Текст книги "Московские слова, словечки и крылатые выражения"

«К неоконченному роману «Евгений Онегин», соч. А. Пушкина, продолжение и окончание…»

Герои великих произведений литературы, придя на страницы книг из преходящего и уже никогда в будущем неповторимого отрезка жизни человеческого общества, затем снова возвращаются к людям, обретя если не бессмертие, то, во всяком случае, мафусаилов век, и становятся современниками новых и новых поколений.

Причем литературные герои порой обретают такую реальность существования, что оказывают влияние на жизнь людей. К ним апеллируют как к авторитетам, обстоятельства их биографий, черты характера обсуждаются с горячей заинтересованностью. И у многих, естественно, возникает желание вмешаться в судьбу литературных современников, что-то им посоветовать, поправить их, как люди любят это делать в отношении своих знакомых, родственников и соседей.

На научной основе учат литературных героев жить критики и литературоведы.

Те, кто обладает творческой жилкой, подходят к вопросу творчески: они пишут продолжения и переработки популярного произведения.

Эти продолжения и переработки, как ничто другое, наглядно обрисовывают облик эпохи, в которую они пишутся, и авторов, которые их пишут. В этих продолжениях и переработках отражаются социальные изменения, произошедшие в обществе, эволюция моральных принципов. Новая трактовка образа при одновременном существовании и старой дает уникальную (и единственную до изобретения «машины времени») возможность

 
…посравнить да посмотреть
Век нынешний и век минувший.
 

Герои «Евгения Онегина» – романа в стихах А.С. Пушкина, – начиная с 1825 года, когда была издана его первая глава, вошли в русскую жизнь и стали таким существенным ее элементом, что сейчас русский национальный характер без них просто невозможно представить.

За полтора века имена героев «Евгения Онегина» не раз использовались в сочинениях других авторов: были тут и спекулятивные подделки (найдена, мол, новая рукопись Пушкина!), и подражания, и пародии, и – традиционный прием юмористов и сатириков – перенесение персонажей из далеких времен в настоящий момент:

 
В трамвай садится наш Евгений,
Наивный, милый человек!
Не знал таких передвижений
Его непросвещенный век.
Судьба Евгения хранила:
Ему лишь ногу отдавило
И только раз, толкнув в живот,
Ему сказали: «Идиот!»
 

Подделки, пародии и сатиры интересны как курьезы и анекдоты. Но здесь речь не о них, не об использовании «Евгения Онегина» для разного рода спекуляций, а о влиянии созданных пушкинским гением художественных образов на жизнь общества, о живом восприятии разными поколениями образов Татьяны, Онегина, Ленского, о судьбе литературного героя в потоке времени.

* * *

В 1890 году в Москве, в типографии Л. и А. Снегиревых (Остоженка, Савеловский переулок, собственный дом), была напечатана книга: «К неоконченному роману «Евгений Онегин» соч. А. Пушкина продолжение и окончание соч. А. Разоренова».

Под названием на титульном листе стоят два эпиграфа:

 
Блажен, кто про себя таил
Души высокие созданья
И от людей, как от могил,
Не ждал за чувство воздаянья.
 

А. Пушкин

 
Но тот блаженней много крат,
Кто чувством с ближними делился,
На суд их правый не сердился
И не желал от них наград.
 

А. Разоренов

К тому времени, когда вышло «Продолжение и окончание «Евгения Онегина», его автор, Алексей Ермилович Разоренов, был уже семидесятилетним стариком; более полувека он писал стихи и печатался в различных периодических изданиях и коллективных сборниках, а вот отдельной книгой его сочинения никогда не издавались. «Продолжение и окончание» – его первая книга – так и осталась единственной, что также выглядит достаточно символично.

