Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 21. Декабрь 1911 – июль 1912"

Капитализм и «парламент»

Истины демократизма не должны заслонять у нас того обстоятельства, – часто упускаемого из виду буржуазными демократами, – что представительные учреждения неизбежно порождают в капиталистических странах своеобразные формы влияния капитала на государственную власть. Парламента у нас нет, – но парламентского кретинизма среди либералов, парламентского разврата среди всех буржуазных депутатов у нас сколько угодно.

Эту истину рабочие должны хорошо усвоить, если они хотят научиться использовать представительные учреждения для развития сознания, сплоченности, действительности, действенности рабочего класса. Все враждебные пролетариату социальные силы – «бюрократия», землевладение, капитал – уже используют эти представительные учреждения против рабочих. Надо знать, как это они делают, – чтобы научиться отстаивать самостоятельные интересы рабочего класса и его самостоятельное развитие.

III Дума решила премии выдавать отечественным машиностроителям. Каким отечественным? – «Работающим» в России!

А посмотреть – и окажется, что как раз иностранные капиталисты перенесли свои заводы в Россию. Таможенные пошлины высоки, – прибыли необъятны – вот иностранный капитал и переселяется внутрь России. Американский трест – союз миллионеров-капиталистов – построил, например, громадный завод с.-х. машин под Москвой, в Люберцах. А в Харькове капиталист Мельгозе, а в Бердянске капиталист Джон Гриевз строят сельскохозяйственные машины. Не правда ли, как много «истинно русского», «отечественного» в этих предпринимателях?

Но, разумеется, без всесторонней помощи русских капиталистов они не могли бы вовсе действовать в России. Рука руку моет. Американские, английские, немецкие капиталисты собирают прибыль при помощи русских капиталистов, которым перепадает очень хорошая доля. Взять, например, Ленские золотые прииски или горнопромышленные предприятия на Урале. Сколько миллионов поделили здесь иностранные и русские капиталисты!

Дума тут очень полезна для гг. промышленников. Капиталисты и в Думе, как и в Государственном совете имеют изрядное число своих представителей, да притом и помещик ведь в наши дни без капитала ничто. И капиталисты и помещики имеют в лице Думы готовый аппарат для проведения законов о «премиях» (себе самим), о таможенной охране (т. е. другой форме премий себе самим), о концессиях (третья форма премий себе самим) и так далее без конца.

Либеральный «Скептик» в либеральной «Речи» писал об этом очень недурно. Так прочувствованно писал против «националистов» (сами себе «премии» назначили для поощрения «отечественного» машиностроения гг. Гриевзов, Мельгозе, Эльворти и прочих компаний), что и меня заразил немного скептицизмом.

Да, «националистов» недурно разоблачает г. либеральный «Скептик». Но почему же он молчит о кадетах? Когда Головин, например, концессии добывал, неужели положение депутата Думы и бывшего председателя Думы ему в этом полезном и прибыльном занятии не помогало?

Когда Маклаков «тагиевские» гонорары уписывал, неужели положение думского депутата ему не облегчало получение столь «выгодных» дел?{129}129
  Речь идет о следующих фактах: в октябре 1910 года член III Государственной думы Ф. А. Головин заявил о сложении с себя депутатских полномочий и через некоторое время принял активное участие в железнодорожной концессии.
  В марте 1912 года член III Думы В. А. Маклаков, несмотря на свое депутатское звание, выступил защитником по делу Тагиева – крупного бакинского нефтепромышленника, обвинявшегося в истязании своего служащего, инженера Бебутова.


[Закрыть]

А сколько еще кадетских помещиков, купцов, капиталистов, финансистов, адвокатов, дельцов расширили свои операции, упрочили свои «связи», обделали свои «дела» при помощи депутатского звания и тех выгод, тех удобств, которые это звание дает?

А что, если бы произвести анкету о финансовых операциях депутатов Думы и при участии депутатов Думы?

