Текст книги "Тайный посол. Том 1"

– Держись, Стоян! Иду!

Он подоспел вовремя: над молодым гайдуком засверкали янычарские сабли. Драгомир сбил одного с ног. Другой попятился. Подбодренный помощью, Стоян насел на него и прикончил точным ударом сабли.

Но силы были слишком неравны. Пали последние защитники гайдуцкого стана, которые отстаивали сооруженный наскоро завал. Один лишь Павелчо, залитый кровью, с отсеченной рукой, кое-как еще отбивался.

– Арканьте их! Берите живьем! – приказал Сафар-бей.

Павелчо сбили с ног, схватили. Над Анкой, Стояном и Драгомиром прошуршали тонкие длинные арканы с натертыми салом петлями. Анка успела перерубить один, но другой обвил ее тело, и женщина упала.

Стоян с Драгомиром не давали себя заарканить. Стали спиной к спине и саблями рубили веревки. Видя, что Анке помочь невозможно, они начали постепенно отходить к воротам. Гурьба янычар преследовала их.

Вдруг за стенами послышались крики, топот ног… Подмога! Гайдуки удвоили усилия. Стоян, развернувшись лицом к воротам, сделал быстрый выпад, прорвал кольцо врагов, метнулся под арку и эфесом сабли выбил засов. Под натиском многих тел ворота распахнулись. Во двор влетели десятка два гайдуков во главе с воеводой.

То, что они увидели, потрясло, ошеломило всех. Вокруг – одни янычары. Слышно лишь многоголосое «алла». Первую минуту даже воевода растерялся, побледнел. Отбить стан почти невозможно. Но где же Анка? Что с нею?..

Словно отвечая на его мысли, Стоян крикнул:

– Она там! Жива! Ее схватили! – И тут же покачнулся: стрела впилась ему в плечо. – Ничего, это пройдет… – прошептал. – Спасайте майку Анку!

Эти слова вывели воеводу из оцепенения. Он быстро окинул взором поле боя: враг, удивленный появлением свежих сил гайдуков, перестраивал ряды. Воевода правой рукой выхватил саблю, а левой – пистолет и ринулся вперед. За ним помчались все гайдуки…

Бой закипел с новой силой. Хотя гайдуков было значительно меньше, в тесном дворе они бились почти один на один с врагом. Только на место упавшего янычара тут же становился другой, а место убитого или тяжело раненного гайдука (легко раненные продолжали сражаться) занять уже было некому. Повстанцы удваивали, утраивали усилия, стараясь заменить тех, кто погиб.

Сражаясь с каким-то янычаром, воевода вдруг увидел жену. У входа в дом два аскера заламывали ей руки за спину, а третий связывал их веревкой. Одежда порвана, черные, пышные, с проблесками седины волосы рассыпались по плечам.

– Анка-а!..

Женщина встрепенулась. Отчаянный крик вырвался из ее груди:

– Младен!

Ей зажали рот, потащили за угол дома.

Воевода разрядил пистолет в грудь ближайшего янычара, хотя берег пулю на крайний случай, и, перепрыгнув через труп, ринулся следом. Это было опрометчиво, тем более что за ним сумел проскочить лишь Стоян, едва успевший перевязать рану. Другие же гайдуки остались за строем янычар, сразу сомкнувших разорванный ряд.

Услышав крик Анки, Сафар-бей понял, что это сам воевода. Зловещая улыбка исказила его красивые губы.

– А-а, попался, горный беркут! – воскликнул с ненавистью. – Теперь не вырвешься! – Он спрыгнул с бревна, на котором стоял, управляя боем, резким окриком подозвал к себе десяток янычаров. – Видите того гайдука в черном чепкене? Это воевода Младен!.. Заходите ему в тыл.