Разоренов принадлежал к славной плеяде старшего поколения так называемых «писателей из народа», «писателей-самоучек». Он родился в 1819 году в сельце Малое Уварово Коломенского уезда Московской губернии в крестьянской семье. О достатке семьи весьма красноречиво говорит семейное прозвище – Разореновы…

В юности Разоренов ушел из родного села в поисках заработка. Судьба привела его в Казань. Было это в 1850-х годах. Там он сначала торговал на базаре калачами, затем устроился статистом в театр. Служа в театре, Разоренов начал сочинять стихи. Эти стихи, в духе народных песен, нравились знакомым, и в театре его прозвали сочинителем.

Однажды в Казанском театре гастролировала известная водевильная актриса Надежда Васильевна Самойлова. Для бенефиса она выбрала французскую сентиментальную пьесу «Материнское благословение, или Бедность и честь», в которой должна была петь.

Но французские куплеты ей не нравились, и она захотела их заменить русской песней, причем не общеизвестной, а новой.

Кто-то сказал ей, что в театре имеется свой сочинитель, который как раз сочиняет песни. Актриса объяснила Разоренову, какого характера песня ей нужна для этого водевиля, и на следующий день Разоренов принес ей стихи.

Стихи понравились, песня в бенефисе была исполнена и имела огромный успех.

Это была популярная и в наши дни песня «Не брани меня, родная». Сейчас ее поют, как это обычно и случается со стихами, ставшими народной песней, в различных переработках, поэтому привожу ее настоящий, разореновский текст. Его напечатал в своих воспоминаниях И.А. Белоусов, записавший песню от самого Алексея Ермиловича Разоренова.

 
Не брани меня, родная,
Что я так люблю его.
Скучно, скучно, дорогая,
Жить одной мне без него.
 
 
Я не знаю, что такое
Вдруг случилося со мной,
Что так бьется ретивое
И терзается тоской?..
Все оно во мне изныло,
Все горю я, как огнем;
Все не мило, все постыло,
Все страдаю я по нем!..
 
 
Мне не надобны наряды
И богатства всей земли,
Кудри молодца и взгляды
Сердце бедное сожгли…
 
 
Сжалься, сжалься же, родная,
Перестань меня бранить.
Знать, судьба моя такая:
Я должна его любить!..
 

В начале 1860-х годов Разоренов перебрался в Москву и открыл небольшую («похожую на шкаф», – вспоминает один из его знакомых, писатель А.В. Круглов) овощную лавочку на задворках Тверской улицы в Палашевском переулке, рядом с Палашевскими банями.

В Москве он познакомился и подружился с Иваном Захаровичем Суриковым – к тому времени уже известным поэтом, участвовал в первом коллективном сборнике поэтов-самоучек «Рассвет», печатался в мелких газетах и журналах.

М. Горький в статье «О писателях-самоучках» приводит слова известного американского психолога и философа Вильяма Джемса, человека, по характеристике Горького, «редкой душевной красоты» и хорошо знавшего русскую литературу. «Правда ли, что в России есть поэты, вышедшие непосредственно из народа, сложившиеся вне влияния школы? – спрашивал Джемс и продолжал: – Это явление непонятно мне. Как может возникнуть стремление писать стихи у человека столь низкой культурной среды, живущего под давлением таких невыносимых социальных и политических условий? Я понимаю в России анархиста, даже разбойника, но – лирический поэт-крестьянин – это для меня загадка».

Тем не менее, несмотря на невыносимые социальные и политические условия, на низкую культурную среду, в русской литературе с конца 1860-х годов начинает складываться новое направление: литература писателей-самоучек – литераторов, принадлежавших к слоям бедняков, не имевших возможности получить образование (в «Рассвете» они представляли себя как «не получивших научным путем ни образования, ни воспитания, но саморазвившихся, самовоспитавшихся»). Для характеристики этого направления и оценки его значения для русской литературы достаточно сказать, что из него вышел Есенин.

В истории русской литературы известно немало горьких писательских судеб. Их гораздо больше, чем счастливых. Но среди писателей-самоучек не было ни одного, кто прожил бы свою жизнь легко, спокойно и в достатке. Все вокруг было против них, против их любви к литературе, против их стремления писать: их социальное положение, их бедность, ежедневный тяжелый, изнурительный труд ради куска хлеба, недостаток образования, насмешки родни, непризнание их литературного творчества критикой. Все это им было отпущено судьбой полной мерой.