Да, но во всех капиталистических странах приняты меры, чтобы «коммерческая тайна» охранялась, чтобы ни один «парламент» такой анкеты не допустил.

Однако рабочим депутатам известно, без сомнения, многое по этому вопросу, и если потрудиться, похлопотать, пособирать сведения, подобрать материалы, поискать в газетах, справиться на бирже и т. п., можно и самим произвести очень поучительную и очень полезную «анкету» о деловых операциях депутатов Думы и при участии таковых депутатов.

В европейских парламентах эти операции общеизвестны, и рабочие их постоянно разоблачают с именами дельцов – в поучение народу.

«Невская Звезда» № 13, 17 июня 1912 г. Подпись: He-либеральный скептик

Печатается по тексту газеты «Невская Звезда»

Выборы и оппозиция

Марксисты давно уже определили свое принципиальное отношение к выборам. Правые партии, от Пуришкевича до Гучкова, либерально-монархическая буржуазия (кадеты и прогрессисты) и демократия (рабочая и буржуазная, т. е. трудовики) – вот три основных лагеря, борющиеся на выборах. Различие между этими лагерями основное: они представляют разные классы, они отличаются всей программой и тактикой. Только при ясном понимании принципиальной основы политики каждого из этих лагерей можно сделать правильные практические выводы относительно избирательной кампании.

С тех пор, как марксисты, около полугода тому назад, вполне установили эти положения[36]36
  См. настоящий том, стр. 37–41. Ред.


[Закрыть], правильность их подтверждается особенно наглядно выступлениями либеральной оппозиции. Наши «соседи и враги справа», отнюдь не разделяя наших взглядов, доставляли нам с похвальным усердием лучшее подтверждение их верности. Можно провозгласить закон: развитие политической деятельности и политических взглядов кадета дает превосходнейшее подкрепление взглядам марксистов. Или иначе: когда начинает говорить кадет, будьте уверены, что он не хуже иного марксиста опровергнет взгляд либеральных рабочих политиков.

Вот почему, между прочим, рабочим вдвойне полезно внимательно присматриваться к кадетской политике: во-первых, узнаешь хорошенько либерального буржуа, а во-вторых, научаешься нагляднее видеть ошибки иных сторонников рабочего класса.

Именно эту двойную пользу принесет, наверное, недавнее выступление «Речи» по поводу важных предвыборных заявлений, сделанных в «Русских Ведомостях». Это – заявления старого «экономиста», т. е. оппортуниста времен 1897–1902 годов, г. Акимова (Вл. Махновца). Они состоят в прямой защите «прогрессивного блока», «платформу» которого (между прочим: не опубликованную!) г. Акимов, желающий называть себя социал-демократом, считает «вполне приемлемой для социал-демократии».

Нам говорили и нам говорят до сих пор многочисленные политические младенцы (от Парижа до Красноярска) и искушенные дипломаты (от Вены до Вильно){130}130
  Под «политическими младенцами» здесь подразумеваются большевики-примиренцы, имевшие свои группки в России и за границей; под «искушенными дипломатами» – ликвидаторская группка троцкистской венской «Правды» и лидеры Бунда.


[Закрыть], что либеральная рабочая политика есть «жупел». Посмотрите же на г. Акимова, любезные оппоненты! Вы, наверное, не сможете тут отрицать ясного обличья либеральной рабочей политики. И вам нельзя будет сказать, что Акимов – «уникум», т. е. одиночка и единственная в своем роде, неподражаемая редкость. Ибо, как ни много неподражаемых качеств у г. Акимова, а он не одиночка; было бы прямой неправдой сказать это. Он выступил после г. Прокоповича и заодно с ним. Он нашел себе распространенный либеральный орган – удобную трибуну, далеко разносящую его речи. Он нашел себе «хорошую прессу» среди либеральных журналистов. О нет, это не одиночка. Пусть он ни к какой группе давно уже не принадлежит. Пусть его права на звание социал-демократа совершенно фиктивны. Но он – представитель политической линии, которая имеет корни, которая живет и, хотя часто прячется, неизменно выходит наружу при малейшем политическом оживлении.