Сафар-бей преградил дорогу воеводе и скрестил с ним сабли. Звякнул металл о металл. У воеводы крепко сжаты губы, бледное лицо покрыто потом. Сафар-бей зловеще скалит ровные зубы. Он видит, как янычары с тыла обходят воеводу и его раненого напарника, потому не торопится нападать, а постепенно отступает, заманивая противника в глубину двора.

Воевода понял, что перед ним не простой янычар.

– Молись Аллаху! Сейчас ты встретишься с ним, ага…

– Сафар-бей, если тебе угодно знать мое имя, гайдуцкая собака! – криво усмехаясь и уклоняясь от выпада воеводы, злобно бросил Сафар-бей.

– А-а, Сафар-бей! Палач болгарских мужчин, женщин и детей! Что ж, тем больше у меня оснований отправить тебя к праотцам!

Воевода сразу словно окреп. Его удары приобрели могучую силу и ловкость. Сафар-бей перестал улыбаться, еле сдерживая стремительный натиск противника. Балканский шайтан! Нелегко будет взять его живым. А жаль! Как бы возросла слава Сафар-бея, если бы удалось заковать этого гяура в кандалы и на цепи провести через всю Болгарию до самой столицы!..

Но прикончить воеводу оказалось не так-то просто. После его точных и быстрых ударов у Сафар-бея была разодрана одежда, а из левой руки сочилась кровь. С тыла воеводу защищал Стоян.

Тем временем шум боя начал стихать. Погибли один за другим все гайдуки, прибывшие с воеводой. Янычары вытирали окровавленное оружие, перевязывали раны и… с интересом наблюдали за поединком своего главаря с гайдуцким воеводой.

Сафар-бей закусил губу. Уж этого он никак не ожидал. Вместо того чтобы сразу схватить вожака гяуров, эти трусливые шакалы решили потешиться необычным зрелищем! «Ну погодите же! Только бы Аллах помог мне вырвать победу, я воздам вам сторицей, негодяи!»

Он отступал все дальше к окровавленному и заваленному трупами заслону. Потом внезапно сделал глубокий выпад. Воевода вынужден был податься назад и уперся в спину Стояна. Против молодого гайдука сражался тоже лишь один янычар.

– Стоян, слушай внимательно, – повернув набок голову, тихо проговорил Младен. – Сейчас мы отступим к воротам… Ты у нас лучший бегун. Попробуй добраться до наших… Передай мой приказ: всем выйти из боя и разойтись по горам и лесам. Надо спасать людей!

– Хорошо, – шепнул Стоян и потеснил противника.

С боем, сопровождаемые толпой янычаров, дошли они до арки, и Стоян, ударом снизу выбив саблю у противника, шмыгнул в ворота. Янычары не сразу догадались, что гайдук убегает, потому никто не погнался за ним. Когда же опомнились, было поздно. Несколько лучников выпустили стрелы, но Стоян прыгнул с обрыва в кусты и исчез.

Подбодренный успехом молодого гайдука, воевода решительнее пошел в наступление. Понимал, что обречен на смерть, и желал лишь одного – убить Сафар-бея!

Сафар-бей тоже дрался, как приговоренный. Гордость не позволяла ему просить помощи у своих подчиненных. Незначительная на вид рана сильно кровоточила и причиняла большие страдания. Смертельная бледность свидетельствовала о неимоверном напряжении всех сил.

Бюлюк-паша чувствовал: стоит ему споткнуться – и он погибнет. У него не хватит сил увернуться от сабли проклятого гяура.

Это состояние своего начальника заметил хитрый и вездесущий Карамлык. С криком «Он убьет его!» янычар раскрутил над головой аркан, накинул на шею воеводы и резко потянул на себя.

Воевода упал. Карамлык прыгнул вперед и наступил на саблю воеводы, чтобы он не перерубил аркан.

Ослепленный ненавистью и пережитым страхом, Сафар-бей ринулся вперед с поднятым клинком, чтобы поразить поверженного врага.

Но сквозь шум, стоны раненых и выкрики янычаров до него вдруг донесся от ворот короткий окрик:

– Ненко!