Но вопреки всему они оставались литераторами, и литература – невольная причина многих их бедствий и огорчений – была единственным смыслом их жизни, их высокой самоотверженной любовью.

В.Я. Брюсов сказал о своем деде, поэте-самоучке А.Я. Бакулине: «Он заслуживает памяти по своей беззаветной преданности искусству…» «Беззаветная преданность искусству» была типичной чертой писателей-самоучек.

В воспоминаниях современников – А.В. Круглова, А.А. Коринфского, И.А. Белоусова, В.А. Гиляровского – можно найти несколько страниц, посвященных Разоренову. Они знали его уже стариком – добродушным, симпатичным и разговорчивым. «В высшей степени оригинально было видеть, – рассказывает Коринфский, – старика-лавочника в длиннополом (московском) полукафтане, декламирующего из-за прилавка целые монологи из «Гамлета», «Короля Лира», «Ляпунова», «Скопина-Шуйского» и других пьес и с чисто юношеским увлечением произносящего наизусть любимые места из «Демона», «Евгения Онегина», «Бориса Годунова» и «Громобоя». «Читал наизусть чуть ли не всего Пушкина, а «Евгения Онегина» знал всего и любил цитировать», – свидетельствует В.А. Гиляровский. И.А. Белоусов сообщает, что у Разоренова «была небольшая поэма «Сон у памятника Пушкину», которая, как и многие его произведения, осталась ненапечатанной и погибла.

Среди писателей-самоучек существовал культ Пушкина – от Сурикова до Есенина с его стихотворением «Пушкину»:

 
Мечтая о могучем даре
Того, кто русской стал судьбой,
Стою я на Тверском бульваре,
Стою и говорю с тобой.
……………………
А я стою, как пред причастьем,
И говорю в ответ тебе:
Я умер бы сейчас от счастья,
Сподобленный такой судьбе.
 

(1924 г.)

Конечно, образ Пушкина и его творчество каждый из них толковал по-своему, но все они считали Пушкина идеалом поэта и примером для себя.

А.Е. Разоренов в 1890 году написал короткую автобиографию, главное место в которой занимали размышления о собственной литературной работе: «Вся жизнь моя прошла в тяжелой борьбе за существование среди нужды, лишений, тьмы невежества и людей, умом убогих. Писательские стремления пробудились во мне очень рано, но большинству первых моих опытов не суждено было увидеть печати. Писал я много, печатал мало, и все, что было мной написано и напечатано, – все это выстраивалось прямо из души в такие минуты, когда я чувствовал непреодолимую потребность писать. Не мне быть судьей самому себе: я знаю, что в моих стихах есть много несовершенств и погрешностей, но я смело могу сказать, что пел всегда искренне и просто (как Бог на душу положит), не забывая при этом никогда тех великих заветов, которые мне удалось почерпать из великих творений великих писателей – бойцов за свет и правду. Мне теперь больше семидесяти лет, но я и теперь все еще так же бодр духом, как и в далекие дни моей молодости, к сожалению, прожитой благодаря той среде, в которой я жил, не совсем осмысленно; я и до сей поры не перестаю выбиваться из тьмы к свету и из-за прилавка своей лавочки слежу по мере возможности за тем, как растет родное слово, как зреет родная мысль на ниве народной, засеянной рукой великих сеятелей, в иную жизнь отошедших». Заканчивается автобиография девизом, которого придерживался Разоренов в своей жизни: «Лучше хоть что-нибудь делать, хоть как-нибудь стремиться к свету, чем коснеть во мраке».

Таков был поэт-самоучка Алексей Ермилович Разоренов, когда он писал «Продолжение и окончание «Евгения Онегина».