«Речь» «отдает полную справедливость трезвому реализму» соображений г. Акимова, особенно любовно подчеркивая его мнение, что «социал-демократы должны выдвинуть в настоящее время ту часть своих политических задач, которая найдет себе поддержку в достаточно широких, политически-сильных кругах народа».

Ну, еще бы «Речи» не радоваться этому! То, что «Наша Заря» говорит с тысячами ужимок и уверток, громоздя оговорочку на оговорочке, заметая следы и щеголяя давно выветрившимися якобы марксистскими словечками, то г. Акимов выпаливает прямиком, грубовато, простовато, наивно… до святости.

Формально «Наша Заря» и «Невский Голос», конечно, имеют полнейшую возможность отклонить от себя всякую ответственность за г. Акимова. Но фактически широкая читающая публика, в тонкостях не искушенная и тонкостями не интересующаяся, воспринимает из этих ликвидаторских изданий именно «акимовщину» и только ее. «Не срывать» дела прогрессистов, – писал Мартов. «Выдвинуть ту часть задач», которая найдет поддержку прогрессистов, – пишет Акимов, оговаривающийся, разумеется, что беспартийность прогрессистов облегчает всякой партии блюсти (на бумаге) ее самостоятельность. Выдвинуть большую часть задач, чем приятно прогрессистам, это и значит «срывать» их дело: вот расшифровка лозунга Мартова, данная живой политической борьбой, данная толпой, которую хорошо представляет Акимов.

Кадеты и прогрессисты, по убеждению Акимова, – «широкие и политически сильные круги народа». Это как раз та либеральная неправда, о которой писала недавно «Невская Звезда» в статье о характере и значении марксистской полемики с либералами[37]37
  См. настоящий том, стр. 359–365. Ред.


[Закрыть]. В действительности же либерально-монархическая буржуазия, взятая в целом, обнимающая и кадетов и прогрессистов и многих других, есть очень неширокий круг народа и замечательно несильный политически.

Широкого круга в народе буржуазия никогда не может составить. Политически сильной она может быть и является таковой в целом ряде капиталистических стран, – только не в Пруссии, только не в России. Здесь ее поразительное, чудовищное, почти невероятное политическое бессилие вполне объясняется тем, что эта буржуазия гораздо больше боится революции, чем реакции. Политическое бессилие вытекает отсюда неизбежно. И всяческие рассуждения о «политической силе» буржуазии, которые обходят эту основную особенность положения вещей в России, в корне фальшивы и потому абсолютно никуда не годны.

Г-н Акимов выступил как самый откровенный и умеренный либерал: вас, господа кадеты и прогрессисты, мы-де считаем силой, вашу платформу мы вполне принимаем (хотя этой платформы нет!), сами мы выдвигаем в настоящее время ту часть задач, которая пользуется вашей поддержкой, от вас просим одного – «чтобы в списки (прогрессистского) блока были включены также и социал-демократы». Так, буквально так, писал Акимов! На все, на все согласен я, – включили б только в список либеральный!

Со стороны «Речи» было прямо-таки невеликодушно, что даже столь умеренную просьбу она отклонила. Ведь дело-то идет о третьеиюньских избирателях, – напоминают Акимову кадеты. А что такое среди них социал-демократы? Ноль – «за исключением крупных городов, о которых ведь не идет речи». И кадетский официальный орган снисходительно поучает покорного и послушного Акимова: «за исключением окраин им (социал-демократам) почти повсюду придется руководиться не расчетом на выставление собственных кандидатур, а соображениями победы прогрессивного блока над черным блоком угнетателей народа».

