да как же вы могли терпеть такого болтуна?

Наташа покраснела еще больше, а геолог поднялся с места и нервно зашагал по поляне.

– Саша слабачок! – повторил он, обращаясь скорее к себе, чем к Наташе. – Да знаешь ли ты, какой он слабачок?

Он снова подсел к ней и, немного помолчав, заговорил тихим взволнованным голосом: – Ты помнишь тот день, когда заблудилась в тайге?

– Да, конечно.

Андрей Иванович снова помолчал. Он смотрел теперь куда-то вдаль, и глаза его стали такими же грустными и добрыми, какими они были в тот вечер, когда он рассказывал ей о девушке с голубыми глазами.

– В тот день Саша едва не утонул в трясине, – сказал он тихо.

– Я помню это..

– А знаешь ты, почему это произошло?.

Наташа покачала головой. Андрей Иванович поправил костер, подбросил в него сучьев и, не оборачиваясь, заговорил еще тише: – Когда мы расходились на поиски, договорились, что если с кем-нибудь из нас случится несчастье, надо выстрелить два раза подряд в воздух, чтобы остальные поспешили ему на помощь. И такое несчастье произошло с Сашей. Он случайно забрел в болото. На другое утро я специально ходил туда: болото страш-ное. Мальчишка был на волосок от смерти. И все же он не сделал условленных выстрелов. Не сделал потому, что это отвлекло бы нас от поисков…

Андрей Иванович перевел дыхание.

– В тот вечер я готов был поклониться этому, «слабому» мальчишке, – закончил он совсем тихо и снова посмотрел куда-то вдаль. Глаза его были по-: прежнему мягкими и добрыми, и глубокая грусть свети-лась почему-то в них все время, пока он рассказывал о подвиге Саши, который, наверное, и сам не подозревал, что это может быть названо подвигом.

– Ну, а теперь спать! – проговорил Андрей Иванович через минуту обычным ровным голосом. – Для нас сейчас самое главное – это набрать сил на оставшуюся часть пути. Мы обязаны, – понимаешь, обязаны! – дойти до лагеря. А остаться здесь – это самое легкое, Что можно придумать в нашем положении. Но ведь мы с тобой тоже не слабачки?

Наташа несмело улыбнулась и закрыла глаза. В ее памяти отчетливо встала картина того вечера, когда они сидели в темноте у разбитого самолета и ждали Сашу. Она будто снова увидела большой яркий костер, высокую мрачную стену деревьев и на фоне всего этого его самого – босого, с ног до головы вымазанного грязью…

Новое большое чувство переполнило сердце де-вушки, и она в первый раз в жизни поняла, что сильнее этого нет и не может быть ничего на свете.

– Саша… Милый Сашка, – беззвучно шептала она, – спрятав лицо в душистую хвою пихты. – Неужели я, больше не увижу тебя? Неужели мы так и не дойдем до лагеря и ты никогда не узнаешь, что я люблю тебя…

Проснулась Наташа от глухого неясного стука. Она приподняла голову и увидела Андрея Ивановича. Стоя на коленях, он раскапывал молотком небольшую зеленую горку. На лбу его блестели капли пота. Но большие ввалившиеся глаза смотрели задорно и весело. По временам он даже напевал себе под нос, видимо, очень довольный своей работой.

– Вот это да!.. – воскликнул он, разгибая наконец спину и оборачиваясь в сторону Наташи. – А ты, оказывается, не спишь! Представь себе, мы снова расположились на рудоносной жиле!

Наташа встала. Обед из раков и сон немного восстановили ее силы, и она чувствовала себя бодрее, чем утром.

– Опять жила? – сказала она, подходя к Андрею Ивановичу и заглядывая ему через плечо.

– Да. Вот полюбуйся, пожалуйста.

Она склонилась над небольшим углублением, сделанным геологом, но увидела лишь знакомый ей кварц. Наташа присела на корточки и загородила глаза от солнца. Вначале она не видела ничего, кроме этого блестящего молочно-белого камня, резко выделяющегося на фоне густой травы, но, присмотревшись внимательнее, заметила, что вся поверхность кварца покрыта большими зелеными пятнами разных оттенков, от бледно-зеленого цвета незрелого яблока до изумрудной зелени весенних лугов. Наташа оживилась. Причудливо чередующиеся и переплетающиеся друг с другом оттенки создавали узоры, напоминающие чудесные зеленые цветы.

Она прикоснулась рукой к одному такому цветку и посмотрела на пальцы. Они были словно выпачканы зеленой краской.

Наташа встала.

– Что это за цветы, Андрей Иванович?

– Цветы?.. А впрочем, ты верно заметила. Этот минерал действительно иногда называют «никелевыми цветами», Обычное же его название – аннабергит.

– Это в честь какой-нибудь Анны?

– Нет. Аннабергитом его называют в честь никелевого месторождения Аннаберг в Саксонии, где он был впервые открыт и изучен. Этот минерал входит в ту же группу, что и синий вивианит. Помнишь, Саша показывал тебе большую яму в лесу, где он нашел этот минерал?