Правда, надо сказать, что вопрос о продолжении и окончании «Евгения Онегина» возник сразу же, как только была издана в 1832 году восьмая глава романа со строками, в которых поэт сообщал, что «оставляет» своего героя «навсегда», что роман окончен, но при этом недвусмысленно давал понять, что в общем-то он бросает историю незавершенной:

 
Блажен, кто праздник жизни рано
Оставил, не допив до дна
Бокала полного вина,
Кто не дочел ее романа
И вдруг умел расстаться с ним,
Как я с Онегиным моим.
 

Однако читатели, среди которых были и знакомые дамы поэта, и друзья-литераторы, требовали продолжения и окончания романа. Читательниц особенно не устраивала неопределенность развязки, они хотели бы «поправить» Пушкина и устроить судьбу Татьяны и Онегина более счастливо.

В 1833 году Пушкин, отвечая на советы друзей, пишет послание П.А. Плетневу, которому был посвящен «Евгений Онегин»:

 
Ты мне советуешь, Плетнев любезный,
Оставленный роман наш продолжать…
 

Послание Плетневу осталось недописанным, но на эту же тему – продолжения оставленного романа – Пушкин пишет две «онегинские» строфы. В них он перечисляет доводы, которые приводили ему друзья, почему следует продолжать роман.

 
В мои осенние досуги,
В те дни, как любо мне писать,
Вы мне советуете, други,
Рассказ забытый продолжать.
Вы говорите справедливо,
Что странно, даже неучтиво
Роман не конча перервать,
Отдав уже его в печать,
Что должно своего героя
Как бы то ни было женить,
По крайней мере уморить,
И лица прочие пристроя,
Отдав им дружеский поклон,
Из лабиринта вывесть вон.
Вы говорите: «Слава Богу,
Покамест твой Онегин жив,
Роман не кончен – понемногу
Иди вперед; не будь ленив.
Со славы, вняв ее призванью,
Сбирай оброк хвалой и бранью —
Рисуй и франтов городских
И милых барышень своих,
Войну и бал, дворец и хату,
Чердак, и келью, и гарем
И с нашей публики меж тем
Бери умеренную плату,
За книжку по пяти рублей —
Налог не тягостный, ей-ей».
 

В одном из черновых набросков Пушкин как будто бы соглашается продолжить роман: «Пожалуй – я бы рад…» Но среди рукописей поэта продолжения «Евгения Онегина» нет. Скорее всего, если и считать эти две «онегинские» строфы началом продолжения романа, то на них работа и остановилась.

Однако вернемся к сочинению А.Е. Разоренова.

Его книга начинается стихотворным предисловием, в котором автор объясняет свои намерения и причину, почему он написал это «Продолжение и окончание».

Сначала он обращается к А.С. Пушкину:

 
О, тень великого поэта!
Из недр неведомого света
На труд ничтожный мой взгляни —
И, если стою – побрани
За то, что к твоему творенью
Я окончанье написал
И, волю дав воображенью,
Героя в нем дорисовал.
 

Далее автор адресуется уже к читателю книги:

 
…здесь сам Пушкин виноват,
Что я являюсь к вам поэтом…
Его читая сочиненья,
Я так им очарован был,
Что я себя и все забыл.
И вдруг, в порыве увлеченья
Не много думав, сгоряча,
Я создал это вам творенье,
Что называется, – сплеча.
 

Издание же своего «творенья» он объясняет тем, что

 
…желал сердечно
Пред строгим светом показать,
Как сильно было то влиянье
Родного гения-певца
На самоучку-простеца
Без всякого образованья…
 

После предисловия идет собственно само «Продолжение и окончание» романа в стихах. Оно состоит из двадцати глав и эпилога. Главы написаны почти «онегинской строфой», в каждой из них, как у Пушкина, по 14 строк, но не всегда соблюдается пушкинский ритм, несколько раз (как и в романе Пушкина), повествование прерывают вставные элементы: песни, письма, развернутый диалог с обозначением имен говорящих.

Действие первой главы «Продолжения» начинается сразу же после решительного объяснения Онегина с Татьяной в Петербурге, когда она сказала ему роковые слова:

 
Я вас люблю (к чему лукавить?).
Но я другому отдана;
Я буду век ему верна.
 