Униженно протянутую руку либерального рабочего политика либерал грубо отклонил! Вот заслуженная награда за отказ от войны в крупных городах. Крупные города принадлежат нам потому, что мы сильны, – говорят кадеты, – а остальная Россия принадлежит нам потому, что сильны третьеиюньцы и их третьеиюньский закон, обеспечивающий нам монополию оппозиции.

Ответ недурен. Урок, полученный Акимовым, жестокий, но полезный урок.

«Невская Звезда» № 14, 24 июня 1912 г. Подпись: К. Φ.

Печатается по тексту газеты «Невская Звезда»

Первая страница газеты «Невская Звезда» № 15, 1 июля 1912 г. со статьями В. И. Ленина «Значение выборов в Петербурге» и «Сравнение столыпинской и народнической аграрной программы» (Уменьшено)

Значение выборов в Петербурге

Газеты сообщают, что вопрос о сроке созыва IV Государственной думы и о времени выборов в нее возбудил в правящих кругах ряд сомнений. Одни были за отсрочку созыва Государственной думы до января, другие за октябрь. Теперь, как говорят, вопрос решен в пользу второго мнения.

Значит, выборы совсем уже близки, – каких-нибудь 7–9 недель отделяет нас от них. Приходится думать об удесятерении энергии во всей избирательной работе.

Мне хотелось бы в настоящей статье остановиться на одном специальном вопросе, который получил, однако, для рабочей демократии чрезвычайно важное и общее значение. Это – вопрос о роли петербургских выборов.

Выборы по 2-ой городской курии в Петербурге являются центральным пунктом всей избирательной кампании по выборам в IV Государственную думу.

Только в Петербурге имеется хоть сколько-нибудь сносно поставленная рабочая пресса, которая при всех отчаянных преследованиях против нее, штрафах и арестах редакторов, при всей непрочности ее положения, при всей цензурной придавленности ее, в состоянии давать слабое отражение взглядов рабочей демократии.

Без ежедневной прессы выборы остаются темным делом, и значение их в смысле политического просвещения масс падает наполовину, если не больше.

Петербургские выборы приобретают в силу этого значение образца той избирательной кампании, которая, при невероятно тяжелых русских условиях, легла на плечи рабочей демократии. Другой видной для всех избирательной кампании рабочие нигде провести не в состоянии. В рабочей курии выборы имеют, конечно, крайне важное значение, но рабочие не могут здесь сталкиваться с другими классами населения, не могут поэтому развернуть достаточно широко те общенародные требования, те взгляды на задачи общей политики, которые выработаны передовой, пролетарской демократией для того, чтобы быть руководством всей демократии вообще.

В Петербурге выборы прямые. Поэтому здесь предвыборная борьба может развернуться гораздо определеннее, яснее, более партийно, чем в других местах. Остальные крупные города имели бы столь же важное значение, как Петербург, но административное давление в провинции настолько еще сильнее, чем в столице, что рабочей демократии трудно пробить себе дорогу, заставить себя выслушать.

В Петербурге, наконец, борьба должна развернуться во 2-ой курии между либералами и демократией. Кадеты считают 2-ую курию своим достоянием. Петербург представляют Милюков, Родичев и Кутлер.

Нечего и говорить, что это представительство довольно широкой массы демократических избирателей либералами никоим образом нельзя признать нормальным. Выборы во II Думу показали, что «господство» кадетов среди демократических городских избирателей очень далеко от того, чтобы быть прочным. В самом Петербурге «левый блок» на выборах во II Думу, т. е. блок рабочей и буржуазной демократии (народников), не только мог бы победить, но и наверное далее победил бы, если бы тогда меньшевики вроде Дана и К не раскололи избирательной кампании рабочих и не вызвали этим чрезвычайно вредных для успеха дела колебаний и шатаний среди народников. Достаточно напомнить, что даже «социалисты-революционеры» на выборах во II Думу вплоть до последнего момента шли за меньшевиками, защищая блок с кадетами!