4

Сафар-бей замер, изумленно повел глазами. Янычары, решив, что поединок закончен, накинулись на воеводу и начали вязать ему руки. Карамлык подошел к Сафар-бею и с простодушным видом, плохо скрывавшим его хитрость, сказал:

– Извини меня, ага, что я вмешался в поединок. Мне показалось, ты вот-вот прикончишь воеводу. А я помню твой приказ – взять его живым…

– Хорошо, Карамлык. Благодарю, – ответил Сафар-бей и отвернулся, занятый совсем другой мыслью.

Кто остановил его? Кто выкрикнул это странное таинственное слово «Ненко», которое преследует его повсюду? Он оглянулся.

От ворот спешил янычар. Что-то очень знакомое показалось Сафар-бею в его лице и походке. Ба! Да это же польский купец!.. То есть – казак… Нет, невольник… Тьфу!.. Впрочем, одному Аллаху известно, кто он на самом деле! Может, сам шайтан в образе человека?

– Ты? – кинулся ему навстречу Сафар-бей, еще не веря своим глазам.

– Я. Слава Богу, успел! – произнес Арсен Звенигора, вытирая рукой пот с лица.

– Что все это значит? Как ты здесь очутился?

– Об этом потом. Я видел, ты взял в плен воеводу Младена. Ради всего святого, ради самого себя сохрани ему жизнь, не разрешай издеваться над ним, пока я не поговорю с тобою. – И добавил тише: – наедине…

Сафар-бей как-то странно посмотрел на казака и распорядился отвести воеводу и его жену в дом, держать под стражей.

То ли от потери крови, то ли от неожиданной встречи с недавним невольником, знающим тайну его прошлого, он еще больше побледнел и казался очень взволнованным. Черные глаза поблекли, стали мутными.

Но никто из подчиненных не заметил, как изменилось лицо бюлюк-паши.

Отдав приказание перевязать раненых и отправляться на помощь отряду Гамида, Сафар-бей подозвал Карамлыка.

– Видишь этого янычара? – указал взглядом на Арсена.

– Да, ага.

– Не спускай с него глаз!

– Слушаюсь, ага.

Сафар-бей подошел к Арсену, взял под руку и направился к дому. Карамлык двигался за ними, следя за каждым движением незнакомца.

В полутемном помещении уже рыскали янычары, заглядывали во все углы, – искали, чем бы поживиться.

– Вон отсюда! – напустился на них Сафар-бей. – В ущелье до сих пор продолжается бой, а вы, бездельники, шарите здесь… Марш быстро туда!

Янычары вмиг исчезли, будто их ветром сдуло. Остались только два караульных возле пленных.

Хмурым взглядом обвел Сафар-бей небольшую комнату. Пусто и неприветливо. Над головой – серый каменный свод. На полу и на стенах – шкуры диких зверей, узкие окна-бойницы. Вдоль стен – тяжелые деревянные скамьи. Посреди комнаты – такой же грубый, потемневший от времени еловый стол. Напротив и справа – двери в боковые комнаты.

Смутные воспоминания всплывали в памяти аги. Радость – наконец-то захватил гайдуцкое гнездо, много лет не дававшее покоя туркам, – уступила место глухой тревоге. Неужели он был в этой хижине? Почему ему кажется, что он уже видел эти шкуры под ногами и эти широкие скамьи вдоль стен?.. Бред это или сон? Нет, не сон! Он все же бывал здесь! Только никак не припомнит – когда?!

Сафар-бей в смятении провел рукой по глазам. Арсен внимательно наблюдал за ним. Что происходит сейчас в его душе? Может, далекие воспоминания детства все же возродились в его памяти?

А Сафар-бей и вправду напрягал память. Он как будто вспоминает, что за той дверью, которая прямо перед ним, должна быть комната с одним высоким стрельчатым оконцем. Стены ее также завешаны шкурами и оружием. А из нее есть еще дверь в другую, меньшую комнату… «О Аллах, неужели я в чем-то провинился перед тобой, что ты хочешь помрачить мой разум? – прошептал Сафар-бей, открывая темную дубовую дверь.