Разоренов описывает душевное состояние Татьяны после этого объяснения:

 
Татьяна, жалкая Татьяна!
Еще ты любишь все тирана.
Который жизнь твою сгубил
Твоей любви не оценил…
Наступила полночь. Но Татьяна не может заснуть.
И вот в ее воображеньи —
Пред ней Онегин все стоит:
Вот он колени преклоняет,
Бледнеет, плачет и дрожит,
Как сильно, бедный, он страдает!
 

Татьяна вспоминает прошлое: жизнь в родительском доме, первое объяснение с Онегиным. Она понимает, что любит его по-прежнему, но

 
… твердо уж она решила,
Как ни был мил и дорог он
Молчать о прошлом, как могила,
Храня супружества закон:
И ей ли сделать преступленье?
Нарушить честь? Какой позор!..
Нанесть супругу оскорбленье!..
 

Впрочем, так убеждал ее рассудок, сердце же не хотело слушать его доводов:

 
Меж тем ее унылый взор
В толпе волнующей блуждал
И все кого-то там искал…
 

Евгений Онегин, «чтобы забыть любви страданья», сначала хотел было жениться, но, решив, что этим он только погубит будущую жену, сам же все равно останется «с разбитым сердцем и душою», пустился в разгул. Тройки, шампанское, цыгане, арфистки, карты не смогли отвлечь его от дум о Татьяне, он

 
Не мог никак себя заставить
Забыть Татьяны сладких слов:
«Я вас люблю, к чему лукавить…»
 

Тогда Онегин уезжает в Париж и там предается разгулу.

 
Пошел кутеж за кутежом,
И заварилась та же каша
В большом парижском том горшке,
И трудовая деньга наша
Встряхнулась в толстом кошельке
И стала таять, словно лед,
Который солнышко печет.
 

Разоренов включает в свой роман и авторские отступления, в которых по ходу рассказа делает философские, моральные или эстетические обобщения, но надо отметить – почти всегда в них присутствует социальный оттенок. Вот, например, авторское отступление после описания кутежей Онегина в Париже:

 
Вы скажете: «Такой кутила
Лишь в низких классах может быть!»
Согласен! но не в этом сила,
А кто желает как кутить:
Одни от горестей кутят,
А те жить весело хотят.
Во всех есть классах исключенье,
Кто как какую жизнь ведет;
И так, какое ж в том сомненье,
Что наш герой изрядно пьет?
В нем не было к тому влеченья —
Желал бы даже он не пить,
Он жаждал лишь в вине забвенья, —
Чтобы тоску любви забыть.
У всех во всем свои причины,
Всех может горе посетить,
Но в дни невзгоды и кручины —
Не каждый может трезвым быть;
И эти люди пьют и пьют,
Но горя жизни не зальют!..
 

Разоренов относится к Онегину с явной симпатией, и из той «бездны порока», в которую бросила Онегина несчастная любовь, он выводит его к духовному прозрению.

Из Парижа Онегин возвращается в Россию и уезжает в свою деревню. (Разоренов не описывает ее, потому что с ней «читатель наш давно знаком».) Отдохнув с дороги «дня два», Онегин выходит прогуляться в поля.

 
Жара, кипит в полях работа —
Крестьяне всюду косят, жнут,
С утра до ночи капли пота
С их лиц обильные текут.
Онегин, полный размышленья,
Как будто с чувством уваженья.
Глядит, как трудится народ,
На эту силу, этот пот,
И даже чувство сожаленья
Невольное проснулось в нем:
«Как люди те до утомленья
Работают?.. своим трудом —
Всех кормят, сами же порой
Страдают тяжкою нуждой!..»
 

Тут, конечно, сказался в Разоренове крестьянин. Вообще симпатия автора к Онегину зиждется на том, как он представляет отношение пушкинского героя к крестьянам, и впоследствии рассказ о судьбе Онегина завершается именно этой линией.

Онегин заходит в деревню и видит сидящего на завалинке старика слепца, заводит с ним разговор, предлагает денег, но старик отвечает, что счастье не в деньгах, а «в доброй жизни». Эта мысль поразила Онегина, и он решает вести «добрую жизнь».