По теперешнему избирательному закону возможна перебаллотировка, так что никакие блоки на первой стадии не нужны и недопустимы.

Борьба в Петербурге предстоит между рабочей демократией и либералами. Народники едва ли будут иметь настолько силы, чтобы выступить самостоятельно: слишком уже усердно они «ликвидировали» самих себя, следуя линии наших ликвидаторов. Поэтому поддержка буржуазной демократии (трудовиков и народников) обеспечена рабочим демократам почти наверное, если не на первой стадии выборов, то во всяком случае на перебаллотировке.

Либералы имеют от Питера своего вождя, г. Милюкова. Большинство у них было до сих пор крупное. И денежные средства, которые дает им либерально-монархическая буржуазия, и орудия агитации в виде двух ежедневных газет, и фактически-терпимая, почти что легализованная de facto, организация, – все это дает огромные преимущества кадетам.

На стороне рабочих – рабочая масса, последовательный и честный демократизм, энергия и преданность делу социализма и рабочей демократии. Рабочие могут победить, опираясь на эти силы и обладая ежедневной рабочей газетой. Борьба рабочих за депутатские места от Петербурга приобретает безусловно громадное и всероссийское значение во всей избирательной кампании в IV Думу.

Любители толков о «единении» всей оппозиции – начиная с прогрессистов и кадетов и кончая осторожно-увертливым ликвидатором Мартовым и аляповато-простоватыми Прокоповичем и Акимовым – все стараются обходить или оставлять в тени вопрос о выборах в Петербурге. Они обходят политический центр и забираются охотно в политические, так сказать, захолустья. Они говорят много, горячо и красно о том, что уместно будет на второй стадии выборов, т. е. когда основная, главная, решающая часть выборной кампании уже кончена, – и они «красноречиво молчат» о Петербурге, который завоеван кадетами и который надо отвоевать от них, вернуть демократии.

Депутатов демократии от Петербурга не было ни по закону 11 декабря 1905 года, ни по закону 3 июня 1907 года, так что слово вернуть кажется неподходящим. Но Петербург принадлежит демократии по всему ходу всего освободительного движения в России, и на известной ступени его развития далее чудовищно-высокая плотина третье-июньского избирательного закона не сможет сдержать «демократического наводнения».

Большинство избирателей 2-ой курии, несомненно, из демократических слоев населения. Кадеты ведут их за собой, прямо обманывая их, выдавая себя, либерально-монархическую буржуазную партию, за демократию. Такой обман практиковали и практикуют все либералы в мире на выборах во все и всякие парламенты. И рабочие партии всех стран измеряют свои успехи, между прочим, тем, насколько им удается вырывать мелкобуржуазную демократию из-под влияния либералов.

Эту задачу должны ясно, определенно, твердо поставить себе и русские марксисты. О больших городах они сказали поэтому прямо в своих известных январских решениях, что блоки допустимы здесь, ввиду заведомого отсутствия черносотенной опасности, только с демократами против либералов[38]38
  См. настоящий том, стр. 139–140. Ред.


[Закрыть]. Это решение «берет быка за рога». Оно дает прямой ответ на один из важнейших вопросов выборной тактики. Оно определяет дух, направление, характер всей избирательной кампании.

Глубокую ошибку делают, наоборот, те ликвидаторы, которые любят толковать о кадетах, как «представителях» «городской демократии». Такие речи извращают дело: избирательные победы либералов над демократами, избирательные проделки либералов над демократическими избирателями выдаются, таким образом, за доказательства «демократизма» кадетов. Точно не знает Европа десятков примеров того, как антидемократические партии годами вели у себя на поводу различные демократические слои, пока настоящие буржуазные демократы, а всего чаще социал-демократы не вырывали этих слоев из-под влияния чуждых им по духу политических партий.

Борьба на выборах в Петербурге есть борьба за гегемонию между либералами и рабочей демократией во всем освободительном движении России.