Действительно, в комнате было высокое стрельчатое окно. На стенах висят шкуры медведей, диких баранов и пятнистого барса. Справа – дверь в соседнюю комнату… Сафар-бей заглянул и туда. Сразу за дверью – широкая деревянная кровать, покрытая цветастым шерстяным одеялом, над ней – рога горного оленя… Он растерянно взглянул на Арсена, неотступно следовавшего за ним. Заметив за его плечами Карамлыка, нахмурился еще больше:

– Прочь отсюда! Нечего тебе здесь делать!..

Удивленный и обиженный Карамлык пожал плечами и закрыл за собой дверь.

– Почему ты назвал меня Ненко? – без всякого предисловия, словно продолжая прерванный в подземелье разговор, спросил Сафар-бей.

– Об этом узнаешь, ага, через несколько минут, если позволишь… В присутствии воеводы и его жены!..

– Тогда пошли к ним.

Они вернулись назад. Карамлык, насупившись, стоял у стола, поблескивая широко посаженными круглыми глазами. Часовые возле боковой двери вытянулись. Сафар-бей молча прошел мимо них, но, будто предчувствуя, что сейчас может произойти что-то такое, когда лишние свидетели нежелательны, приказал янычарам выйти во двор.

Только после этого порывисто открыл дверь.

Это была довольно большая комната – наверное, спальня. Воевода и Анка – связанные – сидели на кровати. Анка, закрыв глаза, склонила голову на плечо мужа. Увидев Сафар-бея и янычара, они выпрямились, но позы не изменили. Глаза их, полные ненависти и презрения, говорили о том, что ни пытки, ни смерть не испугают их.

Арсен плотно прикрыл дверь и стал рядом с Сафар-беем, насупленным и молчаливым.

Младен скользнул уничтожающим взглядом по их лицам и вскочил на ноги. В его глазах промелькнули удивление, затем тревога и ярость.

– Арсен?! Ты?.. С Сафар-беем? Предатель! – воскликнул с гневом. – Теперь ясно, кто помог янычарам проникнуть сюда! О Боже, зачем ты лишил меня разума? Почему не помог разгадать в этом человеке гадюку? Я оторвал бы ядовитое жало вместе с головой подлого изменника!..

– Успокойся, воевода, – промолвил казак, вынимая ятаган и разрезая веревки на руках пленников. – Я не изменник и не помогал янычарам захватывать гайдуцкий стан. Просто я немного запоздал выполнить обещанное. Но все же я выполнил… Ага, покажи правую руку! – обратился он к Сафар-бею. – Прошу, закатай рукав!

Сафар-бей побледнел еще больше. Неимоверная догадка тупо ударила в сердце. Он молча закатал рукав, протянул вперед руку, обезображенную длинными узкими шрамами.

И Младен, и Анка, едва успев взглянуть на его руку, в один голос воскликнули:

– Ненко!..

Теперь сомнений не было. Родители сами признали в Сафар-бее своего давно пропавшего сына. Арсен отступил в глубину комнаты. Он сделал все, что мог.

– Сын! – Анка вскочила, хотела закричать, но из груди вырвался лишь хриплый стон: – Сынок!.. Ненко! Как же это?.. Боже… Ты… Сафар-бей?!.

Она покачнулась, теряя сознание. Сафар-бей подхватил ее и подвел к кровати. Младен бросился на помощь. Руки отца и сына соприкоснулись… Арсен стиснул зубы.

Тяжело было смотреть на этих двух людей, которые полчаса назад рубились насмерть, а теперь склонились над той, которая одному дала жизнь, а второму долгие годы была верным другом.

Арсен не помнил, когда плакал. А теперь чувствовал, как дыхание перехватил удушливый ком, а глаза подернулись туманом. Он отвернулся и отошел в угол.