Затем в церкви Онегин встречает «старушку Ларину» – мать Татьяны – и получает приглашение на обед.

Разоренову очень дороги пушкинские герои, поэтому ему всегда хочется сказать о них доброе слово, отметить достоинства. «Старушку Ларину» он сравнивает с ее гостьями-соседками, «типами старых людей», и находит в ней весьма существенное отличие от них:

 
Но здесь – хозяйка исключенье
Из этой касты потому,
Что к ней коснулось просвещенье —
Она училась кой-чему.
В младые годы жизнь в столицах,
И чтенье книг, и зрелость дум,
Когда еще была в девицах,
Развили в ней природный ум.
Конечно, в новом поколенье
Она отставшая б была,
Но верно то, в чем нет сомненья, —
Она от типов тех ушла.
Итак, почтенных тех гостей
Она ученей и умней.
 

Ларина приводит Онегина в комнату Татьяны, в которой все осталось так, как было прежде, и предлагает:

 
В альбомы Танечки взгляните,
Ее рисунки посмотрите,
Стишки в них можете писать —
Пускай прочтут – она и зять.
 

Онегин рассматривает альбомы Татьяны, среди рисунков и переписанных стихов известных поэтов он находит

 
…стихотворенье —
Ее, конечно, сочиненья.
 

Далее идет стихотворение в том же духе, как и «Не брани меня, родная».

 
Чуть лишь в небе зорька
Вспыхнула, зарделась —
Вдруг все небо тучей
Темною оделось.
Нет, не зорька тучей
Темною закрылась, —
А в мое сердечко
Горе заронилось.
Сердце мое, сердце,
Что с тобою сталось?!
И за что так рано
С горем ты спозналось?
Уж за то ль, что сильно
Вдруг ты полюбило —
На любовь ответа
Ты не получило?..
Так страдай же, сердце,
Без его участья, —
Знать, такая доля,
Что не знать мне счастья.
 

Онегин чахнет, заболевает чахоткой и умирает.

Перед смертью он пишет письмо Татьяне:

 
Любовь меня во гроб ведет…
Желал бы жить я и любить;
Но жить без вас – одно мученье:
На вас лишь издали смотреть —
Одно в вас видеть сожаленье;
О нет, уж лучше умереть.
 

Описание похорон кончается разговорами, которые ведут в толпе, что он, мол, «был хороший человек», «ему бы жить да жить» и что «знать, тому так должно быть», а также очень важным для трактовки Разореновым образа Онегина вопросом и ответом:

 
– А чем крестьян он наделил?
– Чем? Всех на волю отпустил!
 

Тут бы можно завершить роман, но Разоренов взял на себя обязанность довести повествование до конца и выполняет обещание.

В двух главках он рассказал (правда, очень сжато – одна глава содержит в себе две строфы), как «постарел и поседел» «старый добрый муж» Татьяны, как постарела она…

Завершает «Окончание» элегический «Эпилог».

На старое кладбище приходит «старуха дряхлая с клюкою», она посещает две могилы – мужа и Онегина.

 
Увы! давно старуха эта
Когда-то прелестью цвела,
Блистала в высшей сфере света —
Татьяна жалкая была.
 

(Последний эпитет – художественный просчет автора, он вовсе не хочет сказать, что Татьяна выглядит «жалкой» на кладбище, автор напоминает читателю первую строку своего романа. Именно там появляется эпитет: «Татьяна, жалкая Татьяна!», да и тут слово «жалкая» надо понимать как «достойная сочувствия, сожаления».)

Завершается же «Эпилог» по законам жестокой городской баллады:

 
И вскоре свежая могила
На кладбище виднелась том:
Она Татьяну приютила,
Почившую последним сном…
 

О литературных достоинствах сочинения Разоренова говорить не приходится, хотя в свое время В.А. Гиляровский считал, что оно написано «недурным стихом». Да и не это главное.