Эта исключительно важная роль петербургских выборов приводит нас, между прочим, к двум практическим выводам. Кому много дано, с того много спросится. Петербургским рабочим приходится вести выборную кампанию в Петербурге во 2-ой городской курии от имени всей рабочей демократии всей России. На их плечи падает великое и трудное дело. Они служат образцом. Они должны развернуть максимум инициативы, энергии и настойчивости. Они сделали это с ежедневной рабочей газетой. Они должны продолжить великолепно начатое дело и на выборах.

Внимание всей России устремлено на выборную борьбу в Петербурге. И помощь всей России должна устремиться сюда. Без самой разносторонней помощи из всех концов России петербургским рабочим не осилить «неприятеля» в одиночку.

«Невская Звезда» № 15, 1 июля 1912 г. Подпись: Φ. Φ.

Печатается по тексту газеты «Невская Звезда»

Сравнение столыпинской и народнической аграрной программы

В предыдущих статьях (см. №№ 3 и 6 «Невской Звезды») мы привели основные данные относительно землевладения в Европейской России и обрисовали сущность аграрного вопроса в России[39]39
  См. настоящий том, стр. 263–266 и 306–310. Ред.


[Закрыть]. Уничтожить средневековье в землевладении – вот к чему сводится эта сущность.

Противоречие между капитализмом, который господствует во всем мире и у нас в России, и средневековым землевладением, как помещичьим, так и надельно-крестьянским, непримиримо. Старое, средневековое землевладение неминуемо должно идти на слом, и чем решительнее, беспощаднее, смелее будет эта ломка, тем лучше для всего развития России, тем лучше для рабочих и для крестьян, которых давит теперь и гнетет, кроме капитализма, бездна средневековых пережитков.

Спрашивается, как можно сравнивать, при таком положении вещей, столыпинскую и народническую аграрную программу? Не являются ли одна по отношению к другой полнейшей противоположностью?

Да, но эта противоположность не устраняет одного коренного сходства между столыпинской и народнической аграрной программой. Именно: обе они признают необходимость ломки старого землевладения. Ломать старое надо, и поскорее, и порешительнее, – говорят деятели столыпинского «землеустройства», – но ломать так, чтобы вся тяжесть ломки падала на большинство крестьян, наиболее разоренных, наиболее обездоленных. Помещики не должны ничего потерять при этом. Если неизбежно им потерять часть своих земель, то они должны быть отчуждены исключительно по добровольному согласию помещиков и по «справедливой», с точки зрения помещиков, оценке. Крестьяне зажиточные должны получить поддержку, и перед разорением массы «слабых» останавливаться нечего.

Такова сущность столыпинской аграрной программы. Совет объединенного дворянства, предписавший ее Столыпину, поступал, как истинный представитель реакционеров – не краснобаев, а людей дела. Совет объединенного дворянства был вполне верен своим классовым интересам, когда он поставил ставку на сильных. И действительно, после пятого года стало ясно, что одна полицейская, одна бюрократическая защита против крестьян недостаточна.

Где же мог еще искать себе союзников Совет объединенного дворянства? Только среди ничтожного меньшинства зажиточного крестьянства, «кулаков», «мироедов». В деревне других союзников ему найти было невозможно. И вот ради привлечения на свою сторону «новых помещиков» реакционеры не остановились перед тем, чтобы всю деревню отдать им буквально на поток и разграбление.

Коли неизбежно ломать, давайте ломать надельное землевладение в пользу нашу и в пользу новых помещиков – вот суть аграрной политики, которую продиктовал Столыпину Совет объединенного дворянства.

Но, говоря чисто теоретически, необходимо признать, что ломка, не менее решительная и даже гораздо более решительная, возможна и с другой стороны. Палка о двух концах. Например, если бы 70 миллионов десятин земли, принадлежащие 30 000 помещикам, перешли в руки 10 000 000 крестьянских дворов вдобавок к их 75 миллионам десятин, если бы и те и другие земли были смешаны вместе и потом распределены между зажиточными и средними крестьянами (бедноте-то все равно нечем было бы пахать, засевать, удобрять, обхаживать землю), то каков был бы результат такого преобразования?