Но Анка была женой воеводы и не зря делила с ним тяготы суровой жизни. Она вскоре пришла в себя. Отец и сын взглянули друг на друга, одновременно опустили глаза и отступили на шаг от кровати.

– Младен, он ранен! – воскликнула Анка, заметив, что из левой руки Сафар-бея капает кровь. – Подай полотно!

Младен достал из сундука небольшой сверток выбеленного тонкого полотна, передал Анке. Арсен протянул ей ятаган. Женщина ловко отрезала кусок полотна, закатала рукав повыше и перевязала рану.

Все молчали. Были так ошеломлены, что не находили слов. Нужно было некоторое время, чтобы опомниться, осмыслить, что же, собственно, произошло, привести хотя бы в какой-нибудь порядок взбудораженные мысли и чувства.

Арсен решил открыть все карты сразу. Ведь они еще ничего не знают о Златке. Младен и Анка, потрясенные невероятной встречей, забыли даже спросить о дочке. А Сафар-бей вообще не знает, что у него есть сестра.

– Вы должны знать еще и то, – выступил вперед Арсен, – что нашлась и Златка…

Младен и Анка встрепенулись.

– О небо, что за день сегодня! – воскликнул Младен. – Где она?

– Драган повез ее и Якуба в хижину кмета Петкова… Там они будут в безопасности.

– Спасибо, друг! Прости, что я плохо подумал о тебе… Так переплелось все сегодня – и горе и радость… С ума сойти можно! – растроганно произнес Младен.

– И надо еще сказать, ага.... – обратился Арсен к Сафар-бею, медленно приходившему в себя. – Златка – это Адике. Твоя сестра.

Сафар-бей подскочил как ужаленный:

– Что-о?.. Ты шутишь!

– Это правда! Адике – твоя сестра… Об этом хорошо известно Гамиду.

– Гамиду? А он тут при чем?

– Это он разлучил вас с родителями. Выкрал маленькими и вывез в Турцию. Тебя поместил на воспитание в янычарский корпус аджем-огланов[108]108
  Адже́м-огла́ны (тур.) – мальчики христиан, из которых в специальных школах воспитывали янычар.


[Закрыть], а Златку завез к себе в Аксу… Разве ты не припоминаешь этих комнат, где провел раннее детство? Оглянись вокруг – здесь ты родился и рос вместе со Златкой…

– Значит… ты выкрал и Адике? А кто же такой Якуб?

– Я не выкрал, а освободил Златку… А Якуб… Это долгая история. Сейчас не время, да и не мне ее рассказывать.

Сафар-бей тяжело опустился на скамью, обхватил голову руками и бессмысленно уставился взглядом в угол.

– Рассказывайте! – простонал он, не глядя ни на кого и не меняя позы. – Хочу все знать: кто я, почему все так случилось со мной…

Воевода переглянулся с женой, как бы договариваясь, кто будет говорить, нерешительно кашлянул. Было заметно, что встреча с сыном больше взволновала его и потрясла, чем обрадовала. Не такой представлял ее себе старый воевода, ох не такой!.. И не мог до сих пор полностью осознать страшную истину, что Сафар-бей, злейший враг гайдуков – его сын… Не укладывалось в голове! Не верилось! Но сомнений не могло быть. Эти знакомые шрамы на руке… А глаза! Это же глаза его Анки… А крутой высокий лоб и нос с горбинкой – это от него, от отца!.. Нет сомнений – сын. Все их, родное… Одно чужое – сердце…

Воевода тяжело вздохнул и начал рассказывать. Издалека. С того дня, когда Ненко появился на свет…

Сафар-бей не перебивал, не переспрашивал. Сидел молча, опустив голову. И трудно было понять, какие мысли бороздят его душу. Когда же услышал о коварной двойной измене Гамида, о краже детей воеводы, еще ниже опустил плечи, а руками впился в края скамьи.