Главное здесь, что в «Продолжении и окончании» Разоренов показывает, каким литературный персонаж – Евгений Онегин – явился в девяностые годы XIX века поэту из низших слоев народа – человеку «низкой культурной среды» и живущему «под давлением… невыносимых социальных и политических условий».

Впрочем, это как бы ответ на вопрос самого Пушкина об Онегине:

 
Скажите, чем он возвратился?
Что нам представит он пока?
Чем ныне явится?..
 

* * *

Со времени «Продолжения и окончания «Евгения Онегина» А.Е. Разоренова минуло еще более полувека. За это время Россия пережила три революции – Первую русскую, Февральскую и Октябрьскую, четыре войны – русско-японскую, Первую мировую, Гражданскую и Великую Отечественную, одна историческая эпоха сменилась другой. Но герои романа в стихах А.С. Пушкина продолжали жить все той же бурной литературно-действительной жизнью.

Конечно, новые времена – новые песни, но и человек середины XX века хочет – из любви к литературным героям и страстного желания им добра – переменить их судьбу в соответствии со своим человеческим пониманием счастья.

Один мой друг, работавший на радио, передал мне копию письма, присланного одной слушательницей в начале пятидесятых годов. Хотя оно не облечено в стихотворную, да и вообще в какую-либо художественно-литературную форму, тем не менее это настоящее творческое произведение, к тому же отражающее основное направление тогдашней нашей литературы, получившей у литературоведов наименование «теории бесконфликтности».

Письмо привожу с исправлением орфографических ошибок и небольшими сокращениями повторений.

«Уважаемый Театр у микрофона, мне очень нравится опера «Евгений Онегин».

30 лет я слушаю эту оперу и никак не могу примириться со смертью Ленского и горем Тани. Мне жаль его, такого хорошего, пылкого поэта. Как он красиво поет, как всё и всех любит, какой он милый, и смелый, и одаренный человек всеми необыкновенными качествами, и вдруг – смерть! Я с этим никак не согласна и хочу просить вас, мастеров искусств, нельзя ли сделать так, чтобы Ленский не умирал, а остался жив и счастлив?

Поверьте мне, если бы был жив Александр Сергеевич Пушкин, я бы его просила, чтобы он заменил смерть Ленского на жизнь.

Но Пушкина нет живого, и я хочу просить вас, художников и мастеров искусств, обновить оперу, воскресить Ленского и осчастливить Татьяну.

Вот моя личная идея для воскрешения Ленского. В эту последнюю роковую минуту, когда он зовет Ольгу: «Приди, приди, мой друг, я твой супруг», пусть придет Ольга. Она упадет перед ним на колени и станет его просить пощадить себя ради ее любви к нему, и тут Ленский узнает, что Ольга его любит так же крепко, как он ее, от радости забывает про дуэль. Они, обнявшись, целуются, и в этом виде их застает Онегин, приехавший на дуэль. Ольга, оставив Ленского, подходит к Онегину, берет у него из рук его пистолеты и бросает их в сторону, а Онегину подносит хорошую пощечину за его злую шутку над Ленским, и этим дуэль кончается.

Оскорбленный и опозоренный, Евгений уезжает с дуэли и покидает свои края, как после смерти Ленского. Вот вам Ленский жив и счастлив. Он женится на Ольге.

Как видите, мои пожелания ничего не изменили в опере, а наоборот, добавился еще один интересный момент, и несчастье заменилось счастьем.

Татьяна, такая скромная, милая и добрая девушка, полюбила этого сумасброда Евгения и теперь всю свою жизнь должна, бедняжка, плакать по нем. Мне очень жаль ее, и я пожелала ее горе заменить радостью.