Поставьте этот вопрос с чисто экономической точки зрения, рассмотрите эту принципиальную возможность под углом общих условий капиталистического хозяйства во всем мире. Вы увидите, что результатом предположенного нами преобразования была бы более последовательная, более решительная, более беспощадная, чем в программе Столыпина, ломка средневекового землевладения.

Почему именно средневекового и только средневекового? Потому, что капиталистическое землевладение никаким переходом земли из рук в руки и даже никаким переходом всех земель в руки государства (так называемая в науке политической экономии «национализация» земли) не может быть уничтожено, по самой сути дела. Капиталистическое землевладение есть владение землей со стороны того, кто имеет капитал и лучше всего приспособляется к рынку. Кому бы ни принадлежала земля в собственность, старому ли помещику, государству или надельному крестьянину, – все равно земле не миновать руки хозяина, который всегда сможет арендовать ее. Аренда растет во всех капиталистических странах при самых различных формах землевладения. Никакие запрещения не в силах помешать капиталисту, хозяину с капиталом и с знанием рынка, прибрать себе к рукам землю, раз рынок господствует над всем общественным производством, т. е. раз это производство остается капиталистическим.

Мало того. Аренда земли даже удобнее для чистого капитализма, для самого полного, свободного, «идеального» приспособления к рынку, чем собственность на землю. Почему? Потому, что частная собственность на землю затрудняет ее переход из рук в руки, тормозит приспособление землепользования к условиям рынка, закрепляет землю в руках данной семьи или лица и его наследников, хотя бы то были плохие хозяева. Аренда – более гибкая форма, при которой приспособление землепользования к рынку происходит всего проще, всего легче, всего быстрее.

Поэтому, между прочим, Англия и представляет из себя не исключение из других капиталистических стран, а наиболее совершенное, с точки зрения капитализма, аграрное устройство, как и указывал Маркс в своей критике Родбертуса{131}131
  См. К. Маркс. «Теории прибавочной стоимости (IV том «Капитала»)», ч. II, 1957, стр. 229–232. Эти положения Маркса изложены и разъяснены Лениным в работе «Аграрный вопрос в России к концу XIX века» (см. Сочинения, 5 изд., том 17, стр. 57–137).


[Закрыть]. А в чем состоит аграрное устройство Англии? Старое землевладение, лендлордизм, при новой, свободной, чисто капиталистической аренде.

А если б этот лендлордизм существовал без лендлордов, т. е. если б земля была собственностью не лендлордов, а государства? Это было бы еще более совершенное, с точки зрения капитализма, аграрное устройство, с еще большей свободой приспособления землепользования к рынку, с еще большей легкостью мобилизации земли, как объекта хозяйства, с еще большей свободой, широтой, ясностью и определенностью классовой борьбы, свойственной всякому капиталистическому землевладению.

И вот, чем больше отстала данная страна от мирового капитализма, чем усиленнее приходится ей догонять соседей, чем больше «запустила» она свою «болезнь», болезнь средневекового землевладения и кабального мелкого хозяйства, чем настоятельнее необходима для данной страны коренная ломка всех ее отношений землевладения, всего ее аграрного быта, – тем естественнее будет возникновение и широкое распространение в такой стране среди земледельческого населения всевозможных идей и планов национализации земли.

И пятый год и обе первые Думы с несомненностью доказали, – а третья Дума косвенно, чрез посредство своих «крестьянских» (через помещичье сито просеянных) депутатов подтвердила, – что среди русского земледельческого населения чрезвычайно широко распространены всевозможные идеи и планы национализации земли. Прежде чем одобрять или порицать эти идеи, следует задать себе вопрос, почему они получили широкое распространение, какая хозяйственная необходимость их вызвала?