– Теперь мне все понятно… – сказал глухо, с болью. – Но хватит воспоминаний. Я слышу, сюда идут. Это, пожалуй, посланец Гамида… Что же мне с вами делать?..

За дверью послышался шум голосов: «Где бюлюк-паша? Где Сафар-бей?»

Арсен распахнул дверь. В зале толпились янычары. Увидев агу, они поклонились, радостно загалдели:

– Слава Аллаху, победа! Нас прислал Гамид-бей!

– Взяли в плен несколько десятков гайдуков!

– Многих порубили!

Сафар-бей поднял руку. Шум стих.

– А где же сам Гамид-бей?

– Он не может прибыть. Ранен. Его повезли в Сливен…

– Гм… – Сафар-бей задумался. – Хорошо. Идите!.. Хотя нет, подождите! Возьмите этого гайдука в янычарской одежде! – Он указал на Арсена. – Но осторожно: он вооружен.

Янычары мгновенно окружили казака, схватили за руки.

– Сафар-бей, это же подло! – возмутился пораженный Арсен. Тот ему не ответил.

– Отведите его к пленным. Усильте охрану. Я скоро приду…

Арсена увели. Сафар-бей остался наедине с родителями. Анка с Младеном удрученно молчали.

– Ну вот, – произнес тихо, – мы одни и можем говорить откровенно… Очевидно, можно поверить, что я ваш сын! Но должен вас разочаровать: особой радости я от этого не испытываю… Всю жизнь я разыскивал родных, хотел встретиться с ними. Но, видимо, я очень прогневил Аллаха, если он так посмеялся надо мной! Разве это не злая насмешка – мне оказаться сыном гайдуцкого воеводы?

– Ненко! – воскликнул Младен. – Опомнись! Гайдуки – такие же воины, как и ты, только они борются за свободу своего народа, а ты угнетаешь его! Это не твоя вина, конечно! Тебя насильно отуречили, сделали янычаром…

– Я благодарен за это Аллаху, – надменно перебил его Сафар-бей. – И горжусь тем, что я янычарский чорбаджия! Такая честь выпадает не каждому!

Воевода умолк и горестно покачал головой. Бледная, как полотно, Анка протянула к сыну руки:

– Ненко! Сынок! Неужели мы еще раз потеряем тебя?

– Лучше б вы меня не находили!..

Эти слова хлестнули мать, как хлыст. Руки опустились, она сразу сжалась, поникла. В глазах заблестели слезы.

– Изверг!.. – Тихое слово упало, как глыба.

Сафар-бей встрепенулся:

– Нет, я не изверг! И докажу это тем, что сохраню вам жизнь. Хотя мне это наверняка дорого обойдется… Есть отсюда выход?

Отец и мать молчали.

– Должен быть. В таких местах всегда строят потайной ход на случай осады.

– Мы выйдем отсюда только вместе с казаком Звенигорой, – сказал воевода.

– Он не выйдет вместе с вами! – решительно ответил Сафар-бей. – Он мне нужен. Но я обещаю сохранить жизнь и ему! Где ход?

Воевода отодвинул кровать, поднял за кольцо деревянную ляду. Внизу зиял черный лаз. Сафар-бей криво усмехнулся:

– Уходите скорее!

Анка спустилась первой. За ней последовал Младен. Уже стоя на ступенях, так, что над полом виднелась только его голова, он взглянул на Сафар-бея затуманенным от слез взглядом, приподнялся, обнял колени сына и прижался к ним щекой:

– Прости меня, сынок, что не уберег тебя и Златку! Я сам виноват, что потерял вас. Сам… Потому что не разгадал коварного замысла собаки Гамида… Прощай!

И быстро исчез в темноте.

Сафар-бей долго стоял над лазом. Потом молча нагнулся, опустил ляду и подвинул на место кровать. С болезненным стоном, похожим на рыдание, опустился на нее и склонил голову на спинку.