Наташа молча кивнула головой.

– Так вот, аннабергит из этой же группы минера-лов, что и вивианит, только вместо железа в него вхо-дит никель, а вместо фосфора – мышьяк. По физическим свойствам он очень похож на вивианит. Но не в нем здесь дело. Аннабергит – вторичный минерал-Он образуется за счет окисления различных арсенидов никеля. Вот смотри, Андрей Иванович счистил молотком зеленый налет аннабергита, и под ним блеснул какой-то розоватый минерал, напоминающий металлическую медь.

– Что это, медь? – воскликнула наблюдавшая за ним Наташа.

– Зачем медь! На поверхности меди образовался бы малахит. Помнишь наконечник медного копья, кото-рый ты нашла у водопада?

– Да.

– А это совсем другое дело. Аннабергит образовался здесь на поверхности никелина – природного соединения никеля с мышьяком. Но в этой жиле не только никелин. Посмотри вот сюда. Здесь тоже был налет аннабергита. А когда я его счистил, то увидел вот это. – Андрей Иванович отвел рукой траву и показал на другой минерал, по цвету похожий на белую жесть, из которой делают консервные банки. – Посмот-ри на него вот так, сбоку.

Наташа наклонилась к обнажению и увидела красивые радужные полоски, пробегающие по минералу.

– Это тоже природный арсенид никеля – хлоанит. Но в нем никеля меньше, чем в никелине, зато больше мышьяка – По своим физическим свойствам оба эти минерала очель похожи друг на друга. Оба они тяжелые, твердые, имеют хорошую электропроводность, но в отличие от металлов не обладают ковкостью. От удара молотка они не сплющиваются, а рассыпаются в порошок.

Андрей Иванович стукнул по блестящему хлоантиту, и тысячи крохотных обломков полетели во все стороны. Наташа невольно зажмурилась, но не надолго. Резкий запах чеснока вдруг ударил ей в нос, – Ой! Чем это так пахнет? – воскликнула она, поднимая глаза на геолога. Андрей Иванович рассмеялся: – Чувствительный у тебя нос! Так пахнет мышьяк, входящий в состав хлоантита. Между прочим, это один из признаков, помогающих распознавать хлоантит. Но главное для этих минералов – цвет. Ни один минерал, пожалуй, не обладает такой окраской, как никелин. Трудно передать словами своеобразие этой окраски. Ее нужно просто запомнить. Интересен и цвет хлоантита. Я имею в виду его побежалость, – он отколол кусочек минерала и подал его Наташе. – Ты посмотри, как переливаются эти радужные огоньки на его поверхности.

Наташа поднесла хлоантит к глазам.

– Очень красиво!

– Да, красиво! – согласился Андрей Иванович. – А солнце-то, смотри-ка, уже почти над лесом. Скоро и вечер. Пойду-ка я еще поохочусь на раков. А знаешь, это ведь они помогли мне обнаружить эти минералы.

– Как так?

– Да понимаешь, погнался я за одним усачом, смотрю – на дне зеленые пятна мелькают. А голова у меня кружится. Кругом все качается, словно в тумане. Ну, думаю, совсем плохо: зеленые круги перед глазами пошли. Полежал я на берегу, спускаюсь в воду – опять эта зелень. Тогда-то я и догадался, что голова моя тут ни при чем. – Андрей Иванович рассмеялся, – Ну, я пошел, Наташенька. А ты полежи еще, Завтра у нас будет тяжелый день.

Валерий шел быстро. Слабости он почти не чув-ствовал. Только в ногах была легкая дрожь да очень сильно, до тошноты, посасывало под ложечкой. Его мучил голод. Он то и дело с надеждой поглядывал на противоположный берег.

Только бы увидеть там что-нибудь знакомое, что-нибудь такое, что осталось в памяти от первого дня путешествия. Тогда можно было бы надеяться, что он достигнет лагеря до наступления ночи. Иначе…

Валерий гнал от себя даже мысль о том, что может, быть иначе. Ночи он боялся, Это было единственное, что еще некоторое время удерживало его сегодня утром от окончательного решения покинуть Андрея Ивановича и Наташу.

О них он уже не думал. Они были обречены. Вчера Андрей Иванович весь день почти нес Наташу на руках, а ведь он и сам шел из последних сил. Больше они не пройдут и километра. В этом Валерий не сомневался. И странное дело, к ним он не чувствовал почти никакой жалости. Больше того, где-то в глубине сознания у него нет-нет да и проскальзывала подленькая мысль, что это даже лучше. Мысль эта была еще. не ясной. Она даже пугала Валерия. Но помимо его воли, она снова и снова возвращалась к нему. Ведь если они не вернутся из тайги, никто не узнает о его позорном поступке.