Недостаточно критиковать эти идеи с точки зрения их внутренней цельности, стройности или теоретической их правильности. Необходимо критиковать их с точки зрения той хозяйственной необходимости, которая получила в этих идеях свое отражение, как бы «капризно», неправильно, «криво» ни было иногда это отражение.

Хозяйственная необходимость, породившая идеи национализации земли в русском крестьянстве в начале XX века, есть необходимость крутой ломки старого землевладения. Идеи «уравнительного распределения» всей земли – есть идеи равенства, необходимо порождаемые борьбой с остатками крепостничества и переносимые на землю неизбежно при таком положении вещей, когда у 30 000 «последышей-крепостников» 70 млн. десятин, а у 10 000 000 закабаленных крестьян 75 млн. десятин.

В переходе первых земель в разряд вторых или, вернее, в руки владельцев вторых нет ничего утопического. Утопично лишь мечтание о равенстве между хозяевами на земле при господстве рынка, утопично мечтание о «праве на землю» всех «граждан и гражданок» (в том числе бесхозяйных) при капитализме. Но утопичность этих идей не должна позволить нам забыть самую доподлинную, живую реальность того, что под ними на деле кроется.

В уничтожении всех средневековых различий землевладения – помещичьего, надельного и т. д. – нет ничего утопического. В разрыве с старыми отношениями по земле нет ничего утопического. Напротив, именно развитие капитализма самым настоятельным образом требует такого разрыва. Ни «уравнительного распределения» земли, ни «социализации» ее при капитализме быть не может. Это – утопия.

Национализация земли при капитализме экономически вполне возможна, и ее реальное значение во всяком случае, т. е. как бы она ни была произведена, кем, при каких условиях, прочно и надолго или непрочно и на короткое время, – во всяком случае ее реальное значение состояло бы в максимальном устранении всего средневекового в русском землевладении и в русском аграрном быте, в наиболее свободном приспособлении нового землепользования и землевладения к новым условиям мирового рынка.

Представим себе на минуту осуществление плана левых народников в форме хотя бы раздела всех земель поровну между всеми гражданами и гражданками. Такой раздел при капитализме есть величайшая нелепость. Он не удержался бы, не мог бы удержаться при капитализме и на год. Но значит ли это, что его результаты были бы нулем или минусом?

Нисколько! Его результаты были бы громадным плюсом – совсем не тем плюсом, которого ждут левые народники, но реальнейшим плюсом. Этот плюс состоял бы в том, что какие бы то ни было различия между теперешними сословными и разрядными формами землевладения были бы сломаны. Это был бы громадный выигрыш для всего народного хозяйства, для капитализма, для пролетариата, ибо нет ничего более вредного для развития России, как наше старое, современное, землевладение. И помещичье и надельное – насквозь крепостнические формы землевладения.

Их уравнительный передел не удержался бы, но возврат к старому был бы невозможен! Межи, раз сломанные, не воскресила бы никакая «реставрация». Никакая политическая сила в мире не могла бы помешать установлению таких новых меж, граней, форм землепользования, которые соответствуют новым требованиям рынка.

«Разгородить землю» – говорил один левый народник, помнится, во II Думе. Он воображал, что от этого выйдет «уравнительное землепользование». Он ошибался. Но его устами – такова ирония истории! – говорил наиболее последовательный и бесстрашный, радикальный буржуа, который чувствует нелепость старых, средневековых «перегородок» нашего «надельного», «дворянского», «церковного» и пр. и пр. землевладения, чувствуя необходимость все эти перегородки сломать для нового распределения земли. Это будет только не «по душам», как мечтает народник, а по капиталу, как заставит рынок.

Созидательные планы народников – утопия. Но в их созидательных планах есть элемент разрушительный по отношению к средневековью. А этот элемент совсем не утопия. Это – самая живая реальность. Это – самая последовательная и прогрессивная реальность с точки зрения капитализма и пролетариата.