«О Аллах… – простонал глухо. – За что ты покарал меня сегодня? Зачем разбил мое сердце и поселил в нем змею сомнений, боли и терзаний?.. Чем провинился я пред тобою, о Всемогущий, что ты лишил меня совести и душевного покоя?.. Я чувствую, как адский огонь пожирает мою душу, испепеляя все внутри!.. Аллах экбер, пытаясь остаться твердым и холодным, как камень, я оттолкнул от себя людей, которые хотели принять меня в свои сердца… Прости меня, о Аллах, – все это я делаю во имя твоего могущества и твоей славы!.. Я – твой раб, я – твой сын! Научи, как стать мудрым, и защити от коварных посягательств шайтана на мою душу!..»

Он бился головой о твердую спинку тисовой кровати, возносил к небу руки и горячо шептал слова молитв и проклятий. А в его возбужденной, обескураженной и встревоженной душе бурлили неведомые до сих пор чувства и мысли…

Он вспоминал, как глухими, темными ночами думал о том, что и у него, одинокого, безродного янычара, где-то, возможно, есть мать, отец, родина, что, может, когда-нибудь встретит их…

И вот он встретил их… Но радости от этой встречи нет. Только боль и мука!.. Ну разве мог он вот так, сразу, склониться сердцем к тем, кого долгие годы считал своими злейшими врагами?

А Гамид?..

Он содрогнулся, вспомнив жирного спахию, которого всю жизнь, сколько помнил себя, считал старшим другом и наставником, почти родным… «О Гамид! – воскликнул он зло. – Ты не человек, а гадина! Шайтан! С тобой у меня еще будет крутой разговор!.. У-у…»

Мысль об Адике будто ятаганом пронзила его сердце. Он понимал, что, потеряв ее как любимую, нашел как сестру, но не знал, радоваться ли этому. Все перемешалось в его воспаленном воображении. «Адике… Златка… Сестра… О Аллах! Спасибо тебе хотя бы за то, что не допустил взять в жены свою сестру!..»

Вспомнил, что служба в ени чери – новом войске, иначе, янычарском корпусе – не принесла ему ни счастья, ни богатства, а только мрачную славу жестокого убийцы…

«Но я же все делал для прославления и укрепления власти солнцеликого султана, – оправдывался перед самим собой. – Во имя пророка! Во имя могущества Османской империи… А может, и здесь меня обманули, о Аллах?»

Подумал и о Звенигоре…

Какая прихоть судьбы свела его с этим невольником? Если бы не он, все, может, сложилось бы по-иному…

По-иному?

Но как? Убил бы воеводу, а жену его, свою мать, отдал бы бейлер-бею на истязания? И женился бы на Златке…

Его передернуло. Нет, хорошо, что Аллах не допустил всего этого!.. И тут же подумал: правильно ли поступил, задержав казака-уруса? Это был минутный порыв – свести Гамида с его прежним невольником. Посмотреть, как будет выкручиваться, оправдываться Гамид. И что скажет, когда увидит своего прежнего раба в роли свидетеля на справедливом суде над собой? А может, лучше было бы отпустить казака?.. Да, надо отпустить! С Гамидом он и сам поговорит, без свидетелей!

Разные мысли теснились в голове Сафар-бея, обгоняя друг друга. Но ни одна не приносила облегчения, а только боль, душевные муки… Одно знал твердо: никогда он не сможет признать родными Младена и Анку! Нет, нет!.. Это было бы ужасно!.. Пропало бы все, во что он верил и за что боролся… Разумом принимал, как безусловную истину, – доказательства все налицо, – а сердцем не мог принять. Не мог примириться с тем, что он, Сафар-бей, – сын гяура Младена, вожака презренных гайдуков!

Сафар-бей в исступлении поднял руку и сильно ударил ею по кровати. С раны сползла повязка, хлынула кровь. В глазах поплыли желтые круги, покачнулись стены, и он, теряя сознание, безвольно свалился на пол.