И вот как: когда она читает письмо Онегина и плачет, а Онегин стоит перед ней на коленях и целует ее руку, в дверях появляется генерал – муж Татьяны. Он от неожиданности замирает на месте, а те не видят генерала и все продолжают до конца, как и сейчас. Они поют: «Счастье было так возможно, так близко». Евгений умоляет Таню покинуть все… Но когда Татьяна говорит: «Моя судьба уж решена, прощай навек» и, рыдая, падает на стол, за которым она сидела и читала письмо Онегина, генерал, узнав, в чем дело и почему Таня плачет, подходит к ней и начинает ее утешать. Он берет ее за руки и говорит, что ради ее счастья он пожертвует своею любовью и всем богатством и вернет Тане свободу. Он говорит, что сам видит, что она ему не пара, он стар, а Таня молода и любила и сейчас любит этого красивого и молодого человека, который сейчас стоит здесь перед нею на коленях.

Генерал говорит Онегину: «Я тебя должен бы застрелить на месте, ты этого вполне заслуживаешь, но я оставляю тебе жизнь из любви к Тане. Она тебя ведь любит, и ты должен на ней жениться, а если ты еще ее оставишь, я тебя тогда застрелю. А сейчас довольно вам обоим плакать, умывайтесь, одевайтесь, да будем свадьбу справлять, я вас благословляю».

Генерал берет их за руки, ставит рядышком и благословляет. Они от радости такого конца падают к его ногам и благодарят его за его великодушие.

Здесь, как видите, роль генерала заставит публику долгое время быть в оцепенении трагической развязки: все знают, как поступают мужья с женами и их любовниками, и будут ожидать еще одной дуэли, генерала с Онегиным, а тут, к великому удивлению, вместо дуэли – свадьба! Я вполне уверена, что такой конец понравится публике еще лучше, чем теперешний…

Я, конечно, вас не заставляю, а прошу, если это возможно, поставьте хотя бы один раз, и вы увидите и услышите отзывы публики, и она вам скажет, что лучше…

В наше время все возможно: старое заменить новым, горе заменить радостью, а смерть жизнью.

Ведь в наше время реки текут в обратный путь и моря появляются на суше, и ничего худого, по-моему, не будет, если Ленский воскреснет, а Татьяна возрадуется.

Жду вашего ответа.

К сему (подпись и адрес).

Секундантов с дуэли Ленский приглашает к себе на свадьбу, и они вчетвером возвращаются домой, а Онегин уходит домой один».

Об иной трактовке последней сцены «Евгения Онегина» задумывался также Петр Ильич Чайковский, когда писал оперу на сюжет пушкинского романа. Но ему финал представлялся более драматичным, почти трагическим: в нем Онегина, по замыслу композитора, настигает заслуженное возмездие. Именно в таком варианте предстала перед зрителями опера на первом представлении.

Известный музыкальный критик Г.А. Ларош посвятил разбору оперы П.И. Чайковского «Евгений Онегин» большую статью, в которой анализировал и музыку, и литературное содержание. Он пишет и о первом представленном публике финале оперы. «Я видел последнюю картину и так, – пишет он, – что Евгений и Татьяна целовались и обнимались, себя не помня от страсти, и так, что она сидела, а он стоял, как в самой корректной французской пословице (т. е. водевиле. – В.М.)».

Далее сюжет развивался таким образом: тут входит муж – генерал Гремин и видит эту сцену, Татьяна падает в обморок, генерал бросает Онегину перчатку, вызывая его на дуэль. Онегин, предполагая, что поединок кончится не в его пользу, поет: «О смерть, о смерть, иду искать тебя!»

К следующему представлению П.И. Чайковский переделал финал оперы. Его брат М.И. Чайковский в книге «Жизнь П.И. Чайковского» так объясняет эту перемену: «Татьяна, упавшая в объятия Онегина, пятью минутами поцелуев и объятий практически опровергла свое знаменитое «но я другому отдана и буду век ему верна». Петр Ильич скоро почувствовал кощунственность этой переделки и восстановил сцену по Пушкину».

В 1996 году московский театр «Новая опера» в постановке оперы Чайковского использовал отвергнутый автором вариант финала, но этот опыт вызвал отрицательную реакцию публики и критиков. Опыт показывает, что при искажении авторского текста и формы классического произведения экспериментатор может добиться эффекта шумного скандала, но никогда подобный эксперимент не бывает настоящим художественным произведением.