Нет! Он не раскаивался в нем. Ни в коем случае! Тут не до сентиментальностей. Если бы он не съел шоколада и сахара, которые были в его рюкзаке, то сейчас ему пришлось бы вместе с ними лежать там и ждать голодной смерти. А теперь он идет навстречу жизни, и, может быть, уже сегодня вечером перед ним будет дымиться сытный ужин…

Но разве там, в цивилизованном мире, поймут его? Разве поверят, что у него не было другого выхода для сохранения жизни? А если те двое не вернутся из тайги, то об этом никто никогда и не узнает….

Нет! Он совсем не хочет их смерти. Но если они все-таки погибнут, то… Он же не виноват, в конце концов, что все так скверно получилось. Скорее бы только вырваться из этого кошмара и забыть все, все…

Валерий снова с надеждой посмотрел на правый берег. Но он казался совершенно незнакомым. Словно они никогда и не проплывали мимо этих высоких елей и пышных зарослей шиповника.

Тоска сжала его сердце. Неужели ночь застанет в пути? Нет, нет! Этого не может быть. Ведь они уже так давно идут от водопада.

Валерий пошел быстрее. Он начал даже отсчитывать шаги. Но силы все больше и больше оставляли его. Ноги путались в густой траве. Тяжелое ружье оттягивало плечи. Он опустился на небольшой пригорок и посмотрел по сторонам. Взгляд его упал на высокий кедр с отломанной верхушкой. Валерий вскочил с места и снова посмотрел на искалеченное дерево. Ну да! Он видел его в первый день плавания по Вае. Это совершенно точно!

– Порядок! – вздохнул он с облегчением. – Скоро лагерь.

Валерий снова зашагал по берегу. Но его ноги уже еле двигались. А солнце, как нарочно, прямо на глазах опускалось все ниже и ниже.

«Вот если бы сейчас съесть что-нибудь!..» Валерий посмотрел на ружье. Он знал, что в нем всего один патрон. Им можно было бы подстрелить какую-нибудь птицу. Но если все-таки его застанет ночь?.. Что он будет тогда делать безоружный…

Он снова побрел вперед. Но каких усилий стоил ему теперь каждый шаг! Голова кружилась. Ноги почти не слушались. А день уже угасал. Солнце опускалось за кромку леса. Длинные тени побежали от деревьев, река потемнела и нахмурилась.

Где же лагерь?..

– Э-ге-гей!.. – крикнул Валерий и стал слушать. Ни звука не донеслось с верховьев реки.

Он собрал последние силы: – Алексей Михайлович! Петька! На помощь! На по– мо-ощь!!!

Но только привычное эхо повторило отчаянный призыв и вскоре замерло за темной стеной леса.

Темнело быстро. Вначале стал черным лес. Потом река. А вот уже и трава, по которой он шел, слилась с черной землей и стала как-то подозрительно шуршать под ногами.

Валерий остановился. Ночь обступила его со всех сторон. Теперь он не знал даже, куда идти. И в довершение ко всему пошел дождь.

Валерий поежился. Холодные струи поползли ему за ворот. Быстро намокли брюки. Он поднял воротник куртки и спрятался под каким-то кустом.

Вначале было тихо. Но вот подул ветер. Дождь усилился. С куста на него обрушились целые потоки воды. Тьма стала непроглядной.

Валерий поднялся на ноги и, нерешительно потоптавшись на месте, сделал несколько шагов вперед. Он решил потихоньку идти. Но в это время пронесся резкий порыв ветра, и тихий стон прорезал жуткую тишину ночи.

Валерий похолодел. Мгновенный озноб пробежал по всему телу, а ноги и руки сделались непослушными, точно их набили промокшей ватой.

Прошло несколько минут…

«Может быть, это мне показалось», – подумал Валерий, дрожа как в лихорадке. Но в то же мгновение пронесся новый порыв ветра, и страшный душераздирающий стон раздался почти над самой его головой. Он помертвел от ужаса, и в ту же секунду в памяти его встал образ погибшего солдата Миши Воронова, а в ушах, будто набат, зазвучали слова Андрея Ивановича: «Он погиб как герой. Погиб за то, чтобы вы, наша смена, могли свободно жить и трудиться. Могли писать стихи и наслаждаться музыкой, И памятуя об этих героях, вы должны идти по жизни честно, жить так, чтобы ни на одну минуту вам не было стыдно за какой-нибудь совершенный вами поступок. Иначе…» Валерий сжался в комок. Последнее слово просвистел сам ветер, а в следующий миг он ясно увидел в темноте грозно сверкнувшие глаза и сурово сдвинутые брови солдата. В руках его холодно поблескивало дуло автомата.

Валерий рванулся в сторону и судорожно глотнул слюну. Ноги его подкосились. Ружье выпало из рук, – Иначе!! – ревел в ушах беспощадный ветер.

– Я… Я больше никогда…

Закончить Валерий не успел. Сквозь шум дождя и вой ветра послышался новый, леденящий душу стон, и он как подкошенный повалился в мокрую траву…